Охотники за каучуком

ГЛАВА XIV

Путем какого странного стечения обстоятельств Маркиз, так превосходно переодетый и загримированный, встретился с Винкельманом, и с индейцем Табирой и разыграл эту смелую комедию, которой ему удалось провести и одурачить Диего, этого хитреца из хитрецов и самого недоверчивого из людей?!

Но, вероятно, читатель уже сам об этом догадался, а потому мы удовольствуемся только тем, что подтвердим его догадку несколькими краткими словами.

Читатель, вероятно, еще помнит: при расставании Шарль дал эльзасцу следующую инструкцию: пользоваться деньгами по своему усмотрению, затем соединиться с Табирой у развалин серингаля, где тот тем временем должен был заняться розысками уцелевших во время погрома бывших служащих, и, посоветовавшись с ним, продолжать действовать сообща, имея в виду ближайшее возвращение Шарля Робена на Тартаругал-Гранде.

При содействии того же французского негоцианта, Винкельман приобрел эгаритеа (то есть небольшое судно) и нанял нескольких матросов тапуйев, тщательно отобранных все тем же его соотечественником. Нагрузив свое небольшое судно хорошими запасами продовольствия и раздобыв превосходнейшее огнестрельное оружие, с соответствующим количеством боевых патронов, он рассчитывал произвести, в случае необходимости, вооруженное нападение на Озерную деревню.

Решившись даже разыграть роль бразильского офицера, действующего по предписанию местных властей, чтобы тем самым сильнее воздействовать на умы в сущности весьма трусливых жителей деревни, он заказал себе прекрасный мундир капитана морской пехоты и двенадцать комплектов солдатского обмундирования, которые и уложил в особый ящик.

После того он спешно направился на Арагуари, куда и прибыл после довольно продолжительного, но совершенно благополучного плавания.

Табира, давно уже бывший на своем посту, успел за это время собрать кое-кого из своих бывших товарищей, бродивших в лесу без убежища и без дела со времени страшного разгрома.

Что же касается остальных служащих серингаля, негров и индейцев с женами и детьми, то все они перебрались на верховья реки, выше порогов, где и ютились временно, и откуда их во всякое время можно было вернуть.

Посоветовавшись, эльзасец и Табира решили подняться на эгаритеа до фазенды, владелец которой проявил такое сочувствие горю Шарля. Здесь они основали свою штаб-квартиру и отсюда отправились, со всевозможной осторожностью, к окрестностям Озерной деревни, чтобы там, на месте, обсудить и подготовить вооруженное нападение на тот случай, если непредвиденные обстоятельства помешают мирным переговорам.

Винкельман, имея в своем распоряжении еще довольно крупную сумму, взял на себя смелость вернуть фазендейро деньги, одолженные им его господину. Фазендейро проникся еще большим доверием к Шарлю Робену и стал одним из самых деятельных и усердных союзников молодого француза.

Зная, что беглые кайенские каторжники находятся в Озерной деревне и опасаясь быть узнанным ими, эльзасец преобразился в мулата, что он осуществил без особых затруднений, натерев себе лицо, руки и все тело соком генипа.

Затем он отправился дальше, в сопровождении Табиры и еще двух индейцев, оставив остальных индейцев, как и эгаритеа и весь ее экипаж, временно в фазенде.

Они бродили уже около недели вокруг Мукамбо, стараясь разведать привычки и образ жизни пленников, изучая местность и изыскивая средства завязать связи с госпожой Робен.

Табира дважды отважился пробраться в саму деревню днем и вернулся с самыми точными указаниями относительно ее расположения, после чего очередь пришла и эльзасцу. Винкельман с удивительной смелостью, присутствием духа и невероятным хладнокровием явился к лавочке, где выдал себя, благодаря основательному знанию португальского языка, за солдата, дезертировавшего из Макапы, и был радушно принят завсегдатаями корчмы, благодаря своей щедрости на угощение. Пробыв некоторое время в этой веселой и дружелюбной компании, он под вечер преспокойно ушел из деревни, сказав, что идет разыскивать товарищей, скрывающихся в лесу, и вдруг неожиданно столкнулся с Маркизом.

Маркиза он отлично помнил и в лицо, и по имени, несмотря на то, что видел всего только один раз в продолжение часа, когда Маркиз и его товарищи садились на пароход «Симон Боливар» вместе с Шарлем.

— Господин Маркиз! — шепнул он мимоходом молодому человеку и при этом сделал ему знак следовать за собой.

— Кто назвал меня по имени? Кто вы такой? — спросил актер, недоумевая, кто мог окликнуть его по имени, да еще по-французски, и кто такой этот мулат, которого он никогда раньше не видал.

— Шш! Будьте осторожны! Бога ради, ни одного лишнего слова, ни одного жеста, который мог бы возбудить подозрение! Доверьтесь мне! Я — не мулат, а француз, один из слуг господина Шарля Робена… вашего спутника на пароходе «Симон Боливар». Вспомните человека, который помогал грузить ваш багаж, это был я!

— Я отлично помню! .. Так идите прямо, притаитесь там в рощице камбузов… Я приду туда, как только будет возможно!

Винкельман продолжал идти дальше, не замедляя и не ускоряя шага, все той же небрежной, ленивой поступью человека, которому спешить некуда, не поворачивая головы и рассеянно блуждая взором по сторонам.

К счастью, произнесенные им по адресу Маркиза слова никем не были услышаны.

— Боже мой, Боже мой! Какими судьбами этот человек, которого я оставил на пароходе вместе с господином Робеном, очутился здесь! — думал Винкельман, удивленный до крайности этой неожиданной встречей…

— О каком новом несчастье придется мне услышать от него? Уж не случилось ли чего-нибудь и с моим добрым господином?

Впрочем, его беспокойство продолжалось недолго. Артисты пользовались почти с самого начала относительной свободой, а потому могли беспрепятственно ходить где угодно и в какое угодно время, но, конечно, лишь на известном расстоянии от деревни. Маркизу без особых хлопот удалось уйти из деревни и свидеться в чаще с Винкельманом, поджидавшим его там.

Во время этого первого свидания, весьма непродолжительного, впрочем, из опасения возбудить подозрения, они ознакомили друг друга с положением дел с той и другой стороны и расстались, условившись свидеться снова, чтобы обсудить необходимые для общего спасения меры.

Надо ли говорить, что в течение тех трех дней, которые прошли между этим первым и следующим за ним свиданием, воображение и мысль молодого артиста, всегда столь пылкие и живые, работали более усиленно, чем когда-либо. Как освободить пленных? Десятки планов роились у него в голове.

Первоначальная идея Винкельмана — превратиться в мулата, затем в капитана бразильской армии и выдать себя за лицо официальное — вдохновила Маркиза.

В его чемодане и в чемоданах его товарищей хранилось немало костюмов, соответствующих всяким случаям жизни и пригодных для исполнения самых разнообразных ролей. Он перебрал содержимое всех трех чемоданов и собрал прекрасную полную парадную форму, которая была уже подробно описана нами раньше и могла ввести в заблуждение даже и такого предубежденного и недоверчивого человека, как Диего. Накладная бородка, ордена, шпага и очки, — все было налицо в гардеробе странствующих артистов.

Затем он стал обдумывать и изучать свою речь, свои жесты и движения, свою осанку, словом, входить телом и душой в свою роль.

Он решил сыграть уполномоченного от бразильского правительства; зная тайные мечты Диего, предложить от имени бразильского правительства миллион золотом и затем, распростившись, как подобает такому высокому лицу, — вернуться на свое судно, а ночью вырыть клад, перенести все золото на эгаритеа и в назначенный день и час вручить Диего, взамен пленных, миллион золотом!

Одурачить таким образом этого чернокожего негодяя, уплатить ему его же собственным золотом, освободить пленных, благодаря этому обману, — все это было в высшей степени заманчиво, особенно для прирожденного актера.

Товарищи, Фриц и Раймон, всей душой одобрили этот план и без всяких оговорок согласились со всеми его подробностями.

Вечером того же дня, когда состоялось третье свидание, Маркиз, тщательно упаковавший свой костюм, поцеловал своих друзей и тихонько отправился к Винкельману и Табире, уже поджидавшим его. Мы уже видели, как блестяще и удачно Маркизу посчастливилось провести свою роль и как одно пустячное обстоятельство разом разрушило этот блистательный план, уже близившийся к полному своему осуществлению.

Теперь вернемся на Марони, в роскошную усадьбу плантации «Бонн-Мэр», где несчастный Шарль Робен вместе с отцом и старшим братом также строил план освобождения своей семьи.

Проект Анри встретил всеобщее одобрение, и решено было тотчас же приступить к приготовлениям.

Время не терпит; нельзя терять ни минуты: трехмесячный срок весьма короток, если принять во внимание громадность расстояний и трудность путей сообщения.

Самым важным было, конечно, раздобыть как можно больше золота, и старик Робен, желая увеличить добычу драгоценного металла, на другой же день сам отправился на прииски с добавочным отрядом рабочих.

С этой стороны не предвиделось никакой задержки или помехи; прииск был богат, и необходимую для первого взноса сумму можно было получить в самом непродолжительном времени.

С другой стороны, Анри также не бездействовал: он поспешил отобрать из огромного персонала отца тридцать человек негров, из которых рассчитывал создать свой боевой отряд. Он мог брать наугад почти любого из этих людей, родившихся или по меньшей мере воспитанных и вскормленных на плантации «Бонн-Мэр»: на них вполне можно было положиться.

Смелые и отважные охотники, смолоду привыкшие обращаться с оружием и мастерски владеть им, несравненные гребцы, дети вольной саванны и девственных лесов, умеющие не хуже диких зверей прокладывать себе дорогу сквозь непроходимые чащи, способные выносить всевозможные лишения и безропотно встречать всякую опасность, трезвые и хладнокровные, преданные своему господину, как верные псы, благодарные семье Робена за то благосостояние, которое эти люди создали для них и для их семей, — они были неоценимые помощники.

Эти тридцать хорошо вооруженных негров, под командой умных и опытных людей, могли даже без кровопролития захватить убежище бандитов спорной территории.

Но самое важное было — приучить их к дисциплине, чтобы по возможности усилить еще более их природную решимость и отвагу.

Кроме того, Шарль очень рассчитывал, и не без основания, на содействие Винкельмана, Табиры и тех индейцев и негров из его бывших служащих, которых им удалось бы собрать вокруг себя на берегах Арагуари.

По его расчетам, усилия этих двух отрядов, действующих заодно, должны были дать самые блестящие результаты, хотя шайка разбойников превосходила их по численности во много раз.

Главное в таких делах — это быстрота и точность. Надо будет добиться и того, и другого.

Однако, вернемся к самим фактам.

Трех недель оказалось достаточно для подготовки задуманной экспедиции; так много старания было приложено с обеих сторон: и со стороны обучающих, и со стороны обучающихся.

Золотая россыпь тоже не обманула возложенных на нее ожиданий и расчетов. Она все это время давала блестящие прибыли. Восемь больших слитков, весящих каждый по 8, 334 килограмма стоимостью в 200, 016 тысяч франков, были тщательно уложены в массивный ларец из палисандрового дерева. Люди также были в полной готовности. Их военная выучка оказалась более чем достаточной для предстоявшей им задачи. Главное, они научились повиноваться с поразительной быстротой и точностью каждому слову команды и усовершенствовались в умении владеть своим скорострельным оружием.

Припасы и прочее были погружены на прекрасный голет вместимостью 50 тонн.

Настал час отправления. Почти все население плантации толпилось на «Мысе кокосовых пальм». Маленькая флотилия пирог, которые должны доставить военный отряд на голет, стоявший на якоре приблизительно в 40 километрах отсюда вниз по течению реки, приготовилась к отплытию.

Наконец, отъезжающие в экспедицию обменялись последними приветствиями с оставшимися на плантации, и пироги помчали их к судну.

Как только люди пересели на судно, голет тотчас же снялся с якоря. Спустя две недели он входил уже в устье Арагуари.

Голет поднялся по Арагуари до притока Апурема. Робен-отец, его сыновья — Анри и Шарль, и Николай, их доверенный слуга, последовавший за семьей Робен из Парижа и никогда не расстававшийся с ней с момента их переселения в Гвиану, высадились ночью, с величайшими предосторожностями, у самого слияния этого притока с рекой.

Решено было пешком добраться до окрестностей Озерной деревни, причем никто даже не подумал о трудностях подобного путешествия и опасностях, которые могли им встретиться.

И в самом деле, что значили для этих сынов тропической природы болота, населенные мириадами злокачественных насекомых? Что значили бесчисленные реки, ручьи и потоки, через которые приходилось переправляться то вплавь, то вброд? Что значили утомительные переходы, зной, ливни и усталость?!

Каждый уверенно пустился в путь, неся на себе все свое оружие, гамак и тридцать килограммов съестных припасов, как будто собравшись на приятную загородную прогулку. Голет пошел вверх по реке до фазенды на Апурема, с Шарлем и двумя неграми. Здесь он застал лодку Винкельмана с индейцами, терпеливо ожидавшими возвращения эльзасца, отправившегося вместе с Табирой и маленьким отрядом, привезенным им из Пары, на разведку.

Шарль, зная преданность и ловкость этих двух союзников, уверенный в их осторожности и предусмотрительности, рассчитывал явиться на условленное место встречи приблизительно за два дня до них. Так как его роль была совершенно мирная, он хотел отправиться в карбет в сопровождении только двух негров.

Он, конечно, мог рассчитывать, что отряд Винкельмана, расположенный под прикрытием леса в окрестностях Озерной деревни, неизбежно встретится с отрядом его отца и брата.

Табира, не раз ездивший с ним на Марони, прекрасно знал в лицо не только его отца и брата Анри, но и большинство из бони, служивших и работавших на плантации. От них он должен был узнать план и присоединиться к ним со своим отрядом для подкрепления.

Совершенно обнадеженный, Шарль отправился на пироге тем же самым путем, каким следовал здесь три месяца тому назад; он не спешил, так как времени было еще много, прибыл на условленное место, то есть к карбету на Тартаругал-Гранде, за два дня до срока, назначенного ему Диего, и временно поселился в этом никем не занятом жилище.

Затем потянулись долгие часы томительного и тягостного ожидания.

Накануне, поутру, он отправил двух своих негров на вершину горы с приказанием зажечь там большой костер, который они должны были поддерживать в продолжение всей ночи, и остался теперь совершенно один. Сидя в своем гамаке, он предавался мучительным мыслям. Не ощущая укусов бесчисленных насекомых, облепивших его со всех сторон, позабыв даже мучивший его голод, он не заметил, как наступил закат солнца, о котором так громко возвещают своим криком гуарибы (ревуны). Вдруг он сильно вздрогнул: среди разнородных звуков, возвещавших о пробуждении леса и его ночных обитателей, среди этой знакомой ему симфонии, его привычный слух различил другой звук, так сказать, посторонний, необычный: нечто вроде шума травы и по временам — легкий звук бряцания чего-то металлического.

— Это, несомненно, идет вооруженный отряд, — подумал он, инстинктивно схватившись за револьвер. — Я здесь один — и почти беззащитный. Неужели эти негодяи хотят меня ограбить? Да нет же! Он, наверное, хочет получить весь выкуп полностью!

Осторожный, как прирожденный индеец, Шарль беззвучно выполз из своего гамака, выбрался наружу из карбета, притаился за большим кустом юкки и стал выжидать с сильно бьющимся от тревоги и нетерпения сердцем.

Ночь спускалась на землю. Вскоре светлое пламя вспыхнуло вдали и разгорелось ярким огнем на вершине горы, ставшей теперь невидимой на фоне потонувшего во мраке горизонта.

Между тем шум, встревоживший молодого плантатора, становился все явственнее и заметно приближался.

— Эх, черт возьми! — произнес по-французски звучный молодой голос.

— Наконец-то! А я уже боялся, что мы сбились с пути! Вот и сигнал, друг Винкельман!

— А вот и карбет, господин Маркиз! Господин Шарль, наверное, где-нибудь здесь неподалеку.

— Винкельман! Маркиз! .. — воскликнул Шарль, донельзя обрадованный и удивленный. — Вы здесь? Какими судьбами?

— Да, как видите, мой благодетель или, впрочем, не видите, а слышите! — отозвался Маркиз, ощупью отыскивая руку Шарля, которую он в конце концов нашел.

— Друзья мои, дорогие друзья мои… Что здесь случилось?

— Пока еще ничего особенного — простая неудача. Я, видите ли, с двумя моими товарищами случайно напал там, подле этой проклятой деревни, на клад, настоящий клад из тысячи и одной ночи. Мы с товарищами решили отдать все это золото, а его там были целые груды, на выкуп вашей семьи! Я даже придумал довольно удачный трюк для достижения этой цели, как вдруг странная, чисто дьявольская случайность разом разрушила весь наш план! Я сейчас расскажу вам все. Что касается вашей супруги, госпожи Робен, и детей, то вы можете быть спокойны; они все здоровы и сравнительно довольны! Впрочем, все устроены так, что вы завтра же увидите всю свою прелестную семью.

— Завтра! — воскликнул Шарль, все более и более удивленный.

— Да, завтра. Но позвольте мне, прежде чем начать рассказ обо всем этом, устроить наших людей: они совершенно зыбились из сил!

— Наших людей?

— Ну да, Винкельман, которого вы хорошо знаете, и ваш индеец Табира, да еще кучка краснокожих, вооруженных с ног до головы, все они устали, как собаки! К несчастью, невозможно зажечь свет, во-первых, потому, что у нас нет даже сальной свечи, а затем потому еще, что осторожность предписывает нам оставаться впотьмах. Но мы устроимся, как сумеем! Позвольте мне только расставить двух-трех часовых: трудно предвидеть, что может случиться…

Отдав все необходимые распоряжения с проворством и предусмотрительностью настоящего лесного жителя, Маркиз вернулся к Шарлю и начал ему рассказывать все по порядку едва слышным шепотом.

Шарль слушал его, не прерывая до самого конца.

— Так вы думаете, — сказал молодой человек, когда Маркиз закончил свою речь, — что этот негодяй, рассчитывая получить полностью весь выкуп, распорядится привести сюда всех своих пленных?

— Я уверен, что он явится сам: он ни за что не согласится доверить кому бы то ни было эту громадную сумму!

— Господи! Что это только будет, когда он увидит, что у вас нет всего этого золота, которое он думает получить?

— Да ведь нас здесь четырнадцать хорошо вооруженных человек, да еще ваши два негра, поддерживающие костер там на горе! Это уже шестнадцать. Мы спрячемся здесь поблизости и в нужный момент с быстротой смерча нападем на него!

— Ну, а если он прикажет своим черномазым негодяям сопровождать себя? Если нам придется иметь дело с сотней этих разбойников, что мы тогда будем делать? Шестнадцать человек, будь они смелы, как львы, и вооружены целым арсеналом превосходнейшего оружия, все же ничего не могут поделать против ста человек! Право же, это средство слишком рискованно, милый друг!

— А потому мы прибегнем к нему лишь в крайнем случае. Вы будете как будто одни — и всецело поглощены вашими условиями торга и выкупа. И тогда одно из двух: или он будет здесь с многочисленным отрядом, и мы останемся смирно сидеть в кустах. Вы уплатите ему обещанную на этот срок сумму, а он, не видя меня, подумает, что я несколько задержался, что весьма возможно при затруднительности здешних сообщений. Если же силы наши будут равны, я предстану перед ним в наряде уполномоченного, вступлю с ним в переговоры, объявлю, что миллион здесь, на лицо, в моей пироге, и в заключение выхвачу из кармана револьвер и прострелю ему голову. Этот выстрел будет сигналом для наших людей; они стремительно накинутся на его людей с шумом и гамом, которые заставят их поверить, что врагов не 16, а 100, и, пользуясь первым моментом их замешательства, перебьют всех, кто только вздумает сопротивляться.

Шарль, почти убежденный этими доводами, готов был согласиться на этот план, не имея в своем распоряжении ничего лучшего, как вдруг ему вспомнилось решение, принятое его отцом и братом.

— А я чуть было не забыл, — сказал он сдавленным голосом, — что завтра, ровно в полдень, мой отец должен напасть со своим отрядом на деревню и вооруженной силою вырвать из рук негров мою жену и детей. Неужели они подвергнут себя совершенно бесполезной опасности, в то время как мои бедные дети и жена будут уведены сюда? Неужели им предстоит схватка с чернокожим разбойником? А если мы не справимся с ним? Что произойдет тогда, когда их приведут обратно в деревню? .. Каких страшных и ужасных репрессий с его стороны должен я опасаться для них?

Перед такими доводами Маркиз принужден был смолкнуть.

Оставалось только надеяться, что Диего явится сюда с небольшой горстью своих приближенных или что Робены, отец и сын, узнав каким-нибудь образом, что пленных под конвоем отводят в какое-то надежное место, последуют тайно за ними, скрываясь в лесу и в кампо. Но на это, увы, было весьма мало надежд!

Однако эти предположения оказались ошибочными: они упустили из вида одно, правда, самое невероятное и недопустимое: никто из них не предвидел, что Диего может не явиться на условленное свидание.

А потому можно себе представить их удивление и недоумение, а затем и безмерную тревогу, когда назначенный для свидания день стал медленно клониться к концу, а ни негра, никого из обитателей Озерной деревни не было видно.

Шарль был близок к умопомешательству. Какие таинственные причины могли удержать беспредельно жадного до денег Диего? Какая ужасная катастрофа грозила вновь всем надеждам бедного молодого плантатора?

Друзья его не находили слов для утешения и молча оставались свидетелями его страшного горя и отчаяния, от которых у них у самих сжималось сердце. Вдруг им показалось, что там, за темным лесом, раздаются глухие неравномерные удары, едва уловимые в тишине ночи. Их можно было принять за выстрелы из огнестрельного оружия.