Охотники за каучуком

ГЛАВА XV

Уж, конечно, не по своему желанию Диего не явился на условленное свидание в карбет на Тартаругал-Гранде. Неожиданная помеха остановила его на полпути.

Более того, он был взбешен этой задержкой, так как серьезно верил в посольство от бразильского правительства.

Заставить Шарля Робена терзаться неизвестностью и мучиться ожиданием было бы для него, пожалуй, даже приятной шуткой: самая мысль причинить страдания человеку белой расы являлась для него своего рода наслаждением. Но оказаться не пунктуальным по отношению к дипломату, особенно, если свидание с ним предвещало деньги и всякие блага, это, действительно, могло вызвать у Диего злокачественную лихорадку и разлитие желчи.

Между тем все произошло по его же вине.

Как только он почувствовал себя владельцем сокровищ, найденных его людьми в погоне за тату, у него в голове засела одна мысль — скрыть эти сокровища в таком надежном месте, где бы они были недоступны ни для кого. Но где найти такое место?

— Хм! Вот блестящая мысль! — воскликнул он, ударив себя по лбу. — Я перевезу все это золото на «Симона Боливара». Судно стоит в надежном месте; о существовании этого озера мало кто знает, пароход тщательно скрыт и замаскирован так, что увидать или разыскать его трудно. И хитер должен быть тот, кто разыщет его там. До срока, назначенного мне этим раззолоченным шутом, остается еще три дня; этого более чем достаточно, чтобы побывать на озере и, вернувшись оттуда, поспеть к условленному времени в карбет на Тартаругале.

Горя желанием покончить с этим делом побыстрее, Диего тотчас же приказал отнести корзины с золотом в самую большую из своих пирог, выбрал из числа своих людей самых надежных и немедленно отправился к месту швартовки присвоенного им парохода. Как человек, в высшей степени осторожный или, вернее, недоверчивый, он усадил с собой на пирогу и двух артистов, Фрица и Раймона, чтобы те не сбежали, как это сделал на днях их товарищ Маркиз, непонятное исчезновение которого сильно тревожило его.

Кроме того, перед своим отъездом он увеличил вдвое число стражей, на обязанности которых лежало поочередно караулить жилище госпожи Робен и ее семейства. Строжайше наказав им не допускать ни под каким видом связей с пленниками и преподав самые подробные наставления одному из своих самых верных людей, которого он оставлял в деревне, Диего успокоился.

Доставка золота прошла вполне благополучно, точно так же, как и упаковка его в денежный ящик парохода, по-прежнему неподвижно стоявшего в тихих водах у берега маленькой скрытой бухточки. После этого пирога, не теряя даром времени, направилась обратно в Озерную деревню.

Пирога прошла благополучно более половины пути, и Диего, довольный успехом экспедиции, щедро вознаградил обильными порциями тафии своих гребцов. Вдруг тяжеленное дерево, вышиною более сорока метров, покачнулось и с оглушительным шумом рухнуло, увлекая за собой соседние молодые деревья, сплетенные с ним крепкой и непроницаемой сетью лиан. Громадный ствол лесного великана, обрушившись на носовую часть пироги, проломил оба борта и уложил на месте троих гребцов, а все оставшиеся в живых пассажиры и гребцы были опрокинуты в воду.

Пролив был не особенно глубок, и Диего, вероятно, скоро бы утешился после этого происшествия, так как жизнь гребцов для него была сущим пустяком, если бы только упавший старый ствол не преградил путь.

Продолжать путь пешком было невозможно, так как по обе стороны пролива тянулись плавучие и наносные пески, перемежаясь с илистыми мелями, которые ежеминутно готовы были поглотить всякого, отважившегося ступить на них.

Но как человек, знающий цену времени и не теряющийся даже в самых неожиданных обстоятельствах, Диего решил немедленно вернуться на судно. Там были разные орудия, особенно топоры и пилы, с помощью которых можно было проложить или, вернее, прорубить проход для пироги.

Общими силами пирогу починили кусками коры с помощью лиан. Правда, она ежеминутно грозила затонуть, но все, кто не сидел на веслах, неустанно вычерпывали воду тыквенными чашками или ложками или просто совками, на скорую руку сделанными из этой же древесной коры.

И вот кое-как, с грехом пополам, оставшиеся в живых добрались, наконец, до парохода, сидя по колена в воде. Здесь пирогу основательно починили и привели в полную исправность, но это заняло чуть не целый день. Близилась ночь и приходилось ночевать на пароходе.

На другой день с рассветом пирога снова отчалила с полным набором необходимых орудий, и часам к десяти утра путники подошли к запруде, преграждавшей им путь.

Все принялись за работу, но, несмотря на их усердие, работа подвигалась медленно: эти гвианские деревья почти не поддаются ни пилам, ни топорам. Диего разбирала все большая досада на это промедление.

Вдруг один из работников, стоявший по пояс в воде, издал ужасный крик при виде страшно обезображенных остатков человеческого трупа.

— Что ты, дурак, чего испугался? — обрушился на него Диего.

— Это кайманы сожрали их в эту ночь!

— Ну так что же из того?

Действительно, работающих было много, шум был изрядный, и потому кайманы не осмеливались приблизиться к ним.

Вот уже полдень. Солнце палит нещадно, вода почти горячая, как в нагретой ванне. Все окончательно выбились из сил. Даже сам Диего, работавший рядом с подчиненными, чувствует непреодолимую потребность в отдыхе.

— Ну, часок отдохнем!

Перестали стучать топоры, пилы перестали скрипеть. Весь пролив, река и берега словно замерли, а кругом воцарилась тишина.

— Эй, да что это там такое? — вдруг спрашивает один негр. — Как будто гром гремит! ..

— Да нет! Небо ясно! Откуда же быть грому?

Через несколько минут этот отдаленный шум стихает, затем снова возобновляется, немного более частый и как будто более явственный.

— Тысяча чертей! — восклицает Диего, побледнев. — Я не ошибаюсь… это, несомненно, оружейные выстрелы! В деревне дерутся! .. А я здесь не могу сдвинуться с места, словно зверь в капкане!

Он, действительно, не ошибался: это звучали выстрелы, которые слышны были и здесь. Но он далеко не подозревал настоящей причины их, не подозревал всего значения этой перестрелки.

Вернемся теперь к Робинзонам Гвианы и неграм бони с Марони.

Трое предводителей маленького отряда очень разумно использовали свое время с того момента, как поселились в девственном лесу вблизи деревни. Благодаря неустанному наблюдению, благодаря и денным, и ночным разведкам и вылазкам, они превосходно изучили и расположение деревни, распорядок жизни и привычки ее жителей; узнали, где стояла хижина, в которой жила госпожа Робен со своей семьей, как велико число охранников и внешней стражи; знали даже об отсутствии Диего, хотя и не догадывались, куда именно он отлучился.

Последнее обстоятельство особенно радовало Робена и его сына, а также и Николая, их доверенного, хотя они не знали, чему следует приписать отсутствие грозного вождя.

Диего отправился на запад, вместо того, чтобы следовать в направлении к югу, то есть к Тартаругалу. Почему? Но не все ли равно? Самое важное, чтобы он отсутствовал подольше, особенно послезавтра, так как ровно в полдень маленький отряд должен был атаковать деревню и во что бы то ни стало освободить госпожу Робен и детей.

И вот этот с таким нетерпением ожидаемый день, наконец, настал. Чего-то он станет свидетелем?

С самого утра они выступили в поход и стали подходить к деревне, со всевозможной осторожностью, скрываясь за всеми кочками, пнями, обвалившимися деревьями, то продвигаясь вперед, то останавливаясь, прислушиваясь к малейшему шороху, пожирая глазами пространство и ожидая последних приказаний своего начальства.

Робен разбил свой маленький отряд на три взвода, по десять человек в каждом: одним из них он решил командовать сам, другой поручил сыну и третий — Николаю. Последние два должны были напасть на деревню с правого и с левого флангов, бегом пробежать по главной улице, опрокидывая на пути все препятствия, и подоспеть одновременно к жилищу госпожи Робен.

А сам старик тем временем решил идти прямо на хижину, чтобы взять ее штурмом, воспользовавшись неожиданностью этой внезапной атаки, от которой охрана и привратники невольно должны растеряться.

Сейчас без двух минут полдень. Тридцать человек солдат стоят наготове, ружья к ноге, и только ждут сигнала.

Старый переселенец, знающий их всех до одного и уверенный, что на каждого вполне можно положиться, медленно проходит вдоль фронта и, окинув их орлиным взглядом, говорит своим звучным, ласковым голосом:

— С Богом, друзья, идите и исполняйте ваш долг!

Затем раздается команда: «Вперед! Марш! " — и два маленьких отряда мгновенно трогаются с места беззвучным шагом хищников и исчезают в полях маниока, кукурузы и сахарного тростника.

— Теперь за нами очередь! — говорит старый Робен, обращаясь к людям своего отряда, и с проворством молодого человека, первый устремляется вперед с саблею наголо в правой руке и револьвером в левой.

Они идут перпендикулярно к главной улице деревни. Вот они уже достигли линии хижин, расположенных вдоль главной улицы. Эти хижины тянутся здесь не сплошным рядом, как дома на улицах города, а окружены садами, едва огороженными или вовсе не огороженными, и прячутся в тени громадных развесистых деревьев, по большей части фруктовых.

Робен и его люди видят перед собою жилище, где томятся пленники, его кровлю из листьев банана и высокую ограду из кольев, вбитых в землю. Это настоящая крепость.

Человек пятнадцать вооруженных стражей растянулись кругом забора в тени деревьев и, по-видимому, зорко сторожат заключенных.

Никто из них не спит: они хорошо знают, что наказ Диего должен быть свято исполнен.

При виде высокого белого, выскочившего, точно тигр, из-за кустов, при виде вооруженных с ног до головы негров, следующих его примеру с удивительной решимостью, стража мгновенно вскочила на ноги и схватилась за оружие, готовясь дать жестокий отпор, несмотря на неожиданность этого нападения.

Тот из них, который, по-видимому, является здесь начальником, тотчас же издает пронзительный крик, призывающий к оружию, и в то же время наводит свое ружье на Робена.

Последовал выстрел, но переселенец успел быстро отпрянуть в сторону, и пуля только пронзила плечо одного из его людей.

Бешеный рев раненого сейчас же заглушили свирепые крики его товарищей.

Робен уже снова устремился вперед.

— Брось ружье! — кричал он начальнику стражи тоном, не допускающим возражений.

Но тот хватает свое ружье за дуло и готовится бить прикладом, как дубиной.

С быстротой молнии старик бросается на него с обнаженной саблей и наносит смертельный удар по черепу бедняги; тот падает, обливаясь кровью, с головой, рассеченной пополам до самого основания носа.

— Ты сам того хотел, негодяй! — воскликнул старик.

Остальные, опешившие на мгновение от этого страшного удара, пришли в себя и навели свои ружья на негров бони.

— Ложись! — крикнул своим Робен.

Видя этот маневр, выполненный неграми с точностью и быстротой старых солдат, стража снова растерялась. А Робен тем временем успел уже скомандовать: «Целься! .. Пли! .. "

Грянул залп — десять часовых полегло: кто был убит наповал, кто слишком серьезно ранен.

Оставшиеся невредимыми четыре или пять человек, приведенные в ужас этим побоищем, бросили свое оружие и с воем кинулись в деревню.

В это время с обоих концов деревни донеслись звуки нескольких выстрелов.

— Все обстоит благополучно, — пробормотал Робен про себя — только бы с ним там ничего не случилось!

Затем, присматриваясь к ограде, которая теперь уже всего в каких-нибудь трех метрах от него, он продолжал все так же про себя.

— Да тут нужно пушку, чтобы ее пробить. Вот если бы они оттуда догадались открыть нам дверь!

Не теряя ни минуты, он подзывает одного из своих людей, самого сильного и самого рослого, приказывает ему стать к изгороди, прижаться к ней плотно спиной и стоять твердо.

— Слушаю, господин! — отзывается негр бони.

Тогда старик одним прыжком вскакивает ему на плечи и, ухватившись руками за вершину бревна, взбирается по нему. Повиснув на руках, он заглядывает в сад и зовет:

— Мери! .. Мери! .. Вы здесь?

Возглас ужаса, а вслед за ним радостный крик оглашают воздух.

— Боже! Отец! .. Это вы? .. Дети, мы спасены!

— Отоприте нам дверь, дитя мое… скорее! .. Время дорого!

Молодая женщина, недоумевая, задыхаясь от радостного волнения, стремительно бежит через сад к дому, расположенному в другом конце сада. Но ее тюремщицы, старые негритянки, столь ласковые и предупредительные к ней до этого времени, вдруг превращаются в бешеных фурий, видя, что их пленница хочет бежать.

Точно две гарпии, накидываются они на несчастную Мери, хватают ее за руки и своими длинными и крепкими, как когти, ногтями пытаются царапать ей лицо.

Робену некогда взобраться на частокол и придти на помощь молодой женщине. Но его внук Анри услыхал голос деда и прибежал в сад.

При виде его старик выхватывает из-за пояса свой револьвер и кидает его в сад на песок.

— Анри, защищай свою мать! — крикнул он мальчугану.

Ребенок схватил оружие и с криком хищного животного кинулся к матери, которая отчаянно выбивалась из рук двух черных фурий. Взведя курок, мальчуган прикладывает дуло револьвера ко лбу одной из негритянок и вопит голосом, полным гнева и гордости: «Уходи вон, женщина! Если ты только протянешь руку к моей матери, я уложу тебя на месте! "

В ужасе обе старухи, бормоча проклятия, отступают, а молодая женщина молит сына и словами, и взглядом:

— Анри, дитя мое, они всегда были добры и ласковы к нам, пощади их! .. Не проливай крови, сын мой!

Тем временем старик уже перелез через изгородь и, спустившись на руках по колу, спрыгнул в сад. Он спешит к молодой женщине, и его приветствуют радостные детские голоса:

— Дедушка! .. Милый, дорогой дедушка! А папа? Где наш папа?

— Шарль! Где Шарль? — с тревогой вопрошает и молодая женщина.

— Скоро вы увидите и его, дети мои, — отвечает старик, обнимая и целуя их наскоро, — мужайся, Мери! Вы сейчас будете свободны!

В этот момент выстрелы стали заметно чаще, крики громче и беспорядочнее: по-видимому, жители деревни защищаются энергично.

— Дверь! — кричит Робен. — Надо отпереть дверь!

И старик, все еще сильный, ловкий и решительный, как в былые годы, кидается к тяжелым массивным дверям с надежными деревянными засовами, срывает эти засовы, распахивает дверь и зовет своих людей:

— Сюда, друзья! Сюда!

И вовремя: свыше двухсот человек в большинстве вооруженных ружьями, теснят отряды, находящиеся под командой Анри и Николая.

Бони, выстроенные стрелковой цепью, отступают в строгом порядке, отвечая на огонь неприятеля, который производит адский шум, несравненно более ужасный, чем наносимый им ущерб.

Несколько бони ранены; но ни один еще не выбыл из строя, и все они в полном составе вступают в крепость, которая должна защитить их от нападающих.

Теперь только все три предводителя отрядов могут убедиться, как важно было обучить их маленькое войско. Не подлежит сомнению, что они были бы уничтожены, эти бони, если бы только держались врассыпную, как это у них принято.

— Анри! Дорогой брат! Николай, добрый друг мой! — восклицает Мери.

— А я уж не надеялась больше увидеть вас! Но где же Шарль? Отчего я не вижу его среди вас? Разве он не здесь?

— Нет, сестрица, Шарль не здесь! — ответил Анри. — Он теперь занят мирными переговорами, чрезвычайно важными. Скоро вы увидитесь с ним.

— Хм! Что это значит? Что это за дым? .. Отчего запахло паленым? Слышите этот треск?

— Э, да ведь деревня горит!

— Кой черт! Кто мог запалить эти хижины? Никто из нас, я в том уверен, не правда ли, друзья?

— Никто!

— А если так, то тем лучше для нас; это, быть может, ускорит развязку… А то не правда ли, отец, мы из осаждающих превращаемся, кажется, в осаждаемых!

— Правда, дитя мое! К счастью, нам здесь, в этом бастионе, сравнительно легко постоять за себя. Отдохните немного, а я пока обойду эту ограду, чтобы знать, в каком она состоянии, прежде чем попытаться произвести вылазку.

Но не успел старик отойти и двадцати шагов, как один за другим два выстрела грянули через изгородь; к счастью, оба они были плохо направлены: негры вообще очень плохие стрелки.

Анри видит два маленьких белых клуба дыма, угадывает за ними головы осаждающих и, спокойно вскинув ружье, дает последовательно два выстрела, по первому и по второму, уверенный в том, что он не промахнется.

— Двумя меньше, — говорит он с величайшим хладнокровием. — Эй, ребята, если вам охота быть перестрелянными поодиночке, — добавляет он смеясь, — так подходи по очереди!

Однако эта кровавая расправа вместо того, чтобы запугать негров, кажется, подзадорила осаждающих. Дикие вопли огласили воздух. Очевидно, готовится штурм крепости.

Старик Робен, в сущности, мало озабоченный этой затеей, отправляет молодую женщину и детей в дом, сам расставляет людей, приказав им спрятаться за деревьями сада, и строго-настрого запрещает им стрелять.

Вдруг раздаются глухие удары в стену изгороди: это осаждающие стараются пробить брешь в частоколе.

Спустя немного брешь пробита, и несколько физиономий показываются в ней, робко заглядывая в сад.

Они поражены мертвой тишиной, царящей здесь, и полагают, что враги, напуганные их численностью, укрылись в жилище. И вот с безумным воем они врываются в ограду; около сотни человек в одно мгновение заполняет сад.

— Стреляйте! Врассыпную! — командует старый переселенец.

Тридцать выстрелов раздаются почти одновременно. Все пространство заволакивается дымом. Воющая и беснующаяся орава, кинувшаяся кто куда, сильно поредела под градом пуль и теперь, при виде страшного урона, понесенного ею, вдруг останавливается, как вкопанная, в нерешительности и недоумении. Мертвые и раненые лежат грудой, завалив своими телами брешь, а ужасные карабины стреляют беспрерывно, разя самых отчаянных смельчаков.

Остальные, незнакомые еще со смертоносным свойством такого оружия, пятятся в страхе, не понимая, каким образом эта горсточка людей может совершать такое опустошение, которое едва ли под силу нескольким стам человекам. Каким образом эти люди могут стрелять почти безостановочно, не заряжая своих ружей?

Вдруг что-то совершенно неожиданное превращает это недоумение и суеверный страх в настоящую панику.

В то время, как бони на мгновение прекратили свою стрельбу, в отдалении раздается ряд глухих, как бы орудийных выстрелов, заглушающих шум и треск пожара. Негры, полагая, и не без основания, что подходит новый неприятельский отряд, кидают оружие и бегут без оглядки, в один момент исчезая в полях и лесах, как стая зайцев.

Робинзоны и сами удивлены, даже несколько встревожены и готовы поверить тому же предположению, хотя их привычный слух и улавливает некоторую разницу между этими глухими выстрелами и выстрелами ружейными.

Не теряя ни минуты, отец Робен приказывает всем выйти из дома, выстраивает своих людей тесной боевой колонной, в центре которой помещает молодую женщину, детей и раненых, и приказывает выступить из деревни.

Деревня совершенно безлюдна; все обратилось в пустыню. Все эти хижины и карбеты, построенные исключительно из горючего материала, сгорели, как пучки соломы, в несколько минут и представляют теперь собою только курящиеся и догорающие груды углей.

Теперь всякая опасность для пленных миновала. Освобождение свершилось. Однако выстрелы продолжают раздаваться и даже чаще прежнего, все так же неравномерно и все в одном и том же направлении.

Чтобы не попасть под горящие обломки, негры бони сворачивают к югу, минуя возделанные поля, не встретив нигде ни малейшей попытки сопротивления.

— Кто бы это мог забавляться и таким образом расходовать свой порох по воробьям? — заметил Анри, все более и более заинтригованный.

Вдруг громкий взрыв смеха огласил воздух: это он же первый и рассмеялся. Пройдя поле маиса, высокие стебли которого заслоняли горизонт, они очутились у небольшого лесочка баобабов, всего в нескольких шагах от последней хижины деревни.

Пламя захватило высокие травы, растущие у подножия баобабов, и те загорелись в свою очередь, а плоды их, громадные тыквы величиной с добрую дыню, нагреваясь от огня, рвались один за другим, как паровые котлы, с оглушительным треском, напоминающим пушечные выстрелы.

— Спасибо вам, наши невольные союзники! — воскликнул Анри, когда на его глазах разлетелось вдребезги несколько тыквообразных плодов баобаба, упавших на горящую подстилку из трав и мхов. — Этот беглый огонь, столь безобидный, сослужил нам добрую службу. Не так ли? — добавил он.

Между тем маленький отряд уже подошел к проливу, на котором стояла флотилия Озерной деревни.

Предвидя успех своей экспедиции, успех, в котором он ни минуты не сомневался, старик Робен решил воспользоваться этими судами для того, чтобы спуститься до Арагуари. С этой целью он приказал запрятать в высокой траве целый набор весел, принесенных сюда его людьми, так как туземцы никогда не оставляют весел в лодках, а всегда уносят их к себе в хижину.

Солдаты, тотчас же превратившись в лодочников и гребцов, проворно размещаются на трех больших пирогах, держа оружие наготове, чтобы дать отпор, в случае неожиданного нападения или какой-нибудь засады. Наконец, все три пироги благополучно отчаливают от берега и направляются к югу, чтобы скорее достигнуть фазенды на Апурема, где они рассчитывают застать Шарля и трех французов-артистов, которых они считают давно бежавшими, так как их нигде не было видно.