Ойроэн

Призрак

0

Весна приходит в степь с белыми, как стада овец, облаками.

Эти облака, пышные и округлые, плывут по синему небу медленно, почти незаметно. Долго можно на них любоваться. И хотя снег еще лежит в глубоких оврагах и на вершинах далеких гор, хотя ветра еще холодны, а земля спит крепким сном, птицы вдруг начинают петь иначе, и солнце с каждым днем встает все раньше и раньше.

В такую пору, Любимая, уж нет мочи сидеть в тесном темном жилище, хочется выйти на свежий воздух, вдохнуть его полной грудью, закричать так, чтобы слышно было по ту сторону степи. Хочется взлететь в седло и мчаться вперед, пьянея от радости, забывая себя от восторга.

Ах, как жалела я в тот год, что нет у меня такого коня – быстрого, легкого, подобного ветру! Ведь не станешь же седлать гнедых, которые хоть и умницы, но научены только в упряжи ходить... Ощущала я себя безногой и убогой, а изменить ничего не могла. Не было у меня ни мужа, ни отца, ни брата, чтобы сделали такой подарок, а сама я много ли могла выручить за свои деревяшки?

Но весной всякая грусть – недолгая. Стоит шагнуть за порог тэна, и солнце умывает с головы до ног своими золотыми лучами. Пусть греют они мало, а радости приносят много. Я смиряла свою гордыню, брала кобылку Шиа, и, усадив на нее сына, ехала с ним к ручью или до ближайшего холма. Рад смотрел на все огромными своими синими глазами, прекрасными как весеннее небо, яркими, как сапфиры в королевской короне, и тянулся руками то к облакам, то к воде, то к пролетающей мимо пичуге. Рядом с ним я и сама словно впервые видела бескрайнюю красоту степи, осознавала всю огромность мира. Когда я пускала кобылу в галоп, Рад смеялся... Он еще не знал настоящего страха, не ведал настоящей боли, он доверял лошади также, как моим рукам. И мы неслись через степь вдвоем, а навстречу нам стелились сухие травы – золотые от солнца, как волосы того, кто подарил мне сына.

Любовь к этому мальчику день ото дня становилась во мне все сильней и сильней, прибывая, как прибывает дневной свет по весне.

«Демоны с тобой, Лиан Даэл! – думала я, целуя вихрастую макушку, которая пахла молоком и медом. – И боги с тобой! Рад того стоил...»

1

Дело близилось к весеннему солнцевороту, когда в наше становище явились сваты. Молоды, яркоглазые, как тот, что послал их. Без капли смущения шагнули эти двое на порог хозяйского тэна, отвесили шаману поклон и поднесли дары, какие подносят отцу невесты.

Кайза встретил их насмешливым взглядом, не тронул ни одного свертка.

– Не указ я той, о которой вы пришли просить, – сказал он, щуря веселые глаза. – Сама пускай решает.

Как назло, в то утро я была там и выскочить вовремя не успела. А потому тоже усмехнулась и сказала без кротости и радушия:

– Что же ваш друг сам не явился? Забоялся шаманского гнева?

Нахмурились парни, видать не ждали такой дерзости.

– Наге – лучший воин рода, ничего он не боится, – ответил тот, что был постарше. – Лучший воин и лучший жених. Дары его – доказательство тому. Разверни их, дану. Сама увидишь, какой достойный муж тебе достанется.

Я посмотрела на свертки. Что бы в них ни было, трогать это я не хотела.

– Уходите, – только и сказала. – Другую пусть ищет.

Подхватила Рада и сама вышла вон.

Наге... Вот значит, как его звали.

Что дальше было, только догадывалась. Но уехали эти двое не сразу, а когда тронулись в обратный путь, сумы на их седлах были пусты.

Долго сидела я в своем тэне, обхватив голову. Рад ползал у очага и играл угольями, радуясь, что мать в кои-то веке ему не мешает. Красные сполохи ярко озаряли маленькое лицо. А я словно и не видела шалостей сына... Ну угли, ну и пускай. Что такого-то? Он же колдун, сын колдуна... Пусть себе играет. Обжечься не обожжется, а жилье спалить не успеет.

Далеко унеслись мои мысли от маленького сына и этого очага. Я вспоминала жаркие объятия парня с черными косами у висков. Хорошо мне с ним было... Сладко и весело. И хотелось снова забыться в сильных уверенных руках, снова почувствовать себя маленькой девочкой, защищенной и любимой.

Он так походил на моего первого. На Ирхэ...

...У того красавчика еще не было воинских кос, когда его старший брат привез меня, зареванную соплячку, к себе в становище. В тот год мне сравнялось двенадцать – уже не девочка, еще не девушка, ни туда, ни сюда. Тощая кошка с острыми когтями, глубоко запрятанными в подушечках лап. Не смела я тогда показывать свой характер, потому что была в этой новой жизни никем. Сиротой без дома и без голоса. Что во мне Ирхэ разглядел? Впрочем, ему самому-то было лишь чуть больше пятнадцати. Старший брат обходился с ним строго, но, когда настало время для посвящения в воины, сам наточил остро свой кинжал и обрил им младшего, оставив только две длинные пряди у висков. После того Ирхэ решил, что никто ему взрослому, больше не указ, и уехал из дому, прихватив с собой меня. Вернее, я сама за ним увязалась. Больно уж не хотелось мне жить по законам степных женщин, учиться прясть да ходить за чужими голозадыми младенцами.

Хорошо нам было вдвоем. Вольно и легко. Ничего мы не боялись, ибо как малые дети не знали ни настоящего страха, ни настоящей боли, хотя и были к тому моменту уже изрядно проверены жизнью на прочность. Тогда я еще не понимала, что настоящая боль – вся впереди.

Поначалу без матери мне было худо, но Ирхэ быстро меня утешил. Стоило только нам сбежать из становища, как он назвал меня своей и лишил того куска плоти, которым прикрыта невинность.

В первый раз было больно. Так больно, что я прокусила ему плечо до крови и несколько дней не подпускала к себе. Когда подпустила, он доказал мне, что можно и иначе – ласково, бережно. От него я и научилась наслаждаться своим телом. Научилась радоваться тому, что приносит лишь страдание и печаль большинству женщин за пределами степи.

А ведь был он тогда не старше Вереска...

Как знать, может и сложилась бы у нас с ним долгая любовь на всю жизнь, да только той жизни моему Ирхэ боги отмерили совсем немного. Слишком щедро дали они ему взамен дерзости, бесстрашия и глупости. Года не прошло, как остался мой жених без головы, а я – без его защиты. Но тогда у меня на руках не было младенца, а о себе самой я не слишком-то переживала. Быстро нашла себе другого покровителя. А потом и третьего... Разницы большой меж ними для меня не было. Весело, сладостно, хмельно – чего еще желать? О чем жалеть? К тому моменту я не хуже иного парня умела стрелять из лука, держаться в седле и грабить глупцов, которые посмели ступить на чужие земли. Иногда снилась мне мать с горечью на лице, но я отмахивалась от тех снов и гуще чертила на своем собственном лице узоры воина. Мне нравилась моя жизнь. Ровно до той поры, пока в ней не случился дергитский таргано Бенеш.

Вот о нем я точно вспоминать не хотела.

2

– Почто ты им это все не отдал? – я сердито ткнула носком сапога один из свертков. – А, Кайза?

Шаман сидел на любимой скамеечке у очага и осторожно промасливал свой лук. Он глянул на меня с едва заметной улыбкой и пожал плечами.

– Не взяли.

Сама не знаю отчего, но я вдруг страшно разозлилась.

– Куда я теперь это дену?! Зачем мне это все?! – я в ярости пнула тот сверток, что был поближе и побольше. Промахнулась, ушибла ногу о подпорку тэна и взвыла, слезы сами собой из глаз брызнули.

– Шуна, милая... – Вей бросилась меня обнимать, – да что ты, девочка! Ну выкинь ты их хоть сейчас за порог! Никто тебе и слова не скажет.

Я хотела утереть мокрые глаза, но в этот миг увидела такое, что волосы на голове встали дыбом.

Мой крошечный сынок, этот нежный сладкий котенок вдруг выбросил вперед свою маленькую ладонь, и подарок тайкурского жениха вмиг весь обернулся пламенным факелом.

Вей вскрикнула, Шиа завизжала не то от страха, не от восторга, сама я застыла, потеряв дар речи, а Кайза одним прыжком оказался рядом с полыхающим свертком и погасил огонь резким взмахом руки.

– Ооох... – только и смогла сказать его жена, хватаясь за голову.

Шаман пристально посмотрел на Рада, который стоял, сердито выпятив губу и все еще пронзал взглядом закопченный сверток.

– Мда, – сказал он, подходя к моему сыну и поднимая его на руки. – Рано в нем Сила проснулась. Очень рано. Тяжеловато будет...

Кайза положил ладонь на голову мальчишке и добавил что-то еще, слышимое только им двоим. А потом вышел вместе с ним из тэна, продолжая говорить с Радом так, как будто тот был большим и умным.

Я закрыла глаза, желая лишь одного – исчезнуть. Вей снова обняла меня, принялась гладить по голове, по плечам, утешая без слов. Она-то понимала, во что я вляпалась, какое будущее на ближайшие несколько лет сулило мне это раннее пробуждение колдовского дара у моего сына.

Только Шиа весело приплясывала вокруг обугленного свертка. Не удержалась и сунула нос в продырявленные огнем обрывки ткани.

– Ба! – восторженно закричала она. – Это же белый мех! Смотри какой!

Девчонка дернула подарок на себя, вытягивая на свет край не то плаща, не то одеяла. Языки пламени не успели попортить его ослепительной белизны.

Шкура снежного ирвиса. Вот что это было.

Самый дорогой мех, какой только можно найти в степи.

Я закусила губу. Это уже слишком.

– Оставь, Шиа, – твердо сказала Вей. – Ступай-ка ты лучше погуляй. Найди мне свежего кизяка. Иди-иди!

Она набросила на плечи внучки теплый плащ и вытолкала ее за порог.

Мы остались вдвоем.

– Убери это, Вей, – тихо взмолилась я. – Убери покуда я сама в огонь не бросила.

Жена шамана кивнула и быстро спрятала сверток в одном из сундуков. И второй подарочек убрала. Потом налила в чашку теплого молока, добавила туда каплю какой-то настойки и сунула мне в руки.

– Пей, дочка. Легче станет.

Ей ничего не нужно было объяснять.

Я села на одну из подушек возле очага и уткнулась лицом в пиалу. Молоко пахло козьей шерстью и чем-то сладким, терпким, похожим на сгусток янтарного летнего зноя.

– Вкусно...

Вей забрала у меня пустую чашку, поставила на столик, а сама взяла мои руки в свои и стала ласково разглаживать все еще сведенные судорогой пальцы.

– Ты справишься, – сказала тихо. – Ты сильная. А мы будем рядом.

Я кивнула. Справлюсь. Куда же я денусь. А коли нет... Коли нет, его высочество принц Патрик пришлет за моим сыном почетный кортеж, и Рад отправится жить в Янтарный Утес. И я вместе с ним. Жить там на правах няньки будущего мага и любоваться на гнусную рожу маленькой ведьмы, которая украла у меня любимого. Ах нет... она уже, поди, и не маленькая вовсе. Небось, тоже меня на голову переросла, змея поганая.

Я вспомнила, как сладко было вонзить кинжал в ее плечо и невольно улыбнулась. Злой, отравленной улыбкой, которую Вей, по счастью, не заметила, потому что смотрела только на мои руки. На левой так и остался шрам от того пореза, который Вереск оборачивал бинтом...

– Какое мне замужество, Вей? – спросила я с тоской. – Кто уживется с моим сыном? Дурень этот со своими сватами не знает во что лезет. Я и сама не знаю, что завтра будет.

– Солнцеворот завтра, – сказала жена шамана, ласково проводя большими пальцами по моим стиснутым кулакам. – Конец темному времени, милая.

3

Женишок на другой день явился. Да как...

– Эй, дану! Выходи, ясноокая! Подарок тебе привез!

А то мне не хватило.

Я в тот момент сидела с Вей в ее тэне и кормила Рада грудью. Сын хоть и большой уже стал, даже мясо мог жамкать своими десятью зубами, а от главного угощения отказываться не спешил. Услышав громкий крик снаружи посмотрел на меня удивленно, не выпуская сосок изо рта.

Боги, и вот этот клоп вчера едва не сжег половину жилища?

– Приперся, – сказала я мрачно, покосившись на приоткрытый полог над входом.

– Выйдешь? – спросила Вей, хмуро глядя в ту же сторону. – Или мне его прогнать?

– Выйду... – я раздраженно отняла грудь у сына. – Все, Рад! Отцепись!

Хотела оставить его в тэне, да передумала, позволила увязаться за собой.

Увидев меня, этот Наге аж вспыхнул весь от радости. Шагнул ко мне с таким видом, словно еще миг – и повалит прямо тут в траву, зацелует до полусмерти. Но нет... хватило ума остановиться, не трогать.

– Здравствуй. За тобой пришел. Как обещал. Посмотри, какой подарок тебе привел!

Да, я уж разглядела...

Особой выделки держал он в руке поводья, и лошадь рядом с ним стояла непростая, благородных кровей. Таких не много в степи найдется, а если найдутся, то ведут их не куда попало, а к самому таргалу напрямик. Или к детям его...

– Примерь седло, дану. Для тебя делали.

Вместо простой овчины венчало спину точеной белой кобылы богато вышитое сиденье из кожи.

Как завороженная подошла я к этой красавице, провела рукой по мягкой гриве, заплетенной в косы, ощутила живое тепло под бархатистой шкурой.

– Богатый подарок, – сказала охрипшим голосом. – Не для нищей чужачки без роду и племени.

– Для меня ты краше любой таргано.

Ишь ты, как заговорил!

Я на него и не смотрела даже. Не могла отвести глаз от прекрасной кобылы. В жизни еще не видела таких красавиц. А если и видела, так только со стороны. И уж точно никто и никогда не дарил мне подобного чуда...

– Давай подсажу! – Наге протянул ко мне руки, и я тут же отпрянула в сторону, словно ледяной водой в лицо плеснули.

Не было у меня лошади, достойной дочери таргала, да и не надо!

– Уходи.

Он застыл, будто о камень с размаху ударился. Стиснул челюсти упрямо.

– Не уйду. Без тебя – не уйду!

Ах ты ж проклятый репей!

Только я открыла рот, чтобы послать его куда подальше, как ощутила бедром привычный тычок вихрастой головенки. Рад... Я опустила ладонь и накрыла ею темные кудри, что топырились во все стороны в точности, как мои. Усмехнулась недобро.

– Забирай свой подарок. Покуда и этот не сгорел.

Удивление мелькнуло в глазах тайкура.

– Как это – сгорел?

– А вот так. Сын мой спалил вчера твои дары ко всем демонам!

Он растерялся. Смотрел на меня изумленно, не верил, думал, смеюсь над ним.

– Как это – спалил? Он у тебя на ногах едва стоит. Кто ж ему огонь дал?

– Не нужен ему чужой огонь. Сам вызывает его, когда хочет. Или я тебе не говорила, что он сын колдуна? Разозлился на твои подарочки и – все! Одни угли остались. Как бы и тебя не спалил.

Наге сощурился, вскинул голову. Гордый, сердитый. Не такой встречи он ждал...

Моя усмешка стала еще злей.

– Ладно... Соврала я. Ничего он не сжег, кто б ему дал... Ведь Кайза был рядом, потушил огонь. Да только без него правда была бы беда. Не сладить тебе с моим сыном, Наге. И со мной тоже. Забирай свои подарки и не возвращайся.

Тяжело он дышал. Гнев мешался в груди с отчаянием, обида – со страстью неутоленной. А когда по имени его назвала, так вздрогнул даже.

– Не тебе за меня решать, дану, – ответил упрямо. – И на моей земле есть шаман. Укротит твоего сына.

– Других пускай укрощает! – фыркнула я и обернулась к тэну, на пороге которого стояла, скрестив руки на груди, хозяйка становища. – Вей! Неси сюда его добро! А не возьмет, так пусть шакалы степные растащат по оврагам!

Я подхватила сына на руки и зашагала прочь. Не хотела больше видеть ни тайкура, ни его кобылу, ни сверток с мехом белого ирвиса.

– Но почему? – услышала вслед. – Почему нет!?

Спиной ощущала пылающий взгляд.

И страшно вдруг стало.

Сама не поняла, отчего.

4

Остаток дня я провела как в тумане, а вечером никак не могла уснуть, все думала о том, что натворила. Знала бы сколько хлопот будет с этим Наге, ни за что бы с ним не связалась! Ведь теперь и правда не отцепится по доброй воле...

Только глубоко за полночь сумела я забыться тревожным неспокойным сном. Видела всякую дрянь. Но явь оказалась еще хуже.

Я не сразу поняла, что происходит, но ужас накрыл меня в тот же миг, как распахнула глаза. Распахнула – и ничего не увидела. Темень вокруг, а дышать нечем. Я дернулась испуганно и только тогда осознала, чем обернулся дурной сон. Хотела закричать, да не смогла: сквозь плотную ткань чья-то рука крепко зажимала мой рот. А другая держала так, что не вывернешься, кулаком не взмахнешь.

Я забилась в этих стальных лапищах, затрясла головой, теряя остаток дыхания, теряя разум от страха и удушья, но куда там... Это было все равно, что сражаться со скалой, с земляным обвалом, который погребает под собой.

Наверное, на несколько мгновений я и правда утратила если уж не разум, то сознание. Когда снова смогла дышать и связно думать, голова моя уже была свободно от глухой тряпки. Ветер трепал мне волосы, а горячие сухие губы покрывали лицо поцелуями. И это было даже приятно...

Я открыла глаза и увидела знакомый шрам на щеке и тонкие черные косы. И улыбку победителя, который получил то, о чем мечтал.

– Ухкы! – сказала я и плюнула в эту довольную морду, потом дернулась, чтобы выскользнуть из его объятий, но руки моего похитителя тут же снова стали стальными.

– Не пущу, – сказал, как будто камни пророкотали. – Ты моя теперь.

И снова поцеловал, да так, что все внутри у меня вспыхнуло.

Из всех сил врезала я ему кулаком по груди, да толку то...

Страх исчез. На смену ему пришла злость.

Когда снова стали свободны мои губы, я прошипела тихо, но яростно:

– Пусти меня! Пусти покуда жив, не то убью, и никто могилы твоей не сыщет!

Он рассмеялся и вдруг одним движением задрал рубаху, кроме которой на мне и не было ничего. Еще миг, и я ощутила, как его жаркая плоть входит в мое тело. И закричала от боли и гнева.

– Моя... – шептал он горячо, повалив меня на гриву своего коня. – Забудь, что было прежде. Все забудь! И сына, и того, кто дал его тебе, и ойроэна седого... Теперь я буду твоим мужем. Новых детей народишь, обычных.

Ох, как ненавидела я его в этот миг!

Не за дерзость, не за то, что украл – за этот выбор, который посмел за меня сделать. За то, что Рада так легко вышвырнул из моей жизни. И всех тех, кто был мне дорог.

За то, что напомнил мне о прошлом, которое я никогда не хотела вспоминать.

В миг, когда он глухо застонал от наслаждения, я извернулась и выдернула длинный кривой кинжал из его ножен. Приставила к беззащитному горлу и прохрипела:

– Не поверил мне, да? Я уже прирезала одного такого страстного... И тебя отправлю с Небесным Повелителем повидаться!

Он застыл, уставился на меня, онемев от изумления и страха.

– Сказала же, не сладить тебе со мной! – я слегка надавила, и под остро отточенным лезвием проступили капли крови. – Слезай с коня! Ну! Живо!

Позор для воина остаться без своего скакуна. Он посмотрел на меня, как на демона во плоти.

А потом сильным ударом выбил из руки кинжал и снова скрутил, повалил безжалостно поперек седла.

– Ох, дикая же ты! Люблю таких... Но вот так больше – не делай. Не то в другой раз сильней ударю.

Куда уж сильней? Моя правая рука сначала взорвалась от боли, а теперь вовсе ничего не чувствовала, висела плетью...

Таргано Бенеш сейчас ухмыльнулся бы во весь рот. Его призрак так и встал у меня перед глазами.

А Наге не спеша связал мне руки, не замечая, что одна из них совсем бесполезная, и, не выпуская поводьев, спрыгнул наземь, чтобы подобрать свой кинжал. Он был уверен – я и дернуться не смогу.

Ошибся, милый.

Не знаю, от кого мне досталась эта способность изворачиваться верткой ящерицей и ускользать от опасности, но в степи она меня не раз выручала.

Не успел этот самоуверенный ублюдок разогнуться, как я вонзила зубы в лошадиную спину и заорала:

– Ах-га!!!

Конь рванул с места так, что я подумала – конец мне, сейчас полечу вниз и костей никто не соберет. Но нет... удержалась. Зажала под локтем край седла, коленом уцепилась за путлище от стремени, обхватила испуганного скакуна всем телом.

А вот Наге поводья не удержал.

Едва конь перешел с галопа на шаг, я заползла кое-как на седло и ухватила их пальцами левой. Развязать путы сил не было, но править умной скотиной и так можно.

Не так уж далеко увез меня глупый тайкурский жених, но, когда я вернулась к становищу Кайзы, уже едва могла сидеть. Упала в подставленные руки плачущей Вей и забылась тут же.

5

Едва ли это был сон – скорее спасительное забытие. Я выплывала из него медленно, рывками, как из мутного омута. Сначала нашла свою руку, вернее тупую и сильную боль, которая поселилась в ней. Потом – все тело, тяжелое и вялое, будто чужое. Наконец проступили звуки и запахи, говорящие о том, что я лежу в большом тэне. Негромко звучали голоса шамана и его жены, слышалось капризное хныканье Рада и веселый щебет Шиа.

Я была дома. Я была в безопасности. Хвала богам...

Голоса смолкли. Я услышала шаги, качнулась занавесь, и на женскую половину шагнул Кайза. Темные косы его были обвязаны платком, глаза полны сумрака и тревоги.

– Очнулась, – не спросил, но словно сам себе сказал он. Сел на топчан рядом, погладил по плечу. – Как ты?

Я разжала губы и вдруг поняла, что ничего не могу сказать. Что скорее заплачу, чем выдавлю из себя хоть слово. Шаман это почувствовал, ничего больше спрашивать не стал. Вздохнул только и покачал головой.

– Прости, – промолвил. – Моя вина. Не думал я, что так далеко дело зайдет. А должен был догадаться. Ну... теперь не тревожься. Не вернется сюда этот человек. Я ему все сказал, что сначала должен был.

Я опустила ресницы, молча благодаря его. И прощаясь с той судьбой, которая была так красива, так близка – только шагни в нужную сторону.

– С рукой что? – спросил Кайза, отворачивая край одеяла и осторожно касаясь моего запястья. Именно там, где боль была сильнее всего.

– Ударил... – я сама удивилась, как глухо и безжизненно прозвучал мой голос. Оказывается, я все-таки могла говорить. – Выбил кинжал.

Кайза хмыкнул, очевидно, представив себе эту сцену.

– Опасная ты, Шуна.

И не поймешь по его прищуренным темным глазам, шутит или всерьез говорит.

Я выдавила кривую улыбку, больше похожую на гримассу.

– Мать с детства научила, что меня обижать нельзя.

– Хорошая, видать, была женщина, – сказал Кайза, потихоньку разглаживая мою боль своими большими сильными пальцами. Руку мою он почти не задевал, как будто по воздуху водил, но с каждой минутой становилось легче.

– Ты умеешь лечить как эти колдуны, – я качнула головой в ту сторону, откуда слышался писк моего сына.

– Умею.

– Это не всякому шаману дано...

– Да. Мне повезло, – он убрал ладонь от моего запястья и снова накрыл меня одеялом. – И твой сын наделен этим даром. Подрастет – будет у тебя свой лекарь.

На сей раз моя улыбка была вполне настоящей.

– Да когда еще он поумнеет...

– Когда-нибудь. Сама не заметишь. Оглянешься, а он уж большой, все знает, все умеет.

– Ага. И мать ему не указ.

– И так будет. Но прежде он станет тебе верным другом.

– Если не отнимут...

Кайза посмотрел на меня удивленно.

– Да кто же отнимет у тебя его, Шуна?

Я дернула плечом, отвела глаза к стенке тэна.

– Патрик.

Шаман издал смешной звук.

– Глупости. Это твой сын.

– Ну и что же что мой? Он даже чужих колдунят, вон, собирать взялся по всему королевству! А тут и искать не надо...

– Тут твой сын не оставлен наедине со своей силой, Шуна. Уж этого ты точно можешь не бояться.

– А если я уеду? Что тогда?

– Ты ведь пока здесь. Какой прок говорить о том, чего нет? Или завтра будешь фургон запрягать?

– Не буду...

– Вот и не тревожься. Как знать, что будет, когда надумаешь уехать. Может, к тому времени твой сын многому научится, и никакие наставники будут ему не нужны. Может, ты сама захочешь вернуться в Закатный Край. Может еще что-то сложится, о чем сейчас и помыслить не берешься.

Он хорошо говорил. Умно, складно. А только все равно мой страх никуда не исчез.

– Фарр поминал, в детстве он был опасным... Рассказывал, что без наставников натворил бы бед.

– Натворил бы. Но твой сын – не Фарр. И даже не Лиан. Рад это Рад. Над ним не висит проклятье и не довлеет чувство долга, его не крали младенцем и не уродовали ненавистью. Этот мальчик никогда не знал зла. К тому же... в нем две силы. Две стихии дают ему право менять этот мир. И вторая всегда будет сдерживать первую.

– Это как? – я ничего не поняла.

– Он владеет не только огнем.

– Ох... А что еще?

Кайза встал с топчана, качнул головой из стороны в сторону, разминая затекшую шею.

– Вода, – сказал он. – Разве ты сама не замечала?

6

Вода...

Ну, конечно, я замечала. Но не особо верила, ведь у папаши Рада не было ни малейших проблесков такого дара. А от кого бы еще ему унаследовать его? Видать, мало я понимала в делах магов. Да и ладно. Тот факт, что сын, возможно не спалит себя и все вокруг в порыве гнева, сам по себе был достаточно хорош, и я не стала ничего спрашивать. А Кайза и не подумал объяснять. Он покинул женскую половину, оставив меня одну.

Лежать вот так, накрытой мягким одеялом, было хорошо, но я уже слишком сильно хотела сходить до ветру. Пришлось вылезать и тащиться наружу. По пути к выходу из тэна я вяло улыбнулась его хозяйке, мимолетно чмокнула сына в макушку и быстренько выскочила за полог. Мне не хотелось ни с кем говорить, не хотелось ни взглядов, ни прикосновений.

Освободившись от лишнего, я направилась к своему фургону. Сама не поняла зачем. Минуту смотрела на письменную конторку, в которой скрывались бумаги Айны, но даже открывать ее не стала. Вместо этого повалилась на соломенный тюфяк своей тарой лежанки, натянула на голову шерстяное одеяло, свернулась под ним в комок и закрыла глаза. Вскоре мне удалось согреться, мое дыхание стало ровным, а стук сердца спокойным. Я смотрела перед собой, в душную темноту плотного шерстяного кокона, а видела солнечный день, яркие отблески солнца на лезвии горты, которую лихо крутил, перебрасывая из руки в руку, таргано Бенеш...

...Он был лучшим из лучших, как и положено сыну таргала. Сильный, ловкий, выносливый, с длинной черной косой до пояса, какие носят воины дергитов. На коня сел прежде, чем пешком ходить научился, вместо игрушек в детстве с оружием забавлялся, а женщину впервые познал, когда другие еще не думают даже о поцелуях. Никто не назвал бы таргано красавчиком, но обаяния ему хватало, и многие девушки мечтали разделить с ним ложе и судьбу... покуда не узнавали его ближе. Да только молодой сын таргала не спешил выбирать себе суженную. Наслаждался мужской свободой, брал от жизни все.

Вот и я ему глянулась.

Помню, как радовалась, дура, когда узнала, что за парень признакомился со мной в дергитских землях... Мигом распростилась со своими тогдашними дружками и согласилась ехать с сыном тагала хоть куда. Гордая сидела перед ним в богато вышитом седле, свысока смотрела на тех, мимо кого шагал его точеный жеребец.

Не сразу поняла, с кем связалась...

Пока мы добирались до места, ничто не вызвало у меня подозрений.

Он не был особенно ласков со мной, но и зол не был. Обычный степной парень – горячий, суровый, всегда знающий, что ему надо и как. Непохожая на других степных женщин, я стала для него диковинкой, редкой игрушкой, которую жалко сломать. Он щедро отдавал мне лучшие куски мяса, подарил свой кинжал, украшенный дорогими каменьями, а когда ночами брал меня, неистово, жадно, то не жалел ни поцелуев, ни красивых слов. С ним было как на лезвие драгоценного клинка – красиво и опасно. За те пять дней, что ехали мы к стоянке его отца, я дважды видела, как жестоко он наказывал тех, кто был с ним недостаточно любезен, но лишь, когда оказалась в его шатре, поняла, во что вляпалась.

У Тайкуров не принято иметь несколько жен, для дергитов же это вполне закономерно. Вот только эти две девушки не были женами таргано Бенеша. Они были просто его собственностью, его пленницами, не смеющими противиться такому укладу жизни. Я знала, что так бывает, но никогда не могла приложить такую судьбу на себя. Они выглядели совершенно беззащитными и бесправными. На другой же день мне стало известно, что одна из них была сиротой, а другая – старшей дочерью из очень бедной семьи. Некому было за них заступиться, и сын таргала обходился с ними, как хотел.

Насколько далеко он может зайти в своих жестоких выдумках, я поняла в первую же ночь в этом красивом, богато обставленном шатре.

Прежде мне никогда не приходилось делить ложе с кем-то кроме своего мужчины, но, когда после сытного и пьяного ужина мы, смеясь и на ходу раздевая друг друга, ввалились в тэн таргано, я поняла, что на этом празднике жизни будут еще двое приглашенных. В первый миг меня разобрало незнакомое доселе смущение, но потом я подумала – а почему бы и нет? Может, это даже интересно? Как новая игра...

Таргано выпил много, но взгляд его оставался твердым и внимательным. Он метнул его в сторону двух девушек – ухоженных и красивых, но, как по мне, слишком уж робких, даже испуганных – и улыбнулся той особенной улыбкой, которая предвещала скорую забаву. Потом посмотрел на меня, хмельную и веселую, как всегда лохматую, одетую в старую драную рубаху с чужого плеча... Да уж, я мало походила на этих милых птичек, что кинулись снимать с него плащ и стаскивать тяжелые походные сапоги.

Он оттолкнул их, не касаясь, одним небрежным движением пальцев. И привлек к себе меня. Стиснул за самое нежное место, сверкнул жгучими темными глазами.

«Ну-ка, малышка, научи меня, как сделать женщине хорошо! Бери вот эту, – он ткнул пальцем в девушку с красивой маленькой родинкой на щеке. – Доведи ее до крика. Или не сумеешь?»

Я смешалась, вспыхнула, ощутила, как краска заливает не только мое лицо, но и все тело. А потом ухмыльнулась ему дерзко. Да как он мог подумать, будто что-то мне не под силу?!

Это было странно. Странно и волнительно. Но уж про свое-то тело я знала все, а женщины не слишком отличаются друг от друга...

Девчонка смотрела на меня с обреченным страхом загнанной лани, она бы заплакала, пожалуй, и убежала, но какая-то неведомая мне сила держала ее на месте. Я цепко схватила красавицу за руку и увлекла на широкую, очень широкую лежанку, заваленную пестрыми вышитыми подушками. Уронила в эту мягкую кучу, ощутив знакомый запах красного кимина, сладкий и горький одновременно. Вся постель была пропитана им, и почему-то это пьянило. Но еще сильней дурманил мой разум этот первобытный бесконтрольный страх пойманной жертвы. Очень быстро я забыла про таргано, ощутив, как распирает меня неведомая доселе страсть к человеку, чья природа была подобна моей. И я позволила ей управлять моими губами и моими руками, делая для этой девочки то, чего уж точно никогда не делал Бенеш...

Нет, она так и не закричала, но стон ее был громким и полным неподдельной истомы.

Тогда я обернулась к таргано – с вызовом победителя во взгляде, с губами, горящими от чужой влаги, с сердцем стучащим громче, чем стучит молот по наковальне – и ударилась о холодное спокойствие на его лице.

Нет, он не восхитился тем, что я сделала, не посмотрел на меня благодарно. Усмехнулся только, схватил эту красавицу за длинную косу, намотал на кулак и взял ее сзади так грубо, словно она и правда была всего лишь бессловесной скотиной.

Огонь внутри меня погас в одно мгновение, уступив место ярости и страху. Я хотела выскочить из его тэна, но он остановил меня прежде, чем я дошла до украшенного вышивкой полога на входе.

«Уйдешь, – сказал, – прирежу эту».

И по холодному огню в его черных глазах я поняла, что сын таргала не лжет.

7

Вскоре он уснул, а девушки, не глядя на меня, беззвучно ушли на женскую половину.

Я осталась одна.

Сидела у очага, смотрела в огонь и пыталась понять, как меня угораздило вляпаться в такое дерьмо.

И что теперь делать.

Понимала только одно – надо бежать. И бежать как можно скорее.

Вот только меньше всего мне хотелось, чтобы несчастная безропотная красавица с родинкой на щеке поутру получила ножом в сердце. Представить себе, как это происходит, я могла очень легко.

Вдобавок ко всему я даже не знала, где мой конь... Его забрал кто-то из верных людей таргано. Как теперь найти? Кого спрашивать?

Голова моя кружилась от выпитого, от пережитого, от страха и злого возбуждения. Сердце стучало быстро и невпопад, дыхание тоже никак не желало стать ровным.

Мне очень, очень хотелось жить. И жить не правилам этого чудовища, с которым я по какой-то нелепости оказалась под одной крышей.

«Гори оно все огнем!» – плюнула я и метнулась к выходу из тэна.

Чтобы прямо за порогом влететь в объятия старшего из дружков Бенеша.

«Куда-то собралась, малышка?»

Ни один из этих ублюдков никогда не звал меня по имени.

«Поссать нельзя?» – спросила я зло, вырываясь из его крепких лап.

«Можно, – сказал он со спокойной насмешкой. – Только не пытайся уйти дальше, чем до отхожего места. Поймаю».

И я не стала пытаться. Слишком была пьяна, слишком устала... Решила, что разберусь со всем этим дерьмом назавтра. Уснула прямо у очага, на россыпи мягких подушек – как в черный провал упала.

Но новый день не принес спасения.

Только к полудню я продрала глаза и увидела рядом с собой одну из девчонок. Ту, которая вчера не попала под горячую руку таргано. Она держалась с опаской, как держатся с пойманной в силки дикой кошкой, от которой не знаешь, чего ждать.

«Бенеш велел подать тебе завтрак, – сказала, не поднимая на меня взора. – Поешь, дану»

Еда на блюде выглядела вкусно. Творожные шарики с медом, острый сыр и свежее кобылье молоко. Меня мучила жажда, и первым делом я осушила высокую узкую пиалу с молоком. Только потом взялась за еду.

«Почему вы это терпите? – спросила тогда. – Почему не уйдете от него?»

Девчонка сжалась, опустила голову еще ниже. И рассказала про то, что идти им некуда, а кара будет суровой.

«И ты не пытайся», – сказала она, посмотрев наконец на меня. И закатала рукав своей красивой, вышитой бусинами рубахи. Я вздрогнула, увидев на нежной светлой коже следы от ударов. Одни синяки были совсем уже выцветшими, желтыми, другие все еще ярко горели багровым.

Сама не заметила, как прикусила губу. Хотелось кричать. Хотелось бежать прочь и никогда не оглядываться.

«За что?!» – только и сумела выдавить из себя.

«За все. Не так сапоги сняла, не так поцеловала...»

«И ты предлагаешь мне тут остаться?! Терпеть вот это?!» – ужас вырос до размеров шатра, а гнев – еще больше.

Девушка глубоко вздохнула, словно набираясь смелости. Потом медленно расстегнула пуговицы на рубахе и спустила ее с плеча, поворачиваясь ко мне спиной. На лопатке у нее, слева от позвоночника алел яркий круглый рубец, в котором угадывались очертания каких-то символов.

«Что это?!»

«Клеймо. Таким метят стада таргала. Бенеш велел поставить его мне после того, как я попыталась уйти».

Это было уже слишком. Я обхватила голову руками, съеденное едва не вышло из меня прочь.

Ублюдок и правда считал их подобием своей скотины...

Теперь я совершенно точно знала, что должна уйти отсюда. Оставалось только понять когда и как.

«У твоей подруги ведь не было такого... – с трудом выдавила я из себя, вспоминая минувшую ночь и прекрасное тело второй девушки».

«Ты просто не разглядела, дану... Темно было».

Да, пожалуй. А я была пьяна и безумна.

«Где она? Не хочет меня видеть? Ненавидит небось...»

Девчонка покачала головой.

«Нет, Мит за водой пошла. Она... она сказала мне, что ты похожа на духа из обратного мира. Сказала, что ей прежде ни разу не было так... Хорошо...»

В другой раз я бы обрадовалась, но не теперь.

Мне было горько. Горько, как никогда.

8

«А тебя как зовут?» – спросила я девчонку.

«Тайсэ», – ответила она, застегивая рубаху.

«Он правда может убить одну из вас, если я свалю отсюда?»

Тайсэ повела плечом, посмотрела куда-то вбок, в пустоту. Она тоже была очень красивая. Две длинные черные косы, изогнутые степные глаза, тонкая шейка... Едва ли ей довелось прожить больше зим, чем мне самой.

«Бенеш страшный человек. Черви сожрали его сердце и разум. Старшие сыновья таргала – достойные люди... А этот способен на все».

Я поежилась. Вообще-то в тэне было тепло, но мне сразу показалось, будто я без плаща и куртки очутилась снаружи, где зима уже начинала петь свои ледяные песни.

«Убить бы этого ублюдка», – обронила я и Тайсэ испуганно вздрогнула.

«А ты... уже убивала прежде?»

«Не знаю. Иногда приходилось стрелять из лука. Может, и насмерть».

Девчонка посмотрела на меня со смесью страха и уважения.

«Ты и правда, как из другого мира, дану...»

Да, я понимала, о чем она говорит. Нечасто можно встретить в степи женщину, которая держит в руке оружие и носит мужское платье.

«Меня зовут Шуна, – сказала я. – А теперь расскажи, как так вышло, что за вас некому заступиться».

Пока Тайсэ говорила, вернулась и вторая девушка. Большеглазая, и впрямь похожая на лань, Мит не знала, куда прятать от меня глаза. Тогда я просто поймала ее, проходящую мимо, за руку и усадила рядом. Мит почти ничего не говорила, только кивала иногда словам подруги или вздыхала глубоко. Потом тихо сказала, что пора готовить обед и ускользнула в кухонный угол.

К тому моменту я уже приняла решение.

Оставалось только набраться смелости, найти своего коня и дождаться ночи.

Вечером все повторилось... Бенеш снова потребовал от меня того же развлечения, что и вчера, но на сей раз велел заняться второй девчонкой. Наверное, у меня ничего бы не вышло, но перед тем он выкурил хорошую трубку красного кимина, и я основательно надышалась этим дурманным запахом, утратила всякое понимание реальности, верх с низом едва различала. Впрочем, похоже он еще и в зир, который мы пили, что-то подсыпал или даже в еду, потому что от одного только дыма так котелок не сносит.

Когда этот говнюк уснул, а Тайсэ, тихо утирая слезы, двинулась к своей лежанке на женской половине, я кое-как нашла в себе силы оторвать тяжелую голову от вышитой подушки на полу и тоже поползла прочь. Но не следом за девчонкой, которую мне очень хотелось утешить, а к порогу тэна. Выбравшись под холодное черное небо, я сунула два пальца в рот, как учила мать, и выпростала из себя весь остаток ужина. Утерла грязный подбородок рукавом куртки, которую стащила давным-давно у какого-то сопляка, постояла немного, не разгибаясь, потому что перед глазами так и вспыхивали черные искры. Потом медленно сползла по опорному столбу тэна наземь. Несколько минут сидела, подставив лицо колючему предзимнему ветру, ждала, покуда сознание прояснится хоть немного. И вскоре мне действительно стало лучше. Даже рука почти перестал болеть. В запале своей звериной страсти Бенеш так сцапал меня за левое запястье, что теперь я с трудом могла шевелить пальцами.

Зато боль хорошо отрезвляла.

Все то время, пока я приходила в себя, на меня хмуро посматривал один из приспешников Бенеша. Нерадостно ему, наверное, было сидеть под этим звездным небом у жидкого костерка и караулить шатер таргано... Поднимаясь с земли я намеренно потеряла равновесие, почти упала и пошла обратно ко входу в тэн на заплетающихся ногах. Пусть думает, будто я и правда пьяна до кровавых бесов перед глазами.

В тэне я отыскала кувшин с чистой водой и выпила едва ли не половину. Вода была прохладная, свежая, чистая. Зато дело мне предстояло грязное и гнусное, но иного выхода я не видела. Боль в руке очень ясно давала понять, что ждет меня, останься я в этом проклятом шатре... и что ждет двух девушек, которые не смогут последовать за мной, даже если я сейчас просто сбегу.

Поставив кувшин обратно на столик, я подошла к постели таргано. Он спал крепко, раскидав руки-ноги по сторонам, издавая громкий омерзительный храп. Широкая волосатая грудь мерно поднималась в такт глубокому дыханию.

Действовать нужно было быстро и решительно, однако я все стояла и все смотрела на это распростертое тело, которому по всем меркам предстояло еще долго жить, отравляя мир своим существованием, унижая таких, как Мит и Тайсэ.

Я вдохнула поглубже.

Да, это гадко и бесчестно, но иного выхода у меня не было.

Сейчас. Или никогда.

Я вынула из ножен кривой кинжал, который подарил мне этот ублюдок, тихо скользнула к изголовью топчана и приставила лезвие к крепкой мужицкой шее. Рука дрожала. Дыхание сбилось. К горлу подкатила тошнота. Еще миг я сражалась со своим страхом и этой мутью внутри, а потом не выдержала и бросилась прочь к занавеске входа. Не успела добежать – вся выпитая вода вышла на дорогой узорчатый ковер.

Зато после этого сознание прояснилось окончательно. Стало чистым, как зимнее небо в россыпи звезд.

Я стиснула рукоять кинжала.

Ну же, Шуна! Он заслужил это.

На сей раз я не дала себе времени на то, чтоб собраться с силами и решимостью – ринулась к постели таргано с занесенным над головой клинком и обрушила его на храпящую глотку одним стремительным движением, в которое вложила всю свою силу, всю ненависть, весь страх. Я много раз видела, как режут баранов... да и людей тоже.

Он даже дернуться не успел, когда черная щель расчертила его горло от уха до уха.

Кинжал выпал из моей руки, я медленно попятилась прочь от лежанки. Теперь тело на ней билось в судорогах, но ублюдок не мог издать ни звука – я хорошо постаралась. Хорошо запомнила все, чему научили меня мои степные братья.

Из-за занавески женской половины выглянула Тайсэ. Глаза ее округлились в ужасе, но прежде, чем дурочка успела заорать, я подскочила к ней и зажала рот ладонью.

«Молчи!»

Она часто испуганно закивала, ослабев от страха в моих крепких объятиях. Сама не знаю почему, я вдруг ощутила невыносимый прилив нежности к этой девушке, никогда не знавшей настоящей любви. Коснулась губами ее шеи, выдохнула еле слышно:

«Прости...»

И метнулась к задней стенке тэна.

Окровавленный кинжал с золотой рукоятью поднимать не стала. У меня на поясе висел еще один, мой собственный, простой и верный. Воткнув острое лезвие в плотную ткань шатра, я рассекла ее, проделав дыру как раз под свой малый рост.

И канула в нее прежде, чем Тайсэ успела сказать хоть слово.

9

Я прошла через становище таргала быстро, как проносится сквозь травы степной ветер. Глупец, который караулил шатер Бенеша, конечно, не заметил меня. Но никакого ощущения триумфа я не испытала. Меня смутно глодало чувство, что я совершила какую-то большую ошибку, мне было тошно от пятен крови на рукаве куртки и невыносимо страшно. Сердце стучало даже не в горле, а где-то почти во рту.

А хуже всего было то, что я так и не смогла отыскать своего жеребчика. Большой любви у меня к нему не было, даже имени ему я не нарекла, но все же привыкла к этой скотине, да и он хорошо меня слушался. Однако днем мне не выпало возможности отследить, куда его увели, а теперь и подавно не осталось ни каких шансов сыскать в огромном, как хорошая деревня, становище.

Я украла первого же коня, какого увидела на своем пути. Без седла, без уздечки – ухватилась за длинную темную гриву и взлетела на спину. Плаща у меня тоже не было, убегая, я про него и не вспомнила.

Только ночь накрыла меня своим подолом, скрывая от всех.

Несколько часов я гнала несчастную животину, не думая о том, насколько еще хватит ее сил. Вообще ни о чем не думая, кроме того, что нужно путать следы. И я путала, как могла. Опомнилась только, когда конь захрипел подо мной.

Я стояла посреди ночной степи, дрожа и всхлипывая – испуганная и уставшая маленькая дурочка без коня, без плаща, без еды. Без единой мысли, что же делать дальше. Засыпая под каким-то кустом на голой земле, я молила богов послать мне спасение, но даже не представляла, какое...

«Откуда ты здесь? – спросила я огромного белоснежного кота, зарываясь в его теплый пушистый мех. Рядом с ним все горести и тревоги разом отступили, утратили свою остроту. – Как ты здесь оказался?»

Ирвис не ответил, просто свернулся клубком вокруг меня, ограждая от холода, голода и страха.

«Не уходи, – сказала я ему, проводя ладонью по мягкой теплой шерсти. – Никогда не уходи от меня, слышишь?»

Я медленно открыла глаза и увидела перед собой дощатую стенку фургона.

Мой дом. Моя награда за все, что было.

А прошлое осталось в прошлом. Я выжила тогда. Выжила вопреки всему.

Вот только на самом деле ведь не было никакого белого ирвиса... Да и быть не могло. Откуда бы ему там взяться?

...Через несколько дней, когда я уже почти отчаялась выйти пешком к человеческому жилью, а мои пальцы снова начали сгибаться, как надо, судьба милостиво подкинула мне двух глупых беспечных колдунов, которые ночевали в степи, не выставив караула и не думая о том, что кто-то может свести обоих их коней разом. Я и свела. Кобылу хотела оставить себе, а чистокровного породистого жеребца продать, как только доберусь до тайкурских земель. Но все сложилось иначе... Лошадей-то я украла, вот только заплатить за это пришлось дорого.

Кровавой раной в сердце.

А про мальчишку-шамана с белыми косами я тогда и знать не знала. В ту пору он еще торчал в своей лесной глуши, не мог сказать даже слова и шагу ступить не мог тоже.

Зачем он мне приснился?

Я медленно, со стоном села на лежанке, стиснула и разжала правый кулак. Боль в руке прошла. Бенеш давно мертв. А Наге просто дурак, который решил, что может обуздать дикий ветер.

Вдруг вспомнился его отчаянный возглас: «Но почему? Почему нет!?».

Тогда я не ответила, а сейчас поняла. Осознала.

«Не люб ты мне, Наге, красивый парень с далекого озера. Не люб и все».

Вот что надо было ему сказать. Сказать сразу...

Я уставилась на приоткрытую дверь, за которой был виден яркий дневной свет. Оттуда, из внешнего мира доносились голоса чужих людей, верно кто-то приехал к шаману. В воздухе отчетливо пахло горьким полынным дымом....

Пахло как от Вереска.

«Это всего лишь полынь, – сказала я себе. – И не надо думать лишнего. Он далеко. И т а мего на самом деле не было – ни в зверином обличьи, ни в человечьем».

Посмотрела с тоской на свои пустые руки в перевивах тонких жил.

«Да и сейчас он просто призрак...»