Ойроэн

Тот, кто делает выбор

0

Что есть судьба? И что есть случай? Где заканчивается предначертанное и начинается наш выбор? Можем ли мы изменить будущее или оно высечено на нашей коже задолго до того, как по его невидимым узорам лягут морщины и шрамы?

Я думала об этом, Любимая, с той поры, как повстречала мальчика с седыми волосами, способного прозревать то, что еще не сбылось. Я думала о твоем муже, которого кличут Дархисаной, человеком, идущим поперек, меняющим русло, нарушающим правила. И думала об отце Рада, неизменно покорном зову судьбы. Я думала о себе и о Вереске. Я пыталась понять, возможно ли оспорить тот выбор, к которому так настойчиво толкали меня небеса.

Той весной мне отчаянно хотелось самой заглянуть за грань бытия и разглядеть свое будущее. Но боги не дали мне силы вершить подобное. Зато маленькие дикие кошки способны видеть в любой темноте, в любом мраке. А еще зализывать раны и брать все хорошее, что посылает им жизнь.

Год прошел с той поры, как я снова шагнула на землю, где люди внемлют голосам трав и камней, ручьев и костров. Все люди, не только те, что наделены Силой. И я сама теперь иначе могла видеть мир вокруг себя. Не так, как прошлой весной, не так, как позапрошлой. Иначе, чем в детстве, по-другому, чем после смерти матери. Рана в моем сердце не затянулась без следа, но ее края уже почти сомкнулись, позволяя мне жить эту новую жизнь. Позволяя чувствовать не только страх или боль. Позволяя видеть гораздо больше прежнего.

О нет, я не стала мудрой. Не стала зоркой. Не научилась заглядывать в будущее.

Я просто смотрела на степь, и красота ее была открыта и понятна мне как никогда.

1

Не попробуешь – не узнаешь. Так говорила мама. Так же сказал и Кайза, когда я однажды в сердцах обмолвилась, сколь невесело жить без своего коня. И предложил мне надеть седло на одного из гнедых, которые прежде таскали фургон, а теперь только лениво отъедали бока, предоставленные самим себе. Укрытые защитой шамана, они шатались по степи, сколько хотели и куда хотели, никогда, впрочем, не отходя от становища слишком далеко. Долгое время идея сесть верхом на тяжеловоза казалась мне на редкость глупой, но, когда Кайза сказал, что можно попробовать, подумала – а почему бы и нет? Что я теряю? И на лошадях ведь не написано, чем они всю жизнь занимались.

В общем, не так это оказалось и ужасно, как я думала – гнедая кобыла довольно быстро поняла, чего от нее ждут и к седлу отнеслась так же благосклонно и безропотно, как прежде к упряжи.

Именно на ней я и поехала к Земле Силы.

Вообще-то я туда не собиралась, но когда Кайза предложил составить ему компанию, поняла, что это именно то, чего жаждет душа. Было немного страшно оставить сына, ведь путешествие туда редко занимало у шамана меньше трех дней, но Вей сказала, что справится с мальчишкой. Ну... она и правда имела к нему подход. Порой мне казалось, будто ее Рад слушается даже лучше, чем меня.

Перед самым отъездом я позволила сыну долго-долго висеть на моей груди, вытягивая из нее молоко. Для себя сразу решила – все. Этот раз – последний. Покуда меня не будет, как раз и отучится. Ужасно надоело просыпаться по ночам и затыкать соском маленький требовательный рот. Хватит.

Теперь, глядя на цветущую степь меж ушей гнедой Весны, я уже почти и не вспоминала про сына. Мне казалось, там в становище осталась какая-то другая Шуна, с которой я не хотела иметь ничего общего. Т а думала только о ребенке, о хлопотах по хозяйству, о своем прошлом и будущем... А я здесь была свободна и легка, точно птица в небе.

И хотелось, чтобы дорога эта не кончалась.

Уже довольно далеко отъехали мы от дома, когда я вспомнила свой последний сон.

– Кайза, Вереск возвращается.

Шаман кивнул, даже не взглянув на меня.

– Знаю.

На миг я ощутила себя полной дурой. И с чего это мне придумалось, будто такой наставник может не ведать, где и как там его ученик?

– Откуда? – все же спросила я. – Ты вроде не сноходец...

– Всякий хороший шаман умеет проникать за грань сна.

И то верно. Могла бы догадаться.

– Значит, ты всегда знал, что с ним?

Кайза покачал головой.

– Нет. Не всегда. Ему бы это не понравилось.

Я не стала уточнять, на что именно похожа для шамана эта связь. Он и сам-то не больно любил, когда кто-то знал о нем слишком много. Но, если честно, меня здорово задело то, что он скрыл эту возможность поддерживать связь со своим учеником.

Какое-то время мы ехали молча, и я уже даже почти перестала злиться, когда Кайза снова заговорил:

– Тебе он позволил видеть больше, Шуна.

– Позволил? – я уставилась на шамана с недоумением. – Как это?! Хочешь сказать, это Вереск все подстроил?! То, что я все время вижу его во сне?!!

– Нет. Он ничего не подстраивал, – терпеливо попытался объяснить мне шаман. – Но он ойроэн, ему даны особые силы.

Тоже мне новость!

– И что?

Кайза вздохнул, отогнал назойливую муху, покосился на меня с легкой доброй усмешкой.

– А то, что он не выбирал, сниться тебе или нет. Но его сердце открыто тебе, и потому ты видишь больше, чем могу увидеть я.

Сердце открыто...

Почему-то от этих слов мне стало жарко и тесно в груди, а к глазам, не спросись подступили слезы.

– Он нашел себе новую лошадь, – зачем-то сказала я. – Это ты тоже знаешь?

– Догадывался.

Из груди моей вдруг тоже вырвался вздох – долгий и какой-то уж слишком громкий.

Кайза посмотрел на меня задумчиво, потом снова перевел взгляд на степь, лежащую перед нами.

– Шуна... – как-то очень уж осторожно начал он, – можно я спрошу тебя кое о чем?

Внутренне я похолодела. Сама не поняла почему. Уж очень странный сделался голос у шамана.

– Ну, – только и смогла ответить.

– Почему ты противишься? Почему отталкиваешь его, хотя твое сердце тоже давно открыто ему навстречу?

2

Почему?

Я уставилась на собственные руки, держащие поводья.

Как объяснить другому человеку то, что даже себе трудно? Будь на месте Кайзы его жена, я бы, глядишь, сумела как-то быстрей и честней подобрать слова, но дать ответ этому человеку с суровым профилем ворона казалось почти невозможным.

Наши кони шагали, солнце ярко светило в глаза, и было так просто, так естественно зажмурить их, ничего не говорить. Но сколько ни молчи, вопрос никуда не денется. Он висел между нами, плыл невидимым, но плотным облаком.

– Не хочу, – сказала я, когда облако стало давить мне на плечи слишком сильно. И сразу же поняла, что этого мало. Что это и не ответ вовсе. – Мне не такой мужчина нужен.

Не увечный и не робкий, словно теленок. Не сопляк, который даже бриться не начал.

– А какой? – спокойно, без удивления спросил Кайза. – Как Наге?

Я отвернулась, не желая показать свою боль.

Да, Наге был похож на тот образ избранника, который я когда-то придумала себе. Сильный, храбрый, уверенный. Такой и на руки возьмет, и поцелует первым, и дом его всегда будет полной чашей...

Быстро утерев глаза, я поддала Весне пятками в бока, и та с шагу перешла на рысь. Кайза не стал меня догонять, подождал, пока я сама не придержу кобылу, понуро дожидаясь его.

Некуда мне было бежать.

Он знал это.

– Может не в том дело, какой он мужчина? – спросил, не замечая моих мокрых глаз.

– Может...

И снова между нами застыла тяжелая тишина.

– Тогда в чем?

Никогда прежде Кайза не был таким приставучим чертополохом. И, по правде-то сказать, мне больше нравилось как раньше. Зачем он теперь лез мне в душу?

– Затем, что он колдун! – не выдержав, крикнула я, и голос мой оказался слишком тонким, слишком звенящим. – Был у меня уже один такой! Не хочу больше!

Кайза покосился на меня задумчиво.

– А чем так плохи колдуны?

Чем? Да всем! Никогда не знаешь, чего от них ждать, девки к ним липнут, точно грязь к сапогам по весне, а самое главное...

– Однажды он встретит ту, которая ему предназначен. Ведь так? У всех у вас есть свой Источник. Я знаю это теперь... Не хочу снова стать ненужной, как тряпка, которой зад подтерли!

Кайза молчал. Настал его черед думать.

– Значит, ты так и не поняла... – обронил он наконец, и я сразу вспомнила, что шаман уже говорил эти слова. Или очень похожие.

– Да чего не поняла-то?! – сердито бросила ему в лицо.

Он направил на меня глубокий взгляд своих темных глаз. Словно душу наизнанку вывернул.

– Доедем до Земли Силы, расскажу. Там хорошее место. Да и очиститься немного для начала тебе не помешает. Чтобы вместить что-то новое, сперва лучше избавиться от старого. А в тебе изрядно лишнего накопилось.

Я не стала уточнять, что он имел в виду. И сама это хорошо понимала.

Обида. Страх. Злость. Ненависть. Разочарование.

Чувства, которые наполняли мои тело и душу ядом уже много лет.

Не больно-то я верила, что от них можно избавиться. Но все же... все же хотела этого, потому и поехала с шаманом.

Остаток пути мы преодолели молча.

Погруженная в свои мысли, я и не заметила, как высокие неровные скалы, похожие на каменные пальцы или зубы, приблизились вплотную. У их подножия раскинулся овраг с редкой зеленой рощицей – вязы, дубки и несколько кривых сосен. Под деревьями, рождаясь где-то в скалах, проложил себе дорогу тонкий звонкий ручей. Чуть в стороне от него я разглядела за ветвями приземистую каменную хижину. Кайза спешился возле нее и споро расседлал коня. По-прежнему ничего не говоря, я последовала его примеру.

– Была здесь прежде? – спросил шаман, укладывая седло на выбеленную временем деревянную скамью возле костровища.

Я покачала головой.

– Только слыхала. Говорят, простым людям сюда в одиночку лучше не соваться.

– Верно говорят. Но ты со мной, так что ничего не бойся. Сходи к Чреву матери для начала. Это сильное место, особенно для женщин, – Кайза махнул рукой влево. – Вон там оно. Сразу узнаешь, не спутаешь. А я пойду сделаю подношение. Здесь встретимся.

Закинув за спину свой старый походный мешок, он зашагал в сторону скал, что нависали над рощей неровным темным карнизом.

3

Да, попасть в Землю Силы можно только с шаманом, вот только не всякого шаман возьмет с собой. Да поди-ка еще уговори его отправиться сюда, когда тебе самому это нужно... Вей давно предлагала мне поехать с Кайзой, и я понимала, что в самом деле могу за просто так получить особый дар, который мало кому доступен без платы и без усилий. Но прежде мне все казалось, будто это лишнее. А может, я боялась. Или просто не была готова. Теперь же шла меж деревьев и гадала, отчего раньше не согласилась.

То место, про которое толковал Кайза, я и правда признала сразу же. Трудно было бы мимо пройти. Деревья здесь сплошь были обвязаны тонкими разноцветными лентами, обрывками кожи или даже меха. Местами с кончиков лент свисали украшения – одни совсем простые, другие побогаче. Я увидела несколько тяжелых золотых колец и даже целое ожерелье, обернутое вокруг толстой ветки. В золотых его звеньях сверкали драгоценные камни. Очень ценные. Впрочем, попадись оно мне на глаза даже пару лет назад, я б на такую добычу не позарилась. Глупец тот, кто крадет у духов.

Впрочем, украшений здесь все же было немного. Духам на самом деле не так важно, что именно ты оставляешь, золото или тонкую полоску ткани от своей рубахи или платка. Я провела рукой по стволу вяза, украшенному множеством разноцветных ленточек. Алая, синяя, белая, темно-бурая, голубая... Каждая лента – чья-то судьба, чье-то загаданное или сбывшееся желание. Я знала, что чаще всего женщины просили здесь у степной земли, чтобы та помогла им зачать дитя, но мне это было уже без надобности. Больше рожать я не собиралась. Никогда. Одна только мысль о других наследниках повергала меня в ужас.

Но ничто не мешало мне попросить о чем-нибудь другом.

Я опустилась в траву под деревом, прислонилась затылком к теплому шершавому стволу и закрыла глаза.

Что же мне загадать? Что сказать духам?

В голове было пусто.

Я перестала понимать, чего мне хочется на самом деле.

Теплый ветер ласково шевелил пряди моих волос. За полтора года они снова стали длинными, почти как и прежде были. Такими же непослушными, дикими, не поддающимися никакому гребню. Обычно я обвязывала их платком, но в этот раз, спешно собираясь в путь, забыла прихватить его с собой. Ветер тут же воспользовался возможностью поиграть этими лохмами.

Да и пускай.

Я не боялась ветра, он всегда был частью меня, всегда жил у меня в сердце, выдувал оттуда все страхи, все горькие чувства.

Всегда гнал меня вперед.

Ветер, ветер, брат мой, как бы я жила без тебя? Стала бы счастливей? Смогла бы познать простые радости обычных женщин, которые не ищут для себя новых дорог?..

...Ветер дул уже четвертый день. То скулил побитой собакой, то выл диким волком.

«Ишь, разошелся», – ворчала мать, помешивая жаркое в котелке на печке. Была зима, и хоть мы проводили ее на юге Феррестре, в такую погоду разводить костер снаружи совсем не хотелось. Тем более, что там еще и дождь накрапывал.

Я растянулась поперек лежанки, свесив одну руку вниз и водя пальцем по старому дощатому полу. Все его узоры были знакомы мне лучше, чем линии на собственных руках. Меня саму ветер не тревожил, ведь он был снаружи, а мы с мамой внутри. И здесь, внутри нас согревало тепло печи, и так вкусно пахло жаркое из грибов с капустой. Когда тебе нет еще и шести зим, все кажется прекрасным, особенно если рядом тот, кого ты любишь. Но мама вдруг затянула старую песню про три дерева, и вскоре я ощутила внутри нарастающее беспокойство. Песня была грустная.

«Ма... а я тоже умру?»

Она вздрогнула и обернулась ко мне. Мы встретились глазами.

«Все умирают, котенок».

Беспокойство стало таким большим, что перестало умещаться у меня внутри. Я села и стиснула обеими ладонями края лежанки.

«И ты?»

Ох и страшно было услышать ответ...

«И я».

Увидев, как стремительно слезы хлынули из моих глаз, она вздохнула и, опустив длинную деревянную ложку в булькающий котелок, быстро сделала шаг ко мне. Села рядом и обняла за плечи, спрятала мое заплаканное лицо у себя на груди.

«Когда приходит время, все возвращаются на небеса. Туда, откуда мы и пришли. Таков закон этого мира».

«Но я не хочууу!» – мой тихий плач уже почти перешел в рыдания.

Мама снова вздохнула.

«Смерть – это вовсе не плохо, котеночек. Это просто изнанка, другая сторона жизни»

«И что там?» – я с трудом выдавила этот вопрос.

«Не знаю. Никто наверняка не знает. Но думаю, там лучше, чем здесь...»

«А я не хочу без тебя-а-а...»

«Не бойся, букашка. Я еще молодая. Еще поживу. И ты умрешь очень нескоро. Но когда это случится, мы обязательно встретимся там, по ту сторону. Не плачь... ну же, успокойся. Слышишь, ветер поет тебе колыбельную. Вот поедим сейчас да ляжем спать. Будем слушать его песни. Говорят, ветер много всего знает. Если слушать его внимательно, можно услышать то, что говорили люди на другом краю мира, и то, что они говорили сотни лет назад. А еще ветер уносит все плохие мысли, все твои горести...»

Я долго еще плакала в мамину рубаху, прятала лицо за отворотами ее теплого вышитого цветами жилета. А потом мы ели жаркое и смеялись над какими-то ее выдумками. Позже я уснула у нее под боком, моля всех богов никогда не посылать за нами смерть.

У нас впереди было еще семь лет.

4

Когда я открыла глаза, мама сидела рядом и задумчиво водила гребнем по своим длинным густым волосам. Они были такими же темными, как мои, но никогда не топырились во все стороны, лежали на плечах гладкой красивой волной.

Я смотрела на мать без отрыва, пытаясь понять, что это – сон или явь и как вообще такое возможно. Быть может, я и сама не заметила, как умерла, и поэтому мы встретились?

– Иди ко мне, – нежно сказала она, и вот уже моя голова оказалась у нее на коленях, а гребень осторожно скользнул по моим волосам. – Все-то мысли у тебя в комок сбились, перепутались... Вот я их сейчас причешу, и сразу легче станет.

Я тихонько всхлипнула, но тут же смахнула слезы. Незачем маме их видеть.

Гребень ходил по моим спутанным прядям легко, словно они были шелковые.

– Вот так, – приговаривала мама. – Вот так, моя красавица... Будешь ты милая да пригожая, будет тебе хорошо и спокойно. Ну, чего тебе все неймется? Чего не хватает?

Я к тому моменту, как ни держалась, а уже заплакала ей весь подол длинной цветастой юбки, которую она обычно надевала на праздник.

– Не знаю...

– Кто же знает-то?

Я утерла мокрый нос да и глаза за одно.

Чего не хватает?

– Я... я просто счастливой быть хочу!

– Тю! – усмехнулась мама. – Разве же это просто? Это ведь самое сложное, дочка, быть счастливой... Видеть радость в каждом дне, даже самом безрадостном. Такому не один год учиться. Ну, ничего, научишься.

Гребень все приглаживал мои непослушные вихры, и мне уже почти не казалось странным, что мама сидит рядом, что она живая, и мы говорим так, словно и не расставались никогда. А она, между тем, принялась тихо напевать, и я без труда узнала ту самую песню, которую считала такой печальной много лет назад. Теперь ее слова звучали для меня совсем иначе, открывая те смыслы, которые оставались недоступны для детского разума. Они были не про смерть, но про бесконечность жизни.

Но на этом открытия не закончились.

Окончив петь, мама сказала то, чего я от нее уж точно не ждала:

– Эту песню играл на скрипке твой отец, в тот вечер, когда мы с ним познакомились.

Я замерла, не дыша, боясь спугнуть это чудо, которого ждала столько лет. Немного помолчав, мама добавила:

– Его звали Май. Кудри тебе от него достались... и этот ветер в сердце тоже. Он еще похуже меня бродягой был, нигде не знал покоя. Девки, музыка да новые города каждую неделю – вот и все, что ему нужно было от этой жизни, – мамины пальцы осторожно разобрали колтун в моих волосах. Помолчав немного она усмехнулась: – Думаю, в каждом из тех городов у тебя есть по сестре или брату. Зато играл от так, словно боги расцеловали каждый из его пальцев. Скрипка эта окаянная всю душу выворачивала...

Мне невыносимо хотелось спросить, что же было потом, дальше. И мама словно почувствовала мой незаданный вопрос.

– Не знаю я, куда он подевался. И никто не знает. Одни говорят, мол, его зарезали в каком-то кабаке, другие уверяют, что он свалился в реку по пьяни... Но чаще всего до меня доходили слухи, будто твой отец своими ногами ушел в другой мир. Думаю, это правда, потому что его нет ни среди живых, ни среди мертвых.

Рассказ матери потряс меня так, что я едва могла дышать.

– Он знал обо мне? – спросила с трудом, глядя в пустоту перед собой и пытаясь впитать его имя, которое теперь было у меня навсегда.

Мать долго молчала, перебирала мои пряди.

– Нет.

Наверное, прежде меня сильно ранил бы ее ответ, но теперь, когда я сама ушла с ребенком от любимого человека, намного проще было понять, что она чувствовала тогда.

– Ты сильно любила его?

Мама снова усмехнулась.

– Любила... Потому и не сказала ничего.

Она склонилась и поцеловала меня в висок.

– Мне пора. И тебе тоже. Не думай о нем плохо, он был хорошим человеком, просто...

– Просто ничего не знал, – закончила я, поднимаясь с материных колен и пристально глядя ей в лицо.

– Они часто не знают чего-то самого важного, – сказала та. – И часто не понимают, какую боль причиняют нам. Но не все такие, как твой отец и как отец твоего сына. Помни это.

Я кивнула.

Очень хотелось ей верить.

5

Мне так много нужно было сказать маме и так много спросить, но я проснулась прежде, чем успела открыть рот.

По-прежнему дул теплый южный ветер, щебетали птицы в деревьях, журчал ручей, но теперь я снова была одна.

Ох, мама...

Я медленно провела рукой по голове и даже не удивилась, когда поняла, что давних колтунов там больше нет. Волосы стали мягкими и легкими. Как в детстве, целую жизнь назад.

«Спасибо...»

На душе стало тепло и немного грустно, но плакать больше не хотелось. Скорее уж наоборот – у меня словно чугунная плита с плеч упала.

Значит, отец был музыкантом? Ну надо же... Кто бы мог подумать. Даже в соплячестве я такого не воображала – всегда была уверена, что мать зачала меня от какого-нибудь разбойника вроде старины Турри. А оно вон как. Что ж, мне от этого скрипача даже с гулькин нос талантов не перепало, никогда я не ощущала в себе тяги к музыке. Даже грустила из-за этого в детстве, ведь частенько приходилось видеть маленьких балаганных артистов, которые в мои годы уже умели ого сколько всего, в том числе и пиликать на разных флейтах и таресах.

Теперь-то, будучи взрослой, ясное дело, я никаких подобных душевных терзаний не испытывала. Подумаешь, музыканты! Но, конечно, доведись мне родиться с таким даром, уж точно не терзалась бы глупыми вопросами, кто я такая и чего ради живу. Все было бы просто... а не вот так, как сейчас.

Ну, уж какая есть, такая есть.

Не всем дано унаследовать от родителей их лучшие черты. Некоторым достаются только дурацкие непослушные кудри да ветер в сердце, вечно гонящий прочь с насиженных мест.

Теперь хотя бы понятно, откуда во мне это все.

Я не спеша поднялась, вынула из ножен кинжал и отпорола тонкую полоску от края своей старой зеленой рубахи.

«О добрые духи этой земли, не попрошу я у вас ни богатства, ни славы, ни красивого сильного мужа. Я попрошу у вас силы для меня самой. Чтобы идти вперед, когда хочется идти, чтобы петь, когда хочется плакать, чтобы радоваться каждому дню, не дожидаясь мужей и богатств».

Я привязала ленточку к прочной изогнутой ветке и поцеловала ее кончик.

Чуть поодаль от этого дерева в земле виднелась странная щель. Мне доводилось слыхать про нее, и не раз. Чрево Матери, вот как называли этот странный разлом. Я подошла к нему поближе, опустилась на колени и осторожно сунула голову в земляное устье. Там внутри было темно и едва ощутимо пахло сыростью. Знакомое с детства кошачье любопытство не позволило просто встать и уйти. Вместо этого я осторожно пролезла внутрь.

Корни деревьев, старые листья, комья земли. Я плохо видела в густом сумраке маленькой пещеры, которая оказалась очень тесной – крупный человек вроде Фарра здесь мог бы и застрять. А может, и нет... В любом случае, даже мне не удалось распрямиться в полный рост. Так что я встала на четвереньки и осторожно развернулась, чтобы вылезти обратно. Все равно ничего интересного в этой норе не нашла.

Медленно ощупывая земляной пол и стены, я уже почти добралась до выхода, когда под руку мне попался небольшой камень с неровными гранями. Сама не знаю, зачем, но я сгребла его и только после этого вытащила себя наверх, к солнечному свету. После Чрева этот свет казался непривычно ярким и слепящим. Я потерла глаза, а потом разжала кулак. Камень, лежащий на моей ладони был размером меньше мизинца и формой напоминал летящую птицу.

«Красиво, – подумала я. – Кабы умела резать горную породу так же легко, как дерево, выпустила бы эту птицу на волю».

И сунула камешек за пазуху. Пусть будет.

Когда вернулась к каменной хижине, Кайза уже сидел возле нее на скамье и поджидал меня, задумчиво пуская в небо тонкие струи дыма. Изогнутая темная трубка казалась естественным продолжением его руки.

– Ну как прогулялась?

Как? Я пожала плечами, не зная, что ответить на этот вопрос.

– Маму видела...

Кайза приподнял бровь.

– Хорошо видела?

Я кивнула.

– Хорошо. Как наяву...

Он присмотрелся ко мне повнимательней. Улыбка скользнула по суровому лицу.

– Да, вижу, что хорошо. Ну, значит уже не зря приехала сюда. Земля Силы лишнего не являет, – шаман поднялся со скамьи. – Теперь идем к источнику. Я обещал, что помогу тебе избавиться от того, что гнетет и мешает. Идем... А потом вернемся сюда и я расскажу тебе одну историю.

Его рука легла мне на плечо, увлекая в сторону скал.

6

Идти было недалеко. Я легко ступала по камням, рассыпанным вдоль ручья, и в какой-то момент вынула свой маленький камешек из-за пазухи. Он хорошо лег в руку, было приятно перекатывать его между пальцев.

– Что это у тебя? – спросил Кайза, в очередной раз проявляя несвойственное ему любопытство.

Я показала ему находку на вытянутой ладони.

– Там подобрала, в этой норе.

Шаман хмыкнул.

– А ты знаешь, что это значит?

– Нет... – я нахмурилась, ощущая, что опять вляпалась в какую-то неприятность. – Что же?

– Люди, которые просят у этой земли о наследниках, верят, что, если найти в Чреве Матери камень и взять его с собой, он привлечет за собой дитя.

Я застыла на месте.

– Ты шутишь!

Проклятье, я знал, что нет... Вспомнила, что уже слыхала прежде эту байку. Как же я могла про нее забыть?

– Не бойся, Шуна. Никто не заставит тебя заводить еще детей, если ты сама этого не захочешь. Ну взяла и взяла. Не выбрасывай только. Мало ли...

Я сердито сунула камешек обратно за отворот куртки.

Нет уж! Пусть себе лежит, конечно, но никаких новых сопляков мне точно не надо!

Ручей привел нас к изножью скалы и там застенчиво спрятался в пещере с высоким сводом. Последовав за ним, мы оказались внутри гулкого каменного пространства, от которого веяло прохладой и покоем.

Я увидела, что источник рождается в щели меж камней на высоте человеческого роста. Поток воды был довольно сильным – струя шириной в локоть низвергалась вниз шумным водопадом и падала в глубокую каменную чашу. Воды в этом скальном углублении было мне почти по пояс.

– Хочешь искупаться? – спросил Кайза. И, как это часто бывало, мне не удалось понять, шутит он или же говорит всерьез. Я зябко повела плечами – в пещере было много прохладней, чем снаружи.

– Не уверена.

– Тогда просто умойся, – сказал шаман, и сразу стало ясно, что его вопрос все-таки не был шуткой.

С виду вода казалась студеной. Коснувшись ее поверхности, я убедилась, что она действительно очень холодна. Весна уже давно перевалила за середину и близилась к концу, но этот источник словно духи зимы заколдовали.

– Что же... – охрипнув, спросила я, – тут правда кто-то окунается?

– Правда, – кивнул Кайза. – Но нечасто. Я мало кого сюда привожу. Обычно хватает воды из ручья.

Мне стало еще более зябко от его слов.

– Со мой все плохо?

Он рассмеялся. Хорошим таким смехом, от которого сразу полегчало.

– Нет, Шуна. С тобой все хорошо, поверь. Намного лучше, чем с иными, кто приходит ко мне.

– Почему же?..

Кайза тоже опустил руку в воду, но не кончики пальцев, а всю кисть. Когда вынул, вода красиво стекала с его сухих смуглых пальцев.

– Считай, это мой подарок тебе.

Подарок...

Я зажмурилась и кивнула.

– Отвернись, – сказала ему и принялась снимать сапоги.

Шаман отошел и сел лицом к выходу на какую-то старую огромную корягу, похожую на корневище. Я посмотрела на его ровную спину, и подумала, что он похож на натянутую струну. Только звук, исходящий от него был никому не слышен.

Мои штаны, рубаха и куртка с тихим шорохом упали на утоптанный земляной пол пещеры. В складках рубахи прятался неровный серовато-желтый камень, похожий на птицу...

В чашу с водой я скользнула одним движением и задохнулась от ледяного холода, а потом ощутила настоящий жар, как будто мое тело опалили огнем.

– Окунись с головой, – услышала я негромкий, но звучный голос Кайзы. – Так будет лучше.

Набрав в грудь побольше воздуха, я сделала, как он велел, а потом почти сразу выбралась на каменный край чаши. Долгие струи стали продолжением моих волос. Еще несколько мгновений жар согревал меня, но прежде, чем я успела дойти до своей одежды, ощутила, как холодная дрожь начинает потряхивать тело.

Кайза встал и, скинув с плеч свой плащ, подошел ко мне.

– Спрячься здесь, – сказал он, распахнув его пошире. Глаза шамана были закрыты.

Я с благодарностью нырнула в теплое нутро пропахшей полынью чужой одежды, и теплые мягкие полы плаща сомкнулись вокруг меня, как широкие крылья.

– Вот и попалась, – сказал Кайза. Голос его звучал так, словно шаман улыбался. – Согревайся, малышка.

Удивительно, но из его уст это слово, всегда меня злившее, прозвучало совсем иначе. Мне и правда стало тепло. Не только снаружи. Глубоко внутри.

Мы долго стояли так под сводами пещеры, древней, как сам мир. Я слышала ровное биение сердца в груди Кайзы и шум воды, падающей в чашу. Слышала свое собственное дыхание и пение птиц где-то там, далеко за гранью этого мира, в котором не было ни прошлого, ни будущего, а только огромные крылья, укрывшие меня от всякого зла.

Очнулась я, когда шаман смешно чихнул и сказал весело:

– Как ты думаешь, Шуна, не пора ли нам отведать тех лепешек, которые моя любимая жена положила нам в дорогу?

Я кивнула, невольно боднув его в грудь.

– Тогда давай одевайся. Я буду ждать тебя возле хижины. Можешь не спешить. Пока разведу огонь и согрею воды. Полагаю, тебе не будет лишним выпить чашку одного хорошего отвара...

С этими словами он зашагал к выходу, оставив меня стоять завернутой в его плащ, как в непроницаемую броню, которая отсекла все дурное.

По крайней мере, я ощущала это именно так.

7

– Хороши лепешки, – сказал Кайза, дожевывая третью по счету. – Умеет моя Вей вкусно готовить.

Я кивнула и облизала жирные пальцы. Лепешки и впрямь были чудо как хороши. Особенно, если вспомнить, что с утра мы ничего не ели.

– Ночь проведем здесь, – шаман вынул горящую ветку из костерка и раскурил трубку. – У меня еще есть дела, да и тебе хорошо побыть подольше на Земле Силы.

Вот и прекрасно. Я была рада никуда не спешить и не помнить о своей обычной жизни. Земля Силы для этого отлично подходила.

Я уже допила отвар из пиалы, которая нашлась в старой каменной хижине, когда Кайза обронил будто между делом:

– Так вот про колдунов...

У меня разом сердце упало куда-то в желудок, где его свело судорогой. Я осторожно поставила пиалу на землю рядом с догорающим костром и посмотрела на шамана в упор.

Хотя на самом деле мне больше всего на свете хотелось зажать уши и убежать.

– Чего там про колдунов? – мой голос снова стал хриплым, как обычно, когда я слишком волновалась.

– Что тебе известно об узах, которые связывают человека Силы с его Источником?

Что мне известно? Я задумалась ненадолго.

– Айна говорила, мол, Источник всегда притянет своего колдуна. Потому что... потому что дает ему особую защиту. Как оберег. И когда они встретятся, все их прежние связи будут разорваны.

Пока я говорила, Кайза задумчиво выдувал тонкий дымок из уголка рта. После того как умолкла, он тоже какое-то время молчал. А заговорив, не отводил взгляда от красных углей в костровище.

– Ты верно запомнила. Все так. Но... как ты думаешь, когда возникает эта связь между магом и его Источником?

– Не знаю, – я пожала плечами. – Если верить тому, что Айна наговорила... все предрешено задолго до их встречи. Вроде... вроде как выбора ни у кого нет. Хочешь, не хочешь – придется быть вместе.

Шаман выкатил носком сапога один из красных углей и, подняв его, задумчиво покатал на ладони. Как и мой сын, он мог делать это безо всякого ущерба для рук. Тлеющий кусок дерева не оставлял на коже ни следа, будто был просто ярко расписанным камешком.

– Я тоже верил в это, – сказал Кайза негромко. – Долгие годы. Но все оказалось сложней.

Он снова надолго замолчал. Сидел и смотрел на уголек в своей ладони.

– Правда в том, Шуна, что маг м о ж е т выбирать. Именно маг делает этот выбор, когда впервые встречает того, кто становится его Источником.

Я моргнула несколько раз, пытаясь понять, о чем толкует шаман, но суть его слов ускользала от меня.

– Не понимаю... – честно призналась я и посмотрела на него жалобно и сердито.

– Вей не выбирала меня, – сказал Кайза. Когда наши взгляды и наши души соприкоснулись, для нее все было решено раз и навсегда. Для нее это стало так, словно вся ее прежняя жизнь являлась лишь дорогой к нашей встрече.

Это мне было понятно. Я кивнула, не отводя глаз от лица шамана. Он вздохнул и, отведя глаза от углей, пронзил меня взглядом, подобным наконечнику стрелы – не вздохнуть, не отвернуться.

– Вей не выбирала меня, – повторил он. – Это Я ее выбрал. Я, понимаешь? Когда увидел ее, меж нами родилась эта нерушимая связь, которая разорвется, только если один из нас умрет.

Теперь до меня начало доходить.

– Значит... значит, это не судьба? Не предназначение?

Кайза потер пальцем переносицу.

– Судьба. И предназначение. И мой выбор. Все вместе.

– Выходит, если бы Айна не встретила Лиана, она не стала бы Источником для него?

– Выходит так. Другой вопрос, могла ли она его не встретить?

Мы снова надолго погрузились в тишину. Покуда я не собрала все осколки мыслей и не сложила их воедино.

– Кайза... а м н еты зачем это все говоришь?

– Все еще не поняла?

Я снова пожала плечами. Может, и поняла, но мне нужно было услышать это от него.

– Ты можешь не бояться, что белый ирвис найдет себе любимую в чужих землях. Он уже выбрал ее.

Теперь мое сердце стучало в самом горле, отдавая горячими ударами в виски.

Поверить в сказанное было слишком трудно.

– Это ты, Шуна. Он выбрал тебя.

8

– Это нечестно, – смогла я выдавить из себя в конце концов. – Нечестно, что какой-то сопляк все решил за меня!

– Нечестно, – легко согласился Кайза и принялся выколачивать свою трубку. – В этом мире вообще нет ничего честного. Но так уж сложилось, что издавна какие-то сопляки, наделенные силой вольны решать за двоих, – он улыбнулся мне, да только в глубине его глаз я видела отражение непонятной мне грусти. – Если тебя это утешит, просто знай, что юные колдуны и колдуньи делают это не со зла и не по расчету. Да и не очень юные тоже... Они и сами ничего не понимают, кроме одного – им просто хочется быть рядом с теми, кто вдруг оказывается важнее жизни.

Мне не стало легче от этих слов.

Как ни крути, Вереск оставался увечным мальчишкой на два года меня младше, застенчивым и ничуть не похожим на образ того мужчины, которого я хотела бы видеть рядом с собой.

Связать с ним всю свою жизнь? Раз и навсегда назвать своим избранником?!

– Это нечестно! – снова сказала я. И разревелась.

Кайза не пытался меня утешать.

– Знать – лучше, чем жить догадками и вопросами, – только и промолвил он. – Ты теперь знаешь. А как распорядиться этим знанием – дело твое. Никто тебя на аркане не тащит любить его.

– Но как же?! – воскликнула я. – Разве у м е н я есть выбор?! Раз он у ж есоздал эту связь?!

Кайза едва заметно вздохнул.

– Выбор есть всегда, – сказал он невесело. – Если ты прогонишь его из своей жизни окончательно, он не засохнет и не сгинет. Будет жить, как жил. И ты тоже сможешь выбрать себе судьбу по своему вкусу. Остаться в степи или уехать, как хотела. Отыскать Наге. Простить Лиана. Принять дары от любого другого мужчины. Или вовсе никому больше не открывать свое сердце. Боги не накажут тебя за такой выбор. Более того... ты можешь сейчас выбрать что-то одно, а спустя несколько лет изменить свое решение. Можешь вернуться к своему ирвису хоть через год, хоть через десять. Он примет тебя всегда, даже если к тому моменту у него будет своя семья. О н не сможет устоять. Если только не найдет способ разорвать эти узы, как то сделал Лиан. Решать тебе Шуна. Этого права у тебя никто не отнимет.

Я сидела, обхватив себя руками. Мне казалось, разожму их – и рассыплюсь на части.

– Раз Лиан такое сделал... значит это возможно. Возможно повторить.

Сама не знаю, зачем это сказала. Оставить за собой выбор по-настоящему было для меня важней всего.

– Пожалуй, – согласился Кайза. – Только не думай, будто для него это прошло без последствий.

– Но... – я растерялась. – А какие последствия? Почему?

– Не могу сказать тебе наверняка, но такие деяния не проходят без следа. Что-то нарушилось в нем после этого. Возможно, он никогда больше не сможет по-настоящему полюбить. Или быть до конца верным какому-то одному человеку. Впрочем, это только мои догадки. Никто не скажет наверняка просто потому, что до него никому не приходило в голову совершать подобное. А если и приходило... я о таком не слыхал.

Шаман встал и посмотрел в сторону скал, нависающих над нами.

– Ладно. Пойду. Если до ночи не вернусь, в хижине есть лежанка с одеялами и запас дров. Воду можешь брать из ручья, а лепешки, вон, еще остались. На ужин хватит.

И уже почти дошел до тропы, когда я крикнула ему в спину:

– А ты? Ты тоже не знал?

О остановился и обернулся. Покачал головой.

– Нет.

– И Вей... она никогда не сердилась на тебя за это?

Шаман смешно почесал затылок. Вид у него был необычно смущенный.

– Ну... всяко бывало.

Я удивилась. Трудно было представить, что Вей может всерьез сердиться на своего мужа. И, уж подавно, упрекать его тем, что он выбрал ее.

Шаман уже давно ушел, а я все сидела и смотрела ему вслед. Все думала о сказанном.

Все пыталась понять, что чувствую.

И, запутавшись окончательно, просто спросила себя – а как оно будет, если я и в самом деле выберу путь без мальчика с костылями. Представила это так ясно, словно в самом деле открыла окно в будущее.

Мне не понравилось там. Не понравилось так сильно, что я тряхнула головой и зажмурилась.

Ну и ладно. Ну и пусть он вот такой... Верно Наге сказал – не в ногах сила ойроэна.

Зато этот уж точно будет мой. Никакая другая его не заберет.

И сына моего он любит.

А если не сложится у нас ничего... долго ли мне запрячь гнедых и уехать от него так далеко, что он, хромоногий, никогда не догонит?

9

К ночи Кайза не вернулся. Зато поднялся сильный холодный ветер, пронизывающий до самых костей, почти как зимой, и я была бесконечно рада возможности укрыться от него в старом каменном домишке, где весело потрескивал огонь в очаге и вкусно пахло разогретыми над тем огнем лепешками. Кроме этой простой степной еды в свертке шамана, который он оставил в хижине, нашлось еще несколько шариков тсура, кусок сыра и несколько полос вяленого мяса. Чем не пиршество?

Вот только есть мне совсем не хотелось.

Я подержала над очагом одну лепешку, да и ту целиком не смогла одолеть. Сидела у огня, глядя в самую его сердцевину, в самую глубину самой себя.

Вереск был уже совсем близко. Минувшей ночью я видела его у границы степи. Опомниться не успеешь, как доберется до дома.

Как мы встретим друг друга? Каким я увижу его? Он здорово вытянулся вверх и раздался в плечах, но все еще мало походил на взрослого мужчину. Я с трудом представляла, как этот робкий ясноглазый молчун сумеет сделать тот шаг, который не решался сделать прежде. А мысль о том, чтобы брать дело в свои руки, давно уже не казалась мне привлекательной. Это было весело с Лианом, который, на самом деле, не хуже меня знал, что человеческое тело создано для радости и наслаждения. Это было забавно и с Вереском... но только один раз, когда я просто пыталась соблазнить смешного милого мальчика, а потом без сожалений оставить его где-то далеко позади.

Теперь я хотела иного. Хотела, чтобы этот мальчик сам показал, что он готов стать мужчиной.

Чутье подсказывало – просто ему не будет.

Да и мне тоже.

Ох, Айю...

Много, о чем я думала, глядя в огонь, но потом меня пронзила мысль, рядом с которой померкли все остальные.

Если Вереск выбрал меня в тот миг, когда впервые увидел... не он ли тогда определил мою судьбу? Не он ли, сам того не ведая, встал между мною и тем, кого я так любила тогда?

От этой мысли стало трудно дышать.

Я вскочила со своего места, на тряпичных ногах доползла до двери и вывалилась наружу. Колючий ветер тут же растрепал волосы, бросил пылью в лицо, ослепил.

«Нет! – отчаянно пыталась я убедить себя. – Вереск тут ни при чем! Он был тогда совсем ребенком, просто беспомощным калекой, на которого без слез не взглянешь. Не мог же этот убогий всерьез думать о том, чтобы связать жизнь с женщиной, беременной от того, кто привез его во дворец, кто забрал его из нищеты и бесконечного страдания?»

Это было невозможно. Совершенно невозможно.

И все же...

Я вспомнила рассказы Айны про Патрика и его жену. Про то, что он был когда-то безродным шутом, но посмел полюбить королеву... И королева стала его.

Я медленно осела на землю, закрыв лицо руками.

Что было бы, не привези Фарр с Лианом этих проклятых близнецов? Не было бы Ивы, которая сманила моего мужчину к себе. Не было бы Вереска, который выбрал меня.

Эти двое все разрушили – каждый по-своему.

Я поняла, что ненавижу их обоих.

Только Иву мне хотелось убить, а Вереска просто зацеловать до смерти.

В конце концов я нашла в себе силы встать и вернуться в теплый дом. Замерзла и выплакала все свои злые слезы. На смену им пришла звонкая пустота внутри, как после инжирной браги.

Я залезла на грубо сколоченный топчан, натянула на себя пропахшее полынным дымом одеяло и сжалась в комок.

Больше всего в этот миг мне хотелось, чтобы он оказался рядом. Чтобы дал мне укусить его – больно, глубоко, до крови. А потом обнял, укрыл всю целиком, как в том сне.

Чтобы рядом с ним я поняла – прошлое больше не имеет значения.