МОРСКОЙ АРХИВАРИУС

Юрий Дудников ТРАГЕДИЯ «ТОЙЯ-МАРУ»

Печальные книги страховых обществ заполнены тысячами лаконичных записей о погибших судах. И на страницах газет нередко мелькают сообщения о драматических подробностях морских катастроф. Некоторые из них возведены в ранг «катастроф века», и о них, хотя они происходили много лет назад, продолжают говорить по сей день. Катастрофы эти либо происходили с очень популярными судами, либо уносили большое количество жертв.

Но не всегда известны мировой общественности так называемые «тихие катастрофы», хотя и они бывают очень трагичными, с большим количеством погибших. О них помнит лишь узкий круг специалистов или очевидцев.

О гибели «Титаника» известно всему миру. «Катастрофой века» назвали также гибель итальянского лайнера «Андреа Дориа». «Титаником-75» окрестили досужие репортеры исчезнувший гигантский танкер-рудовоз «Берге Истра», самое крупное из затонувших за всю историю судоходства судов. А многие ли знают, к примеру, о катастрофе с «Тойя-мару»? Ей было посвящено всего несколько петитных строчек в газетах и в статьях о стихийных бедствиях, и всё. Между тем по количеству жертв, по своему трагизму она не уступает знаменитой катастрофе с «Титаником» и в свое время потрясла Японию.

О гибели «Андреа Дориа» говорят и пишут по сей день, а катастрофа с «Тойя-мару», случившаяся почти за два года до этого, практически забыта.

Что же произошло в один из сентябрьских дней двадцать четыре года назад?

СНОВА «БОЖЕСТВЕННЫЙ ВЕТЕР»

В этой истории сплелись воедино слепые силы стихии, человеческое упрямство и ограниченность, непредвиденные случайности, неправильные решения одних и ненасытная алчность других. Словом, сложное сцепление причин, приведшее в конце концов к трагической развязке.

На долю густонаселенных Японских островов в течение многих столетий выпадает, вероятно, самое большое количество тяжелых стихийных бедствий. Опустошительные землетрясения, гигантские волны цунами, грозы, пожары, тайфуны, как говорят сами японцы, преследуют их от рождения до смерти. Но если первые четыре беды бывают время от времени, то пятая из них — тайфуны обрушиваются на Японию регулярно и производят наибольшие опустошения. Обычно метеорологи нарекают тайфуны красивыми женскими именами, а в Японии — порядковыми номерами.

В стране создана целая система метеостанций, оснащенных самой современной аппаратурой. Специалисты изучают и рассчитывают траектории движения тайфунов, изучают их закономерность, пытаются разгадать механизм их возникновения, научиться прогнозировать их появление. Так же как и в изучении землетрясений, здесь накоплен богатый опыт, ибо наблюдение за тайфунами ведется много веков, но иногда природа напоминает людям, что ее силы не всегда укладываются в формулы и расчеты, произведенные сложнейшими электронными машинами.

В историю страны вошел один тайфун, разметавший и потопивший в мае 1281 года флот монгольских завоевателей, пытавшихся вторгнуться в Японию. Этот тайфун был наречен «божественным ветром» (камикадзе), ниспосланным богами Японии для ее защиты. Все последующие тайфуны опустошали страну ожесточеннее любых завоевателей.

Однако японские синоптики, изучив горы архивных материалов и вооружившись современнейшей техникой, считали, что в известной степени они постигли некоторые закономерности тайфунов и могут предугадывать их поведение. Впрочем, так считали люди, а им, как известно, свойственно иногда ошибаться.

Главный синоптик метеоцентра в Нагоя, на острове Хонсю, после изучения вороха сводок и многочисленных расчетов пришел к выводу, что тайфун № 15, или «Мэри», как назвали его американцы, на своем пути заденет Центральную Японию. Зародившись 18 сентября 1954 года на Каролинских островах, эта тропическая депрессия уже 23 сентября превратилась над океаном к востоку от Филиппин в тайфун.

Через день, 25 сентября, постепенно набирая скорость, тайфун приблизился к южной оконечности острова и повернул на северо-восток. Радиограмма, полученная с борта «охотника за тайфуном» семидесятидвухтонного четырехмоторного самолета «супер-констелейшн» гласила: «Давление — 700 миллибар, ветер — 85 узлов… «глаз тайфуна» окружен стеной облаков, гребни которых находятся на высоте 1372 метров…» Далее следовали координаты тайфуна и его курс.

В 13 часов 25 сентября в метеоцентре Нагоя было проведено экстренное совещание по прогнозированию тайфуна. Вокруг овального стола вместе с начальником метеоцентра разместились начальник отдела прогнозов, начальник отдела метеонаблюдений, синоптики, вычислители. У всех были озабоченные лица. Поднимаясь из-за стола, каждый по очереди высказывал свои соображения по карте движения тайфуна, по синоптическим картам Дальнего Востока и Северного полушария для Японии, для верхних слоев атмосферы. Предполагаемый путь тайфуна обсуждался со всех точек зрения, в просторной комнате заседаний плавал слоями табачный дым и стояла необычайная тишина. Она нарушалась лишь приглушенными голосами, отдаленным стуком многочисленных телетайпов, телефонными звонками. Со стороны все это напоминало штаб, планирующий какую-то военную операцию. Да это, в сущности, и был штаб, пытающийся предугадать действия грозного противника.

Через несколько минут после совещания по радио и телевидению в южных и центральных префектурах страны было объявлено угрожающее положение и чрезвычайная мобилизация второй категории.

Умудренные опытом жители спешно запасали продовольствие, воду, закупали карманные фонарики. В Кумамото, Тёсе, в Кавасаки и Иокогаме, Ниигата, в других городах и сотнях деревень жители забивали окна, старались хоть как-то укрепить свои жилища, чтобы они могли противостоять натиску «божественного ветра».

Готовились к его встрече госпитали и больницы, приводились в боевую готовность отряды самообороны, пожарные дружины, восстановительные отряды, вводилось чрезвычайное положение на железных дорогах и в портах, на предприятиях. Радио и телевидение регулярно сообщали о продвижении тайфуна, и на голубых экранах сначала появлялась карта Тихого океана с очертаниями Японских островов и неотвратимо наползавшего на них крестика — «глаза тайфуна». По мере приближения тайфуна к побережью очертания страны росли, и штриховка показывала те префектуры и города, которым угрожал первый удар.

Сотни людей молча смотрели на эту зловещую схему в холлах учреждений и гостиниц, в увеселительных учреждениях, на улицах у телевизоров, выставленных на тротуарах у магазинов и лавок. По радио сообщалось, что из ряда прибрежных городков и деревушек, которым могло грозить затопление, началась эвакуация жителей.

Получили предупреждение и находившиеся в прибрежных водах Японии флотилии рыболовных судов, рейсовые лайнеры и паромы. В портах укрывались грузы, намертво крепились подъемные краны и подвижной железнодорожный состав, самолеты, оставшиеся на аэродромах. Статистики подсчитывали приблизительное число жертв и процент разрушений, торговцы спешно считали барыши, полученные от массовой распродажи продовольствия и аварийного снаряжения… Словом, страна готовилась встретить удар стремительно накатывающейся «Мэри». Встретить, но не отразить, ибо человек пока бессилен что-либо противопоставить слепой, всесокрушающей силе природы. Человек только пытался хоть в какой-то мере предугадать пути «божественного ветра». И японские метеорологи до рокового сентябрьского дня 1954 года считали, что достигли в этом многого. Увы, будущее показало, что они заблуждались.

ПОЛИТИКА И УРАГАНЫ

По мере приближения тайфуна к побережью Японии нарастало напряжение. Атмосферное давление падало с пугающей быстротой. Небо затягивали темные тучи. Порывы ветра постепенно усиливались.

Дежурные синоптики в оперативной комнате продолжали свои расчеты. Нужно было определить место выхода тайфуна на острове, ожидаемые осадки и высоту приливной волны. Все это во что бы то ни стало нужно было уточнить в первой половине дня. Была суббота. Префектуральные управления и прочие административные органы работали только до полудня, и позже некому будет принимать новые указания и распоряжения метеоцентра, ибо, несмотря на чрезвычайное положение, шефам не приходило в голову отменить хотя бы на время существующий распорядок работы.

…Ответственный дежурный за всю ночь лишь немного подремал в своем кресле-вертушке. Прочие сотрудники ютились кто на стульях, кто на раскладушках, их беспрерывно поднимали то вызовы телетайпов, то телефонные звонки.

Становилось ясным, что свирепая «Мэри» пройдет по большей части префектур Юга и Центра. Однако, основываясь на многолетних наблюдениях и опыте, синоптики сделали вывод, что, хотя в центральных районах возможны большие разрушения, северной части Японии опасность не угрожает: как правило, у Хоккайдо тайфуны под влиянием полярного фронта регенерируют, и их скорость значительно ослабевает. Исходя из этого, главный синоптик приказал дать для севера острова Хонсю и всего острова Хоккайдо лишь предварительное штормовое предупреждение. В частности, это значило, что на железных дорогах скорость движения не снижалась, а рейсы железнодорожных паромов, строго увязанных с графиком движения поездов, могли быть отменены лишь при получении специального оповещения.

Все эти меры диктовались опытом предшествовавших тайфунов, и не было причин и оснований предполагать, что «Мэри» поведет себя иначе.

Весь день в центр поступали тревожные сообщения. С острова Окинава получили сведения о больших разрушениях и многочисленных жертвах, о поврежденных и затопленных судах. В штабах оперативных групп, в узлах связи все ответственные лица находились на своих местах, а вот работники префектур и других административных учреждений поспешили после двенадцати часов по домам, хотя они, по правилам и логике, должны были бы остаться…

До выхода «Мэри» на юг Японских островов оставались считанные часы. Было сделано все, что можно было сделать. Теперь оставалось ждать и надеяться на то, что прогнозы синоптиков верны и меры, принятые властями для защиты народа и страны от стихийных бедствий, достаточно эффективны. Большинство жителей считало, что дело обстоит именно так, что прогнозы верны, а защитные дамбы в угрожаемых районах надежны… Однако они не знали всей правды.


Стихийные бедствия давно уже использовались в политических целях, и средства, отпускаемые префектурам на борьбу с ними, очень часто растрачивались на предвыборную борьбу, на подкуп и взятки. Ремонт защитных сооружений сплошь и рядом давался на откуп недобросовестным подрядчикам. Бюрократическая волокита, ведущаяся вокруг планов сооружения защитных дамб, даже вызвала к жизни общественную организацию «Минсутай» (Демократическая лига по борьбе с наводнениями и тайфунами). На страницах журнала «Тюокорон» неоднократно появлялись статьи «Общества по изучению последствий бюрократизма», которые оказывались зачастую серьезнее последствий землетрясений и тайфунов.

Несмотря на широкую кампанию в прогрессивной печати, на выступления в парламенте депутатов левых партий, все оставалось по-прежнему.

Лица, ведавшие надзором за строительством защитных дамб, упорно не желали замечать страшных упущений в этом деле и перекладывали ответственность друг на друга! Жители прибрежных районов были уверены в своей безопасности, не ведая о беде, что уже стояла у порога их домов.

В прошлом надзор над побережьем возлагали на губернаторов, затем на министерства транспорта, земледелия и лесного хозяйства и, наконец, на министерство строительства. Каждое министерство составляло планы по своему усмотрению, и дело двигалось черепашьими темпами.

После минувшей войны на побережье проводили сбор железного лома, устраивали площадки для игры в гольф. Деревья беспощадно вырубали, и на месте лесных полос, защищавших от ветров, подвижных дюн, остались одни ямы. Дорога приливным волнам была широко открыта.

Подобная неразбериха, волокита и близорукость царили и в метеослужбе. И вот уже в который раз за все это приходилось расплачиваться.

После полуночи 25 сентября «Мэри» обрушилась на остров Кюсю в районе мыса Сато. Первый удар пришелся по городам Коноя, Миядзаки, Кагосима… Ураганный ветер срывал крыши, ломал столбы и деревья. Точно спичечные коробки, переворачивались автомобили… Летящие доски и бревна превращались в смертоносные снаряды. Вспыхнули пожары… Громадные ревущие валы хлынули на берега, зашвыривая на крестьянские домики и поля катера и рыбацкие мотоботы…

Телефоны в метеоцентре Нагоя звонили беспрерывно. Было ясно, что ярость тайфуна обрушится и на этот город.

Но самое неожиданное и неприятное заключалось в том, что вопреки всем расчетам и прогнозам тайфун, выйдя на сушу, не сбавил скорости, а, наоборот, набрал ее до ста километров в час.

В центр по борьбе с тайфуном одно за другим поступали сообщения о разрушенных кварталах, о многочисленных пожарах, о прорванных защитных дамбах. Перескочив Внутреннее море, «Мэри» с гулом и ревом неслась уже по острову Хонсю, оставляя позади смерть и разрушения.

Но на севере острова пока еще царило спокойствие. Впрочем, оно было относительным: меры предосторожности принимались и здесь. Но метеостанция Хакодате дала предварительное предупреждение, а жители, железнодорожники и моряки привыкли доверять прогнозам.

«НАЧАТЬ ПОСАДКУ!»

В порту Аомори, расположенном в глубокой бухте на севере острова Хонсю, в ожидании прихода «Мэри» приняли все меры предосторожности. Мелкие суда укрылись в глубине бухты, большие подали на берег дополнительные швартовы. Однако на одном судне этого не сделали, и было заметно, что оно не собирается отстаиваться в гавани.

Это был железнодорожный паром «Тойя-мару», обслуживающий линию Аомори — Хакодате. Он являлся своего рода мостом через Сангарский пролив, и его рейсы были увязаны с графиком движения поездов. Никаких задержек быть не могло: ни сильное волнение в проливе, ни густые туманы, ни даже угроза столкновения — ничто не могло заставить «Тойя-мару» свернуть с курса, сбавить ход и уж тем более пропустить или отсрочить выход в очередной рейс.

Помимо грузовых и пассажирских поездов, «Тойя-мару» принимал на борт жителей острова Хоккайдо, работавших на острове Хонсю в Аомори и близлежащих городах. Вот уже несколько лет множество людей с Хоккайдо пользовались услугами «Тойя-мару», принося изрядный доход судовладельческой компании. Здесь действовал простой арифметический расчет: недорогие билеты — значительный спрос.

«Тойя-мару» был старым, но добротно построенным пароходом водоизмещением в 4337 тонн. Он имел широкий корпус с тупыми носовыми и кормовыми обводами. Высокая надстройка с вынесенной вперед рубкой увенчивалась по углам четырьмя высокими и широкими дымовыми трубами, между которыми располагались спасательные шлюпки, по три с каждого борта.

На главной палубе протянулись от носа до кормы четыре рельсовые колеи. Выше, на палубе надстройки, находились салоны и каюты для пассажиров первого класса, маленький ресторанчик, служебные помещения. Палубные пассажиры размещались в плохую погоду в общих кубриках в корпусе парохода, где был оборудован маленький буфетик, а в хорошую предпочитали находиться на верхней палубе.

Несмотря на довольно преклонный возраст, «Тойя-мару» было вполне еще надежное судно, укомплектованное опытным, отлично знающим дело экипажем, с квалифицированным офицерским составом. Все помещения были в образцовом состоянии, чему немало способствовали старания усердных помощников бравого капитана Кейко Хомма и традиционная японская аккуратность.

Правда, и котлы и машины давно нуждались в основательной переборке, но компания медлила с постановкой судна в ремонт, не желая терять доходы. Здесь действовал все тот же испытанный принцип: поменьше вложить — побольше получить.

Казалось, компании придется примириться с тем, что 26 сентября 1954 года «Тойя-мару» впервые нарушит график и не отойдет в рейс. В 10.00 метеостанция Хакодате передала первое штормовое предупреждение. Получив по телефону сообщение о бешеной пляске «Мэри», капитан порта Аомори своей властью отложил выход в рейс «Тойя-мару» впредь до получения дальнейших сообщений.

Капитан «Тойя-мару» Кейко Хомма рвал и метал. Разумеется, он прекрасно понимал всю опасность для судна, если оно будет захвачено тайфуном. Но за свою долголетнюю службу он слишком хорошо уяснил законы судовладельческих компаний. Часто угроза остаться без работы, без средств к существованию оказывалась сильнее страха перед слепыми силами стихии.

Старый морской волк несколько раз звонил в управление порта и получал стереотипный ответ: «Выход в рейс не может быть разрешен до выяснения обстановки». Капитан мелкой рысцой бегал по мостику судна, заглядывал на минутку в рубку, где невозмутимо посасывал коротенькую трубочку его старпом Хасимото Иомури, необычно высокий для японца, полная противоположность кряжистому, почти квадратному Кейко Хомма.

Старпом не разделял служебного рвения капитана и не рвался в море, но, отлично понимая его затруднительное положение, не высказывал своего мнения вслух.

В 13.00 рассыльный вызвал капитана к телефону в управлении порта. Из управления компании железнодорожных паромов «Хонсю-Хоккайдо» сообщили, что синоптики обещают как будто во второй половине дня ослабление тайфуна и поворот его на восток. Капитану предлагалось связаться с метеоцентром и портом Хакодате и затем, выяснив обстановку, действовать по усмотрению, «учитывая его долголетний опыт и многолетнюю беспорочную службу».

Хозяева знали, чем подстегнуть капитана — в начале 1955 года он должен был выйти на пенсию. Таким образом, этот намек, может быть, сыграл роковую роль в последующих событиях. Как и капитану злополучного «Титаника», Кейко Хомма было дано недвусмысленное, хотя и завуалированное предупреждение, что размер пенсии будет зависеть от успешности завершения данного рейса. Тем самым хозяева снимали с себя ответственность, перекладывая ее на капитана. Старая история повторялась!

Капитан Хомма приказал радисту, веселому, всегда улыбающемуся уроженцу Окинавы Исиро Такасаки, связаться с портом Хакодате и еще раз запросить обстановку. Но к этому времени большинство ответственных служащих уже ушли — ведь была суббота, короткий рабочий день.

Дежурный синоптик ответил, что штормовое предупреждение не отменено, но что в зоне Сангарского пролива скорость ветра несколько уменьшилась. На этом он посчитал свой долг выполненным. Порт Хакодате сообщил, что на его внешнем рейде отстаиваются четыре крупных судна, в том числе два железнодорожных парома, и что последние в рейс пока не отойдут.

Капитан Хомма позвонил в управление порта Аомори — капитана порта на месте не оказалось, а оперативный дежурный ответил, что раз капитану Хомма вышестоящим начальством предоставлено действовать по своему усмотрению, то он не видит причин ему в этом помешать.

Полагаясь на свой опыт, на ответы метеоцентра Хакодате и на успокоительные заверения господ из компании «Хонсю-Хоккайдо», капитан Кейко Хомма приказал старшему помощнику начать погрузку подвижного состава и посадку пассажиров.

Гонимые ветром по небу, стремительно неслись рваные облака. Струи холодного дождя секли помрачневшую поверхность обширной бухты, асфальт, крыши.

15.00. Пыхтящий паровоз в несколько приемов загнал на «Тойя-мару» двадцать шесть вагонов; товарные, как более тяжелые, были размещены на внутренних колеях, пассажирские — возле бортов. Палубная команда быстро и сноровисто раскрепила их на штатных местах. И через час боцман доложил старшему помощнику о завершении погрузки.

Только после этого была отдана команда начать посадку пассажиров, терпеливо ожидавших в помещениях порта. Впрочем, часть из них уже находилась на борту «Тойя-мару», так как они прибыли в Аомори еще утром.

Это были мужчины и женщины, многие с детьми, в основном жители Хакодате и близлежащих поселков и деревень. Ошибались те, кто подумал, что поднимавшиеся на борт парома японки выглядели точно яркие бабочки. Жены крестьян и городских тружеников были одеты в хлопчатобумажные кимоно темных расцветок. Не было у них ни высоких причесок, ни замысловато завязанных пышных поясов «оби». Их головы покрывали скромные платки, многие были в брюках. Так же скромно выглядели и мужчины. Ярко одеты были только дети, которые окружены в Японии большой любовью и заботой со стороны родителей, как бы бедны они ни были. Истомившиеся ожиданием люди поднимались, однако, по трапам без спешки, уступая дорогу женщинам с детьми и пожилым. Многие дети уютно устроились на спинах матерей. Взрослые несли в руках «фуросики» — платки, заменяющие японцам сумки и портфели, в которых был скромный запас провизии — ведь через несколько часов они будут дома и можно обойтись без буфета.

Пассажиры, прибывшие поездом, расходились по своим салонам. Среди них была двадцатилетняя Юсико Отта, стройная красивая девушка, сотрудница токийской туристской фирмы, ехавшая в Хакодате, чтобы несколько дней побыть у своих родителей.

Старший помощник Хасимото Иомури скоро доложил капитану, что всего на борту находится 2112 человек и двадцать шесть вагонов. Можно было отходить.

Исиро Такасаки снова связался с Хакодате. Около 18 часов метеоцентр, а затем и управление паромной переправы сообщили, что ветер совершенно стих, тучи быстро расходятся и они видят закат солнца.

Скоро тучи стали исчезать, и здесь, в Аомори, по чистому небу пышно разбросались яркие краски заката. Метеоцентр Хакодате вновь подтвердил, что ветер стих, но что штормовое предупреждение еще остается в силе. Однако капитан Кейко Хомма просто не мог больше ждать. В 18.30 с мостика последовали команды отдать швартовы. Хрипло заревел гудок, мешая белый султан пара с густым черным дымом, валившим из труб. Толпа, заполнявшая прогулочную и кормовую палубы, вздохнула с облегчением: «Тойя-мару» должен был отойти в 11 утра, все уже были бы дома, а тут предстояло еще несколько часов болтаться на волнах.

Провожая глазами тянущийся по правому борту гористый берег, капитан Хомма также облегченно вздохнул — как-никак он вышел в рейс. Увы, ни он, ни его офицеры и матросы, ни две тысячи сто двенадцать человек, вверивших ему свои жизни, не знали, что они идут навстречу гибели и большинству из них уже не суждено увидеть ни берегов Хонсю, ни Хоккайдо.

«ГЛАЗ ТАЙФУНА»

Пока «Тойя-мару» шел под защитой далеко выступающей в Сангарский пролив северо-восточной оконечности острова Хонсю, погода не менялась. Быстро отгорел и погас закат. Расшвыривая тупым носом идущую навстречу крутую зыбь, судно быстро шло к выходу из залива.

Капитан, старший помощник и два других офицера находились в рубке. Всех их беспокоило странное поведение барометра: несмотря на быстрое улучшение погоды, он и не думал подниматься, точно не имел с нею никакой связи.

— Свяжитесь с Хакодате! — распорядился капитан. — Запросите у них сводку.

Между тем ветер стал усиливаться. Он то задувал порывами, то прекращался, чтобы возникнуть вновь, заходя с разных румбов. Постепенно правильная зыбь стала хаотичной, высота волн возросла. Вновь небо затянули тучи, они темнели, набухали, стремительно проносясь по горизонту. Клочья пены срывались с бестолково мечущихся волн.

Офицеры молча переглянулись. Они начали понимать, что дело обстоит намного хуже, чем можно было предполагать. Теперь, когда залив оставался за кормой, впереди расстилалась вспененная поверхность Сангарского пролива. Он был страшен… Черные валы потрясали косматыми лохмами пены… Тучи, казалось, цеплялись за эти седые гривы, и — о ужас! — в этом клубящемся хаосе высоко-высоко проглянул тускло-багровый кусок чистого неба. Точно оттуда, сверху, смотрело чье-то воспаленное око… Сердца бывалых моряков сжались. Каждый прекрасно понимал, что это значит.

В этот момент хлопнула дверь и в рубку вскочил бледный радист Исиро Такасаки.

— Капитан, — хрипло выкрикнул он, пытаясь удержаться на ногах, — Хакодате сообщает: тайфун изменил направление, он уже на Хоккайдо… Скорость ветра возрастает! Мы в «глазу тайфуна»!


А пассажиры пока ничего не знали. Они терпеливо сидели в кубриках, негромко разговаривая. Кое-кто, аккуратно развернув цветные фуросики, ужинал. Спокойные японские дети тихонько играли. Но скоро люди стали догадываться, что происходит что-то неладное. Первыми это обнаружили те, кто находился в салонах первого класса: на буфетной стойке из бокалов стали выплескиваться напитки. В окна салона были видны яростно сталкивающиеся вспененные волны.

Молодой журналист Хоно Ватанабе, ехавший в «рыбную столицу» Хакодате по заданию своей газеты, заметил сидящей рядом с ним в кресле Юсико Отта, что, очевидно, прибытие в Хакодате несколько задержится. Оказавшись рядом с красивой девушкой, журналист старался быть интересным собеседником.

Но скоро их беседа стала затруднительной — судно раскачивалось с борта на борт все больше. Иногда оно резко клевало носом, и тогда корпус начинал вибрировать от бешено вращающихся в воздухе винтов, иногда пароход точно натыкался на неожиданное препятствие, потоки воды с гулом неслись вдоль бортов, облизывая окна салонов.

— Как страшно! — прошептала побледневшая Юсико.

Хоно Ватанабе постарался ее успокоить, но с его словами не вязалось то, что творилось вокруг. Уже кого-то выбросило из кресел, кто-то страдал от жестоких приступов морской болезни… Где-то слышался звон разбивающейся посуды, что-то трещало, скрипело, палуба рывками уходила из-под ног, вздыбливалась, неожиданно вдавливая тело в кресло.

Пассажиры высказывали различные предположения о столь неожиданном волнении, но толком пока ничего не знали. Хоно Ватанабе, извинившись, на несколько минут вышел из салона. Когда он возвратился, на его лице уже не было улыбки. Случайно ему удалось услышать страшную правду: «Тойя-мару» должен выдержать новый натиск тайфуна.

Что же мог противопоставить слепой силе «Мэри» старый паром? На несколько секунд в рубке воцарилось тягостное молчание.

Капитан Хомма опомнился первым. Он позвонил в машинное и котельные отделения, приказав поднять давление пара до предела и выжать из машин все, что возможно.

— Делать поворот опасно, — пояснил он офицерам. — Возвратиться назад мы не успеем… Остается одна надежда: успеть проскочить в порт до передвижения «глаза тайфуна».

Из четырех труб «Тойя-мару» повалили густые клубы дыма. Кочегары, балансируя, как канатоходцы, яростно шуровали в ревущих топках, а с мостика всё требовали прибавить оборотов. Не будь такого беспорядочного волнения, «Тойя-мару» уже был бы на траверзе мыса Сираками на Хоккайдо, но значительная ширина корпуса и высокая надстройка тормозили ход, и паром шел медленно… Страшно медленно!

Перепуганные пассажиры, сбившись в тесные группы, старались удержаться на месте, цепляясь за мебель, трубопроводы, переборки. Тихонько причитали женщины, плакали дети, лица мужчин были сосредоточенны и серьезны.

Спустившись по трапу, старпом Хасимото Иомури стал успокаивать пассажиров, уверяя их, что скоро все окончится и они выйдут в залив.

— Еще немножко терпения, совсем немного! — увещевал он.

Пассажиры вымученно старались улыбнуться — знаменитая японская вежливость обязательна в любой ситуации.

Между тем до спасительных, так, по крайней мере, казалось капитану «Тойя-мару», вод залива было, к сожалению, еще далеко. Судно продвигалось страшно медленно; мощности его машин хватало только на то, чтобы противостоять волнам.

А они налетали со всех сторон, всплескиваясь вверх, точно в кипящем котле. Это были так называемые «пирамидальные волны», страшные волны «глаза тайфуна».

ВЫЧЕРКНУТЫЕ ИЗ ЖИЗНИ

Жуткая болтанка продолжалась без перерыва уже больше двух часов. Наступила кромешная тьма. Впрочем, это отчасти было лучше: люди не видели того, что творилось вокруг… Рев ветра, шипение волн, треск и скрип всех конструкций судна, неистово раскачивающегося в этом диком хаосе, — все сливалось в дикую какофонию, в которой тонули вопли людей…

Экипажу было намного труднее. Рискуя жизнью, механики и машинисты управляли механизмами. Обжигаясь, падая и поднимаясь, кочегары ухитрялись забрасывать в пасти топок уголь, стрелки манометров давно завалили за красную черту… Каждую секунду любой из них мог очутиться либо в топке, либо под мотылями машин… А хода почти не было.

В рубке капитан Хомма напряженно всматривался во мрак. Он вел судно по компасу, вокруг был хаос. «Тойя-мару» рыскал под ударами волн, с трудом удерживаясь на курсе.

По приказу капитана радист передал в эфир просьбу выслать на помощь спасательный буксир, чтобы он попытался помочь «Тойя-мару» войти в порт. Но спасатель не мог даже отойти от пирса.

Администрация порта ломала голову над тем, почему в Аомори разрешили парому выйти в рейс. Еще в 18.10 из Хакодате сообщили о неожиданном затишье и о возможности продвижения тайфуна дальше на север. Радист, передавший радиограмму, не получил «квитанции» от своего коллеги в Аомори и не донес из-за занятости об этом по команде… Метеоцентр Хакодате слишком расплывчато сформулировал свое предупреждение, капитан порта не предупредил в категорической форме, что он не примет злополучный паром. Но теперь уже поздно было решать, кто и в чем виноват.

Ветер стал задувать с новой силой, стало ясно, что «глаз тайфуна» начал смещаться. А «Тойя-мару» все еще болтался где-то в заливе.

По расчетам капитана, его судно было уже недалеко от Хакодате. По правому борту смутно угадывалось побережье Нанаэ. Но здесь, в бухте, волны были еще ужаснее, чем в проливе. Судно захлебывалось, не выдерживая колоссальных валов, обрушивавшихся на него со всех сторон.

Звонок телефона еле прозвучал в гуле стихий. Капитан вырвал трубку из зажимов. Старший механик Какити Миядзако сообщил, что у правой машины перегревается упорный подшипник и он вынужден убавить ее обороты…

Кейко Хомма посмотрел на своего старшего помощника.

— Если через полчаса мы не войдем за волнолом, наше дело будет плохо, — проговорил он. — Распорядитесь, чтобы все надели спасательные нагрудники…

И, заметив изумленный взгляд, Хасимото Иомури добавил:

— Это успокоит людей…

Через минуту радиодинамики в пассажирских помещениях передали приказ: «Всем пассажирам надеть спасательные нагрудники!» Матросы быстро раздавали из шкафов ярко-оранжевые сумки, в первую очередь женщинам и детям. Помогая испуганной Юсико Отта застегнуть на тонкой талии широкий ремень, журналист пытался ее успокоить.

— Это простая предосторожность, — говорил он. — По времени мы уже почти у самого порта… Капитан просто страхуется…

Но сам он отлично понимал, что дело плохо. Понимал он и то, что при таких ужасных волнах никакой нагрудник не поможет.

…В салонах творился кромешный ад. Вся посуда в буфете и баре была разбита. Мебель срывало с мест, люди катались от одного борта до другого, тщетно пытаясь остаться на месте. Вцепившись в трубопровод, журналист удерживался на месте сам и удерживал Юсико Отта. У него еще теплилась надежда, что парому все же удастся вскочить в ворота волнолома. Но паром значительно потерял ход из-за того, что одна машина не могла давать полные обороты. Все чаще его разворачивало лагом к волне.

Давно уже были снесены с палубы все скамейки, кресла, плотики. Сорвало и унесло четыре шлюпки, стала раскачиваться левая задняя дымовая труба… Но самое ужасное было впереди.

В 22.40 раздался оглушительный грохот. Тяжелый товарный вагон при очередном крене соскочил с рельсов и сбил стоявший рядом пассажирский. Калеча и убивая кинувшихся к ним матросов, две многотонные махины обрушились на правый борт. От неожиданной тяжести судно легло на эту же сторону и больше не поднималось… По его палубам пронесся крик ужаса.

Ревущие волны стали захлестывать надстройку, сорвали еще одну шлюпку. Они захлестнули правую носовую трубу, загасили котлы носовой кочегарки правого борта. Кочегары, находившиеся в ней, были обварены насмерть… Судно еще больше сбавило ход, его развернуло лагом к волнам. Попытка затопить балластные цистерны левого борта ничего не дали — кингстоны вышли из воды.

— Все пассажиры на левый борт! — раздалась по трансляции отчаянная команда.

Помогая друг другу, пассажиры попытались выполнить ее, карабкаясь по накренившейся палубе, срываясь, падая, снова поднимаясь. Увы, все было напрасно. Судно медленно продолжало ложиться на борт.

Через выбитые волнами смотровые окна рубки старпом Иомури стрелял в ревущую темноту красными ракетами, призывая помощь, которую невозможно было оказать. Перекосившаяся труба натянула тросик, и в беснующуюся ночь понесся натужный вопль гудка, как будто изнемогающий пароход взвыл о спасении…

Сорвалось еще два вагона. Правый борт ушел в вихрь пены. Минуты «Тойя-мару» были сочтены.

— Всем оставить судно! — раздалась последняя команда Кейко Хомма, который уже точно знал, что компания не разорится на капитанской пенсии.

— Мейдей! Мейдей! — кричал в микрофон Исиро Такасаки. — Лежим на борту! Судно не встает, не встает! Прощайте все! Прощайте! Начинаем опрокидываться!.. Опрокидываемся…

В радиоузле Хакодате тщетно ждали окончания фразы. Такасаки не оставил своей рубки…

В 23 часа в трехстах метрах от побережья Нанаэ «Тойя-мару» окончательно лег на борт. Ревущий поток выхватил старпома Иомури из рубки и стремительно вознес его над захлебнувшимся паромом.

…Хоно Ватанабе и Юсико Отта этот же поток сорвал с трапа и, точно пушинки, вынес через вылетевшую входную дверь, закрутил и понес куда-то в гудящую тьму. Через несколько минут «Тойя-мару» окончательно перевернулся. В кромешной тьме рвалась сталь, трещало дерево, с воплями исчезали в волнах сотни людей, среди которых бешено плясали обломки.

Катастрофа произошла на небольшой глубине. Некоторое время опрокинувшееся судно держалось на плаву, ныряя в волнах, точно исполинский кит, пока не сорвались с фундаментов котлы и машины…

Но это было еще не все!

СТРАШНЫЕ «ДАРЫ МОРЯ»

Беснующийся тайфун покончил не только с «Тойя-мару». В гавани Хакодате разыгрались не менее страшные события. На внешнем рейде порта отстаивались суда-паромы «Токати-мару» и «Сэйкан-мару-1», пароходы «Хидака-мару», «Китами-мару». Понадеявшись на заверения синоптиков и на поведение предыдущих тайфунов, их капитаны рассчитывали переждать непогоду, но свирепая «Мэри» разом перечеркнула все расчеты: одно за другим суда были сорваны с якорей, брошены на волнолом и пошли ко дну. Ночь эта стала черной ночью для паромной переправы «Хонсю-Хоккайдо».

…Несколько дней жители побережья Нанаэ собирали жуткие «дары моря» — множество трупов, выброшенных на берег. Немало их было унесено в Сангарский пролив, в просторы Тихого океана, немало было впоследствии найдено в засевшем на отмели полузатонувшем судне. Только считанные счастливцы уцелели в этой катастрофе, и в их числе оказались старший помощник капитана Хасимото Иомури, журналист Хоно Ватанабе и очаровательный гид токийской туристской фирмы Юсико Отта.

Никто из них не мог вспомнить и понять, как их не потопили чудовищные волны, как пронесли их над отмелью, как, не убив и не искалечив, аккуратно положили на берег. Хоно Ватанабе, очнувшись, помогал подоспевшим жителям Нанаэ оказывать помощь немногим оставшимся в живых. Он же нашел и потерявшую сознание Юсико Отта. Старпом Иомури выплыл, не имея даже спасательного нагрудника. Они-то и поведали о драматических событиях и гибели злополучного парома.

Когда произвели опознание найденных трупов, когда сделали подсчеты, выяснилось, что «Тойя-мару» превзошел печально знаменитый «Титаник», унеся с собой 1719 человек, то есть на 216 жизней больше!

Четыре судна, погибших на рейде Хакодате, прихватили с собой на дно 1440 человек. Еще несколько сотен погибли на множестве потопленных мелких судах, под руинами домов, сгорели, были убиты на улицах, захлебнулись, пропали без вести…

Таков был предварительный итог «деятельности» тайфуна № 15, он же «Мэри».

КТО ВИНОВАТ?

Однако гибель парома «Тойя-мару» произвела большое впечатление, вызвав резонанс по всей стране. Расследование этой нелепой катастрофы было поручено Палате торгового судоходства.

В ходе расследования стали всплывать такие факты, что было сочтено за лучшее свернуть работу комиссии и возложить всю ответственность на погибшего капитана Кейко Хомма. Однако выступления свидетелей и уцелевших пассажиров «Тойя-мару» доказали, что это далеко не так. Разумеется, на следствии не упоминались господа из управления паромной переправы «Хонсю-Хоккайдо», поставившие капитана Хомма в безвыходное положение, не говорилось о крупных просчетах в организации метеослужбы, систем оповещения и связи, но и то, что было сказано, давало повод к тому, чтобы стало ясным, что в этой ужасающей трагедии виноват не капитан Кейко Хомма. Следственная комиссия поспешила возложить гибель «Тойя-мару» на «всевышние силы» и на… капитана, так и не получившего ожидаемую пенсию. Всего по стране в результате этого тайфуна погибло и пропало без вести (не считая тех, кто был на «Тойя-мару» и четырех других судах) 1761 человек, потоплено и унесено 1725 судов.

В истории Японии он получил символическое название «Тайфуна Тойя-мару».

Коммунисты и социалисты, выступая в парламенте, гневно говорили о причинах столь большого количества жертв, о неприглядных фактах, об упущениях, злоупотреблениях в борьбе с последствиями тайфунов и их прогнозировании.

С тех пор прогнозирование и изучение тайфунов сделало большой шаг вперед, и ныне не повторяются ошибки прошлых десятилетий. Но трагическая гибель «Тойя-мару» и сейчас напоминает, что со стихией нельзя шутить и что даже короткий рейс при недостаточной обеспеченности и подготовке, при нарушении правил хорошей морской практики может в любой момент привести к тяжелой катастрофе.

Михаил Лезинский СЛЕДСТВИЕ ПО ДЕЛУ «ЧЕРНОГО ПРИНЦА»

Речь в этом документальном рассказе пойдет об английском пароходе «Черный принц», затонувшем неподалеку от Севастополя, и об известном советском писателе Михаиле Михайловиче Зощенко.

Непосвященный скажет, что никакой связи между ними никогда не было. И он ошибется. В дневниковой записи Михаила Зощенко остались такие строки:

«…В январе 1936 года мною задумана к XX годовщине Великой Пролетарской революции повесть «Черный принц»…

Свое обязательство писатель выполнил.

Большинству читателей Михаил Зощенко известен как сатирик, и в нашем сознании его произведения прочно увязываются со словом «юмор». Однако Зощенко писал и строгую документальную прозу. Пример этому — повесть «Черный принц».

Эта повесть интересна сама по себе. Но меня особенно заинтересовали выводы, которые вытекают из нее, и та скрупулезная исследовательская работа, которую проделал Михаил Зощенко. Впрочем, зная его биографию, можно удивляться: среди многих освоенных им в жизни профессий была профессия милиционера и следователя.

Так какие же вопросы поставил перед собой бывший следователь Михаил Зощенко, приступая к работе над повестью?..

а) Был ли «Черный принц» найден?

б) Было ли на нем золото?

Чтобы по достоинству оценить поставленные вопросы, необходимо углубиться в историю.

Как сообщают энциклопедии всего мира и крымские путеводители, «Черный принц» прибыл в Балаклаву в ноябре 1854 года. Это был первый год знаменитой Севастопольской обороны. Пароход привез для своей армии амуницию, медикаменты и тридцать бочонков золота в английских и турецких монетах на сумму свыше двух миллионов рублей — жалованье английскому войску за разбой под стенами Севастополя.

Кстати о двух миллионах! Я привел данные только из одного источника. А из других можно узнать, что:

«Черный принц» вез… как известно, двести тысяч фунтов стерлингов…»

«…на этом корабле было до десяти миллионов рублей одной золотой монеты…»

и что

«…золото было в двадцати бочонках на сумму около пяти миллионов…»

А писатель Александр Куприн утверждал:

«…золото достигает огромной суммы — шестидесяти миллионов рублей звонким английским золотом…»

Всюду, как видите, приводятся «точные» цифры. И только в первом издании Большой советской энциклопедии об этом, видимо суммируя опыт всех, сказано весьма уклончиво:

«…бочонки с золотом на огромную сумму…»

Но не будем слишком придирчивы, для нас должно быть пока ясно главное: «Черный принц» был гружен золотом…

24 ноября 1854 года над Балаклавой разразился ураган невиданной силы. Вражеский флот разметало по бухте, и около тридцати кораблей пошло на дно. А у самого входа в Балаклавскую бухту, на глубине пятидесяти метров, нашел свое последнее пристанище и «Черный принц», а вместе с ним бочонки с золотом.

Окончилась Крымская война. Забыты те тридцать кораблей, которые нашли вечный покой на дне Балаклавской бухты, и лишь «Черный принц» не дает покоя многие годы. Как же! Ведь на нем было золото, а золото, как известно, не ржавеет и рыбы им не питаются.

Многие страны пытались извлечь золото из балаклавских глубин, но тщетно. Поработали в Балаклаве французы и немцы, американцы и норвежцы, итальянцы и японцы…

С одним из косвенных участников японской экспедиции мне довелось встретиться.

Однажды я услыхал фамилию — Капитанаки. «Капитанаки» — уж не куприновский ли это «листригон»?.. А если так, то где его искать?

В поисках помог сам Александр Куприн. Он «подсказал»:

«…добрая треть балаклавских жителей носит фамилию Капитанаки, и, если вы встретите когда-нибудь грека с фамилией Капитанаки, будьте уверены, что он сам или его недалекие предки — родом из Балаклавы…»

И точно, Капитанаки, современный Капитанаки, безвыездно прожил в Балаклаве всю свою жизнь…

Петру Ивановичу Капитанаки далеко за семьдесят. Старик насквозь проветренный, просоленный, просмоленный за свою долгую рыбацкую жизнь. Несмотря на греческое происхождение, говорит по-русски чисто, без акцента:

— Интересуетесь, как японцы золото добывали?.. Помню хорошо. Ихнюю экспедицию обслуживал… Скажу вам — народ хитрющий… Помню, сообщили из Севастополя, что японцы прибывают в Балаклаву, ждите их в конторе. Конечно, всем интересно посмотреть на японскую экспедицию — полная контора народом набилась… Ждем час, другой, а их все нет и нет. Тут прибегают мальчишки и кричат: «Тю на вас! Пока вы махорку с ушей струхиваете, японцы с рыбаками водку глушат!» И точно! Вся японская команда на берегу вместе со своим переводчиком Кото…

Капитанаки назвал Кото переводчиком. Это так и не так. Да, Кото хорошо знал русский язык, но переводчиком был, так сказать, между делом. Был Кото представителем японской водолазной фирмы; и это он пожелал войти в «комиссию» с ЭПРОНом — экспедицией подводных работ особого назначения, — с тем, чтобы поделить золото «Черного принца».

И вообще, фирма «Синкай Котоссио Лимитед» предлагала извлечь со дна наших морей все затопленные корабли.

Фирме и ее представителю и компаньону Кото вежливо ответили, что наш ЭПРОН сам справится с кораблями, затопленными в наших водах, а что касается «Черного принца» и его золота… Пожалуйста, поднимайте на приемлемых для нас и вас условиях…


Но предоставим слово вновь Петру Ивановичу Капитанаки:

— …Японцы, конечно, водку не глушили, даже не попробовали, а наши рыбаки, врать не стану, приложились к стаканчику. И по пьяному делу врут напропалую.

Кото спрашивает: «Как по-вашему, есть ли золотишко на утопшем кораблике?»

«А как же! — отвечают. — Сами доставали. Некоторые даже очень разбогатели на этом деле!»

Японцы улыбаются — по сердцу им такие слова. Кото, значит, снова спрашивает:

«Чего ж тогда, если вы так разбогатели, роба ваша, просим извинения, рвань рваньем?»

Отвечают:

«Да ведь золотишко то мы пропили… Что ж, рыбаку и выпить нельзя?..»

Память у Капитанаки преотличнейшая, и от него я многое узнал о японцах и «золотом» корабле.

Он рассказал мне, что японцы привезли с собой секретную водолазную маску, надев которую можно было уходить на большие глубины и быстро подниматься на поверхность, не боясь кессонной болезни… Рассказал, как он сам пробовал нырять в маске и достал при этом со дна моря замечательный перламутровый портсигар, рассказал о землетрясении в Балаклаве, после которого японцы хотели бежать из рыбацкого городка, но все же остались — их удержало золото, которое снилось им и которое они «видели» сквозь пятидесятиметровую толщу воды…

Теперь, когда нам более или менее известна судьба «Черного принца», попрощаемся с Петром Ивановичем Капитанаки и предоставим слово Михаилу Зощенко:

«…Однако давайте попробуем произвести следствие по делу «Черного принца»… Автор этой работы (имеется в виду повесть «Черный принц». — М. Л.) был в свое время следователем уголовного розыска. И вот когда эта профессия нам снова пригодилась. В общем, требуется установить:

1) был ли найденный пароход действительно «Черным принцем» и

2) было ли золото на пароходе…»

Вот как! Но ведь еще итальянская экспедиция доказала, что найденный ею корабль — «Черный принц»! А очевидец Александр Куприн в «Листригонах» утверждал, что самолично присутствовал при поднятии букв, входящих в название «золотого» парохода! Черным по белому он писал:

«…от трехмачтового фрегата с золотом, засосанного дном, торчит наружу только кусочек корабля с остатком медной позеленевшей надписи: …ck Pr…»

Зощенко-следователь, я бы отметил, грациозно опровергает «показания» писателя Куприна:

«…Писатель сообщает, что были найдены… буквы: …ck Pr… то есть буквы от английского названия: «Black Prince» — «Черный принц». Но так как «Черный принц» получил свое название только в легенде и корабль назывался на самом деле просто «Принц», без эпитета «черный», то вся эта история с буквами ничего дельного не говорит…»

Не будем слишком строги к писателю Александру Куприну, ему, как, впрочем, и любому писателю, свойственны преувеличения… Но ведь в любом деле есть специалисты, и за ними остается последнее слово!

«…Что касается специалистов морского дела, то их доказательства основывались главным образом на паровых котлах… Но эти доказательства строились на шатких основаниях: будто на балаклавском рейде не было железных паровых судов, кроме «Черного принца». Это основание легко опровергается…»

Действительно, во время урагана, как известно, погиб не один «Принц», а без малого три десятка кораблей, среди которых были и паровые. Михаил Зощенко находит в журнале «Универсаль» от 23 декабря 1854 года подтверждение:

«…В Балаклаве англичане имели чувствительные потери… из которых несколько паровых и между ними «Принц» разбились о скалы…»

Зощенко устанавливает названия паровых судов: «Виктория», «Эвон», «Мельбурн», «Резолютт»…

Не буду приводить все документы, которые «подшил к делу» писатель, скажу одно: они очень и очень убедительны. А что касается золотого запаса на «Черном принце», то… «Следствие по делу» продолжается:

«…За то, что золото было, говорит… вся печать… Однако следует немедленно отметить, что о золоте говорит печать, более близкая нашему времени. Более ранняя печать о золоте не упоминает… В отчете английского парламента значится следующее показание Джона Вильяма Смита…»

Заметим, этот отчет-показания составлен в 1855 году, то есть по свежим следам событий. В то время к «Принцу» еще не «приклеили» эпитет «черный».

Показания Джона Вильяма Смита:

«…Я должен установить, что накладная на шестьдесят тысяч соверенов пришла для комиссариата с этим судном. И хотя я не имел специального приказания в отношении распоряжения этими деньгами, тем не менее я взял на себя ответственность выгрузить их утром в воскресенье в Константинополе и таким образом спас их…»

Вот ведь как просто делать выводы, когда знаешь о существовании такого документа! И с этим документом могли ознакомиться заинтересованные стороны. Могли! Но не ознакомились! И десятки зарубежных экспедиций, которые пустили на ветер деньги, не были с ним знакомы. А Михаил Зощенко его разыскал, обнародовал, добавив при этом:

«…За все восемьдесят лет англичане не проявили активного интереса к своему золоту, лежащему на дне моря.

Больше того, почти все страны в той или иной степени приступали к работам либо высказывали желание отыскать затонувшее сокровище. Англия же оставалась равнодушной к своим деньгам…

Итак, проверив все, мы склоняемся к мысли, что золота на затонувшем пароходе не имелось».

Я привел лишь малую толику доказательств, которыми оперирует бывший следователь, известный советский писатель Михаил Михайлович Зощенко.

Что еще добавить к рассказанному? Лишь то, что свое «Следствие по делу…» Михаил Михайлович назвал «предположением».

Зощенко-следователь знал, что следствие, насколько бы умело оно ни велось, может быть только предварительным — последнее слово всегда остается за судом.

И «суд» сказал свое слово: лет пятнадцать назад англичане оповестили мир, что золота на «Принце» не было. И «дело о «Черном принце» можно считать закрытым…

Жаль, что об этом не узнал сам Михаил Зощенко — он скончался в 1958 году.

Загрузка...