Оккупация

Глава 1

В печи еще продолжали потрескивать тлеющие пальмовые листья, догорающая лучина разбрасывала по стенам хижина кривляющиеся тени. И непонятно было, откуда они взялись — такие бесноватые, так как беседующие в хижине люди не делали никаких движений…

— Разумеется, вы, Вадим, держава зубастая, сильная. Опять же — людей талантливых у вас хватает, но все-таки было бы гораздо лучше, если бы Россия не выходила за пределы своих границ. В самом деле, зачем вам это? У вас без того необъятная территория. На севере — тундра, на востоке — тайга. В городах — грязь, в сельской местности — неустроенность. — В такт своим словам Стив Бартон лениво покачивал жестяной банкой. Пиво, сохранившее стараниями Вадима должную свежесть, действовала на жаре оглушающе. Даже закуска, которую приволок в хижину старик, не очень помогла. После недавних приключений с каменными червями англичанину надо было позволить расслабиться, и, чуть поколебавшись, Дымов решил, что короткий перекур им не помешает. Заодно можно было отметить и чудесное исцеление девочки. Вадим корпел над ней не менее двух часов. Пришлось даже греть в печке воду, для чего старик и Стив выходили во двор за охапками пальмовых листьев. Горели они, как выяснилось, не хуже сосновых дров, и воду благополучно вскипятили. Вероятно, Дымов мог бы обойтись без нее, но магию воды он давно уже воспринимал, как нечто само собой разумеющееся. Она действовала, как мощнейший катализатор, ускоряя любое лечение, снимая боль, заставляя оживать самые запущенные раны. В итоге ему удалось добиться желаемого результата. Сначала девочка открыла глаза, а вскоре попросила пить. Ей дали все ту же подогретую на пальмовых листьях воду, старик с женщиной помогли поддержать голову ребенка. Девочка была крайне слаба, но Вадим не сомневался, что уже через неделю-другую, она непременно, встанет на ноги.

Неспешно пройдясь ладонями над маленьким тельцем, Дымов в последний раз просканировал свеженькие швы и спайки, срастившие изуродованные кости, порванные сосуды и ткани. Не найдя изъяна, окутал лицо девочки приятной прохладой, заставил ее вновь смежить веки. Сил лечение отняло порядочно, но в большей степени донимала обычная человеческая усталось. Хотелось заснуть — и не на час или два, а сразу на сутки. И чтобы обязательно приснилось что-нибудь доброе — из его далекого прошлого. Вадим умел восстанавливать силы, однако естественный отдых был всегда предпочтительнее. Тем не менее, спать он не стал, позволив себе небольшую передышку в компании захмелевшего Бартона.

— …Танки, автоматы, пушки — все это, конечно, необходимо, но и у вас, и у нас есть иное оружие — более мощное и эффективное. — Бартон величаво покачивал головой. — Не ракеты с ядерными боеголовками, а язык. Вы согласны?

— Отчего же не согласиться. Согласен…

— Нет, Дымов, вы все еще не понимаете! Только вдумайтесь! Всего горстка держав определяет культурный уровень всей планеты. Чудовищно, но это так. Вот и давайте биться на новом полигоне! Французы пусть душат своим кино Голливуд, мы с вами будем поднимать литературу, японцы возродят поэзию. — На щеках Бартона разгорался вдохновенный румянец. — Это и будет настоящей властью над людьми. Властью языка и слова!..

Со стороны очень походило на то, что, размахивая жестянкой из-под пива, англичанин попросту дирижирует своим словам.

— Мы ведь тоже когда-то владели чуть ли не третью мира — Китай, Индия, часть Африки, десятки и сотни островов! Владели и пыжились. А сейчас вот с последними колониями расстаемся — и заметьте! — без всякого сожаления.

— И молодцы!

— Конечно, молодцы! Потому что жадность в этом мире еще никого не доводила до добра. Ни одну живую душу, не говоря уже о государствах.

— Браво, профессор! — Вадим улыбнулся. — Слушать вас — одно удовольствие.

— А вы не иронизируйте! Я говорю совершенно серьезно. Любая тоска по империи — ни что иное, как комплекс неполноценности. Впрочем, если вы психотерапевт, то уж, конечно, знаете, это лучше меня. Обычно — кто комплексует, тот и рвется к великодержавному титулу или золоченому трону. Но уж России-то с ее историей чего плакаться? Я понимаю американцев, — они до сих пор обижаются, что молоды, переживают, что даже истории своей не имеют. Могли бы, конечно, индейцев изучать, но и тех практически всех перебили. Что же в итоге? Да ничего хорошего! По сию пору, как зеленые недоросли дергают всех за косы, дают подножки, доказывают, что круче и умнее всех. Где уже только не разряжали свои кольты! В одном Вьетнаме семь миллионов людей покрошили! А как они воевали во время Второй Мировой? За одну только ночную бомбежку Токио сожгли более ста тысяч людей. Я уже не говорю о Хиросиме с Нагасаки. А все потому, что болеют имперской спесью!

— Если разобраться, мы тоже хороши. — Дымов пожал плечами. — У нас Афганистан, у вас Фолкленды.

— За то и накажем себя когда-нибудь! — англичанин зло выругался, тут же обеспокоено оглянулся на спящих. Однако старик, девочка и мать спали крепко. Уж об этом Вадим позаботился в первую очередь. Он и Бартона мог усыпить вместе с ними, но, в конце концов, рассудил, что будет более естественно предложить ему пива. Да и отощал англичанин за время их короткого путешествия. Сам Дымов в пище особенно не нуждался и дабы не терять драгоценное время беззастенчиво подпитывал своего спутника «чистой» энергией. До поры и до времени подобную подпитку организм человека выдерживал неплохо, но и злоупотреблять этим не стоило.

— Что ж, наверное, все идет своим чередом. — Вадим вздохнул. — Рим пал, Россия рухнула, Великобритания самораспустилась, вот и они никуда не денутся. В свое время последуют общему примеру. Очень уж нестойкая это конструкция — империя…

— И черт с ней! — Стив ухарски поднял банку с пивом. — Черт с ними со всеми! Потому что нам с вами, Дымов, беспокоиться не о чем. Мы непотопляемы! У нас в тылу — Диккенс с Уайлдом, у вас — Лесков с Чеховым. А еще… Еще… — Бартон захлебнулся пьяным смехом. — Еще у вас имеются граждане шерхи, а это очень и очень большое подспорье! Трудно поверить, но одного из них я даже узнал лично…

Голос его слабел все больше и больше, туловище заметно накренилось. Дымов посмотрел на собеседника вприщур, и глаза Стива тотчас закрылись. Движением ладони Вадим помог англичанину мягко завалиться на тростниковую циновку. Отныне следовало поторапливаться. Хотелось успеть провести разведку еще до пробуждения Бартона. Ну, а бросать спящих без присмотра Вадим не очень опасался. Если верить старику, каменные черви обитателям хижины никак не угрожали. Тот же развешенный всюду табак вперемешку с дольками чеснока, по словам старика, отпугивал в равной степени и червей, и грызунов, и даже ахназавров. Тем не менее, покидать этих людей надолго не следовало.

Бережно Вадим слил из чумазого котелка остатки воды в бамбуковую флягу, куски обломанной лепешки прикрыл куском холстины. Улыбнувшись своим мыслям, шагнул к спящей девочке, приблизил к ее лицу ладонь. Вдруг появилось острое желание взглянуть на нее обычным человеческим взором. Во всяком случае, до сих пор он видел ее только как картинку в кабинете рентгенолога. Но это было тоже неправильно. Уже хотя бы потому, что человека нельзя приравнивать к биологическому сгустку, состоящему из костей, сосудов и мышц. Сейчас перед ним лежал не пациент, а маленький человечек — девочка трех с лишним лет, которая любила рано постаревшую мать и своего седого, как лунь, деда. Перед ним лежала девочка, которая наверняка полагала, что лучше этой хижины, этого прокаленного песка и этих городских полуразрушенных стен ничего в мире нет. И даже многотонное чудище харан получит от этого доброго сердечка прощение, потому что не прощать в таком возрасте еще не умеют. В том и таится горькая суть любой родины, что она намертво привязывает к себе, совершенно не интересуясь ни вкусами, ни желаниями, ни пристрастиями. Что есть, то и есть, а значит, живи и радуйся…

Тепло, струящееся из ладони, сменилось мягким зеленоватым светом, и в этом неземном сиянии личико спящей девочки показалось Вадиму воистину ангельским. И сразу вспомнился белобородый старик Ганисян, отдавший свой музей под организацию детского дома, вспомнились жутковатые фигурки мутагомов, вспомнился боевой пацанчик Санька, обожающий дразнить грязнулю механика. А еще подумалось, что красота детей, наверное, доступна далеко не всем. Иначе не развязывали бы с такой легкостью войн безмозглые взрослые, не изобретали бы с таким азартом новое оружие и не варили бы в своих лабораториях наркотическую дурь. Творящие преступления принадлежат к иному клану людей — клану не видящих чужой красоты, не слышащих чужой боли…

Вадим приоткрыл плетеную из веток дверцу, и в проем тут же просунулась пара влажноватых носов. Безъязыкие дромы шумно сопели, норовя вылизать его ладонь. Как видно, лаской их здесь тоже баловали не часто. Может, одна только маленькая девочка и обращала на них должное внимание. Но девочку покалечило чудище из мертвого города, и дромы остались без присмотра. Впрочем, с чудищем Дымов намеревался еще встретиться. В самом скором времени…

Выйдя во двор, он на секунду зажмурился от яркого света. После сумрака хижины переход и впрямь был болезненно резким — даже для его тренированного зрения. Псы-дромы продолжали вертеться возле ног, терлись о его колени, радостно покусывали щиколотки. Неплохо было бы прихватить их с собой на экскурсию, но это было бы нечестно по отношению к остающимся в хижине людям.

Чуть подумав, Дымов снял с перекрещивающей двор тесьмы табачный лист, подобием бантика повесил себе на грудь. Встречи с чудовищами города мертвых он не слишком боялся, и все же против дополнительного талисмана не возражал…

Глава 2

По счастью, Танкист к моменту их возвращения уже встал на ноги. Во всяком случае, встречу победителей он постарался организовать по высшему разряду. И видно было невооруженным глазом, что татуированный блатняжка действительно рад видеть их живыми и невредимыми. Поочередно обнимая Шматова с Мироновым, он даже пару раз всхлипнул.

— Думал ли я, нормальный пацан, что буду обжиматься когда-нибудь с ментами! Мы ведь и с шерхом тут успели скорейфаниться. Считай, одни на весь барак остались. Как очухались, так и начали метаться. У него там брательник, а у меня — вы… — Танкист порывисто обтер лицо, оглянулся на шерха. — Эй, Салудин, топай сюда!

— Он что, по-русски понимает?

— Так это же чистокровный шерх! У них мозгов раза в два больше, чем у обычных людей. Любую мысль секут на раз! И слова запоминают с одного повторения. Ты ему челюсть свернул, так он и ее сумел себе вправить. А после еще и мне помог.

Сергей с Потапом невольно переглянулись. Очень уж сильно способности шерха напоминали таланты Вадима Дымова.

Между тем, угрюмый шерх нерешительно приблизился к троице. О том, как ему вести себя с вернувшимися чужаками, он явно не знал. Его растерянность разрушил Шматов. Первым протянув руку, он крепко стиснул ладонь шерха.

— Уж прости, брата твоего не уберегли, хотя дрался он здорово, я видел.

Салудин пасмурно кивнул.

— И мы своего Виктора потеряли, — добавил Сергей. — Стрелой его пропорол один урод.

— Тоже знаем…

— Откуда?

С таинственным видом Танкист кивнул в сторону.

— А это уже сюрприз номер два. Выходи, Ксения!

Сергей с Потапом стремительно обернулись. Как выяснилось, Танкист вовсе не шутил. Из-за занавеси, за которой таилась зала поменьше, неспешным шагом выплыла обряженная в белоснежную тунику женщина. На шее ее красовались жемчужные бусы, в ушах покачивались массивные золотые украшения, на голове высилась непривычной формы прическа.

— Ксюша! — ахнул Потап. — Откуда ты вынырнула?

— Сначала скажите, как я вам в новом обличье? — приблизившись к гладиаторам, Ксения Рычагова, бывшая россиянка и теперешняя гражданка вольной Дайкирии, сделала изящный оборот. — Лучше или хуже?

— Лучше, Ксюш, гораздо лучше! — с чувством произнес Потап. Миронов молча показал мадам Рычаговой большой палец.

— Но как ты здесь очутилась?

— Все очень просто, мальчики. Я ведь тоже сегодня была в амфитеатре и, конечно, с первых секунд разглядела вас. — Ксения прижала к груди руки. — Никогда больше не пойду на бои! Терпеть не могу все эти мужицкие увлечения — кумитэ, корриду, собачьи бои. Мой последний муженек тоже обожал всю эту мерзость, даже заставлял компанию себе составлять. Но то, что я сегодня увидела, не сравнить ни с какой корридой. Думала, сердце лопнет. А вы так рубились, так рубились!.. В общем, как все закончилось, я сразу скандал своему благоверному закатила. То есть, значит, нынешнему супружнику. Он ведь клялся, что отпустил вас, а на деле, выходит, обманул. Вот и сбежала от него. Наорала по первое число, вазу драгоценную об пол грохнула и прямо сюда к вам двинула.

— Насовсем? — со вспыхнувшей надеждой спросил Потап.

— Зачем же насовсем… Часа на полтора или два. Думаю, этого времени ему хватит, чтобы понять, кто и перед кем провинился. — Взглянув на Шматова, она тут же затараторила: — Ты пойми меня, Потапушка, бабий век короток, а что я там у нас видала? Квартиры малометражки, редкие походы в кино, раз в год — выезд на море. Плюс разговоры с утра до вечера о футболе, о ценах на нефть и недвижимость. Нет, ребятки, напробовалась, хватит. Как ни крутись, а все одно — ни ласки, ни свободы, ни денег.

— А здесь что, лучше? У князя твоего?

— Здесь я, Потапушка, не кто-нибудь, а княгиня. Полы не мою, супы не варю, ковры не выбиваю. Здесь у меня нарядов не пара шкафов, а целые гардеробы. И служанки с меня пыль сдувают, массаж делают, маслом обтирают, по улицам — и вовсе в паланкинах носят. Подарки каждый день получаю — и такие, что раньше только в музеях видела. А по стоимости любую иномарку перевесят.

— Ну, а в России, значит, подарками тебя не баловали?

— Почему же, дома тоже, конечно, подарки дарили — иногда даже камушки, да только разве можно сравнивать те камни и эти? Да и на кой они нужны, если приходится надевать какое-нибудь колье всего раз в полгода. В тех же шубках и сережках только на бандитские посиделки и шлялась. А там висюльки не в цене, — смотрят в основном на мужа. — Ксения нервно передернула плечиком. — Ты прости меня, Потапушка, это все бабские радости, я понимаю, но ведь ты мне этого не сумел бы предложить, правда? Пожили бы месяцок-другой, да и расстались бы по обоюдному согласию.

— Тогда зачем ты сюда пришла? — глухо поинтересовался Потап. Голову он понурил, стараясь глазами с Ксенией не встречаться.

— Да затем, чтобы вас спасти! Чтобы вину муженька своего нынешнего исправить. — Из обширного рукава Ксения, словно фокусник, извлекла довольно пухлый мешочек. — Это золотые динары — местная валюта. Сумма, на которую можно десять раз купить всю вашу охрану.

— Значит, взятки здесь тоже берут? — Миронов с интересом прищурился.

— Когда это на востоке не брали взятки! — женщина фыркнула. — Еще как берут! Только давать надо умело — не показывать всех денег сразу и оружие держать поблизости. Вот и действуйте. Бежать надо прямо сегодня, пока люди еще не забыли о победе. Попросите стражника за пару монет оставить замок незапертым и бегите. Еще лучше, если вы уговорите сотника-суфана сопровождать вас до самой границы с Томусидо. Дать придется значительно больше, зато и выберетесь отсюда без хлопот.

— Сколько надо дать суфану? — быстро спросил Танкист.

— Сорока монет, думаю, хватит. По здешним меркам это целое состояние. Он за всю жизнь столько не заработает.

— А погоню за нами не вышлют?

— Конечно, вышлют. Только ведь никто не будет знать, куда именно вы отправитесь. Кроме того, если обставить все грамотно, то хватятся вас далеко не сразу. Значит, будет фора.

— А ты молодец, Ксюш! — Танкист одобрительно прищелкнул языком. — Все продумала!

— Еще бы! Я ведь знаю, что будет дальше.

— И что же?

— Разумеется, ничего хорошего. Сегодняшняя арена была только прелюдией, а завтра на состязание заявится сам мафат.

— Ну и что?

— Как это что! — Ксения даже всплеснула руками. — Да с его приходом все и завертится по-настоящему. И драться с вами будут уже не рабы, а воины из дворцовой охраны. Победители прежних поединков. Сегодня вам повезло, ладно, но ведь постоянно везти не может!

— Кто ж его знает… — Шматов исподлобья взглянул на Миронова. — В жизни, как известно, всякое случается. Может, и здесь повезет.

— Да вы что! Разве можно об этом говорить всерьез? Даже если вы победите в первом туре, во втором мафат выставит против вас своих фаворитов. А бойцов ниже шерхов там не держат.

— А если мы и во втором туре победим? — криво улыбнулся Шматов.

— Это абсолютно исключено. — Покачала головой Ксения. — Но даже если бы это случилось, то в третьем туре против вас выведут голодного харана.

— Это еще что за чудище такое?

— Вот именно, что чудище. Если вы до сих пор этих тварей не видели, то лучше вам их и не видеть!

— А ты? — Шматов наконец-то поднял голову.

— Что я? — растерялась Ксения.

— Ты, выходит, здесь остаешься? Навсегда?

— Но я ведь уже объясняла. Здесь у меня дворец, статус, покой… К тому же — мне саблю в руки не суют и на арену не гонят.

— Что ж, понятно…

— Что тебе понятно! — обозлилась Ксения.

— Да то и понятно, что здесь тебе больше нравится… — Потап взглянул на своих приятелей. — Ну, а мы что решаем, господа гладиаторы?

— А что тут решать? — Танкист хищно подхватил мешочек с динарами. — Берем денежки, оружие и сегодня же сматываем удочки!

— Ты тоже за побег? — Потап взглянул на Сергея. Миронов пожал плечами.

— Пожалуй, что и нет. Риску много, а гарантий никаких.

— А здесь?! — Ксения даже задохнулась от возмущения. — Здесь у вас какие гарантии? Или надеетесь перебить всех бойцов Дайкирии?

— Не то чтобы надеемся, — мягко проговорил Сергей, — но кое-какой шанс у нас имеется.

Не давая возможности Ксении взорваться очередной отповедью, Потап ласково взял ее за локоток.

— Мы подумаем, Ксюш, хорошо? Спасибо тебе за деньги и совет. Уверен, они нам очень пригодятся.

Надувшись, женщина оглядела их недоуменным взором.

— Ладно… — она вздохнула. — Вижу, убеждать вас напрасный труд. Решайте сами. Только знайте, больше я вам помочь ничем не смогу. Начнется главное состязание, и с вас уже глаз не спустят.

— Ничего, авось не сглазят. — Шматов одарил Ксению невеселым взглядом.

— Что ж, нет — так нет. А мое время истекло, пойду. — Ксения решительно тряхнула головой. Открыла рот, собираясь что-то сказать, но передумала. Вместо этого судорожно стянула с пальца огромный перстень, сунула в ладонь Потапу. — Вот, возьми, пусть это будет твоим талисманом.

Шматов принялся что-то бормотать, но она уже не слушала его. Стремительно развернувшись, быстро устремилась к выходу. Охранник выпустил ее на улицу без единого слова. Видно, тоже получил в подарок положенное количество монет. Проводив гостью задумчивым взглядом, Танкист поглядел на Шматова с Мироновым.

— Что-то не понимаю вас, мужики. В чем дело-то, в натуре?

— Дело в том, — медленно начал Миронов, — что победить мне сегодня помог один наш стародавний друг.

— Какой еще друг?

— Вадик Дымов. — Уверенно ответил Сергей. — Если бы не он, я бы здесь точно не стоял.

Лицо Танкиста продолжало выражать непонимание, и Шматов тяжело вздохнул.

— Расскажи ему, Сергунь. Все с самого начала.

— А Салудин?

— Думаю, он нас поймет. Как ни крути, на одной арене воевать будем. Может, и в побег вместе отправимся…

Глава 3

Добраться до отверстия в городской стене было делом пары минут. Немудрено, что внучка старика так просто сумела найти сюда дорогу. Россыпь камней, словно дорожка, вела к уродливому разлому в стене. Видимо, поработал неимоверных размеров таран. Наверное, водились такие и здесь. Впрочем, если заглянуть в историю, то стенобитных машин во все времена было сочинено великое множество. И то сказать — конструкция проще пареной репы, а эффект колоссальный. Не всякая гаубица прошибет стену в два с лишним метра толщиной, а вот окованному в железо бревну подобная задача вполне по силам. Конечно, бить придется не час и не два, но, в конце концов, камень треснет, кладка не выдержит, и преграда рухнет к ногам штурмующих, что, собственно, здесь и произошло. Ну. А последующее развитие событий представить себе несложно: орды захватчиков врываются на территорию столицы, с нечеловеческой жестокостью сметают всех стоящих на своем пути. А после начинается самое ужасное, потому что, покончив с вооруженными защитниками, осатаневшая от крови солдатня добирается до гражданских кварталов. Начинаются грабежи, насилие, резня — неотъемлемые спутники любой войны, какими бы благородными терминами ее не величали впоследствии. Увы, эту немудреную истину Вадим осознал еще лет пятнадцать назад — в той прошлой своей жизни, когда приходилось отстаивать родные улицы от нашествия Дикой Дивизии. Именно тогда к нему впервые пришло тусклое понимание того, что любая война омерзительна, и чувствовать себя человеком более чем сложно, когда в руках твоих винтовка или автомат, когда с ножа твоего капает чужая кровь…

Перебравшись через каменные завалы, Дымов вышел на узкую, припорошенную золой улочку и почти сразу увидел огромные трехпалые следы. Глядя на них, он невольно огладил на груди лист терпкого табака. Хотя вряд ли это способно было ему помочь. Возможно, каменные черви и впрямь недолюбливали запах чеснока с табаком, но гиганты вроде того, что оставил эти следы, вряд ли окажутся такими же щепетильными. В крайнем случае, чихнут пару раз, а после оближутся и пойдут себе дальше, переваривая в желудке недавнего обладателя пахучих травок.

До песчаного цвета пирамиды было еще довольно далеко, и только сейчас Дымов подметил, что в отличие от египетских пирамид здешняя махина имеет не четыре, а шесть граней. Да и конус у нее был менее острый, словно срезала самый кончик постройки гигантская сабля. Здания, расстилающиеся вокруг пирамиды, в массе своей были и вовсе разрушены. Возможно, поработали люди, а может, виной всему была комета, о которой поминал англичанин. Как бы то ни было, но дома, что строились из дерева и глины, давно обратились в руины, уцелели только те постройки, что возводились из цельных каменных блоков.

Дымов остановился возле очередного здания. От своих соседей оно отличалось более толстыми стенами и наличием настоящей черепичной крыши. Видно было, что в дом не раз и не два попадали пущенные из катапульт снаряды, однако добротная кладка бомбардировку выдержала. А может, помогла помещенная над входом пара скрещенных бивней. Массивные, покрытые сеточкой трещин, они таили в себе давно убежавшее время — время, когда по этим улочкам бегали с криками мальчишки, когда на площадях толпился народ и бойко торговали заезжие купцы. Наверняка, и эти бивни были помещены сюда в качестве своеобразного талисмана — этакого оберега, в задачу которого входила защита здания от напастей. Увы, функцию свою бивни выполнили лишь наполовину: здание они действительно уберегли, а вот обитателей спасти вряд ли сумели. Возможно, в исчезновении хозяев были повинны орды штурмующих, а может, людей съели все те же каменные черви. Во всяком случае, чуть повыше фундамента Вадим разглядел несколько ровных отверстий. Сюда, верно, и проползли эти ненасытные твари, застав хозяев врасплох и даже не позволив выскочить на улицу. А может, проникли внутрь, убедились, что там никого нет, и тем же способом выбрались наружу…

Неожиданно повеяло мерзлым ветерком, и откуда-то — очень издалека долетел низкий протяжный вздох. Дымов невольно оглянулся, однако улочка оставалась по-прежнему пустынной, и только по спине продолжали бегать непрошенные мурашки. О чем-то они, верно, предупреждали, однако первопричину беспокойства Вадим никак не мог углядеть. Впрочем, город мертвых на то и город мертвых, чтобы не позволять расслабляться. Ощетинившись шипастыми лимбами, экстрасенс образовал над собой подобие защитного экрана. Теперь подойти к нему незаметно не сумела бы ни одна тварь. А если и сумела бы, то немедленно встретила бы решительный отпор.

В очередной раз прислушавшись к своим ощущениям, Вадим чуть помешкал и шагнул через порог дома.

Наверное, его отвлекла посыпавшаяся сверху пыль. Подобно туману она припорошила воздух в прихожей, и именно эта взвесь помешала Дымову вовремя углядеть нападение. Как бы то ни было, но от челюстей хищника экстрасенса уберег экран. Тварь, метнувшаяся к нему в прыжке из угла, с чмоканием ударилась о невидимую преграду, кувыркнувшись, свалилась на пол. Скорее машинально Вадим взмахнул боевым лимбом, и сразу несколько острейших шипов пригвоздили трепещущее существо к полу.

— Однако… — Дымов настороженно застыл на месте, готовый к повторной атаке, но, судя по всему, нападать на него больше не собирались.

Склонившись над убитым хищником, он брезгливо поморщился. Отвратительный запах расплывался по комнате, — тварь истлевала прямо на глазах. Это было что-то новенькое, и, торопливо прибегнув к глубинному сканированию, Дымов нагнулся чуть ниже.

Увы, скелет маленького, похожего на кошку зверька уже замутился, частично растворившись в окружающих тканях. Шерстистое тело оплывало на полу, и даже крохотный череп стремительно терял первоначальную форму, из конусообразного, оснащенного челюстями полуяйца превращаясь в нечто студенистое, напоминающее выброшенную на берег медузу аурелию.

Вадим потрясенно покачал головой. С таким он, по крайней мере, еще не встречался. Можно было не сомневаться, что через десяток-другой минут существо окончательно обратится в прах, не оставив после себя ни малейшего следа. Нечто отдаленно напоминающее его собственные полевые копии, которые либо поедались глонами, либо тихо-мирно разрушались сами собой.

Он продолжал рассматривать распадающийся трупик, когда сторожевые лимбы встревожено дрогнули. Нечто приближалось к дому — приближалось с той стороны, откуда только что пришел он сам. Существо более крупное, чем этот зверек, передвигающееся с настороженной неспешностью.

Высвободив боевой лимб, Вадим мягко перетек к стене, прицелившись в сторону приближающегося существа, попытался максимально сфокусировать сканирующее зрение. Видеть сквозь стены — не такая уж сложная задача, однако в данном случае что-то мешало Дымову. На короткий миг им даже овладела паника. Он торопливо перебирал спектральные диапазоны, пытаясь подстроиться под окружающие условия, но то ли камни, из которых был сложен дом, имели незнакомую молекулярную структуру, то ли с ним происходило что-то недоброе, но получить ясную картинку видимого Дымов так и не сумел. Внутренняя система оповещения трубила тревогу, во весь голос сигнализировала об опасности, но точного адресата Вадим не знал до сих пор. Более того, существо, которое приближалось к дому, — при всех своих неведомых возможностях не могло источать угрозу столь явной окраски. Собственная аура трепетала и исходила дрожью, пытаясь о чем-то предупредить хозяина, и, не выдержав, Дымов одним прыжком с хрустом вогнал себя в каменную стену, словно из паутины выдрался из нее с наружной стороны.

— Черт!..

Дымов едва успел остановить метнувшийся вперед боевой лимб. Убивать англичанина было негоже, а, между тем, это был именно он — Стив Бартон собственной персоной.

— Так и знал, что вы сбежите! — брызгая слюной, заблажил англичанин. — Куда вы запропастились, черт побери!

Он явно не понял, откуда перед ним вынырнул его недавний попутчик — и хорошо, что не понял. Сумей он разглядеть, что Дымов секунду назад прошел прямо сквозь стену, его изумление было бы значительно большим.

— В конце концов, это просто непорядочно! — продолжал разоряться Бартон. — Неужели так трудно было меня разбудить?

— Ради бога простите, но вы так сладко спали… — в некотором смущении Вадим отвел взор в сторону. Пробуждение Бартона совершенно не входило в его планы. Да и не мог англичанин проснуться так быстро! Внушение, данное Стиву, должно было работать еще по меньшей мере часов пять или шесть…

— Кто же вас разбудил, профессор? Неужели сами проснулись?

— Разумеется, сам! Девочка посапывала в две дырочки, старик с женщиной тоже спали, а дромы даже внимание на меня обратить не соизволили. Вот я и отправился за вами, благо следы в песке быстро не исчезают. Видно, еще во сне почувствовал, что полагаться на вас опасно. Бросите и убежите!

— Помилуйте! Я только хотел осмотреть город. Или вы всерьез полагаете, что я мог бы оставить вас в хижине?

— Не знаю… — Бартон нервно передернул плечом. — Может, и не хотели, однако впредь прошу вас больше так со мной не поступать. В конце концов, отправившись сюда, мы доверились друг другу — разве не так? И если уж вы решили что это местечко стоит пристального изучения, давайте рисковать вместе.

— Понимаю, — Дымов усмешливо кивнул. — Разве можно позволить посторонней службе проникнуть туда, куда не ступала еще нога ваших земляков! В конце концов, это и глупо, и преступно.

— Да, преступно! Именно так я понимаю свой профессиональный долг. Или вас подобное понимание служебных обязанностей шокирует?

— Помилуйте! Ни в коей степени! — Дымов добродушно пожал плечами. — Коли уж вы здесь, давайте исследовать город сообща. Но учтите, на этих улочках действительно небезопасно. Более того — в этом самом доме около пяти минут назад на меня было совершено нападение.

— Нападение?

— Именно, — взяв англичанина за локоть, Дымов неспешно провел его в дом. — Вот, можете полюбоваться. Кое-что еще осталось.

— О чем вы толкуете? — Бартон недоуменно оглядел ветхое убранство комнаты, скорее нюхом, нежели глазами, угадал мумифицировавшееся тельце на полу.

— Да, да, оно самое, — подтвердил Дымов. — Сначала попыталось перегрызть мне глотку, а теперь благополучно догнивает. Не слышали раньше ничего о таких вещах?

Следовало отдать должно Бартону — смеяться он не стал. Зажав себе указательным и большим пальцем крылья носа, он присел на корточки и впился глазами в труп хищника. Какое-то время он сидел молча, позволяя Дымову беспрепятственно изучать окружающее пространство.

— Похоже, вы правы. — Стив наконец-то выпрямился. — Оно и сейчас продолжает меняться. Скорость тления просто чудовищна. Честно говоря, я полагал, вы шутите… Кстати, что с девочкой? Вам что-нибудь удалось сделать? Когда я уходил, она выглядела вполне прилично.

— Так и должно было быть.

— Но вы говорили, что у нее сломан позвоночник и раздроблены ноги!

— А еще помята сердечная сумка, повреждены селезенка и печень.

— И вы…

— Я постарался ей помочь. — Скромно сказал Дымов.

— Но это невозможно! — воскликнул Бартон. — Хотя… Помня, как вы расправились с галиндами и теми палачами…

— Пожалуйста, не берите ничего в голову! — Вадим поморщился. — Человек крайне живучее существо, и эта девочка — лишнее тому подтверждение.

— Но она должна была умереть!

— Кто вам это сказал?

— Не надо считать меня профаном! Я видел ее раны, и поверьте мне — тоже кое-что в этом понимаю. — Бартон нахмурился. — Конечно, я не врач, но знаю совершенно точно, что попадание пули в область печени гарантирует стопроцентную смерть. Как, впрочем, и разрыв селезенки.

— Так уж и стопроцентную?

— Ну… Если не предпринять срочных шагов и не прибегнуть к хирургическому вмешательству…

— Вот я к нему и прибег. — Хмыкнул Вадим. — Повторяю, Стив, человеческий организм крайне живуч. Стоит лишь чуточку ему помочь, и отступит любая болезнь. Иммунная система, если ее не угнетать химическими депрессантами, не перегружать пищей и не лишать движения, перегрызет глотку любому недугу.

— А как же тогда смертность в прошлые века? Чума, холера, грипп?…

— Чума, холера, сифилис и пресловутый рак — все это мифы и легенды, возлелеянные человеческим невежеством. О гриппе я даже не поминаю. Здоровый организм не просто справляется с ним, он его попросту игнорирует, поскольку штаммы гриппа по своей агрессивности просто несравнимы с нашими внутренними макрофагами. В тайге и саване гриппа нет, а процветает он как раз там, где нечем дышать, где две трети жизни проводят в неподвижности, а едят черт-те что и в три горла.

— Признаться, вы рассуждаете странно. — Англичанин покачал головой. — По-моему, весь секрет вашего успеха заключается совершенно в ином. А именно в ваших неординарных способностях.

— Вы правы только отчасти. — Мягко возразил Вадим. — Разумеется, мои способности в состоянии ускорить процесс излечения, но очень многое человек может сделать и сам. У людей огромное количество желез, и каждая из них представляет собой минилабораторию по производству антител, стимулирующих гормонов, дефицитнейших ферментов. Возможно, я излишне категоричен, но мое мнение таково, что в своем подавляющем большинстве люди умирают исключительно по причине собственной лени и собственного невежества. Что касается девочки, то помимо сращивания костей и сосудов я практически ничего не делал. Небольшая стимуляция главнейших желез, кратковременное повышение температуры, местная анестезия — и все! Как вы уже имели возможность убедиться, этого оказалось вполне достаточно.

— Вы хотите сказать, что все ее раны…

— Секунду, профессор! — Дымов ухватил Бартона за рукав, призывая к молчанию.

— Перестаньте, черт побери, называть меня профессором!

— Тихо!..

— Но в чем дело? — шепнул Стив.

Дымов ответил не сразу. Следовало еще переварить те смутные ощущения, что продолжали стекаться к нему отовсюду.

— По-моему, нас ожидает впереди еще одна любопытная встреча.

— Что вы имеете в виду? — насторожился англичанин.

Вадим, зажмурившись, развернулся к одной из стен.

— Он там, — указал он рукой. — Метрах в двухстах от нас.

— Да кто, черт подери!

— Не знаю, но на этот раз это нечто огромное. Пожалуй, даже побольше этого дома. И движется оно прямо к нам. Может быть, услышало наши голоса, а может, просто учуяло посторонний запах.

— Харан?… — Бартон побледнел.

— Не знаю, может, и харан. — Открыв глаза, Дымов оглянулся на Бартона. — Зря вы, пожалуй, проснулись. Скажу честно: без вас мне было бы значительно легче изучать это тревожное местечко.

— Спасибо на добром слове.

— Не за что, — безжалостно отреагировал Вадим. — Пожалуй, нам лучше выйти из дома. От подобных исполинов здешние стены вряд ли спасут.

Англичанин строптиво пожевал губами, но возражать не стал. А в следующее мгновение пол под ногами ощутимо дрогнул, с потолка вновь облаком осыпалась пыль. Кажется, далекий монстр решил ускорить движение. Земля подрагивала в такт его шагам, а в том, что шаг у него был тяжелый, сомнений не возникало. Подумав секунду-другую, Дымов бесцеремонно хлопнул Бартона по спине.

— Поторапливайтесь, профессор! Еще немного, и боюсь, этот домик просто рассыплется по кирпичикам.

Глава 4

— Значит, считаешь, Вадик нам поможет?

— Если помог один раз, почему бы ему не сделать это повторно? Вон Салудин тоже говорит, что шерхи без труда отбивают стрелы. А у Вадима, возможностей, чай, побольше будет.

— Почему же тогда ваш Вадик до сих пор сюда не явился? — Танкист ехидно оглядел друзей, и боевой пыл Миронова несколько подувял.

— Ну, мало ли какие у него там обстоятельства. Может, силы копит, а может, план какой вынашивает.

— А, по-моему, ерунда все это! В бою еще и не то может примерещиться! — Танкист подбросил на ладони мешочек с монетами. — Вот в это я верю! Вполне реальный факт! И потом бабки — они всегда бабки, хоть у нас, хоть в Дайкирии. Пусть синица, зато стопудово в руках!

— Не знаю, какая такая синица, но мы даже в Томусидо не могли от них удрать, а здесь объявят розыск, бросят в погоню опытных сыскарей — и сливай воду. А после еще казнят на какой-нибудь из местных площадей в назидание другим, верно, Салудин? — Шматов подмигнул сидящему рядом шерху. — Как тут вас людей казнят? На кол, говоришь, сажают?

— Не только, — Салудин степенно пожал широченными плечами. Небесного цвета глаза его глядели без тени усмешки. — Могут подвесить за ноги, могут четвертовать или прибить деревянными гвоздями к звезде.

— К звезде? — удивился Танкист. — Как это?

— Очень просто, — объяснил вместо Салудина Потап. — У нас материал экономили, а потому прибивали к кресту. А у них для этой цели звезды служат. В руки и ноги по гвоздю плюс последний — в лоб.

— Не гвоздь, — покачал головой шерх, — стрелы. При этом воин, чья стрела пробивает голову приговоренного насквозь, сразу получает лишнее звание. Десятник может стать сотником, а сотник — тысячником.

Салудин говорил медленно с заметным акцентом, но оттого слова его звучали особенно звучно и весомо. На некоторое время сидящие на лавках замолчали. Картинка была нарисована невеселая, и каждый из них поневоле пытался представить себя распятым на звезде.

— Все равно, — снова подал голос бывший зек, — в побеге нам хоть какой-то шанс светит, а что мы будем здесь иметь? Выведут завтра на арену и поставят против настоящих мастеров.

— Если Вадим будет рядом, мы и мастеров одолеем. — Без особой уверенности сказал Миронов.

— А харан? Салудин говорит, эта тварь больше слона. И пасть — как ворота! Это же форменное самоубийство!

— Не совсем, — негромко возразил Салудин, — на моей памяти харанов все-таки побеждали. Правда, случалось это всего дважды, и в обоих случаях победителями были мои соплеменники.

— Ты хочешь сказать — шерхи?

Салудин молча кивнул.

— У нас есть свои способы одерживать верх.

— Это какие, например? — немедленно встопорщился Танкист.

— Например, мы можем наносить отвлекающие удары, которые обычный человек просто не видит, можем ослеплять мыслью, навевать сон, а можем и сами становиться невидимыми.

— Невидимыми?

— Это особое искусство боя. Давнее изобретение шерхов.

— Но суть-то этого изобретения в чем? — снова не утерпел Танкист. — Или секрет?

— Почему же, суть могу объяснить, тем более, что вас она ничуть не вооружит. — Упреждая вопрошающие взгляды слушателей, Салудин терпеливо пояснил: — Мало знать, нужно уметь. Если же говорить о сути, то она состоит в том, что решивший стать невидимым шерх воздействует на противника сразу всеми своими свойствами. Если пустить в ход невидимые руки, а вы уже знаете, что они у нас есть, и особым танцующим шагом перемещаться из стороны в сторону, можно действительно уподобиться призраку.

— Айкидо, — понимающе кивнул Шматов. — Только еще круче, поскольку есть руки-невидимки.

— Кроме того, — добавил Салудин, — опытные шерхи могут при этом окутывать своего соперника миражами, навевать страхи и нужные мысли.

— Ты тоже это умеешь?

Салудин чуточку смутился.

— Нет, я не умею. Этой техникой владеют лишь избранные шерхи.

Шматов покосился на Сергея.

— А ведь Дымов тоже, помнится, вытворял нечто подобное?

— Может, и вытворял, только нас-то он в подробности не посвящал.

— То-то и оно! — фыркнул Танкист. — Вы тут сидите, в натуре, губу раскатали на чужую помощь, а по жизни окажется, что и ваш Вадик против этих харанов спасует. Ты-то что посоветуешь, Салудин?

Шерх прямо взглянул на Танкиста.

— Когда речь идет о жизни и смерти, посторонние советы мало чего стоят. Это ваш выбор.

— А сам-то ты что собираешься делать?

С той же невозмутимостью Салудин ответил:

— Шерхи с поля боя не бегут. Если же бегут, то они перестают быть шерхами. Раз надо драться, я буду драться. За себя и за брата…

Дверь за их спинами отворилась практически бесшумно, но нервы всех четверых были столь напряжены, что легкий скрип дерева заставил их вздрогнуть.

— Это еще что за хрен с горы… — начал было Танкист и тут же умолк. В сопровождении сотника-суфана и десятка вооруженных стражников в барак вошел пышно разодетый дайк.

— Ишь, павлин какой! — фыркнул Миронов и немедленно ощутил, как нечто невидимое стиснуло его плечо. Та самая рука-невидимка, о которой поминал Салудин…

— Тише! — шепнул он. — Это сам Фебуин.

— Какой еще Фебуин?

— Каргал, — шепнул шерх. — Вождь десятитысячник, один из ближайших советников мафата.

Слова свои Салудин, сопроводил непонятным жестом, быстро коснувшись лба и груди, после чего с почтительностью поднялся с лавки.

— Нам тоже встать? — шепнул Миронов.

Но ответить Салудин не успел. Рукой, увенчанной золотым браслетом, каргал величаво махнул обитателям барака, разрешая сидеть.

— Рад тебя встретить здесь, славный Салудин из рода Каро! — напевно произнес он. И хотя половины слов россияне не поняли, но выручила интонация гостя.

— И я рад тебя приветствовать, высокородный каргал!

— Жаль, что судьба забросила тебя в стан рабов, но уверен, все очень скоро изменится. — Фебуин неспешно огладил свою пышную бороду, поправил роскошную, унизанную самоцветами цепь, внимательно посмотрел на россиян. — Какой язык понимают твои соседи?

— Их родной язык — русский. По дайкирийски они тоже немного понимают, но говорят пока плохо. Будет лучше, если я буду переводить.

— Да будет так, милейший Салудин! — брезгливо оглядев убранство барака, каргал сделал знак своим слугам, и двое из них немедленно принесли нечто вроде небольших ковриков, быстро застелив ближайшие лавки. Еще трое слуг распахнули принесенный сундук, из которого на свет вынырнул поднос с диковинными фруктами и высоким явно не пустующим кувшином.

— Будет лучше, если мы пересядем. — Сказал Фебуин. — А заодно поднимем кубки за вашу сегодняшнюю победу. Уверен, такого вина вы давно не пробовали.

— Это точно! — хмыкнул Танкист и первым двинулся к застеленным коврами лавкам.

Пожалуй, один только Танкист и пил вволю. Шматов с Мироновы ограничились тем, что только попробовали вино, после чего с жадностью налегли на фрукты, благо последние обладали замечательным вкусом, напоминая нечто среднее между ананасом, морковью и персиком. Была здесь, впрочем, и привычная слива вперемешку с краснощекими яблоками, дразнили взор тугие кисти винограда. Все, разумеется, отменного качества, без пятен, червоточин и гнили. Еще одна причина, по которой, верно, понравилось Ксении местное житье-бытье. Можно было не сомневаться, что за того же несчастного червяка, обнаруженного в яблоке каргалом или мафатом, кого-нибудь из слуг немедленно приговаривают к наказанию. Может быть, даже к смерти. Так или иначе, но вино господа офицеры только пригубливали, справедливо рассудив, что головы лучше сохранять трезвыми — в особенности накануне решающего боя. Танкист же себя ни в чем не ограничивал, поскольку чуть ранее по общему соглашению бывшего зека произвели в оруженосцы, лишив, таким образом, права на поединок. Татуированный приятель особенно не ерепенился, хотя и попытался поначалу изобразить обиду. Как бы то ни было, но вино быстро поправило его настроение, и очень скоро каргал стал поглядывать на Танкиста с отеческой благожелательностью. Иначе и быть не могло, так как последний бесцеремонно перебивал всех и каждого, то и дело встревал в беседу, веско высказывая собственное мнение. Такое поведение позволительно не каждому, и ничего удивительного, что Фебуин решил прислушиваться к мнению этого маленького человечка.

Впрочем, разговор не клеился, и очень скоро это стало ясно всем присутствующим. Каргал говорил красиво и осторожно, щедро пересыпая обычные фразы великоречивыми комплиментами в адрес «несравненных бойцов» из России, однако цель его визита мало-помалу выплывала наружу. Дело заключалось в том, что каргал был игроком — игроком страстным и азартным, готовым ради победы практически на все. Об этой самой победе он и собирался с ними поговорить, но как и положено на востоке — с переговорами не спешил. В конце концов, не выдержал подогретый вином Танкист. Ухнув по лавочке кулачком, он сипло вопросил:

— Ты, каргалушка, хвостом не виляй! Мы здесь, в натуре, люди простые и привыкли к честному базару. Выкладывай, что у тебя на уме и чего от нас хочешь, а уж мы подумаем, какую запросить цену.

Покраснев, Салудин перевел сказанное. Наверняка он основательно подредактировал слова бывшего зека, иначе не встрепенулся бы столь оживленно высокородный Фебуин. Скорее всего, ему понравился сорвавшееся с уст Танкиста упоминание «цены». Людям торговым и любящим деньги подомные материи всегда близки и понятны, — Фебуин же деньги, по всей видимости, боготворил. А потому застрекотал оживленно и радостно. Сергей заметил, что, слушая его, шерх склонил свою лобастую голову, сурово поджал губы. Он и речь высокородного чиновника перевел, не поднимая глаз.

— Этот человек хочет, чтобы во втором туре мы проиграли его фавориту. Зовут фаворита Зурбан, и будет он на поединке в золотых доспехах. Зурбан — боец сильный, но каргал не хочет рисковать, поскольку решил поставить на него большие деньги. Если мы согласимся, то Зурбан не убьет нас, а только оглушит ложными ударами.

— А лучники! — немедленно возмутился Танкист. — Разве ваши стрелки не добивают всех упавших?

— Это было лишь в первом поединке, в котором дрались преимущественно рабы. Теперь бои начинаются настоящие, а потому добивать раненых не будут. Кроме того, на арену приедет сам мафат со всей своей свитой, прибудут князья и высокородные шерхи. Уже сейчас по ориентировочным прикидкам ставки будут необычайно высоки. И если вы покажете красивый бой, а в итоге ляжете под Зурбана, выигрыш составит огромную сумму.

— Выигрыш — это хорошо, но что мы будем с этого иметь? — хмыкнул Танкист.

Ответ каргала они поняли без перевода.

— Вы будете иметь свободу.

Послушав еще некоторое время страстную воркотню Фебуина, шерх с тем же угрюмым видом взглянул на россиян.

— Он клянется, что все продумано до мелочей. Конечно, оставлять нас живыми опасно, но он берется все устроить. Говорит, что вскоре после поединка верные люди выведут нас за пределы города, дадут денег и укажут дорогу к границам страны. Фебуин говорит, что это для нас наилучший выход. Мы не только сумеем заработать, но и сохраним жизнь, поскольку встреча с хараном нам уже угрожать не будет.

— А Зурбан? — поинтересовался Миронов. — За жизнь Зурбана он не боится?

На этот раз каргал тоже понял вопрос без перевода. Снисходительно улыбнулся наивности вопрошающего, неспешно заговорил.

— Ну? Чего он там трендит?

Не отвлекаясь на Танкиста, шерх продолжал слушать. По мере того, как он вникал в объяснения мафата, черты лица его все больше каменели.

— Он говорит, что в случае выхода Зурбана в финал, они подготовят хищника должным образом. Дадут сонных трав, от которых харан уснет прямо на арене. А Зурбан свою роль исполнит, как надо. И мечом красиво помашет, и стрел в разные стороны попускает. Словом, все пройдет наилучшим образом. Вы же, тем временем, будете уже далеко.

— Так-то оно так, но если я, к примеру, не хочу уезжать! — возмутился Танкист. — Если я, к примеру, желаю здесь остаться? Иметь свой дворец, свиту, вооруженных слуг?

Шерх хмуро перевел слова блатаря, и каргал немедленно расцвел улыбкой. С ним торговались, а в этих материях он был, бесспорно, силен.

— Насчет дворца он не знает, — сказал Салудин, — но уютный домик с садом и парочкой симпатичных рабынь он может вам устроить… Только это все враки, — оборвал сам себя шерх. — Ни черта он вам не даст. И живыми отсюда вы тоже не уйдете. Для него это слишком большой риск. Куда проще убить вас. Сначала поединщиков, а после и оруженосца.

— Вот, значит, как? — Танкист нехорошо прищурился. — Это ты, значит, что же, в натуре? Зуб даешь, что так оно все и будет, или только предположение делаешь?

Самое удивительное, что вывернутый язык блатного шерх понял прекрасно. И ответил таким же вывернутым образом, что лишний раз подтверждало его недюжинные умственные способности.

— Зуб даю, — серьезно ответил он. — Именно так все и будет. Вы исполните то, что от вас требуется, принесете ему прибыль, и сразу после этого вас уничтожат.

— Что же нам ему ответить? — Шматов пристально взглянул на шерха.

— Я уже говорил: это ваш выбор. Я буду драться честно.

— Что ж, значит, и нечего более толковать! — Шматов решительно хлопнул себя по колену. — Посылаем его куда подальше и будем надеяться на помощь Вадика.

— Э-э, братан, зачем же спешить? — заволновался Танкист. — Может, все-таки выторгуем у него какую-нибудь халяву? Не отпускать же это чмо просто так!

— Именно просто так мы его и отпустим. — Миронов жестко взглянул на шерха. — Ответь ему, Салудин, что мы не торгаши и в грязные игры не играем. Пусть ищет других жуликов.

Подняв голову, шерх заговрорил на дайкирийском — твердо и неуступчиво. Вполне возможно, что пару фраз Салудин добавил и от себя лично. Во всяком случае, с каждым его словом широкая физиономия каргала наливалась бурым свекольным цветом, а улыбка таяла, превращаясь в грозный оскал. Не дослушав шерха до конца, он вскочил с места, брызгая слюной, начал выплевывать череду сердитых слов. Ясно было и без толмача, что дайк грозил им сотнями несчастий.

Не отвечая, Салудин красноречиво опрокинул свой кубок, выливая недопитое вино. То же самое проделали Миронов со Шматовым. Танкисту выливать было нечего, но с вызывающим видом он отщипнул от грозди крупную виноградину, прожевав, выплюнул косточки на ковер.

— Теперь пусть попробует унести отсюда жратву. — С ухмылкой проворковал он. — И станет после этого последним чмошником…

Договорить он не успел. Правая рука каргала метнулась к его улыбающейся физиономии, желая наказать наглеца. Шерх оказался быстрее — перехватил жирную руку, стиснув так, что багроваое лицо Фебуина немедленно побледнело. Ринувшиеся на выручку стражники дайки, неожиданно остановились. Сергей с Потапом не могли этого видеть, но можно было с уверенностью предположить, что Шерх пустил в ход свои незримые руки. Лязгнула сталь, и Шматов с Мироновым согласно выхватили из ножен свои мечи.

— Скажи ему, Салудинушка, — ласково произнес Шматов, — чтобы славный сын своих родителей уходил прочь отсюда. По добру и по здорову.

Салудин разжал пальцы и послушно перевел Шматовские слова. Высвободив руку, каргал прошипел нечто злобное и, окинув напоследок непокорный квартет горящими глазами, двинулся к выходу.

— Иди, иди, козлик! — крикнул ему вслед Танкист. — И на будущее береги рожки, — не ровен час обломаем.

— Перевести? — с легкой улыбкой предложил Салудин.

— Не надо! — великодушно пропел блатной. — Думаю, это барашек понял все, как положено.

Глава 5

Марево стояло над уцелевшими крышами Гарлаха. Древняя столица Дайкирии напоминала неряшливо раскатанный блин, брошенный на пылающую сковородку. Жар гнул и шевелил видимое, наполняя город мертвых движением, которого в реалиях не было. И над всей этой мельтешащей пестротой песчаным исполином высилась шестигранная пирамида — Небесный Мост Императоров, величавое дайкирийское чудо, превышающее своих египетских собратьев как минимум вдвое.

Спокойно созерцая городской пейзаж, Вадим стоял в центре улочки и молча ждал. Стив Бартон притаился у полуразрушенной стены. Некогда она, должно быть, опоясывала внушительных размеров дворец, однако на сегодняшний день от дворца осталась лишь исполинская гора каменного мусора, из которого словно зубы старого крокодила торчали обломки мраморных колонн.

— Он по-прежнему движется к нам?

Вопрос был излишним. Не слышать шаги приближающегося чудовища было просто невозможно. Но как ребенку время от времени необходимо чувствовать прикосновения матери или отца, так и Бартону в нынешней ситуации то и дело требовались небольшие дозы успокоительного. В качестве означенного средства как раз и служил голос Дымова.

— Не волнуйтесь, он еще далеко…

На самом деле, сказанное абсолютно не отвечало истине. Чудовище уже показалось из-за угла уцелевшего здания, и одного взгляда на него хватило бы, чтобы без промедления пуститься наутек. Впрочем, убежать от харана представлялось затеей нереальной. Чудище еще только «шагало», но каждый шажок покрывал дистанцию в добрых тридцать метров. Иначе и быть не могло, поскольку шагало чудовище всем корпусом, сжимаясь подобием подковы и вновь распрямляясь. Внешне харан оказался даже более безобразным, нежели ожидал Вадим. Не ящер из кинофильма и не легендарный Кинг-Конг, — скорее уж складчатая и бородавчатая гусеница, рывками выбрасывающая свое тело вперед, множеством гибких усиков-лучиков бдительно обшаривающая пространство вокруг себя. То есть гибкими эти лучики казались лишь на приличной дистанции, однако, присмотревшись внимательнее, Вадим по достоинству оценил глубину и протяженность борозд, которые оставляли в стене «усики» гиганта. При этом передняя часть головы харана, которую язык не поворачивался назвать ни лицом, ни даже мордой, то и дело видоизменялась. Жутковатые желваки и складки беспрестанно перемещались с места на место, временами открывая широченную щель, являющуюся, по всей вероятности, ртом этого зверя.

Улочка, в которую предстояло свернуть харану, была чуть ли не вдвое уже туловища монстра, но подобный момент его ничуть не смущал. Складчатое тело рывком втиснулось в промежуток между домами, замерев, стало стремительно раздуваться. Результат подобного напряжения не заставил себя ждать. Цемент и камни с треском раздались в стороны, вниз посыпалась сметенная черепица. Между тем, чудище даже не помышляло об остановке, продолжая продвигаться вперед, небрежными усилиями взламывая уличный пролет и перекраивая его под собственную богатырскую стать.

Еще несколько судорожных движений, и Дымов явственно различил его запах — говоря по правде — не столь уж отвратительный, поскольку пахло от чудища сухой пылью, клеевыми обоями, штукатуркой и известью. Впрочем, если брать в расчет, какое количество строений чудище успело перемолоть своей тушей, то так, верно, оно и должно было благоухать. Кто знает, может, и в меню пупырчатой твари помимо человечинки входили самые обыкновенные стройматериалы. В самом деле, в мире, где существуют каменные черви, вполне могли обитать и иные любители твердых пород.

Прищурившись, Дымов разглядел могучий скелет чудовища, состоящий из гигантского позвоночника и совершенно рыбьего черепа с беззубым ртом. Никаких щупалец и никакого хитина. Судя по всему, каменные постройки харан разрушал исключительно за счет мускулов и огромной массы. Не удалось Вадиму рассмотреть и что-либо, заменяющее зверю сердце. Хотя бессмертным это его, конечно, не делало. Как известно, на планете Земля преспокойно проживало великое количество существ заведомо бессердечных…

Однако пора было что-то предпринимать, и Вадим в готовности шагнул навстречу чудовищу. Он хорошо помнил, насколько бессильными оказались против червей мышцы его метатела, и все же решил попробовать еще раз. Пара змеящихся лимбов послушно слилась в один, подчиняясь команде, сжались в массивную культю. Теперь это было уже не просто конечностью, — Вадим стал обладателем мощнейшей пружины, изготовившейся к выстрелу. Из передней части укоротившегося лимба сам собой выпростался могучий коготь. Не подозревая о нависшей над ним опасности, а, может, попросту пренебрегая возможными препятствиями, харан вскинулся складчатым телом и в грузном падении придвинулось еще ближе. Вадим приподнял налившуюся взрывной силой «культю», и напружиненное метатело выстрелило . Со скоростью пули острейший коготь устремился вперед, с жутковатым шлепком впился в рыбий череп. Пробив его насквозь, вышел наружу и тут же арканом обвился вокруг огромного туловища. Повалить этакую махину Дымову было, конечно, не по силам, но он и не стремился этого делать. Деревья тоже не гнут, а перепиливают, — нечто подобное сотворил с чудищем и он. Все тот же коготь, словно голова взбесившейся анаконды, продолжал закручиваться вокруг харана, стягивая аркан туже и туже. А уж силу этих колец Дымов представлял себе прекрасно. Какой бы ни была шкура этого зверя, но ужасного сжатия его лимбов она не выдержала. Щель огромного рта превратилась в подобие пещеры и стонущий вой резанул по ушам…

Разумеется, не стоило растягивать это удовольствие, и Вадим заставил удавку судорожно сжаться. Последнего усилия оказалось достаточно. Отрезанная от туловища голова рухнула на землю, произведя очередное сотрясение почвы. Самое удивительное, что ни крови, ни какой-либо иной жидкости из животного не пролилось. Смерть пупырчатого животного оказалась поразительно сухой и спокойной. Задняя, застрявшая между домами часть так и осталась стоять на месте, напоминая выключенный механизм. Беззубый же рот пару раз открылся и закрылся, словно пытаясь шепнуть последние прощальные проклятия.

— Мистер Стив, выходите! — крикнул Вадим.

— Неужели все? — голос англичанина явственно дрожал. Без сомнения всю сцену стремительного поединка он видел от начала и до конца.

— Нет, он еще агонизирует, но это ненадолго.

— Но как вы это сделали?

— Это не я, — он сам. — Пробормотал Дымов. — Что-то вроде харакири.

— Бросьте свои шуточки!

— А чего вы еще ждете от грязного шерха?

— Я никогда не называл шерхов грязными!

— Ну, не называли, так думали.

— И не думал!

— Ладно, хватит спорить, — Вадим кивнул на поверженное чудище. — Времени у нас не так уж много, так что предлагаю двигаться дальше.

— Подождите! — англичанин немедленно встрепенулся. — Но мы ведь не можем так просто уйти отсюда.

— Это еще почему?

— Да потому, что мы ничего не выяснили об этом звере! — рука Бартона трагическим жестом указала на погибшего хищника. — У нас имеются подробные сведения об ахназаврах, о сумчатых выдрах, о каменных червях, но о харанах в наших файлах нет никаких подробностей, — одни только мифы. Между тем, уверен, это чудище вводило в заблуждение многих путешественников.

— Что вас так заинтересовало? Гусеница — и гусеница.

— А лапы! Взгляните на его лапы! Зачем, спрашивается, гусенице такое количество лап?

Стив был прав. С некоторым запозданием Вадим рассмотрел прижатые к бокам чудища костистые трехпалые лапы. И сразу припомнил следы, что встретили его за городской стеной. В самом деле, феномен заслуживал внимания. Если животное ползает, зачем ему лапы, а если все-таки передвигается, как ящерица, то какого черта ему ложиться на брюхо? Или к подобному средству передвижения харан прибегает исключительно во время атаки?

— И что вы предлагаете? — хмуро поинтересовался он.

— Обычно в такие случаях берут пробы тканей, определяют длину конечностей, вес. Фотографируют, наконец!

— Фотография — дело хорошее, только чем вы собираетесь его снимать? Пальцем, что ли? — рассматривая многочисленные лапы чудовища, Вадим заметил еще один нюанс, и этот нюанс заставил его нахмуриться.

— Но мы можем хотя бы обмерить животное! Сделать зарисовку, приблизительное описание…

— Очень сомневаюсь, что вы успеете сделать это.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказал. — Вадим демонстративно втянул носом воздух и отступил на шаг в сторону. — Во-первых, я не собираюсь вас тут ждать, а во-вторых, этот красавец, похоже, намеревается последовать примеру своего более малого собрата.

— Вы говорите о том зверьке из дома?

— Именно о нем.

— Да, но… — англичанин перевел растерянный взгляд на неподвижный труп чудовища. Вадим сказал правду, судя по усиливающимся ароматам, диковинный зверь не собирался долго услаждать взор любопытствующих туристов. Туша его на глазах оседала, все ниже припадая к земле, а голова — из пупырчатого огромного валуна стремительно превращалась в замысловатый, действительно смахивающий на рыбью голову череп.

— Ну что? Желаете еще понаблюдать ускоренное гниение или хватит?

— Пожалуй, что хватит… — Стив Бартон судорожно ухватился за горло. — Боюсь, меня сейчас вырвет.

— Не стесняйтесь, свидетелей нет. А меня подобная экзотика давно уже не смущает.

Англичанин ошарашенно взглянул на безмятежное лицо Вадима.

— Похоже, вас вообще невозможно смутить.

— Увы, это далеко не так. И как раз в настоящий момент меня крайне смущает мысль о том, что по собственной незадумчивости я, возможно, истребил последнего из сторожей мертвого города.

— Сторожей?

Дымов кивнул.

— Это всего лишь версия, но я действительно больше не чувствую постороннего присутствия. Еще недавно чувствовал, а теперь нет.

Ему показалось, что произнесенные слова взбодрили Бартона.

— Что ж, тогда нам и впрямь пора двигаться. Только куда?

Дымов указал на вздымающуюся над зданиями каменную громаду.

— Разумеется, к пирамиде. Уж не знаю, что именно мы там обнаружим, но, во всяком случае, осмотримся. Уверен, вид оттуда открывается фантастический…

Глава 6

Никто не жалел о сделанном выборе, но надо отдать должное Фебуину — мстить этот человек действительно умел. Во-первых, в нужный час им не принесли положенного ужина, а во-вторых, уже ночью лязгнул отпираемый замок и в барак ворвалась орава вооруженных молодцев. Один только Шматов и успел схватиться за оружие, шерху, Танкисту и Сергею пришлось довольствоваться собственными кулаками. Судя по всему, незнакомцы были прекрасно знакомы с внутренним устройством барака. Света никто не зажигал, да свет им был и не нужен. В качестве опознавательного знака они повязали вокруг голов белые тряпицы, и первое, что сделал Шматов после неудачной атаки бородатого детины, это сорвал с него тряпку и швырнул бывшему зеку. Долго объяснять — что да зачем — ему не понадобилось. Находчиво обвязавшись тряпицей, тщедушный оруженосец немедленно взметнул над головой одну из лавок и с силой метнул в многочисленных противников. После второй скамейки за ним тоже началась охота, но к этому времени успели уже вооружиться Салудин с Мироновым. Оба попросту отняли оружие у нападавших. Шерх при этом не постеснялся подобрать даже два меча. Поглядеть на его технику фехтования было крайне любопытно. Салудин практически не двигался, — просто стоял на месте и ждал. Когда на него налетал очередной противник, шерх пускал в ход свои невидимые конечности и с силой подсекал ноги атакующего. Уже упавшего огревал по голове плоской стороной меча, посылая в беспамятство. Если каким-то чудом соперник все же выстаивал на ногах, все той же рукой-невидимкой шерх бил его по глазам и, временно ослепляя, производил оглушающий удар. Таким образом, в отличие от своих напарников он совершенно не усердствовал в выборе трюков и тактики. Тем не менее, гора тел у его ног росла с неудержимой скоростью. Миронов на шерха не смотрел и действовал истинно по-медвежьи. С рычанием взмахивал тяжелым ятаганом, то и дело посылая вслед за лезвием одну из своих ног. Пожалуй, именно они приносили ему главную пользу, сваливая противников куда надежнее, чем сталь. Шматов, прижавшись к стене, работал экономно, но зло. Ночь взвинтила нервы бывшего офицера милиции до предела, и своих соперников он бил колющими ударами в горло, в грудь и в живот, укладывая на пол уже навечно.

По счастью, хорошие рубаки в стане врага отсутствовали, и, наверное, только по этой причине четверым поднятым с постелей бойцам удавалось без особого труда сдерживать превосходящие силы противника. Только потом, когда все завершилось, и последние из ночных визитеров, не солоно нахлебавшись, покинули барак, до них дошла главная идея каргала.

— Нечего сказать, хитер бобер! — покачал головой Шматов. — Хочет, чтобы мы просидели здесь всю ночь на ножах и не выспались.

— Да зачем ему это нужно? — удивился Танкист.

— Да за тем, что если мы не поспим, то будем завтра сонные, как мухи.

— Кстати, ничто не помешает этому ублюдку повторить атаку. — Миронов кивнул на лежащие вокруг тела. — Если Фебуин с такой легкостью посылает людей на смерть, значит, этого добра у него хватает. Сдается, мне он даже запретил этим бедолагам убивать нас.

— Как это? — не поверил Танкист. — Ты что, забыл, как они хлестались?

— Хлестались, может, и бойко, только посчитай, сколько на тебе или на мне ран. Да не щупай ты себя, — был бы ранен, давно бы почувствовал. Вот и мы целы.

— Сергей прав, — шерх пальцем провел по лезвию трофейного меча. — Оружие даже не наточено.

— Вот, черт! — ругнувшись, Потап покосился на свою шпагу. — Один я, получается, мочил их, как тараканов?

— Не переживай, — Миронов похлопал его по спине. — Они знали, на что шли, а вот ты о тупом оружии знать, конечно, не мог.

— Все равно, — Потап поморщился. — Паршивое чувство.

— Конечно, чего уж тут хорошего…

— Вы, ребятки, конечно, насквозь благородно рассуждаете, только нам-то теперь что делать? — возмутился Танкист.

— Во-первых, вызовем сотника-суфана, пусть поможет разобраться с телами. Во-вторых, приберем здесь немного. Ну, а потом… Потом надо будет все же немного поспать.

— И дверь подопрем изнутри! — поддержал его Танкист. — Хрен, пройдут, твари!..

Но «тварям» проходить и не понадобилось. Все получилось проще и фатальнее. После того, как раненых и убитых из барака вынесли, а сотник-суфан, пряча глаза, пообещал, что более эксцессов не будет, Шматов решил ополоснуться. Ночь получилась жаркая, а в пользу водных процедур он уверовал еще со времен службы в горячих точках. Какой бы чужой ни была держава, на каких бы языках с ними не общались, а вода всюду была одна. Подобно небу и солнцу. Не зря в блатных песнях столь часто поминается балдоха — иначе говоря — солнце, к которому, как к иконе, обращают свои взгляды поколения сидельцев. Но до солнца рукой не достанешь, а вот вода была всегда рядом. Она смывала пот и уносила усталость, умела бодрить кровь и ласкала тело не хуже женщины. В углу барака высилась огромная деревянная кадка, и именно к ней хозяйственным шагом направился Потап.

— Полей-ка мне, — попросил он Сергея и, стянув с себя потную майку, склонился над жестяным корытом. Само собой, удобства им предлагались крайне сомнительные, но утешало то, что водопроводом в Дайкирии не пользовались и самые высокородные вельможи.

Зачерпнув из чана ведерко воды, Сергей с неспешностью начал обливать согнувшегося крючком друга. Вода была чистой и прохладной. Шумно всхрапывая, Шматов растирал спину, плескал себе под мышки, яростно растирал грудь. Когда же на мускулистую спину товарища один за другим шлепнулось два черных влажных комочка, Сергей даже не успел толком испугаться. Боль в пальцах, держащих край ведра, появилась чуть позже, а сначала взвыл дурным голосом Потап, одним махом выпрыгнув из-под струи. Тут же забренчало падающее ведро, застучали шаги подбегающих друзей.

— Это еще что за хрень! — Танкист шагнул было к продолжающему изгибаться Шматову, но его остановил грозный оклик шерха.

— Стой!.. И ты замри на месте!

— Больно… — просипел Потап.

— Знаю, — Салудин подобрал брошенную на лавку рубаху Шматова, проворно обмотал кисть и, подойдя ближе, двумя аккуратными движениями смахнул со спины Потапа черных тварей. Оказавшись на полу, те немедленно зашевелились, целенаправленно поползли к ногам Танкиста. Но добраться до лакомой цели им не позволил все тот же шерх. Несколькими ударами меча, Салудин рассек скользкие тела на множество частей.

— Это сустрии! — глухо пояснил он. — Любят присасываться к животным, при случае могут напасть и на человека.

— А яд они под кожу часом не впрыскивают? — обхватив себя руками, простонал Шматов. — Такое ощущение, что в спину вонзили пару ножей.

— Нет, — Шерх медленно покачал головой. — Но яд содержится в слизи, покрывающей их тела.

— Ты хочешь сказать, что эти чертовы пиявки нас отравили? — Миронов озабоченно смотрел на свою кисть, которая стремительно опухала.

Обернувшись к нему, шерх бегло взглянул на руку.

— Прежде всего, это значит, что каргал сдержал слово. — Мрачно произнес он. — Фебуин обещал, что нам не выиграть завтрашний бой, и, видимо, так оно и случится.

— Значит, мы умрем?

— Нет, яд сустрий не смертелен, но очень скоро у вас поднимется температура, потом начнутся судороги и головная боль. К утру все пройдет, но драться по-настоящему вы уже не сможете.

— Вот же гнида чиновная! — Танкист подскочил к чану, и, поднатужившись, обрушил его на пол. В потоке воды, хлестнувшей по половицам, замелькали черные подергающиеся тела. — Вот зачем приходили к нам эти бараны. Пока вы там мечами размахивали, они нам в чан этих каракатиц набросали.

Подхватив саблю Миронова, он прыгнул к расползающимся сустриям.

— Ну, суки, держитесь!..

— Что ж, не таким уж дураком оказался господин Фебуин. — Пробормотал Миронов. Он уже начинал чувствовать нарастающий озноб, рука горела, словно ее сунули в пылающую печь. — Что же нам теперь делать?

Поглядев на него вдумчивым взором, Салудин печально пожал плечами.

— К сожалению, яд начал уже действовать, а лекарств у нас нет. Все, что нам остается, это просто ждать выздоровления.

— И скоро оно настанет?

— Полное выздоровление наступит дня через два или три, а пока придется потерпеть. Боль скоро пойдет на спад, а там начнет снижаться и температура.

— Да-а, молодец Фебуин! Все продумал, поганец! — Шматова уже вовсю колотило, зубы его отчетливо клацали. Сгорбившись, он опустился на лавку. Танкист набросил на него свой ицухалат, сверху накрыл покрывалом, но теплее от этого Потапу не стало. Было ясно, что на данном этапе хитроумный каргал одержал сокрушительную победу. Никто, разумеется, не станет выслушивать их жалобы, — возьмут и выбросят под чужие сабли. А уж там любимчик публики и самого мафата, премудрый Зурбан, конечно же, не растеряется. Не так уж сложно расправиться с двумя вконец обессилившими после температурной ночи россиянами!

— Будет благоразумно, если вы ляжете спать прямо сейчас. — Сочувственно посоветовал Салудин. Потап хмуро кивнул. Он понимал, что ничем иным дайк из рода Каро помочь им не может. Да, разумеется, он принадлежал к племени могущественных шерхов, и все-таки до способностей Вадика Дымова ему было далеко.

Глава 7

Ближе к пирамиде уцелевшие здания стали попадаться чаще, да и улицы здесь были не в пример шире, нежели те, по которым приходилось петлять прежде. И все же, судя по всему, любознательный харан частенько добирался до элитных районов города, где жили известные брадобреи, бригадиры соловаренных команд, купцы и ростовщики. Это угадывалось по цветистым вывескам на фасадах домов, по останкам валяющегося всюду мусора. Под ногами то и дело поскрипывало стекло некогда роскошных витражей, иные фрагменты уцелевшей мозаики можно было углядеть и сейчас, кое-где встречались денежные россыпи здешних динаров.

— Взгляните! Никак поработал наш старый знакомый? — Стив указал рукой. В стене одного из дворцов красовалось некое подобие пещеры. Видимо, гигантская гусеница решила не утруждать себя длительным обходом и попросту пробуравила здание насквозь. Тем не менее, следовало признать, что разрушений в центральной части города наблюдается значительно меньше. Разумеется, объяснялось это не почтением, испытываемым хараном перед пышными постройками именитых дайков, — скорее всего зверя смущала прочность здешнего камня. Как в любом другом городе — в центре Гарлаха селились жители обеспеченные, способные возводить дома на каменном фундаменте, заливающие в цемент не деревянные колья, а настоящую железную арматуру, оковывающие металлом и окна и двери. Даже здешние ограды сплошь и рядом окольцовывали шипастыми решетками. Конечно, харан был зверем сильным, но и ему, наверное, не слишком нравилось обдирать свою шкурку о здешние преграды. Куда проще было давить глиняные мазанки и крушить туловищем тростниково-деревянные крыши…

— Это напоминает мне черную дыру, — задумчиво произнес англичанин.

— Черную дыру?

— Вот именно. Вы ведь знаете, должно быть, что в центре нашей галактики недавно обнаружили гигантскую черную дыру — удивительной силы и колоссальных размеров. Пока мы от нее довольно далеко, но астрономы полагают, что рано или поздно она сумеет дотянуться и до нашей солнечной системы.

— Слышал, — Вадим подал руку Бартону и помог перебраться через перегородившую улицу баррикаду из обломков.

— Ну вот… А уж как дотянется, так и сожрет нас со всеми нашими потрохами. — Бартон приставил руку козырьком ко лбу, озирая близкую пирамиду.

— Насколько я знаю, до черной дыры еще далече. — Возразил Дымов. — Не один миллион лет пройдет, прежде чем сойдемся на опасную дистанцию.

— Может, так, а может, и нет.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду возможность того, что искомая дыра может воздействовать на планеты несколько по иному.

— То есть — как это?

— А вот так… — Бартон шкодливо улыбнулся. — Сижу я, к примеру, с красивой очаровательной дамой за столиком в ресторане и цежу ликер. Вокруг музыка, друзья и просто знакомые. Кто-то танцует, а кто-то ест. Ну, а нам нет до них дела, понимаете? Нам хочется погладить друг друга, приласкать губами. Ну, просто безумно хочется! Но нельзя, поскольку кругом люди. И что же мы делаем?

— Что же вы делаете?

— Мы заводим беседу на отвлеченную тему — скажем, о музыке Штрауса, а сами между тем вытягиваем под столом ноги. Я ласкаю носком ее коленку, она потирает пяткой мою щиколотку. Посмотреть со стороны — все чинно и благопристойно, а на самом деле под столом творится черт-те что.

— Забавная метафора! — Вадим усмехнулся.

— Да нет, дорогой мой друг, это не метафора. Самая настоящая явь! Видимая плоскость и истинная. А уж кто и что видит — другой вопрос.

— Вы полагаете, что лакуна — первый признак приближения черной дыры?

— Почему бы и нет? Черная дыра — это ведь не просто всасывающая воронка, это еще и движитель вселенной. Она раскручивает миры и по мере приближения к себе перемешивает их между собой в самых чудовищных сочетаниях. Кто знает, может, та же Дайкирия — всего лишь фрагмент иной цивилизации, противоестественным образом втиснутый в наш мир. И даже не фрагмент, а своего рода вход, в который затягивает теперь всю Землю.

Вадим пристально взглянул на вышагивающего по улице Бартона, недоуменно повел бровью. Англичанин был не так прост, как казался. Во всяком случае, мысли он высказывал крайне любопытные. Вряд ли он знал что-либо о том ДВИЖЕНИИ, которое уловил в свое время Дымов, однако предположения высказывал весьма близкие к истине.

Закрыв глаза, экстрасенс в очередной раз прислушался к собственным ощущениям. Мир погас, а звуки пропали, и в наступившей тишине он вновь ощутил легкое покачивание. Судно, именуемое Землей, продолжало входить в неведомый тоннель. Это было сложно объяснить, однако Вадим чувствовал, что, оставаясь на месте, Земля, тем не менее, продолжает уплывать в неведомое. Центром катаклизма оставалась столица Томусидо, и точно в сливное отверстие земное пространство уходило в никуда, бездумно позволяя планете выворачиваться наизнанку. Некое загадочное течение увлекало привычный мир, легко преодолевая инерционное сопротивление планеты, и снова Вадим ощутил страх. Он чувствовал то, чего не могли чувствовать другие, но знание это не переполняло его ни гордостью, ни силой, — напротив оно иссушало и заставляло мучиться.

Солнце било прямо в глаза, но он по-прежнему ничего не видел. Ноги совершали механические шаги, а слух, отключившись от всего внешнего, погружался в глубины, о которых Дымов даже не подозревал. Во всяком случае, никогда ранее он не экспериментировал с подобными вещами. Не стал бы экспериментировать и сейчас, но его подстегнули слова Бартона. Что-то происходило не только с ними, но и с Дайкирией, с Индонезией, всем Евразийским континентом. Что-то настолько глобальное, что очень может быть — в собственное жутковатое завтра даже стыдно было заглядывать. Тем более, что все равно — ни он и никто другой не сумеют противопоставить происходящему что-либо действенное. И даже все державы вкупе окажутся бессильными перед надвигающейся катастрофой. Не помогут уже ни новейшие истребители, ни химическое оружие, ни ядерные боеголовки. А коли так, то лучше всего было молчать и не поднимать панику. Тревогу хорошо бить, когда есть реальная возможность спасения. В их случае подобных возможностей Дымов не наблюдал…

Подобно ныряльщику он погружался в темный холод. Не делая ни единого движения, тонул в мутной мгле, именуемой пространственно-временным континуумом. Здесь было все — и время, и координаты, и жизнь, и смерть. Рентгеновским ядовитым облаком тут и там парила материализованная информация — та самая ноосфера, о которой столько еще будут судить и рядить земные мудрецы. Все и обо всем, неведомо кем выдуманное, а может, вообще не способное зарождаться в отдельных черепных коробках, отпускаемое в жаждущие сознания строго дозированными порциями. Мелькнул и пропал лишенный воздуха и света мир глонов, кисельной мешаниной потянулось вовсе несуразное — бушующая магма чужих звезд, плазменные протуберанцы, вихрящиеся сгустки незнакомых полей. Становилось все более душно, силы стремительно убывали. Дымов знал, что продолжает шагать по улице мертвого Гарлаха, и при этом ощущал нарастающее давление иных измерений. Наверное, пора было всплывать, и он даже пытался, но что-то мешало Вадиму — какая-то таинственная сила, сводящая на нет все его потуги.

Забавно, но ему снова помог Бартон. Вернее, помог его голос.

— Да вы совсем меня не слушаете! Что с вами?

Ухватив своего спутника за плечи, Стив легонько тряхнул, и этого хватило, чтобы Дымова пробкой выбросило на поверхность.

— Господи! Да у вас губы синие. Вам плохо?

Ответить Вадим сумел далеко не сразу. Как обычно, некоторое время ему понадобилось на возвращение в привычный мир. Обоняние, зрение, контроль над собственными мышцами — все приходило с мучительной неспешностью. Гулко колотилось под горлом сердце, давление скакало то вниз то вверх, распирая сосуды, звоном отдаваясь в голове.

— Ничего, со мной это бывает.

— Но вам точно ничего не нужно?

— Все в порядке, Стив. Все в полном порядке.

Склонив голову набок, Бартон изучающее поглядел в лицо Дымову.

— Что-то вроде прострации? Или нирвана?

— Вы очень проницательны. — Вадим вымученно улыбнулся. — Нет, в самом деле, Стив! У вас взбалмошный характер, но в интуиции вам не откажешь. Это я по поводу вашей гипотезы. Честное слово, лучше бы вы стали ученым. Какого черта вас потянуло в разведку?

— Вот именно, что потянуло. — Англичанин пожал плечами. — Не мне вам объяснять, в какое время мы живем. Эпоха купцов и военных. И, увы. Людей так ничему и не научили ни Катулл, ни Макиавелли, ни Соловьев с Бердяевым. Искусство замерло на уровне уличных театров и пластилинового Голливуда, живопись выродилась в дешевенький эпатаж. — На лице Стива Бартона мелькнула гримаса отчаяния, рука яростным взмахом разрезала воздух. — Все сладенько, Вадим, и за все требуется платить. Даже за землю, на которой мы родились и на которой вынуждены некоторое время жить. Разумеется, надо было учиться дальше, но кто объяснил бы молодому идиоту, что не только деньгами и силой славен человек. Впрочем, в юности подобная мораль крайне не популярна. Как ни крути, все мы выросли на сказках о волшебных палочках, по велению которых приходит слава и могущество. А что в этом прогнившем мире лучше всего заменяет пресловутую палочку? Конечно же, деньги.

— Или наркотик, — тихо добавил Вадим.

— Верно. — Кивнул Стив. — Власть виртуальная и власть реальная. А более сытому человечеству ничего и не нужно.

— Внимание! Кажется, пришли… — Дымов наклонился вперед, рукой коснулся горячего камня — одного из многих, слагающих основание пирамиды. И вспомнилось, что точно так же он нагибался и трогал шероховатые блоки египетских исполинов. Любопытно, что там и тут от камней веяло не просто жаром, а явственной вечностью. Не хотелось ни о чем говорить, и даже говорливый Бартон это почувствовал. Присев на камень, он подпер подбородок рукой, о чем-то задумался. Вадим опустился рядом, ладонями прижался к камням. Теплая волна накатила со стороны, омыла тело живительным теплом. Ощущения были знакомыми. Еще в первый свой визит к египетским громадам Дымов уловил, сколь хорошо и уютно чувствует себя человеческий организм вблизи этих построек. Собственно, тогда и родилась у него идея использовать пирамиды в лечении людей. Уже через полгода идею удалось претворить в жизнь. По счастью, руководство лечебного центра «Галактион» никогда и ни в чем Дымову не перечило…

Уже на подходе к вершине шумно отпыхивающийся англичанин принялся ахать и охать. Само собой, несостоявшийся ученый снова вспоминал об отсутствующей фото— и видеоаппаратуре, сетовал на великую спешку, в которой приходится им проводить свои изыскания. Его можно было понять. Вид на горные нагромождения слева и на безбрежное море справа заслуживал всяческих восторгов. Еще дальше у самого горизонта проглядывал краешек еще одного моря — состоящего из золотистых дюн и жемчужных барханов. Царство песка, умудрившееся стать родным для верблюдов, змей и ящериц. Из глаз путешественников лились слезы, и все же они продолжали смотреть и смотреть. Оторваться было просто невозможно, — слияние трех стихий — ослепительно желтого песка, черного камня и лазурной морской глади так и просилось на полотно художника. Еще более загадочной картину делало присутствие высокого горного кряжа, который, вырастая и опадая неровными пиками, безрассудно отрывался от берега, уходя далеко в море. Непонятно, на что он надеялся, но каменным вершинам не суждено было победить глубину, и зубчатый хвост горного крокодила окончательно исчезал среди волн примерно в трех или четырех километрах от берега. Всматриваясь вдаль, Дымов силился рассмотреть дорогу, по которой еще вчера они брели, пригреваемые солнышком и укачиваемые верблюдами, но мешанина гор надежно прикрывала людское прошлое. Все вновь вставало на свои места: мир жил исключительно настоящим, — прошлого и будущего времени в природе не существовало, — их выдумало суетное племя людей.

Наверное, можно было уже спускаться вниз, однако Вадима не оставляло ощущение, что чего-то главного они по сию пору не рассмотрели. Попытка сканировать пирамиду также не увенчалась успехом. Взор Дымова тормозила некая преграда, природы которой он не понимал. Но пирамиды на то и пирамиды, чтобы преподносить сюрпризы, и Вадим уже не сомневался, что главный сюрприз караулит их наверху. Иначе не было бы в груди того щемящего предчувствия, что сопровождает всякое озарение, не было бы тех камушков, что били его в грудь и спину.

— Ну что, последний рывок? — он помог Бартону подняться. Сам он, разумеется, не устал и, несмотря на недавний нырок в глубины подпространства, чувствовал себя более или менее сносно. Но англичанин был скроен из другого теста, и уже сейчас его заметно пошатывало. Конечно, пирамиду не сравнишь Эверестом, но и эту рукотворную высоту одолеть в один присест было не так уж просто. Кроме того, длительный плен Бартона, конечно же, не мог не сказаться на его здоровье. А потому оставшийся путь до вершины Вадим занимался исключительно своим спутником, подгоняя его кровь и сердце, невидимыми толчками помогая взбираться по каменным ступеням.

Затянувшееся путешествие в немалой степени закалило их психику, и все же увидеть то, что открылось их взору, они были совершенно не готовы. Вершина пирамиды только издали казалась срезанной, — в действительности же, она представляла собой жутковатую воронку с ветвящимися во все стороны трещинами, с грубовато оплавленными краями. Очень походило на то, что в пирамиду вонзился мощнейший артиллерийский снаряд. Собственно, так оно и было…

Немо распахнув рот, англичанин вытянул перед собой дрожащую руку. Скрюченный палец его указывал вниз.

— Что ж, чего-то подобного я, признаться, ожидал. — Присев на камни, Вадим стянул с себя туфли, деловито принялся вытряхивать песок.

— Что это? — сипло спросил Стив Бартон.

Дымов всмотрелся в глубину воронки, недоуменно пожал плечами.

— Думаю, это ракета. А иначе говоря — космический корабль. Судя по форме и конструктивным особенностям — не российский и не американский.

— А чей же? — все тем же сиплым голосом поинтересовался англичанин.

— Вопрос — глупее не придумаешь, однако я попробую вам ответить. — Вадим с кряхтением натянул туфли, поднявшись, притопнул ногами по камню. — Вероятно, корабль принадлежит тем самым ребяткам, что как раз и вызвали своим падением катаклизм в Дайкирии.

— Вот как? — Бартон выглядел потрясенным. — Вот уж не чаял, что верным окажется инопланетный вариант.

— Зато он многое объясняет, вам не кажется?

— Да, но как же тогда…

— Увы, дорогой Стив, славную гипотезу о черной дыре придется на время забыть. — Вадим улыбнулся. — Тем более, что жалеть нам особенно не о чем. Уверен, что по прошествию некоторого времени этот вариант вам тоже очень и очень понравится.

— Послушайте, куда вы собрались!..

Не оборачиваясь на окрики попутчика, Вадим продолжал неспешно спускаться в воронку. Глаза его неотрывно глядели на металлическое, наполовину зарывшееся в камень тело инощемной ракеты, в груди снова надрывались и плакали скрипки. Разумеется, звучала музыка Альбинони. Все то же печально знакомое «Адажио»…

Глава 8

Эта ночь далась им непросто, вымотав не только Шматова с Мироновым, но и Танкиста с Салудином. Коварный Фебуин все рассчитал правильно, и хлопот незадачливым гладиаторам выпало сверх головы. Во всяком случае, выспаться не удалось никому из четверых. Сначала они осматривали барак на предмет возможных сюрпризов, потом добивали последних из уцелевших сустрий, а после собирали все мало-мальски годящееся на то, чтобы потеплее укрыть пострадавших друзей. Только после этого, изрядно попинав ногами дверь, они вызвали стражу. Ясно было, что охрана, скорее всего, куплена, но иного выхода у них не было. Лицо Шматова все больше синело, а вскоре он начал и задыхаться. Миронов чувствовал себя несколько лучше, но и его колотило с отчаянной силой. С губ Сергея срывались несвязные фразы, — он то жаловался своей матери на боль в руке, то принимался докладывать по всей форме обо всем произошедшем. И хотя Салудин по-прежнему уверял, что яд сустрий не смертелен, однако не следовало забывать, что троица россиян принадлежала к иному генетическому миру, а значит, и организм их мог существенно отличаться от организма дайков.

Заявившемуся на стук сотнику-суфану шерх мрачно поведал обо всем случившемся. Как им показалось, сотник и впрямь осерчал не на шутку. На каменных скулах его загуляли желваки, в глазах появился нехороший блеск. Трудно было сказать — что больше его разозлило — нерадивость собственных подчиненных или грядущий срыв состязаний, но выслушал он шерха в полном молчании. Даже Танкисту, полагавшему, что вертухаи — они и в Дайкирии вертухаи, показалось, что сотник взъярился по-настоящему. Как ни крути, но этот дайк тоже был воином, а значит, понимал — каково это выходить на арену в обессиленном состоянии. Выслушав Салудина, он вышел из барака, а, чуть погодя, они услышали вопли и стоны избиваемых стражников. Стало окончательно ясно, что сотник действительно понятия не имел о том, что происходило этой ночью. Во всяком случае, поведение охранников, пропустивших к пленникам посторонних людей, суфан воспринял как подлинную измену. При этом он отлично понимал, чем именно рискует, а потому очень скоро к ним пригнали с пяток рабов, которые живо наполнили чан свежей водой, прибрали останки сустрий, а пол промыли и протерли досуха, присыпав сверху слоем чистого песка. А еще через часок в барак доставили множество склянок с отвратительно пахнущими мазями, и тощий лекарь с изможденным желтушным лицом собственноручно обработал опухшую спину Шматова, с величайшей осторожностью перевязал кисть Миронова. Кроме того, тощий врачеватель самым внимательнейшим образом прослушал пульс своих пациентов, некоторое время изучал ладони, довольно долго вглядывался в белки глаз, заставляя заводить зрачки под веки, переводить их вниз, вправо и влево. После этого он коротко переговорил с шерхом и с достоинством удалился.

— Ну? — просипел Потап. — Что он там напророчил?

Салудин пожал плечами. Врать и выдумывать он явно не умел, а передавать сказанное лекарем ему, судя по всему, не очень хотелось.

— Он сказал, что ты скоро умрешь. Но не от стали, а от камня.

— Вот как! — Шматов нашел в себе силы усмехнуться. — Хорош хиромант, нечего сказать! Только мне-то какая разница, чем меня завтра попотчуют.

— Он сказал, что завтра ты не умрешь. Тебя погубит камень, поселившийся в твоей печени.

— А я? — поднял забинтованную руку Миронов.

— Про тебя он сказал, что ты умрешь в очень большом чине.

— Погоди! Причем тут наше будущее? Мы что, спрашивали его об этом?

— Дело в том, что он игрок, а значит, завтра на арене тоже будет делать на нас ставки. — Чуть помолчав, шерх добавил: — Думаю, он даже рад, что суфан пригласил его к вам. Он ведь сумел заглянуть и в свое собственное будущее.

— Чушь какая-то!

Салудин медленно покачал головой.

— Если вы думаете, что он шарлатан, то это не так. Я знаю этого лекаря. Это придворный лекарь Цельсух. Если верить слухам, в прогнозах своих он редко ошибается.

— Чего же ты сам не дал ему свою руку?

— Потому и не дал, что знать свое будущее не хочу.

— Черт! — Танкист нервно подскочил на месте. — А я бы, в натуре, не отказался! Хотелось бы последние деньки кутнуть на полную катушку. Хуже нет, чем сдохнуть в такой вот халупе. Да еще от яда каких-то пиявок.

— Не боись, не сдохнем, — проворчал Миронов. — Коли Цельсух сказал, что победим, значит, победим…

Утренняя побудка несколько отличалась от предыдущих. Во-первых, Шматов, поднявшийся с лавки, тотчас покачнулся, ощутив тяжесть во всем теле. Голову его заметно кружило, а мускулы казались отлитыми из тяжелого чугуна. Немногим лучше чувствовал себя Миронов. Температура с опухолью спала, однако бойцами они по-прежнему оставались никудышными. Только шерх выглядел свежим и невозмутимым, а темные круги вокруг глаз делали его облик даже более грозным. Облившись водой по пояс и тщательно растерев лицо полотенцем, Салудин выудил неведомо откуда золоченый гребень и занялся своей бородой. В то время, как Сергей пытался худо-бедно размять затекшее тело, а Шматов массировал грудь, шерх продолжал расчесывать бороду и шевелюру, из лохматого неухоженного пленника мало-помалу превращаясь в высокородного князя из рода Каро. Преображение было столь разительным, что, поглядев на Салудина, приблизился к чану с водой и Танкист. Поплескав водой немного на лицо, он шумно высморкался и, сверкая металлическими фиксами, объявил:

— Вот же еханый бабай! В самом деле, круто! Наверное, башковитым был тот пацан, что первым додумался умываться.

Глядя на его сияющую физиономию, Шматов с Мироновым дружно фыркнули и даже шерх не удержался от улыбки. Как обычно Салудин надел цветастый халат, подпоясался узорчатым кушаком. Россиянам же пришлось обратиться к прежнему своему брэнду, воспользовавшись изрядно потемневшими рубашками и повязав на шею галстуки. Зато и завтрак на сей раз был доставлен более чем отменный. Должно быть, сотник-суфан в должной степени внял словам Салудина, попытавшись по мере сил загладить вину за недобрую ночь. Впрочем, сам шерх к еде почти не притронулся, бывшие милиционеры тоже позавтракали без особого аппетита, зато Танкист наворачивал за четверых.

— Нутром чую, брехал ваш лепила. — Комментировал он, похлопывая себя по животу. — Кончат нас сегодня. Всех скопом. Не на арене, так где-нибудь в другом месте. Уж я таких уродов, как этот Фебуин, знаю. Требуха гнилая, а нутро мстительное. Даром, что баклана из себя корчил, значит, в натуре, не успокоится, пока в гроб не запакует.

— Это мы еще поглядим, кто кого быстрее запакует! — проворчал Миронов. — Я ножей побольше прихвачу. Если этот орел устроится в первых рядах, обязательно достану.

Шматов, попытавшийся взмахнуть своей шпагой, болезненно скривился.

— Пожалуй, ты прав. Победа нам сегодня не светит. Так что попробуем хоть с ним расквитаться.

Вряд ли шерху понравились его слова, но своей невозмутимости он оставался верен. При этом, подобно милиционерам, он отлично понимал, что обещает им предстоящая схватка. По сути, драться предстояло ему одному, поскольку полагаться на Шматова с Мироновым не приходилось. А что это такое — оказаться в одиночку против численно превосходящего противника, он, видимо, знал прекрасно.

Гул барабанов и призывный вой труб заставил их выпрямить спины. Умирать отчаянно не хотелось, но не зря говорят, что на миру и смерть красна. Зрителей сегодня следовало ожидать великое множество, тем более, что в амфитеатр обещал пожаловать сам мафат. Значит, и умереть нужно было красиво. По крайней мере, в этом им виделся хоть какой-то смысл.

— А если Вадик все-таки поможет? — с надеждой вопросил Миронов.

— Может, и так, но лучше об этом не думать…

Скрипнула открываемая дверь, и в барак торжественно вошла колонна стражников. Как обычно впереди шествовал сотник-суфан. На этот раз он даже поприветствовал бойцов воздетым к потолку кулаком. Торопить и покрикивать на пленников он не стал, но с объявлением, которое его вынуждал сделать порядок, все же ознакомил:

— Ваш четвертый напарник был заявлен оруженосцем, — хмуро сказал он, — но старейшины состязания заявки не приняли. Отныне драться должны все четверо.

— Милый мой! — воодушевленно воскликнул бывший зек. — Да кто же, в натуре, отказывается! Ясен пень, пойду вместе с корешами! Авось, и Зурбана вашего сумею на пику поддеть…

За стенами барака с новой силой запели трубы, барабаны выдали тревожную дробь.

— Ну, вот и похоронный марш для нас заиграли! Люблю веселье под хорошую музыку! — Танкист, не выбирая, подхватил с возка коротенький меч. — Давай, вохра, веди нас в мясницкую! Спляшу вам «Танец смерти». Хрен вы такой когда видели!..

Глава 9

— Погодите, Вадим, я с вами.

— Нет!

Прозвучало это с должной категоричностью — когда надо Вадим умел подпускать в голос металла. Во всяком случае, повторять просьбу Бартон не стал. Нетерпеливо перебирая длинными ногами, так и остался торчать на краю воронки. Завидующие его глаза так и сверлили спину уходящему, однако щадить его Дымов не собирался. Без того был виноват в том, что затянул англичанина в этот круговорот. А по уму — следовало бы оставить за городской стеной, а еще лучше — там же, на месте казни его товарищей. Однако не оставил — взял с собой — и сделал это не без умысла. Уже давным-давно Вадим понял, что держать опеку над посторонними людьми стало для него жизненно важным занятием. Пожалуй, подопечные были ему необходимы в той же степени, в какой был им необходим он сам. Это касалось и пациентов в клинике, и Потапа с Сергеем, и нынешнего англичанина. Без него многие из них попросту бы пропали, но и он бы без них, безусловно, заскучал. Так матери с бабушками чувствуют свои состоятельность, пока в них нуждаются дети и внуки. В этом смысле женский род ближе к истине ближе, нежели мужички, успокаивающие себя профессиональной востребованностью. Слов нет, профессия — штука хорошая, однако при всем при том отдает мертвечинкой, отсутствием теплых человеческих отношений. Во всяком случае, то, что является для женщин первостепенным, мужчины вполне осознанно отодвигают на второй план, тем самым автоматически отодвигая на задний план и себя. Вадим даже не понимал это, а чувствовал. Как чувствовал и то, что с некоторых пор мужское начало в нем нехотя начинает сдавать позиции, возвращаясь к простым и понятным истокам детского «я». Так уж получалось, что взрослые путанные ответы на простенькие детские вопросы перестали его устраивать. Перестали устраивать по той простой причине, что, обоснованно объясняя все на свете, они не содержали при этом правды. Парадокс в том и заключался, что мужская истина выстраивала себя на фундаменте лжи. Она определяла мировой порядок, однако не приносила душевного покоя. Без последнего же, по мнению Дымова, не стоило жить вовсе…

Каменное крошево осыпалось под ногами, шлейфом сползало вниз, и с каждым шагом Дымов все больше понимал, что приближается не просто к инопланетному кораблю, а к разгадке всех местных ребусов. Корабль был жив, и тревожную вибрацию, что шла от близкого голубого металла, Вадим чувствовал совершенно отчетливо. В отличие от земных ракет, этот посланец космоса напоминал гигантское яйцо. Ни закрылков, ни дюз, ни иллюминаторов, — одно лишь гладкое огромное тело. Приблизившись вплотную, Дымов осторожно притронулся к нему ладонями. Ощущение пугающей вибрации усилилось.

— Ну? — в нетерпении крикнул сверху Бартон. — Что там?

— Вы полагаете, одного прикосновения достаточно, чтобы дать вам исчерпывающий отчет?

— Какого черта! Вы же шерх!..

Вадим не сдержал улыбки. Вот так в жизни и бывает! Был экстрасенсом, а стал шерхом. И попробуй — докажи теперь, что ты из иной стаи, когда даже специалисты вроде Стива Бартона готовы раз и навсегда поверить в чудесные способности заезжего мага. Немудрено, что все земные религии основываются на вере. Апеллировать к чутью, разуму и опыту — дело бесполезное. Означенных качеств у людей просто нет…

Продолжая скользить руками по гладкой поверхности, Дымов двинулся вокруг гигантского яйца. Одновременно попытался включить сканирующее излучение — не слишком сильное, но будь перед ним кирпичная стена, он просветил бы ее насквозь. В данном же случае его поджидало разочарование. Как и при сканировании пирамиды он столкнулся с материалом абсолютно непрозрачным. Очень походило на то, что яйцо вообще не имело внутренней пустоты, являясь металлическим монолитом. Этого не могло быть, но ничего иного внутренние чувства Дымову не подсказывали. Достигнув задней стороны яйца, Вадим внимательно осмотрелся и полез вверх. Собственно говоря, для того он и обходил яйцо стороной, чтоб не шокировать лишний раз бедолагу Бартона. Совсем необязательно видеть, как он взбирается по вертикальной поверхности, тем более, что лез он, даже не отталкиваясь от металла ногами. Наверх его вздымали лимбы, которыми Вадим успел уже опутать все яйцо. Пожалуй, если поднатужиться, он мог бы и сдвинуть эту громадину с места, но зачем? Даже, если выкатить яйцо из воронки и спустить вниз, яснее от этого ситуация не станет. Сейчас представлялось более важным достучаться до тех, кто, возможно, еще таился под металлической скорлупой. Вадим не чувствовал их дыхания и биения сердец, но ничто не мешало им ощутить его близость, его попытки докричаться до них.

Еще несколько движений, и Дымов влез на вершину яйца. Зачем? Он и сам толком не понимал. Но любая техника нуждается в связи, а значит, часть корабля, обращенная к небу, могла оказаться более чувствительной к его манипуляциям.

— Как вам это удалось? — удивленно прокричал Бартон, но Дымов оставил его вопрос без ответа. Он продолжал чутко прислушиваться к собственным ощущениям, но ничего кроме мертвой вибрации пока не приходило. Опустившись на колени, Вадим вновь прижал к металлу руки. Теперь он действовал более целенаправленно, заставляя ладони попеременно генерировать весь спектр видимого и невидимого излучения. Он работал осторожно, без амплитудных скачков, и все же реакция яйца оказалась совершенно неожиданной. Воздух внезапно содрогнулся от оглушающего скрежета, и гигантская капсула инопланетян практически сбросила Вадима с себя. Лишь напряженные, продолжающие охватывать корабль лимбы удержали его от безжалостного соприкосновения с землей. Тому же англичанину, должно быть, показалось, что он попросту соскользнул вниз — все равно как малыш, съезжающий с ледяной горки на санках. Однако с новыми вопросами Бартон не стал спешить, ему было просто не до них. Воздух продолжал терзать ужасающий скрежет. Теперь это можно было уже называть воем — вроде того, что издает пикирующий самолет. Неведомым образом металлическое яйцо превратилось в подобие гигантского диффузора, и вибрацию последнего можно было разглядеть уже невооруженным глазом. А еще через секунду они увидели, как по глянцевой поверхности яйца пробежала первая трещина. Щель была совсем небольшая, но даже ее хватило, чтобы Вадим ощутил мерзлое дуновение ЧУЖОГО. Пока это напоминало легкий сквозняк, однако дожидаться того момента, когда ветерок перерастет в ураган, безусловно, не стоило.

Не произнося ни звука, Дымов в пару секунд взлетел на край воронки, с силой ухватил Бартона за рукав.

— Что вы делаете?! — прокричал Стив.

— Вниз! И как можно быстрее.

— Вы полагаете, нам угрожает опасность?

— Это еще мягко сказано…

Кажется, Дымов накаркал. Трещина поползла вширь, и с артиллерийским гулом яйцо лопнуло, словно шрапнелью окропив края воронки металлическими осколками. В небо взвилось нечто призрачное, глазом едва угадываемое, совершающее из стороны в стороны стремительные движения. Не дракон и не паук, — нечто, чему трудно было подобрать привычное название. В неком оцепенении Дымов с Бартоном наблюдали, как в стороны от новорожденного чудища разлетаются колеблющиеся язычки пламени. Этакие шаровые молнии с хвостиками головастиков. Каждый из «огоньков» жил своей жизнью, впиваясь в землю, подобно расплавленным каплям свинца, падающим на кусок масла. Одного из «головастиков», плывущего прямо к ним, Вадим отбросил ударом лимба, и в ту же секунду, опоясав себя сотней сверкающих глаз, призрачное видение ринулось к людям. Так кобра атакует зазевавшегося суслика, но сусликом себя Дымов отнюдь не считал.

— Держитесь! — рявкнул он, и время для него послушно остановилось. Энергия, коконом сжимающая тело, взбурлила высвобождающимся водопадом, напрягшееся метатело вздулось подобием шара, стиснула тело Бартона бережными тисками. Удирать, в самом деле, следовало по возможности быстро, и поневоле пришлось прибегнуть к этому не самому комфортному средству передвижения.

Миг, и упругий шар с двумя человеческими телами внутри покатился с вершины пирамиды вниз. Путь, на который до этого они потратили более часа, оказался пройден в минимально короткое время. Больше всего Вадим опасался за состояние своего компаньона, однако стремительное падение с головокружительным вращением англичанин выдержал. Торможение прошло также щадящим образом. Подчиняясь командам Дымова, метатело ослабило хватку, защитный кокон распался, выпуская англичанина наружу.

— Вы в порядке?

Стив Бартон очумело крутил головой, заметно покачивался. Только поддержка Дымова удерживала его от немедленного падения.

— В общем и целом ничего. Голова только немного…

— Это пройдет, главное — убраться отсюда подальше. — Вадим кивнул на пирамиду. — Похоже, этот вулкан нам удалось разбудить.

— Разбудить?

— А вы сами взгляните…

Над далекой шестигранной вершиной продолжал куриться дымок и вздымалось в небо нечто округлое, пестрящее мириадами блесток. Ничего подобного они никогда в жизни не видели, но отчего-то Вадиму снова подумалось, что это не искры, а самые настоящие глаза. Иных органов чувств чудовище просто не имело. С помощью глаз она впитывало в себя новую информацию, с помощью глаз атаковало и убивало. Стремительное исчезновение людей из поля зрения чудовища давало им некую фору, но Вадим отчетливо понимал, что продлится это очень недолго.

Между тем, по ступеням пирамиды уже начинали струиться пузырящиеся потоки. Нечто, напоминающее земную магму, скатывалось вниз с угрожающей неспешностью. Вадим оказался прав: в короткий миг пирамида уподобилась вулкану. Жар, стекающий по ступеням, растапливал в себе камни, обращал все в ту же раскаленную массу. Теперь уже вся пирамида дрожала в огненном мареве, оплывала, точно стеариновая свеча.

— Смотрите, смотрите! — Бартон неожиданно вскинул руку. Но Вадим и сам уже видел, как из пламени, пляшущего вокруг плывущего вниз огненного теста, один за другим начали выныривать трепещущие тени. Чуть приглядевшись, он узнал крылатых ящеров — тех самых ахназавров, которых до сих пор они наблюдали только издали. Стремительные драконы выныривали из лавы и свечой взмывали ввысь. Магма напоминала рой, выпускающая в свет своих кусачих питомцев.

— Похоже, мы не на шутку их рассердили… — Вадим сделал шаг назад. Энергии у него, по счастью, еще хватало, и одним внутренним мановением он вновь распустил над собой корону, создав на этот раз самую настоящую метаброню. Сделал он это очень вовремя, — неосторожно подлетевший ящер коснулся крылом экрана и тут же закрутился на месте, ужаленный силовым полем. Чуть погодя еще одного гостя Дымов хлестнул лимбом под горло, заставив с хрипом рухнуть на землю.

— Ну что, дорогой Стив? Согласны еще разок прокатиться в моих объятиях? — предложил он бледному как снег англичанину.

— Честно говоря, не очень бы хотелось.

— Я понимаю, но учтите, этих зверюшек становится с каждой секундой все больше. Боюсь, моего потенциала на всю эту ораву просто не хватит.

Англичанин открыл было рот, чтобы ответить, но нужные слова так и не слетели с его уст. Выстроив в небе подобие журавлиного клина, ящеры неожиданно пошли в атаку. Это напоминало огромную живую стрелу из сотен и сотен тел. Острие этой стрелы было направлено на парочку замерших внизу людей.

Мгновенно оценив массу и скорость направляемого против них удара, Вадим обреченно прикрыл глаза. В голове вновь зазвучало «Адажио» Альбинони, мускулы свело недоброй судорогой. Как бы то ни было, но с неожиданной отчетливостью он осознал, что столкновения с этим живым тараном им не выдержать…

Глава 10

Щедрое местное солнышко, не скупясь, заливало арену слоем золотистого масла. Во всяком случае, у Танкиста тотчас выступили на глазах слезы. Аборигены же чувствовали себя вполне сносно — смотрели на гладиаторов без прищура и даже, кажется, почти не потели. Что касается Миронова со Шматовым, то они по сию пору пребывали в испарине, — скорее всего, организм офицеров продолжал освобождаться от остатков ночного яда. Мази премудрого Цельсуха, разумеется, помогли, однако полного излечения не произошло, да и лекарь, помнится, чуда им не обещал. Как бы то ни было, но они стояли с оружием в руках, все в тех же гражданских рубашках, помятых брюках и галстуках, неприветливо взирая на перетаптывающегося в отдалении противника. Тех тоже было четверо, и можно было голову дать на отсечение, что эту ночь они провели в условиях значительно более комфортных, нежели обитатели барака. О правилах грядущего поединка капитан Шматов ничего не знал, но было ясно, что некоторые изменения все-таки произошли. Во всяком случае, никаких золотых доспехов они перед собой не видели, и это, конечно, настораживало. Если любимчика Зурбана решили не выпускать на арену, значит, нашли более достойного кандидата? А если нашли, то где он? Пойди отгадай его среди четырех незнакомых фигур! А ведь с самого начала главного здешнего фаворита Потап собирался взять на себя. Конечно, Сергей немало удивил его своими успехами в последних поединках, и все же иллюзий Шматов не строил, — случись им с Мироновым скрестить шпаги, он не оставил бы другу ни единого шанса — даже в нынешнем своем паскудном состоянии.

Между тем, Танкист и впрямь держал слово — вовсю отплясывал перед публикой обещанный «Танец смерти». Неизвестно, где он этому научился, но в жутковатых его телодвижениях действительно угадывалось мастерство бывалого деревенского плясуна. Тут присутствовали и забавные коленца с пристуком ладони о пятку, и ходьба вприсядку, и озорной свист, который выходил у бывшего зека особенно зычно. Подразнивая противника коротеньким мечом, Танкист высоким фальцетом выкрикивал непристойности, то и дело поминал «пакостливого Зурбана» вкупе с «вонючим скунсом Фебуином». Разумеется, обоих недругов разошедшийся танцор вызывал на арену, отведать «его славного перышка». Бравада бравадой, но Потап видел, что Танкист близок к самой настоящей истерике. Уж он-то знал, что нередко именно так разжигают себя блатные в предчувствие скорой смерти. Могут и ножами себя исполосовать, а могут и к нарам прибить пятидюймовыми гвоздями.

Как бы то ни было, но обряд неспешного прохода вокруг арены Танкисту удалось поломать. Недоуменно поглядывая на разбушевавшегося замухрышку, соперники продолжали оставаться на месте, зрители голосили и потрясали кулаками, трубы с барабанами в растерянности молчали. Подобные выходки здесь явно были в новинку, а потому и устроители боев пребывали в определенной нерешительности. Во всяком случае, никаких шагов никто не предпринимал, и все продолжало идти своим чередом.

— Что же вы там топчетесь? — продолжал надрываться Танкист. — Идите, попробуйте меня успокоить! Или может, храбрец найдется на трибунах? — коротенький меч дерзко обвел ближайшие ряды зрителей. Амфитеатр был заполнен до краев, и подобное поведение грозило самыми непредсказуемыми последствиями. Верх безумия — бросать вызов толпе, но Танкист именно это сейчас и делал. Еще раз взмахнув мечом, он с жутковатым оскалом разодрал на себе фуфайку, разом обнажив все свои застарелые татуировки.

— Ну! Чего ждете? Или думаете, я буду перед вами весь день клоуна разыгрывать? А вот хренушки!..

Предчувствие близкой опасности заставило сердце Потапа сжаться. Очень уж близко подошел к роковой черте их товарищ. И он не ошибся. Непристойный жест, сопроводивший дерзкие слова татуированного храбреца, все же вывел из терпения местную власть. Подчиняясь неслышимой команде, двое стрелков на ограждающей стене подняли свои огромные луки. Услышать в многоголосом гуле свист спущенной тетивы было, конечно, невозможно, зато все увидели, как стрелы впились в песок справа и слева от Танкиста. Возможно, бузотера просто предупреждали, но Миронов мог бы поклясться, что в самый последний момент стрелы опять вильнули в сторону.

— Ты видел? — он быстро взглянул на Шматова. — Ты видел, как они летели? Или мне это почудилось?

— Не почудилось, — от волнения голос у Потапа сел. — Наверняка, Вадик уже здесь…

— Мазилы! — заблажил Танкист. — Даже стрелять не умеете! Давайте, спускайтесь вниз со своих насестов. А уж здесь папочка вам надерет задницу. По первое дайкирийское число!..

Танцующим шагом, он приблизился к коротенькой шеренге соперников, и, вспылив, к нему тут же метнулся один из бойцов. Момент был критический, однако у Танкиста оказалось кое-что про запас именно на такой случай. Истерика — истерикой, но свои блатные регалии этот тщедушный человечек заработал не зря. Левая рука Танкиста метнулась навстречу врагу, и плечистый воин, ойкнув, схватился за глаза. Не теряя времени, бывший зек по-лягушачьи скакнул к нему и подъемом ноги лягнул в пах. Ничего удивительного, что соперник рухнул на все четыре конечности. Возможно, удар был не столь уж силен, но Танкист знал, куда бить, и в отличие от лучников не промазал. Все было непривычно и все было не по правилам, — потому, верно, и допустил опытный рубака столь досадный ляп. В одну секунду крикливый заморыш умудрился ослепить его и обездвижить.

И снова в воздухе тенькнула стрела. Не очень было понятно, в кого именно метил стрелок, однако угодить в цель оперенной посланнице не удалось и на этот раз.

— Вперед! — мерным шагом Шматов двинулся к соперникам. Ждать дольше становилось просто бессмысленно. Как ни крути, а некоторое тактическое преимущество Танкист им обеспечил, и, кроме того, стало окончательно ясно, что Дымов снова «играет» в их команде.

Заметив их движение, противник тоже не стал ждать и, запоздало спохватившись, ринулся навстречу. Кое-как сладив с болью, поднялся с четверенек и тот, что успел получить неласковое «благословение» Танкиста. Часто утирая глаза, он догонял своих товарищей, отлично понимая, что в глазах публики уже не выглядит героем.

— Салудин! — отрывисто позвал Миронов. — Кто это?

Шерх понял, о чем его спрашивают, и ответил без промедления:

— Это не мои собратья. В противном случае ваш товарищ уже лежал бы на арене со сломанной шеей.

— Понятно… — ускорившись, Сергей метнулся вперед и первым скрестил свою саблю с мечом высокого воина. Руку с силой швырнуло в сторону, и сразу стало ясно, что болезненная ночь не прошла для них даром. Мышцы совершенно не слушались, и Миронову стоило большого труда не выронить оружие из онемевших пальцев. Соперник тут же атаковал, и чужая сталь просвистела всего в сантиметре от лица Миронова.

А в следующую секунду с ним что-то произошло. На миг Сергею даже показалось, что его приподняло над ареной на немыслимую высоту — и не приподняло даже, а подбросило. Так, что весь амфитеатр оказался у него на виду — этакое огромное блюдо, наполненное пестрым горошком человеческих голов. Грудь наполнилась молодым звоном, живое электричество пробежалось по мышцам и венам, превращая тело в подобие взведенного лука.

— Вадик, — сами собой шепнули губы, — я знаю, что это ты…

И снова вернулась привычная картинка, Миронов оказался на арене перед соперником, изготовившимся для очередного удара. Однако на этот раз ситуация коренным образом изменилась. И прежде всего — Сергей уже не представлял собой беззащитной жертвы. Ощущение переполняющей его силы было столь явственным, что чужой меч он даже не стал отбивать. Вместо этого поднырнул под атакующую руку, стремительным движением подбил локоть противника и, уводя удар в сторону, с силой вонзил лоб в курчавую бородку. Отчетливо клацнули чужие зубы, и широкогрудый боец рухнул навзничь. Не теряя ни секунды, Миронов метнулся на выручку к Потапу, но и там уже все было закончено. Точным движением хирурга Шматов пропорол бедро своего соперника и тем решил ограничиться, поскольку упавший на песок богатырь уже не представлял собой никакой угрозы. Очередной поединщик попытался зайти к нему в тыл, но Потап проворно крутанулся на месте, скользящим движением шпаги дотянувшись и до него. Выпад был проделан с потрясающей скоростью. В результате удар пришелся плашмя по голове, надежно уложив бедолагу по соседству со своими товарищами.

Не особенно замешкался со своим недругом и шерх. Все с той же молчаливой грацией, он провел довольно красивую атаку, в результате чего, потерявший опору дайк ухнул на землю. Острие меча, приставленное к горлу, принудило его отбросить свое оружие в сторону, которое немедленно подхватил визжащий Танкист. С двумя мечами в руках, бывший зек понесся по арене, напоминая футболиста, только что забившего гол.

— Что, съели, уроды? Патриции хреновы! Где там ваш Зурбан? Или, может, ты, Фебуин, рискнешь выйти?…

Миронов ничуть не удивлялся тому обилию стрел, что посыпались вокруг Танкиста. Конечно, их товарищ представлял собой не самую выгодную мишень, — он продолжал бежать, но это абсолютно не объясняло тотальных неудач вражеских лучников. НЕЧТО продолжало опекать квартет пленников, безжалостно ломая полет стрел, не позволяя стрелкам даже толком прицелиться. Публика давно уже повскакала с мест, от рева тысяч глоток закладывало уши. Миронов поднял свой меч, с радостным восторгом почувствовал, насколько легко дался ему этот взмах. Казалось, метни он его с полной силой, и тяжелый гостинец легко долетит до золоченой ложи мафата. Как бы то ни было, но от недавней немощи не осталось и следа. Незримые нити связали его с источником неослабевающей энергии, и порция за порцией в кровь его продолжала притекать пьянящая сила. Судя по всему, нечто подобное испытывали и Танкист, и Потап, и даже шерх. Во всяком случае, глаза последнего торжествующе поблескивали, а сутулые плечи заметно расправились.

Вновь запели трубы, на арену выскочил местный обслуживающий персонал. С проворством опытных уборщиков они подхватили тела лежащих, поволокли вон. Еще один раб с корзиной в руках принялся рассыпать свеженький песок, маскируя редкие пятна крови. Работы ему, впрочем, почти не было, и он скоренько убрался вслед за носильщиками.

— А вот и наши главные соперники, — проговорил Салудин. Он сказал это совсем негромко, но трое его товарищей прекрасно услышали сказанное. В дальнем конце арены действительно распахнулись небольшие воротца, и через них величавой поступью вышли обряженные в доспехи воины — четверо храбрецов, на которых, видно, и ставила местная знать. Наверняка, мастера из лучшего списка, успевшие за свою жизнь положить немало людишек. Словом, партитура намечалась простейшая, каковую легко было предсказать с самого начала. Наверняка, против них могли выставить и десяток бойцов, но зачем? Во-первых, все равно силы и опыт неравные, а во-вторых, публика жаждет видеть героев, а герой — на то и герой, чтобы сохранять хотя бы видимость правил.

— Не понял! — возмутился Танкист. — А почему у них за спиной луки со стрелами? Эй, Салудин! Это за номера, в натуре!

— Помолчи, он-то тут причем?… — Шматов успокаивающе положил ладонь на костлявое плечо бывшего зека. Покосившись в сторону дайка, вполголоса поинтересовался: — Это шерхи?

Салудин тревожно кивнул.

— Все до единого. Судя по всему, очень сильные.

— Сильнее тебя?

— Намного.

— Плохо дело, — вздохнул Миронов.

— Ерунда! — беспечно фыркнул Танкист. — Главное, чтобы ваш Вадик не заснул. Я, конечно, не прозорливый Цельсух, но печенкой чую, что умирать нам сегодня не придется.

— Не говори «гоп»! — машинально буркнул Миронов и глазами обвел ряды зрительских лиц. Увы, разглядеть среди этой пестрой мешанины Вадика Дымова представлялось делом нереальным. Впрочем, в этом не было и необходимости. О своем присутствии Дымов без того дал им знать самым убедительным образом. Хотелось верить, что у экстрасенса все получится и на этот раз…

Глава 11

Бомба рванула в самой гуще пикирующих ящеров — все равно как граната провокатора в толпе демонстрантов. Правда, эта «гранатка» по мощности была раз в «цать» сильнее. Клин ахназавров немедленно раскололся, вниз посыпались ошметки изуродованных тел. Будь эти звери обычными, они немедленно бросились бы врассыпную, но жуткий взрыв ничуть не смутил крылатых рептилий. Стремительно перегруппировавшись, они повторно устремились в атаку, и снова в груди Дымова слезно заныли неугомонные скрипки. Струнная, сочиненная давно умершим композитором тоска, никак не желала умирать вместе со своим творцом. Собственно, это и отличало искусство от прочих профессий. Как знать (а мысленно Вадим готов был с этим согласиться), возможно, помимо искусства на планете Земля не существовало вообще ничего иного. Хлебопеки и землепашцы, ученые и врачи, портные и военные — все представляли собой единую службу сервиса, так или иначе обслуживающую сонм художников, снабжающую последних тканями и пищей, сюжетами и эмоциями. Вероятно, в этом тоже крылась своя суровая правда. Тот же мужчина, дабы не умереть целиком , спешит окропить семенем женщину, и нечто подобное смутно ощущает прочее человечество. Понимая, что тлению подвержено все на свете, оно поддерживает искусство на плаву, не слишком закармливая, но и не давая умереть голодной смертью… Впрочем, обо всем этом думать было сейчас совершенно некогда, так как по склону пирамиды продолжала стекать пузырящаяся лава, а с высоты шел очередной вал крылатых хищников.

— Ходу! — рявкнул Дымов и, ухватив англичанина за рукав, устремился вглубь вертлявых улочек Гарлаха. Невидимая корона привычно развернула над головой подобие щита, панорамное зрение безостановочно сканировало пространство. Между тем, ситуация еще более ухудшилась. Земля под ногами дрогнула от толчка, и пирамида с грохотом выбросила в небо сноп раскаленных обломков. Два или три из них размеров в человеческую голову немедленно испытали на прочность «щит» Дымова. Экран выдержал, заставив раскаленные камни упруго отскочить в сторону. Впрочем, этих гостинцев Вадим не боялся, — куда больше его страшило то неведомое, что хозяева пирамиды припасли им на десерт.

— Они снова атакуют! — задыхаясь, выкрикнул Бартон. По лицу его градом струился пот, из груди рвалось свистящее дыхание. Бегун он был никакой, и Дымову вновь пришлось впрыснуть в кровь англичанина дозу энергетической закваски. К подобным вещам он старался прибегать крайне редко, зато и эффект сказывался моментально. Спутник его немедленно ожил, а худющие ноги британского резидента перестали заплетаться.

Что касается атаки, то и без Бартона было ясно, что дело пахнет керосином. Уцелевшие ахназавры уже не просто атаковали, они выпускали когти, стремительно настигая беглецов. Юркнув за останки какого-то здания, Вадим заставил англичанина распластаться на земле и властным движением вскинул перед собой ладони. В груди, коленях и чреслах немедленно вскипела исподняя сила — та самая, что живет в любом человеке, но высвобождать которую способны лишь самые лучшие из сенсэев. Впрочем, и те, зная, сколь опасна и неуправляема означенная материя, предпочитают обходится физиологическими приемами, привлекая себе в помощь инерцию, скорость и примитивное устрашение. В свое время Дымов даже лечил одного мастера, который, защищаясь от ночных грабителей, не рассчитал мысленного посыла и попросту сжег свой лучезапястный сустав. Так пережигает иная молния чересчур тонкий заземляющий провод. Во всяком случае, сустав и уничтоженные хрящевые ткани Вадиму пришлось восстанавливать практически заново. Еще хорошо, что человек сам вовремя понял, что могла натворить его энергия, — потому и отвел ладонь в сторону. Хулиганье, разумеется, разбежалось, а вот кирпичная стена, к которой была обращена ладонь мастера, попросту взорвалась. В милицейском протоколе впоследствии определили повреждение, как след взрыва противопехотной мины… Как бы то ни было, но миг был опасный, и, практически не целясь, Дымов выпустил в пикирующих ящеров трескучий разряд. Точнее — треск сопровождал лишь рождение молнии, — сама же молния, ринувшись плазменной струей вслед за ветвистым ищущим язычком, полыхнула с положенным грохотом.

Нечего и говорить, что у Вадима немедленно заложило уши. Поверхность ладоней полыхала точно от соприкосновения с раскаленным утюгом, зато и результат был ужасающим. Добрая треть ящеров, оказавшаяся в первом эшелоне живого тарана, обратилась в горящие факелы и обугленными тушками посыпалась вниз. Один из ахназавров рухнул совсем близко, и Бартон ошалело смотрел, как сучит по кирпичной кладке опаленное крыло, как скребут огромные когти по каменной стене, перетирая ее в крошево. Самого же Вадима ужасало несколько иное. К подобному способу отражения внешней угрозы он практически никогда не прибегал, а потому должного опыта не имел. И сейчас он видел перед собой не чадящую дымом плоть ахназавров, а собственный потончавшей экран, из которого молния одномоментно высосала половину энергии. А ведь это была энергия не одного жалкого накопителя, — в этот мир Дымов пришел, сотворив добротный кокон, которого в иных условиях могло бы хватить на доброе столетие. Но молния — это молния, и ничего удивительного, что на протяжении долгого времени человечество не может выдумать аккумулятора грозовой энергии. Вадим и сам однажды познал небесную боль, попытавшись в грозу притянуть к себе одну из огненных веточек стволовой молнии. Будь он обычным человеком, он бы там же, на месте, и умер. И он, в самом деле, на некоторое время умер. Но организм Дымова давно уже жил по иным законам, и очень скоро биологическая смерть неуловимо перешла в клиническую, а далее последовала бурная регенерация тканей, ведущая не менее бурному пробуждению сознания. И еще было нечто, о чем он частенько потом вспоминал, чему так и не нашел связного объяснения. Словно материнская пуповина, молния на миг соединила его с небесным океаном. Будь это мгновение чуть длиннее, он сумел бы отчетливо рассмотреть приоткрывшиеся ему тайны, но миг озарения так и остался одним кратким мигом, сохранившись в памяти подобием ярчайшей фотографии. Вполне возможно, что это был и впрямь лик Бога — лик, который ослепляет и обращает в пепел всех неверующих. Должно быть, к числу полных невер Вадим отнесен не был. Потому и остался тогда жив…

— Бегом! — страшным голосом закричал он. — Под крышу — какую угодно!

Еще не отошедший от рукотворного грохота, Стив Бартон оглушено мотал головой и шатко пытался подняться. Вздернув его на ноги, Дымов снова потащил англичанина за собой. Рассеянные по небу, ахназавры шелестели крыльями, скрипуче перекрикивались, снова стыкуясь в подобие клина. Вряд ли они обладали разумом, но что-то постороннее, без сомнения, управляло ими. Словно некий дирижер в нетерпении стучал палочкой по пюпитру, призывая разбежавшихся музыкантов вновь собраться в оркестровой яме.

Наверное, никогда в жизни они так не бегали — ни Вадим, ни Стив. Убежище, в которое они влетели, ловя ускользающий воздух широко раскрытыми ртами, было не самым завидным. Нечто двухэтажное с полуразрушенной черепичной крышей, сложенное из тех же валунов, что составляли фундамент крепостной стены.

Повалившись на пол, несколько секунд Вадим слышал только гневливый рокот собственного разогнавшегося сердца. Хриплое дыхание заглушало даже скрипучие голоса ящеров. Следовало перекурить, однако временем на перекур они не располагали, — Дымов отлично понимал, какой лакомый кусок они сейчас представляют собой: заходи любой, открывай пасть и глотай на здоровье!..

Сделав титаническое усилие, Вадим стиснул в ком трепещущую корону в несколько присестов восстановил сердцебиение до приемлемого числа ударов в минуту, нормализовал состав крови, очистив от кислот и адреналиновых шлаков. Любое напряжение причиняло боль, но иначе было нельзя, и, мобилизовав мышечный корсет, он веером распустил невидимые лимбы, одним рывком подтянул себя к окну. От увиденного тотчас закружило голову, и только сейчас экстрасенс окончательно понял, что из этой ловушки им с Бартоном не выбраться. Гарлах не просто преображался на глазах, — он сходил с ума и вставал на дыбы. Руины вокруг явственно шевелились, и огромные мешковатые туши выбирались из земной глуби, осыпая с себя каменный прах. Некоторые из новорожденных исполинов напоминали харана, другие порывались взлететь вслед за перепончатокрылыми ахназаврами, третьи передвигались на уродливых конечностях, цепляясь за землю костистыми крючками.

— Господи, что это!..

— Вы лучше взгляните на пирамиду! — прохрипел за спиной Бартон. Голос его звучал столь потерянно, что Вадим немедленно бросился к соседнему окну. Англичанин был прав: за те несколько минут, что они бежали к укрытию, пирамида пугающим образом преобразилась. Собственно, от прежней, истекающей лавой пирамиды ничего уже не осталось. Каменная громада обрела голову человека и теперь явственно вздрагивала, силясь высвободить из недр плечи и многочисленные руки. Огромные, перевитые гигантскими мышцами, они разбегались от головы в разные стороны, словно щупальца осьминога. Кисти и пальцы все еще скрывались в земле, но по усилившемуся содроганию почвы было ясно, что вскоре «пирамида» сумеет высвободить и их.

— Молитесь, Дымов! Это она — наша смерть!..

Расширившимися глазами Вадим пронаблюдал, как одна из гигантских конечностей приподнялась всего в ста метрах от них, с хрустом подминая под себя немногие уцелевшие строения, начала перемещаться. Бугристая неровная кожа зияла темными нездоровыми порами, и уже сейчас было видно, что костистые и мешковатые чудища выбираются именно из этих пор. В определенном смысле это напоминало настоящее рождение. Сначала на свет показывалась голова чудовища, затем отверстие начинало растягиваться и рваться, и, наконец, судорожными рывками из каменной плоти вырывалось то или иное существо. Словно крейсер-авиаматка, пирамида посылала в воздух новые и новые эскадрильи летучих ящеров, партиями рассеивая по земле своих жутковатых питомцев. Впрочем, очень может быть, что жутковатыми они казались только Дымову с Бартоном. Случись десантироваться на какой-нибудь планете тем же землянам, вполне возможно, впечатление они произвели примерно такое же…

Здание ощутимо покачнулось, потолок с треском накренился, — кажется, одна из «ручищ» человека-пирамиды наконец-то дотянулась до временного убежища беглецов. Вадим попытался развернуть защитный экран над домом, но упругое метаполе тут же смялось под тяжестью враждебной плоти. Силы были явно неравные, и даже о бегстве помышлять было уже поздно.

В оконный проем втиснулся летающий ящер, сложив крылья, начал протискиваться внутрь. Зубастая пасть его клацнула в каком-нибудь метре от поджавшегося англичанина. Вскинув ладонь, Дымов ударил по чудищу плазменным сгустком. Огненный шар прошил зверя насквозь, заполнив комнатку отвратительной вонью. Но это было лишь предвестием разгорающегося ада. Еще один ахназавр слету вонзился в соседнее окно. Пожалуй, этот мог бы достичь большего успеха, если бы не проворство Вадима. Отскочив в сторону, Дымов сложил боевой лимб подобием копья и ударил летуна в шею. Энергия иссякала на глазах, однако оставшихся сил хватило, чтобы отсечь рептилии голову.

А в следующий миг пол под ногами мелко завибрировал, и, выглянув в окно, Дымов разглядел, что чудовище с человеческой головой наконец-то высвободилось из земных пут и теперь попросту съезжает вниз, стремительно приближаясь к ветхому укрытию беглецов. При этом часть его огромных конечностей змеилась следом, ну, а те, что были впереди, вздувались в напряжении, неимоверными усилиями подтягивая за собой огромную голову.

— Вот теперь, кажется, действительно все. — Пробормотал Дымов. Даже не будь поблизости англичанина, он не сумел бы скрыться от этого исполина. Экран же, который он удерживал по сию пору, стремительно сжигал остатки энергии. Пришла пора умирать, и Вадим знал, что с этой последней задачей он справится вполне достойно. Умирать тоже можно по-разному — можно визжать от страха и пачкать штаны, а можно закрыть глаза и попробовать вспомнить что-нибудь хорошее. В отличие от англичанина Дымов умирал уже не однажды, а потому кое-какой опыт по этой части у него уже имелся. Во всяком случае, он твердо знал, что умирать будет без скорпионьих выходок. Смерть, как и болезнь, посылается с тайным умыслом — и чаще всего посылается во благо. Значит, нечего и ерепениться. Пусть будет то, что будет, а он на некоторое время превратится в безучастного зрителя…

— Вадик!..

Голос был женским и он подействовал на Дымова, как удар током. Еще не успев толком осмыслить, как же это может быть, он резко обернулся.

Посреди комнаты стояла Миранда, его давний друг и соратник. Он помнил ее еще под именем Мадонны, но сейчас это было совершенно неважно. Главное, что она была здесь, и это наверняка означало отсрочку смерти…

Глава 12

Зурбана они узнали сразу. Золото — на то и золото, чтобы бросаться в глаза. Чешуйчатая широкая грудь делала бойца похожим на глистатого сазана. Его соседи красовались в серебряных панцирях и по той же аналогии могли быть отнесены к семейству чебаков и подлещиков.

— Але, Салудин! Разве луки со стрелами — это по правилам? — сердито воскликнул Танкист.

— В правилах ничего не говорится об оружии. Каждый сражается тем, чем умеет. — Шерх пожал плечами. — Думаю, они просто решили подстраховаться.

Шматов цепко приглядывался к Зурбану, примеряясь к его росту, мускулам и длине рук. Энергия по-прежнему переполняла Потапа, однако появление на сцене нового оружия могло в корне изменить первоначальный расклад.

— Эге! Да у них и тактика другая! — присвистнул Миронов.

Так оно и было. В то время, как воин в золотых доспехах неспешно вышагивал вперед, оставшиеся трое бойцов деловито подняли луки и наложили на тетивы стрелы.

— Кажется, начинается что-то вроде пэйнтбола, а? — Танкист оглянулся на своих напарников. — Что делать-то будем? Попробуем отмахаться мечами?

— У них особые стрелы, — хмуро сказал Салудин. — От таких не очень-то отмахнешься. Древко — из стали, а наконечник тяжелее обычного раза в три. На такой дистанции любые доспехи пробьет.

— Вот беда-то! — фыркнул Танкист. — Мы-то с вами все равно голые!

— Голые?

— Ну да! Разве нет?…

Голос бывшего зека прозвучал на фоне всеобщего гула неожиданно ясно. Шматов недоуменно взглянул на него и тут же почувствовал, что ситуация вновь начинает стремительно меняться. Он плохо понимал происходящее, но что-то творилось с его пульсом, зрением и окружающими звуками: крики людей, завывание труб, гул барабанов — все уплывало куда-то вдаль, становились глухим и рассыпчатым. Частота по кривой сползала вниз, высокие ноты, превращались в басовитый рык, барабанный гул — в еле слышимое шипение.

— Елки зеленые! Нас что, опять траванули?

— Это Вадик! — звонко произнес Потап. — Руку даю на отсечение, это снова его штучки!

— Неужели фокусы со временем? — предположил Миронов.

Потап коротко кивнул. Кажется, только сейчас он стал понимать, что же именно происходит, и первым взметнул над головой шпагу.

Мерным шагом гладиаторы двинулись навстречу Зурбану, и все сразу встало на свои места. Предположение Сергея оказалось абсолютно верным: время действительно ускорилось — ускорилось для троицы россиян и замедлилось для всех окружающих. Это казалось совершенно невероятным, но это было, в самом деле, так. Потап еще успел поймать недоуменный взор шерха, но что-либо объяснять ему не стал. В конце концов, это ровным счетом ничего не меняло, и для того, чтобы справиться с соперниками, им вполне было достаточно и собственных сил.

Капитан присмотрелся к своим переступающим ногам, к телодвижениям своих товарищей и не заметил ничего особенного. Тем не менее, с миром вокруг творилось что-то неладное. Его словно окунули в вязкий клейстер, и за ту короткую секунду, пока вражеские стрелки натягивали тетивы, его друзья успели преодолеть половину разделяющей их дистанции.

— Похоже, они собираются сравнять счет! — крикнул Миронов. — Оставить в живых кого-нибудь одного из нас, а уж с ним и скрестит свое оружие Зурбан.

— Что ж, придется этого мальчика огорчить. — Шматов двинулся чуть быстрее и даже успел просчитать, что на один шаг Зурбана сам он успевает сделать около десятка.

— А вот пошли и стрелы! — насмешливо крикнул Танкист. — Может, мне попробовать поймать их зубами?

Он, разумеется, ерничал, но доля истины в его словах присутствовала. Полет бронебойных посланниц они наблюдали совершенно отчетливо. Миронов свою оперенную подружку небрежно пропустил, вильнув корпусом в сторону, Шматов же не удержался от искушения и поддел стрелу, явно целившую в оставшегося за кормой Салудина, мечом. Он рубанул по оперению совсем несильно, но ровный полет летучей убийцы немедленно нарушился. Стрела, кувыркаясь, плавно вознеслась ввысь и так же плавно опустилась на песок арены. Надо отдать должное стрелкам, — им понадобилось совсем немного, чтобы выстрелить повторно, однако и новые стрелы постигла та же печальная участь. Раздухарившийся Танкист даже попытался поймать одну из них рукой, за что и был немедленно наказан. Само собой, полет тяжелой стрелы сменился бесславным падением, однако и отомстить за себя она успела в полной мере.

— Вот, стерва! — Танкист яростно замахал рукой. — В кровь ладонь ободрала!

— А ты не хватай что ни попадя! Тебе же было сказано, что это утяжеленная стрела. — Миронов покачал головой. — Да и скоростенка у нее очень даже приличная.

— Какая там скорость! Они же едва ползут!

— Это мы с тобой стали шустрее двигаться, но из этого вовсе не следует, что такая вот стрелочка не прошибет тебя насквозь.

— Ну да?

— Хочешь проверить, подставь ладонь…

Удивительное дело! — они шли в атаку на лучших рубак Дайкирии и продолжали пикироваться, как ни в чем ни бывало. Впрочем, объяснение было простейшим: стоило ли беспокоиться по поводу собственной участи, когда заботу о них взяла на себя иная сила — более мудрая и могущественная. Потому, собственно, и не горел никто из них чувством справедливого мщения. Без того было ясно, что дайки обречены, и предстоящую резню предстояло превратить в надлежащее шоу.

— Можно, я? — точно ученик в школе Танкист просительно взглянул на Потапа. Уловив разрешающий кивок, тут же ринулся на Зурбана. Скорости были явно не равные, но не следовало забывать о силе и технике противника, а потому Миронов встал на всякий случай рядом, держа наготове свой меч и внимательно наблюдая за действиями «замороженного» Зурбана. Танкист же церемониться с местным фаворитом явно не собирался. Пропустив медлительно летящий меч противника над головой, он приблизился к сопернику и парой дерзких движений перерезал кожаный пояс бойца.

— Жаль, нет на нем штанов, — посетовал он. — Если бы мы раздели их на глазах у зрителей, это было бы лучшим представлением в их жизни.

— Осторожно! — выкрикнул Сергей, и Танкист, ойкнув, едва увернулся от кругового встречного маха. Сталь прошелестела буквально в миллиметре над его макушкой. А в следующий миг сработала невидимая рука Зурбана, и, поддетый под колени, Танкист шлепнулся на спину. По счастью, он не растерялся и, яростно замахав коротышкой-мечом, трижды ударил по пустоте, в которой по его представлениям должно было простираться «щупальце» шерха. Так оно и оказалось. Лицо Зурбана исказилось гримасой боли, и обладатель золотых доспехов тут же отшатнулся назад.

— Куда! — бывший зек скакнул следом и наотмашь ударил мечом по кисти противника — ударил плашмя, однако Зурбану хватило и этой малости. О боли, которую испытал боец, можно было только догадываться. Глаза его обморочно закатились, а выбитый меч, медлительно кувыркаясь, отлетел в сторону. Боец рухнул на колени, и небрежным толчком ноги Танкист заставил его опрокинуться навзничь.

— Передай привет Фебуину, телец! — татуированный соперник зачерпнул в горсть песка и щедро осыпал лицо лежащего. Было забавно наблюдать, как неспешно вытекает песок из его руки, как провисает в воздухе вязким подобием водопада. Хмыкнув, Миронов обернулся. Шерх уже подбегал к ним, вяло переступая мускулистыми ногами, но помощь его уже не требовалось. Шматов в одиночку сумел уложить троих лучников, лишив мечей и стрел, безжалостно перерезав тетивы.

— Зря ты испортил луки, — пожурил его Сергей. — Не исключено, что в наших руках они стали бы работать с такой же возросшей скоростью.

— Ну и что?

— Как это что? Можно было бы попробовать достать Фебуина, а то и самого мафата.

— Ничего, перебьются. Эта арена, Серег, без того пропитана кровью на несколько локтей вглубь. Пусть хоть сегодня публика разойдется, не солоно нахлебавшись.

— Почему же не солоно? Уверен, многие из них сегодня славно на нас заработали. Хотя бы тот же старик лекарь.

— Тем более… — Шматов пожал плечами, с прищуром оглядел арену. — Ну? И где там их хваленый харан?

— Не боись, сейчас выползет

— Как он хоть выглядит?

— Спроси что-нибудь полегче. Лично меня больше интересует, в какое место ему бить, чтобы он умер… — Сергей настороженно осмотрелся. И в этот миг все вернулось — одним махом, как если бы кто-то провернул электрический рубильник. Лавина звуков обрушилась на бойцов, поневоле заставив поджаться. Если бы это было возможно, Миронов с удовольствием заткнул бы уши пальцами. Но приходилось терпеть, и он продолжал стоять в позе героя, с удивлением и ужасом взирая на беснующиеся трибуны. Люди, между тем, сходили с ума, прыгали на месте, размахивали руками и щедро забрасывали победителей цветочными бутонами.

По-прежнему мало что понимающий к ним приблизился Салудин.

— Не знаю, как вам это удается, но вы и впрямь великие воины. — Он потрясенно склонил голову, видимо, отдавая, таким образом, положенную дань уважения.

— Ерунда, Салик! — Танкист панибратски похлопал его по массивному плечу. — Поживешь с наше, еще не тому научишься…

Глава 13

Махины геликоптеров полосовали небо, без особых усилий настигая ящеров, лопастями разбивая в прах перепончатые крылья, отсекая головы, лапы и хвосты. Там же, в высоте, появились серебристые тела крохотных самолетиков, которые, совершая мастерские виражи, щедро засевали бомбами бывшую столицу Дайкирии. О беглецах на это время попросту забыли. Даже каменная голова исполина давно уже смотрела исключительно ввысь, и туда же тянулись ее исполинские руки. Впрочем, было очевидно, что далеких пилотов многорукий противник совершенно не пугает. Бомбы продолжали лететь вниз, в клочья разрывая снующих по земле тварей, откалывая от вздрагивающей головы кусок за куском. К грохоту авиабомб время от времени присоединялся стрекот пулеметов, тоже в немалой степени досаждающий неповоротливым монстрам.

Замерев возле окна, Миранда сосредоточенно наблюдала за картиной битвы. Не вызывало сомнений, что мысленно она корректирует ход сражения, управляя высотными аппаратами на том или ином участке боя. Дымов восхищенно наблюдал за нею. Когда-то способности Миранды были такими же, как у Вадима, но сейчас он ясно видел, что мощь давней подруги многократно превосходила его собственную.

— Значит, и та первая бомба — тоже была твоя?

Она, не оборачиваясь, кивнула.

— Уж прости, более основательно вмешаться в события я тогда еще не могла. Помогала твоим друзьям.

— Потапу с Сергеем?

— Да, и еще двоим. Боюсь, без моей поддержки им пришлось бы туго.

— Значит, ты только что вернулась от них? — потрясенно пробормотал Дымов. — Но как? Как ты это делаешь?

— И об этом спрашиваешь меня ты? — Миранда улыбнулась уголками губ. — Ничего, Вадик, помучься. Тебе это полезно…

Он заворожено проследил, как в небо над Гарлахом поползла очередная огромная ручища с червеобразными, змеящимися пальцами. Видно было, как медлительно шарит рука в воздухе, пытаясь ухватить ускользающих летунов, но у нее ничего не выходит. Словно замерший над незримым пультом оператор, Миранда с легкостью уводила свое небесное воинство от опасности, в свою очередь обрушивала на каменного монстра целые вороха бомб. В один из моментов от брюшка ближайшего к лапище самолетика отделилась искорка ракеты, и ослепительный взрыв надломил черную кисть, разом унеся к земле пару скрюченных пальцев.

— Признаться, тебе удалось меня изумить!

— Не бери в голову, амиго! — Миранда наконец-то обернулась к Дымову, белозубо улыбнулась. Это она тоже умела проделывать мастерски, — только на его памяти сумела вскружить головы не одному десятку мужчин. — Все гораздо проще, Вадик. Настолько проще, что если я начну тебе все объяснять, ты от скуки уснешь.

— Но твоя чудесная сила…

— Брось! — она поморщилась. — Мою силу можно было бы именовать чудесной, если бы она сумела притянуть ко мне одного-единственного человека. Но, увы, это мне не по зубам.

Вадим смутился.

— Мы ведь, кажется, уже говорили об этом…

— Верно, говорили. Можно было бы не возвращаться к давней теме, но, видишь ли, ты снова не один и снова любишь, а я одна-одинешенька, совсем как в том проклятом всеми мире.

— Осторожнее! — Вадим предупреждающе вскинул руку, указывая на мчащуюся к окну тень ахназавра, но предостережение оказалось лишним. Даже не оборачиваясь, Миранда зло ударила стиснутым кулаком по стене, и, неведомым образом обратившись в лазерную пушку, окно жахнуло огненным залпом. Несчастного ящера объяло пламенем и отбросило прочь, словно мусорный ком. Дымов же, к собственному изумлению, увидел перед собой уже не Миранду, а Мадонну — ту давнюю предводительницу службы спасения нравственности, начальницу Моралитета, девицу, которая собственноручно расстреливала пойманных на мародерстве грабителей. Как в былые времена, она была облачена в черную кожу мотоциклетных рокеров, подпоясана массивной кобурой и сияла хищной улыбкой обвинительницы на суде. Смуглолицая амазонка, красавица со стальными нервами, мечта полковника Пульхена и еще пары сотен тогдашних современников Дымова. Такой, верно, он и запомнит ее на всю свою жизнь. Скорее всего, и она скучала по тому убежавшему в прошлое образу. Может, потому, что тогда еще оставалась надежда на завоевание Вадима, а может, просто потому, что молодость — это всегда молодость и тосковать по ней — дело самое обыкновенное.

— Как ее хоть зовут?

Дымов не сомневался, что Мадонне это, конечно, известно, и все же послушно ответил:

— Ее зовут Аллочка.

— Вот как? Не Алла, а именно Аллочка? — Мадонна хмыкнула. — Наверняка юная, симпатичная и бесконечно добрая.

— Все верно.

— Что ж, для такой, наверное, имеет смысл выжить. — Слова ее источали неопределенную угрозу, но Дымов знал, что даже в припадке ярости Мадонна никогда не поднимет на него руку. Эта женщина действительно любила его — глубоко и по-настоящему, без мелодраматичных кружевных вывертов. Если бы понадобилось, она с радостью отдала бы за него жизнь. Когда-то подобная преданность его пугало, теперь он научился относиться к ней спокойнее, обнаружив, что тоже по-своему любит Мадонну. Как сестру и соратника, как исключительно надежного человека, к которому всегда можно было обратиться за помощью и советом.

— А что за ожерелье у тебя на груди? — она говорила о нанизанных на нитку человеческих ногтях. Насколько знал Вадим, подобную экзотику Мадонна всегда обожала. Чем более диким выглядел амулет, тем большую силу он имел над этой своенравной женщиной.

— Да так… — он смутился. — Один из местных трофеев.

— Может, подаришь?

— Бери хоть сейчас.

— Нет уж, попозже…

Повторно дрогнул пол под ногами, и наваждение прошло. Мадонна вновь обратилась в Миранду и, не обращая внимания на икающего в своем углу Бартона, кивнула за окно.

— Честно говоря, я могла бы еще долго фехтовать с этой уродиной, но боюсь, ни к чему хорошему это не приведет. Ее силы растут в геометрической прогрессии, а мои пусть не очень быстро, но убывают. В конце концов, наши игры могут сказаться на состоянии всей Лакуны.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что нам пора отсюда выбираться. Если, конечно, ты не против.

— Ты действительно можешь нас вытащить отсюда?

— Даже быстрее, чем ты думаешь. — Миранда усмехнулась. — Если ты еще не догадался, то потрогай меня. Я — всего лишь голографический образ, спроецированный в данную точку Лакуны. Ну, а наш мир по-прежнему находится там. — Она неопределенно махнула рукой. — Собственно, там же нахожусь в настоящий момент и я.

— Погоди, погоди! Но каким же тогда образом…

— Давай поговорим об этом позже, хорошо? Без огня, грохота и прочих пиротехнических глупостей. — Миранда вскинула ладонь, и ветвистая молния подобием артиллерийского выстрела ударила в ползущую к зданию чудовищную голову. Молния была раза в три мощнее той, что недавно породил сам Дымов, а потому не стоило удивляться и результату. Одна из исполинских ручищ, задетая ветвистым пламенем, попросту раскололась на части, а каменный лоб исполина, куда угодил главный заряд, взорвался белым крошевом, украсившись уродливой воронкой. Трещина рассекла чело великана, и на мгновение Вадиму показалось, что бездушные черты огромного лица исказились злобной гримасой. Рванувшись вперед, гигант разом одолел еще пару спринтерских дистанций.

— Видал, какой упорный! А с той стороны к нам ползет еще одна каракатица…

Вадим перевел взор в указанном направлении и рассмотрел рвущегося к ним ящера. Особо жутким делало зверя то, что неведомым образом он сросся с одним из зданий. Ящер дергался из стороны в сторону, громко ревел и мало-помалу волок за собой дом, раскатывая его по бревнышкам и по кирпичикам.

— Ну? Как тебе это нравится?

— Признаться, мне это совсем не нравится. — Вадим медленно покачал головой. — Думаю, пора прекращать дразнить этот зверинец.

— Как скажешь… — Миранда равнодушно взглянула на Бартона. — Ну, а что делать с этим? Оставим здесь на съедение или заберем с собой?

— Не шути так, он ведь нас слышит.

— Ничего, если до сих пор не обмочился, значит, выдержит и мои шуточки. Он ведь, я так понимаю, из команды чужаков?

— Скажем, так — конкурентов. — Мягко поправил Дымов. — Словом, я хотел бы забрать его с собой. Если ты, конечно, не возражаешь.

— Когда же я с тобой спорила! — Миранда вяло улыбнулась. — Что ж, тогда приготовьтесь. Перемещение будет быстрым, а потому не самым комфортным.

Наученный горьким опытом, Вадим успел затаить дыхание и крепко-накрепко зажмуриться. Стив Бартон изготовиться должным образом не успел, а потому в первую же секунду стремительного взлета облевал собственные штаны и рубаху. В остальном Миранда их не обманула. Мир Дайкирии исчез, как картинка выключенного телевизора, и уже через пару секунд они оказались на прогретой солнцем террасе. Вокруг звенели птичьи голоса и шелестела листва джунглей. Поднявшись с ближайшего стула к ним шагнул грузной комплекции человек. Вадим помнил его прекрасно, Стив Бартон этого человека не знал.

— С возвращением, Вадим! Честно скажу, рад тебя видеть! — Дюгонь с улыбкой протянул ему руку, помог подняться с пола.

— А что Потап с Сергеем? — пробормотал Дымов. — Как там они?

— Если верить твоей подружке — оба в полном порядке. Через минуту-другую прибудут сюда. — Корявый палец Дюгоня ткнул в сторону англичанина. — Ну, а пока суть да дело, расскажи, что за субъекта ты с собой приволок?

— Это Стив Бартон, — представил спутника Дымов. — Наш коллега и конкурент по СИСТЕМЕ.

— Вот даже как?

— Увы… — Дымов вздохнул. — Он — тоже один из нас.

— А почему «увы»?

— Потому что Стив мог стать неплохим ученым. Мог, но не стал. Поскольку избрал карьеру шпиона…

Услышав о себе столь «лестный» отзыв, сидящий на полу англичанин спешно обхватил рот ладонью. Кажется, несчастного «шпиона» снова тошнило…