— Тише, — произнес Мефодий, напряженно вслушиваясь в звуки вечернего леса. — Кажется, они близко.
— Ты что-то слышишь? — шепотом поинтересовался Константин.
— Да, — кивнул Мефодий. — Голоса. Вон там, — взглядом он указал направление.
— Хм, — сказал, прислушавшись, Константин. — Да, теперь я тоже слышу. Кажется, они читают заклинания.
— Но это же значит, что они уже начали ритуал, — на лице Мефодия появилось выражение крайней обеспокоенности.
— Мы еще можем успеть, — не сговариваясь, оба монаха шагнули в гущу деревьев. Уничтожить или пленить сатанистов было не самым главным. В основе священной миссии воинов Церкви лежало спасение невинной души, которую приспешники зла назначили в жертву своему богомерзкому идолу…
Быстрым шагом — но при том совершенно бесшумно — воины приближались к месту, откуда доносились голоса. Искусству неслышной ходьбы православных монахов научили волшебники Ордена. Истоки его лежали в незапамятных временах, когда, как гласят легенды, Землю населяли давние предки человека — пресветлые эльфы. Хоть приверженцам святой православной веры и трудновато было поверить в такое, они безоговорочно признавали — если эльфы действительно когда-то существовали, то им стоит сказать большое спасибо за столь ценное наследие.
Вскоре среди деревьев замелькали оранжевые сполохи пламени. Подойдя поближе, скрываясь до времени в тени, Константин и Мефодий могли теперь разглядеть все, что происходило на небольшой лужайке, на которую они набрели…
В центре ее был воздвигнут мрачный черный алтарь, представлявший собой громоздкий предмет трапециевидной формы. Должно быть, его сектанты заготовили загодя, задолго до того, как даже отправились на фестиваль. Сложно было предположить, что материалы, необходимые для постройки алтаря они притащили с собой в увешанных цепями рюкзаках.
По углам пылали четыре высоких костра. Ровно столько, сколько темных человеческих силуэтов сгрудилось вокруг алтаря. То, без всяких сомнений, были те самые люди, что несколько часов назад спешно покинули рок-фестиваль. Только одеты они теперь были по-другому. Здесь, где, как думали сатанисты, их никто не видел, необходимость в камуфляже отпала, и вместо черных кожаных готических курток на них теперь были надеты длинные матерчатые плащи с капюшонами. Но, разумеется, тоже черные.
Как и предположил несколько минут назад брат Константин, дьяволопоклонники читали заклинания. Каждый из них по очереди произносил свою часть текста оскверненной молитвы, отбирающей у небес власть над душой, которую культисты намеревались исторгнуть из невинного детского тельца.
Девочка была распята посреди перевернутой трапеции дьявольского алтаря. Ручки и ножки ее были привязаны прочными жгутами к вставленным в каменную поверхность колышкам. Рот бедняжки был замотан тряпкой — у нее отобрали даже возможность оплакать свою преждевременную погибель…
Монахи подоспели как раз вовремя, чтобы не позволить сатанистам совершить очередное чудовищное преступление. В тот момент, когда один из сектантов достал из складок своей колдовской одежды длинный кривой нож и занес его над обнаженным животом малютки, брат Мефодий снял с плеча свой лук, достал стрелу, что есть силы, натянул тетиву, прицелился, и послал божественный снаряд прямо в голову гнусного нечестивца.
Этому выстрелу мог бы позавидовать сам Робин Гуд! Стрела Мефодия непременно прикончила бы дьяволопоклонника, если бы не одно «но». Спешившие предотвратить кощунство монахи не могли предусмотреть всего. Например — того, что над местом жертвоприношения сатанисты раскинут колдовскую защиту. А именно так те и поступили, подозревали, значит, что за ними могут следить. В тот момент, когда посланная братом Мефодием стрела соприкоснулась с магическим куполом и прошла сквозь него, оперение ее, зашипев, воспламенилось. Сатанисты встрепенулись. Четыре пары горящих адовым огнем глаз устремились в сторону, откуда прилетела стрела. Направление ее полета при столкновении с куполом изменилось, и острие вонзилось не в голову жреца тьмы, а в его державшую нож руку. Закричав от внезапной боли, дьяволопоклонник выронил ритуальное орудие на траву. Девочка была спасена, но надолго ли? В любой момент ее мог голыми руками или даже зубами растерзать любой из стоявших рядом нелюдей…
В следующий миг обнаружилось, что слово «нелюди» применительно к этим четверым имеет самый буквальный смысл. В том месте, где освященное острие пробило плоть вооруженного сатаниста, его одежда вспыхнула, из раны повалил черный дым. Человеку, каким бы убежденным дьяволопоклонником он ни был, освященный металл может причинить ровно такой же вред, как и обычное железо. Может парализовать болью, может убить, но никогда человек не загорится от соприкосновения с ним…
Значит, дьявольская четверка была воистину дьявольской. Логвинов предупреждал о возможности столкновения с эмиссарами Ада. И братья Константин и Мефодий были готовы к этому.
Выдернув стрелу из своей руки, жрец издал нечеловеческий рев. Его лицо, а также лица троих его спутников, начали видоизмениться, пошли складками. Носы ввалились, глаза расширились, уши исчезли, зубы вытянулись и заострились. Монахи поняли, с кем им пришлось столкнуться. То были геббиты — полулюди-полудемоны, получившиеся в результате добровольной одержимости, когда четверо сатанистов впустили злых духов в свои тела. В любой момент демоны могли прийти на помощь своим носителям, утроив их силу и наделив магическими способностями.
Сейчас как раз наступил именно такой момент…
— Атакуем! — крикнул Мефодий своему напарнику, выскочил из-за дерева и побежал к алтарю. Константин последовал его примеру. Завидев их, геббиты задергались, впадая в магический транс.
В тот миг, когда монахи проходили сквозь защитный купол, они ощутили легкое сопротивление — нечто наподобие того, что человек чувствует, когда пытается бежать во сне. Энергетическая целостность барьера уже была нарушена стрелой Мефодия, так что он больше не представлял собой сколько-нибудь серьезной угрозы здоровью монахов или целостности их снаряжения. И вот уже Константин и Мефодий стоят с оружием наизготовку всего в пятнадцати шагах от нечестивого алтаря и его богомерзких служителей.
Геббиты бросились врассыпную. Но было бы глупо полагать, что этот поступок продиктован трусостью. Создания Ада могут испугаться разве что самого Господа, да наиболее сильных ангелов, и готовы пожертвовать собой, лишь бы хоть на миллиметр приблизить торжество тьмы. У Ада вдосталь пушечного мяса, которое он беспрестанно производит из праха умерших грешников. Так что, слуги Зла сейчас всего лишь рассредоточились, чтобы монахи не могли уничтожить их всех разом, открыв шквальный огонь из своих пулеметов.
Но одному из них не удалось улизнуть из зоны поражения. Стоявший справа брат Константин уже начал стрелять, и первая же очередь угодила в бок одному из удиравших монстров. Дымясь и истекая черной кровью, тот рухнул на траву за алтарем. Он вряд ли был мертв, но, по крайней мере, на некоторое время выбыл из игры.
А один из участников той пары геббитов, что досталась в противники Мефодию, ринулся прямо на монаха, на бегу выхватывая длинный кривой кинжал из черного металла — такой же, как тот, которым собирались убить девочку. Мефодий понял, что не успеет выстрелить, и сделал шаг назад, доставая меч. Даже в вечерних сумерках освященный клинок засиял столь нестерпимо ярким светом, что полудемон на мгновение зажмурился и сбавил скорость. Но все же, он продолжил свой рывок. И вскоре воин Церкви и исчадье Ада уже кружили друг напротив друга, выбирая удачный момент для смертельного удара.
Не стоило забывать и о тех, кто остался. Второй геббит из правой пары резко остановился неподалеку от алтаря и развернулся, посылая в Константина пучок энергетических разрядов, сорвавшихся прямо с когтистых пальцев. Монах успел выхватить меч, которым и отразил поток адского волшебства, брызгами разлетевшийся по вершинам деревьев. Настало время для ответного удара. Он был нанесен при помощи колец, которые могли бы показаться странными на пальцах православных монахов. То был подарок Ордена — в каждое кольцо маги впаяли заклинание, либо направленное на борьбу с бесовской скверной, либо предназначенное для защиты от нее.
Константин выбросил вперед правую руку, произнося слова, активировавшие волшебные способности колец. Четыре ярких белых луча вырвались из четырех перстней и ударили в прикрытую плащом грудь геббита, отбросив того далеко назад. Об этом демоне можно было теперь забыть — четыре сквозных пробоины зияли в центре его тела, и от них поднимался вверх сизоватый дымок.
Тем временем напарник того геббита, что дрался на мечах с Мефодием, успел забраться на высокую сосну, которая мигом превратилась в своеобразную «огневую точку». Он периодически постреливал адской магией вниз, пытаясь либо попасть в Мефодия, либо просто дезориентировать его, подставив под удар дьявольского клинка. Некоторое время монаху приходилось несладко — не так-то просто было увертываться от демонических выстрелов, одновременно с этим отражая выпады меча геббита, что издевательски скалился в лицо. Но скоро на помощь брату пришел Константин. Не мудрствуя лукаво, он высадил вверх две сотни пули, которые не только разнесли в клочки притаившегося на вершине дерева геббита, но и срезали саму верхушку, которая, тяжело накренившись, надломилась и полетела вниз. Как раз в этот миг Мефодий нанес произвел мастерский боковой выпад, увертываясь от которого его противнику пришлось отскочить далеко назад. Острый шпиль сосновой верхушки вошел геббиту прямо в центр черепа, пронзил его тело до самого низа и пригвоздил к земле. Будь то реальный демон, он, возможно, и не пострадал бы, но ведь чудовища были сейчас прикованы к человеческим телам. Так что и этому несостоявшемуся мастеру фехтования пришел конец. Умирая, геббиты принимали облик тех, кто дал им возможность жить и действовать в человеческом мире. Так что спустя мгновение монахи увидели перед собой насаженного на кусок дерева молодого парня. Зрелище было не из приятных. Но такова цена, которую приходится платить за чистое небо над головами православных прихожан…
— Остался еще один, — сказал, отдышавшись, Константин. — Он там, лежит за алтарем. Ранен.
— Даже раненая мразь может представлять собой серьезную угрозу, — произнес Мефодий, вкладывая в ножны церковный меч. — Вот ведь незадача. Не подойти. Мы ведь не знаем, где именно он лежит. А ну как успеет прожечь ноги кому-нибудь из нас?
— Так может, гранатой его? — предложил Константин.
— Нельзя, — покачал головой Мефодий. — Девчонку заденет.
— Так зачем боевую брать? — усмехнулся в усы Константин. — Церковной шарахнем.
После того, как Церковь объединила свои усилия с Орденом, в арсенале воинов появились такие вещи, о которых прежде можно было лишь мечтать. Церковные гранаты представляли собой глиняные сосуды, в которые силой магов были запечатаны молитвы против нечистой силы. Кроме того, каждая такая граната была наполнена святой водой. Ее разрыв не причинил бы абсолютно никакого вреда, находящемуся поблизости человеку, но вот демон… тут, конечно, все зависит от его ранга, но такую мишень, как геббит, церковная граната в любом случае уничтожила бы с легкостью.
— Хорошая идея, — одобрил Мефодий. Константин снял с пояса один из глиняных шариков.
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — сказал он, размахиваясь.
— Аминь! — бодро выкрикнули оба воина Церкви. Белесый шарик гранаты, с легким жужжанием рассекая воздух, полетел за алтарь. Раздался сухой треск — священный снаряд разорвался, разбрызгивая капли святой воды и освобождая молитву. Следом послышался исполненный боли стон обожженного демона — должно быть, брызги сразу достигли цели. Ну а когда над поляной раздался мощный голос Патриарха, читавший молитву, искореняющую зло — тут уже стон перешел в предсмертный хрип. Дым от сгоревшего геббита унесся ввысь. Воины Церкви хлопнули друг друга по рукам:
— Нормально, Мефодий!
— Отлично, Константин!
Убедившись, что душа последнего сектанта отбыла по направлению, указанному в договоре, который тот когда-то заключил с Сатаной, они подошли к алтарю дьяволопоклонников и начали распутывать грязные веревки, стянувшие хрупкие детские ручки и ножки.
— Надеюсь, они не успели над ней надругаться, — пробормотал Мефодий. — Иначе я их душонки даже из Преисподней достану.
— Крови, вроде бы, нет, — сказал Константин, бегло окинув взглядом тело девочки. — Да нет, вряд ли они стали бы насиловать ее перед ритуалом. Ведь в жертву Сатане годятся только невинные души.
— Свят, свят, свят, — оба монаха осенили себя крестным знамением. В принципе, события последних лет отучили многих церковников креститься при звуке слов «Сатана» или «Дьявол» — слишком уж часто эти слова звучали в повседневных разговорах. Но то, что сказал сейчас Константин, несомненно, было слишком нечистым, чтобы оставить это просто так.