Окраина

КАРЕЛ МИСАРЖ И ЕГО РОМАН «ОКРАИНА»

Чешского прозаика Карела Мисаржа долго числили в молодых. Обычно он писал о молодых людях, и молодость персонажей, часто повествовавших о себе от первого лица, невольно наводила на мысль о молодости автора. Да и в самом деле, первую свою книгу Мисарж издал тридцати лет, вторую — тридцати пяти. Потом наступил длительный перерыв. Третья его книга — роман «Окраина» — вышла через восемь лет. Такие интервалы — большой срок для читательской памяти, а Карел Мисарж при этом еще резко менял манеру повествования и всякий раз как бы дебютировал заново. Только при более пристальном рассмотрении в произведениях Мисаржа обнаруживается и верность однажды избранной теме, и единство авторской позиции.

Первая книга Мисаржа — сборник рассказов «У нас царит спокойствие» (1964) — напоминает мозаику. Из множества эпизодов и портретов возникает картина жизни провинциального чешского городка на протяжении доброй четверти века — от кануна второй мировой войны до начала 60-х годов. С сочувствием и даже любованием рисует автор колоритные фигуры простых людей, не склонивших голову перед сильными мира сего («Маленький бунт моего отца») и стоически переносивших жизненные испытания («Тетя и старая гвардия»). С едкой иронией, а порой и отвращением живописует он трусость, душевную черствость образованного и полуобразованного мещанства. Осуждение приспособленчества — лейтмотив всей книги. На этом фоне намечается и все сильнее начинает звучать главная тема всего творчества Мисаржа — тема поисков молодым человеком своего места в жизни.

Говоря о литературных истоках творческой манеры Мисаржа, следует назвать имя Яна Неруды. Знаменитые «Малостранские повести» этого классика чешской литературы XIX века, несомненно, послужили для Мисаржа и художественным образцом, и композиционным прототипом.

Об эстетической близости молодого писателя основоположнику чешского реализма свидетельствует то видение мира, которое характерно для книги «У нас царит спокойствие». Трагика и комизм, высокое и низменное присутствуют на ее страницах в тесном переплетении, отражаясь в органическом сплаве патетики, лирики, юмора, иронии и сарказма. А над всеми большими и малыми трагедиями и комедиями, героями которых становятся жители городка, господствует ощущение единого потока жизни, объединяющей всех высшей правды человеческой солидарности.

В романе «Окраина» (1977) писатель во многом возвращается и к творческим принципам, и к жизненному материалу своей первой книги. Есть несомненная связь между изображением многодетной бедняцкой семьи в рассказе «Маленький бунт моего отца» и изображением семьи главного героя романа Франтишка Шандера. Есть нечто сходное во внешнем облике и характере корпулентной и решительной героини рассказа «Тетя и старая гвардия» и французской тетки в «Окраине». Герой рассказа «Гвоздики» (его, кстати, тоже зовут Франтишек), подобно герою романа Мисаржа, помогает пожилым родителям строить семейный домик и потому не может часто встречаться с любимой девушкой. Фигурирует здесь и сестра героя, и муж ее, который не принимает участия в стройке, хотя они первыми намерены вселиться в новый дом. Во всем этом угадывается единая автобиографическая основа, подлинные жизненные наблюдения.

Биография Мисаржа подтверждает такое предположение. Сын кузнеца и подсобной работницы, родившийся 30 сентября 1934 года в пограничной деревне Плосковице, которая после принятия Чехословакией в 1938 году позорных условий Мюнхенского соглашения оказалась в зоне немецкой оккупации, переезжает вместе с семьей в Кладненский край. Впоследствии он поступает в столичную Реальную гимназию имени Бенеша (с описанием ее мы встретимся в романе), затем переходит в Педагогическую гимназию, а по окончании ее учительствует в провинциальных чешских городках. Здесь и возникает первый сборник его рассказов — «У нас царит спокойствие». В 1962 году молодой прозаик приезжает в Прагу и около года работает воспитателем в исправительном доме для малолетних правонарушителей. Приобретенный здесь жизненный опыт дает ему материал для повести «Пастяк» (1969).

Позднее Мисарж сотрудничал на радио, на киностудии, в газетных и журнальных редакциях. Писатель достиг жизненной и творческой зрелости, свидетельством которой и явился его роман «Окраина».

Незадолго до выхода романа в свет он сказал в одном из интервью: «Литературное произведение должно… сохранять определенную долю субъективного видения, но одновременно должно обобщать»[1]. Это стремление у автора «Окраины» проявилось прежде всего в масштабности изображаемого. И в плане «географическом», и в плане социальном, и в плане историческом.

Значительная часть жизни главного героя «Окраины» Франтишка Шандера, вынужденного ездить учиться из родной деревни в Прагу, а затем навещать родителей, приезжая сначала из Праги, а потом с места работы на химическом заводе в пограничном городке, проходит в поездах. Это, казалось бы, внешнее обстоятельство становится в романе Мисаржа важным идейным и сюжетным фактором. С одной стороны, писатель подчеркивает неустроенность своего героя, с другой, это дает ему возможность запечатлеть события и общественные процессы, происходившие в послевоенные годы в среднечешской деревне, в Праге и в северо-западных пограничных областях, то есть выбрать узловые опорные пункты для создания широкого социально-психологического полотна.

Книга Мисаржа — роман современный и вместе с тем роман исторический. В этом отношении примечательны сами обстоятельства возникновения художественного замысла. «Я знал парня, — рассказывает автор, — который, говоря образно, жил между Прагой и Кладно. В Кладно у него была девушка, в Праге он работал, а где-то посредине строил семейный домик. Это порождало множество проблем. Девушка сердилась, что он уделяет ей мало времени, на работе его упрекали в недостаточном рвении. Он был всегда усталый, сонный, и коллеги комментировали это так: «Уж эта нынешняя молодежь — только и думает что о музыке, пластинках да джинсах…» А он решал большую проблему своей жизни. Страшно хотелось парню помочь, но это было не в моих силах. И тогда я о нем написал»[2]. В «Окраине» современная жизненная ситуация перенесена на четверть века назад. Впрочем, она сама по себе настолько изменена и переосмыслена, что о жизненном факте можно говорить лишь как об импульсе, послужившем толчком к работе творческого воображения и памяти художника. Тем не менее роман о Чехословакии первого послевоенного пятнадцатилетия не только адресован современному читателю и ставит современные в смысле своей актуальности проблемы, но и повествует, собственно, о современном герое.

Говоря о времени, уже принадлежащем истории, об эпохе, уже завершенной, автор постоянно подчеркивает живую связь между прошлым и настоящим, подвижность и относительность границы между ними. Он смотрит в прошлое с позиций наших дней, не скрывая своего «исторического превосходства» над героями. (Такой принцип повествования был введен в чешскую историческую прозу замечательным мастером слова, писателем-коммунистом Владиславом Ванчурой, 1891—1942.)

Однако в романе Мисаржа возвращение в прошлое — это и возвращение к нравственным ценностям и идеалам, которые бесконечно дороги писателю и теперь. Сквозь призму этих идеалов оценивает он и нынешний день. Мисарж так объясняет эту свою тягу к 50-м годам: «Ведь у нас только в пятидесятые годы сотни тысяч и даже миллионы трудящихся стали людьми. Получили квартиры, начали приобщаться к образованию, повышать квалификацию, строили себе дома, учились жить так, как должны были бы жить уже давно. Именно о таких людях я написал свой роман»[3]. Ироническое начало и начало утверждающее образуют два полюса в авторском отношении к изображаемому жизненному материалу, и своеобразное поле напряжения, возникающее между ними, определяет стилистическое своеобразие книги.

Ироническая интонация пронизывает прежде всего авторский историко-документальный комментарий. Точно и тщательно отбирая приметы времени, писатель заново воскрешает атмосферу тех лет, когда решался вопрос, вернется ли Чехословакия в накатанную колею капиталистического развития или встанет на трудный путь строительства социализма.

В 30-е годы Чехословацкая буржуазная республика была своеобразным островком среди фашистских и профашистских государств Центральной и Восточной Европы. Но хотя здесь не строились баррикады, как на улицах Вены, не шла гражданская война, как в Испании, до «спокойствия и порядка», о котором говорил тогдашний президент Томаш Гарриг Масарик, было довольно-таки далеко. И в Чехословакии существовала массовая безработица, и здесь были голодные манифестации, забастовки, расстрелы демонстрантов, локауты. «Обувной король» Томаш Батя создал в городе Злин некое «государство в государстве», где по американскому образцу все было подчинено рационально продуманной системе выжимания пота. А в граничащих с Германией областях страны и на ее востоке поднимали голову немецкие и словацкие фашиствующие националисты и сепаратисты. Потом пришел Мюнхен. Англия и Франция, на которые возлагали все надежды Т. Г. Масарик и его преемник на посту президента Эдуард Бенеш, откупились от Гитлера и Муссолини западными пограничными районами Чехословакии. 5 октября 1938 года Бенеш, вопреки воле народа принявший мюнхенский диктат, подал в отставку. Так называемая вторая республика, при которой к власти пришли профашисты и капитулянты, просуществовала недолго. 15 марта 1939 года гитлеровские войска вступили в Прагу. Чехия и Моравия были объявлены протекторатом Германии, а в Словакии возникло клеро-фашистское прогитлеровское государство. После освобождения Чехословакии Советской Армией (крайний запад Чехии заняли американские войска) правительство Национального фронта, куда вошли все антифашистские партии и общественные организации, приняло программу широких социальных преобразований. Выборы 1946 года принесли большинство голосов Коммунистической партии Чехословакии. Главой правительства стал ее председатель Клемент Готвальд, президентом был вновь избран Бенеш. Ориентация на Москву или ориентация на Запад, Готвальд или Бенеш? — таков был неизбежный исторический выбор. Мелкобуржуазная национально-социалистическая и клерикальная народная партия в Чехии и демократическая партия в Словакии, куда проникли многие реакционные деятели распущенных профашистских партий, стали средоточием антисоциалистических сил в стране. К началу 1948 года обстановка накалилась до предела. Назревала решающая схватка.

Герою Мисаржа в это время тринадцать лет. Он многого не понимает и многого не знает. Поэтому за него повествует автор. Основной объект авторской иронии в первой части «Окраины» — идеология и поведение буржуазных кругов. Писатель «берет на мушку» псевдопатриотическую и псевдодемократическую фразеологию, всякого рода внешние аксессуары, утратившие былое содержание. Имена, которые в период борьбы чехов и словаков против иноземной династии Габсбургов, а затем и в период антифашистского Сопротивления были символом верности патриотическим и прогрессивным идеалам, в новой исторической ситуации становятся дымовой завесой, под прикрытием которой буржуазия ведет свою корыстную политическую игру. Особенно наглядно это проявилось в деятельности спортивной организации «Сокол». Именно из реакционеров в сокольской форме, группировавшихся вокруг видного национально-социалистического политика, старосты Чехословацкой сокольской общины д-ра Гржебика, состояли боевые отряды буржуазии, противостоявшие революционной рабочей милиции, созданной по инициативе коммунистической партии. На первой же странице романа Мисарж бросает иронический отсвет на фигуру одетого в сокольскую форму местного врача для богатых Студнички, в весьма неподходящей обстановке расточающего перед школьниками свое красноречие. Ту же псевдопатриотическую фразеологию слышит Франтишек и из уст директора пражской реальной гимназии, куда он попадает стараниями вечно испуганного приспособленца — заведующего начальной школой Заградничка. Фальшь социального поведения взрослых, обличая которую автор умело пользуется иронической внешней деталью (галстук-бабочка у директора гимназии — как у муравья Ферды, хорошо известного чешским ребятам по иллюстрированным книгам писателя и художника Ондржея Секоры), оттеняется конкретностью и непосредственностью детского восприятия. Недаром у Франтишка возникает впечатление, что взрослые все время во что-то играют. Сын железнодорожника и доярки попадает в школу, где учатся дети состоятельных и высокопоставленных родителей, и уже в первом классе получает уроки классовой морали. Дело может принять печальный оборот — этому «гадкому утенку» грозит исключение из гимназии. Но в его судьбу в буквальном смысле слова вмешивается история. На протяжении нескольких дней, с 20 по 25 февраля 1948 года, в жизни Чехословакии наступает коренной перелом (даже в стены гимназии проникает отзвук всеобщей одночасовой забастовки, которая была проведена по призыву коммунистов). Трудящиеся сказали свое решающее слово; реакция, перешедшая в наступление, встретила достойный отпор и сломала себе хребет. Развитие страны по социалистическому пути получило надежные гарантии. В эти дни должны были сделать свой выбор и многие персонажи романа.

Наиболее характерные черты группового социального поведения Мисаржу удается проиллюстрировать убедительными индивидуальными примерами, подчас не лишенными парадоксальной исключительности. Среди тех, кого «смоет» волной перемен, и директор гимназии, которому легче совместить со своим «научным» мировоззрением католический теизм, чем коммунизм, и учитель биологии, каждый урок начинавший и кончавший проклятиями в адрес буржуазии, но на поверку оказавшийся гестаповским доносчиком; и одноклассник Франтишка, известный под прозвищем Партизан, — наглец и трус, «записавшийся» в герои. В то время, как одни добровольно или недобровольно уходили со сцены, другие приспосабливались. Яркий пример тому — поведение молодой преподавательницы математики, классной руководительницы Франтишка, первоначально видевшей в нем «паршивую» коммунистическую «овцу», а затем, когда обстоятельства изменились, от него же потребовавшей письменного подтверждения об участии в первомайской демонстрации.

В Уезде с его пестрой социальной топографией коренной общественный сдвиг происходит с еще большим многообразием индивидуальных особенностей. Без огорчения расстается с прошлым настоятель францисканского монастыря патер Бартоломей, в глубине души давно считавший христианское вероучение красивой сказкой. А бедный крестьянин Франтишек Моравек, только благодаря советским солдатам ставший собственником лошадиной упряжки, не может смириться с тем, что ему пришлось отвести своих «мохнаток» на общественную конюшню. Не страшась обнажить «дно» людского несчастья, писатель показывает, как под воздействием исторических перемен в людях пробуждается человечность, стремление покончить со всем, что унижает человека.

С изображением Уезда, семьи Франтишка и семьи его французской тетки в роман входит стихия народной жизни. Это именно стихия. В поведении героев далеко не все можно рационально предугадать. Персонажи полнокровны, выхвачены из жизни, которая бурлит, придавая динамизм коллективным сценам, часто совмещающим комическое и трагическое. Эти сцены и персонажи составляют некий «шекспировский» фон повествования, а само оно льется здесь непринужденно, свободно, как живой устный рассказ, с отклонениями и отступлениями, выполняющими ту же роль, что и знаменитые швейковские анекдоты в романе Гашека. Сходную среду находит Франтишек и в пограничье, когда знакомится со своими избирателями. Именно здесь, в многочисленных Уездах и пограничных городках, — с точки зрения автора, средоточие жизни. Тем, как живет «окраина», определяется жизнь страны и в конечном счете судьбы мира.

Так раскрывается смысл названия книги. Если в прямом значении «окраина» — это Уезд, лежащий на полпути между Прагой и шахтерским городом Кладно, это далекое пограничье, то в переносном и более глубоком смысле речь идет не столько о топографическом, сколько о социальном понятии. То, что, казалось бы, происходит на окраине жизни, в действительности определяет ее течение. Ян Моравец, уезжая из пограничного городка в столицу, выбирает для себя путь «провинциального» прозябания, мещанского приспособленчества. Франтишек Шандер, отказавшийся от места ассистента при кафедре столичного вуза и решивший связать свое будущее с судьбой пограничного края, находит главное русло жизни, выполняет свой исторический и гражданский долг. В сущности, именно в отношении к этой «окраине жизни», к этому «малому миру» и проверяется современный герой, определяется его место в «большом мире».

При поверхностном чтении возникает впечатление, что ироническая тональность, характерная для первой части романа, во второй и третьей частях ослабевает. Действительно, ирония как средство обличения прямых носителей социального зла встречается здесь все реже. В главах, рисующих жизнь Франтишка после окончания гимназии, лишь два персонажа дают автору основание для такого сатирического использования иронии. Это бывший владелец лавки с колониальным товаром, а ныне спекулянт Ян Линдер, после Февраля выдающий себя за простого поденщика, фабричного рабочего, и отец Яна Моравца — крупнейший технический специалист, занимающий высокий министерский пост. Один из великих мастеров иронического повествования английский писатель XVIII века Генри Филдинг утверждал, что «единственный источник истинно Смешного есть… притворство»[4]. Ян Линдер — типичный притворщик, и разоблачение его вызывает смех братьев Шандер, равно как и улыбку читателя. Моравец-старший может проявить известную широту натуры, да и прогрессивные общественные взгляды для него, видимо, не только мимикрия. Но вместе с тем во многих внешних черточках его поведения чувствуется лицемерная фальшь, а поступки расходятся со словами. Однако авторская ирония не щадит и персонажей, заслуживающих сочувствия. Доля притворства есть и в тех уловках, к которым прибегает Франтишек, рассказывая о своем доме сначала в школьном сочинении, а затем и при встречах с нравящимися ему девушками. Отказаться от подобного обмана не может и его невеста Квета, выросшая в детском доме. Бедным и обездоленным нелегко расстаться со своего рода «комплексом неполноценности», питающим различные формы иллюзий, самообмана и обмана. Обнаружить несостоятельность ложных идеалов автору помогает «ирония судьбы», на которой строится сюжет. Все, кто слишком дешево хочет купить счастливый билет в лотерее жизни (первая избранница Франтишка Алена Лукешова, его друг Ян Моравец, стареющая учительница), проигрывают главное: любовь, дружбу, уважение к себе, счастье. Порой ироническое превосходство автора над персонажами сочетается со щемящим чувством жалости, ибо он иронизирует и над убогостью нищеты, над наивными и ограниченными представлениями бедняков. Впрочем, именно в сценах, рисующих быт пролетарских низов и перемены в нем, немало чистого комизма, доброго юмора, гротеска; здесь звучит здоровый смех народа, снисходительный смех чудаков, сознающих собственное чудачество.

Однако преобладает в романе ирония, и прежде всего ирония, которую можно было бы назвать философско-исторической. Это и ирония взрослого и зрелого человека над неискушенностью детства и юности (рассказывая о Франтишке, автор, вероятно, не раз вспоминает самого себя). Это также ирония над поступками, которые окажутся не оправданными в свете исторической перспективы (вся затея Шандеров со строительством семейного домика). Но главным образом это ирония над общественными предрассудками, над всякого рода стереотипами в мышлении и поведении людей, над «модой» в самом широком смысле слова. Повествователь постоянно «опережает» события: говоря о поведении персонажей в тот или иной момент, он заранее знает, как они будут вести себя в будущем. В исторической перспективе многое из того, что претендовало на пафос, выглядит фарсом. Но при прощании с прошлым комическое нередко соседствует с трогательным и патетическим (замечательные сцены прощания бедняков с их старыми жилищами в конце второй части романа). В свете луча прожектора, направленного из будущего, отчетливее видны фальшь в поведении людей, ограниченность (классовая или индивидуальная) их сознания. Вместе с тем отрицательные общественные явления, ставшие типическими лишь позже при контрастном сопоставлении с нравственными нормами и нравственным климатом прошлого, также выступают в ироническом свете. Историческая конкретность, иронический «историзм» не мешают автору выявлять комическое и в общечеловеческих привычках, смеяться над парадоксами жизненных ситуаций, над самим собой. Подлинная ирония всеобъемлюща. Она устремлена в будущее и не знает ни пристрастий, ни ограничений. Свободный, беспокойный дух, свойственный ей, во многом определяет и манеру повествования. Ирония — это некая скользящая, подвижная точка зрения, похожая на неуловимый солнечный зайчик. И автор то смотрит на мир глазами своего героя, то смотрит на самого героя как бы со стороны, то прибегает к объективному описанию, то выставляет наружу «рожки» своей субъективности. Он намеренно сближает явления разного масштаба и значимости (например, спор из-за Триеста между Италией и Югославией и… уроки математики, ставшие «яблоком раздора» между гимназистом Франтишком и его классной наставницей), соединяет несоединимое в человеческих характерах (неверующий священник Бартоломей, мясник-вегетарианец Корейс), подчеркивает комические контрасты действительности и создает контрастные, гротескные, карнавально-балаганные сцены (перевозка скарба Шандеров из монастыря, праздник «дожинки» и т. д.), пользуется для связи эпизодов и персонажей мгновенной ассоциацией.

Хотя писатель неоднократно уверяет, что не расположен к «игре словами», стилистический бурлеск, включающий в себя наряду с другими приемами речевой комики и такую игру, успешно выполняет в книге ироническую функцию. Особенно часто Мисарж прибегает к ироническому «цитированию» характерных для изображаемого времени словечек и выражений, а также к литературному цитированию (народных песен, характерных «шлягеров», стихотворений чешских классиков). В авторском комментарии мы постоянно встречаемся с различными аналогиями и ссылками из области искусства и литературы. Пародийное, или, точнее, пародийно-полемическое, начало не ограничивается пародированием различных форм «чужой речи», но присутствует и в самой жанровой и композиционно-сюжетной структуре произведения.

Первые же страницы «Окраины» обнаруживают многожанровую природу книги. Это и политическая сатира, и роман о социальных преобразованиях, и роман семейный, и роман воспитания. Если как «история нравов» и «история души», как роман семейный и роман воспитания книга Мисаржа так или иначе связана с традицией прозы XVIII—XIX веков, отдельные композиционные и повествовательные приемы которой здесь используются, а порой и нарочито утрируются (параллелизм в судьбах героев, «счастливая развязка»), то как роман об общественных преобразованиях она связана с традицией советского романа о социалистическом строительстве (50-е — начало 60-х годов).

Герои романов о коллективизации и социалистическом строительстве изображались преимущественно в общественно-производственной сфере. Если их личная жизнь в какой-то мере еще интересовала автора, то быт, условия жизни считались уж чем-то совсем третьестепенным, служили не более чем фоном. В романе Мисаржа большие общественные преобразования становятся фоном, а на первый план выдвигаются личные проблемы героев, и прежде всего проблема быта. Мисарж показал важность и значительность этой проблемы в обществе, где все должно служить человеку, рядовому труженику. В начале романа Франтишек пишет сочинение «Наш дом», и эта тема родного дома становится лейтмотивом книги. Даже в массовых, коллективных сценах все так или иначе подчинено ему. Основные черты Франтишка как положительного героя проявляются именно в строительстве семейного дома. Но парадокс заключается в том, что проблему эту нельзя решить только в частной сфере. Для многочисленной семьи Шандеров нужен не семейный коттедж, а небоскреб. Шутка французской тети очень верно определяет суть дела. Индивидуальные проблемы современного человека могут быть решены лишь в общественной перспективе. И все же ему нужен «родной дом», свой «укромный уголок». Один «общий дом» (примером такого является детский дом, в котором выросла Квета) не дает человеку полного счастья. Дилемму общего и частного можно разрешить через разумное подчинение частного общему. Выводом своей книги Мисарж не полемизирует с романами о социалистическом строительстве, а подтверждает правильность их общественного пафоса.

«Окраина» — серьезный шаг на пути исторического познания, книга, свидетельствующая об оригинальности художественного ви́дения мира, произведение, написанное собственным, неповторимым авторским почерком. Это роман примечательный и достойный внимания советского читателя.

Олег Малевич