Октябрь в Приморье

ФЕВРАЛЬСКИЕ ДНИ ВО ВЛАДИВОСТОКЕ

Над предместьями Владивостока навис неясный гул. Он все ближе и яснее. Наконец ворвался в город мощным революционным гимном:

Рдеют знамена.

Со всех сторон вливаются массы людей на главную Светланскую улицу, потоком двигаясь к Народному дому.

Дом не вмещает людей — тысячи пролетариев словно волны прибоя у его подъездов. Идет первое заседание Совета рабочих и солдатских депутатов. Тысячи жадных глаз устремлены к трибуне, откуда летят огненные слова. И кажется, что у этой неподвижно устремленной массы единый мозг и единое бьется сердце в такт с тем, что говорится с трибуны.

— Товарищи! Рабочий класс, армия и многомиллионное измученное крестьянство могучим штормом разнесли многовековую твердыню — самодержавие. Упали с народа цепи векового рабства. Из класса рабов, работников подневольного труда, мы становимся хозяевами, творцами новой, свободной жизни. Революция железной метлой смела самодержавие...

— Товарищи! Революция требует несокрушимой воли, требует неутомимых действий! Вы сегодня создали рабоче-солдатскую власть. Никакая другая власть не в состоянии будет покончить с войной; никакая другая власть не даст вам свободной жизни; не даст вам свободного труда; никакая другая власть не обеспечит вам и вашим детям хлеба и знаний. Только эта, наша рабоче-солдатская и крестьянская власть может все это нам дать. Партия большевиков призывает вас признавать только эту нашу Советскую власть и никакой другой.

— И никакой другой!.. — несется по залу.

Один за другим металлисты, грузчики, матросы, солдаты выходят на трибуну. Буйный Павел Захаров, поджарый Кужелев, медлительный слесарь Меркулов, солдат Кузьма, огромный и детски наивный Егор Беспалов, инвалид Кожух и важный Кузьмич идут на трибуну и говорят, и говорят. Суровы морщинистые лица, горят глаза, тяжеловесны жесты.

— Мы не хотим неволи! Не хотим возврата к прошлому! Мы теперь здесь утверждаем нашу рабочую, нашу пролетарскую власть! Мы утверждаем наш Совет рабочих и солдатских депутатов!

А за стенами Народного дома с балконов передают все, что говорится с трибуны. Еще сильнее, еще горячее здесь становятся бросаемые в людскую массу слова. Могучим торжествующим криком, взрывая темноту звездной ночи, отвечает многотысячная толпа людей на эти зажигающие слова.

Владивостокский Совет принимает революционный братский привет Петроградскому Совету.

«Владивостокский Совет рабочих и солдатских депутатов через десять тысяч верст протягивает руку с братским приветом дорогим товарищам, Петроградскому Совету рабочих и солдатских депутатов. Разъединенные пространством, вместе с вами в борьбе за лучшее будущее».

Людская масса за стенами отзывается эхом, поддерживая привет Петрограду.

Совет формулирует первые задачи:

— вся военная власть крепости и области переходит в руки Совета рабочих и солдатских депутатов;

— во все военные части гарнизона назначаются политические комиссары Совета;

— всех врагов революции и народа — жандармов, полицию и реакционных офицеров и генералов — арестовать;

— для охраны порядка образовать революционную милицию;

— для осуществления этих задач и для управления избрать Исполнительный Комитет Совета.

Председателем Исполнительного Комитета единогласно избирается солдат — Алютин Алексей Поликарпович.

Президиум Совета с балкона Народного дома извещает терпеливо ожидающих пролетариев и солдат о решениях Совета, о выборах в Исполнительный Комитет. Многотысячная масса отвечает бурей одобрительных возгласов и аплодисментов.

Заседание Совета рабочих и солдатских депутатов окончилось. Огромная толпа шумным потоком спускается от Народного дома к широкой Светланской улице. И в темноте ночи, над спящим городом, над молчаливыми сопками, над притихшим океаном впервые в полную силу загремели грозные слова Интернационала. И слышится в этом суровом гимне последний решающий вызов, который вот эта, движущаяся железным потоком масса бросала старому миру:

Это будет последний и решительный бой...

В эту ночь плохо спали рабочие предместья. Огненные слова как молния сверкали в сознании. Воодушевление не покидало, сердце не переставало усиленно и радостно биться.

Плохо спали и в богатых особняках...

В городской думе шумно. Весь цвет буржуазной демократии собрался здесь. Революционные фразы вольно порхают по огромному залу: уже не нужно оглядываться и подбирать слова. Интеллигенция несет на алтарь русской революции свои силы и чувства.

— Граждане! Нет уже цепей, революция их разбила. Но мы не должны забывать, что на нас лежит святая обязанность вести русский народ по открывающимся путям новой жизни...

Мы свободны, с гордостью включаемся в семыо свободных европейских народов. Теперь пусть не сомневаются наши союзники — мы будем воевать, и воевать до конца!

— Ура! Да здравствует Временное правительство! Да здравствует князь Львов!

В граде рукоплесканий тонули речи ораторов. Шумное «ура» то и дело вспыхивало в зале.

Кончились речи. Принимается резолюция о поддержке Временного правительства. Председатель торжественно объявляет о передаче всей власти Комитету общественной безопасности.

Идет первое заседание Исполнительного Комитета Владивостокского Совета. И уже наметились трещины.

Меньшевики и эсеры — «цвет владивостокской интеллигенции». Они — культурная сила города. Они чувствуют свое превосходство. Меньшевики говорят много; эсеры говорят меньше и полны собственного достоинства. Ведь они сейчас во главе революции; разве армия и крестьянство не с ними? Разве не эсер Керенский держит вожжи революции в руках? Поэтому эсеры снисходительно относятся к меньшевикам и презрительно к большевикам: стоит ли считаться с этой ничтожной кучкой. Председательствует старый подпольный революционер социал-демократ. Рабочие помнят его пламенные речи на ночных массовках, любят его, и их доверие к нему безгранично. Но уже нет самодержавия и нет жандармов; борьба вынесена из глубокого подполья на широкие просторы, и подобрела душа старого революционера и болезненно отзывается на острые столкновения. Он — председатель и не хочет своим авторитетом насиловать ничьих убеждений.

Обсуждается проведение в жизнь решений Владивостокского Совета. Говорит меньшевик Новицкий. Высокий, смуглое в складках лицо. Речь дышит спокойствием и уверенностью.

. — Мы не против Совета, иначе бы мы не были здесь. Но мы против того, чтобы Совет брал на себя политическую власть. Советы не органы политической власти, а органы защиты революции... Власть принадлежит Временному правительству и его политическим органам на местах — комитетам общественной безопасности.

Выступает слесарь Меркулов:

— Новицкий не сказал нам, от имени кого он говорит. Я за него скажу. Он говорит от имени тех, кто правит в Комитете общественной безопасности: от имени желтоуховых, циммерманов, сенкевичей. Но нам с ними не по пути.

— Кому это вам?

— А вот нам — рабочим, большевикам. Мы за продолжение революционной борьбы и поэтому за безоговорочное исполнение решений Совета.

— У Совета слишком узка общественная база, — возражали эсеры, — и поэтому он не может претендовать на политическую власть. Мы поддерживаем Новицкого и настаиваем, чтобы вся власть была передана Комитету общественной безопасности.

Матросы нервничали. Солдаты недовольно ворчали. Их тревожил разброд в Исполнительном Комитете. Им было непонятно, почему его члены считают решения Совета незаконными.

— Разве нас послали в Исполнительный Комитет для того, чтобы мы спорили, законно или незаконно решение Совета, — сурово басит инвалид Кожух. — Нас выбрали для того, чтобы мы проводили в жизнь решения Совета. Мы никакого Комитета общественной безопасности не знаем. Мы — члены Совета, и будем выполнять его решения.

Долго и нудно защищали свои позиции меньшевики и эсеры. Разными уловками и компромиссами пытались они сколотить свое большинство в Исполнительном Комитете. Но встречали упорное сопротивление солдат и рабочих.

Получился неожиданный казус. Обладая в Совете большинством, эсеры и меньшевики оказались в меньшинстве в Исполнительном Комитете. Солдаты, которых эсеры считали своими, не пошли за эсерами, а беспартийные рабочие помнили наказ своих избирателей — наша власть только Совет.

Было ясно, что ни Совет, ни Исполнительный Комитет не уступят власти буржуазному Комитету общественной безопасности. Так пункт о власти стал политическим водоразделом с первых же шагов Февральской революции.

Соотношение сил в Исполнительном Комитете установилось. Для его большинства решения Совета не подлежат никаким изменениям.

Назначили военных комиссаров в военное управление и в полки. Начальником милиции назначили морского офицера Калинина, которому поручили с помощью матросов и солдат арестовать командующего войсками, начальника охраны и начальника тюрьмы, разоружить и арестовать полицию и жандармов.

На этом закончилось первое заседание Исполнительного Комитета Владивостокского Совета.

Дума блестит огнями. Идет заседание Комитета общественной безопасности. Там нет страстных речей, нет неистовых споров. Члены Комитета полны торжественности. Ведь им доверено решать вопросы революции, распутывать ее сложные узлы. Первый день революции прошел спокойно: она еще не вышла из берегов. Было похоже, что и дальше так будет: жизнь будет изменяться незаметно, спокойно, без потрясений.

Но председатель сегодня что-то тревожен. Быстро кончает повестку дня. А когда члены Комитета поднимаются с мест, председатель их останавливает. Он просит заслушать срочную информацию. Все опять садятся.

— Господа! Я должен сообщить вам о неожиданном разнобое, который получился между нами и Исполнительным Комитетом Совета. Как вам известно, на нас возложена вся полнота политической власти в городе и области. Но к нашему прискорбию Совет игнорировал постановление авторитетных организаций и взял в свои руки политическую и военную власть.

Члены Комитета заволновались.

— Что же это такое? Как же это? Нас назначили властью и вдруг другая власть?

Масла подлил меньшевик Соловьев.

— Я подтверждаю информацию председателя и считаю долгом ее дополнить. Исполнительный Комитет уже вынес ряд практических решений: назначил в войска комиссаров, назначил начальником милиции морского офицера и приказал ему арестовать командующего и других правительственных лиц. Как видите, Совет действует более решительно, помешать им теперь уже невозможно.

Члены Комитета сидели подавленные. Их потрясло то обстоятельство, что Совет решил арестовать командующего войсками. Значит, этот Совет — сила.

— Этак он может и нас арестовать, — проговорил кто-то испуганно. Но Соловьев поспешил всех успокоить.

— Этого Совет делать не будет. А что касается власти, мы могли бы, пожалуй, найти какой-нибудь компромисс. Например, можно попытаться ввести в наш Комитет членов Совета, этим мы могли бы заставить Совет считаться с нами.

— Да, да, правильно, — зашумели члены Комитета, — надо добиться соглашения... пусть войдут в Комитет, можно без споров.

Страстно искало выхода обывательское сердце большинства членов Комитета. Меньшевики старались успокоить своих буржуазных коллег и очень солидно сформулировали свои предложения Исполнительному Комитету.

Все единогласно их приняли и, облегченно вздохнув, поднялись, чтобы разойтись по домам, как вдруг за дверью послышался шум и топот.

Все оглянулись на дверь. В зал заседаний влетел запыхавшийся полицмейстер, а за ним так же спешно вошел городской голова.

— В чем дело, господа? — спросил председатель.

— Вот он пусть доложит, — кивнул городской голова на полицмейстера, а сам, вытирая вспотевшую лысину, уселся в кресло.

— Разрешите доложить! — Полицмейстер почтительно вытянулся перед собранием.

— Пожалуйста, доложите.

— Полчаса назад, — начал полицмейстер, — ко мне в кабинет вошли морской офицер и двое неизвестных мне штатских. Офицер заявил, что он уполномочен Исполнительным Комитетом принять у меня дела управления полицией. Я ему ответил, что не имею права передавать дела без приказа свыше. Тогда по его знаку вошли три матроса. Офицер приказал им отобрать у меня оружие и обыскать меня. Мои протесты остались без внимания. Офицер объявил, что я арестован. Потом он сел за мой стол и стал передавать по телефону какие-то распоряжения. Я попросил разрешения повидаться с городским головой. Посоветовавшись с штатским, он разрешил мне в сопровождении двух матросов поехать к городскому голове, а оттуда мы с господином головой приехали сюда.

— А мне сообщили, — добавил городской голова, — что по всем участкам города идет разоружение полиции, которая, как вы знаете, подчинена городской думе. Кто разоружает, по чьему приказу, я добиться не мог.

Но из слов полицмейстера теперь все ясно. Приехали вот к вам. Укажите, что делать?

В это время секретарь Комитета передал председателю какую-то бумажку.

Председатель, прочитав бумажку, изменился в лице.

— Еще новость, господа, матросы арестовали командующего войсками и увезли неизвестно куда.

Члены Комитета сидели огорошенные. Кто-то тяжело вздохнул.

— О господи, да что же это такое?

Открылась дверь. В нее просунулась голова матроса.

— Эй, вы там, не задерживайся! Ехать надо!

Все повернулись к двери. Полицмейстер ожидающе посмотрел на председателя Комитета.

— Что прикажете мне делать?

— Что делать? Исполняйте свои обязанности.

— Да я же под арестом!

— Я ничего не могу для вас сделать, — развел руками председатель.

Полицмейстер пристально посмотрел на председателя, молча поклонился и вышел.

Члены Комитета сидели не двигаясь и молча переглядывались. Председатель нервно постукивал карандашом по столу.

— Надо, господа, решить, что нам делать... — удрученно проговорил председатель.

— Да-да, — вскочил с кресла городской голова. — Это же самоуправство! Без предупреждения!.. Завтра дума должна заявить самый резкий протест.

— Да-да, вы правы. Так это оставлять нельзя: надо опротестовать. Мы завтра потребуем объяснения у Совета. Я думаю, возражений не будет?

— Согласны! Согласны! — дружно зашумели члены Комитета.

— Завтра постараемся все уладить. Я полагаю, господа, на сегодня довольно. Заседание комитета предлагаю закончить.

Все облегченно вздохнули и шумно поднялись из-за стола.

Совет между тем продолжал свою деятельность. Военные комиссары, получив краткую инструкцию от Исполнительного Комитета, разошлись по частям и управлениям гарнизонов осуществлять военную власть Совета рабочих и солдатских депутатов.

Комиссар — солдат Воронин боком протиснул свою массивную фигуру в дверь кабинета начальника артиллерийского управления. Вынул из-за обшлага постановление Совета и предъявил генералу, заявив, что он назначен комиссаром в артиллерийское управление и вся политическая власть в управлении должна быть передана ему.

Генерал с изумлением разглядывал этого, как ему казалось, сумасшедшего солдата.

«Пьян он, что ли?» — подумал генерал. Но пристальный взгляд комиссара был насторожен и трезв.

— От Совета? От какого Совета?

— От Совета рабочих и солдатских депутатов, — твердо отчеканил комиссар.

Генерал все еще не мог уяснить, что это за власть. Он слышал, что солдаты и рабочие создали какую-то организацию, но что она является властью и вмешивается в военные дела, и даже ему может что-то приказывать — это было для него неожиданностью.

Генерал стал читать решение Совета. Да, действительно, постановлено поставить в войсках комиссаров. Он пожал плечами и спросил:

— Что же вы будете делать здесь?

— Буду проводить в жизнь решения Совета.

— Решения Совета? А мои решения?

— И ваши решения, если они не будут противоречить интересам революции.

— А если они будут противоречить? — Генерал презрительно усмехнулся.

— Буду такие решения задерживать.

— Как, мои решения задерживать?! — Генерал вскочил с кресла. — Вы с ума сошли!

— Да, гражданин генерал, буду задерживать и требую, чтобы с этого часа ни один приказ не издавался без моей визы.

Его твердый и уверенный тон удивил генерала.

«Откуда у солдата такая уверенность. Что они — в самом деле власть, что ли?»

— Так, так, гражданин комиссар, садитесь, пожалуйста, — процедил он сквозь зубы и еще раз внимательно прочел решение Совета.

— Да... Новая власть, значит. А вы какой части? — Генерал заметно овладел собой.

— Я рядовой автомобильной роты, — ответил комиссар.

— Рядовой, а уже генералами командуете! — попытался сострить генерал, но вместо улыбки лицо исказила злая гримаса.

— Гражданин генерал, будьте добры распорядиться заготовить приказ о моем вступлении в исполнение обязанностей.

Генерал строго посмотрел на комиссара.

— Этот приказ тоже без вашей подписи не издавать?

— Да, — резко ответил комиссар. — Сегодня же я приступаю к исполнению своих обязанностей. — Комиссар слегка поклонился генералу и, повернувшись, вразвалку вышел из кабинета.

Генерал со смешанным чувством негодования и растерянности смотрел вслед уходящему солдату.