42

Уиджетт нес себя, как султан. Скользящей походкой он шел через путаницу улочек, прилегающих к Сент-Джеймс Стрит, невыразимо элегантный в своем кашемировом пальто, награждая встречных хищным орлиным взглядом или взглядом, полным восхищения, в зависимости от того, мужчина или женщина попадались ему на пути. «Как же он был хорош лет в сорок!» – подумала Оливия. Она вполне могла представить себе, как она, в вечернем платье, спешит с ним под руку через сутолоку этих же улочек – на званый обед, или просто потанцевать в «Cafe' de Paris».

– Куда мы идем? – спросила она, чувствуя, как в душу ей закрадывается сомнение: а вдруг Уиджетт вовсе не агент МИ-6, а просто старый сумасшедший?

– К реке, дорогая, – он вел ее очень запутанным путем: какими-то переулками позади Уайтхолла. Наконец, они оказались на набережной. Оливия увидела пришвартованный возле причала полицейский катер. Увидев Уиджетта, человек в форме, стоявший на палубе, вместо того, чтобы вызвать психовозку, которая увезет выжившего из ума старика, предварительно запеленав его в смирительную рубашку, весь собрался – разве что честь не отдал. У Оливии отлегло от сердца: Уиджетт был человеком спецслужб. Их человеком.

– Бравые ребята? – усмехнулся Уиджетт, показывая на катер.

– А где же конспиративная квартира?

– Зачем тебе это знать? Желаю хорошо поужинать и выспаться, а утром я вас всех навещу, – и, элегантно помахав рукой на прощанье, Уиджетт исчез в толпе.

Едва Оливия ступила на палубу, катер сорвался с места, выскочил на центральный фарватер Темзы и, набирая скорость, понесся вверх по течению. Вскоре Биг Бен и здание Парламента стали лишь далеким силуэтом в зыбком лунном свете. Оливия стояла на носу катера, наслаждаясь скоростью. Сердце ее билось от возбуждения, в голове звучала тема из «Джеймса Бонда». Вытянув правую руку вперед, она сложила из пальцев пистолетик и представив, что палит по врагам, прошептала: «Бах! Бах!» Тут катер со всего маху врезался носом в волну: каскад холодных и грязных брызг – Темза есть Темза – окатил Оливию с ног до головы. «Пожалуй, остаток путешествия лучше провести в каюте...» – решила она.

В каюте сидел полицейский в чистой, с иголочки, форме.

– Пол МакКеон, – представился он, – Скотланд Ярд, координатор по связям со службами безопасности. Что скажете про Уиджетта?

– Ну... Собственно, кто он?

– Бросьте! Будто не знаете!

– Ну, я знаю, что он работает на МИ-6 и что он очень известный арабист...

– Авессалом Уиджетт? Он шпион, старой еще закалки. Настоящий Джеймс Бонд той эпохи. Совращал жен и дочерей ближних своих направо и налево. Ближний Восток и арабский мир знает, как свои пять пальцев, где он только там не работал! Прикрытие: торговец восточными коврами, неравнодушен к мальчикам. Держал магазинчик на Портобелло Роад, при этом заведовал кафедрой в Оксфорде! Не человек – легенда!

– Большая шишка в разведке?

– Был одно время... Верхний эшелон, и все такое прочее... Но в семидесятых он как-то резко выпал из фавора. Что там произошло, до сих пор никто и не знает... Чья-то жена, выпивка, или опиум, или идеологические разногласия? Он ведь был еще человеком старой школы: агенты на месте, носители языка, привычка полагаться на инстинкт, – все такое. Утверждал, что соблазн новых технологий – бич для разведки. В общем, наверху допустили ошибку. После его ухода арабский отдел стал совсем другим. Но потом его опять вытащили из отставки: 12 сентября 2001 года.

Оливия задумчиво кивнула.

– А куда мы все-таки едем?

– Не имею права разглашать явочные адреса. Да и какая разница! Главное – место удобное... Я бы даже сказал, уютное!



У Хэмптон Корта Оливии пришлось пересесть с катера на вертолет, а после довольно короткого полета – в машину с темными стеклами. Через плечо водителя Оливия видела, как они пробираются по проселочным дорогам Беркшира и Чилтериса. Потом они пересекли Сороковую автостраду, мелькнула кольцевая дорога вокруг Оксфорда – и они въехали в сельский Котсволд, с его весело мерцающим через окошки пабов и домишек пламенем каминов, с его покоем и уютом. Какое-то время машина ехала вдоль еысокой каменной стены, огораживающей чье-то поместье, потом Оливия услышала шорох гравия – видимо, открывали железные ворота. И вот в свете фар появилась длинная подъездная дорога к загородному дому. «Путешествия вроде этого должны кончаться тем, что тебя встречает дворецкий в ливрее, со стаканами «Кровавой Мэри» на серебряном подносе, – подумала Оливия, – или у ворот дома тебя поджидает маленький сморщенный человек в инвалидной коляске, который металлической культяпкой, заменяющей ему руку, чешет лежащего на коленях кота».

Дворецкий, причем в ливрее, тут действительно был. Чрезвычайно вежливый. Он сообщил Оливии, что ее чемоданы уже прибыли, и пригласил ее следовать за ним. Поднявшись по каменным ступеням, Оливия оказалась в изысканно убранном холле: картины на стенах, панели резного дерева, широкая лестница, тоже из дерева благородных пород, судя по цвету.

Спустится ли она к обеду или подать ей горячие закуски в комнату, поинтересовался дворецкий. Она представления не имела, что это за «горячие закуски», но сама обстановка предполагала что-то изысканное. Фаршированные креветки? Кролик по-валлийски? Трюфели в хересе? Оленина по-дворянски? Надо было соответствовать обстановке, и Оливия, небрежно наклонив голову, произнесла:

– Благодарю, если вы так любезны, я бы предпочла не спускаться сегодня.

Увидев перед собой постель, девушка вдруг потеряла всякий интерес к окружающему миру и без сил, страшно уставшая за этот безумный день, провалилась в оазис свежих белых простыней. Напоследок она еще успела подумать, как же приятно, что бутылка с горячей водой и впрямь лежит там, где ей положено быть, – в ногах, завернутая в полотенце.



Оливии так и не довелось узнать, что же это были за «горячие закуски». Ее ждало пробуждение в незнакомом месте и типичный синдром путешественника: «Где я? Как я сюда попала?» Она пошарила рукой на прикроватном столике, пытаясь зажечь лампу. Комната была погружена во тьму, но из-под плотных тяжелых штор пробивались солнечные лучи. Итак... Оливия лежала в огромной кровати с тяжелым пологом-балдахином. Где-то за окнами блеяли овцы. На Гондурас это было не похоже...

Оливия спустила ноги с кровати, села. Все тело ныло. Во рту было сухо и противно. Морщась, Оливия подошла к окну, раздвинула шторы... Перед ней расстилался хорошо ухоженный английский сельский парк: газоны, живая изгородь – настолько ровная, что, казалось, ее стригли маникюрными ножницами. Прямо под окнами выложенная медового цвета камнем терраса: ступеньки мха, по краям декорированные античными урнами на небольших постаментах, сбегали к лужайке, на которой можно было разглядеть воротца для игры в крокет. По краю лужайки рос орешник – деревья казались голыми и замерзшими. Дальше виднелись серо-зеленые холмы, стены из нетесанного камня и дымки, поднимавшиеся к февральскому небу из труб домиков, что сгрудились вокруг церковного шпиля.

Оливия обернулась и обвела взглядом комнату. Каким-то чудом ее оливковый чемодан и коричневая кожаная сумка были уже здесь – а в них лежали все вещи, которые она внесла в список, отданный профессору Уиджетту. Под дверь был просунут конверт. В нем она нашла план дома, телефонный номер, по которому надо позвонить, когда она будет готова к завтраку, и короткая записка: «Сразу после завтрака поднимайтесь в комнату Технического обеспечения».

Загрузка...