Опасная тропа

IV. Вражеский след

В воде мы пробыли недолго и одевшись поспешили обратно в палатку, где женщины уже приготовили для нас ранний завтрак. Вождь и Питамакан расчесали и снова заплели свои длинные волосы. Потом они тщательно раскрасили лица особой краской, приготовленной из бурой земли, хорошо защищающей от солнца и ветра. Тем временем я закончил укладку походной сумки и искоса поглядывал на Отаки. Она подала мне быстрый знак. Я понял его и вышел из палатки, а она последовала за мной. Подойдя поближе, она прошептала:

— Ты уже принес жертву Солнцу?

— Нет, вот это я совсем упустил, — признался я.

И как же укоризненно она на меня посмотрела!

— О, Ататойя! Мой будущий муж! Как ты легкомыслен! Пойдем со мной.

Обогнув палатку, она подвела меня к опушке леса, остановила перед молодым тополем и сказала:

— Принеси в жертву нож, ножны и пояс!

Конечно, я подумал о том, что буду делать без ножа и где теперь смогу достать другой, но не стал возражать. Я снял пояс и крепко прикрепил свои вещи к одной из ветвей.

— О Солнце! Я приношу тебе свою искреннюю жертву. Смилуйся надо мной! Помоги мне избежать всех опасностей на тропе, по которой я ныне последую. Даруй нам с Отаки долгую жизнь и счастье, о Солнце, — стал молить я.

— Да! О, Высшие, даруйте нам долгую и счастливую жизнь! — воззвала Отаки.

Потом она повернулась и поцеловала меня, откинула свою шаль и достала новый, расшитый бисером, мужской пояс с прекрасными ножнами, над которыми еще недавно трудилась. К тому же в них был вставлен новый нож. Она опоясала меня, дав понять, что дарит мне все это великолепие.

— Как мне нравится делать что-то для тебя! — воскликнула она. — О, Ататойя! Мне хочется плакать, но я сдержу себя. Пока ты будешь в пути — я не стану проливать слез. Пошли, нас уже ждут.

Мы еще раз поцеловались и рука об руку молча вернулись к палатке. Вождь с Питамаканом встретились нам на полпути — они тоже шли принести жертву Солнцу.

К концу завтрака Медвежье Место пригнал из табуна заранее отобранных нами лошадей. Это были две сильных четырехлетки аппалуза41, которых мы купили у не-персе еще в годовалом возрасте. В давние времена орегонские торговцы дали это название породе быстроногих выносливых скакунов, которые лучше всех прочих в наших краях переносили тяготы длительного пути.

Не теряя больше времени, мы с Питамаканом быстро оседлали коней и в нужных местах приторочили свои одеяла и походные сумки. На наше отправление собралась посмотреть довольно большая толпа. Впереди всех стоял Одинокий Орел. Я повернулся к Отаки:

— Моя будущая жена, я уезжаю, — сказал я, и мы поцеловались.

Народ разразился одобрительными возгласами. Сев в седло, я улыбнулся Одинокому Орлу. Он же мрачно смотрел на меня и, казалось, желал испепелить взглядом.

Питамакан поехал ведущим. Мы миновали густой лесок, переправились через реку, поднялись по пологому склону и, бросив последний взгляд на лагерь, поскакали по широкой зеленой равнине. Питамакан заметил:

— Вы с Отаки сразили наповал Одинокого Орла. И я этому рад! Мне он никогда не нравился.

Мы взяли направление на северо-запад, оставив справа холм Д'Отард. На расстоянии пяти миль от реки стали встречаться отдельные группки антилоп и одиноких самцов бизонов. Когда же мы удалились от нее на десять-двенадцать миль, то двигались уже среди бесчисленных стад диких животных. Оказавшись у нас на пути или учуяв человека, они с громким топотом мчались прочь, но, обнаружив, что мы их не преследуем, вскоре останавливались и опять начинали пастись.

Поскольку мы еще ни разу не опробовали в деле своих новых ружей, нам очень хотелось испытать их на ком-нибудь из этих животных, когда они с любопытством смотрели, как мы проезжаем мимо. Однако мы не желали терять зря ни одного патрона.

Конечно, мы нуждались в мясе, но этим следовало заняться, когда придет время разбивать стоянку. Мы решили, что не должны проявлять себя лишними выстрелами. Вечер застал нас возле Пенд-Орелла, небольшого водоема в прерии или, точнее, нескольких родников на полпути между реками Титон и Марайас. Это примерно в сорока пяти милях от Форт-Бентона.

На привал мы встали у одного из этих родников, окруженного ивами, которые могли снабдить нас нужным топливом для костра. Спутав ноги лошадям, мы отправились добывать мясо. Я вытащил два травяных стебелька, зажал их концы в пальцах и предложил Питамакану тянуть жребий. Он вытащил длинный — выстрел принадлежал ему.

Огибая низину, мы вспугнули стадо антилоп. Большинство из них умчалось на равнину, но один крупный самец остановился и стал разглядывать нас, потягивая носом воздух и топая передними ногами. До него было около восьмидесяти ярдов. Питамакан тщательно прицелился ему в грудь и выстрелил. Животное подпрыгнуло, сделало несколько движений и упало замертво.

— Ха! Какое же сильное оружие это многострельное ружье! — воскликнул Питамакан.

Я был совершенно согласен. Мяса мы взяли немного, только чтобы поесть три-четыре раза. Затем мы поспешили вернуться на стоянку и, поджарив добычу на небольшом костре из тополевого сушняка, не спеша поели и поговорили.

Я спросил Питамакана, отчего это место получило свое название. Он объяснил, что на самом деле его называют — Ни-е-тук-таи-туп-и Им-от-си (Место гибели речных людей). Давным-давно, когда его бабушка была молодой, военный отряд речных людей (пенд-ореев)42 был здесь полностью уничтожен родом Коротких Накидок из племени пикуни.

До этого дня нас мало беспокоили мысли вражеских военных отрядах, поскольку мы пересекали безводную равнину, весьма редко посещаемую ими. Теперь же Медвежья Река (Марайас) оказалась к северу от нас на расстоянии менее полудня езды верхом. И по мере нашего приближения к ней, риск быть обнаруженными одним из таких отрядов все больше и больше возрастал. Все враждебные нам племена знали, что Медвежья Река — излюбленное место черноногих, и в особенности пикуни. Поэтому каждое лето отряды ассинибойнов, кри, кроу, змей, янктонаев и других врагов бродили вверх и вниз по ее течению в поисках наших скальпов и лошадей.

Сидя теперь у небольшого костра, мы долго обсуждали это. Самым трудным мы считали благополучно миновать большую, лесистую речную долину. Мы решили сделать привал в устье ее маленького притока — Скатеринг-Тимбе-Крик (или, как он теперь обозначен на карте — Драй-Форк-Марайас).

— Давай так и сделаем, — заключил Питамакан. — Выступим к полуночи, когда наши кони отдохнут и подкормятся здешней прекрасной сочной травой. Мы достигнем Скатеринг-Тимбе еще до рассвета, проведем там весь день, а когда стемнеет, поедем дальше и переправимся через Медвежью Реку.

— Да, так и сделаем, — согласился я, — если сможем проснуться в полночь или около того.

— Будь уверен, я проснусь, — заявил он.

И он не подвел — он разбудил меня как раз, когда Семеро43 указывали нужное время. Стояло безоблачное полнолуние и потому было довольно светло. Поблизости паслись наши кони. Мы быстро их оседлали, навьючили и отправились в путь по наезженной тропе, изборожденной глубокими следами волокуш. Тропа шла от Титона к Марайасу и другим рекам севера. Это был восточный из двух важнейших путей черноногих, проложенных с юга на север. Другой проходил в пятидесяти-шестидесяти милях западнее, как раз у подножия Скалистых Гор.

В это время года утро наступает рано, и, стремясь поскорее покинуть Пенд-Орелл, мы ехали довольно быстро. Пройдя около трех миль по одному из притоков Марайаса, мы покинули торный путь и повернули на запад, к Драй-Форк. К концу ночи мы укрылись в густых ивовых зарослях, окаймлявших эту речку. Хотя мы и понимали, что это весьма рискованно, но — побуждаемые голодом — все же разожгли небольшой костер и зажарили все оставшееся мясо антилопы. После сытной трапезы у нас еще осталось еды по крайней мере на пару таких же. Я аккуратно сложил остатки в холщовый мешочек и упрятал в свою походную сумку.

На месте нашего привала обрывистый 6epег мешал спуску к воде. Поэтому мы проехали через кустарник немного дальше и по ставшему пологим склону направились к реке, чтобы напиться самим и напоить лошадей. И здесь на широкой песчаной отмели мы увидели следы мокасин, давностью очевидно не более дня.

— Ха! Так я и думал! Враг где-то неподалеку! — воскликнул Питамакан.

Мы обнаружили, что пятеро мужчин, как и мы, спустились тут к воде, встали на колени, напились и поднялись обратно. Мы поспешно утолили собственную жажду и с нетерпением ожидали, пока напьются наши кони, а затем поднялись на кручу и постарались определить, вверх или вниз по реке двинулся этот военный отряд. Однако сухая глинистая земля и короткая трава, на которой часто паслись бизоны, не дали нам нужных сведений. Даже копыта наших собственных лошадей почти не оставляли на ней следов.

Между тем уже совсем рассвело, и мы не осмелились больше оставаться на открытом месте, хорошо просматриваемом со всех утесов вдоль реки. Мы заехали поглубже в кусты и поставили коней на короткую привязь. Потом мы вернулись на опушку и долго стояли, наблюдая. Стада бизонов и табуны антилоп шли на водопой к реке. К счастью, никто из них не обнаружил нашего присутствия. Насколько мы могли видеть водный поток вверх и вниз по его течению — везде стада животных спокойно пили воду. Затем они или начинали пастись в долине или уходили обратно в прерию в ту же сторону, откуда явились.

Мы почувствовали облегчение: ведь если бы какое-то стадо или хоть несколько животных увидели или почуяли военный отряд, то они бы обратились в бегство и непременно вспугнули и остальных. А мы опасались, что вражеский отряд мог насчитывать много больше воинов, чем те пятеро, которых особенно мучила жажда, так что они спустились напиться. Но на основании поведения животных мы подумали, что отряд ушел прочь. Поэтому Питамакан предложил мне вернуться обратно в кусты и лечь спать. Я так и сделал и заснул на удивление крепко.

Питамакан всегда брал на себя большую часть работы, сколь бы неприятна она ни была. Отослав меня спать, сам он решил бодрствовать до самого вечера. Однако вскоре после полудня я проснулся сам, упрекнул его, что он позволил мне спать так долго, и занял его место для наблюдения.

День был жарким и безветренным. На всем протяжении долины не было видно ни одного животного: после утреннего водопоя они ушли на равнину, где было прохладнее. Над выступом утеса прямо напротив меня, опустив голову, неподвижно стоял одинокий бизон, его силуэт четко выделялся на фоне голубого неба. Я следил за ним очень долго — вообще, я никогда не уставал наблюдать за бизонами. Их громадные косматые головы производили впечатление великой мудрости. Их странные очертания — резкий силуэт, высокий спереди и очень низкий сзади, мохнатый хвост, покрытые длинными волосами передние ноги — как мне кажется, хорошо сочетались с бескрайними степями, причудливыми зубчатыми песчаниками по берегам рек и высокими снежными горами. Сколь страна их была сурова и величественна, таковыми же были и сами бизоны. Поэт мог бы гораздо лучше рассказать об этих лесистых лощинах и равнинах с сочной травой, которые теперь безвозвратно потеряны для нас!

Ближе к вечеру сзади к старому быку приблизилась небольшая стая волков. Он забеспокоился и развернулся к ним своей низко склоненной рогатой головой. Волки окружили его и некоторые стали изображать нападение. Я много раз видел, как волки по-настоящему кидаются на бизонов, перегрызают ножные сухожилия, валят и пожирают. Поэтому я понимал, что на этот раз они нападают понарошку.

Но бизон-то этого не знал! Он быстро крутился, подставляя волкам свою голову с острыми рогами и, хотя он был довольно далеко от меня, я слышал его сопение и видел его страх. Наконец, так же неожиданно, как появились, волки оставили бизона в покое и затрусили вниз по склону, а их испуганная жертва со всех ног помчалась в другую сторону, чтобы присоединиться к своим сородичам.

Я провожал глазами волков, пока они не скрылись в высокой полыни, росшей у подножия скал. Потом они опять оказались в поле моего зрения и направились к воде — чуть ниже того места, с которого я наблюдал. Вид их был совсем непривлекателен — зимняя шерсть блеклыми клочьями покрывала шкуру. Было видно, что они прибежали издалека: языки, вываливавшиеся из-за длинных клыков, были покрыты беловатой пеной, а хвосты болтались внизу. Тут с рысцы они перешли на бешеный галоп и бросились в воду. Некоторые из них лакали ее так, словно были совершенно не в силах утолить свою жажду.

Теперь они были так близко, что я мог разглядеть их глаза. Однако, поскольку слабый ветерок тянул вверх по долине, нас они не учуяли. Волки напились. Через несколько мгновений старый седой самец переправился через поток, поднялся на противоположный берег, повернулся и взглянул назад. Вся стая последовала за ним, и вскоре они уже пропали вдали.

Как бы мне хотелось знать, зачем они направились на восток! Они не собирались охотиться, ведь мясо они могли добыть и раньше, на равнине. Если бы только захотели, они вполне могли свалить и разорвать старого бизона. Нет, их намерения так и остались для меня волчьей тайной.

Я удивляюсь до глубины души, когда слышу рассуждения о «глупом зверье». Животные не более глупы, чем вы или я. Они имеют свой язык, который не всегда доступен нашему слуху. Они общаются друг с другом, передавая свои ощущения или что-то другое неким иным путем. Но бесспорным фактом остается то, что они общаются друг с другом, и это свидетельствует об их интеллекте. Вы, живущие цивилизованной жизнью, можете не верить этому, но все, кто тесно общается с природой, сами знают этот факт.

На исходе дня бизоны и антилопы, желая напиться, снова потянулись в речную долину. Самец-олень привел свой табун по глубокому оврагу, далеко вдававшемуся в прерию. Заросли полыни просто ожили: залаяли койоты и затявкали лисицы, запрыгали кролики разных видов, появились куропатки, застрекотали сороки, зазвучали голоса более мелких птиц. И все они стремились к воде.

Под самым берегом у наших ив подняли плеск бобры, время от времени громко шлепавшие по воде своими толстыми как доска хвостами.

Я видел все это, и каждый момент доставлял мне удовольствие. Единственно, что меня беспокоило — так это мысли о наших лошадях, которые весь долгий жаркий день были обречены страдать на короткой привязи.

Едва Солнце скрылось за утесами, опоясывавшими долину с запада, я разбудил Питамакана. Мы побежали к берегу, выбрали место поглубже и бросились в воду, спугнув бобров. В таких омутах они уже заготавливали осиновые поленья ветки на корм зимой.