Опасная тропа

VII. Торговая дипломатия

Этот человек не пришел, а буквально прибежал. Как и все лагерные глашатаи, это был не воин, а лишь тот, кто любит рассуждать о них. Такие люди греются в лучах славы настоящих бойцов, крутятся вокруг них, хвастаются своей близостью к ним и напыщенно заявляют: «Однажды мы решили сделать то-то… « Этот человек тут же торопливо примчался в палатку с восклицанием:

— Я здесь, великий вождь, я здесь. Я бежал бегом. Мои уши распахнуты для твоих указаний!

Вождь пренебрежительно взглянул на него и сказал:

— Отправляйся к Орлиным Ребрам и Хромому Бизону и передай им, что Большое Озеро просит нас выступить вместе с ним в поход на юг к Другой Медвежьей Реке, чтобы изгнать кроу, которые расхищают там нашу дичь и пушнину, а затем остаться там на зимовку. Скажи также, что Дальний Гром просит нас прибыть к нему и получить прекрасные подарки, приготовленные им для нас. Скажи им также, что все это нужно хорошенько обдумать. Ведь мы уже дали Скверному Языку другие обещания и имеем долги перед ним. Пусть они все это обсудят с вождями родов, а на закате соберутся сюда в мою палатку для окончательного решения.

— И передай каждому из них по две пачки табаку, который Дальний Гром просит их курить, — добавил я, вручая ему четыре упаковки.

— Я иду! Я спешу передать им ваши слова! — воскликнул глашатай и метнулся в дверной проем палатки, подобно белке, юркнувшей в дупло.

— Теперь о кутене, вождь. Где они сейчас? — спросил я.

— Они покинули торговый форт красных курток, где мы были месяц назад и направились в горы на летнюю охоту. Мы договорились, что они вернутся в месяц падающих листьев и зиму проведут вместе с нами на реке Лук, — ответил вождь.

— Наши послания адресованы также и им. Не можешь ли ты сказать нам, где они могут быть? — вступил в разговор Питамакан.

— Все, что мне известно — они собирались углубиться в горы вверх по течению Белли, на которой мы и стоим. Но я даже не представляю, где они теперь могут быть. Вы же знаете этих горцев: они ходят по скалам и ущельям Станового Хребта Мира54 вдоль и поперек так же свободно, как мы — по своим тропам в прерии. Единственный способ найти их — идите вверх, вдоль этой реки, пока не наткнетесь на их тропу, а она уж приведет вас к их палаткам.

— Но пожалуй это будет нелегко, — забеспокоился я. — Дожди и тающий снег уже смыли их следы. Мы будем как слепые. В одном месте мы поднимемся на вершину горы, чтобы только убедиться, что перед нами обрыв. А в другом — заберемся в каньон только для того, чтобы обнаружить, что нужно возвращаться обратно.

— Не беспокойся, дожди не могли уничтожить все следы кутене, вместе с сотнями их коней, — сказал Питамакан.

— Ты прав, сынок. И вот, что я еще скажу: поедете ли вы разыскивать, кутене зависит от того, что мы решим здесь на совете. Если мы не пойдем на юг, они поступят так же, — заметил Большая Нога Кроу.

— Значит ли это, что вы не откликнетесь на призыв Большого Озера и Дальнего Грома? — спросил я.

— Сын мой, пока я не могу дать тебе ответ. Мое сердце разрывается от необходимости сделать выбор между двумя вещами: обещаниями, данными ранее здесь, и крайней необходимостью нашего присутствия там на юге для борьбы с кроу. Я терзаюсь. Дай мне подумать.

Тем временем женщины поставили перед нами еду, но я был так напряжен и напуган возможностью неудачного завершения всего нашего дальнего путешествия, что смог проглотить лишь несколько кусочков мяса. Я отодвинул миску и тихо сидел, вглядываясь в лицо вождя и пытаясь отгадать, как же сложится разговор на предстоящем совете. Я знал о громадной любви и уважении, которыми был окружен Ис-сан-во-мук-си-ку (Большая Нога Кроу) или, как ошибочно называли его прежние торговцы — Воронья Нога.

Это имя было дано ему жрецом Солнца. Как и многие имена черноногих, оно было связано с видением того жреца в его вещем сне. У них бытовала вера, что сны являются непосредственным выражением реального жизненного опыта, когда тень спящего, или, как бы мы сказали, дух или душа его, отделяется от тела и пускается в странствие. В таком сне тень знахаря отправилась в военный поход. Вдруг она заметила большую человеческую ногу, торчавшую из кустов. Это прятался враг. Атакованный и убитый, он оказался воином кроу, очень высоким и могучего телосложения. После этого сна жрец и дал будущему вождю имя55.

Тут Питамакан внезапно прервал мои размышления, прошептав:

— Сюда идут наши враги!

Дверная занавеска была рывком откинута в сторону, и я увидел входящих в палатку: это были двое белых мужчин. Вождь указал им на места неподалеку от нас и рыжеволосый кивнул мне, коротко и неприязненно буркнув:

— Как поживаете?

— А как вы себя чувствуете? — ответил я вопросом на вопрос.

— Бонжур, месье! — произнес другой, усаживаясь.

При этом он отвесил мне вежливый поклон и сделал приветственный знак рукой.

— Бонжур, — отозвался я.

Он снова улыбнулся, и я почувствовал, что скорее всего он не будет мне настоящим противником. Но сейчас оба они явились вместе и с ружьями в руках — старыми кремневыми ружьями — причем вынутыми из чехлов.

— Ну, юноша, — начал рыжеволосый, — как вас зовут?

— Ататойя, — ответил я.

— Ха! И что же значит это имя? — проворчал он.

— Это можно сказать — Лэ Рейнар56, — мешая английские и французские слова, пояснил его спутник.

— Ха! Лисица! Ваше имя — Фокс! Вы — сын представителя Американской Меховой Компании!

— Его племянник, — поправил я.

— Ха! И вы осмелились прибыть сюда, чтобы переманить к себе наших индейцев?! Вы отправитесь со мной в город! Я арестую вас! — заорал он.

Я в упор посмотрел этому северянину прямо в глаза и ничего не ответил. И как же он в свою очередь сверлил меня взглядом! Он ведь уже знал, зачем мы явились: лагерный глашатай повсеместно возглашал об этом.

— Что сказал тебе этот Рыжеголовый? — между тем спросил меня Питамакан.

— Что он схватит меня и доставит в форт красных курток, — ответил я.

— Ха! Раньше он умрет, прямо здесь! — воскликнул мой «почти-брат», рванувшись позади меня за своим ружьем.

Я успел его перехватить, а Большая Нога Кроу воззвал к нему:

— Нет-нет! В моем доме не стреляют. Но и не хватают моих почетных гостей, — продолжил он и произнес, повернувшись к служащему-французу:

— Скажи Рыжеголовому, что он должен оставить моих друзей в покое.

Когда это было переведено моему врагу, он пришел в такую ярость, что на какое-то время даже потерял дар речи. Наконец он вновь обрел голос и разразился такими словами:

— Энтони, передай-ка вождю вот что: Скверный Язык отправил меня сюда не только торговать, но и для того, чтобы арестовать любого торговца с юга, который только посмеет заявиться в наши края, и держать его в тюрьме много зим. Ибо эта страна принадлежит Скверному Языку!

После того, как Энтони добросовестно перевел сказанное, сердиться стал Большая Нога Кроу. Но, прежде чем он успел ответить, я обратился к нему:

— Вождь, теперь ты видишь, как обстоит дело. Красные куртки не признают эту землю страной черноногих, а заявляют, что это их собственная страна. Больше ста лет тому назад Большой Вождь красных курток, который живет далеко за бескрайней водой, направил послание праотцам этих торговцев с севера. И там заявлялось, что все в этом обширном краю, как и сама страна на восток и запад, навсегда отдается Большим Вождем этим торговцам. Да, именно так. В том послании говорилось, что это их страна, и они теперь утверждают, что она и впрямь им принадлежит. Вождь, обдумай, как отличаются от них наши люди, торговцы длинных ножей. Что они сделали прежде всего, поднявшись вверх по реке? Там, в устье реки Вапити, они сказали народу земляных домов57: «Позвольте нам построить здесь, в вашей стране, дом и торговать с вами в обмен на меха и шкуры» 58. А потом, около тридцати лет тому назад, когда ваши отцы посетили народ земляных домов, длинные ножи сказали им: «Разрешите нам придти в вашу страну и торговать с вами». И ваши отцы сказали: «Хорошо. Приходите жить в нашей стране и торговать с нами»…

— Да! Да! Я это знаю! Я помню. Я был еще мальчиком, но достаточно взрослым, что бы знать, о чем говорилось на том совете! — прервал меня Большая Нога Кроу.

— Вот так наши люди построили форт в устье Медвежьей Реки. А когда он был сожжен, его построили на том самом месте, где он стоит и сейчас — тоже с вашего позволения. По вашему разрешению мы продолжаем жить на вашей земле и торговать с вами. Да, именно так, вождь! Смотри же, как мы отличаемся от этих красных курток. Мы не только не заявляем, но не можем и подумать о том, что страна черноногих принадлежит нам! А красные куртки без тени сомнения заявляют, что и вы сами принадлежите им!

На этом я закончил свою речь. И пока я ее произносил, вождь от крайнего изумления то и дело хлопал пальцами по губам. В конце концов он ударил себя по лбу и бессильно откинулся на своем ложе, говоря больше про себя, чем для меня:

— Верно! Все это правда, которая до сих пор скрывалась от нас!

Пока я говорил, рыжеволосый сердито таращился на меня. Теперь он повернулся к французу и воскликнул:

— Что он наплел, Энтони?! Какой лжи он нагородил вождю?

Но прежде, чем Энтони успел ответить, вождь внезапно подался вперед и потребовал от француза-переводчика:

— Спроси Рыжеголового: «Ты сказал, что эта страна принадлежит вам, торговцам красных курток. А мы также принадлежим вам?»

— В каком-то смысле и вы нам принадлежите, — ответил Рыжеголовый. — Вы подобны нашим детям. Нам предписано следить за соблюдением ваших интересов и потому вам надо слушаться нас.

По мере перевода этих слов, дыхание Большой Ноги Кроу участилось, лицо его посерело, глаза вспыхнули огнем. Он уже открыл рот, чтобы дать северянину достойный ответ, но как раз в этот миг занавеска у входа была отдернута и лагерный глашатай возгласил:

— О, вождь, они пришли! Они здесь, они входят! Это твои братья-вожди!

Один за другим они заполнили палатку: Орлиные Ребра (военный вождь каина), Хромой Бизон (вождь сарси), Старое Солнце (самый знаменитый жрец Солнца у черноногих, его волосы были уложены на голове громадной пирамидой), а за ними — другие жрецы Солнца и вожди родов из всех трех племен. Когда они стали входить, мы с Питамаканом поспешили освободить то место, где сидели ранее, и передвинулись ближе к выходу. Точно так же поступил и Энтони. Однако Рыжеголовый не шевельнулся. Тем самым он показывал, что считает себя более важным человеком по сравнению с любым из вошедших. Орлиные Ребра и Хромой Бизон молча обошли его и сели возле Большой Ноги Кроу.

Когда все расселись, справа от меня оказался Старое Солнце. Он был так высок, что его голова на целый фут возвышалась над моей, а копна волос выдавалась еще на фут. В нем было около семи футов!

Обняв меня за плечи и притянув к себе, он произнес:

— Братья, наш молодой Ататойя обладает сердцем настоящего медведя-гризли: он совершил подвиг, сразив двоих наших врагов! И таков же наш юный Бегущий Орел! Мы должны ими гордиться.

— Мы гордимся ими, отомстившими за вдов нашего племени, — поддержал Орлиные Ребра, а вслед прозвучал целый хор одобрительных голосов.

Рыжеголовый злобно вперился в меня — ему не доставляли удовольствия наглядные проявления симпатии ко мне со стороны собравшихся.

Пока Большая Нога Кроу готовил и передавал свою трубку, которая всегда выкуривается перед началом совета, присутствующие засыпали нас с Питамаканом вопросами о своих друзьях среди пикуни. Мы им подробно отвечали, и несколько раз Рыжеголовый нетерпеливо требовал от Энтони сообщить ему, о чем идет речь.

— Ничего важного, их расспрашивают о своих друзьях пиеганах59, — отвечал тот.

Разожженная трубка была передана Старому Солнцу, и тот после короткой молитвы пустил ее по кругу. Затем Большая Нога Кроу выбил из нее пепел, положил рядом с собой и обратился к нам:

— Ну, Питамакан и Ататойя, пусть теперь мои братья услышат из ваших собственных уст оба послания, которые вы доставили нам.

Мы повторили послания моего дяди и вождей. Я говорил после Питамакана и когда закончил, наш хозяин как глава совета обратился к Орлиным Ребрам с вопросом, что он думает о том, какой ответ мы должны получить.

Точно так же, как мы, цивилизованные люди, используем иногда классические приемы выражения своих мыслей, которые не всегда понятны нашим необразованным соотечественникам, — черноногие тоже нередко употребляют речевые обороты с подтекстом, уловить который могут только сведущие люди их племен. Открывая обсуждение, Орлиные Ребра выбрал именно такой стиль выражения. И хотя я довольно хорошо владел языком черноногих, мне с крайним напряжением удавалось уследить за ходом его мысли.

Если передать его мнение коротко, то оно заключалось в том, что в силу данного ими Скверному Языку ручательства за своих людей, они должны остаться будущей зимой на севере и выплатить долг северным торговцам. Но так же верно и то, что пикуни нуждаются в помощи своих северных братьев, чтобы изгнать кроу обратно в их собственную страну. Но почему бы не отправить им в помощь отряд, численностью три или четыре сотни воинов, который мог бы быстро прибыть на место, сразиться с кроу и вернуться домой еще до начала зимней охоты?

Только успел он закончить, как Рыжеголовый закричал:

— Что он сказал?! Энтони, живо! О чем он говорил?

— Мне… я… не понял его! — сильно коверкая английские слова, ответил Энтони.

— Что?! Ты хочешь сказать, что не понял черноногого? Врешь! Ты прекрасно знаешь их язык!

— Но не этот стиль — он мне непонятен!

— Ха! Ты ведь хороший переводчик! Ха! — раскипятился Рыжеголовый и воззрился на всех еще более злобно, чем обычно.

Выступавший следом вождь сарси Хромой Бизон кратко сказал, что согласен с Орлиными Ребрами и с тем, что должно быть сделано. Если на помощь пикуни отправится военный отряд, то около сотни юношей его племени несомненно присоединится к нему.

Старое Солнце был следующим, кому было предложено высказаться по поводу ответа на поступившие послания. Но тот заявил, что предпочитает пока помолчать — ему хочется сначала услышать мнение вождей родов.

— Нет, буду говорить я! — внезапно воскликнул Большая Нога Кроу. — Братья, когда я отправлял моего глашатая позвать вас сюда, я был в горести, что наши обещания, данные Скверному Языку, делают невозможным поступить так, как просят наши братья-вожди и наш добрый друг — наш «почти-брат» — Дальний Гром. Затем, когда вас уже пригласили собраться у меня, сидящий здесь наш юный друг Ататойя сказал мне кое-что такое, во что я не сразу поверил. Однако затем, выяснив, что это правда, я изменил первоначальное мнение. Братья, я услышал, что торговцы красных курток утверждают: это их страна, и она дана им много-много лет тому назад их Большим Вождем на далеком востоке. И к тому же я услышал, как красные куртки заявляют, что и мы сами принадлежим им так же, как наша страна. Вот эти равнины, горы и реки, которые Творец Мира дал нам, нашим праотцам, которых он также сотворил — все это и мы сами — собственность белых людей с севера? Братья, ныне мы узнали, кто такие эти торговцы красных курток. И, узнав это, будем ли мы блюсти свои обещания им? Я говорю — нет, нет и нет!

— Псы! Змеи! Лжецы! — закричали некоторые из собравшихся.

— Соблюдать обещания тем, кто хотел бы превратить нас в рабов?! Никогда! — взревел Орлиные Ребра.

— Перебьем и Скверного Языка, и всех его пособников из красных курток! — подал голос Хромой Бизон.

— Нет, мы их не убьем, мы сделаем им еще хуже. Мы уйдем на юг и оставим Скверного Языка любоваться в форте на свои товары, которые никто не будет покупать. Если мы его убьем, он помучается лишь раз. Но, если мы заставим его день за днем, месяц за месяцем смотреть на полные полки товаров и пустые склады для мехов — о, братья мои, как он будет страдать! Давайте прямо сейчас отправим Маленькую Выдру объявить нашему народу: всем быть готовым завтра сняться с лагеря и вступить по тропе, ведущей на юг!

Речь вождя завершилась бурей одобрения, смешанной со звонким смехом: многие хохотали, представляя, как Скверный Язык бесполезно ожидает в форте их прибытия для торговли. В самый разгар громогласных одобрений вождь на языке жестов приказал сидевшему у входа Маленькой Выдре отправиться объявить распоряжение народу. Тот сейчас же покинул палатку Большой Ноги Кроу и начал круговой обход лагеря, возглашая:

— Слушайте, люди, все слушайте! Вожди сказали следующее… (Далее говорилось о том, что было решено на совете).

— А теперь, братья, давайте передадим сидящему здесь Рыжеголовому послание для Скверного Языка. Что же мы ему скажем?

— Ты самый мудрый из нас, ты и выскажешь наше послание. Твое слово станет и нашим словом! — воскликнул Хромой Бизон, при всеобщем одобрении.

Я не смог сдержать улыбки, когда вождь повернулся к французу и обратился к нему, назвав его по имени, данному черноногими — оно показалось мне очень забавным.

— Одиноко Танцующая Мускусная Крыса, — начал он, — скажи Тупоголовому — о, нет, Рыжеголовому — я забылся! Скажи ему, что он должен отвезти Скверному Языку такое послание:

«Скверный Язык! Белый человек с неприятной речью! Сегодня мы услышали, как вы заявили, что наша страна принадлежит вам, а мы — ваши рабы. Надо быть безумным, чтобы поверить, что ваш далекий вождь какой-то бумагой способен отдать нашу страну и нас самих тебе. Только разбив нас в бою, стерев нас с лица земли, сможете вы это сделать».

Здесь вождь прервался, пока толмач пересказывал все это, и затем продолжил:

«Скверный Язык! В наказание мы могли бы уничтожить и тебя, и твоих братьев из красных курток и сжечь ваш форт. Но мы поступим не так. Вместо этого мы решили нарушить данное тебе обещание — на всю зиму мы уходим в южную часть нашей страны, может статься, что даже на несколько зим. Мы уходим не одни — мы отправляем кутене послание, приглашая их последовать за нами по той же тропе. Этой зимой ты получишь от них шкур не больше, чем от нас.

Скверный Язык! Если кри или другие враги вторгнутся в эту часть нашей земли для добычи мехов, мы будем вынуждены вернуться. Мы признаем, что у нас остаются материальные обязательства перед тобой. Если к нашему возвращению ты еще будешь здесь, мы выплатим тебе все, что должны. Таково наше послание тебе».

— Хорошо! Отлично! Сильная речь! Прямое слово! — закричали собравшиеся, когда вождь закончил.

По завершении перевода маленьким французом речи Большой Ноги Кроу, я не удержался и сказал рыжеволосому:

— Какие приятные известия для вашего управляющего! Как он обрадуется, получив их!

— Ты, ты… — он поперхнулся и был так разозлен, что казалось, его хватит удар.

Затем, отдышавшись, он стал грозить мне кулаком:

— Щенок! Ты мне за это еще заплатишь!

Я ничего не ответил. Все смеялись над ним и отпускали замечания, вышучивая его вид — его лицо побагровело от ярости.

Чтобы побудить вождей и их племена двинуться на юг, нам с Питамаканом было уже не обязательно устраивать демонстрацию нашего нового оружия. А прежде я думал, что иначе нам не убедить Большую Ногу Кроу и других вождей разорвать соглашение с северными торговцами. Лидеры племен пошли на это сами из-за оскорбления со стороны Компании Гудзонова Залива.

Однако я подумал, что все же стоит продемонстрировать наши новые ружья, чтобы вожди знали, какие подарки ожидают их по прибытии в Форт-Бентон. Кроме того, я предвкушал, какое впечатление это произведет на рыжеволосого — он будет изнывать от зависти! Поэтому, воспользовавшись кратким затишьем, я сказал:

— Вожди! Я говорил, что Дальний Гром приготовил вам кое-какие подарки. Это совершенно новый вид ружей. У нас с моим «почти-братом» эти ружья уже есть. Хотите выйти и взглянуть, что они позволяют делать?

Все охотно последовали за нами, но вовсе не ожидая чего-то особенного. Большая Нога Кроу объявил об окончании совета. Для Рыжеголового и его переводчика больше не было причин оставаться в палатке, и они тоже вышли из нее. К этому времени вокруг собралась большая толпа народа. В основном это были мужчины. Поскольку в палатке им не хватило места, они стояли вне ее, внимательно прислушиваясь к ходу обсуждения на совете.

Мы с Питамаканом встали во главе этой толпы, а вожди выстроились у нас по бокам. Мы расчехлили карабины и объявили всем, что это новые прекрасные скорострельные ружья. На обнаженном склоне, лицом к которому мы стояли, на расстоянии около семидесяти пяти ярдов посреди серой земли и гравия лежал большой белый камень. Я предложил Питамакану выбрать его нашей мишенью.

Передернув затворы, мы вскинули ружья и начали стрельбу по этому камню: выстрел за выстрелом, так быстро, как только могли прицелиться. Пули часто попадали в него и в землю вокруг. При виде этого зрелища зазвенели восклицания изумленных мужчин. А как только мы опустошили свои обоймы, словно обезумевшие от удивления зрители плотно сгрудились вокруг нас.

Большая Нога Кроу взял мое ружье, чтобы получше рассмотреть. И пока он его разглядывал, наступила полная тишина. Все затаив дыхание следили за его действиями. Он неспеша потянул затвор, затем три или четыре раза проделал это гораздо быстрее, повернулся ко мне и спросил:

— Может ли Дальний Гром дать мне такое ружье?

— Каждый из вождей получит такое же. Пикуни уже купили пять сотен. Еще пятьсот он придерживает для торговли с вами и кутене. А следующей весной наши речные суда доставят вверх по реке еще несколько сотен, — отвечал я.

После этого сообщения толпа подняла оглушительный гам. Я машинально оглянулся и увидел, что Рыжеголовый оставил нас и направился к лагерю каина, где он остановился. Его переводчик уныло брел вслед за ним.

Чем-то этот маленький француз был мне по душе. Он не нес ответственности за грубость Рыжеголового. Я почувствовал, что тот ему не нравится — удовольствие, с каким он переводил послание вождей Скверному Языку, говорило само за себя.

Несмотря на спустившуюся ночь, было еще светло и мы с Питамаканом не уходили в палатку, позволяя множеству желающих из толпы осматривать наши ружья и отвечая на их вопросы. Когда же наконец мы вернулись в дом вождя, то почувствовали себя такими уставшими, что отправили одного из его сыновей оповестить всех пригласивших нас, что нам необходим отдых и сегодня мы не сможем посетить их угощения. Мы провели вечер в разговорах с вождем и посетителями, которые заглядывали к нам, чтобы выкурить одну-две трубки. Все говорили, что они очень рады разорвать соглашение со Скверным Языком и отправиться на юг сражаться с кроу, охотиться в своей южной стране и торговать с Дальним Громом.

И когда мы, натянув на себя одеяла, уже готовились отойти ко сну на своих мягких ложах, в палатку боязливо вошла невысокая стройная женщина. Она села у входа и обратилась ко мне:

— Ататойя! Я принесла тебе слова моего мужа.

— Твоего мужа?

— Да. Это Одиноко Танцующая Мускусная Крыса. Он говорит тебе: «Ататойя, юный сын вождя, сжалься надо мной. Я не люблю Скверного Языка. Я в отчаянии от Рыжеголового. Разреши мне пойти с вами к кутене и на юг к твоему дяде — вождю Дальнему Грому. Я буду просить его дать мне работу. Я могу тянуть барку в бечеве или трапперствовать — как он пожелает. Сжалься надо мной, молодой торговый вождь с юга, и возьми меня с собой!»

— Почему же твой муж не пришел сам просить меня об этом? — спросил я ее.

— Он не может отлучиться. Этот сумасшедший Рыжеголовый держит его при себе.

— Он что-то должен красным курткам?

— Наш долг — цена четырех шкур60.

Я повернулся к Большой Ноге Кроу.

— Вождь, скажи мне, что ты думаешь об этом человеке, — попросил я.

— Он спокоен и не ленив. Советую вам взять его с собой. Я не осуждаю его за желание покинуть Скверного Языка и Рыжеголового, — ответил вождь.

— Но нам бы не хотелось брать с собой женщин, — засомневался я.

— А я могу и не ехать сейчас с мужем. Если вы его возьмете, то я отправлюсь на юг со своим отцом-кайна и встречу мужа там, — сказала женщина.

— Сможете ли вы раздобыть четыре шкурки? — спросил я.

— Да. У моего отца они есть, и он мне их одолжит.

— Тогда пусть твой муж отдаст их Рыжеголовому и скажет ему, что он рассчитался с торговцами красных курток. После этого он может присоединиться к нам, — объявил я ей.

Тут она накрыла голову плащом и заплакала.

— Что такое, в чем дело? Почему ты плачешь? — спросил я с некоторым раздражением.

— Я плачу от радости, — едва прошептала она. — Я очень боюсь Рыжеголового! Он всегда смотрит на меня с таким вожделением! А теперь это прекратится. Я смогу вздохнуть спокойно. Я спасена!

Вскочив на ноги, она стремительно выбежала из палатки.

— Ха! Какой же этот Рыжеголовый дурной и низкий человек! — воскликнула старшая жена вождя — «жена, которая сидит рядом с ним».

— Хотел бы я присутствовать при том, как Одиноко Танцующая Мускусная Крыса заявит ему, что идет на юг, — заметил вождь.

Мы все улеглись спать, ожидая, что француз скоро будет вместе с нами.

Но он не явился ни на рассвете, ни когда мы уже позавтракали. Лагерь был в большом волнении, готовясь сниматься с места. Мы с Питамаканом передали вождю захваченное у врагов оружие и скальпы. Тот обещал доставить их на сохранение моему дяде. Мы много хлопотали перед отъездом. Наконец, наши кони были навьючены. Мы их оседлали и приторочили походные сумки. Затем мы сказали вождю, что готовы, и поскакали через весь лагерь на запад. Большинство палаток было уже разобрано, и женщины суетились, нагружая вещами вьючных лошадей или волокуши. Мы решили, что у маленького француза не хватило смелости порвать со своим властным хозяином.

Мы проехали через взволнованный лагерь сиксика, пересекли окаймлявший реку лесок и въехали в лагерь каина, где палатки также были сняты, а лошади быстро нагружались.

Питамакан сказал мне, что знает место, где стояли палатки того рода, в котором остановились француз и торговец, и мы отправились туда, чтобы узнать, почему же маленький человек не присоединился к нам. Недалеко впереди мы заметили быстро растущую толпу и подъехали к ней как раз вовремя, чтобы увидеть, как наш француз швырнул к ногам Рыжеголового несколько бобровых шкур и с отчаянием в голосе воскликнул:

— Говорю вам, что рассчитался с вами, значит рассчитался! Сегодня я возвращаю вам «щедрый» кредит Скверного Языка!

— Нет, ты не рассчитался! Ты подписал контракт на пять лет! Пять лет за двадцать фунтов, — за тобой остается еще год. Бери сейчас же своего коня и гони сюда весь вьючный табун! — рявкнул Рыжеголовый.

— Нет, рассчитался! Говорю вам, что иду на юг. И пойду!

— Я покажу тебе, куда ты пойдешь! — взревел Рыжеголовый.

Он отбросил ружье, кинулся вперед и попытался нанести щуплому французу удар в лицо своим огромным кулаком. Но маленький человечек ловко увернулся и заскочил ему за спину. Левой рукой он захватил его за шею, а правой сильно ударил в ухо. Тщетно Рыжеголовый пытался стряхнуть его с себя. Четыре раза маленький человек бил его, и, наконец, торговец рухнул на землю как подкошенный.

Эта сцена сковала толпу ужасом: люди единодушно отвернулись. Кулачная драка была для них самым безобразным делом, самой отвратительной вещью, какую только можно учинить. Мой возглас:

— Энтони, твой верх! — стал единственным признанием успеха победителя.

Маленький француз улыбнулся мне. Несколько мгновений он решал, что делать дальше, затем как кошка прыгнул к ружью своего врага. Высоко подняв его оружие в воздух, он с силой ударил им оземь, разбив ложе и повредив ствол и замок. Еще прыжок — и он уже возле своей подруги. Поцеловав ее, он принял из ее рук собственное ружье, вскочил на лошадь и крикнул мне:

— Все! Можем ехать! Я следую за вами!

Когда мы поскакали прочь, Рыжеголовый пришел в себя. Он встал на ноги и завопил, потрясая кулаком:

— Я расквитаюсь с вами за это!

Мы не стали оборачиваться, но пока могли его слышать, он продолжал проклинать нас на все лады. Маленький француз сказал нам на языке черноногих:

— У него черное сердце. Нам не стоит забывать о нем. Он снова окажется на нашей тропе, как только отведет домой вьючных лошадей. И тогда он будет уже не один!

— Давай и дальше говорить на языке черноногих. Это получается у тебя лучше, чем ломаный английский, который даже я разбираю с трудом, а Питамакан так и вовсе ничего не может понять, — обратился я к нему.

— Конечно, пожалуйста, — с готовностью ответил француз.

— Прямо сейчас я даю тебе новое имя: больше ты не Одиноко Танцующая Мускусная Крыса, а будешь зваться Бесстрашным! — заявил ему Питамакан.

— Вы очень добры ко мне! Я буду стараться оправдать это славное имя, — запинаясь сказал маленький человек.

А я подумал, что разрешив ему идти с нами по этой опасной тропе, мы не ошиблись и, когда придет испытание (которое несомненно поджидает нас где-то впереди), он на самом деле может оказаться хорошим помощником.

У Бесстрашного была хорошая лошадь: высокая, сильная и упитанная, чалой масти, полученная им этим же утром от тестя. Он же и другие родственники отдали ему остатки своих пороха и пуль — почти пятьдесят пуль для его кремневого ружья, которым он очень гордился. Он никогда не смог бы купить его на свое мизерное жалование — никогда в жизни, сказал он нам. В течение двух лет его жена выпрашивала шкурки бобров у своих родственников, пока не собрала сорок штук, согласно установленной стоимости ружья. Я не стал его расстраивать тем, что мы продаем гораздо лучшие ружья всего за двадцать шкурок.

Весь тот день мы двигались вверх по долине Белли, иногда выезжая в прерию, чтобы сократить путь, срезав излучину. Незадолго до заката мы оказались уже в пяти милях от подножия Скалистых Гор, и Питамакан, ползком подкравшись к стаду бизонов, убил годовалое животное. Стреножив коней, мы пустили их нерасседланными пастись в небольшой лесок, а сами поели и отдохнули до темна, после чего выбрались из долины на открытую равнину.

Если какой-нибудь враг и сможет приблизиться к нам — это не должно стать следствием нашей беспечности!