Опасная тропа

V. Стычка с кри

Искупавшись, мы вылезли из воды и оделись. Было уже совсем темно. Мы сводили коней напиться и пустили пастись. Нам очень хотелось сразу отправиться в путь, но надо было подождать, пока животные не подкормятся. От их сил (а возможно и быстроты) зависел весь успех нашей экспедиции. Поэтому мы дали им нужное время: несколько часов они щипали траву так, как это умеют делать только голодные лошади — звуки «рип, рип, рип» непрерывно звучали в наших ушах.

Было уже около полуночи, когда наши скакуны восстановили силы. Мы оседлали их и двинулись вниз по долине. Проехав около трех миль, мы спустились в большую низину, в нижнем конце которой Драй-Форк впадает в Марайас. Это место густо поросло тополями и высокими ивами. Едва достигнув лесной опушки, мы сразу почуяли слабый, но совершенно отчетливый запах дыма: враги или находились в зарослях, или только что покинули их.

У нас не было выбора — пришлось свернуть в сторону, подняться по склону на очень высокую кручу над рекой, ехать вдоль нее три или четыре сотни ярдов и лишь тогда спуститься к броду, миновав заросли. Из-за таяния снегов в горах вода в реке стояла довольно высоко. Но здесь в русло вдавалась широкая коса, благодаря которой мы и достигли другого берега не замочив содержимого походных сумок. С этого места вьючная тропа поднималась вверх к узкой гряде, оканчивавшейся обрывистой кручей, которую промыла река. Мы пересекли эту гряду и въехали в большую, заросшую лесом балку, которую черноногие называли лощиной Священной Скалы. Я уже дважды вставал здесь лагерем вместе с пикуни и видел эту скалу — валун весом около двух тонн, лежащий на склоне на большой высоте. Считалось, что он обладает способностью к движению и медленно сползает вниз. Силу эту ему придало Солнце, и потому между ними была тесная связь. Проходя мимо, многие черноногие оставляли на этом камне всевозможные мелкие подношения: браслет, несколько бусинок, стрелу или что-нибудь еще и молили Солнце о благосклонности…44 Вблизи скалы, в ягодных кустах пробежали рысью несколько вапити, взглянули на нас и скрылись в лесу. Попался на пути и белохвостый олень-самец, свистнул и топнул передней ногой, когда мы проезжали мимо. Мы уже выбирались из лощины, когда нас учуяло стадо бизонов и помчалось на запад с грохотом, подобным грому.

На вершине мы остановились и посмотрели назад на громадную балку, украшенную поблескивавшей гладью реки, такой прекрасной в лунном свете. Затем мы повернули снова на север. Дальше этой гряды я никогда не был, и потому впереди все для меня было неизвестным. Но Питамакан хорошо знал эти земли вплоть до Южного Саскачевана и даже дальше. Они были знакомы ему так же хорошо, как и страна близ Миссури.

Мы гнали лошадей быстрой рысью и под утро, покрыв около двадцати миль, расседлали их в небольшой низинке, где было несколько источников с плохой водой. Мы лишь чуть-чуть ее попили. Открыв походную сумку, я вытащил остатки жареного мяса антилопы, но оно оказалось уже испорченным. Я этому даже обрадовался, поскольку получил долгожданную возможность проверить свое ружье в охоте на бизонов. Пришло мое время!

Солнце уже поднялось, и день вступил в свои права. Мы пошли на восток: туда, где наша ложбинка выходила на равнину, и увидели со всех сторон вокруг множество дичи. У подножия суровой гряды Скалистых Гор она была в изобилии. На протяжении двадцати миль степь буквально чернела бизонами. Небольшое стадо находилось не более чем в миле к западу и двигалось, как мы поняли, к нам на водопой.

Мы перебежали через низину и стали поджидать. Когда бизоны приблизились на дистанцию около сотни ярдов, я прицелился в большую жирную корову (у нее определенно не было теленка) и выстрелил, стараясь попасть в сердце. По звуку пули мы поняли, что она попала в цель. Животное остановилось, покачнулось и упало замертво. После столь удачных испытаний мы были просто счастливы, что стали обладателями такого мощного оружия45.

Когда я свалил бизона, остальные животные, конечно, умчались и вспугнули еще несколько небольших стад, которые отбежали на милю или две. Нас это мало озаботило, так как мы полагали, что поблизости не должно быть врагов, которые могли бы обратить внимание на испуг животных на равнине. Мы взяли отборные куски мяса, вернулись на стоянку, нарезали их тонкими полосами и стали жарить на костре из сухих стеблей и корней полыни. Поев, я предложил, чтобы мы оба улеглись спать, а потом встали, поели и продолжили путь.

Питамакан воззрился на меня с удивлением и воскликнул:

— Ни в коем случае! Мы должны по очереди бодрствовать!

— Раз так, то теперь моя очередь дежурить, — ответил я, прошел к месту, откуда просматривалась равнина, и уселся поудобнее.

Не прошло и десяти минут, как я увидел в полумиле от нас людей, торопливо спускающихся в нашу ложбину. Я сидел в зарослях высокой полыни и был уверен, что этот отряд меня не видит. Его участники конечно заметили бизоний переполох от нашей охоты и теперь спешили в нашу падь, чтобы понять причину сумятицы среди животных и вполне обоснованно полагая, что у них появился отличный шанс добыть несколько скальпов. Я ползком скользнул вниз и побежал к нашей стоянке, громко крича Питамакану, что враги спускаются к нам и уже подошли совсем близко.

Он еще не успел заснуть и мгновенно вскочил. Вместе мы бросились к лошадям, которые паслись неподалеку, привязанные к колышкам. Мы привели их на стоянку, оседлали, приторочили походные сумки, но уже не решились тратить время на упаковку сушившейся бизонины, а сели верхом и поспешили на восток. Уже выезжая в прерию, мы увидели, что воины движутся прямо наперерез к излучине нашей лощины. Их было человек тридцать-сорок и находились они не дальше, чем в трех сотнях ярдов от нас. Даже на этом расстоянии стало ясно, что это не был (как мы до сих пор отчасти надеялись) военный отряд северных черноногих или каина: одеты они были хуже и без красочных, убранных перьями коробок для военных одежд и головных уборов, не было у них и длинной сумки со священной трубкой, которая всегда бывает у наших людей, когда они выступают в поход.

— Кри, а может и ассинибойны. Ну сейчас они у нас поплачут! — радостно воскликнул Питамакан.

И как раз тут враги развернулись и, подбадривая друг друга возгласами, кинулись в нашу сторону. Они были хорошими бегунами. Некоторые из них были настолько возбуждены, что не думая о расстоянии стали стрелять в нас, но мы даже не услышали свиста их пуль.

— Давай ускачем, — предложил я.

— Нет! Останемся здесь и покажем им, что такое настоящая стрельба! — рявкнул мой «почти-брат».

Он спрыгнул с лошади и достал ружье из чехла. Я заразился его возбуждением и поступил так же.

Теперь враги подняли еще больший крик. Они уверились, что мы — сумасшедшие и скоро у них будет два скальпа и два прекрасных скакуна.

— Стреляй по левой половине! А я — по правой! — крикнул Питамакан, и мы открыли огонь.

Двое нападавших упали, а остальные остановились и выпалили в нас, разрядив свои ружья. Мы же продолжили беглый огонь, который просто ошеломил противника. С криками ужаса они повернулись и бросились врассыпную в поисках убежища. Упали еще двое. Мы продолжали стрелять, пока враги находились в поле нашего зрения, но больше ни в кого не попали — видно наше возбуждение тоже было слишком велико, и о необходимости тщательно прицеливаться мы попросту забыли.

— Как мы их поразили! Как они удирали — словно утки от ястреба! Пойдем возьмем скальпы и оружие! — выкрикнул Питамакан, перезаряжая ружье.

Я сделал то же самое. Мы вскочили на лошадей, подъехали к мертвым и спешились. К этому времени враги перебрались через лощину и наблюдали за нами, готовые залечь и открыть огонь, если мы вздумаем их преследовать. Мы дали по ним несколько выстрелов, однако они быстро спрятались в полыни, и мы не смогли причинить им больше вреда. Питамакан наклонился над мертвым и оскальпировал его. Пританцовывая и распевая Песню Победы черноногих, он снял скальп и с другого поверженного им врага.

— Ха! — воскликнул он. — Теперь оставшиеся в живых знают кто мы. Ведь песню воина-черноногого они слышат не впервые. Знаешь, о чем они сейчас там говорят? Что боги дали нам ружья, которые стреляют так долго, сколько мы их держим у своего плеча! Они так этим поражены, что трепещут от страха. Их сердца выскочили наружу. Но пойдем! Снимай свои скальпы и двинемся дальше.

— Мне не нужны скальпы! Я возьму только оружие, — ответил я.

У одного из убитых я забрал большой обоюдоострый нож, купленный им у Компаний Гудзонова Залива. У другого — заряжающееся с дула гладкоствольное кремневое ружье. Питамакан заполучил другое подобное же ружье, а также лук со стрелами в кожаных чехле и колчане. Мертвые носили мягкие мокасины из выделанной кожи. По ним мы определили, что это кри. Остальные племена прерий носили другую обувь, с подметками из сыромятной кожи. Захваченное нами оружие стало только лишней обузой, но нам оно было необходимо для доказательства совершенных подвигов. Когда наступит следующий О-Кан — великий ежегодный религиозный праздник нашего народа — мы должны будем встать перед людьми и перечислить свои подвиги, так же как и все остальные воины. Причем не только рассказать о них, но и с помощью друзей изобразить основные эпизоды схватки с врагом, а это всегда было волнующим пантомимическим зрелищем.

Кому-то может показаться удивительным, почему я не чувствовал отвращения, забирая у мертвых их снаряжение, или не переживал из-за их смерти. Но, если честно, то я не ощутил ни того, ни другого. Я так глубоко проникся образом жизни народов прерий и столь основательно усвоил, что высшим долгом каждого представителя племени является уничтожение врагов своего народа — что спокойно последовал за Питамаканом к нашим лошадям, испытывая лишь большую радость и гордость за совершенное. И когда мой «почти-брат» снова затянул Песню Победы, я стал ему подпевать.

Нас беспокоило только одно — состояние наших коней, которые нуждались в отдыхе и кормежке. Питамакан сказал, что знает неподалеку к западу хорошее место, где весной образуется небольшое озерцо. Если вода еще не сошла, то оно подойдет для нашей дневки, а если там уже сухо, то нам придется добираться до речек у самых Скалистых Гор.

Мы поспешили в путь, пересекли цепь невысоких гор и прибыли к низине посреди прерии. Было видно, что прежде это место покрывала густая зеленая трава, ныне вытоптанная бизонами и антилопами. Мы въехали в эту ложбину и в самом ее центре нашли небольшое озерко с коричневой водой, обильно покрытой мошкарой. Наши лошади стали ее пить, но мы не смогли преодолеть отвращения. Мы нашли место, где трава была получше, и расседлали коней. Я встал на дежурство, а Питамакан лег спать. День был жаркий. Меня сильно мучила жажда. Я взял одеяло, зачерпнул его углом немного воды и стал процеживать. Но лишь только я подставил рот под струйку, его как огнем обожгло.

Я побежал обратно к Питамакану и разбудил его.

— Здешняя вода полна какой-то жгучей гадости, — сказал я. — Я только попробовал. А лошади ее пили и много. Мне очень хочется пить. Давай поедем дальше.

— Хорошо, — сразу же согласился он.

Мы ехали всю долгую и жаркую вторую половину дня, время от времени давая передышку лошадям. Около пяти часов вечера мы достигли небольшой речушки, сбегающей с гор. Вблизи виднелись кострища с еще свежим пеплом. Здесь на нескольких маленьких костерках военный отряд кри жарил ребра антилопы: расколотые кости валялись вокруг. Это окруженное утесами место не очень подходило для нашего лагеря, поскольку здесь нас легко могли захватить врасплох.

Но мы наконец утолили жажду и пустили коней напиться вволю, а потом искупались и без лишних задержек последовали дальше. Незадолго до заката мы обнаружили небольшое стадо бизонов в удобном для охоты месте. Питамакан подполз к ним и застрелил годовалого бычка. Мы взяли у него язык и ребра и поехали дальше. Около десяти вечера мы прибыли на Ки-нук-си-ис-и-сак-та46 или, как называют ее белые, реку Милк.

Несколько лет тому назад где-то в этих местах пятеро трапперов Компании Гудзонова Залива, столкнувшись с двумя нашими охотниками, заявили, что те не имеют права здесь промышлять, поскольку это территория их компании. У них отняли буквально все — лошадей, меха и даже ружья — и предупредили, что если они еще когда-нибудь явятся, то будут еще более сурово наказаны.

Наши люди отправились прямо на юг к реке Марайас, где, как они знали, стояли лагерем пикуни. Там они раздобыли коней и оружие и с несколькими юношами-черноногими вернулись для мщения. Они разыскали северных трапперов, стоявших лагерем на одном из притоков Марайаса у самого подножия гор, и неприятно удивили своих обидчиков, не только вернув обратно свои вещи, но отобрав и передав своим индейским друзьям заодно и все остальное имущество противника.

После этого их управляющий направил нашему исключительно дерзкое письмо, в котором заявлял, что территория Компании Гудзонова Залива простирается к югу вплоть до реки Марайас и что, если люди Американской Меховой Компании будут захвачены к северу от этой реки, они будут им повешены.

Наш управляющий не стал отвечать. Однако после этого, отправляя наших людей ставить капканы по реке Милк, он посылал их отрядами по десять человек. При этом они получали строгие указания быть постоянно настороже в отношении служащих Компании Гудзонова Залива и не давать застигнуть себя врасплох. Они должны были быть готовы встретить их подобно вражескому военному отряду.

Вот так обстояли тогда дела между Компанией Гудзонова Залива и Американской Меховой Компанией. Мы знали, что по договору с Англией 49-я параллель была границей между Соединенными Штатами и Канадой, но ни одна из компаний не располагала точными сведениями, где именно проходила разделительная линия. Северяне утверждали, что она должна быть где-то на уровне устья реки Марайас, а мы были уверены, что ее следует проводить по верхнему течению Южного Саскачевана. Впоследствии, когда граница была проведена на местности, обнаружилось, что ошибались обе стороны. Река Милк своей излучиной заходит в Канаду, а потом снова выходит с ее территории. А той ночью мы с Питамаканом переправились через Милк как раз в самой верхней точке этой излучины.

Мы устали и были очень голодны. В таком же состоянии находились и наши кони. Напоив, мы пустили их пастись, привязав к колышкам там, где росла хорошая трава. Затем мы из предосторожности укрылись в густых зарослях, развели там костер, зажарили и поели мяса молодого бизона. Пока что мы не очень опасались людей Компании Гудзонова Залива — даже если кто-либо из них и был где-то поблизости, на ночь он останется в своем укрепленном лагере. Гораздо более серьезную угрозу представляли вражеские военные отряды. Но мы единодушно решили, что в дальнейшем надо будет опасаться белых трапперов в той же степени, как и врагов-индейцев. И так по крайней мере до тех пор, пока не доберемся до лагеря черноногих. Только там, располагая поддержкой друзей, мы сможем ничего не бояться: даже все красные куртки из Горного Форта ничего не смогут нам сделать.

Нам следовало держать путь к Южному Саскачевану, а именно тому самому месту, где эта река образуется от слияния рек Много Мертвых Вождей47 и Белли. Далее надо было двигаться вверх по течению реки Белли к реке Олдмен и опять на север, может быть, до самого Северного Саскачевана. При этом мы должны были высматривать палатки нужных нам племен или гужевые тропы, которые к ним вели. Но мы понимали, что когда нам удастся их найти, это будет, по существу, еще только началом нашего путешествия. Самой сложной задачей оставалось отыскать кутене в обширной горной местности, ограничивающей Великие Равнины с запада.

Ни племена черноногих в целом, ни их отдельные представители, ни я сам не были горными жителями. Мы любили просторные, залитые солнцем равнины, которые хорошо просматривались во всех направлениях. Мы боялись мрачных, густо заросших лесом горных склонов, где на каждом повороте подстерегала неожиданная опасность. Когда черноногим приходилось пересекать горный хребет, например в походах против вражеских племен, обитающих на западных склонах Скалистых Гор, — они выступали большими отрядами, часто в пару, а то и больше, сотен воинов.

А нас с Питамаканом было только двое!

— Мат-си-ки-ва ник-си олто-кан! — воскликнул мой друг.

Мы оба ободрились и рассмеялись. Эту поговорку можно буквально перевести как «ничего не случится от птичьей головы». Так воины говорили в знак презрения к любой опасности, какой бы она ни была.

После еды мы присыпали костер землей и легли спать. Было очевидно, что врагов оставленное нами маленькое пламя привлечь не могло, и поэтому до восхода мы чувствовали себя вполне спокойно. Пробудившись утром, мы искупались в реке, поели бизонины и продолжили свой путь по тропе. Когда мы выезжали из речной долины, многочисленные стада бизонов со всех сторон следовали на водопой. Некоторых из них мы вспугнули и забеспокоились — не стали ли вражеские наблюдатели свидетелями их бегства? И опять Питамакан сказал:

— Ничего не станется от птичьей головы.

В данном случае это значило, что как ни крути, а на открытой равнине наши кони обеспечат сохранность скальпов на наших головах.

В этот день в поле нашего зрения на западе появилась Ни-на Ос-тук-ви (Вождь-Гора) — высокая гора, стоящая несколько отдельно от своего хребта. Она полого спускается в сторону основной гряды, но круто обрывается в прерию и как бы ведет на просторную равнину своих меньших братьев. Это одна из весьма примечательных вершин. Она видна на добрые сто миль к югу и северу. Черноногие ее очень почитают, у них она считается священной («солнечной») горой.

Преодолев горную цепь к северу от реки Милк, мы стали спускаться на холмистую равнину. Питамакан обратил мое внимание, что мы теперь на территории бассейна Северного Саскачевана. Я не был чужд увлечению географией и по висевшей в нашей конторе карте проследил, как эта река прокладывает свой путь в Гудзонов Залив. Я также слышал от бывалых людей (прежде большей частью служивших в Компании Гудзонова Залива) рассказы о длинных суровых зимах в устье этой реки, о больших поля плавучего льда в Гудзоновом Заливе, похожем на целый океан, и о Йорк-Фактории — крупном тамошнем торговом посте Компании. Рассказчики единогласно считали, что по сравнению с нашей это была неинтересная страна. В ней не было ни бизонов, годных для облавной охоты, ни медведей гризли. Индейцы зимой передвигались на снегоступах, а летом — на каноэ. Они были робкими, как и тот мелкий пушной зверь, которого они ловили.

Но здесь к югу от большой реки все было по-другому. Двигаясь верхом по обширной прерии, я сознавал, что впереди нас может ожидать много больше приключений, чем нам хотелось бы. Теперь нам следовало опасаться не только вражеских военных отрядов, но и возможного ареста и заключения в тюрьму со стороны могущественных торговцев севера.

Одного взгляда на долины и равнину вокруг, было достаточно, чтобы понять, что тех, кого мы ищем, поблизости нет. Все пространство, насколько достигал наш взор на север, запад и восток, было покрыто бизонами. Большой торный путь, по которому мы следовали, здесь кончался. От него на запад ответвлялась меньшая тропа. Двинувшись по ней, вскоре мы спустились в долину реки Много Мертвых Вождей и остановились на привал, чтобы отдохнуть, пожарить мяса и поесть. В той небольшой подковообразной ложбине не было ни леса, ни кустарника, и враги не могли скрытно к нам подобраться — иначе мы ни за что не остановились бы там.

Когда мы устроились у маленького костра, Питамакан указал на большое черное пятно на утесе, стоявшем на другом берегу.

— Этот черный камень сильно пахнет. Он может гореть как дерево, — сказал он мне.

Это был уголь. Но тогда мне это было неинтересно. Еще маленьким мальчиком я видел коллекцию такого угля в офисе Пьера Шуто в Сент-Луисе.

— Да, я знаю этот камень, — ответил я. — Много ниже по течению реки, в месте-где-много-домов, в котором я родился, люди топят этим камнем свои очаги. Если бы он залегал южнее, мы могли бы обменивать его на ружья, одеяла, пищу и другие полезные вещи. Но, поскольку он находится здесь, — это ничего не стоящий для нас товар.

— Да. И это больше, чем бесполезный камень. Когда он горит, никто не может находиться близко! — воскликнул мой «почти-брат», потянув носом воздух48.

Продолжая разговор, Питамакан рассказал мне о великом разгроме кри, произошедшем неподалеку от реки, на которой мы стояли. Я полагаю, что это было там, где ныне стоит Летбридж, поскольку лагерь народа Питамакана был разбит вблизи утеса, в котором было несколько выходов пахучего камня.

Лагерь состоял из двух частей: меньшая группа палаток из рода Одиноких Едоков находилась непосредственно возле утеса, сотни палаток других родов пикуни стояли в низине чуть западнее. Военный отряд приблизительно в три сотни воинов кри обнаружил стоянку возле утеса и не зная, что это лишь небольшая часть лагеря, поддавшись глупой ненависти к черноногим, дождался сумерек и атаковал своих врагов.

Но ранее несколько юношей-пикуни уже выследили неприятеля, и все воины главного лагеря, под прикрытием утеса, перешли в палатки Одиноких Едоков. Уверенные в успехе кри были встречены градом пуль и стрел, который обрушили на них воины, намного превосходившие числом нападавших. Многие были окружены и перебиты. Остальные в ужасе бросились в реку, но все равно были убиты или утонули в ее водах. Лишь семерым из довольно большого отряда удалось добраться домой и рассказать о судьбе, постигшей их товарищей.