Опасный маршрут. Повесть

2

Адалия Петровна встретила Окаемова неожиданной и страшной новостью:

- Вас тут целый час человек дожидался…

Окаемов медленно повернулся к хозяйке дома. Выражение его лица было таким, что она растерялась.

- Не беспокойтесь, дорогой Григорий Максимович, - залепетала она. - Он у вас много времени не отнимет. Это наш сосед. Тут я во всем виновата. Нечаянно сказала ему, что вы пишете, и он хочет рассказать вам что-то очень важное…

Окаемов перевел дыхание, облизнул пересохшие губы.

- Адалия Петровна, - заговорил он хриплым от злости голосом, - я бы просил вас и самым решительным образом - не делать мне базарной рекламы! Я же по-русски говорил вам - мне тихий угол для работы нужен! Иначе я бы остановился в гостинице. Мне нужно работать, а не болтать с вашими соседями! Ну как вы могли…

Окаемова прервал решительный стук в дверь.

- Это он, - шепотом произнесла Адалия Петровна. - Григорий Максимович, родной мой, ну, ругайте меня, старую дуру. Но не гнать же человека. Сосед. Поговорите с ним хоть несколько минут.

Дверь открылась, и в комнату вошел плотный мужчина лет пятидесяти, с желтыми, обкуренными усами.

- Добро пожаловать! - сказал он самому себе и церемонно, в пояс поклонился Окаемову. - Извините, конечно, но не знаю, как вас звать-величать.

- Заходите, заходите. - Окаемов дружески взял вошедшего под руку и провел к столу. - Садитесь.

От пришельца попахивало вином, и это несколько успокоило Окаемова. Адалия Петровна на цыпочках вышла из комнаты.

- Благодарствую, опять же не ведаю, как вас звать-величать. А я буду, значит, Горбылев. Кирилл Евгеньевич Горбылев. Соседом прихожусь хозяйке вашей, Адалии Петровне. А до вас дело имею. Можно сказать, секретное дело.

- Слушаю вас, товарищ Горбылев. - Окаемов пристально смотрел на гостя, думая: «А вдруг этот человек подослан чекистами?»

- Вы, значит, писатель и можете прописать в газете про наши безобразия.

- Интересно, какие же это безобразия? - механически спросил Окаемов.

- Какие? Очень простые, товарищ писатель. Они хотят из пальца высасывать проценты и получать за это премиальные, а я им мешаю.

- Ничего не понимаю. Какие проценты? Кто - они?

- Они - это, значит, Пыриков - председатель нашей промартели. А я там, опять же, мастер. Так вот, значит, артель плана не тянет. Тогда Пыриков изобрел, значит, обман - как надуть проценты из ничего, перевыполнить опять же план и загрести премиальные. А я ему мешаю, поскольку я человек честный. Он, значит, принялся меня обхаживать - так, мол, и так, хороший ты мой, подпиши Дутую рапортичку, и я тебя не забуду. Ну а я…

- Послушайте, товарищ Горбылев! Я писатель. В газетах не сотрудничаю, и такие факты меня совершенно не интересуют.

- Как так - не интересуют? - Горбылев от удивления даже встал. - Тут же мы имеем чистое жульничество и, опять же, за счет государства. А вам, значит, не интересно? Не пойму - как же это так?

- Очень просто. Я пишу про войну, и мне…

- А это разве, опять же, не война? Только тут враг, значит, внутренний. Может, вы еще не разобрали, в чем тут соль? Так слушайте… Артель за квартал должна дать три тысячи двести штук жестяной посуды по четырем артикулам. Так? А дает, значит, от силы две тысячи с хвостиком. А если взять и один артикул выкинуть, вроде, значит, его и не было…

- Хватит, товарищ Горбылев! Мне это совершенно неинтересно! Понимаете?

- Ну, ладно, - неожиданно согласился Горбылев. - Про бидоны да кастрюли неинтересно. Но он же решил сожрать живого человека! Че-ло-ве-ка! Меня, то есть. Раз я, опять же, на его комбинацию не иду, значит, надо меня вышвырнуть на улицу, и дело с концом. Это вам тоже неинтересно?

- Послушайте, Горбылев! - Окаемов встал. - У меня нет времени слушать ваши истории. Понимаете? Нет времени. Прошу вас - оставьте меня в покое.

- Гоните, значит? - тоскливым голосом спросил Горбылев.

- Понимайте как хотите. До свидания.

Горбылев нахлобучил кепку:

- Эх вы, писатель! Заодно с ворами думаете! - Он махнул рукой и вышел, хлопнув дверью.

Окаемов с трудом подавил озлобление, вызванное этим дурацким визитом, и задумался. Нелепая история! Какой-то Пыриков… артикулы… бидоны… А из-за этой чепухи приют под крышей Адалии Петровны перестает быть надежным. О существовании здесь писателя уже знает этот тип. Завтра он скажет еще кому-нибудь… Жаль, конечно, но рисковать нельзя - надо уходить. Надо пробираться к базе, взять там все, что нужно, и сменить кожу. А, черт!. И все испортила эта болтливая баба! Окаемова снова захлестнула злоба.

- Извините меня, Григорий Максимович… - В дверях появилась Адалия Петровна.

- Что ж вас извинять… Вас можно только еще раз просить о том же - не делать мне базарной рекламы, - еле сдерживая себя, сказал Окаемов.

- Никогда и никому! - торжественно произнесла Адалия Петровна.

- Вот и прекрасно! - Окаемов посмотрел на часы. - Через час я уезжаю в Борск. На пару дней. Нужно повидать там однополчанина. Вы уж, если можно, никому мой диван не сдавайте.

- Ах, Григорий Максимович, зачем вы так говорите!

- Ну, хорошо, хорошо, мир, - Окаемов протянул хозяйке руку. - Извините, Адалия Петровна, если я сгоряча сказал что-нибудь резкое. И до свидания.

- Я буду ждать вас, Григорий Максимович.

- Во вторник к вечеру вернусь, бог даст.