Операция «Экзосет»

Глава 3

Бал в аргентинском посольстве был роскошный. Хрустальные люстры заливали весь зал ярким светом, который играл в огромных зеркалах. Красивые женщины, элегантные мужчины, великолепные вечерние платья, парадные мундиры, изредка — алые или лиловые сутаны священников. Танцоры плавно кружились под негромкую музыку, а зеркала как будто отражали память о давно прошедших временах.

Трио музыкантов на подиуме в углу зала играло хорошую музыку, как раз такую, какую любил Рауль Монтера. Это были старые вещи, популярные много лег назад — Код Портер, Родригес, Харт, Ирвин Берлинг. И все же ему было скучно. Он извинился и отошел от маленькой группы, собравшейся вокруг посла. Взял с подноса у проходившего мимо официанта стакан минеральной воды, прислонился к колонне и закурил.

Парадная форма сидела на нем безукоризненно, на левой стороне груди сверкал целый ряд медалей. Хотя внешне Монтера оставался спокойным, в душе он чувствовал какую-то смутную тоску, и ему хотелось уйти. Подобные балы он считал пустой тратой времени, его энергичная натура требовала чего-то более активного.

— Мадемуазель Габриель Легран! — объявил мажордом, перекрыв гул голосов в зале.

Монтера поднял глаза и увидел в зеркале ее отражение.

У него вдруг перехватило дыхание. Несколько мгновений от стоял, как загипнотизированный, потом медленно повернулся, чтобы посмотреть на самую красивую женщину, которую он когда-либо видел в своей жизни.

Ее волосы не были подвязаны лентой, как утром, в квартире Фергюсона. Она подстригла их по французской моде «ле ку саваж»: спереди коротко, длиннее по бокам и почти до лопаток сзади.

Ярко-зеленые глаза, высокие скулы, делавшие ее похожей на скандинавку, рот большой, но красиво очерченный. Ее облегало серебристое вечернее платье, очень короткое, выше колен, потому что в этом сезоне в моду опять вошло мини. На ногах у нее были изящные серебряные туфельки на тонком высоком каблуке. Она шла с независимым видом, слегка надменным, словно говоря: «Обожайте меня, не замечайте меня — мне все равно».

Рауль Монтера никогда еще не видел такой женщины. Ему показалось, что она может получить весь мир, если пожелает. Она тоже посмотрела на него, но тут же отвела взгляд, как будто искала кого-то в зале.

К ней моментально присоединился молодой армейский капитан, заметно перепивший. Монтера дал ему немного времени, чтобы Габриель смогла почувствовать его назойливость, потом направился в их сторону.

— А, вот и ты, дорогая! — громко сказал он по-французски. — Я тебя везде ищу.

Ее реакция была замечательной. Она повернулась к нему и поцеловала в щеку.

— А я уже стала волноваться, что тебя нет.

— Прошу прощения, полковник! — Молодой армейский капитан в замешательстве удалился.

Монтера и Габриель переглянулись, и оба рассмеялись.

Он взял ее за руку.

— Я полагаю, мужчины иногда досаждают вам?

— О, с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать!

— Наверное, вы не самого лучшего мнения о нас?

— Если вы имеете в виду — люблю ли я мужчин, то не очень. — Она улыбнулась. — Но могут быть исключения.

Он внимательно осмотрел ее руку.

— А, хорошо!

— В чем дело? — не поняла она.

— Обручального кольца нет.

Он отпустил ее руку, подтянулся и щелкнул каблуками.

— Полковник Рауль Карлос Монтера, к вашим услугам. Сочту за великую честь пригласить вас не только на этот танец, но и на все остальные сегодня вечером.

Он снова взял ее за руку и вывел на середину зала. Трио заиграло фокстрот «Наша любовь останется с нами навсегда».

— Очень подходящая мелодия, — сказал Монтера и легко обнял ее за талию.

Она не ответила. Некоторое время они танцевали молча. Потом она дотронулась до шрама на его щеке.

— Откуда это?

— Осколок, — коротко ответил он. — В воздушном бою.

Габриель прекрасно играла свою роль.

— Но где? — удивилась она. — Аргентина уже давно не воюет.

— Люди всегда где-нибудь воюют. Долгая история.

Она коснулась его шрама. Он пробормотал по-испански, как бы про себя:

— Я слышал, что бывает любовь с первого взгляда, но всегда считал это нелепым.

— Почему? — спросила она на том же языке. — Разве поэты не уверяют нас уже много столетий, что это единственная истинная любовь?

— Так вы и по-испански говорите? Поистине нет конца вашему очарованию!

— По-английски тоже. И по-немецки. А вот по-русски я говорю недостаточно свободно, но читаю хорошо.

— Поразительно!

— Вы думали, что для красивой женщины это не обязательно?

Он услышал горечь в ее голосе и взглянул ей в лицо. В его взгляде были нежность и сочувствие.

— Простите меня, если я вас обидел. Я не хотел. Обещаю, что исправлюсь.

Музыка кончилась, и он отвел ее в сторону.

— Шампанского? Вы француженка, и это ваш напиток. Я думаю, вам нравится шампанское?

— С удовольствием.

Он щелкнул пальцами, подзывая официанта, взял у него бокал и подал ей.

— «Дом Периньон» — самое лучшее. Сегодня мы стараемся найти друзей.

— Кажется, сейчас это вам особенно необходимо.

— Не понял, — нахмурился он.

— Сегодня я слышала в «Новостях», что в Британском парламенте опять разгорелись дебаты насчет Фолклендских островов. Ваш военный флот начал маневры в том районе.

— Не Фолклендские, — усмехнулся он. — Мы называем их — Мальвинские острова. — Монтера пожал плечами. — Старая ссора, не стоит и говорить об этом. Политики сумеют все уладить. На мой взгляд, англичане скоро заключат с нами сделку.

Она не ответила, но взяла его под руку. Они прошли через зал и вышли в сад через открытую стеклянную дверь. По пути он взял еще один бокал шампанского и подал ей.

— А вы не пьете? — спросила Габриель.

— Не очень много, и не шампанское. Я стал плохо переносить его. Старею.

— Ерунда!

— Сорок пять. А вам?

— Двадцать семь.

— Господи Боже, хотел бы я снова быть таким же молодым.

— Возраст — это состояние души. Герман Гессе сказал как-то, что юность и старость только для обычных людей. Все талантливые и исключительные личности могут иногда быть молодыми, иногда — старыми, точно так же, как они радуются или грустят.

— Мудрая мысль. Откуда вы все это знаете?

— Я училась в Сорбонне, потом в Оксфорде. В женском колледже Сент-Хью. Там не было ни одного мужчины, и слава Богу!

Трио заиграло «Туманный день в Лондоне».

— «Я чужой в вашем городе…» — негромко запел он по-английски.

— О нет! — живо возразила Габриель. — Мой город — Париж. Но Фред Астер был прав, когда пел эту песню в кино. Каждый, кто приезжает в Лондон, должен хотя бы раз прогуляться по набережной Темзы, и лучше всего — вечером.

Он улыбнулся.

— Отличная идея! Но сначала мы должны поесть. Кажется, у вас неплохой аппетит? Еще немного шампанского?

Шел дождь, и туман клубился на улицах. Военная плащ-накидка, которую он нашел для нее, промокла насквозь. Монтера был в форме, но великолепие мундира скрывалось под широким офицерским плащом.

Они прошли несколько миль пешком, не обращая внимания на дождь. Служебная машина Монтеры ехала за ними. Габриель надела простые туфли на низком каблуке, которые Рауль взял для нее у служанки в посольстве.

Они прошли мимо дворца, потом через Сент-Джеймсский парк. Монтера еще никогда в жизни так не наслаждался обществом другого человека, как сегодня.

— Вы не устали? — спросил он, когда они подходили к Вестминстерскому мосту.

— Нет. Я ведь обещала вам что-то особенное, помните?

— О, я забыл!

Они подошли к мосту и свернули на набережную.

— Ну вот и пришли. Это самое романтическое место во всем Лондоне. Иногда я представляю себе, как в том старом фильме, что Фред Астер держит меня за руку и поет. Мы идем с ним по набережной, а за нами вдоль обочины медленно едет машина.

— С тех пор положение на дорогах сильно изменилось, — усмехнулся Монтера. — Невозможно ехать вдоль обочины, там уже стоит слишком много машин.

Высоко наверху Большой Бен стал бить полночь.

— Час ведьм, — сказала Габриель. — Вам нравится экскурсия?

Он закурил и облокотился о парапет.

— Очень! Я люблю Лондон. Чудесный город.

— Но не выносите англичан?

Он пожал плечами.

— Да нет, они ничего. Я учился в военном училище в Крануэлле. Там были хорошие ребята — самые лучшие. Проблема только в том, что для них мы — «даго», мы — латиноамериканцы. Если «даго» — отличный летчик, то только потому, что они неплохо с ним работали.

— Ерунда! — сердито сказала она. — Вы им ничем не обязаны. Вы сами — превосходный летчик. Самый лучший!

— Вы-то откуда знаете? — рассмеялся он.

Дождь усилился и перешел в настоящий ливень. Монтера обернулся и подозвал машину.

— Пожалуй, я отвезу вас домой.

— Да, — согласилась она, — пора возвращаться.

Они взялись за руки и побежали к машине.

На стене гостиной в квартире на Кенсингтон Палас Гарденз висела прекрасная картина Писсарро. Монтера разглядывал ее, держа в руке стакан бренди.

Габриель вышла из спальни, расчесывая волосы. На ней был старый халат, очевидно мужской, и слишком большой для нее.

— Это Писсарро в оригинале, или мои глаза меня обманывают? — спросил Монтера.

— Боюсь, что мой отец богат до неприличия, — ответила Габриель. — Электроника, вооружение и все такое прочее. Он живет в Марселе и иногда присылает мне подарки.

Он помолчал, потом сказал серьезно:

— Я думаю, глупо надеяться, что такая девушка, как вы, смогла дожить до двадцати восьми лет без осложнений. Вы замужем? Я не ошибаюсь?

— Разведена.

— А, понятно.

— А вы?

— Моя жена умерла четыре года назад. От лейкемии. Наша семья довольно консервативная, и поэтому моя мать сама выбирала мне невесту. Вот так. Она была дочерью друга семьи.

— Достойная пара для Монтеры?

— Точно. У меня есть десятилетняя дочь, Линда. Она живет у бабушки. Я не очень хороший отец. Слишком нетерпелив.

— Не могу этому поверить.

Они стояли совсем рядом. Он вдруг обнял ее и прикоснулся губами к ее щеке.

— Я люблю вас. Не спрашивайте, как это получилось, но это правда. Я никогда не встречал женщины такой, как вы.

Он поцеловал ее в губы. Она ответила на поцелуй, но в следующий момент мягко отстранила его. В ее глазах промелькнуло что-то странное, похожее на страх.

— Пожалуйста, Рауль, не надо. Не сейчас.

Он нежно взял ее за руку и кивнул.

— Конечно. Я понимаю. Можно мне позвонить вам утром?

— Да, позвоните, пожалуйста.

Он отпустил ее, взял свой плащ и пошел к двери. Здесь он взглянул на нее и улыбнулся немного виноватой улыбкой. Габриель подбежала к нему и положила руки на плечи.

— Вы были так добры ко мне. Я к этому не привыкла. Очень мало таких мужчин, как вы. Но дайте мне немного времени.

— Сколько хотите. — Он опять улыбнулся. — С вами я чувствую себя таким нежным, что сам удивляюсь.

Дверь за ним тихо закрылась. Габриель прислонилась к ней спиной, переполненная такой радостью, какой никогда раньше не испытывала.

Как только Монтера сел в свою посольскую машину, водитель завел мотор и уехал. Мгновение спустя из парадного на противоположной стороне улицы вышел Тони Вильерс. Он закурил сигарету, посмотрел вслед машине, потом — на окна квартиры. Свет в окнах погас. Он постоял несколько секунд, затем повернулся и зашагал прочь.

Бригадир Чарльз Фергюсон сидел на кровати, опершись спиной о груду подушек. Он работал, просматривая какие-то бумаги. Зазвонил красный телефон. Это была прямая связь со службой безопасности, штаб которой размещался в лондонском Уэст-Энде, в большом красно-белом здании без всяких вывесок, недалеко от отеля «Хилтон».

— Фергюсон слушает.

В трубке послышался голос Гарри Фокса:

— Получено шифрованное сообщение из Вашингтона, сэр, из ЦРУ. Кажется, они считают, что аргентинцы собираются нанести удар по Фолклендским островам в ближайшие дни.

— Неужели? А что говорят в нашем Министерстве иностранных дел?

— Они думают, что это провокация, сэр.

— Вот как? От Габриель ничего не слышно?

— Пока нет.

— Интересная мысль, Гарри. Рауль Монтера — один из лучших летчиков в Аргентине. У него есть настоящий боевой опыт, а таких у них не много. Если они собираются что-то начать, его отзовут домой.

— Еще умнее в таком случае оставить его в Лондоне.

— Верно. Ладно, увидимся утром. Если до полудня ничего не услышим от Габриель, я сам позвоню ей.

Он положил трубку и вернулся к своим бумагам.