Рауль Монтера вышел на террасу дома на Винсент Лопес Флореда и с удовольствием оглядел сад, раскинувшийся внизу. Пальмы лениво шевелили мохнатыми лапами под свежим ветерком, в фонтанах и ручейках журчала вода. В воздухе чувствовался сильный запах мимозы. Вдали, за садом, под лучами низкого солнца серебрилась Рио-де-ла-Плата.
Его мать и Линда сидели за столиком у фонтана на нижней террасе. Дочь первой заметила его. Она вскочила и бросилась к нему, громко крича от радости. Линда была в бриджах для верховой езды и в желтом свитере, волосы собраны на затылке в хвостик.
— Папа, а мы и не знали, что ты приедешь!
Они обнялись, потом Линда взглянула на него и гордо улыбнулась.
— Тебя показывали по телевизору вместе с генералом Дозо в Рио-Гальегосе. Я тебя видела! И все девочки из нашего класса тоже!
— Правда?
— Да, и «Скайхоки» в Долине Смерти показывали. Я знаю, что ты летаешь на «Скайхоке».
— В Долине Смерти? — серьезно переспросил Монтера. — Откуда ты знаешь о Долине Смерти?
— По телевизору говорили, что летчики называют так то место, куда они летают бомбить английский флот. У двух девочек из нашего класса там погибли братья. — Она снова крепко обняла его за шею. — Папочка, я так рада, что ты живой! Ты опять вернешься туда?
— Нет, в Гальегос я не вернусь, но утром лечу во Францию.
Они вместе подошли к столу. Его мать смотрела на него — спокойная, элегантная и, как всегда, очень сдержанная. В свои семьдесят она выглядела лет на пятнадцать моложе.
— Я собиралась покататься верхом, — говорила Линда, — но теперь не поеду.
— Но почему же? — сказала донна Елена. — Иди, покатайся. Папа будет еще здесь, когда ты вернешься.
— Честно? — спросила его Линда.
— Честное слово, — торжественно пообещал он.
Девочка побежала вниз по ступенькам. Монтера поцеловал матери руку.
— Очень рад тебя видеть, мама.
Мать внимательно посмотрела ему в лицо. От нее не укрылись запавшие щеки, усталые глаза, несколько новых морщин на лбу.
— Господи! — прошептала она. — Что они с тобой сделали!
От природы очень сдержанная, она всегда контролировала свои эмоции. За много лет она привыкла не показывать своих чувств. В результате отношения между сыном и матерью были формальными, даже несколько прохладными.
Но сейчас донна Елена не могла следовать своим обычным правилам. Она поднялась со стула и порывисто обняла его.
— Как хорошо, что ты вернулся целым и невредимым, Рауль!
— Мама!
Рауль почувствовал, что невольно слезы затуманили его глаза. Сколько он себя помнил, мать никогда не обнимала его так.
— Садись. Расскажи, как у тебя дела.
Он сел, закурил сигарету и блаженно откинулся на спинку стула.
— Все отлично, мама!
— Значит, ты не вернешься туда?
— Нет.
— Я должна поблагодарить деву Марию за это. Подумать только, Рауль! В твоем возрасте летать на реактивных самолетах! Это просто чудо, что ты здесь!
— Да, пожалуй, чудо, если подумать, — согласился Монтера. — Наверное, я и сам поставлю несколько свечей каким-нибудь святым.
— Деве Марии или Габриель?
Он нахмурился.
— Дай мне сигарету, — с усмешкой сказала донна Елена. — Твоя мать не так уж глупа. Я три раза видела по телевизору тебя и твой самолет. Только слепой может не заметить этой надписи на борту. Кто она, Рауль?
— Женщина, которую я люблю, — ответил он, повторив то, что говорил генералу Лами Дозо.
— Расскажи мне о ней.
Он рассказал, шагая взад и вперед по террасе.
— Кажется, она хорошая женщина, — заметила донна Елена, когда он закончил.
— Она необыкновенная! Я таких еще никогда не встречал. Как только увидел ее, с самого первого момента влюбился по уши, как мальчишка. Дело не только в ее красоте, в ней есть какое-то очарование, что-то такое, чего нельзя объяснить словами. — Он вдруг рассмеялся. Морщины исчезли, он как-то помолодел и больше не казался усталым. — Она прекрасна во всех отношениях, мама. Если и стоит ради чего-то жить, то только ради нее.
Донна Елена де Монтера глубоко вздохнула.
— Что ж, больше тут нечего сказать, верно? Надеюсь, что скоро я смогу познакомиться с ней. А теперь расскажи мне, зачем ты едешь во Францию.
— Прости, мама, — ответил Рауль. — Это военная тайна. Все, что я могу сообщить — моя поездка связана с тем, что президент называет «наше дело». Он считает, что если я успешно справлюсь со своей задачей, мы выиграем войну.
— Так оно и есть на самом деле?
— Если он в это верит, то может поверить во что угодно. «Наше дело»! — Монтера подошел к краю террасы и посмотрел вдаль, за реку. — Мы уже потеряли половину наших летчиков, мама. Половину! Об этом не пишут в газетах. Толпа кричит, размахивает флагами, Гальтьери произносит речи, а в заливе Сан-Карлос идет настоящая бойня.
Она встала и взяла его за руку.
— Идем, Рауль, давай зайдем в дом.
Они вместе стали подниматься по ступеням.
Фергюсон сидел за столом в своей квартире на Кавендиш-сквер и в который раз перечитывал шифровку, полученную из ЦРУ. Вошел Гарри Фокс, держа в руке две папки.
— Все здесь, сэр. Все, что касается Феликса Доннера.
— Скажи-ка, Габриель все еще здесь или уехала в Париж?
— Здесь, на Кенсингтон Палас Гарденз. Я вчера ужинал в «Лангане», и она была там с какими-то друзьями. А зачем она вам, сэр?
— Я думаю, это очевидно, Гарри. Похоже, что они с Монтерой без ума друг от друга, а мы можем извлечь из этого пользу. — Фергюсон взглянул в лицо Гарри и предостерегающе поднял руку. — Только не надо читать мне морали, Гарри. Идет война, и мы здесь с вами не в шашки играем.
— Да, сэр, но временами мне кажется, что лучше бы я занялся чем-то другим.
— О, не забивай себе голову всякой ерундой. Ладно, теперь Доннер. Расскажи мне о нем. Только основные факты.
— Мультимиллионер. Интересы «Корпорации Доннера» весьма разносторонние. Строительная индустрия, грузовые перевозки, электроника — в общем, все, что хотите.
— А сам Доннер?
— Очень популярен у журналистов. Многое делает в благотворительных целях. Есть много фотографий, где они с принцем Филиппом пожимают друг другу руки. Особый интерес представляет его прошлое. Родился в Австралии, в каком-то городишке Рам-Джангл, недалеко от Дарвина. Осиротел в раннем возрасте. Работал на овцеферме и все такое. В 1950 году добровольцем поступил на службу в австралийскую армию. Служил в Корее в артиллерийском подразделении. В начале пятьдесят первого года попал в плен. В конце войны его освободили. Из всего подразделения в живых остался он один.
— И тогда он приехал в Англию?
— Верно. Начал с мелких махинаций недвижимостью. Но в начале шестидесятых, во время бума, он буквально взлетел на вершину.
— И с тех пор дела у него идут все лучше и лучше?
— Вот именно, сэр. В данных обстоятельствах, и принимая во внимание его банковский счет, странно, что он ввязался в такую аферу, даже за пару миллионов фунтов.
— Точно! — Фергюсон некоторое время смотрел на папки, нахмурив брови. — Я чую, что здесь что-то нечисто. Во-первых, эта связь с русскими. Почему Николай Белов после встречи с Гарсией так уверовал, что Доннер именно тот человек, который им поможет?
— Верно, сэр. И какой вы делаете вывод?
— Феликс Доннер был сиротой. Очень удобно. Все, кто служил с Доннером и попал в плен, погибли. Тоже очень удобно.
Оба помолчали. Наконец Фокс сказал:
— Кажется, я догадываюсь, что вы хотите сказать.
Фергюсон встал, подошел к камину и остановился, задумчиво глядя на огонь.
— Он очень уважаемый бизнесмен, сэр, — продолжал Фокс. — Это просто нелепо.
— А ты помнишь дело Гордона Лонсдейла? Тоже казалось нелепым. Канадец на все сто процентов. Даже сейчас, три года спустя, мы не можем точно сказать, как его звали на самом деле.
— За исключением того, что он русский, профессиональный разведчик.
— То-то и оно!
— Вы полагаете, сэр, что Феликс Доннер может оказаться еще одним Лонсдейлом?
— Не исключено. Это все, что мы можем сказать в настоящий момент. Хотя, возможно, он действительно бизнесмен, который не прочь заработать пару лишних баксов, как говорят наши американские друзья, неважно каким способом. Посмотрим.
— Будем брать его, сэр?
Фергюсон вернулся за стол.
— Пока он во Франции, взять его трудно. Конечно, можно потянуть кое-какие ниточки в верхних эшелонах, но тогда эта история станет достоянием общественности, и пресса так обольет нас грязью, что мы не скоро отмоемся. Но если сможем поймать его по-умному, Гарри, то, возможно, рухнет к чертям весь карточный домик. Мы выявим все его связи с КГБ, если только он действительно связан с ним.
— Вы правы, сэр.
— Но пока мы не знаем, что он затеял. Даже Гарсиа ничего не знает. Ему известно только то, что Доннер пообещал достать «Экзосеты» на следующей неделе. Брать его пока мы не будем. Нужно посадить ему на хвост человека, который держал бы нас в курсе всех событий, день за днем.
— Как мы, черт возьми, можем это сделать? — удивился Фокс.
— Очень просто. Ключом ко всей этой афере служит полковник Рауль Монтера, а мы свяжемся с Монтерой через Габриель Легран.
Наступила пауза, потом Фокс заметил:
— Но, с другой стороны, Габриель не очень-то нас любит, сэр.
— Другого выхода нет. Посмотрим, что из этого получится. Думаю, мы сможем ее уговорить.
В этот момент зазвонил красный телефон. Фергюсон поднял трубку.
— Фергюсон слушает.
Он очень серьезно слушал несколько секунд, затем сказал:
— Конечно, сэр. — И положил трубку.
— Что случилось? — поинтересовался Фокс.
— Это шеф. Похоже, что премьер-министр желает со мной встретиться.
Как правило, Доннер не любил летать на меленьких самолетах. Они все шумные, неудобные, не говоря уже о каком-то комфорте, но к этому самолету, который нашел Ставру, он придраться не мог. Это был «Навахо-Чифтэн» с прекрасным салоном и столиками, так что пассажиры могли чувствовать себя вполне удобно.
Они вылетели с маленького частного аэродрома в Бри-Ком-Робере, под Парижем. Пилота звали Рабьер. Это был человек чуть старше тридцати, темноволосый, с тонкими чертами лица. По сведениям Ставру, он служил в военно-воздушных силах Франции, но оставил службу в результате какой-то темной истории. Теперь он владел маленькой воздушно-транспортной фирмой и не имел привычки задавать лишние вопросы, если плата его устраивала. Именно это и требовалось Доннеру.
Они достигли побережья над Вандеей, южнее Сен-Назера. Доннер перешел в кабину и сел рядом с пилотом.
— Вот здесь мы сядем, — сказал Рабьер. — Это место называется Ланей. Во время войны тут находилась база истребителей «Люфтваффе». Потом кто-то хотел организовать летную школу, но ничего не получилось. С тех пор в Ланей никого нет.
Доннер указал на какие-то обозначения на карте.
— Что это такое?
— Запретная воздушная зона. Там, в море, есть остров Рок. Что-то вроде военного испытательного полигона. Границу запретной зоны пересекать нельзя. Не волнуйтесь, в аэронавигации я ас.
Через двадцать минут они приземлились в Ланси. Четыре ангара и вышка были все еще в хорошем состоянии, но между посадочными полосами росла трава по пояс, и на всем лежала печать запустения.
Перед старым штабным зданием стоял черный «ситроен». Из него вышла Ванда Джонс, в джинсах и кожаной охотничьей куртке, ее черные волосы были подвязаны шелковым шарфом.
Доннер спустился из самолета по подвесному трапу, подошел к ней, обнял и поцеловал.
— Где ты достала машину?
— Взяла напрокат в гараже в Сен-Мартене. Кажется, я нашла как раз такое место, которое тебе нужно. Пять миль отсюда. Оттуда до побережья — примерно столько же. — Она достала из кармана связку ключей. — Вот, агент дал мне ключи от дома. Я объяснила, что мой босс не любит сам заниматься такими вещами. Я уверена, он считает, что мы устраиваем любовное гнездышко на уик-энд.
— Что еще можно подумать, глядя на тебя? Ладно, поехали. Янни, ты поведешь машину.
Ставру сел за руль, а Ванда забралась на заднее сиденье. Доннер обернулся к Рабьеру, который выглядывал из самолета.
— Я думаю, через пару часов, самое большее, мы вернемся в Париж.
— Хорошо, мосье.
Доннер сел в машину рядом с Вандой, и они уехали.
Усадьба называлась Мезон-Блан. Дом, довольно просторный, уютно расположился под большими буками. Когда-то он, по-видимому, производил впечатление, но теперь был сильно запущен. Доннер вышел из «ситроена» и остановился у крыльца, рассматривая входную дверь, выкрашенную зеленой краской, которая довольно заметно облупилась.
— Четырнадцать комнат и конюшня позади дома, — сказала Ванда. — Современное паровое отопление. Топливный бак полный. Можно прожить несколько дней.
— А чей дом? — спросил Доннер.
— Владелец служит в колониях, где-то на Тихом океане. Его мать умерла два года назад, он хочет вернуться сюда, когда выйдет в отставку, поэтому не продает. Дом полностью меблирован. Агент сдает его летом, все остальное время он стоит пустой.
Ванда отперла дверь, и они вошли внутрь. В доме немного пахло сыростью, как и во всех домах, где давно никто не жил. Обстановка была богатая, хотя и несколько поблекшая. Панели и мебель из красного дерева, хорошие персидские ковры на полу.
Они вошли в громадную гостиную с роскошным камином и шандалами. Ванда открыла одно из больших, до самого пола, окон, и яркий солнечный свет проник в комнату.
— Хороший дом я нашла? — спросила Ванда.
— Отличный, — ответил Доннер. — Сними его.
— Уже сняла.
Он притянул ее к себе.
— Умница ты моя.
— Я стараюсь.
Ванда всегда возбуждала его, особенно когда он обнимал ее маленькое тело, но сейчас не было времени, да и место не совсем подходящее. Поэтому он только раз поцеловал ее и отвернулся.
— Хорошо, теперь покажи мне Сен-Мартен. Оттуда виден остров Рок?
— Только на горизонте, да и то, если погода хорошая.
Они вышли. Ванда почувствовала, что Ставру смотрит на нее. Она и раньше замечала такие взгляды. Его лицо оставалось каменно-неподвижным, но в глазах был жестокий блеск, как будто он замышлял что-то именно против нее. Ванда торопливо прошла мимо него, и он последовал на ней.
Сен-Мартен был крошечным городком, не больше пятисот или шестисот жителей. Узкие улочки, вымощенные булыжником, красные черепичные крыши, маленькая гавань с одним молом, в которой стояло тридцать-сорок небольших рыбачьих лодок.
У пристани покачивалась армейская десантная баржа оливково-зеленого цвета. На ней стоял военный грузовик. Пока Доннер, Ванда и Ставру осматривали гавань, судно отошло от пристани и направилось в море.
— Наверное, это основное средство сообщения с островом, — отметил Доннер.
— Пожалуй, да, — согласилась Ванда.
— Поль Бернар говорит, что у командира также есть отличный катер, которым он очень гордится.
— Верно. Вчера он разъезжал тут на нем.
— Хорошо. Прямо-таки отлично.
Они сели в машину, выехали из города и медленно двинулись по узкой ухабистой дороге, которая тянулась вдоль берега. Возле двух каменных колонн Ставру по указанию Ванды остановил машину.
Доннер и Ванда вышли. Она протянула ему цейсовский бинокль, и они оба подошли к краю утеса. Далеко внизу плескалось море. К воде вела тропинка, петляя среди гранитных обломков и глыб известняка. Вокруг с пронзительными криками носились тучи морских птиц.
Остров Рок неясным пятном маячил на горизонте. Доннер настроил резкость бинокля и увидел поднимавшиеся прямо из моря массивные серые голые скалы с редкой растительностью на самых вершинах. Никаких построек не было видно, но Доннер уже знал, что они расположены на западной стороне острова.
Он опустил бинокль.
— Ну хорошо, поехали.
Они вернулись в «ситроен». Ставру завел мотор, и они покатили обратно в город.
На обратном пути они снова проехали мимо Мезон-Блана, и через сотню ярдов свернули на дорогу, ведущую в Ланей. Доннер вдруг тронул Ставру за плечо.
— Останови-ка на минутку. Что у нас здесь такое?
На лужайке под деревьями полукругом стояли три фургона. В центре горел костер. Фургоны были старые и разбитые, брезентовые тенты на них пестрели заплатками. Возле костра на корточках сидели женщины и пили кофе из кружек, сделанных из консервных банок. У ручья возились оборванные ребятишки, рядом с ними паслись три тощие лошади. Над всем лагерем витал угнетающий дух бедности.
— Цыгане? — спросил Доннер.
— Да, агент говорил, что в окрестностях есть цыгане. Он сказал, что они никому не причиняют никакого вреда.
— А что он еще мог сказать? Идем, Янни, поговорим с ними.
Доннер и Ставру вышли из машины и приблизились к костру. Женщины смотрели на них, не говоря ни слова. Доннер остановился, сунув руки в карманы брюк, и спросил по-французски:
— Где ваш вожак?
— Здесь, мосье.
Из-за деревьев появился старик лет семидесяти в старом, заплатанном во многих местах твидовом костюме. Из-под синего берета выбивались белые волосы. На сгибе правой руки у него лежало дробовое ружье.
— Ну, и кто же ты такой? — поинтересовался Доннер.
— Я — Морис Губер, мосье. Могу я задать тот же вопрос и вам?
— Меня зовут Доннер. Я снял Мезон-Блан. Кажется, я не ошибусь, если скажу, что вы устроили свой лагерь на моей земле.
— Но, мосье, мы останавливаемся здесь каждый год в это время. Раньше никогда никаких проблем не возникало.
Откуда-то из кустов выступил молодой человек с худым лицом, покрытым густой черной щетиной. Из-под твидовой кепки во все стороны торчали черные космы. Его одежда была такая же ветхая, как и у старика. В правой руке он тоже держал ружье, а в левой — несколько убитых зайцев. Доннер оглядел его с головы до ног, а Губер торопливо сказал:
— Мой сын, Поль.
— И, как я вижу, с моими зайцами? Интересно, что скажут в жандармерии Сен-Мартена?
Старый Губер развел руками.
— Пожалуйста, мосье, не надо ходить в жандармерию. Куда бы мы ни поехали, везде одно и то же. Все называют нас «грязные цыгане», и никто не жалеет. На нас все плюют, а наши дети ходят голодные.
— Ну ладно, ладно, — оборвал его Доннер, доставая бумажник. — Не надо рассказывать мне, какие вы несчастные. Оставайтесь. — Он вынул из бумажника банкноты по тысяче франков. — Держи. Посматривайте тут, понятно?
Старик взял деньги, осмотрел их и улыбнулся.
— Понятно, мосье.
— Следите, чтобы никто чужой здесь не шлялся, пока не приеду я или вот мосье Ставру.
— На меня можете положиться, мосье, — заверил Губер и толкнул сына, который уставился на Ванду, стоявшую возле машины.
Когда они вернулись к «ситроену», Ванда спросила:
— Что теперь?
— Теперь — в Париж. Надо встретить этого аргентинского летчика, Монтеру. Гарсиа сказал мне, что он совершил двенадцать боевых вылетов за одну неделю — и остался жив!
— Настоящий герой, — заметила Ванда. — А я думала, что такие уже вышли из моды.
— Я тоже, но этот парень действительно герой, и он как нельзя лучше подходит для моих замыслов. Когда я с ним покончу, он станет знаменит на весь мир.
Доннер обнял Ванду одной рукой и откинулся на спинку сиденья.