Операция «Фарш». Подлинная шпионская история, изменившая ход Второй мировой войны

23 «Фарш» обнародован

Юэн Монтегю еще до окончания войны начал просить у британского правительства разрешения рассказать общественности об операции «Фарш». В 1945 году ему предложили за обнародование истории «приличную сумму» в 750 фунтов, хотя что за люди сделали это предложение и как они узнали об операции «Фарш» — неизвестно. Монтегю обратился в секретариат военного кабинета министров с письменной просьбой позволить ему опубликовать свой рассказ о событиях. «Я, конечно, заинтересованная сторона, но у меня есть сильное ощущение, что вреда от этого не будет, а полезных результатов, напротив, следует ожидать», — написал он и добавил, что сведения уже «просочились довольно широко». Предвосхищая возражение, что в таком случае все увидят, как Великобритания для достижения победы использовала, помимо прочего, ложь, он писал: «Имело бы смысл рассказать о „Фарше“ как о специализированной операции, единственной в своем роде, отвлекая внимание от того факта, что дезинформация была в порядке вещей».

Монтегю ответили решительным отказом. Гай Лиддел из МИ-5 объяснил ему, что «Министерство иностранных дел никогда не согласится на публикацию в какой бы то ни было форме ввиду неизбежного воздействия на наши отношения с Испанией». Так или иначе, Монтегю был прав в том, что история начала просачиваться. В марте 1945 года один из экземпляров отчета об операции «Фарш» (их было всего три) куда-то исчез. Другой — явно с разрешения Гая Лиддела — Монтегю хранил у себя «на случай, если запрет когда-нибудь будет снят».

Через два месяца после высадки в Нормандии британский радиожурналист Сидни Моузли кое-что узнал из некоего источника в британской разведке. Ранее Моузли работал в газетах Daily Express и New York Times; он, помимо прочего, был бизнес-менеджером Джона Лоджи Бэрда[15] и неустанно способствовал внедрению новых телевизионных технологий. И если он слышал хорошую историю, он понимал, что история хорошая. В августе 1944 года Моузли сообщил слушателям американской радиосети Mutual Broadcasting System: «Наша разведка получила в Англии труп умершего пациента и надела на него форму офицера довольно высокого звания. Спустя некоторое время этот труп… был пущен по морю через Английский канал к оккупированному противником берегу с тем расчетом, что его подберут. Благодаря имевшимся на нем сфабрикованным документам, приказам и планам нацисты сосредоточили свои войска в другом месте, а когда мы начали наше большое вторжение в Нормандию, они все еще думали, что это отвлекающая операция». Моузли завершил свой рассказ словами: «Я считаю, что это самая славная из всех военных историй». Моузли неверно назвал место событий, заменив одно вторжение другим, но его история была достаточно близка к истине, чтобы в британской секретной службе поднялся настоящий шторм.

«Тар» Робертсон написал Бевану, указав, что, хотя британский закон о государственной тайне может заткнуть рты не в меру любознательным в Великобритании, в США он не действует: «Если не будут приняты какие-либо меры, причем довольно быстро, то этот привлекательный сюжет рано или поздно породит в Америке целый поток историй, из которых одни будут правдивыми, другие вымышленными». С другой стороны, если обратиться к журналисту и попытаться уговорить его молчать, это покажет, что «слова Моузли действительно отражают некую истину». Лучше будет все-таки игнорировать эту историю и «оставить американские власти и Моузли в неведении по поводу всего этого вопроса». В любом случае охоту за информацией наверняка должны были начать и другие — это был только вопрос времени. Руководители британской секретной службы были непреклонны: «Мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы не дать подлинной истории выйти наружу».

Когда она наконец вышла наружу, это произошло не благодаря усилиям любознательного журналиста. Источником стал не кто иной, как Уинстон Черчилль. В октябре 1949 года министр информации времен войны Альфред Дафф Купер, позднее ставший виконтом Нориджским, начал работу над романом, в основе которого лежала история операции «Фарш». В романе «Операция „Разбитое сердце“» рассказывается о судьбе некоего Уильяма Марингтона, который не смог послужить своей стране при жизни, но сделал это после смерти. Происхождение сюжета столь же несомненно, как и в случае Моузли. В последней главе читаем:

«Операция „Разбитое сердце“» — очаровательный вымысел, явно основанный на фактах.

Дафф Купер узнал об операции «Фарш» в марте 1943 года, когда возглавлял управление по сохранению государственной тайны, но, кроме того, вероятно, он уже после войны получил доступ к материалам операции как таковым. Монтегю считал, что «Дафф Купер узнал про „Фарш“ от Черчилля, когда тот в очередной раз пребывал в приподнятом „послеобеденном“ настроении, а потом (я почти в этом уверен, но мои улики не дотягивают до полного доказательства) кое-кто, кого я не хочу называть, показал ему копию отчета». Не исключено, что отчет показал Даффу Куперу сам Монтегю, используя это как средство давления на правительство, чтобы оно позволило ему опубликовать документальную версию. Вполне возможно, что обнародования этой истории хотел Черчилль. В 50-е годы, когда была рассекречена другая операция «Фарш» (мало чем примечательная операция по минированию), Алан Брук, бывший начальник имперского Генштаба, явно перепутал два «Фарша» и написал: «Сэр У. всегда хотел, чтобы эта история была рассказана».

Государственные власти в 1950 году, однако, решительно не хотели, чтобы она была рассказана, и, когда Уайтхолл прослышал о содержании «Операции „Разбитое сердце“», на Даффа Купера было оказано сильное давление (возможно, со стороны самого премьер-министра Клемента Эттли), чтобы он отказался от публикации. Эта история, как было ему указано, могла повредить англо-испанским отношениям, и, кроме того, британская разведка могла захотеть прибегнуть когда-нибудь в будущем к такому же приему. Дафф Купер «счел эти возражения нелепыми». По словам Чарльза Чамли, Купер пригрозил «в случае судебного преследования сказать, что узнал историю от самого Черчилля». Роман «Операция „Разбитое сердце“» вышел в свет 10 ноября 1950 года, снискав немало похвал со стороны критики и вызвав «ужас в органах безопасности». Было продано 40 тысяч экземпляров.

Итак, тайное, по крайней мере в художественной форме, стало явным, и Монтегю возобновил попытки получить разрешение на публикацию, поскольку «не может быть один закон для министра, другой — для тех, кто проделал эту работу». Он написал министру обороны Эмануэлу («Мэнни») Шинуэллу, желая знать, подвергнется ли Купер судебному преследованию за разглашение государственной тайны, и если нет, то почему он, Монтегю, не может опубликовать свой собственный документальный рассказ о событиях. Но власти опять воспротивились. Обнародование фактов, написал ему в ответ сэр Гарольд Паркер, постоянный заместитель министра обороны, «всецело противоречило бы общественным интересам». «Любой документальный рассказ продемонстрировал бы, как в нарушение закона был получен труп, как были подделаны документы хорошо известных фирм (с их согласия или нет — не столь важно), как были использованы верования католиков». Сэр Гарольд также предписал Монтегю вернуть документы операции «Фарш», поскольку «для того, чтобы Вы держали у себя копию отчета об операции, больше нет причин».

Монтегю отпарировал немедленно: «Трудно представить себе, чтобы самый пламенный католик оскорбился из-за того, что человек, чья религиозная принадлежность неизвестна, был похоронен как католик ради спасения тысяч человеческих жизней и обеспечения более полного успеха вторжения на Сицилию». Документы операции «Фарш», считал он, должны, пока министр не увидит очевидное, оставаться в его руках: «Я не вижу причин отдавать свой экземпляр».

После месяцев пререканий власти частично уступили. В письме Джону Годфри, относящемся к более позднему времени, Монтегю писал: «Я заставил Шинуэлла согласиться с тем, что, раз они не выдвинули обвинения против Даффа Купера, они должны разрешить публикацию и мне… Шинуэлл дал мне недвусмысленное согласие».

Согласие было дано с оговорками: Монтегю должен вначале кратко изложить то, что собирается написать, после окончания работы представить готовую рукопись на утверждение и «благосклонно относиться к рекомендациям по поводу изменений». Он начал писать немедленно. Вначале он имел в виду расширенную журнальную статью и завязал контакт с редактором журнала «Лайф», который загорелся безумным энтузиазмом. К апрелю 1951 года черновой вариант был готов. И тут Монтегю заколебался, сомневаясь, «не будет ли ошибкой это опубликовать».

Тем временем предприимчивый журналист Иан Колвин, который работал до войны в Берлине, а впоследствии стал заместителем главного редактора Daily Telegraph, прослышал, что «Операция „Разбитое сердце“» — не просто вымысел, и начал копать. В 1952 году были опубликованы дневники Эрвина Роммеля, где фельдмаршал написал, как вскоре после вторжения на Сицилию его отправили в Грецию отражать ожидавшееся нападение. Сноска, которую сделал Бэзил Лиддел Гарт,[16] намекала на связь с историей, рассказанной в «Операции „Разбитое сердце“». Иан Колвин, по словам Монтегю, «ринулся в Испанию» и начал задавать вопросы. Когда британский посол в Испании узнал, зачем приехал журналист, он «ответил телеграммой, исполненной ярости», поскольку боялся серьезных осложнений в англо-испанских отношениях. «Главной причиной беспокойства Министерства иностранных дел было то, что наш бывший вице-консул в Уэльве рассказал Колвину, что был в курсе дела и участвовал в обмане испанского правительства». МИД не одобрял «использование дипломатов для лжи и обмана властей тех стран, где они работают».

Министерство иностранных дел не было единственным британским правительственным учреждением, которое испугалось расследования, предпринятого Колвином, и потребовало вмешательства Объединенного разведывательного комитета: «Давление оказало и Министерство внутренних дел, которое было очень встревожено возможным разглашением того факта, что коронер отдал труп, не имея на то разрешения».

Объединенный разведывательный комитет решил нанести упреждающий удар. У Колвина уже был заказ от Sunday Express, и он подбирался к истине в Испании. Была осуществлена операция по перехвату инициативы. Монтегю сказали, чтобы он написал свой рассказ о событиях, не давая в нем никакой информации «о том, как в действительности был получен труп, и не приводя никаких подробностей, по которым можно было бы установить подлинную личность этого человека». Писать надо было очень быстро. Его «мигом доставили в Sunday Express, которая имела права на работу Колвина, и там ему сказали, что рассмотрят материал, если он поступит к понедельнику: тогда у них будет время принять решение до того, как они получат написанное Колвином». Это был не очень-то честный ход. Колвин два года упорно работал над этой историей, а теперь правительство и газета, заказавшая ему работу, совместно решили отодвинуть его в сторону.

Монтегю позднее писал (неискренне), что правительственное разрешение написать об операции было для него «совершенно неожиданным» и что оно было дано без всякой просьбы с его стороны. «Директива „не публиковать“, которую я исполнил, сменилась просьбой написать подлинную историю и опубликовать ее как можно скорее, чтобы нейтрализовать эти опасные искажения истины». Причиной поворота на 180 градусов было названо то, что материал Колвина обещал быть «дико неточным и потому опасным». Верно было обратное: материал Колвина представлял опасность тем, что, скорее всего, был точным, и особенный страх внушало то, что в нем будет показано, как британские дипломаты обманывали испанское правительство и как Бентли Перчас просто-напросто предоставил труп секретной службе по ее требованию. Официальные хранители государственной тайны знали, что смогут редактировать и видоизменять то, что напишет Монтегю. Это будет «подконтрольная версия, в которой деликатные моменты могут быть подправлены», тогда как Колвин, по словам Монтегю, был «человеком, не находящимся ни под чьим контролем или влиянием». Если история операции «Фарш» должна быть рассказана, пусть она будет рассказана так, чтобы не огорчать испанцев и не раскрывать способ, каким было получено тело.

В письме Джону Годфри Монтегю весьма четко изложил условия своего соглашения с цензорами из органов безопасности: он не будет раскрывать секретную информацию, и прежде всего данные радиоперехватов «Ультра», а также не напишет ничего, что поставило бы в трудное положение Министерство иностранных дел или Министерство внутренних дел. «Таким образом, отдача, которую получила страна, заключалась не только в защите „наших источников“, но и в двух других весьма важных моментах»: в сокрытии роли Хейзелдена и Хиллгарта в Испании, а также роли Перчаса в Лондоне. Газета имела право редактировать эту публикацию с продолжением, но окончательный вариант перед выходом в печать должен был получить одобрение секретной службы: «„Экспресс“ обязан представить на утверждение все, что он захочет добавить, и все изменения, которые сделает». Во всем, кроме имени автора, история операции «Фарш» должна была стать официальной публикацией.

Монтегю утверждал, что написал свой рассказ за уик-энд — за сорок восемь часов, в течение которых он «много пил черный кофе и совсем не спал»: надо было доставить материал в редакцию к понедельнику 24 января. На самом же деле черновой вариант был готов, одобрен властями и отправлен в Sunday Express по меньшей мере за три недели до названного газетой последнего срока. 8 января Монтегю написал Джин Джерард Ли («Или мне следовало бы назвать Вас Пам?»), предупреждая ее, что его работа скоро увидит свет: «Власти предержащие решили, что точное повествование, написанное мной „под контролем“, будет менее опасно, чем неточное, которое может натолкнуть бог знает на какие выводы». Монтегю попросил у Джин разрешения использовать в публикации ее фотографию в качестве «Пам»: «Нам не хочется менять детали подобного рода, потому что мы хотели бы иметь право сказать: „Так было на самом деле“». Монтегю заверил ее, что она будет фигурировать только как «девушка, работавшая в моем отделе». Одновременно Монтегю послал письмо Биллу Джуэллу, где сообщил ему, что «„Фарш“ скоро будет опубликован» и что черновой вариант получил одобрение Уайтхолла. «Мой рассказ одобрен и пропущен в печать, — писал он. — Мне не хотелось, чтобы публикация застигла Вас врасплох».

Джуэлл не возражал, а вот Джин обеспокоилась: «Я с большим интересом узнала от Вас, что определенные эпизоды Вашего и Билла смутного прошлого станут достоянием ничего не подозревающей публики, — писала она. — Но что мне Вам ответить? Как мне быть, если кто-нибудь вглядится и, несмотря на безжалостное действие времени, отождествит меня с Пам?!.. Может быть, Вам стоило бы зайти как-нибудь вечерком, выпить рюмочку и ввести меня, как говорится, в курс дела, если еще не поздно?» Монтегю предложил ей в случае, если кто-нибудь увидит сходство и спросит, чем она занималась во время войны, «просто сказать, что Вы работали в одном из подразделений военного министерства».

Чарльз Чамли не пожелал иметь с публикацией ничего общего. Он отказался быть упомянут, сославшись на свою работу в МИ-5, но из-за своей природной сдержанности он в любом случае не стал бы принимать участие в проекте. Двумя годами раньше, после выхода в свет «Операции „Разбитое сердце“», Монтегю выдвинул идею написать книгу совместно. Теперь он предложил бывшему сослуживцу включить его в сделку, с тем чтобы Чамли получил 25 процентов доходов от «книги, продажи прав на съемку фильма и других возможных способов использования этой истории». Чамли ответил характерным для себя образом: чрезвычайно вежливо, но твердо. «Как ты помнишь, в 1951 году, когда ты впервые поднял эту тему, я, в силу своего положения, не нашел возможным участвовать». За эти два года Чамли успел уйти из МИ-5. «Хотя общая ситуация существенно изменилась, — пишет он далее, — у меня нет ощущения, что мое личное весьма своеобразное положение изменилось столь же существенно, и поэтому я должен подтвердить свое прежнее решение не принимать участия в этой публикации и не извлекать из нее никаких материальных выгод. Я уверен, что ты понимаешь различие наших положений; так или иначе, это решение не было для меня легким, и, поверь мне, оно не уменьшает моей признательности за твое чрезвычайно щедрое предложение».

Первая часть истории, о которой было объявлено, что в ней «самый фантастический секрет войны впервые становится достоянием публики», появилась в Sunday Express 1 февраля 1953 года под заголовком «Человек, которого не было» (его придумал Джек Гарбетт, редактор отдела новостей). Продолжение и окончание были опубликованы в двух следующих номерах. Иан Колвин, разумеется, пришел в ярость из-за такого поворота дела, но в утешение ему позволили написать введение и аналитические заметки по поводу каждой части. Его собственная книга на эту тему, которая не могла не страдать неполнотой, но была, тем не менее, примечательным образчиком журналистского расследования, вышла позднее в том же году под названием «Неведомый курьер».

Книга Монтегю «Человек, которого не было» была опубликована несколько месяцев спустя в издательстве Evans Brothers с изображением морского пехотинца без лица на обложке (по ошибке его одели не в полевую, а в повседневную форму). Она мгновенно стала бестселлером, и за все годы было продано более 3 миллионов экземпляров. Тиражи постоянно допечатывались вплоть до нынешнего времени.

Среди бывших коллег Монтегю по разведке и контрразведке мнения по поводу решения сделать операцию «Фарш» достоянием гласности резко разделились. Чарльз Чамли никак не прокомментировал содержание публикации, но был, как всегда, великодушен и любезен: «Я буду теперь ждать захватывающей и душераздирающей саги на серебристом экране». Маунтбеттен выразил поддержку, но не безоговорочную: «Хотя я решительно не одобрил „Операцию „Разбитое сердце““ и сказал об этом автору лично, теперь, когда секрет уже выдан подобным образом, я думаю, хорошо, что рассказана правдивая история». С другой стороны, Арчи Най, автор главного письма «Фарша», резко раскритиковал публикацию, написав Монтегю, что его, Ная, надо будет «убеждать и убеждать», чтобы он «увидел в ней достоинства, которые перевешивали бы ее недостатки». Джон Мастерман тоже был настроен критически. «Мы с Вами придерживаемся разных мнений по поводу разумности обнародования „Фарша“ в такой форме, — пишет он. — Я всегда считал, что можно с пользой опубликовать многое, но я также считал, что такая публикация должна быть анонимной и официально санкционированной». (Эта осторожность не выдержала проверки временем. В 1972 году Мастерман опубликовал свой собственный рассказ о «системе XX» под своим собственным именем и вопреки сильному официальному противодействию.) Но источником самой острой критики стал адмирал Джон Годфри. «Дядя Джон разбомбил меня по телефону совсем как в старые времена», — писал Монтегю бывшей сослуживице по комнате № 13. Старый адмирал желчно указал Монтегю на то, что его книга, претендуя на документальность, утаивает ряд ключевых фактов: «Ваш хваленый „Человек, которого не было“ не раскрывает реального конечного секрета: как мы узнали, что немцы получили доступ к депешам?»

«Человек, которого не было» остается классическим произведением послевоенной литературы. С точностью юриста Монтегю аккуратно, шаг за шагом излагает сюжет, повествуя «о подвиге более поразительном, чем те, про которые говорится в военных романах». Более чем пол столетия спустя это все еще захватывающее чтение — яркая, умело воссозданная картина.

Вместе с тем книге свойственны неполнота и пристрастность — такой она была задумана с самого начала. В некоторых отношениях она отвечала требованиям послевоенной пропаганды. В версии Монтегю британские разработчики операции не допускали ошибок, а немцы легко дали себя одурачить, и не было ни малейшего намека на возможность нежелательного хода событий. Монтегю, пожалуй, можно простить то, что он сделал себя главным героем своей собственной «пьесы» (многие из участников не могли или не хотели быть названными), но в результате операция «Фарш» превратилась у него в его сольное выступление. Чамли упоминается мимоходом — под псевдонимом Джордж. Прочие люди, сыгравшие свои роли, кто большую, кто маленькую, — Алан Хиллгарт, Гомес-Беар, Джонни Беван, Чарльз Фрейзер-Смит, Хуан Пухоль, Джин Лесли и многие другие — не только не названы по имени, но в некоторых случаях просто исключены из повествования. Тайна радиоперехватов «Ультра» будет обнародована только в 70-х годах, поэтому Монтегю не мог объяснить, как было установлено, что операция увенчалась успехом. Книга была тщательно проверена и не содержала ничего, что могло бы поставить правительство в затруднительное положение: степень участия британских дипломатов в дезинформировании испанцев была затушевана, как и размах сотрудничества испанцев с немцами; способ, каким был получен труп, представлен как совершенно официальный и легальный. Отчасти ради драматического эффекта, отчасти во исполнение требований хранителей государственной тайны, отчасти из-за того, что такой уж он был человек, Монтегю, как писал один из его критиков, «ухитрился создать впечатление, будто он был единоличным автором всей этой дезинформационной схемы».

Что касается Глиндура Майкла, он был удален из этой повести навсегда — так, по крайней мере, считал Монтегю. В первом черновике «Человека, которого не было» имеется фрагмент, где дается намек на «подлинную» личность умершего, намеренно вводящий в заблуждение: якобы это был «единственный сын своих родителей, офицер одного из родов войск, отпрыск старой военной семьи». Монтегю писал: «Его родители были тогда живы, и мы решили рискнуть и спросить у них разрешения. Мы не могли рассказать им всего, но мы чувствовали, что не можем по совести оставить их в полном неведении. Идея им не понравилась — а кому бы она пришлась по душе? — но они согласились на одном строгом условии: что ни подлинное имя, ни какие-либо приметы, которые указывали бы на их сына, никогда не будут раскрыты».

В окончательном варианте книги он, однако, дал еще более неопределенную версию, написав, что у родных умершего попросили разрешения использовать его тело, «не сказав, что именно мы собираемся с ним сделать и почему», и что это «разрешение, за которое мы были безмерно благодарны, они дали на том условии, что я никогда никому не сообщу, чей труп это был». Свое нежелание обнародовать имя Монтегю представил как дело чести, как выполнение обязательства, данного родственникам умершего. В 1977 году он заявил, что все эти родственники с тех пор умерли: «Я дал торжественное обещание никогда не раскрывать личность того, чей труп был использован, и, поскольку в живых сейчас не осталось никого, кто мог бы освободить меня от данного слова, я не скажу ничего больше». Истина, конечно же, состоит в том, что ни с кем из немногочисленных родственников Майкла ни разу не связывались, не говоря уже о том, чтобы просить разрешения на использование его тела. Это была маскировка, к которой Монтегю прибег, чтобы не заставлять краснеть британское правительство и избежать признания в том, что тело было получено с помощью фальшивого акта о намерении похоронить его за границей и использовано без всякого разрешения.

Хотя эта ложь была не совсем «белой», оттенок серого, в который она была окрашена, безусловно, можно считать приемлемым. В разгар яростной войны Монтегю и Чамли уговорили коронера слегка нарушить закон ради национальных интересов. Бентли Перчас согласился, рассчитывая, что ему не придется в будущем за это расплачиваться. Объединенный разведывательный комитет никогда не позволил бы Монтегю опубликовать книгу, где говорилось бы, что офицеры государственной разведки завладели телом Глиндура Майкла, по существу, незаконно: это вызвало бы скандал и уменьшило бы нравственный заряд «Человека, которого не было». Если бы личность Глиндура Майкла была раскрыта, его родственники могли бы, имея на то некоторые основания, поднять грандиозный шум. Поэтому Монтегю спрятал правду под очередным обманом и продолжал прятать ее до конца своих дней.

Во время войны Монтегю жаловался: «Характер моей работы таков, что я никогда не смогу дать людям понять, чем она важна, и они просто-напросто будут говорить: „Ну, он мало чего путного совершил в военные годы“. Меня поэтому будут воспринимать как человека, который не выдержал проверку войной». Выход в свет «Человека, которого не было» почти мгновенно превратил его в знаменитость. Он совершил турне по США, выступал в разных городах, его показали по американскому телевидению рядом с талисманом канала NBC — шимпанзе по кличке Дж. Фред Маггз. Голливуд, как и предполагал Чамли, оказался тут как тут, и начался оживленный аукцион. В итоге права на экранизацию достались студии «XX век Фокс».

Премьера англо-американского цветного фильма «Человек, которого не было», снятого по системе «Текниколор Синемаскоп», состоялась 14 марта 1956 года в присутствии члена королевской семьи — герцогини Кентской. Фильм снимался в Великобритании и в Уэльве, американский актер Клифтон Уэбб играл в нем Монтегю, Глория Грэм — вымышленную «Люси», соседку по квартире его секретарши. Андре Морелл исполнил роль сэра Бернарда Спилсбери, Уильям Сквайр — капитана подводной лодки Билла Джуэлла. Найджел Балчин, написавший сценарий, использовал в нем правду там, где это было удобно, а все остальное придумал, в том числе не существовавшего на самом деле немецкого шпиона в Великобритании. Монтегю давно уже перестал беспокоиться о подобных вещах и заявил, что он абсолютно доволен «захватывающими эпизодами, которые, хотя и не случились в действительности, могли случиться». Маунтбеттен, который ознакомился со сценарием на ранней стадии, пожаловался, что его, Маунтбеттена, представили в нем «человеком завистливым, ревнивым к чужому успеху, этаким старым чинушей». «Мне бы хотелось, чтобы всем было ясно, что я с самого начала с энтузиазмом поддержал эту идею», — писал он. Он даже предложил вставить в фильм реплику, чтобы его образ был более привлекательным: «Я бы не возражал против добавления фразы типа: „Очень мило со стороны Маунтбеттена, что он взял к себе в штаб мертвеца“».

В числе присутствовавших на съемках был высокий нескладный человек с экстравагантными летчицкими усами, который фигурировал как «технический советник» и которого называли просто Джорджем. В титрах, где перечислялись работавшие над фильмом, он указан не был. Даже режиссер Рональд Ним понятия не имел, что «Джордж» — это Чарльз Чамли, который, как всегда, был доволен возможностью организовывать ход дела анонимно, из-за кулис.

Монтегю играет в фильме эпизодическую роль вице-маршала авиации, высказывающего сомнения по поводу осуществимости плана. В одной из сцен Монтегю наклоняется к Уэббу, смотрит ему прямо в глаза и заявляет: «Полагаю, вы отдаете себе отчет, Монтегю, что, если немцы раскусят уловку, они сосредоточат внимание на Сицилии». Это чудесный, поистине сюрреалистический момент: реальный Монтегю обращается к своему кинообразу в художественном фильме, основанном на реальных событиях, первоначальным толчком для которых послужила художественная литература.

Сцена из фильма 1956 г. «Человек, которого не было»: Юэн Монтегю (справа) в роли вице-маршала авиации, американский актер Клифтон Уэбб (слева) играет самого Монтегю.

Фильм имел кассовый успех и понравился критикам, ему была присуждена премия Британской академии кино- и телеискусства за лучший британский сценарий. Возможно, решающая похвала, означавшая, что операция «Фарш» по-настоящему и очень прочно вошла в британскую культуру, была получена в том же 1956 году, когда комическая радиопрограмма The Goon Show посвятила этой истории целый эпизод. Монтгомери посмотрел фильм в Голландии и, ничего не сказав по существу, укоризненно заметил, что Арчи Най на самом деле выглядит совершенно не так. Адольф Клаус посмотрел «Человека, которого не было» в Уэльве, в «Театро Мора». Он сказал своему сыну: «Абсолютная неправда. Все было совсем иначе». Кто-то сообщил прессе о личности «Пам». Джин Джерард Ли подверглась натиску журналистов, но ни в чем не призналась.

Монтегю надеялся, что, изобразив свой отказ идентифицировать тело как результат обещания, которое он не может нарушить, он пресечет все попытки выяснить имя этого человека. Само название книги, казалось, внушало, что его прижизненное существование не заслуживает того, чтобы о нем говорить. Но человек все-таки был, и следствием мгновенного успеха книги и фильма стало то, что люди сразу начали строить предположения о его личности. Говорили о «бродяге-алкоголике, найденном под арками Чаринг-Кросского моста», о профессиональном военном, о «беспутном брате депутата парламента». Называли разных кандидатов — от возможных до невероятных. Гипотезы в духе «теории заговоров» выдвигаются по сей день.