Оперативник

Глава 09

Иван закрыл глаза и снова открыл. Всего — секунда, один миг. Но за окном была темнота, дверь в комнату — открыта, на пороге маячил темный силуэт, «умиротворитель» Ивана внимательно рассматривал этот силуэт, а указательный палец уверенно выбирал люфт спускового крючка.

— Свои, — сказал силуэт голосом Круля. — Предлагаю перенести расстрел на другое время. Вначале поужинаем, поболтаем, а потом уж займемся взаимными убийствами.

Иван опустил руку на постель, но палец со спуска не снял.

— Я могу войти? — спросил Круль.

— Ты уже вошел.

— Я пока только на пороге. У тебя, оказывается, хреновая привычка хвататься за пистолет еще до того, как откроешь глаза. Не очень приятная привычка, между прочим, — Круль вошел в комнату и, не включая света, сел на стул, на тот самый стул, на котором совсем недавно сидел его дед.

Свет из коридора освещал левую половину лица предавшегося, правая казалась темным пятном.

— Выспался? — спросил Круль.

— Не твое дело, — ответил Иван и принюхался.

Комнату потихоньку заполнял тяжелый запах, но это была не только сера, удивленно понял Иван. Бензин, запах гари, кажется, еще запах сгоревшего пороха — странный аромат для такого респектабельного места, как дом Василия Кузьмича.

— Чем это от вас, простите, воняет? — поинтересовался Иван.

— Помимо серы?

— Помимо.

— Ну… — протянул Круль. — Жизнь такая странная штука. Едешь ты, например, в адрес, готовишься к захвату, задержанию и такое прочее, а тебя там, вместо того чтобы разбежаться или просто поднять руки, начинают вдруг убивать.

— Ты живой.

— Конечно, но это не заслуга встречавших меня парней. Парней, двух женщин, если быть точным, и еще кого-то внутри здания, кого я не смог рассмотреть. Не менее трех огневых точек. Знаешь, очень необычно, когда вдруг в городе обнаруживаешь пулемет на чердаке, да еще и стреляющий, мать его так, изо всех сил. Дедушка «брен», похоже, из запасов еще еврейского подполья времен возникновения еврейского государства. Ка-ак начал стрелять!

— Ты живой, — повторил Иван.

— Да что ты заладил: живой-живой! Живой. И не нужно так разочарованно вздыхать, господин Александров. Ты только представь себе…

— Даже не собираюсь. И мысли такой не было. Пойди вон деду своему расскажи историю своего счастливого спасения.

— Деду? Какому деду? — удивился Круль.

— Василию Кузьмичу, не знаю уж как по фамилии, самому старому человеку Земли. Он отпираться не стал, сразу раскололся, а ты тут начинаешь… — Иван спустил ноги с кровати. — Сидел вот на том самом месте, но не врал и не делал удивленного лица…

— Дед не врал? — изумился Круль. — Не бывает. Чтобы он, да и не врал? Человек, отслуживший во всех спецслужбах Европы, организатор минимум двух государственных переворотов и создатель специальных отрядов международных сил Святой земли чтобы не соврал? Не бывает. Извини, Ваня, но не бывает.

— Дед? Твой дед. Тут ведь все правильно?

— Правильно. Что еще он тебе сказал?

Иван поймал себя на том, что собирается пересказать свой разговор со стариком, но вдруг спохватился и подумал, а с чего это трепать языком без особой необходимости, да еще с такой дешевой покупки. Хотя да, Круль толково подвел его к трепу и даже подтолкнул.

— Для тебя ничего не передавал, — сказал Иван.

Круль хмыкнул.

— Значит, вошел, сказал, что мой дед, и все? — попытался еще раз Круль, но в голосе уже не было ни уверенности, ни непринужденности. — Ладно, проехали. Он меня пригнал к тебе, чтобы я рассказал о своих приключениях. Пока сам он будет строить козни и плести интриги. При мне он старается особо не откровенничать.

— Он вообще производит впечатление неглупого человека, — заметил Иван.

— Ты тоже заметил? Неглупый и никому не доверяет. Если что знает, держит в своем лысом черепе и ни с кем не делится. Я ему все рассказал, он кивнул, будто я только что подтвердил то, что он и сам уже знал, указал мне на дверь и приказал идти трепаться с таким же идиотом, как я сам.

— И ты?

— И я пошел к тебе. Дед намекнул, что есть у нас минут сорок на треп и обмен информацией…

— Боюсь, что мне нечего будет предложить тебе в обмен, — без сожаления произнес Иван. — Может, на этом закончим?

— Как закончим? Чушь какая! А рассказ о страшном происшествии на Масличной горе? А история про два счастливых ухода Ярослава Круля от преждевременного включения контракта… — Круль откинулся на спинку стула и расстегнул куртку. — Я всегда хорошо рассказывал о своих приключениях, девкам нравилось. И собутыльникам.

Иван надел ботинки, зашнуровал и встал с кровати.

— Пойду я, наверное, прогуляюсь, — сказал Иван. — В сортир, опять же…

— Сядь, — Круль не сменил расслабленной позы, но развязность из голоса исчезла, звякнуло железо. — Послушай, это в любой момент может коснуться тебя.

Иван постоял, прикидывая, обидеться на Круля или послушать. Сел на постель.

— Вот так, — сказал Круль. — Так — лучше. А теперь — история о похождениях Старшего Администратора в Святом Городе на семидесятый год Возвращения.

Круль поехал задерживать того, кого галат назвал Отринувшим. Только сейчас, когда Круль начал свой рассказ, Иван вдруг сообразил, что, с разрешения своего деда, преступивший нарушил все существующие в Святом Городе инструкции и правила. Даже к нарушению законов Святой земли Круль подступил вплотную, не говоря уж об Акте Двенадцати.

Никто, кроме Ордена Охранителей, не мог проводить силовые акции на территории Святого Города. Даже Объединенная Инквизиция могла только вести следствие, но для задержания или устранения должна была использовать оперов из Конюшни. И только их. Муниципальная полиция могла хвататься за оружие в случае явного нападения, для пресечения и по приказу того же Ордена. Международные силы вообще не могли входить в Святой Город. Никогда. Для этого даже не предусмотрена была процедура согласования и разрешения. Во всяком случае, Иван о ней не знал.

Так вот, вместо того чтобы связаться с Конюшней Соломона, какой-то Старший Администратор берет с собой парней, вообще официального статуса не имеющих, и отправляется не куда-нибудь, а к самому Старому городу, к Масличной горе.

И не просто так прогуляться, а произвести задержание. Если бы за этим занятием его застали парни из Конюшни, пристрелили бы, не нарушив ни одной инструкции по применению. Еще бы и поощрение получили бы.

Но Круль действовал уверенно, чтоб не сказать — нагло. На двух машинах проехал до музея Рокфеллера, оставил их под присмотром, а сам двинулся к названному умирающим галатом адресу.

Автостоянка, дом у дороги — все как галат сказал. Охранник на стоянке у ворот. Галат надо брать быстро, это Иван тоже знал: если вообще хочешь кого-то из них взять, делай это быстро. Лучше — бегом. И не стесняйся стрелять в тех, что попались на пути. Главное — темп. Иначе эти парни с цифрами на предплечье взорвут, как минимум, себя, а как максимум — всех, кого смогут. Были прецеденты. С ними оперов знакомят на первом же инструктаже.

Охранник на воротах стал задавать вопросы, его вырубили и двинулись к дому. Вырубили технично, за грузовиком, из дома этого видеть не могли, посему, когда дверь оказалась закрытой и вдруг без предупреждения началась стрельба, Круль, как он сам сказал, целую секунду пребывал в изумлении и негодовании.

Укрывшись за бетонным блоком, ограждавшим стоянку, Круль крикнул, чтобы Хекконен выходил с поднятыми руками, никто, естественно, не вышел. К пулемету с чердака вдруг присоединились стрелки откуда-то слева, то ли выскользнувшие из дома через боковую дверь, то ли сидевшие до этого в одной из машин.

И для Круля с двумя парнями, лежащими перед домом, наступил аккорд. Так, во всяком случае, подумал Круль в тот момент, когда пули из дома долбили край бетонного блока, поднимая в воздух фонтаны белой пыли и выбивая осколки бетона, а автоматные очереди со звоном начали дырявить припаркованные машины слева.

Дынь-дынь-дынь-дынь — ба-а-бах! Очередь — взрыв бензобака. Следующая очередь — взрыв не получился, но бензин потек по бетону стоянки, подбираясь к Крулю и его парням.

— И ведь, сука, — патетически воскликнул Круль, — мимо горящей тачки течет и не загорается. Если бы загорелся — я бы сейчас сидел перед тобой, похрустывая румяной корочкой.

И совсем наступил для Круля финал — как наконец начали стрелять снайпера из группы Круля. Предавшийся их, собственно, для этого вокруг стоянки и расставил, целых пять человек, но они, гады, две с половиной секунды тянули, прежде чем открыли огонь.

Вначале замолкли автоматчики слева. Все четверо. Потом на полуслове захлебнулся пулемет и пистолет в доме. Подал голос гладкоствольный карабин, но ему возразили сразу три снайпера, и карабин выпал из окна на улицу.

Круль снова позвал Хекконена, на этот раз с матами и угрозой разнести все вдребезги и пополам. По мнению Ивана, это уже не Круль требовал, а его злость, помноженная на испуг. Бензин течет, брюки уже мокрые, и не так чтобы понятно — только бензин в этом виноват или еще и страх, стрельба в доме затихла, но вставать из-за уютного блока не хочется. Машины на стоянке продолжают взрываться, одна даже пролетела неподалеку, как ракета из старых документальных фильмов, — ситуация хреновая, и то, что Круль в конце концов начал нести чушь, вполне объяснимо и понятно.

Сам Иван в такой ситуации ретировался бы задом и за дальнейшим ходом событий наблюдал бы с безопасного расстояния. Понятно всякому — галаты сдаваться не будут, есть там Хекконен или нету. И независимо от того, присутствует там кто-то, именуемый Отринувшим, или успел уйти.

Умереть в перестрелке — святое для галат дело. Даже кончая с собой, они были уверены, что не совершают суицид, а спасают товарищей, лишая врага возможности вести допрос пленных.

Еще раз или два кто-то открывал в доме стрельбу, оба раза вмешивались снайперы, и Круль, наконец, изволил дать приказ к отступлению.

Вовремя.

В доме рвануло. Не громко и не разметало стены по кирпичику, глухо так бабахнуло, ухнуло, вынесло рамы наружу, приподняло крышу и выплеснуло из оконных проемов темно-красное пламя вперемешку с черным дымом. Еще и пару трупов выбросило. Один — женский, как успел рассмотреть Круль.

Полный провал операции, как ни крути. Охранник, вырубленный за машиной, оказывается, в себя пришел и раскусил ампулу с ядом, раз уж самоликвидатор у него отобрали. Провал полнейший, близкий к идеальному. Разве что активная сторона потерь не понесла, а так…

Было сделано все, чтобы дело завалить, Иван так Крулю и сказал. И добавил, что после таких изысков нужно немедленно рассыпаться, смешиваться с неизбежной толпой и уходить по одному, надеясь, что в неразберихе пронесет.

Круль согласился полностью и искренне. Конечно, сказал он, так и нужно. Сразу чувствуется человек не просто бывалый, но еще и умный. Даже где-то сообразительный. Не зря его взяли в Конюшню. Сам Круль почел бы за честь служить рядом с таким молодцом, как Иван Александров, но самому Крулю в тот момент эта идея в голову не пришла. Скорее, наоборот, вспомнил он еще два адреса, названные галатом и сообщенные Крулю по телефону, когда он уже подъезжал к автостоянке.

Отчего бы не сделать три дела сразу, сказал Круль. И решил, что самым правильным будет нагрянуть в те самые адреса и прихватить кого-нибудь внезапно.

— Нашло полное затмение, — прокомментировал Иван.

— И не говори, — покачал головой Круль. — И что самое обидное — почти без толку съездили.

Первый адрес аж в районе русского подворья оказался пустым. Это если не считать пары растяжек и, кажется, фугаса. Парни Круля засекли растяжки, и мудрый начальник принял решение в дом не лезть. Тем более в пустой.

Поэтому все вместе на двух автомобилях, со снайперскими винтовками, бронежилетами и автоматами прямо в салонах, отправились прямо к Долине Выхлопных труб. Маршрут, правда, выбрали не мимо Масличной горы, затянутой дымом от первого их выступления, а через город, мимо кафедрального собора Святого Георгия и Гробницы Царей. И что самое забавное — доехали. Никто их не остановил, никто не заглянул в машины.

— Дуракам везет, — сказал Иван.

— И еще как! — засмеялся Круль. — Просто сказочно везет, необыкновенно. Я, еще лежа под пулеметным огнем, понял, что сегодня мой день.

— Твой день — первое апреля, — сказал Иван, но не мог не согласиться, что так везет далеко не всем.

Круль с ребятами чуть не въехал прямо в засаду. Вернее, въехал, но ребята, ждавшие его в автомастерских Ореха, надеялись, что машины проедут в самый конец переулка, и что можно будет кого-нибудь взять живым. Так, для развлечения.

А Круль, созерцая окрестности, весь этот живописный ряд стен из ржавого кровельного железа, пирамиды из выпотрошенных остовов машин, обратил внимание на отсутствие населения.

Тут всегда кто-то суетится, бегает детвора, слоняются бродяги в надежде что-то стянуть, а жулики торгуются с местными механиками за ворованные машины. Всегда. Но в этот день все было пусто.

Как они выбрались, да еще и без потерь, Круль объяснить не смог. И проблема была не в том, что стрелять начали все и отовсюду — выстрелов почти не было. Так, раз пять стукнул пистолет, одна пуля пробила лобовое стекло первой машины и переднее крыло второй.

Они как-то умудрились выехать оттуда, прежде чем все начало взрываться. То, что гремело и полыхало перед этим на автостоянке, было детской хлопушкой, по сравнению с фейерверком в Долине Выхлопных труб.

Что именно собирались устроить галаты, почему они решили угробить десять человек таким громким образом, для Круля осталось загадкой. Но рвалось, вспыхивало, выбрасывало клочья железа, выворачивало внутренности гаражей и всяческих сараев, разбрасывало в стороны машины, запускало во все стороны горящие покрышки очень организованно. Как будто подчиняясь командам опытного режиссера.

Вначале взлетел на воздух тот переулок, потом перекинулось на окружающие мастерские, лавки и склады.

Круль со своими уже отъехал к Саду Гроба Господня, когда начали рваться боеприпасы, и в небо полетели разноцветные огоньки трассеров. Столб черного жирного дыма с автостоянки перестал казаться таким уж страшным. Зарево над Долиной Выхлопных труб получилось куда зрелищнее.

— И вот теперь вы, наконец, разбежались, — предположил Иван, когда Круль сделал паузу, чтобы перевести дух. — Снова начала работать голова, и вы…

— Ага, — кивнул Круль. — Конечно. Сразу начала, и мы совсем уж собрались разбежаться, как вспомнили, что машины бросать нельзя, машины зарегистрированы на реальных людей, а одна из них так даже на старика…

— Твою мать, — не сдержался Иван.

Он не понаслышке знал о бардаке, творящемся в Конюшне, но по сравнению с тем, что творил Круль, вся неразбериха среди служб Ордена выглядела как работа точного механизма, управляемого интеллектуалами высочайшего уровня.

Однако Круль еще не закончил своего рассказа. Оказалось, что в машинах маловато горючего, а старик требует, чтобы машины из поездок возвращались заправленные.

Далее вышло так, что, заправляясь, вспомнили о пропущенном обеде и ужине, который, скорее всего, пройдет без них. И решили перекусить в знакомом кабачке. Перекусили, посидели немного, приходя в себя после пережитого, и даже — Круль перешел на шепот — немного спрыснули свое счастливое избавление.

Парни вообще хотели заехать в церковь и поставить свечи, но тут профессионал Круль решительно сказал «нет», тем более что и солнце уже начинало садиться. И они поехали домой. Оружие и снаряжение, правда, спрятали в багажник, но на КПП их все равно не останавливали.

Потом доложился старику, перекусил на кухне, хотел зайти переодеться и вымыться, но старик распсиховался и погнал Круля будить Ивана и делиться информацией. Совсем озверел на старости лет.

Иван потрясенно рассматривал замолчавшего Круля. Левая, освещенная, половина лица того демонстрировала уверенность и легкую обиду на деда. У Ивана не было оснований предполагать, что правая имеет другое выражение.

А еще совсем недавно Иван воспринимал предавшегося как серьезного и надежного партнера. Пусть сволочь, пусть мерзавца, подписавшего Договор с Адом, но профессионала. Толкового профессионала.

И тут такое…

Что-то нужно было сказать. Как-то выразить свое отношение ко всему рассказанному, иначе отблески идиотизма всего произошедшего неизбежно падали на слушателя. Но слов не было. Не начинать же материться, в самом деле?

С другой стороны, чего это должно злить Ивана? Непрофессионализм? Да на здоровье! Старик показался человеком знающим? Показался! Или недавно впал в маразм, Ивану это было не так заметно, а подчиненные уже просекли и пользуются вовсю, деградируя и теряя квалификацию.

Валить отсюда надо, подумал с тоской Иван. Лучше — прямо сейчас. Встать, поблагодарить хозяина за гостеприимство, забрать оружие и деньги.

— Дед сказал, чтобы после брифинга мы шли к нему, — сказал Круль.

— После чего?

— После получения тобой моей информации, — охотно пояснил Круль. — Независимо от того, как ты ее воспримешь. Ты воспринял? Пошли.

Круль встал и направился к двери. Иван двинулся за ним. Наверное, чтобы попрощаться с хозяином.

Парни в комнате перед кабинетом сильно изменились за время отсутствия Ивана. Вместо элегантных костюмов — камуфляж и бронежилеты. На креслах — автоматы и подсумки с гранатами. В углу поленницей — трубы гранатометов. Две снайперских винтовки.

Да и парней теперь было не двое, а пятеро. И еще двое находились возле лестницы.

Иван и Круль молча прошли в кабинет, их никто не остановил.

Старик сидел в кресле, так же как и в первое посещение, но одежда его тоже претерпела изменения. Что у него было на ногах, Иван увидеть не мог, но, вместо накрахмаленной рубашки и бархатного халата, были черный свитер и камуфляжная куртка. На столе лежал пистолет-пулемет «призрак», машинка редкая и на малой дистанции необыкновенно эффективная.

— Приперлись? — спросил старик.

Тон он, похоже, сменил вместе с одеждой. Вместо расслабленной барственности — немного агрессивный энергичный стиль.

Иван сел в кресло. Круль прошел по кабинету, отодвинул штору на окне и попытался что-то рассмотреть снаружи.

— Опусти штору и сядь! — приказал старик, и Круль безропотно подчинился.

— Значит, о своих похождениях он тебе рассказал… — скорее утвердительно, чем вопросительно, произнес старик. — Повеселил.

— До слез.

— Ему особенно понравилось про кабачок, — подсказал Круль. — И как он мне в рожу не плюнул?

— Я бы тебе плюнул, если бы не пересыхало постоянно во рту, — сказал старик. — И по роже бы врезал. Это каким идиотом нужно быть, чтобы полтора часа сидеть в кафешке и расслабляться?

— А у меня не было никаких гарантий, — сказал Круль неожиданно серьезно. — На стоянке, похоже, никто не выжил, так что Хекконен не Хекконен… А если бы информация не пошла?

— Первый адрес: растяжки и все прочее, как полагаешь, были под наблюдением?

— Были.

— И в Эгзозе вас ждали и выпустили. Этого не достаточно?

Круль задумчиво почесал нос.

— Что, синдром Пиноккио демонстрируешь? — осведомился старик. — Поздно пить боржоми…

— Нет, подожди, — Круль поднял руку. — Нельзя, чтобы группа идиотов на полпути спохватилась и стала вести себя разумно. Кроме того, как мне было тянуть время до захода, если бы не кафе? А засветло мы бы любой «хвост» срисовали. А в сумерках… Я заметил только потому, что точно знал — будут вести. И, как я понял, они не просто меня довели, но и…

— И подтягивают силы, — закончил за него старик.

— А ты? — спросил Круль.

— А что я? Я продолжаю вести размеренный образ жизни под защитой обычных мер безопасности. Забор, проволока, высокое напряжение… Все домашние в главном здании, ворота закрыты, двор, — освещен. Хоть год наблюдай — ничего нового не заметишь, потому что ничего нового и необычного и нет. Часиков в одиннадцать погаснет свет на первом этаже, и только в моем кабинете он будет гореть до утра… У меня — бессонница, знаешь ли. Старческая.

Иван сжал зубы — Круль продолжает клоунствовать. Нет чтобы просто рассказать о планах и намерениях — нужно было прикидываться дурнем. Сказал бы, что валил все специально. Тогда все сразу стало бы понятно.

— И кто из нас наживка? — спросил Иван.

— Я, — сказал Круль.

— Ты, — сказал старик. — Ты, Ваня. Ты еще этого не понял?

— Понял. Сейчас. Минуту назад. Вначале вы засветили меня в Клинике, чтобы выяснить серьезность намерений противника.

— Ой, Ваня, засветили! — вздохнул Круль. — И как! Классно, аккуратно и недвусмысленно.

— Потом вывезли вместе с бонусом — раненым галатом, — продолжил Иван, решив не обращать внимания на подколки Круля. — Вы меня собирались каким-то другим способом спалить на новом месте. Каким?

Круль собрался ответить, но старик легонько шлепнул ладонью по столу, и предавшийся ничего не сказал.

Старик спокойно смотрел на Ивана, как на экзамене, когда преподаватель не собирается помогать студенту выкручиваться. Никаких наводящих вопросов, никаких подсказок. Сам.

Сволочизм у них — семейная черта, подумал Иван. От отца к сыну. От сына к внуку. А остальные — мучаются. Можно просто всех послать, повод есть, настроение — тоже. Послать, обидеться, отказаться с надрывом играть в их странные игры. Тоже мне, шеф отряда Охотников за демонами! То-то никто и никогда не слышал о деятельности этих отрядов. С таким-то начальником они должны исчезать по мере возникновения.

Накрутить себя не получится, понял Иван. Кроме того, было интересно и самому пошевелить мозговой извилиной.

Что произошло странного и необычного за сегодня? Плохо сформулирован вопрос, Ваня. Очень плохо. Сегодня все было необычным: от аэростата, вновь появившегося над Старым городом, до хитрых хитростей обитателей этого дома.

Кто-то… Пусть будут Они — в меру таинственно, но без преувеличений. Они решили покончить с Иваном Александровым. После чего? После смерти Фомы. Только после смерти Фомы Иван превратился в мишень. По дороге из рейда — не получилось. Вмешался Круль, которого сам Дьявол — подумать только, сам Дьявол — лично попросил охранять Ваньку Каина. Тут лучше даже и не задумываться о причинах — просто принять к сведению. Дьявол смерти Ивана активно не хочет. Даже если бы любил его почему-то, то жизнь спасать стал бы только в одном случае — Иван ему полезней живой, чем мертвый.

А кто-то… Они решили, что Иван мертвый куда полезнее живого. Имеет место конфликт интересов. Как человек верующий и борец за веру, Иван должен был бы принять сторону неизвестных только потому, что они мешают Дьяволу. Или Дьявол мешает им.

Интересный парадокс получается. Очень интересный! Просто потрясающий! Выступить против Дьявола — значило помочь убить себя самого, а это было похоже на самоубийство и, значит, работало на того самого Дьявола.

— Он тормозит, — сказал Круль, но шлепок сухой бледной ладони по столу снова заставил его замолчать.

Отложим этот парадокс, сказал себе Иван. Плюнем и отложим. Будем рассуждать в рамках предложенной реальности. Как написал автор старой, изданной еще до Возвращения книги: «Попытаемся быть логичными в рамках предложенного бреда».

Будем.

Значит, не смогли Ивана убить ночью в пустыне и попытались убить в Клинике. И ведь явно искали, отслеживали возможную утечку. Если бы это все проходило по официальным каналам, то Ивана уже выдернули бы из Клиники по ордеру Объединенной Инквизиции. Не выдернули, и это значит, что официально Ивана так и не нашли. Нашли неофициально и попытались убить. Но Круль все организовал так, что Иван напоролся на псевдогалат, тем пришлось действовать, неудачно, и заодно дать повод эвакуировать Ивана к старику в дом.

Галата живьем взяли случайно. Но если бы его не взяли и не кинулись заниматься фигней по его информации, то Ивана засветили бы каким-то другим способом. Наверняка уже все было подготовлено. Но галат все ускорил.

Все логично — галат под пытками заговорил, сразу ж бросились проводить захват, сорвали все в суете без подготовки и вернулись на базу, привезя за собой «хвост», ясное дело.

Те, кто хотел Ивана убить, сейчас точно знают, что Иван в этом доме. И, судя по всему, попытаются его отсюда не выпустить.

Но опять-таки все как-то скомканно и основывается на случайностях. А если бы галата не захватили? Как тогда обосновать утечку информации об Иване?

Они не могли ждать милостей от природы, эти неизвестные Отринувшие. Они послали убийц, которые так же не справились со своим заданием, как не справился, якобы не справился, и Круль. Взрывное устройство в торговом автомате…

А если убийцы не должны были Ивана убить, а им нужно было его сорвать с надежного, безопасного места? И у них все получилось. Тогда как Ивана ловить? Что цеплять на крючок такое, что Иван и его защитники, особенно после неудачного покушения, обязательно должны проглотить? Такое жирное, вкусное, как три поросенка.

Вот именно трех поросят и должны были цеплять. И прицепили.

Если на Ивана покушались, если Ивана чуть не убили, а других вариантов нет, то есть на свете два человека, с которыми Иван захотел бы пообщаться: Квятковский и Хаммер. Даже, скорее, Хаммер и Квятковский.

И Джека не сажают в каталажку. И даже разрешают поднять свой долбаный аэростат, чтобы Иван не проморгал важного события. Значит, Ванька Каин должен был прийти к Хаммеру, обязан был вцепиться в наживку, чтобы хотя бы попытаться что-то узнать. И тут бы его и прищучили.

Но галат остался жив, заговорил, не мог не заговорить, лопух-Круль все сделал через задницу, да еще привел «хвост» к тому месту, где прятал Ивана. Можно прийти и забрать. Вот сейчас придут и попытаются забрать.

Остается последний вопрос… Группа вопросов, один тянет за собой другой, а вместе они неизбежно выводят на третий.

Почему, когда уже противник выдвинулся на позиции, когда готовится атаковать, не нанести упреждающий удар? Перехватить во время развертывания? Это ж идеальный расклад, противник тебя вроде как поймал со спущенными штанами, а ты, оказывается, его перехитрил, ударил, скрутил и выиграл с минимальными потерями.

Но старик тянет, не принимает никаких мер и явно собирается позволить противнику атаковать. Зачем? Что за всем этим стоит? И что на самом деле нужно старику? Что нужно старику?

— Вас в Иерусалиме знают? — спросил Иван, посмотрев в глаза старику.

— Мальчишки на улице не здороваются, — бледно улыбнулся старик, — но если вы имеете в виду людей влиятельных, то да, многие знают.

— И о том, что Круль ваш внук…

— Нет. Никто, кроме тебя. Это в расчет не принимай, иначе можно было бы сегодняшних фейерверков не устраивать.

— Понял… То, что у вас тут есть охрана и возможности для обороны, тоже известно?

— Да.

— Значит, просто так, с налета, атаковать не будут…

— Не будут. Подтянут силы.

— А сил, насколько я понимаю, не так чтобы много.

— И это ты правильно понимаешь…

— Значит, что-то там, в городе, оголяется, — Иван чуть прищурился, словно пытался рассмотреть что-то в глазах старика.

— Точно, — кивнул старик. — Назовешь, что именно?

— Ничего, кроме Хаммера, в голову не приходит, — сказал Иван.

— Почему он? Обычный торгаш, вынужденный работать на обе стороны, классический пример стукача…

— Пустышку они не ставили бы. Даже если я чего-то и не знаю, им про то неизвестно. Какого-то рожна я полез проверять посылку? А если я заподозрил Хаммера давно? И то, что я приперся в бар так рано, да еще расспрашивал…

— О чем? — быстро спросил Круль, но Иван вместо ответа показал ему кукиш.

— Так ты полагаешь, что Хаммер что-то знает? — Старик зачем-то тронул «призрак» на столе перед собой. — Что-то настоящее?

— Уверен.

Иван и в самом деле был уверен в этом. На все сто процентов. На тысячу. Игра затеяна серьезная, и на пустышку ловить никто не будет. Нельзя рисковать.

Хаммера выставили, приказали поднять шар, ожидая даже не Ивана, а того, кто сейчас Ивана прячет. Неспроста ведь Служба Спасения так заинтересовалась Иваном… Ой, неспроста. Значит, придут за Хаммером и приведут за собой к Ивану. Во всяком случае, укажут направление.

Служба Спасения — за Ивана. Кто же против? Галаты? Те самые Отринувшие? Кстати, тут до Ивана дошло, что его противников вовсе не смущает то, что в аду он все расскажет Дьяволу. Иначе они не торопились бы его убить. Тогда что за всем этим стоит?

Иван помотал головой.

— Хаммера нужно брать, — сказал Иван. — И обязательно сегодня. Завтра, при любом раскладе, будет уже поздно. Разберутся со мной или нет — неважно, наживку будут убирать. Или даже менять. Для работы по Хаммеру осталось несколько часов.

— Поедешь? — спросил старик.

— Я? — не очень даже удивился Иван.

Нечто подобное он и ожидал. Такое вот самообслуживание.

— Один?

— Зачем один, один ты не справишься. Как бы ни ослабили охрану Хаммера в связи с твоей локализацией, всех охранников не уберут, даже не надейся. Пойдешь вот с Крулем.

— Нет, — сказал Круль.

Даже не сказал — выкрикнул, словно был застигнут внезапно и не успел подобрать нужной интонации или хотя бы вернуться к привычной иронии. Выкрикнул то, что всплыло.

— Я не спрашиваю твоего мнения, — холодно процедил старик. — Ты будешь делать то, что я тебе прикажу.

— Я тебя не брошу, — сказал Круль. — Я не могу тебя бросить…

— А ты и не бросишь, — чуть улыбнулся старик. — До утра эти атаковать не будут. Классическое время — четыре часа утра. Ты успеешь обернуться туда и обратно. Свободно.

Круль покачал головой.

— И как мне прикажешь тебя уговаривать? — поинтересовался старик. — Вызвать охрану? Набить тебе рожу? Сунуть в машину в наручниках и расковать только у бара? Ты мне нужен там. Нужен хотя бы для того, чтобы прикрыть Александрова в случае чего.

— Меня не нужно… — буркнул Иван.

— Ага, — кивнул старик. — Дьяволу, значит, нужно, а тебе — нет?

— А мне — нет. Я сам справлюсь.

— Точно? А если в баре тебя будет ждать кто-то знакомый? Ну пошлют туда кого-нибудь из Конюшни? Найдут способ послать туда охрану официально? Ты сможешь выстрелить? Пусть не на поражение, по конечностям, но по своим — сможешь?

Иван не ответил.

— А он — сможет. Сможет. Правда, Ярослав?

И Круль не ответил.

— Да не переживай ты, что со мной может случиться? Ты же сам принимал участие в разработке систем защиты, знаешь, что меня выцарапать из этой скорлупы не так просто.

Круль снова помотал головой, но уже обреченно, понимая, что все равно сдается, что спорить уже не о чем, что старик прав.

— Уходите немедленно, — уже тоном приказа сказал старик. — С вами идет третья группа. То, что от нее осталось. Ты тот район знаешь, ребята — тоже. Сделаете?

Круль вздохнул.

— Сделаете, — сказал старик уверенно. — Там всего-то нужно выдернуть Хаммера и доставить его на подстанцию.

Ивана уже никто не спрашивал, хочет он или нет идти за Джеком. Да он и сам уже перестал сомневаться.

Пойдет. Обязательно пойдет, очень уж хочется поговорить с хозяином «Трех поросят» в тихом, укромном месте. Лучше — без свидетелей.

Пусть Хаммер и не знает всего. Пусть. Но он может быть ступенькой. Крохотной ступенькой. С которой можно будет рассмотреть следующую и шагнуть на нее. И так — шаг за шагом, пока или не выведут они к тем, кто все это затеял, или не закончатся, или сам Иван не подохнет где-то между лестничными пролетами.

Иван встал.

— Ребята в прихожей проинструктированы, — сказал старик. — Удачи тебе, опер!

— Вы тут тоже, — пробормотал Иван, с ужасом понимая, что ничего подходящего в голову не приходит. — Со сквозняками поосторожнее. Я еще хотел про мир до Возвращения поспрашивать…

— Обязательно, — серьезно пообещал старик. — Вернешься — я в твоем распоряжении.

Иван подошел к двери, заметил краем глаза, как Круль встал и, обойдя стол, подошел к старику. Иван торопливо вышел из кабинета, захлопнув за собой дверь.

Он успел выбрать себе оружие, собрать необходимое: патроны, гранаты и аптечку в ранец, подогнал лямки бронежилета, когда по лестнице спустился Круль. Его снаряжение уже было отлажено.

— Переодеваться не будем, — сказал Круль. — Там по улице придется идти, в спецухах засветимся. Куртки поверх жилетов. Ранцы похожи на обычные, тем более по темноте в глаза не бросятся.

Иван не стал спрашивать, как они будут прорываться через тех, кто готовится к атаке, понимал, что скоро и так все станет понятно.

Они спустились в подвал, дежуривший там охранник открыл массивную сейфовую дверь, за которой оказался бетонированный коридор, с черными кабелями по стенам и редкими лампами в металлических сетках под потолком.

Вместе с Иваном и Крулем пошли трое парней, все — лет по двадцать пять, серьезные лица, скупые уверенные движения профессионалов.

Дверь за спиной закрылась.

— А если эти… — Иван сделал неопределенный жест рукой. — Если они узнают про ход?

— Я бы на их месте сюда не лез, — ответил Круль. — Просто поверь и не бери в голову.

Иван замолчал. Не хватало, чтобы Круль подумал, что на Ивана напала предстартовая болтливость, как на пацана.

Коридор оказался длинный, метров двести, закончился еще одной бронированной дверью, которая открылась автоматически, как только они подошли, и тихо закрылась у них за спиной.

За дверью снова был коридор, только теперь он был не такой ровный, не имел освещения, и пришлось включить фонари. Белые лучи скользили по старой кирпичной кладке, по камням, которыми был выложен пол, по низкому сводчатому потолку. Эхо суетливо вырывалось из-под ног идущих и убегало куда-то вперед, в темноту.

— В этих местах всегда что-то рыли, — сказал Круль. — Евреи, чтобы убегать от своих же или от римлян, арабы, чтобы проносить оружие мимо евреев, купцы от налоговиков, жулики от полиции — рыли, рыли, рыли, а мы пользуемся.

Они шли еще минут десять, потом уперлись в еще одну бронированную дверь, снова открывшуюся при их приближении. За ней была небольшая то ли комнатушка, то ли пещерка, с обычной деревянной дверью, закрытой изнутри на засов.

Один из парней засов отодвинул и толкнул дверь, второй выскользнул наружу, в темноту, фонари были погашены.

— Нормально, — прошептал уходивший парень, вынырнув из ночи через пять минут. — Машина на месте, вокруг — пусто.

— Где это мы? — спросил Иван.

— В дебрях, Ваня, в дебрях, — ответил Круль. — Дом — вон в той стороне, здесь останки старого дома. Старого, но не старинного, чтобы не привлечь внимания археологов. А вот там — наша машина. Стоит, дожидается.

Все двинулись вперед, но Круль остановился, правильно поняв прикосновение Ивана к своей руке.

— Что?

— Парни, что с нами… При них можно разговаривать обо всем?

— Наверное… — протянул не слишком уверенно Круль. — О моем родстве с дедом они не знают, тут лучше не тарахтеть, а обо всем остальном…

— Об Отринувшем?

— Об этом… Об этом — знают. Не все — так и я не все знаю. Больше слухи. Ребята шастают по темным местам, умеют увернуться от одержимого и не подставиться демону. Мастера скрадывания, я, например, по вполне понятной причине незаметно подкрасться могу только в исключительно специфических условиях. Ребята не особо косо смотрят на предавшихся, готовы умереть, если понадобится, но очень любят жизнь. Дальше — сам решай, что можно говорить, что нет.

Они подошли к машине, когда двигатель уже завелся.

Круль пропустил Ивана вперед, сам сел с краю, зажав опера между собой и парнем в глубине. Парень подался в сторону, освобождая место.

— Другой машины не было? — спросил Иван.

— Была, но для других целей.

— А как мы Хаммера повезем?

— Придумаем что-нибудь, — ответил Круль, и совершенно ясно было, что уже все придумано, просто не собирается предавшийся обсуждать ерунду. — Поехали.

Машина двинулась с места плавно и почти бесшумно. Только сухие ветки время от времени хрустели под колесами.

— Так что такое — Отринувшие? — спросил Иван тихо.

Круль помолчал, словно собираясь с мыслями.

— Понимаешь, Иван… Ты еще помнишь детство?

— В каком смысле?

— В простом. Помнишь, как все было просто? Ты подходишь в песочнице к соседскому Петечке, просишь у него пасочку, а он не дает, жадина. Ты в слезах и соплях идешь к маме, она тебе сопельки и слезки вытирает и говорит, что так нельзя, Ваня, нельзя просто подойти и попросить или взять, нужно что-то предложить взамен. Хочешь его пасочку, предложи ему свою машинку. Ты берешь машинку, любимую, красненькую, и предлагаешь ее Петечке, он соглашается и дает тебе пасочку…

— Знаешь, Круль, здесь очень тесно, но я могу постараться и дать тебе в рожу, — предупредил Иван. — Мне будет очень неудобно, я даже могу вывихнуть себе руку, но, если ты продолжишь в том же духе, я, пожалуй, рискну…

— Терпение, Ваня, все по теме, — успокоил Круль и добавил, ни к кому персонально не обращаясь: — А если еще кто-нибудь хихикнет — я хихикалку вырву прямо с корнем. Слушаю молчаливое согласие!

Парни промолчали.

— Ну так, возвращаясь к детству и поставленному тобой вопросу, — продолжил Круль. — Потом ты стал постарше, и девочка тебе предлагает: вначале покажи свое, а потом я — свое. Ты соглашаешься и оказываешься либо жестоко обманутым, либо вознагражденным новой, но совершенно не нужной тебе пока информацией. А еще через пару лет мама тебя просит сходить в магазин, а ты спрашиваешь, что она тебе за это даст, и мама обижается, объясняет тебе, что нельзя быть таким меркантильным… Она даже объясняет тебе значение этого сложного слова, которое ты все равно с первого раза не запоминаешь. Но в голове у тебя начинается такая странная борьба. Какое-то внутреннее несогласие. С одной стороны, если хочешь получить что-то, предложи взамен. Это нормально. С другой стороны — требовать плату за хорошие поступки нехорошо. Унижает и тебя, и твой хороший поступок. Знакомо? Можешь не отвечать…

Машину тряхнуло, под ногами что-то лязгнуло, а Иван чуть не выронил «призрак» на пол.

— Люка, — ласково произнес Круль. — Ты ведь не навоз везешь. Аккуратнее нужно…

— Так фары нельзя включать, — сказал водитель. — До самого шоссе все колдобины будут наши, сразу предупреждаю.

Словно в подтверждение его слов, машину снова тряхнуло.

— И не видно ни фига, — пробормотал Круль. — Ну да ладно, не рассыплемся. Все будет нормально. Я так думаю. И продолжаю. Нервотрепка с непоняткой продолжают нарастать. Хорошо ли совершать хорошие поступки, имея целью получить награду? Или сам хороший поступок является достаточной наградой. Чувство самоуважения куда приятнее ста тысяч, говорят тебе. И в церкви, между прочим, тоже. И добавляют, что, только выполняя ряд условий и не отклоняясь ни на йоту от предписаний свыше, а также жертвуя на храм и помогая страждущим, ты сможешь обрести вечную жизнь. И только если предварительно крестишься. Иначе все твои поступки пойдут в задницу Дьяволу. И у тебя может зародиться еще одно сомнение, очень неприятное и унижающее тебя самого в собственных глазах. Ты совершаешь хорошие поступки потому, что иначе не можешь, потому, что так хочешь и считаешь это правильным, или же делаешь это все только в обмен на райские кущи? Так сказать, корыстно. Тебе самому в голову подобное не приходило?

— Некогда было, — ответил Иван. — Учеба, служба, работа…

— Простой ты парень, Ваня, завидую… А некоторым — приходит. И портит всю оставшуюся жизнь. Живет человек и пилит себя, пилит и пилит… Я подал милостыню от щедрости своей или от жадности до райских наслаждений? Я искренне жертвую на храм или делаю взнос в обретение вечной жизни? Я выполняю «не убий», «не прелюбодействуй», «не сотвори» из-за того, что согласен с этими заповедями, или из страха потерять уже накопленные средства на покупку участка на небесах? Не дергайся, Ваня, — сказал Круль, почувствовав, как Иван набирает воздух в легкие, чтобы ответить. — Не к словам моим цепляйся, попытайся представить то, о чем я говорю. Не спорь со мной… Хотя тут спорить не получится, нет аргументов против того, что я сказал, нет средств, чтобы эти сомнения отбросить раз и навсегда. Остается только вера. Верь, что живешь правильно, что райская жизнь в обмен на безгрешную жизнь — это не сделка, а достойное вознаграждение, не унижающее ни того, кто его примет, ни того, кто его предлагает…

Иван хотел возразить. Было в словах Круля что-то унизительное, а в тоне — непозволительное по отношению к вере, к ее основам. Что еще ожидать от преступившего, рассуждающего о святом? Только зависть, грязь и соблазн.

Но, вдумавшись, Иван вдруг понял, что действительно нет защиты от безжалостной этой логики, кроме той, что предложил Круль. Вера. Только вера. И Иван промолчал.

— Вот ты молчишь, — сказал Круль, хотел продолжить, но машина выехала к шоссе, остановилась, пропуская идущий по нему транспорт, и предавшийся замолчал.

Водитель включил фары, подождал, когда дорога освободится, выехал на шоссе и повернул налево, в сторону Иерусалима.

Круль покрутил головой, оглядываясь, но ничего, кроме удаляющихся красных огоньков стоп-сигналов и приближающегося света фар с обеих сторон, разобрать было невозможно.

— Будем надеяться, что вышли чисто, — сказал Круль. — Теперь — к Старому городу. Мимо парка Независимости, мимо Вашингтона…

— Я знаю, — сказал водитель.

— Ну и ладно, — Круль снова оглянулся. — Так на чем я остановился? На невозможности разумного ответа. Да. Все, казалось бы, понятно. Веришь — так верь до конца. Но и тут человеческий ум начинает пожирать самого себя. Как можно доказать себе, что ты любишь Бога искренне и бескорыстно? Как, если в самой вере, в ее основах заложена идея вознаграждения и наказания. Господь Сына Своего отдал на смерть, чтобы искупить первородный грех. Тебя в младенчестве крестят, и ты с этого самого младенчества попадаешь в систему «ты мне — я тебе» в паре с Господом Богом. Кому-то на это глубоко плевать, кто-то полагает, что так правильно. А кто-то… Кто-то решает отринуть от себя даже подозрение в корысти, намек на желание что-то урвать от своей веры. Не нужна мне выгода, говорит Отринувший. Не нужен мне рай и вечное блаженство, не для того я буду служить Ему, чтобы Он расплатился со мной самым высоким в мире гонораром, а ради собственного спокойствия, что я верую, истинно верую, совершу любое злодеяние ради того, чтобы доказать — мне не нужно рая, достаточно любви к Господу. И совершают. При вступлении в союз Отринувших — совершают преступление. Грех. Или даже весь набор смертных грехов. Кто-то припомнил процесс над тамплиерами, вашими, Ваня, предшественниками, те тоже вроде крест ногами попирали, на изображение Бога плевали, даже содомили понемногу. Кто утверждает, что ради греха как такового, а вот кто-то взял да и предположил, что ради отказа от жизни вечной чудили храмовники, для того чтобы сделать свое служение Богу чистым и свободным даже от намека на корысть.

Круль замолчал, ожидая возражений от Ивана, но тот не сказал ничего.

Да и нечего ему было сказать. Обидеться за тамплиеров? Чушь собачья. Сказать, что такое понимание служения Господу — грех, так Круль и не утверждал, что так правильно. Более того, сам он по этому пути не пошел, честно отправился в Службу Спасения и подписал Договор.

Правда, сказал деду, что делает это не просто так, а где-то даже с благой целью. Ради защиты людей, Договора не подписавших. Дьяволу, правда, на это наплевать, раз уж согласился он подписать Договор на таких вот странных условиях.

Самому Ивану идея Отринувших показалась… даже не странной. Изначально порочной. Как будто предложили ему лакомство, от которого пахло гнилью, и говорят, что так правильно, так хорошо. И что пахнуть должно — тоже говорят, только не хочется самому это дурно пахнущее угощение в рот засовывать.

— Тебе все понятно? — спросил Круль. — Вопросов нет?

— Что, есть организация Отринувших? Это они стоят за галатами?

— Или за галатами, или перед, или вместо — кто его знает. Мы слышали это название всего несколько раз, экстраполировали все потом уже психологи с аналитиками на основе обрывков показаний захваченных галат. И кто знает, что из этого на самом деле имеет место, а что является продуктом деятельности воображательной железы аналитиков? Бред настолько крут, что верится в него сразу. Понимаешь мгновенно, что обязательно найдется кто-то, кто воспримет это серьезно и даже ломанется в ряды Отринувших. Это же сделает его куда лучше остальных! Выше и чище!

— А Преисподняя потом? — напомнил Иван.

— Она — потом. И наверняка у многих в душе надежда, что Господь оценит его подвиг, пожалеет и наградит…

— И что? Ты в Ад не сходил, не глянул?

— Закрытая информация, — сказал Круль. — В общем доступе информация отсутствует, в специальном — отсутствует, в самом специальном — отсутствует… Я искал, пока мне не сказали, чтобы я прекратил. Намекнули, что не мое это дело, и я согласился — не мое.

— Но ты же врал про свободу совести в Аду, — засмеялся Иван.

— А ты — про свободу совести на этом свете. И что? — парировал Круль. — Ты знаешь об этом больше меня? Вам на инструктажах доводили, что есть ребята пострашнее галат? Накачки этому посвящали? Вообще, кто-нибудь говорил об Отринувших и о том, что никаких галат вообще может не быть, а только Отринувшие, таким образом прикрывающие свои действия? Хоть раз?

Иван не ответил. И машина остановилась очень кстати.

Иван выглянул в окно — бар «Три поросенка» был на соседней улице, метрах в ста.

— Как двигаемся? — спросил Иван. — Внаглую?

— Словечки у тебя… — недовольно проворчал Круль. — Внаглую… Стремительным наскоком, быстротекущая набеговая операция — мало ли красиво звучащей чуши понапридумывали умные люди?

— Операция без предварительной разведки в целях предотвращения срыва внезапности, — сказал Иван.

— Вот, — удовлетворенно засмеялся Круль. — Можешь, когда хочешь. Значит, мы сейчас едем до самого бара. Смотрим, если машин перед ним или нет, или почти нет, паркуемся там и входим.

— А если есть? — спросил водитель, не поворачивая головы.

— Все равно входим. Нечего тянуть, завтра Хаммера все равно не будет. Входим внаглую, предъявляем стволы. Кто-то дергается — валим. Если можно — щадяще, но ногам. Если не получается — на поражение. Нам рисковать нельзя. Если кто-то бросается к нашему новому другу с радостным криком: «Ваня, живой!» — валим, по ногам или по рукам. И не выпускаем из поля зрения. Дернется — насмерть. Ваня — возражений нет?

Иван не ответил.

— Ты скажи, Ваня, — ткнул его Круль локтем в бок. — Подтверди ребятам, а то ведь никому неохота нарываться на пулю еще и от тебя. Если считаешь, что можешь проколоться, скажи сразу, останешься за рулем. Хотя нам водитель и не нужен, входим все. Говори, Ваня.

— Если будет возможность — не насмерть, — выдавил из себя Иван. — Но если выхода не будет…

— Что-что? — Круль извернулся и приставил ладонь к своему уху. — Ась?

— На поражение.

— Вот и славно, — подвел черту Круль, и машина снова тронулась с места.

Тошнота подкатилась Ивану к горлу. А если и вправду кто-то из знакомых? Вероятность мала, после всех этих взрывов и перестрелок возле самого Старого города, все подняты по тревоге, вызваны в Конюшню и отправлены на усиление. Да и ставить в засаду на Ивана знакомых значило неминуемо вызвать недоразумение. Именно те самые дурацкие крики: «Ваня, ты?!» Он же числится в пропавших без вести. И, кроме того, его ведь убить хотели, а не захватить. Убить, а знакомые для этого подходят мало. И если уж кто-то из них схватится за оружие, то значит — враг. Проникший в Конюшню враг. И поступать с ним нужно соответственно.

Умом все это Иван понимал, но в глубине души все равно копошился неприятный паучок с ледяными лапками.

И когда уже машина въехала на пустую стоянку перед «Поросятами» и остановилась перед самым входом, когда уже все в машине передернули затворы и вышли наружу, вдруг вспыхнула где-то глубоко в мозгу багровая надпись, тревожный транспарант.

Ты ел хлеб с солью, полыхнуло в мозгу. Если ты умрешь сейчас… если умрешь сейчас, то попадешь прямо в Ад…

Внутренности Ивана будто кто-то сжал стальными пальцами, Иван застонал и чуть не выронил оружие. Круль оглянулся.

— Все нормально, — пробормотал Иван. — Все нормально.

Хотя — какое, к свиньям собачьим, нормально, если любая ошибка, любая оплошность, пусть даже не его, а кого-то из сопровождения, может привести к таким последствиям.

Канат на барабане скрипел, вывеска мигала как обычно, сгоревшие и разбитые лампы Джек так и не поменял. Незачем.

Первым вошел водитель. За ним следом — Иван.

Быстро, прямо с порога, окинул взглядом зал. Три человека в дальнем углу. Двое спиной ко входу, один лицом. Незнакомый. Незнакомое лицо, но легкоузнаваемый цепкий взгляд.

Не всех сняли с объекта. Водитель сместился влево, к окну, и шагнул к сидящим, поднимая свой «призрак». Иван двинулся вправо, к стойке, держа оружие в опущенной руке.

— Привет, Джек! — сказал Иван.

Джек вздрогнул и бросил быстрый взгляд на тройку в глубине зала.

— Я говорю — привет, — повторил Иван.

Если у него еще могли быть сомнения, то сейчас они исчезли. Бледное лицо морского волка в отставке мгновенно покрылось капельками пота, а стакан выпал из руки и вдребезги разлетелся, ударившись о стойку.

— Сидеть! — приказал водитель, целясь из «призрака» в сидящих за столом. В бар вошел Круль, один из его ребят остался у входа, второй быстро прошел за стойку и скрылся на кухне.

— Если все останутся на своих местах, — сказал Круль, — никто не пострадает. У кого есть оружие?

Никто не ответил.

— На пол! — скомандовал водитель. — По одному. Вначале — тот, что сидит ко мне лицом. Остальные держат руки на виду.

Мужчина встал из-за стола, лег на пол лицом к выходу, положил руки на затылок.

— Теперь тот, что с краю, — продолжил водитель. — И последний.

Три мужчины легли в ряд, у Ивана отлегло от сердца. Никого из лежавших он не знал, и никто из них даже не попытался сопротивляться.

— Кто еще в баре? — спросил Иван у Хаммера.

— Никого, только Франсуаза на кухне.

— Хорошо, — сказал Иван, чтобы сказать хоть что-нибудь.

Ничего хорошего в происходящем не было и быть не могло.

Из дверей кухни вышла Франсуаза, подошла к Хаммеру и остановилась слева от него, прижавшись плечом.

— Смотрю, ремонт ты сделал… — сказал Иван. — Страховщики раскошелились?

— Как же, раскошелятся они, — сказал Хаммер. — За свои кровные сбережения. Адвокат бьется, но пока без результата. Ты же знаешь страховщиков, Ваня. А мне ведь сказали, что вся твоя группа погибла, Ваня.

— Правду сказали, — не отводя взгляда от потного лица Хаммера, сказал Иван. — Только вот я и Круль. Но мы пропали без вести…

— А… Понятно… — Хаммер облизнул губы. — То-то я смотрю…

— Автомат так и не починили? — спросил Иван.

— Автомат? Какой автомат?

— Музыкальный.

— А, этот… Я связался с другом в Штатах, он обещал найти новый, — Джек вытер лицо полотенцем. — Безумные деньги запросил… Но ничего не поделаешь. А я все равно со страховщиков все взыщу… Никуда не денутся.

Глаза у Хаммера белые, он слепо таращится перед собой, капли пота повисли на бровях и ресницах. Губы дрожат.

Что же ему такого рассказали об Иване.

— Ян, ты скоро? — громко спросил Круль, перегнувшись через стойку.

— Пару минут, — прозвучало с кухни.

— Нам всем нужно потерпеть всего пару минут, — сказал Круль. — Все будут свободны. Почти все. Вы, Франсуаза, не стойте здесь, пойдите в зал, к тем господам, что лежат на полу. Составьте им компанию. Мне очень неловко, но я вынужден попросить вас… для вашей же безопасности, естественно. Пройдите…

— Иди, милая, — пробормотал Хаммер. — Иди. Делай, что он говорит. Ляг на пол, так безопаснее. Мало ли что…

Франсуаза вышла из-за стойки и неверной походкой пошла в глубину зала, не оглядываясь.

— Все будет хорошо, — сказал Хаммер дрожащим голосом. — Ты не бойся…

Франсуаза прошла уже почти весь зал, когда нога все-таки подвернулась и девушка упала. Она не рухнула, просто подогнулось колено, Франсуаза оперлась левой рукой о стол, неловко согнувшись.

— Ну что вы, девушка… — начал Круль, но закончить не успел.

Выстрел прозвучал оглушительно, будто стреляли из охотничьего ружья.

Водитель вздрогнул, выронил оружие и стал оседать на землю. Иван ничего не успел сообразить, как Франсуаза, пышногрудая скромница, вдруг прыгнула в сторону, перекатилась, вскочила на ноги, и в руке был пистолет.

Еще выстрел, пуля ударила стоящего возле входа в грудь, он качнулся к стене, повернул оружие к залу.

Третьего выстрела официантка сделать не успела — Иван нажал на спуск. У «призрака» почти нет отдачи. И стреляет он почти бесшумно, только четко, без особой спешки, стучит затвор. Стук-стук-стук-стук-стук…

Разлетелась ваза с цветами на последнем столике, опрокинулся стул, две пули ударили в грудь Франсуазе, одна — в лицо. Пистолет выпал, девушка прижалась щекой к стене и медленно сползла на пол, оставляя на белой стене красный мазок.

— Тварь, — спокойно сказал Круль, вскидывая свой «призрак».

Длинная очередь поперек пола, через тела трех мужчин, лежавших между столиками. Красные фонтанчики на спинах, глухие удары, резкий выдох одного из умирающих. Отлетел стул, сбитый дернувшейся ногой убитого.

Одиночный выстрел — пуля пробила голову того, что лежал дальше от окна. Тело дернулось, выгнулось, в сторону полетел пистолет.

— Тварь, — повторил Круль, сделав еще два выстрела, контрольных. — Где ты ее только взял?

— В Марселе, — пролепетал Хаммер, во время стрельбы стоявший за стойкой столбом. — Мне ее рекомендовала бывшая официантка, Мария, ты помнишь, Иван…

Круль подошел к водителю, потрогал шею.

— Она просто испугалась, — сказал Хаммер. — Испугалась. Она, наверное, купила пистолет после прошлого раза, чтобы не так бояться.

— На сантиметр над бронежилетом, — сказал Круль, вставая. — Очень хорошо испугалась девочка. Это стреляя из-под руки… А потом прыжок. Ты видел, Иван?

— Ее готовили, — Иван посмотрел в глаза Хаммеру. — Готовили ее. И, надо думать, не Конюшня.

— Это точно… — кивнул Круль, подходя ко второму своему парню, возле входа. — Тебя куда?

— В грудь. В бронежилет. Нормально, — сказал парень. — Нормально…

Его голова разлетелась в клочья, забрызгав красным стену. Круль бросился на пол, Иван присел.

— Свет! — крикнул Круль.

Свет погас.

Стало заметно красное пятнышко целеуказателя, скользящее по бутылкам на полке за стойкой.

— У тебя все готово? — крикнул Круль, на четвереньках перебегая за стойку.

— Готово.

— Ложись! — приказал Круль и потащил Хаммера на пол. — Все-таки снайпера оставили, суки. Вот ведь не везет, так не везет…

Из кухни вынырнула темная фигура, упала на пол возле Ивана.

— Давай, — крикнул Круль, и на кухне рвануло.

Вылетели на улицу стекла, полетели бутылки с полок, разлетаясь вдребезги, будто снаряды. Дым и пыль заполнили помещение, как прошлый раз. Не хватало только плотного пулеметного огня.

— На кухню, — скомандовал Круль и бросился, пригнувшись вперед, потащил за собой Хаммера.

Тот не сопротивлялся, оседал на пол, заваливаясь, Иван подхватил его под другую руку и помог втащить на кухню. Посреди кухни, возле печи, в полу зиял пролом.

Круль присветил фонариком.

— Как думаешь, Ян, сколько там?

— На схеме указано два метра с мелочью, — ответил Ян.

— Ты первый, — приказал Круль. — Осторожно только.

Ян прыгнул в дыру, держась рукой за край пролома.

Внизу зажегся фонарь.

— Нормально, — крикнул Ян, — бросайте его, я принимаю.

Хаммер попятился от дыры в полу, что-то бормоча, попытался вырваться. Круль что-то быстро сделал с его правой рукой, раздался хруст и болезненный вскрик.

— Пошел, — приказал Круль и толкнул Хаммера в пролом. — Давай за ним, Ваня.

— А ты?

— Хорошо, — пробормотал Круль, — потопчемся вместе. Ян, ты подготовь там все по-быстрому…

— Тридцать секунд.

— Тридцать секунд мы тебе обеспечим, — ответил Круль. — Тридцать секунд — ерунда, пара пустяков. Посвети мне, Ваня!

Иван достал из кармана фонарик, включил. Направил свет на пол. Сизые клубы стелились над самым полом.

— Хорошо-хорошо, — пробормотал Круль.

Его руки вошли в луч света. Что-то в них было… Детонатор, сообразил Иван и поправил себя — пульт подрыва.

Со стороны зала послышался какой-то звук.

— Идут, — пробормотал Круль, — не терпится им…

Пальцы предавшегося быстро набрали на кнопках комбинацию. Большой палец правой руки коснулся широкой продолговатой кнопки в самом низу пульта.

Рвануло, на это раз не так громко, но кто-то в зале истошно закричал. Круль нажал кнопку еще раз, и в зале снова рвануло, крик прекратился.

— Когда успел? — спросил шепотом Иван.

— Что успел?

— Мины поставить?

— Дурак, что ли? Какие мины? У ребят ликвидаторы.

Иван вздрогнул.

— И у меня тоже?

— Опять дурак? У тебя-то зачем? Тебя они и так знают, а парням светиться незачем.

— И они знали?

— Конечно, знали. Это стандартное оборудование. Думаешь, если демон овладеет телом, то останется время на размышления? — Круль снова набрал код.

— На этот раз кто? Ян?

— Не зли, Ваня! — повысил голос Круль. — Не делай из меня и деда больших уродов, чем мы есть на самом деле. Не нужно. Это машина.

— Так мы еще и на заминированной машине ехали… — со стоном выдохнул Иван.

— Тебе это сильно мешало? — осведомился Круль. — В задницу давило, между лопаток царапало?

— Готово! — крикнул снизу Ян.

Палец Круля задумчиво замер над кнопкой.

— Оставь, — попросил Иван. — Там же люди…

Круль нажал на кнопку отмены, сунул пульт в карман.

Они по очереди — Иван первым — прыгнули в пролом. Ян фонарем осветил старый тоннель:

— Нам в эту сторону.

— Берем Хаммера, — сказал Круль. — И бегом.

И они побежали. Метров через пятьдесят, повернув за поворот, они остановились.

— Уши и рты, — предупредил Ян.

— Рот открой, Хаммер! — приказал Круль. — И ты, Ваня, сейчас жахнет…

Жахнуло так, что пол ударил по ногам, плотное облако пыли вылетело из-за поворота, ударило в лицо. Пыль забила открытые рты. В ушах зазвенело.

Круль что-то сказал.

— Что? — переспросил Иван.

— Уходим, — крикнул Круль, осветив свое измазанное лицо, чтобы была видна артикуляция губ. — И чем скорее, тем лучше. У тех, наверху, тоже есть план ходов. Они просто не подумали об этом варианте, но сейчас спохватятся. Нам нужно успеть выйти наружу до того, как тут все перекроют.

И они снова побежали.