Оперативник

Глава 07

Странно, но погода в Иерусалиме наладилась. Небо было чистым, солнце светило совсем не по-февральски. Было тепло, и люди выходили на улицу в легких куртках и плащах. Ни дождя, ни снега — тепло и солнечно. Если бы такая погода пришлась на осень, люди все еще ходили бы в летнем. Февраль же обязывал хоть к каким-то формальностям.

Но погода оказалось не самым странным, что происходило в этом феврале в Иерусалиме. Куда более необычным и непонятным для Ивана было то, что сам он все еще находится в клинике Службы Спасения. Его никто не держал. В смысле — не удерживал. Никто не запирал палату, не приставлял к нему охранников. Нет, в палате стояла аппаратура наблюдения, но это, как понял Иван, было скорее мерой охраны, чем надзора.

Странным было то, что у Ивана не возникло желания слинять из клиники. Абсолютно. После памятного разговора с Крулем, когда прозвучало столько всего абсурдного, Иван провел бессонную ночь, отказавшись принять снотворное, до самого утра пытался если не понять, то хотя бы придумать, почему все так завертелось вокруг него. Почему?

Его хотели убить?

Разлетающийся в кровавые клочья Юрасик, замертво падающий из «Рейдера» Коваленок — все это из-за Ивана? Просто побочные, незапланированные потери? Среднестатистические огрехи при тайной операции?

Ведь Иван мог не пойти в рейд. Мог совершенно спокойно остаться в Конюшне, Токарев вон рвался вместо него. Тогда ребята из группы были бы, скорее всего, живы. Это если засада была на Ивана Александрова. Если засада была на него.

Иван много раз мысленно прокручивал картинку — солдат идет к машине. Неторопливо, демонстрируя скуку и небрежность. Тянет лямку. Подходит, освещает фонариком номер машины и опознавательные знаки. Освещает, сволочь, смотрит. И продолжает неспешное движение. Уходит с линии огня, останавливается возле кабины.

Если бы это была просто громкая акция возмездия, то никого не нужно было посылать к машине. Просто расстрелять «Рейдер» с двух точек. Как только стала машина — открыть огонь на поражение из двух пулеметов. Тяжелый рубит, легкий — домолачивает. И никто бы не ушел. Можно было вообще не включать на вездеходе огней, а подпустить рейдовую группу поближе.

А если бы это был не «Рейдер»? Они могли остановиться, пропустить мимо себя обычный транспорт, хоть торговый, хоть военный. Движение по дороге через пустыню хоть и не слишком активное, но постоянное. Если бы засада приняла постороннюю машину, рейдовая группа точно насторожилась бы. И получила бы все возможности от контакта уклониться и добраться в Иерусалим хоть и позже, но невредимой.

Юрасик, Коваленок… Иван скрипел зубами, стонал, как от боли, но из головы выбросить не мог. Вспоминал этих двоих. Марко Смотрич и Анджей Квятковский не приходили к нему в сны, не возникали перед его глазами бессонной ночью — он не видел их смерти. И представить ее не мог.

Нет, то, что галаты могли сделать с захваченным патрульным, Иван знал. Но все равно не получалась у него в голове картинка. Марко стоит в пустыне, смотрит в темноту, на сполохи выстрелов, и пытается сообразить, что же там происходит. Не ввязался же Александров в бой? В это время Квятковский достает из кобуры пистолет, приставляет его к затылку опера и нажимает на спуск. Лицо Смотрича разлетается клочьями. Анджей бросает оружие и уходит? Чушь.

Не лепится картинка, ни хрена не лепится.

Когда Ивану разрешили вставать и ходить — даже тогда не возникло желания сбежать. Его не трогали, никто не лез с разговорами и сочувствием. Можно было просто жить. Даже не жить, а существовать.

Удобная растительная жизнь.

Ему приносили еду в палату, постоянно работал кондиционер, даже какими-то ароматизаторами и дезодорантами пытались забить неистребимый запах серы в клинике — все, чтобы специальному агенту Ордена Охранителей было хорошо. А специальному агенту Ордена Охранителей вообще здесь находится не следовало. Не положено ему было здесь находиться, хоть ты тресни.

Оказалось, что ходячим больным не возбраняется выходить на крышу клиники и дышать свежим воздухом. Нужно было только подняться на лифте до пятого этажа, потом пройти по коридору, выйти на лестницу и дальше преодолеть два лестничных пролета до крыши.

С первого раза эта прогулка вызвала у Ивана одышку и головокружение, сердце чуть не выпрыгнуло из груди, но постепенно, к концу недели путешествие уже не было испытанием силы воли, а превратилось вначале в приятную прогулку, а потом в полезную привычку.

После обеда Иван всегда выходил на крышу. И два часа там находился либо в плетеном кресле с пледом, либо прогуливаясь из конца в конец.

Думать никто не мешал. Но и помогать никто не собирался. Как-то так получилось, что в послеобеденные часы, кроме Ивана, на крыше никого не было. Закралось в душу опера подозрение, что больные и персонал были на этот счет проинструктированы, но выяснять правильность своих предположений Иван не стал.

Клиника была расположена правильно — это Иван понял сразу, с первого же посещения крыши. Вокруг не было домов. Какие-то строения были в небольшом отдалении, за деревьями, но от них крыша не просматривалась. Снайперы слезами изойдут, но подстрелить кого-нибудь на крыше у них не получится. Разве что подпрыгнуть в воздух и зависнуть.

Так что крыша была местом для прогулок безопасным и укромным.

Иван, пообедав в палате, выходил в коридор, останавливался возле торгового автомата, покупал, по настроению, батончик или пакетик орехов, потом следовал к лифту, доезжал до пятого этажа, потом два пролета… День за днем. В таком постоянстве было что-то успокаивающее.

Отупляющее, поправил себя Иван, после того как, просидев в кресле почти полчаса, вдруг сообразил, что возле Старого города гордо реет воздушный шар, и, кажется, с изображением трех поросят.

Вчера его, кажется, не было. Правда, теперь это утверждать с уверенностью было невозможно. Хрен его знает, был шар или нет. С Иглой — понятно. С телевышкой — понятно, это штуки постоянные, чтобы не сказать — вечные. Телевышку, правда, в позапрошлом году пытались подорвать — безуспешно, к Игле, естественно, никто и никогда не лез и наверняка не полезет.

А эти Хаммеровы поросята…

Ну напрочь не помнит Иван, телепались они чуть правее Иглы или нет.

Хотя, конечно, разницы никакой. Фокус даже не в том, летал шарик вчера или появился только сегодня. Важно то, что кто-то его в принципе поднял. И никому, кроме Джека Хаммера, это не позволено. А Джек Хаммер, как себе представлял Иван, сейчас должен был заканчивать давать показания и готовиться отбыть в места лишения свободы.

Сотрудничество с террористической организацией, пусть даже вынужденное, в Святой земле наказывалось жестко и быстро. Если для Ивана с его контрабандой можно было найти оправдание: не знал, вообще хотел оказать услугу приятному человеку, то знать, что помогаешь галатам или сатанистам, и не сообщить об этом властям — было равносильно расписаться в соучастии. Без смягчающих.

Но шар был, поросята были, и это значило, что старый морской волк на пенсии Джек Хаммер продолжает хозяйничать в своем заведении.

Бред.

Иван встал с кресла, прошелся по крыше, отвернувшись от аэростата, словно шар мог пропасть в это время.

Не пропал.

Ветра почти не было, так, легкий ветерок. Шар висел неподвижно, а баннер был растянут на металлических штангах.

Мать вашу так!

Нет, за те почти четыре недели, что прошли с момента последнего посещения Иваном бара, там мог быть произведен ремонт. Мог. И заведение снова открылось, и снова принимает оперов и туристов. Но чтобы Хаммер, сотрудничавший с галатами…

Нет. Никогда.

Иван почувствовал, что начинает заводиться, приказал себе сесть и успокоиться.

Ну и пожалуйста. Ладно. Пусть происходит что угодно. Пусть прощают пособников. Пусть разрешают и дальше нарушать правила и покой гостей в Темных домах. На здоровье. Это не Иваново дело.

Правда, когда прошлый раз поросята весело трепыхались возле Старого города, погиб Фома, а Иван нагреб себе неприятностей, но все это в прошлом. С Иваном может случиться всякое, но в Конюшню он вернуться не может. Его туда не пустят, даже если очень попросить. Как только Иван всплывет возле Конюшни, Ивана сразу же возьмут за разные болезненные места и будут задавать множество неприятных вопросов. До третьей степени не дойдет, скорее всего, но и просто ответами отделаться не выйдет.

Как же ты выкрутился, Джек?

— Любуешься? — неожиданно прозвучало у Ивана за спиной.

— Пошел ты в жопу, — не оборачиваясь, ответил Иван. — Я здесь отдыхаю в одиночестве. Ключевое слово — «одиночество».

— Не возражаю, — сказал Круль, поставил принесенное кресло рядом с Иваном и сел. — И я тут посижу в одиночестве.

Иван задумался на секунду, прикидывая, как будет выглядеть, если он сейчас встанет и гордо уйдет. Не очень здорово будет выглядеть. Будет похоже, что он сбежал. А от кого тут бежать? От мелкого предавшегося урода? Не дождутся!

Иван аккуратно расправил плед на коленях, закрыл глаза.

— Хорошая погода, воздух чистый — что еще инвалиду нужно, — сказал Круль.

Иван не ответил.

— Нет, я понимаю, что с моим приходом воздух перестал быть чистым и ароматным, хотя я и сел с подветренной стороны. Я не прошу счастья в твоих глазах и слез умиления по поводу моего визита, но обычной вежливости я заслуживаю? Ничто не дается нам так дешево и не цениться так дорого, как эта самая… Вежливость. Я тут еще и пива принес. — Круль подвинул к креслу Ивана спортивную сумку. — Справился у врача, выяснил, что можно немного пива в лечебных целях, нашел твое любимое…

Круль открыл сумку, достал бутылку и протянул ее Ивану.

Иван приоткрыл один глаз, глянул на бутылку и снова глаз закрыл.

— Не выпендривайся, Ваня, — Круль бросил бутылку на колени Ивану. — Составь мне компанию. Ну и разори меня, в конце концов, на стоимость выпивки. Нанеси посильный вред.

Иван вздохнул, взял бутылку, сорвал пробку и отхлебнул. Пиво было прохладным.

— И ты, я заметил, с неодобрением пялился на аэростат своего приятеля? — продолжил Круль. — Я как раз хотел тебе рассказать… Предупредить, так сказать…

Иван допил пиво и поставил бутылку возле кресла.

— На твой молчаливый вопрос отвечу — не приходил, чтобы не раздражать и не мешать процессу заживления. Сегодня просто бросился к тебе, чтобы успеть до того, как ты сам увидишь вот это непотребство, — Круль указал на воздушный шар. — Иные за мелочь садятся на долгие годы, а этот отделался несколькими допросами. И, насколько я знаю, не был наказан. Вообще.

— Повезло, — сказал Иван. — Я в него всегда верил.

— И ведь тебя подставил, — напомнил Круль. — Пойдем, расколотим ему окна и витрины? Я даже могу приготовить пару бутылок с горючей смесью. Значит, бензин, настрогать мелко мыло, все это в посуду…

— Не шуми, — попросил Иван. — Просто заткнись и помолчи.

— Хорошо. Я хотел с тобой побеседовать о делах, но раз ты хочешь просто насладиться моим обществом, не отвлекаясь на слова, то я подожду до твоего возвращения в палату. Мне начинать молчать или все-таки поговорим?

— Хрен с тобой, — вздохнул Иван. — Поговорим. Что тебе нужно?

— Даже и неинтересно… — протянул разочарованно Круль, — ты так быстро согласился… Я был настроен на дискуссию, на диспут, а ты… Вот вечно ты так, все норовишь испортить.

— Я такой.

— Я знаю. Галатам транспортировку взрывчатки испортил. Свинство, с их точки зрения. Ведь привез, передал, а потом вдруг вернулся и устроил пальбу в салуне, как в дешевом вестерне.

— Как умею…

— Хреново умеешь, если честно. Наши аналитики прикинули, посчитали, посидели с отчетами, рапортами, поколдовали над схемами — два к одному было за то, что тебя должны были убить. Два к одному. Ты не просто вломился в кабак, ты постучал, дождался разрешения, потом начал переговоры с хозяином, за это время парни на кухне могли не просто подготовиться, могли окопов нарыть и проволокой все затянуть. Эти их допотопные обрезы дробовиков — вещь примитивная, но надежная. Да, ты застал их в момент перезаряжания оружия. Молодец, но если бы хоть один из них имел дополнительный ствол…

— Я жив, — напомнил Иван.

— Но ты хотел умереть? Как же тогда по поводу самоубийства? Грех ведь. А, кроме того, после того, что с тобой случилось неподалеку от Сионских ворот…

— Ничего со мной не случилось. Я только нашел своего умирающего друга. И все. Он случайно наткнулся на галат, отчего-то сорвался и открыл огонь. Все. Я вызвал бригаду. Все.

— Может быть, может быть… — Круль достал еще по бутылке, одну открыл, а вторую протянул Ивану, тот отказался. — Все может быть. Только вокруг всего произошедшего накрутилось слишком много досадных недоразумений, мелких происшествий и странных совпадений.

— Например?

— Твои четки.

— Ты их как-то по-другому называл. К тому же, отчего это мои? Они у тебя.

— Давай не будем. Я могу сказать, что на них выявлены и задокументированы твои отпечатки. И это, кстати, будет правдой. Хотя никакого значения в данном случае это иметь не будет. Мы же просто так разговариваем, болтаем о пустяках. Так вот, возле тела Фомы найден суббах. Фома затеял стрельбу в воскресенье, Фома поперся… извини… пошел непонятно куда. Это мелочи, которые ты знаешь. Странности всякие. А теперь — дополнение к вышеизложенному, — Круль залпом допил вторую бутылку пива и рыгнул. — Извини, дурная привычка… Да. О чем это я? О непонятках и происшествиях. Когда ты уехал… Когда мы уехали в рейд, странности вокруг места смерти Фомы продолжили накапливаться. Для начала — больше нет того дома. Большая воронка, обломки и куча щебня.

— Не понял…

— Ну рвануло там во вторник. Мы как раз ночевали в горах, а там ка-ак рванет! — Круль сделал страшные глаза. — Никто не пострадал, но место происшествия исчезло. Как предположили эксперты, рванула пластиковая взрывчатка, в объеме не менее пяти килограммов. Там все-таки был склад оружия, похоже. Какого рожна галаты его взорвали, а не эвакуировали — непонятно. Лично мне — совершенно непонятно. Им каждый грамм взрывчатки, каждый ствол достается с трудом, а тут…

— Хотели скрыть следы… — без всякого интереса предположил Иван.

Круль хотел его удивить? Ну и что? Да, взорвали. Да, непонятно почему. И что дальше? Это как-то меняет взаимоотношения между Иваном и Крулем? Теперь — это очень далеко от Ивана. Он не знает, что с ним будет через день. Через час. Он сейчас спустится в палату, а ему скажут, что все, либо он убирается на фиг, либо подписывает Договор. Договор он, естественно, не подписывает и, соответственно, уходит.

— Хотели скрыть следы? Пусть так. Я как честный человек добавлю новую информацию, подтверждающую эту идиотскую гипотезу. В ночь со среды на четверг была произведена хакерская атака на компьютеры отдела расследований Конюшни. Вбросили вирус, снесли все, что там было. Во внутреннюю сеть не прорвались, но информация по расследованиям, акты, рапорта, фотографии и прочее — исчезло без возможности восстановления. Почему ты не смеешься?

Ивану все сказанное смешным не показалось. Это он и сообщил Крулю.

— Отчего? — удивился тот. — Ты часто слышишь о компьютерных изысках тех, кто даже современного оружия достать не может?

— Не часто.

— Еще одна мелочь. К тому бреду, что ты озвучивал раньше, — хотели уничтожить следы. Следы чего?

— Не знаю, — Иван вздохнул, с трудом сдерживая раздражение. — У тебя — все?

— Нет, не все. А у тебя еще не менее часа прогулки. Я узнавал — ты твердо придерживаешься расписания. Не станешь же ты из-за меня…

— Не стану, — Ивану снова удалось взять себя в руки.

Пусть болтает. Взорвали, перевзорвали — их право, их дела. На здоровье. Отчего он должен испытывать интерес или восторг по этому поводу? Почему этого не понимает Круль? Или есть у него в кармане что-то этакое, забавное? То, что должно потрясти Ивана Александрова?

— Послушай, Круль… Если ты собрался мне что-то сказать — говори. Не тяни.

— Я и говорю. Честно. Излагаю по порядку. По хронологии. То есть на тебя все вышесказанное впечатления не произвело?

— Нет.

— Тогда я делаю вывод, что психика у тебя устойчива и твои недавние приключения на ней не сказались. И можно переходить к следующему блоку. Ладно. — Круль встал с кресла, прошелся перед Иваном, словно привлекая его внимание. — Я читал твой рапорт о Фоме. Официально читал, имел право доступа ко всем материалам этого дела. По Соглашению. Ты изложил свою версию происшествия — Фома стоял в лавке, внезапно туда вошли два галата, Фома, отчего-то сорвавшись, открыл огонь, убил одного, второй его ранил, но Фома, смертельно раненный, собрался с силами и смог второго убить. Потом умер на твоих руках. Так?

— Так. Ты же читал, чего переспрашиваешь?

— Действительно. Чего это я переспрашиваю? Совсем охренел. Более того, официальное заключение Конюшни практически совпадает с твоей версией. Ты молодец, — Круль даже показал большой палец. — С ходу, навскидку выдал то, что потом эксперты подтвердили после глубоко изучения трупов и места. Молодец?

— Это ты меня спрашиваешь?

— Тебя. Ты себя считаешь молодцом? — Круль присел на корточки перед Иваном.

— Ну дураком, во всяком случае, я себя не считаю.

— Тогда расскажи мне, умный человек, как так могло получиться, что убитый галат, тот, что вошел первым в здание, лежит на гильзе патрона из пистолета второго? — спросил Круль. — Не ручкой прикрыл, а всем телом, животом навалился. Ты же там был, тело не передвигали?

— Нет, — ответил Иван.

Тело не передвигали. Кровь натекла из раны в лужицу. Если бы тело попытались передвинуть, даже голову приподнять, было бы видно.

— Классно? — спросил Круль, выпрямляясь. — Фома повернулся, выстрелил, труп повис в воздухе, дождался, когда огонь откроет задний галат, потом упал прямо на гильзу. Так могло быть?

Иван задумался. Нет. Не могло. Если Круль не врет, то не ложится эта гильза в гипотезу Ивана. И, кстати, в официальное заключение тоже не ложится.

— Я бы предположил другое, — Круль поднял вверх указательный палец правой руки. — Уважаемые господа, я бы предположил, что задний галат выстрелил первым. Не буду вам навязывать свою точку зрения, предоставлю вам самим представить себе все произошедшее тем январским днем. Включайте воображение, коллега!

Пошел ты, хотел сказать Иван, но смолчал. Тут стоит подумать.

Значит, Фома стоял в здании. Стоял он, значит, стоял, потом неожиданно входят галаты. Фома выстрелил… Нет, не выстрелил. Гильза попала под тело убитого. Первым стрелял галат. Он стоит за своим приятелем, Фома не видит оружия. Поворачивается к галатам, спокойно поворачивается, знает, что те Божье перемирие не нарушают.

Может быть, даже спрашивает, чего вам нужно, неудачники? Не хотите ли переждать непогоду в другом месте. Эту картину Иван себе представить может. Спокойно может. И Фома в этой картинке ведет себя естественно и без странностей.

Первый галат без оружия, правая рука вообще в кармане, левая на виду. Задний… задний держит оружие в руке. Задний готов стрелять. Он знает, что Фома в здании, и именно Фому он и собирается убить. Пусть не Фому, пусть того, с кем Фома там встречался. Это сейчас неважно. Хотя — скорее всего Фому. Ведь пули достались именно Свечину, а никто галату целиться не мешал.

Ладно-ладно, они зашли, Фома повернулся, Фома обязательно повернулся, раны у него спереди, второй галат стреляет. Фома падает. Фома не мог не упасть с такими ранениями. Не упал — сел, прислонившись спиной к куче мусора. И стал стрелять в ответ. Пуля — в лоб первому. Он падает, брызги крови, куски черепа отвлекают внимание второго. Он был уверен, что убил Фому, а тот оказался жив и стреляет. Стреляет точно.

Выстрел в лоб, галат падает на гильзу, открывает своего напарника. Фома достает и того.

Но это только воображение Ивана. Там работали эксперты, признали, что первым стрелял Фома. Откуда Круль знает о гильзе?

Иван посмотрел на Круля, тот взгляд заметил и усмехнулся:

— Ты о моей информированности?

— Да.

— Закрытая информация. Пока, — Круль подчеркнул это «пока», — не могу сказать. Но могу подбросить новую, по необходимости. Тебя что-то интересует дополнительно?

Иван потер лоб ладонью.

Как еще можно проверить, кто стрелял первым? Гильза? Если даже Круль не врет, и ее действительно нашли под телом. Гильзу туда можно было просто засунуть. Подойти к мертвому телу, присесть и гильзу просунуть, не потревожив тела. Иван и сам, когда обыскивал убитого, мог бы гильзу подбросить.

Ивана обожгла внезапная мысль: а если это он, когда искал оружие, случайно, не заметив, рукавом зацепил ту проклятую гильзу и затолкал ее под труп? Мог? Неизвестно. Если бы глянуть, где именно нашли гильзу. Точно посмотреть. Спросить у Круля? Он ведь и сам предлагает. И прямо светится готовностью помочь, подсказать. А ему можно верить? Только Дьявол не врет. Только он.

Ладно с ней, с гильзой. Есть еще канал движения пули. Угол. Принять во внимание рост всех троих, как стрелял Фома, измерить направление канала.

— Трассологи смотрели откуда стрелял Фома? — спросил Иван.

— Конюшни? Вроде смотрели. Заключение подтверждает твою первоначальную версию. Но наши источники указывают, что пули шли снизу вверх. Фоме нужно было держать пистолет возле правой коленки, чтобы добиться такого угла. Сидя он стрелял. А в него — стоя. Чего мы с тобой играем в вопросы-ответы? Я по дороге сюда заскочил в твою палату и положил под матрац материалы этого дела. Посмотри, подумай.

— Тебе-то это зачем? — задал, наконец, Иван вопрос, который крутился на языке уже давно. — Преисподней-то с этого что?

— Справедливость, — высокопарно провозгласил Круль, картинно вскинув руку. — Как же без нее?

— А без понтов?

— А без понтов, — перейдя на нормальный тон, ответил Круль, — не твое дело. Мне сказали, я передал. Зачем — не знаю. Даже не догадываюсь.

— А если бы знал?

— Не сказал бы. Или сказал бы, но так, чтобы ты решил, что я вру. Так даже надежнее, — Круль посмотрел на часы. — Как летит время… Тебе пора в палату. Не нужно нарушать график.

Иван спорить не стал. Вступать в препирательства или заводить пикировку не было ни желания, ни смысла. Все, так или иначе, прояснится. Так или иначе.

Его подставят? Попытаются использовать? Или это такой сложный подход для вербовки? Некоторые соглашаются работать на Администрацию без подписания договора, под честное слово работника Службы Спасения. Идиоты. От них, понятно, не пахнет серой, но церемониться с ними Служба не будет. Вот таких обманывают десятками и сотнями. Но все равно находятся идиоты.

Иван к таким не относится.

Иван встал с кресла, сложил плед, оглянулся на аэростат.

С Джеком так и не удалось толком поговорить. Ни по поводу последнего дня Фомы, ни по поводу той подставы с посылкой. А как хотелось бы!

Иван пошел к выходу с крыши, Круль, подхватив сумку, двинулся следом. Он явно собирался продолжить разговор в палате. Шел молча, не обгонял, когда Иван отпустил запружиненную дверь с лестничной клетки в коридор, и та врезала Круля по ноге, преступивший даже не выругался, зашипел что-то невнятно.

И на здоровье.

Возле лифта никого не было, Иван вошел в кабину, Круль вошел следом, повернулся лицом к двери и спиной к Ивану.

— Третий этаж, пожалуйста, — сказал Круль, не поворачивая головы, и добавил, когда лифт поехал: — Благодарю, любезнейший!

На третьем этаже было почти пусто.

Парень в зеленом комбинезоне возился возле торгового аппарата. На спине красными буквами было написано «Вкусный мир». По дороге наверх Иван купил в автомате шоколадку, машина работала, выдала покупку без проблем.

Правда, за два часа могло произойти все что угодно.

С противоположного конца коридора шел санитар, толкая перед собой пустое кресло на колесах. Кого-то, наверное, отвозил. Или, наоборот, сходил за креслом для кого-то, сейчас идет в палату.

На этаже была занята только одна палата, Ивана. Остальные были пусты или по совпадению, или в целях безопасности. Для Ивана кресло везти не могли. Шел к лифту? Но служебный лифт на той стороне, откуда идет санитар.

Иван оглянулся и встретился взглядом с механиком. Тот не закрыл еще крышку торгового автомата, но во внутренности уже не смотрел. Смотрел на Ивана, и что-то такое было у него во взгляде неприятное…

Еще не понимая что и зачем делает, Иван схватился двумя руками за ворот куртки Круля и рванул его в сторону, к открытой двери пустой палаты.

Круль выронил сумку, правая рука скользнула под полу, Иван толкнул Круля сильнее и вскочил следом за ним в палату.

В коридоре звонко щелкнуло, пуля ударила в дверную раму, отщепив изрядный кусок древесины.

— В угол! — прошипел Круль, целясь из пистолета в дверь и медленно отступая в глубину помещения. — Не путайся под ногами.

Иван послушно отошел в угол за пустую кровать, присел.

Оружия у него не было, больше, чем он уже сделал для развития сюжета, он сделать не мог. Во всяком случае — пока.

— У тебя вспомогательного ствола нет? — спросил Иван шепотом.

— Нет. А чего это ты шепчешь? — Круль дважды нажал на спуск, девятимиллиметровый «сатана» прогрохотал, две латунные гильзы отлетели в угол. — Это им нужна тишина, а нам… Нам тишина вредна и противопоказана!

Круль еще дважды выстрелил, на этот раз не в стену напротив двери, а в окно коридора. Зазвенело стекло.

— Все сюда! — заорал Круль. — Наших бьют!

Еще выстрел, палату заполнил запах сгоревшего пороха. На фоне ламп к вытяжке потянулась серая лента.

Круль выстрелил в стену палаты возле двери, сначала справа, потом слева. Пули прошли насквозь, выбив в коридор куски штукатурки и обрывки картона.

— Разве теперь строят? — спросил Круль и выстрелил еще дважды, снова в стену, теперь подальше от дверей. — Вот раньше строили на века.

Теперь коридор заполнялся гипсовой пылью, было похоже, что начинается пожар.

— Где же там охрана? — прокричал Круль. — Где же вы лазите, бездельники? Всем ухи пооткручиваю!

— У тебя двадцать четыре патрона в магазине? — спросил Иван.

— Да. А что? Оставить пару для нас с тобой, чтобы в плен не сдаваться? Не сдадимся! — Круль явно развлекался, ему ужасно нравилось все происходящее, вся эта пальба, дым, пыль и Иван, беспомощно скорчившийся в углу. — Я защитю тебя, Ваня! Никто до тебя не доберется.

В коридоре закричали, несколько раз щелкнули пистолеты с глушителями, что-то упало. Потом в автоматическом режиме загрохотал «сатана».

— Вот это по-нашему, — одобрил Круль. — Если есть автоматический режим, пара злоумышленников и пустой этаж, отчего же и не пострелять от всей души.

К «сатане» присоединился второй. Потом — третий.

— А вот теперь — явный перебор, — заметил Круль и покачал головой. — Нет, нужно и меру знать. Развлечение развлечением, но что на счет пленных?

— Если это галаты, — сказал Иван, — то пленных не будет. Молись, чтобы они были без поясов…

В коридоре рвануло. Не так чтобы очень сильно. Не мощнее наступательной гранаты.

За дверью повалил черный дым.

Пистолеты замолчали.

— Наши победили? — крикнул Круль. — Дело Преисподней лидирует?

На пороге появился человек в черно-синей форме охранника, с пистолетом в руке. «Сатана» настороженно смотрел внутрь палаты.

— А я тебе сейчас эту железяку в задницу забью, — предупредил Круль. — Я тут, понимаешь, не для того проявляю массовый героизм и чудеса самопожертвования, чтобы кто-то с деревянной башкой в меня взял и стрельнул.

— Там… — сказал охранник и указал рукой в коридор, затянутый дымом и пылью. — Там второй.

— Это который? Тот, что не взорвался?

Охранник кивнул и выглянул в коридор.

— И не стреляет? — спросил сочувственно Круль. — И не стреляет, и не взрывается, вот ведь сволочь! А что мы?

— Мы подстрелили, кажется, обоих, по ногам стреляли, они упали. Один взорвался, второй пока нет… — Охранник снова высунул голову из палаты и снова спрятался в палату.

— Он уже на лифте уехал, — подсказал Круль.

— Лифты в таких случаях выключаются. И лестница перекрывается. Только аварийная функционирует, но она в той стороне…

— В противоположной, значит, — Круль подошел к двери, выглянул. — Ничего не разобрать. А если он сейчас ползет сюда, чтобы разделить заряд взрывчатки на всех? Как полагаешь, боец охраны?

Охранник побледнел.

— Иван, что будем делать? — спросил Круль.

— Дай мне ствол, увидишь.

— Не могу. И охранник не может, — Круль на всякий случай показал охраннику кулак. — Не можешь же?

— Не могу, — подтвердил охранник.

— Остальные где?

— Кшиштофа ранило, его Гофман и Печка потащили вниз. Багдасарян и Белых в том конце коридора… — объяснил охранник. — А я…

— Серега, у тебя все нормально? — послышалось из коридора.

— Ага! — крикнул охранник. — Тут все живы. Что делать будем?

— Подождем спецназ, — ответили из коридора. — Если у него пояс…

— Если бы у него был пояс, — сказал Иван, — стены коридора уже опрокинулись бы в стороны. У него была кнопка на тот свет. И у второго, наверняка, тоже.

— И чего ж он тогда не жмет? — спросил Круль. — Умер?

— Может, умер, — согласился Иван. — И не успел нажать.

— По ногам, говоришь, стреляли, — Круль посмотрел на охранника.

— Поначалу — по ногам. Потом — кто ж его знает. Они стреляли, мы стреляли, они в Кшиштофа попали, мы в них. В лежащих.

— Что это у тебя? — спросил Иван, глядя на плечо охранника испуганным взглядом.

— Где? — переполошился тот, скосил взгляд влево и пропустил удар ребром ладони по шее.

Круль подхватил падающего, вздохнул и опустил его на пол.

Иван взял пистолет из руки охранника. Достал магазин, посмотрел. Еще штук пять патронов было. Вставил магазин на место.

— Нападение на представителя, завладение оружием, нарушение инструкций и нанесение каких-то там повреждений, — с преувеличенным восторгом перечислил Круль. — Резкий ты парень. Что дальше?

Иван выглянул в коридор. Шлейф дыма тянулся к выбитому окну. Слева стены коридора были испачканы красным и черным. Справа повреждений видно не было. Ничего видно не было.

Иван присел.

Зеленый комбинезон лежал возле красно-зеленого автомата. Не шевелился.

— А может, и вправду убили, — сам себе сказал Иван, подумал, что на дороге было куда опаснее, и вышел в коридор.

Не на середину, понятно, двинулся вдоль стены, держа лежащего на прицеле. В горле першило от дыма и пыли.

— Прямо так к нему и подойдем? — Иван оглянулся и увидел, что Круль идет за ним следом, пистолет держа дулом кверху. — Ты не отвлекайся, слушай мои замечания и советы, не поворачивая головы. За руками следи, за руками.

Руки тип в зеленом комбезе держал на виду, но как-то странно. Неловко как-то он их держал. Сам лежал на животе головой к торговому автомату, левая рука была отброшена в сторону, вывернута локтем наружу. Правая была согнута в локте и кисти, словно лежащий не ощущал неудобства, а рука не затекала.

На спине, прямо посреди буквы «эс» в надписи «Вкусный мир», имелось пулевое отверстие. Еще два чуть ниже и в ногах три: два в левой и одно в правой.

— Эк они его, — пробормотал Круль, протянул руку и приложил пальцы к шее лежащего. — Но ведь живой.

— Аккуратнее с ним, — сказал Иван. — Мало ли где у него кнопка.

— Мало ли… — продекламировал Круль, наклоняясь к самому полу. — Где-то под телом. Тьфу ты напасть!

— Что такое?

— Смотрит. Не только дышит, но и смотрит, — Круль встал с пола, подошел к открытому торговому автомату, взял шоколадку, оглянулся к Ивану. — Не хочешь чего стырить? Имеем право, ибо заслужили.

Иван тоже подошел к автомату, заглянул в его внутренности.

В глубине имело место быть странного вида сооружение из циферблата, проводков, матовой металлической коробочки и чего-то коричневого, завернутого в прозрачный пластик.

— А не бомба ли это часом? — спросил Иван.

— Бомба, — кивнул, присмотревшись, Круль. — Парня подстрелили в самый последний момент, не успел он ни самоликвидатор включить, ни адскую машину запустить. Работал, значит, себе, работал, бомбу ставил. А тут — ты. Решил, что это засада, и начал принимать меры. У них выбора и не осталось, понятно, что если они просто уйдут, то машину все равно разминируют. Вот и решили нас грохнуть простым непосредственным пусканием пуль. Предлагаю отойти от бомбы. Ты как?

— Предложение поддерживаю, только и супостата придется забрать. Потащили?

Они подхватили раненого с двух сторон под руки, развернули и потащили прочь, в дальний конец коридора.

Раненый закричал утробным голосом. Отчаянно и тоскливо — так кричат только от нестерпимой боли. Иван чуть не бросил его от неожиданности.

— Чего это он?

— Боюсь, что наши умельцы ему позвоночник перебили, а мы этот самый позвоночник зацепили. Не обращай внимания, все равно ничего не сделаешь.

Набежали люди, быстренько убрали мертвое тело, кричащего раненого положили на каталку и увезли.

Круль пропустил Ивана в палату, закрыл дверь. Подошел к кровати, вытащил из-под матраца пластиковую папку.

— Вот твои материалы, можешь любоваться и даже учить наизусть…

В дверь палаты постучали.

— Кто? — спросил Круль, достав из кобуры свой пистолет.

За дверью что-то просипели.

— Это к тебе, — сказал Круль и открыл дверь.

На пороге стоял давешний охранник, держась рукой за горло.

— Точно — к тебе. Что нужно, служивый?

Охранник попытался ответить, но только снова захрипел. Указал пальцем на пистолет в руке Ивана.

— Ты ж ему так ствол и не вернул, — засмеялся Круль. — Он тебе, между прочим, жизнь спасал, а ты ему, мало того что чуть кадык по позвоночнику не размазал, так еще и служебное оружие не вернул. Недобрый ты человек, Ваня.

Круль вытащил у Ивана из руки пистолет, отдал его охраннику и захлопнул дверь. Иван продолжал сидеть на краю кровати, глядя на папку, лежащую перед ним на одеяле.

— Э-эй! — позвал Круль и поводил рукой перед лицом Ивана. — Вы меня слышите?

— Отцепись, — Иван вздохнул. — Лучше вообще иди себе на фиг, в крайнем случае, просто посиди молча в уголке.

— Подумать надо? — с сочувствием в голосе спросил Круль.

— Да, подумать! Попытаться понять, что тут происходит вокруг меня. И со мной! Какого хрена суетятся вокруг. Ты руку того мастерового видел?

— Предплечье с цифрами? Видел.

— Видел… И запах серы от него тоже чуял?

— Серы? Не обратил внимания. А что?

— А ничего! — крикнул Иван. — Совсем ничего! Как может быть, что предавшийся — одновременно и галат — объясни. Не может быть такого…

— Почему? — спросил Круль с ледяным спокойствием. — Что мешает галату подписать Договор в трудную минуту? Человек ошибся поначалу, но потом осознал свою ошибку, сходил в офис Службы Спасения и вызвал Администратора на дом. Почему нет?

— А потому, что он так и остался галатом. Он ведь бомбу закладывал. Ему за это что, ничего бы в Аду не сделали? Выполнили бы условия Договора, предоставили щадящий режим?

— А почему нет? Договор с Преисподней — штука очень формальная, чтобы ты знал. Если в нем что-то не прописано, то можешь это не прописанное нарушать себе на здоровье. Тебе и слова никто не скажет. Дьявол, напоминаю…

— Не врет, — буркнул Иван. — Слышал, знаю. То есть галат подписал Договор…

— На агентурную работу, на выполнение разового поручения, в рамках рекламной акции, в конце концов. Продай душу сегодня, получи гарантию на спокойное завтра…

— Да? И остальные галаты будут спокойно нюхать серную вонь, исходящую от сообщника? Ты себе такое представить можешь?

— Я вообще-то много чего могу себе представить… — протянул Круль. — Очень много… Но такое — да, пожалуй, не получается. Насквозь деревянные парни в руководстве галат.

— А он, этот мастер, он ведь каким-то образом умудрился…

— Ну умудрился. Ну смог. Между прочим, свобода совести действует по обе стороны баррикад. Господь дал вам свободу выбора, позволил самим решать, что делать, с кем дружить, а наш чем хуже?

Иван молча посмотрел на Круля.

— Нет, серьезно, ну да, Дьявол борется с Богом…

Иван молча смотрел на Круля, и в уголке рта явственно проступала ироничная улыбка.

— Че лыбишься? Не будем спорить, просто констатируем, что и у нас всякий сам решает свою судьбу. Пришел галат, заявил, что хочет подписать типовой Договор на щадящее обслуживание. Имеет полное право и даже не должен объяснять причин. Передал душу — гуляй смело. Нарушишь Договор, тебе же хуже, потеряешь льготы, но душу все равно не вернешь. Подписал, начал излучать аромат серы, получил значок и свой экземпляр Договора. Даже на экскурсию в ад съездил и в любую точку Земли на выбор, в качестве бонуса. Вернулся, связался со старшим пятерки и получил задание на проникновение, скажем, в Клинику. Мы же не трусим каждого на детекторе лжи. Мы свое уже получили, а ты можешь играть и выпендриваться, сколько влезет. Не нарушишь Договор — молодец. Нарушишь — попал… Но это я тебе уже говорил. Это у вас нужно трястись над каждой душой, а у нас… Ну и кроме того… — Круль сдвинул рукав своей куртки и рукав гольфа. — Посмотри. Давно тебе хотел показать.

Иван мельком глянул, отвернулся. Потом до него дошло, Иван вздрогнул, посмотрел на предплечье Круля и перевел взгляд на его лицо.

— Смешно? — спросил Круль.

Два — точка — шестнадцать. Цифры потеряли яркость, были наколоты несколько лет назад. Получалось, что еще до того, как Круль предался.

— Скажи, юноша, чем отличается оперативник с наколкой на предплечье от самого закоренелого галата? — Круль усмехнулся, довольный произведенным впечатлением. — Отвечу сам, не дожидаясь твоего возвращения из ступора. Ничем не отличается. Понял? Совершенно ничем. Внешне. По действиям, конечно, можно опознать, но и тут возможны варианты. Оба убивают, могут чего-нибудь взорвать или кого-нибудь удавить… Оба уверены в своей правоте. Оба ошибаются, но мы сейчас не об этом. Мы вот о чем…

Круль послюнявил указательный палец, потер цифру — синяя краска размазалась, двойка исчезла.

— Вот теперь мой номер шестнадцатый, обрати внимание. Я сильно изменился?

— Хочешь сказать, что у того тоже было нарисовано? — угрюмо спросил Иван.

— А это ты не узнаешь. Можешь заподозрить, что это мы подослали тех двоих, чтобы тебя подтолкнуть к какому-то решению, или поверить, что я и сам офигел, попав в эту переделку. Хотя можешь и не поверить, ведь циферки я нарисовал как раз перед сегодняшним визитом. Совпало так. Или не совпало, или я специально это сделал, чтобы тебя запутать и вывести из равновесия…

— Куда уж дальше…

— Тоже верно, на первый взгляд смысла нет. На второй — тоже. Но, может быть, на это я и рассчитывал? — Круль откровенно веселился, но глаза оставались совершенно серьезными. — Насколько проще было в Конюшне… Те, что рядом, — свои, хорошие, делают правильное дело. Те, что предались, — сволочи, выступили против Бога, мерзавцы и прочее. Галаты — сложнее. Они ведь за Бога, только по-своему, но все равно сволочи, и их тоже нужно убивать. Их даже проще убивать, чем предавшихся, не нужно постоянно сверять свои действия с прорвой существующих договоров. Пусть начальство решает, ему виднее. И раз предавшиеся машины и дома на улицах не взрывают, то и убивать их с ходу нет необходимости. Ненависть — имеет место, а насущной необходимости уничтожать — нет. Никогда не задумывался, отчего так выходит — к нам, к предавшимся, вы испытываете острую ненависть за отход от Бога, за самое страшное преступление в глазах всякого истинно верующего. А к верующим в Бога, умирающим за него и — да, нехорошо, но все-таки — убивающим не просто так, а за Него… в Его имя, ради спасения невинных душ — почему у вас к ним такая ненависть? Не задумывался?

Иван не ответил. Нечего было ответить. Подобные мысли приходили к нему в голову пару раз, но ответы не находились, размышлять было некогда, а нужно было работать… Стоп.

Он видел на предплечье убитого Фомой цифры, но только сейчас, после наглядной демонстрации Круля, вдруг сообразил, что они тоже могли быть нарисованы… И что это давало? Это были не галаты? Чушь. Чего же это тогда галаты так заактивничали? С каких это пирогов?

Так можно запутаться окончательно…

С другой стороны, если это были не галаты, не факт, что Хаммер работал на галат. Получалось, что кто угодно мог нарисовать себе цифры или даже наколоть их, если собирался работать долго…

Да как же это? Мир терял ясность, четкость и однозначность. Каждый мог быть кем угодно. И что, в Конюшне этого не знали? Если это понятно Крулю, значит, и Токарев с Шестикрылым могли до этого додуматься. А есть еще и те, кто выше, кто отдает приказы начальству Конюшни. Там что — дураки?

Там…

Иван вздрогнул. Помотал головой. Совсем ерунда получается… Если для того, чтобы выглядеть галатом, достаточно заиметь себе три цифры, то для того, чтобы галатом не выглядеть, достаточно их не колоть? Так, что ли? И это значило, что галатом мог быть любой? Даже кто-то из оперов? Оперов тоже на детекторе не гоняют, следят, проверяют, но не слишком глубоко. Исповедь? Галатам наплевать на ложь во время исповеди, а, кроме того, у них есть свои исповедники, галатские. Для них этого достаточно.

Так-так…

Значит, если галаты могут проникнуть и в Конюшню, то и в отдел расследований, и к экспертам… И вполне могли подбросить ту самую гильзу… Или убрать ее из официальных бумаг и файлов.

— Правда, интересно? — спросил Круль. — Так много разного лезет в голову, если сломать стереотип, подкорректировать точку зрения…

— Ты этого и добивался?

— Честно?

— Да.

— А если совру? Ладно, честно — я специально. Не то чтобы я был такой умный… Наши психологи неделю готовили тезисы для этого разговора. Я потому и «два-шестнадцать» изобразил. Для наглядности. Кто ж знал, что еще и террористы так удачно подвернутся?

— О террористах вы не знали?

— Нет, — честно ответил Круль, приложив руку к сердцу. — Откуда?

— И видеонаблюдение в коридоре не сработало? И тебя не предупредили, что в коридоре двое посторонних?

— Как? — Удивление Круля было искренним и неподдельным. — Мы же с тобой были на крыше…

— Были. И ты меня оттуда погнал на полчаса раньше, чем я уходил обычно. Не клей из меня дурака, брат Старший Администратор. Ты «улитку» из уха вынул на лестничной клетке, но я ведь ее заметил все равно. Охранники, которые так быстро оказались на этаже, тоже из разряда рояля в кустах. Могу поспорить, что их использовали втемную и вытащили поближе к месту будущего происшествия по какому-то левому поводу. И противопожарная система не включилась — ни на дым, ни на взрыв. Зачем вам потоп, зачем портить помещение…

Круль похлопал в ладоши, Иван сплюнул прямо на пол.

— Это вы меня сдали? — спросил Иван. — Сообщили галатам?

— Ты чего, с ума сошел? — Круль даже обиделся. — Думай, что говоришь. Кто бы нам поверил? Мы осторожно слили информацию о странном пациенте, которого сильно охраняют, но который Договора не подписал. Потом по недосмотру поместили твою карточку в общую базу Клиники. Случайно не обратили внимания на очень осторожное проникновение в эту базу. Сами подвинули график дежурства одного-двух сотрудников, не предателей, но болтунов. Когда стало понятно, что все произойдет сегодня, тут появился я и принялся тебя страховать. Заодно помогая прозреть и приобрести стереоскопическое зрение, позволившее тебе увидеть картинку объемной. Это была тонкая и сложная работа, а ты — сдали!

— Сдали… как это ни назови, все равно — сдали. Зачем?

— Ну… Во-первых, чтобы проверить некоторые свои подозрения. Во-вторых, чтобы помочь тебе…

— Прозреть, я помню.

— Молодец. Помни. Это во-вторых. В-третьих, у нас есть цель, достичь которую мы можем только с твоей помощью…

— Обломайтесь.

— Вот. Именно поэтому. Давить на тебя бессмысленно. Даже опасно. Мы можем тебе только показывать, подсказывать… Ты обратил внимание, я ведь даже не пытался тебе навязывать что-либо. Ты сам…

— Я сам, — кивнул Иван. — Я сам видел гильзу, читал официальный отчет, поймал за руку тех, кто отчеты подделывал. Все с твоих слов.

— Документы, — Круль указал на папку.

— Которые вы же и сделали. Вы хотели, чтобы я поверил и сделал правильные выводы? А вместо этого запутали меня окончательно. Я теперь ничему не могу верить…

— Вот! — воскликнул Круль. — Наконец-то! Не поверишь, прямо камень с души свалился. Именно это нам и было нужно. Ты запутался, никому не веришь, тебя такое положение должно раздражать немыслимо… Раздражает? Можешь не отвечать, я и так вижу. Что ты должен захотеть после этого? Ну-ка?

— Послать вас…

— Может быть. Хотя ответ неверный по сути. Захотеть послать — да, конечно. Любой бы захотел. А вот послать на самом деле… Нет. Никогда. Ты слишком самолюбив и любопытен. Ты захочешь все выяснить. А выяснить все ты можешь только вместе с нами…

— Хотите меня сделать агентом?

— Дурак совсем? Как мы тебя можем сделать агентом? Для начала, галаты бросились тебя убивать сразу, как только узнали о том, что ты живой. На хрена нам агент, которого убьют в первый же день? Галаты ведь могли тебя не трогать, согласись. Если они мстят за убитых Фомой, то почему именно тебе? За убитых в Элате? Такая же фигня, ты ведь убил в перестрелке, без подставы и подлости. Они это прекрасно понимают. Тогда почему они полезли сюда, понимая, что шансов немного? Ну и кроме этого… Я сейчас буду говорить вещи неприятные, можешь верить, можешь не верить, но сказать я это должен. В драку не полезешь?

Иван не ответил.

— Засчитаем молчание как знак согласия. Ты ведь не возражал, что там, на дороге, засада ждала нашу группу. Твою группу. Так?

— Так, — нехотя подтвердил Иван.

— А на сколько дней мы уходили? На семь? Два дня туда, три там и два назад. Если бы нас перехватывали просто так, без конкретной наводки, то либо торчали бы возле дороги всю эту неделю, либо проворонили бы нас однозначно. Не так?

И снова Иван согласился.

— То есть они знали, что мы возвращаемся. Знали точно… Но не совсем.

— КПП, — напомнил Иван.

— Правильно. Отлично. Враг сидел на КПП и предупредил тех парней. Оставим вопрос, где дежурили те самые парни, ведь сорвали их, надо думать, быстро, значит, караулили они неподалеку. Не будем в этом копаться. Подумаем о другом. Если они получили информацию с КПП, то почему не действовали наверняка, не расстреляли нас, как только заметили, послали зачем-то солдата, который, в общем, нас и предупредил… На контрольно-пропускном пункте точно знали, когда мы вышли, и знали, что перед нами и после нас никто не шел. Точно знали. Совершенно точно. Есть еще варианты места утечки информации?

Иван задумался.

Это к чему-то его Круль подводит. Ведет как на веревочке, подергивает и тащит. Что-то он или знает, или догадывается. Ему проще, с ним работают психологи и аналитики Службы Спасении. Теперь, конечно, можно изображать перед Иваном гения.

Спокойно, одернул себя Иван. Нужно думать не о проблеме, нужно думать над проблемой. Не рассматривать себя, решающего задачу, обиженного и жалкого, а в задачку нужно всматриваться, ручками в нее залезть, подергать за рычажки и покрутить колесики. Сообразить, как она устроена, эта долбаная проблема, и — да, кстати, — принять к сведению намеки предавшегося.

О группе… о возвращении группы стукануть нужно было дважды, по-любому. Сперва сообщить, что возвращается рейдовая группа Ордена Охранителей досрочно и нужно выдвигаться перехватчикам в точку ожидания. Потом сообщить конкретно, что вот только-только группа вышла. Дважды нужно было сообщить.

Кто-то из группы? Квятковский поднимает пистолет, стреляет в затылок Смотричу… Нет. В смысле мог Анджей стрелять, мог, а вот сообщить о передвижениях ему было трудно. Мобильники ни в Элате, ни в Деннице, ни в пустыне не работают. Рация в «Рейдере» была одна, к ней Квятковский не подходил. Иметь при себе что-нибудь миниатюрное… Через горы не достанешь до Иерусалима. Да и от Элата… Не получается. Это, говорят, до Возвращения можно было с мобильника куда угодно дозвониться через спутник. Когда Земля еще была круглой. Сейчас — фигушки, не получится. Кто еще мог навести?

Иван искоса глянул на Круля, тот сидел на стуле, сложив ручки на коленях, и рассматривал Ивана с каким-то умилением во взоре. Сволочь.

Понимает прекрасно, что Иван придет к нужному решению, найдет ответ. Уже нашел, только себе не хочет в этом признаться.

Капитан Мовчан доложил своим, те связались с Инквизицией, а Инквизиция сообщила Токареву. И тот потребовал выступать немедленно. Потом с ним связались непосредственно, и он, в общем, приказал выезжать, но оставил все на усмотрение Ивана. Погода, то-се…

Два предупреждения и неуверенность в том, что на дороге именно «Рейдер». Все сходится. Получается, что утекала информация прямо из Конюшни. Где-то возле самого Токарева. Оставалась возможность прослушки по радио и через телефонный кабель. Оставалась именно как возможность. Все очень сложно получалось в этом случае. Галаты такие сложные технические способы не используют.

Если это галаты, раздраженно напомнил себе Иван. А мы ведь недавно поняли, что это мог быть кто угодно, даже предавшиеся. Хрен там учуешь на ветру в пустыне.

Наиболее вероятно — кто-то из близкого окружения Токарева. Кто-то из группы связи? Техник? Покрутить бы их всех, подергать. Но тут…

Твою мать, тут Круль снова прав, на хрена им такой агент. Не нужен им агент, который, появившись в Конюшне, будет посажен в холодную. Или убит. Или то и другое последовательно.

— По печальному выражению лица я могу предположить, что ты дошел в своих размышлениях до того места, когда понял, что Конюшня не является безопасным местом. Подмигни, если я неправ, — Круль вздохнул. — Понимаю, тяжело. Но других вариантов нет. И выходит, что из трех известных тебе сил, сцепившихся в Святом Городе, только одна для тебя гарантированно безопасна.

— Себя имеешь в виду?

— Это ты сказал, не я, — поднял руки Круль. — Но сказал совершенно правильно. Если бы мы тебя хотели убить — я мог тебя просто не взять с собой. Не тащить, надрываясь, а просто уйти. Если я сделал глупость, нарушил планы своего руководства, то тебе дали бы умереть в Клинике. Тебя очень долго и напряженно удерживали на этом свете, поверь. Информацию от тебя получить… Какую? Зачем? О внутренних делах Конюшни я и так все знал, сообщил… О новостях? Есть и другие способы, попроще, чем ломать упрямого и склонного к саморазрушению оперативника. Какой отсюда вывод?

— Использовать вы меня хотите.

— Правильно! — вскричал Круль. — Молодец. Использовать. Именно — использовать. И используем. И дальше будем использовать. Ты против?

— Да.

— Глупо. Глупо, но честно. Вариантов только у тебя немного. Пойти к галатам и умереть. Пойти в Конюшню — и тоже умереть. Попытаться сбежать из Святого Города и ничего не узнать, а прятаться до самой своей смерти, пусть даже и не очень скорой. А можно остаться с нами… Не дергайся, без Договора, без вони, без гарантий, кстати, тоже. Остаться и получить ответы на свои вопросы. А потом уже решить, куда и что. Как тебе такой вариант? Думай, пара минут у тебя есть.

Пара минут — это много, подумал Иван. Это слишком много. Все и так понятно. И Круль это знает. Прекрасно понимает, что сейчас творится в голове у специального агента… Бывшего специального агента, неожиданно поправил себя Иван, и внутри у него что-то оборвалось.

Он старательно не думал об этом, обходил, стараясь не замечать. Он больше не опер. Не жеребец из Конюшни. Он… А кто он? Может, не на те, первые, вопросы нужно ответить — не то, кто предал, кто подставил Фому, сейчас важно, а то, кто теперь Иван? Кем он стал?

— Что мне нужно сделать? — спросил Иван.

— Ну, во-первых, произнести вслух фразу: «Я согласен». Или: «Хорошо, поработаем вместе». Можно даже добавить: «Будьте вы прокляты», — хотя мы и так прокляты. Я слушаю.

Иван облизал губы.

Тварь. Он ведь прекрасно понимает, что Иван согласен, что будет Иван сотрудничать, пока не дойдет до последней черты. Будет вместе с предавшимися искать ответы на вопросы. И все-таки требует, чтобы Иван произнес свое согласие вслух.

Сволочь.

— Я…

— Давай-давай, — подбодрил Круль. — У тебя получится. Уже пошло…

— Я согласен. Хорошо, поработаем вместе. Будьте вы прокляты, — проговорил Иван. — Что мне нужно сделать?

Круль открыл рот, чтобы пошутить, снова поддеть Ивана, но промолчал. Встал со стула, подошел к стенному шкафу и открыл дверцу:

— Я тут тебе захватил одежду и обувь. Должно подойти.

Иван подошел к шкафу.

Шмотки Круль принес только сегодня, заскочил в палату, сунул в шкаф и вышел на крышу. Все знал. Все подготовил. Свобода выбора, говоришь? Ладно.

Потом, когда будет понятно, что предел достигнут, тогда можно будет все Крулю объяснить. Все. Сломать ему шею. Распороть брюхо. Просто выбросить в окно с этажа повыше.

Высказать, глядя в глаза, все, что накопилось и еще накопится, и прикончить. Или просто прикончить, чтобы не устраивать киношный финальный монолог, который, обычно, плохо заканчивается для говорившего. Просто убить мерзавца. Убить — и все!

Иван снял больничное, надел принесенные джинсы, свитер, замшевую куртку, высокие светло-коричневые ботинки. Почти такие же, как он носил раньше.

— Готов? — спросил Круль, когда Иван завязал шнурки и застегнул куртку.

— Готов, — ответил Иван.

— А вот ни хрена ты не готов! — заявил Круль, достал с верхней полки пакет и протянул Ивану. — Как же ты без самого главного?

В пакете был Иванов «умиротворитель» в поясной кобуре и пять запасных магазинов.

— Как ты любишь — через один бронебойный и останавливающий.

Иван задумчиво смотрел на оружие, держа руки в карманах.

— О чем задумался? — осведомился Круль. — Брать или не брать? Это для самозащиты и поддержания уверенности. Не все ж мне тебя охранять. А то ты вдруг посреди города решишь все бросить и уйти, выскочишь из машины безоружный, без документов и денег? Бери-бери, еще твое удостоверение здесь и наличка… Не дергайся, не покупаем. Здесь столько, сколько у тебя было на счету. Вот и молодец.

Иван прикрепил кобуру к брючному ремню, магазины рассовал по карманам, документы и деньги спрятал во внутренний карман куртки.

— Папочку здесь оставишь?

Иван вернулся к кровати, взял папку и сунул ее за пазуху.

— Поехали, — сказал Круль, взялся за дверную ручку, потом повернул к Ивану свое хитро улыбающееся лицо. — Принюхайся, мне кажется или от тебя начало попахивать серой? Еле заметно. Не на уровне подписания, а на уровне устной договоренности. Не чувствуешь? И я не чувствую. Все нормально, опер, жизнь продолжается.

Круль вышел в коридор, оглянулся по сторонам. К нему подбежал парень в зеленом врачебном облачении, что-то тихо сказал.

— Оп-па! — произнес Круль и оглянулся на Ивана. — Это уже интересно…

Иван не стал спрашивать. Хреново было Ивану, тошнота подкатывала к горлу, и во рту была горечь.

Он еще не предался. Нет. Но как же плохо он себя чувствовал. И ведь понимал, что чем-то этот двухнедельный отпуск закончится. Прекрасно понимал, что ничем хорошим он закончиться не мог, но все равно вышло как-то неожиданно. Неожиданно больно.

Иван молча спустился вместе с Крулем на лифте на подземный этаж, прошел через коридор хозяйственных и технических помещений к массивной металлической двери в торце коридора.

Круль помахал рукой камере внутреннего наблюдения, замок щелкнул, Круль толкнул дверь, дверь не поддалась, Круль оглянулся на Ивана, но ничего не сказал, а навалился на дверь сам. Открыл.

За дверью был гараж.

Стояло два совершенно одинаковых фургончика. Оба синие. Оба — с тонированными стеклами. И оба, присмотревшись, понял Иван, с одинаковыми номерами.

— Наш аппарат, — сказал Круль и поводил в воздухе пальцем, словно выбирая. — Наш аппарат — вот этот. Кажется.

Круль подошел к правой машине, открыл дверцу, заглянул внутрь.

— Точно, эта. Альберт, подъедем к гаражу «скорой помощи», примем груз, а потом уже по маршруту, — сказал Круль и оглянулся на Ивана. — Чего ждешь — садись.

Иван, пригнувшись, вошел в фургончик. Водительская кабина была отделена, темное окошко как раз захлопнулось, когда Иван вошел. То ли водителю не положено было видеть пассажира, то ли пассажиру — водителя.

В салоне было всего два кресла. И свободное пространство сзади.

Иван сел. Дверь закрылась, Круль устроился в своем кресле, вытянул ноги и расстегнул куртку.

— А ведь впереди еще длинный день, — сказал Круль. — А так хочется вечера и ночи. И чтобы отдохнуть и не возиться с тобой. Но — работа есть работа.

Машина тронулась, за окном мелькнули массивные колонны, створка металлических ворот, отъехавшая в сторону, несколько машин «неотложки».

Машина затормозила, сдала задним ходом к стене. Двери в задней стенке фургона открылись, что-то громко щелкнуло, прошуршало по металлическому полу фургона. Дверь захлопнулась, и машина поехала.

— Тебе не интересно, что там нам загрузили? — спросил Круль.

Иван молча посмотрел на Круля и отвернулся к окну.

— Понимаю, ты все еще не привык к своему новому положению. Но ведь интересно, признайся.

Машина остановилась, открылись еще ворота, и фургончик выехал наружу. За окном замелькали деревья парка, окружавшего Клинику.

— Я думал, что вечер этого дня пройдет в размышлениях и обсуждениях, — сказал Круль, — но тебе продолжает везти. Я просто завидую такому везению, честное слово. Тот раненый галат, которого мы тащили по коридору… Он ведь не умер, представляешь? Жив. Ему там зашили чего смогли, обкололи обезболивающим и… И много еще чем обкололи. Минут через тридцать мы доберемся на место, и он как раз сможет с нами поговорить. А если учесть, что никому он, кроме нас, не нужен, что его как бы и не существует вовсе, ведь оба нападавших, по официальной версии, погибли в перестрелке, то у нас есть широчайший выбор средств и методов разговорить этого типа. Вплоть, обрати внимание, до подписания Договора на условиях абсолютной искренности. Ваши такого предложить не могут. Пытать — могут, пугать, выворачивать — могут. А предложить освобождение от посмертных адских мук — нетушки. Увидишь, все расскажет подстреленный. Все.

Круль потер руки, словно в предвкушении удовольствия.

— С чего такой восторг? Нравится пытать?

— Отнюдь. То есть абсолютно. Что значит — нравится? Нужно, целесообразно или ненужно и нецелесообразно.

— Тогда почему такая радость?

— Есть шанс приблизиться к решению. Тебя это не заводит? Адреналин в кровь не поступает?

Иван закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

Да, раньше такое его заводило. Сейчас… Сегодня. Нет. Была усталость. И зарождающаяся уверенность, что все будет еще хуже. Что правда не принесет облегчения, не вернет миру четкость и ясность.

Сколько бы ни осталось жить, придется это делать в новом мире. В другом мире. Или…

Или, наконец, рассмотреть, в каком мире на самом деле он все это время жил.