Оперативник

Глава 11

Токарев прибыл минут через тридцать. Или через пять — Иван не очень здорово себя чувствовал и время воспринимал неровными кусками — то ему казалось, что оно замерло неподвижно, то вдруг срывалось с места и неслось неудержимо, увлекая за собой Ивана. Ни к чему хорошему, кстати, оно Ивана не увлекало.

К тому моменту, когда ТэТэ вошел в комнату, кровь из носа уже не текла, но боль оставалась, а глаза слезились и все время норовили закрыться.

Дверь распахнулась, Токарев шагнул в комнату, остановился в нескольких шагах от столбов и покачал головой.

— Нравимся? — спросил Круль.

— Ведь в самый последний момент успели, — сказал Токарев. — Еще немного — и вас начали бы убивать…

— И убили бы, — подсказал Круль. — Что показательно.

— И убили бы… — Токарев глянул в сторону, за спину Ивану, куда сам Иван посмотреть не мог.

— С безгрешными проще? — осведомился Круль. — Зарезал, замучил, а он попадает в рай, а оттуда никто ничего еще не сообщил.

— Намного проще, — тихо сказал Токарев. — И безгрешным — тоже проще. Умер, и все, без проблем. А вам, ребята, так легко не отделаться…

Круль глянул на Ивана, тот закрыл глаза. Так они, в общем, себе это и представляли — убивать их нельзя, грехи отпустить — тоже нельзя, ибо для Круля это невозможно в принципе, а Иван даже покаяться не может — не знает в чем. Значит, Токареву нужно обеспечить молчание парней при жизни.

Дальше цепочка неприятных размышлений потянулась сама собой. Чтобы молчали — отрезать язык. Чтобы не дали показаний в письменном виде — долой руки и, на всякий случай, ноги. Еще можно сделать лоботомию, ввести в кому — Круль вдоволь навеселился, выбирая варианты их дальнейшего существования. Выходило, что светит им лет сорок, как минимум, такого вот безрадостного существования.

Больше Токареву и не нужно, сам столько не проживет, попадет в ад и сможет расплатиться за свое бескорыстное служение Богу.

— У нас тут спор вышел, — усмехнулся жизнерадостно Круль. — Вы будете нас хирургическим путем консервировать, или химическим? И если хирургическим, то тупо, по конечностям, или еще в черепушку железяку засунете?

— И то и другое, — сказал Токарев и подошел к Ивану. — Такие дела, Ваня…

— Это того стоит? — спросил Иван.

— Служение Богу? Ты странные вопросы задаешь, Ваня… Ради Него можно сделать все что угодно…

— Кому угодно? — быстро спросил Круль, но Токарев на вопрос не отреагировал, достал из кармана платок и попытался вытереть кровь с лица Ивана.

Иван попытался отвернуться, не получилось — не смог отвести взгляда, но Токарев все понял, руку от лица убрал, оглянулся, сходил в дальний угол комнаты и принес стул. Сел на него верхом лицом к Ивану.

— Это даже как-то унижает, — не упустил возможности поерничать Круль. — Задницей к человеку в Администрации непоследнему… Нехорошо… А если вдруг передумаешь, захочешь-таки, подписать Договор, придешь в службу, а там тебе — не нужно было жопой к Крулю поворачиваться…

— Я могу язык тебе прямо сейчас отрезать, — безразличным тоном произнес Токарев, не оборачиваясь.

— Хренушки, — оживился Круль. — Не можешь. Знаешь, что у древних японцев был способ самоубийства — откусить себе язык. Они ведь не от боли умирали или поражения жизненно важных органов, а от потери крови. Отрежешь — потечет кровь — я умру — попаду в Ад — доложу — мое начальство свяжется с кем нужно, и за тобой придут. Тебя даже пытаться захватывать не станут — тупо пристрелят с дистанции метров в двести-триста, а там уже, в преисподней…

— Отрежу и прижгу, — все так же без выражения сказал Токарев. — Имею опыт.

— Ну… Тогда — да, тогда получится. Но все равно ты не будешь даже с прижиганием это делать сейчас, ты еще хочешь кое-что у меня узнать. Очень хочешь, раз уж так все повернулось. Пытку галат я бы выдержал — любую, ты это знаешь, а вот долгую и тщательную разработку даже я не стерплю. Выходит, что в нынешней ситуации я тебе говорящий нужен. Из этого следует…

— Не так я все себе представлял, — тяжело вздохнул Токарев, глядя в глаза Ивану. — Совсем не так…

— Когда? — спросил Иван.

— Что — когда?

— Когда ты все себе иначе представлял? Когда меня на службу брал, когда не отпустил в Охотники на демонов, когда вытаскивал меня из кабинета вопрошающего или когда не хотел отпускать в рейд…

— Со мной в рейд, — уточнил Круль. — Не хотел не просто отпускать, а отпускать именно со мной. На всякий случай.

— Или когда отдал приказ нас убить? — снова задал вопрос Иван. — Когда ты себе все не так представлял?

Токарев тяжело вздохнул.

— Он просто так себе все не так представлял, — сообщил Круль. — Жил себе и все себе не так представлял…

— Ты должен был стать одним из нас, — тихо сказал Токарев. — Ты обязан был стать одним из нас. Ты бы смог нас понять…

— Что понять?

— Бескорыстное служение Богу, — ответил Токарев. — Не за награду, не за вечную жизнь, а по внутреннему убеждению. Потому что это правильно.

— То есть, — с самым серьезным выражением лица подхватил Круль. — Бог, значит, все установил неправильно, а ты, свихнувшийся мудак, знаешь, как правильно. Бог дал человеку свободную волю, послал Своего Сына на муки и на смерть, чтобы дать людям возможность обрести жизнь вечную, а ты говоришь — устраивает Иисус торговлю в храме веры? Я тебя правильно понял?

— Правильно.

— То есть даже так… — опешил Круль. — Ты умнее Бога?

— Наверное, — пожал плечами Токарев с безразличным лицом, и по спине Ивана пробежали ледяные мурашки. — Зачем Ему быть умным — Он ведь все знает. Это мне нужно придумывать ответы на всякие вопросы, а Ему достаточно вспомнить. Кто умнее — первоклассник или библиотека? Самая полная библиотека или самый тупой первоклассник?

Токарев наконец оглянулся на Круля, но тот ошарашенно молчал.

— Не отвечаешь? — усмехнулся Токарев. — Я тоже поначалу не понял… не нашел правильного ответа. Стал думать… Господь знает правильные ответы на все вопросы, потому что Сам их и задает. Деяния Его мы никогда не поймем, можем только догадаться, придумать им свои, простенькие объяснения… Например, ты знаешь, Ярослав, кто живет в Темном доме?

— Мусульмане там живут, иудеи… — немного растерянно ответил Круль. — А что?

— Ничего. Откуда они там берутся? — спросил Токарев.

— Не знаю. Из Игольного Ушка выходят…

— Из Игольного Ушка — понятно. Ты несколько раз в зале дежурил, видел, как они выходят…

— Это забавное зрелище, — кивнул Круль. — Темные фигуры, закутанные с ног до головы в какие-то балахоны, не рассмотреть ни лиц, ни фигур…

Иван слушал с удивлением — сам он в зале никогда не был, знал, что гости в Темные комнаты попадают оттуда, но кто это конкретно… Хотя нет, он знал, что это иудеи и мусульмане. Не мог сейчас вспомнить, откуда он это знал, но знал давно, чуть ли не с первого месяца работы в Конюшне.

Джек Хаммер тоже знал, иначе не рисовал бы своим поросятам пейсы и тюрбаны. А Иван так и не собрался у него спросить — откуда, собственно.

— Из Игольного Ушка, — повторил Токарев. — Но откуда именно? Они что, живут в этой железной арке? Ну, Круль, что по этому поводу говорят в Аду?

— Ничего по этому поводу в Аду не говорят. Во всяком случае — мне не говорили. А я и не спрашивал…

— А если бы и спросил, тебе бы не ответили. Об этом не любят распространяться ни наши, ни ваши… Если кто из наших узнает, из оперов и внутренней охраны, исповедуют беднягу, отпускают грехи и без очереди в рай. Вот почему я тоже не тороплюсь на тот свет. Незачем Дьяволу все знать… Пусть даже пока.

— Да знает он, — засмеялся Круль. — Он не всеведущ, но знает много. Выходит, кстати, по твоим собственным понятиям, он поумнее Бога будет.

Токарев тоже улыбнулся и посмотрел на Ивана:

— Заметил, как легко доходят даже до предавшихся наши убеждения? Он уже строит на основании одной-единственной моей мысли целую конструкцию, чтобы меня уязвить и обидеть… Только не получится у него ничего. Все что можно сказать о Боге оскорбительного — я уже говорил и слышал. И сделал, поверь мне на слово. В наши игры можно играть, только если окончательно лишил себя всякой надежды на рай. Только тогда ты становишься истинно верующим. Только тогда…

— Бог… — начал Круль, но Токарев поднял руку, и Круль замолчал.

— Для того чтобы дать людям шанс, — сказал Токарев. — Господь принял муки. Страшные. Но…

Иван сжал зубы, чтобы не застонать, — разговор был мучительным для него, пустым оскорблением святого и восхвалением гордыни. Не хотелось ни слышать, ни говорить об этом. Токарев отчего-то тянул время, Круль помогал ему в этом, отдаляя начало пытки, но Ивану хотелось, чтобы все прекратилось. Пусть — боль. Пусть — мучения. Только бы не слышать всего происходящего.

Стоп, Ваня, спохватился вдруг Иван. А с чего это ты так нервничаешь? Отчего так болезненно воспринимаешь болтовню Отринувшего? Или ты боишься, что он скажет нечто такое, похожее на твои собственные мысли? Задаст вопросы, которые ты задавал себе сам, и, не дай бог, даст на них ответы? Ты бы смог нас понять, сказал Токарев, а Иван испугался, что сказал он правду? Смог бы Иван понять их правоту? Смог же он ради спасения одной-единственной души — Фомы Свечина, отказаться от своего собственного спасения. Смог? Смог. А ради спасения сотен душ? Миллионов.

— Он мучился всего один день, — сказал Токарев. — И знал, что после смерти будет воскрешен. А я готов принимать муки целую вечность. Не муки на кресте, а муки ада. Кто из нас больше жертвует?

— Бли-и-ин… — протянул Круль. — Я-то думал, что Люцифер гордыню проявил, когда восстание поднимал. Наш дядька Дьявол — скромный паренек по сравнению с тобой, Никита Сергеевич. Иуда, возомнивший, что постиг Божий замысел, — невинный недотепа.

— Ты не можешь этого понять…

— Куда уж нам! — засмеялся Круль. — Для нас все просто — журавль или синица. Рискнуть и выпить шампанского или скромно перебиваться теплым пивком. Я выбрал пивко, Ванька до последнего времени надеялся на шампанское… Кажется.

— Не можешь ты понять. И он не может. И я не могу. Не могу, потому что пытаюсь понять, а не верить… Вот в чем моя беда. Вначале я пытался понять логику. Чем больше я узнавал, тем меньше понимал. Потом…

— А что тут понимать? — делано удивился Круль. — Господь вернулся, отделил семена от плевел, напомнил про свободу воли и дал людям выбор, продемонстрировав людям, какая она, истинная вера…

— Вот. Вот именно, — кивнул Токарев. — Именно так. Отделил семена и продемонстрировал. Чушь собачья, между прочим. Полнейшая чушь. Ничего Господь, вернувшись, не продемонстрировал и не сказал. Отделил семена… Да, отделил. Продемонстрировал свое могущество, сделал Землю плоским блином, накрыл твердью небесной, запустил движение светил… Он не уничтожил иноверцев. Не уничтожил, а явил всем чудо. Всем и каждому. Он не просто сделал Землю плоской, Он сделал три плоских Земли. Одну для христиан, другую для мусульман и третью для иудеев. Щелк — Земля расслоилась… не знаю, как это назвать… получилось три совершенно одинаковых Земли, только на одной нет мусульман и христиан, на другой — иудеев и христиан, а на нашей — сами понимаете. И пересекаются эти Земли в одной точке — в Иерусалиме.

— Пересечение трех плоскостей в одной точке? — хмыкнул Круль.

— Засунь себе свою геометрию знаешь куда? Господь всемогущ, и Евклид ему не указ. Лобачевский, кстати, тоже. Есть три Земли, есть точка пересечения — один на три веры Святой Город. И есть Игольное Ушко — странная металлическая арка, через которую можно путешествовать по трем Землям. Входишь в арку с востока на запад — мусульмане, с запада на восток — иудеи.

— Ты так говоришь, будто был там…

— Был, — спокойно подтвердил Токарев. — Был. В таком точно балахоне, чтобы ни лица, ни фигуры нельзя было разглядеть. Только их Темные комнаты не на Храмовой горе. Нас они селят возле храма Гроба Господня. И те и другие…

— То есть мы поддерживаем отношения с иноверцами? — недоверчиво переспросил Круль.

— Тебя только это смущает? А тебя не смущает, что Господь не уничтожил их всех? Это тебя не смущает? И то, что для них возможность вечной жизни закрыта наглухо, ведь они не крестятся, — это тебя не смущает? И то, что они после смерти не попадают даже в Ад — в наш ад, тоже не смущает? — Токарев вскочил со стула и последнюю фразу выкрикнул в лицо Крулю: — В наш Ад не попадают!

— Простите, — с достоинством ответил Круль. — Вы хотели сказать — в НАШ Ад? И не нужно мне плевать в лицо. Я прекрасно могу обойтись без этого. Вы, кстати, можете вернуться на свой стул и продолжить лекцию оттуда.

— Лекцию? — переспросил Токарев, зверея. — Лекцию?!

— Убьешь? — мило улыбнулся Круль. — Давай.

Иван увидел, как лицо Токарева становится багровым, кулаки сжимаются…

— Спокойно, — прохрипел ТэТэ. — Спокойно…

Он вернулся к стулу, сел, с видимым усилием разжал кулаки.

— Ну, молодец, — восхитился Круль. — В самый последний момент…

— Ничего, — медленно выговорил Токарев. — Ничего. Я стерплю. Мне много чего еще нужно будет стерпеть…

— Точно, — кивнул Круль. — Совершенно точно. А я знаю, какие рекомендации дам нашим специалистам. Чем они тебя достанут, помимо огня, серы и раскаленной сковороды.

— Когда ты собирался мне предложить отринуть рай? — спросил Иван тихо.

— Не знаю… Точно не решил, готовился…

— Ты готовился или еще кто? — вмешался Круль.

— Не твое дело. Я бы сам с тобой поговорил, Иван. Вся моя группа замкнута на меня. На случай, если…

— Понятно. И есть другие?

— Откуда я знаю? Мне об этом знать не положено. Что-то разработано, чтобы с моей смертью, со смертью других Отринувших не погибло все движение… Да мы и не рассчитываем на долгий срок. Мы должны успеть сделать все за несколько лет. Максимум — за десять.

— Зачем так спешить? — Круль щелкнул языком. — Давайте через тридцать — к столетию Возвращения. И что, собственно, вы планируете?

Токарев молча посмотрел на Круля, тот сделал невинное лицо.

— Мы хотим уничтожить Игольное Ушко, — сказал Токарев. — Как минимум. И уничтожить Службу Спасения…

— Уничтожить, уничтожить… А Созидать вы собираетесь?

— Нам это не нужно, мы должны только расчистить поле от камней и сорняков…

— Убивая и натравливая людей друг на друга?

— Даже убивая и натравливая! Даже так! Нужно что-то делать, раз Церковь не собирается принимать меры. Дьявол стал другим, изменил методы, а Церковь…

— Точно, — согласно кивнул Круль. — Совершенно точно — Церковь увязла в древности, в причастиях и отпущениях. Глубокая древность. Даже Новый Завет выглядит каким-то ветхим.

— Выглядит. Дьявол — повелитель лжи. Он всегда лгал, заманивая души в свои сети. Он не мог говорить правду…

— Враки! — снова засмеялся Круль. — Он мог. Мог. Но не хотел. Не было нужды, потому что была вера. Он был противоположностью веры, а значит, неверием. Хотя, если честно, это не совсем понятный момент во всем происходившем. Дьявол-то как раз в Бога верует… Или нет, не верует. Знает точно и выполняет Его законы. По-своему, но неукоснительно. И он этим отличался от людей до Возвращения. Они верили, а он — знал. И тут Господь вернулся… И все стали знать о том, что Он есть, что достаточно выполнять законы и получишь награду. Выполнишь команду «Апорт!» и получишь сладкую конфету. И стало казаться, что все слишком просто. Сделал — получи. Не сделал — не получи. Где место Дьявола в этом раскладе? Я вас спрашиваю?

Круль сделал паузу, словно действительно собирался выслушать ответы собеседников, но Иван закрыл глаза, а Токарев опустил голову на руки, лежавшие на спинке стула.

— Никто не хочет ответить? — удивился Круль. — Тогда отвечу я. Нет места Дьяволу при таком раскладе. Понятно даже идиоту, что Князь Лжи будет лгать. Значит, понял наш Старик, нужно менять имидж. Поскольку в аду всегда много имиджмейкеров и рекламщиков с политиками, была создана креативная группа по разработке новой концепции. Я с ними общался — потрясающие ребята, циничные и беспощадные. За один слоган «Дьявол не лжет!» им можно было бы дать рекомендацию в Рай. Если бы этот номер прошел, естественно. Но Раю маркетологи с имиджмейкерами без надобности. Абсолютно. И никто себе даже не представляет, что именно его ждет в раю. Что это за наслаждения, которые стоят всех мучений и воздержаний при жизни. Бог молчит, ангелы молчат, люди болтают, но кто им верит, людям? А Дьявол — не врет.

И никто не может ему помешать в этом, ибо есть свобода воли и не положен предел проискам Дьявола среди людей. Он может захватывать души любым способом, так почему не честностью? Почему он не может держать своего слова, спрошу я вас?

Голос Круля патетически взлетел, если бы Круль не был связан, наверняка взмахнул бы рукой. Лицо его приобрело вдохновенное выражение, насколько вообще может выглядеть вдохновенным лицо со сломанным носом и глазами, заплывающими черно-синим.

Токарев не мешал ему говорить, а Иван не знал, что именно сейчас можно сказать, — все выглядело слишком нереальным. Слишком. Их только что хотели пытать и убить. Их скоро будут пытать и калечить, но так, чтобы не дать умереть. А Токарев затеял этот теологический спор, в который Круль вступил с таким азартом и даже вдохновением.

Безумие.

В комнате пахло безумием и кровью. И безумие овладевало людьми, находящимися в этой комнате.

Странное чувство нереальности — Иван уже испытывал его однажды. Всего один раз — там, в подземелье, когда налились глаза Сереги зловещим светом, когда черная кровь лилась из разрезанного горла…

Иван со всхлипом втянул воздух, но Круль этого, кажется, не заметил.

— Потрясающий по своей эффективности ход! Шедевр пиара, извините за выражение! Вдруг оказалось, что рай не гарантирован, ибо слаб человек, и ничто человеческое ему, сами понимаете, не чуждо. И показали человеку честно и без обмана, что многие — сотни, тысячи, миллионы — попадают в ад, несмотря на все свои попытки забраться на небо по скользкой лестнице Якова. И что произошло дальше? Что должно было произойти, раз уж люди увидели, что не всем везет на этом пути? Они должны были укрепить веру, затянуть пояса, надеть власяницы или даже нацепить вериги… А они? Они благополучно испугались. Это было так по-человечьи! Если нет гарантии — зачем стараться? Зачем, я вас спрашиваю? Почему один-единственный грех может перевесить всю мою безгрешную жизнь?..

Круль продолжал разглагольствовать, но Иван слышал его словно издалека, словно разделяла их вязкая прозрачная стена, и звуки, проникая сквозь нее, становились липкими и тягучими. А воздух вокруг был сухим и шершавым. И горячим. До озноба горячим. Волнами стекал по лицу пот, тек по спине Ивана, превращая его плоть в раскаленный лед.

Страх каплями собирался на потолке комнаты и падал на пол, в лужи отчаяния, с гулким бульканьем.

— Бог заключил Дьявола в аду, но не запретил впускать туда людей на экскурсии, временно. И грех, извините, было этим не воспользоваться. Им предложили гарантию, и гарантия для многих перевесила надежду. Все было бы гораздо проще, если бы не уроды типа галат… — Круль улыбнулся, но улыбка у него вышла какая-то болезненная, словно он тоже начал что-то ощущать. Какое-то неудобство… Напряжение? — Тут, как я понимаю, вы подсуетились очень правильно.

— Мы, — кивнул Токарев, и показалось Ивану, что говорит он через силу, борясь с безмерной усталостью. — Мы поняли, что если так будет все идти и дальше, то толпы хлынут в офисы Службы Спасения… Если не будет страха, то…

— А как же свобода выбора?

— В задницу твою свободу! Я не стану ждать, не стану своим бездействием помогать Дьяволу! Не стану! И мы придумали галат!

— И нашли людей, которые искренне поверили в эту чушь, — подсказал Круль. — И готовых ради этой чуши пойти в ад?

— Да, нашли! Ведь мы и сами…

— Вы сознательно выбрали ад, а они, убивая и насилуя, искренне полагают, что обретут вечное блаженство. Почувствуйте разницу, между прочим…

Тогда, в подземелье, во время хамсина, Ивану было легче. Он не был связан. У него в руках было оружие, рядом — товарищи, и можно было преодолеть вязкий ужас, думая о задании, просто нажав на спуск пистолета, всадив в голову своего сослуживца дюжину пуль. Сейчас… Сейчас Иван готов был закричать. Больше всего ему хотелось бежать отсюда, бежать прочь из комнаты, пропахшей смертью и страхом. Бежать-бежать-бежать…

На лбу Круля выступили капельки пота. Но предавшийся все говорил и говорил, повышая голос, приближаясь к крику — к истерическому крику.

— Вы натравливали христиан на предавшихся. Христиане и сами легко начинали погромы, но все-таки вы делали для этого гораздо больше. Вы натравливали галат на Конюшню, наводнили Святую землю и Святой Город своими боевиками, чтобы отпугнуть людей от входа в Ад, заставить их задуматься, прежде чем согласиться на экскурсию от «Кидрона»… Это ведь вы неоднократно пытались спровоцировать схватку всех против всех в Святой земле, чтобы ввести сюда международный контингент, чтобы разрабатывать Святую землю, как нефть в Персидском заливе, аккуратно, размеренно, уничтожая любого, пытающегося нарушить порядок. Вначале вы уничтожили бы Службу Спасения здесь, потом, указав на прецедент и упомянув, что ничто не делается кроме как Божьей волей, призвали бы перенести опыт на всю оставшуюся Землю… И выжгли бы такое перспективное начинание Дьявола. Вы потому и деятельность Конюшни всячески саботировали. И Охотников за демонами начали резать, чтобы демоны дорвались, наконец, до обычных людей, наполнили Святую землю и выплеснулись в остальной мир…

— Ваши демоны! — выкрикнул Токарев. — Порождения Бездны!

— Наши, — согласился Круль. — Наши, чьи же еще? Странно получается, мы всячески стараемся их из Ада не выпустить, держать, так сказать, границу на замке, а вы… Это же вы распространяете те идиотские книги по вызову демонов, заключению договора с Адом? Не нашего типового, а того, позволяющего якобы демонами и Дьяволом повелевать. Это для чего? Для того, чтобы дискредитировать всю кампанию, всю маркетинговую политику «Дьявол не врет».

— Да-да-да! Вам нужен покой, нужно строгое выполнение Акта Двенадцати, который заключен неправильно. Не равнозначно. С вашей стороны его подписал Дьявол, а с нашей стороны — люди! Всего лишь люди, которым показалось, что с Дьяволом можно договариваться, что они, эти люди, знают замысел Господа… — Токарев вскочил со стула и прошел по комнате. — Предатели. Тупые предатели!

— Вы бегайте, любезный, бегайте, — противным голосом сказал Круль. — Вы так забавно выглядите на бегу… Так симпатично и потешно.

Токарев подошел к нему, замахнулся, но не ударил, снова сел на стул.

— Почему предатели? — Круль облизал губы, его глаза тревожно бегали, Иван попытался понять, куда именно смотрит предавшийся, но ничего особенного не заметил.

На Ивана смотрел Круль, на Токарева, поднимал глаза к потолку или опускал их к полу. Что же с ним происходит? И что происходит с Иваном, с этой комнатой, с этим миром?

— Смешной вопрос для верующих людей — нужно ли лечить больного?! — Голос Круля сорвался, захрипел, но Круль не замолчал. — Если он болен — значит, Господь хочет что-то сказать, намекнуть, испытать веру, наконец. И лечить — значит нарушать эту самую волю Господа. Но если вылечивается болящий, то по воле Господа или вопреки ей? Не простой ведь вопрос, это сейчас он может показаться обыкновенным, а матери, у которой умирает ребенок, каково? Молиться, не имея ни какой гарантии, или сходить в нашу Клинику, получить помощь, спасти жизнь самому дорогому существу? И всего лишь ценой отказа от журавля в небе. Полагаете, такой уж сложный выбор? Для матери?

Воздух сгустился, превратился в душное желе, заполнившее все пространство между стенами, полом и потолком, лезущее в глотку, забивающее легкие, склеивающее веки.

Иван закрыл глаза, снова открыл, несколько раз моргнул, пытаясь восстановить зрение, но свет от ламп расползался в радужные блики, фигуры Круля и Токарева превращались в размытые пятна.

— Только мы стоим у Дьявола на пути! — крикнул Токарев.

— Мы знаем, — ответил Круль. — Мы это прекрасно знаем. Мы знаем, что вы так думаете. Но вовсе не факт, что так на самом деле. Не факт! Вы не можете знать воли Господа, его планов. Может, он использует Дьявола для того, чтобы покарать зло в вашем обличье? Помнишь: «Я часть той силы, которая вечно стремится ко злу, но делает добро?» Или как-то так, не помню. Может, все перемешалось, и теперь Дьявол сражается на стороне добра, а отринувшие и галаты — на стороне зла?

— Этого не может быть! — Токарев все-таки не выдержал, вскочил и ударил Круля по лицу. — Этого. Не. Может. Быть.

После каждого слова Токарев бил раскрытой ладонью предавшегося по лицу. Широко размахиваясь, с явным удовольствием.

Брызги крови летели в стороны.

— Дьявол несет зло! И мы его остановим! Даже ценой своих душ!

Иван смотрел, не отрываясь, в лицо Круля. Взгляд того продолжал блуждать, но на губах появилась улыбка. Подобие улыбки: очень трудно улыбаться, когда тебя бьют по лицу. Каждый новый удар сносил улыбку, но она снова зарождалась в уголке окровавленного рта. И снова исчезала.

Куда же он смотрит? Зачем спровоцировал Токарева, неужели не понимает, что ТэТэ не сорвется, не убьет его, что номер этот дешевый мог пройти только с палачами-галатами. Куда он смотрит?

Твою мать! Иван чуть не вскрикнул. Он пытался понять, куда Круль смотрит, а нужно было смотреть совсем на другое, нужно было заметить, куда он избегает смотреть. На Токарева смотрит, на Ивана, на потолок, на пол, снова на Токарева. Он не смотрит за спину Ивана, туда, где, кажется, истерзанные тела Хаммера и Яна.

Круль все время смотрел туда, раньше смотрел, когда галаты собирались его пытать, просто взгляда не отводил. А сейчас… Сейчас старательно обходит то место взглядом, избегает туда смотреть. Наконец испугался?

И еще одно, сообразил Иван. Память сыграла с ним глупую шутку. Он испытывал весь ужас в подземелье не во время нападения демона, нет. В тот момент он ничего не чувствовал, даже собственного тела не ощущал. Ужас захлестнул его перед появлением демона, перед тем как засветились жутким огнем глаза Сереги.

Он чувствовал приближение демона, ощущал, как порождение ада направляется к ним, выбирает жертву. Чувствовал, но не осознавал. А теперь…

Токарев что-то кричал, продолжая наносить удары, Круль что-то кричал в ответ, плевал в лицо отринувшему кровью, а тот, не вытирая, все бил и бил.

Шорох за спиной. Тихий звук, будто влажную тряпку потащили по кафельному полу.

Иван зажмурился, превращаясь в слух.

Еще шорох. Влажный шлепок. Шорох. Легкий скрип, словно чем-то твердым провели по стеклу.

Круль смотрит только в глаза Токарева. Только туда. Он не дает Токареву оглянуться, отвлечься хоть на секунду, выплевывает вместе с кровью ругательства и оскорбления, полностью завладев вниманием ТэТэ.

А шаги приближались. Вот они поравнялись с Иваном, тот скосил глаза вправо и увидел окровавленную руку, изуродованную окровавленную руку, пальцы с кровавым мясом на месте вырванных ногтей, вены и сухожилия, не прикрытые кожей.

Обе руки были вытянуты вперед. Обе изуродованные, окровавленные руки.

До Токарева было всего пять шагов, но тело Яна двигалось медленно, с трудом удерживая равновесие и крохотными шажками. Странно было то, что оно вообще двигалось, переставляло изуродованные, изодранные до костей ноги и не падало.

Наверное, что-то в лице Круля изменилось. Или Токарев просто почувствовал приближение угрозы. Или услышал, как сломанная кость стопы царапнула пол.

Токарев оглянулся. Мельком, через плечо. Потом резко обернулся, шарахнулся в сторону, побледнев и пытаясь широко открытым ртом вдохнуть воздух.

Ян — то, что от него осталось, — двигался к Токареву, скрюченные пальцы рук шевелились, тянулись к горлу, как в старом кино.

Круль засмеялся, истерическая нотка прозвучала в его смехе.

— Янек, давай! — крикнул Круль. — Давай, Янек!

В руке у Токарева оказался пистолет. Только что не было и вдруг возник, как по волшебству. Выстрел. Пуля ударила Яна в голову. Иван зажмурился от брызг.

Еще выстрел — Ян упал, рухнул навзничь, так и не опустив рук, теперь лежал на спине, суча ногами и протягивая руки вверх.

— Номер не пройдет! — крикнул Круль. — Он уже мертвый. Можно убить одержимого, а, если демон овладел телом после смерти, тут возможны проблемы.

Токарев выстрелил трижды, руки дрожали, поэтому только две пули попали в лицо, третья расколола кафельную плитку, разбросала осколки в стороны.

— Давай-давай! — подбодрил Круль. — Это он еще во вкус не вошел. Еще немного подожди…

Токарев выхватил из кармана нож, бросился к Ивану и одним движением распорол скотч, которым тот был привязан к столбу.

Ноги Ивана подогнулись, но Токарев схватил его за ворот и толкнул к двери. Иван упал, успев выставить руки.

— Бегом! — крикнул Токарев, хватая Ивана за куртку. — Бегом…

Иван не то что бежать — идти не мог, не слушались ноги, поэтому Токареву пришлось тащить его к выходу, потом, открыв дверь, вышвырнуть в коридор.

Иван ударился локтем, застонал.

За спиной прогремел выстрел — Токарев стрелял, стоя на пороге. Гильза вылетела из пистолета, ударилась в стену и покатилась, позвякивая, по бетонному полу коридора.

— Ко мне! — крикнул Токарев. — Бегом ко мне!

Из-за поворота появились двое с автоматами в руках.

— Демон, — сказал Токарев и дважды выстрелил в дверной проем. — В привязанного не стрелять!

— Куда же ты, Никита! — закричал Круль. — А я только начал развлекаться!

Ударил автомат, и грохот очереди заглушил голос предавшегося.

— Быстро, — пробормотал Токарев, поднимая рывком Ивана на ноги. — Вперед по коридору и направо.

Теперь стреляли два автомата длинными, патронов по пять, очередями. Пули должны были разорвать тело в клочья, расшвырять куски в стороны, но стрельба не прекращалась.

Токарев протащил Ивана по коридору, до начала лестницы. Оглянулся — автоматы гремели не переставая, стрелки, похоже, запаниковали. Или у них просто не было другого выхода.

Кто-то закричал, смолк, захлебнулся один автомат. Второй выпустил еще с пяток пуль и тоже замолчал. Начал стрелять пистолет.

— Наверх, — выдохнул Токарев. — По ступенькам, наверх… На второй этаж…

— Не на улицу? — уточнил Иван, ставя ногу на первую ступеньку.

— На второй этаж! Живей!

Замолчал пистолет, раздался крик, полный боли и страха.

— Иди, он ведь тебя тоже не пощадит…

Не пощадит — тут Иван спорить бы не стал. Демон и живым овладевший не самый приятный оппонент, а в мертвом теле… Иван знал, им это рассказывали на специнструктаже, объясняли, что пулями, максимум, можно тело остановить или задержать, что нужно немедленно отходить, спасаться бегством, даже не пытаясь изображать из себя героя.

Можно было попробовать гранату, но ее у Токарева с собой явно не было.

Они поднялись на второй этаж, вышли в коридор.

Стены были ободраны, светильники демонстрировали проржавевшие внутренности и повисшие обрывки проводов.

В стенах по обе стороны коридора были дверные проемы, в некоторых даже сохранились двери.

Токарев дотащил Ивана до одной из уцелевших дверей, достал из кармана ключ, замок щелкнул, и дверь открылась.

— Входи, — выдохнул Токарев, оглядываясь назад, на противоположный конец коридора.

Иван тоже бросил туда взгляд — багровый свет начинал наполнять темный выход на лестницу.

— Быстрее, — Токарев втолкнул Ивана, вошел следом и захлопнул дверь.

Иван споткнулся и упал, Токарев торопливо повернул ключ в замке, грохнул здоровенным железным засовом.

А дверь не просто так, сообразил Иван. Бронированная дверка. Демон может и не проломить.

Собственно, можно было попытаться бежать, мертвое тело поначалу двигалось неуверенно, но шансов убежать было немного — демон мог преследовать выбранную жертву до тех пор, пока либо не настигал, либо кто-то демона не останавливал.

Первое случалось чаще.

Иван осмотрел комнату. Небольшая, метров шесть на четыре. Окон нет, только панель кондиционера под потолком.

Несколько металлических шкафов вдоль стены, больше похожие на оружейные сейфы.

Пара табуретов и небольшой стол.

— Не слишком роскошно, — сказал Иван, прикидывая, сможет встать или лучше остаться сидеть на полу.

Решил, что лучше сидеть. Сердце колотилось, как бешеное, но дышать было легко, и мир больше не казался вязким комом из страха и безысходности.

Токарев прислонился спиной к стене и дышал, закрыв глаза. Пытался успокоиться.

— Откуда демон… — пробормотал Токарев. — Какого… Откуда он взялся?

— Не знаю, — ответил Иван. — Мне кажется, что Круль знал о нем с самого начала. Как только мы пришли в себя, он все смотрел на трупы. Теперь понимаю, что ожидал, когда же придет демон…

— Он не мог все подготовить заранее… — не открывая глаз, сказал Токарев. — Не мог. Демоном нельзя управлять. Если эта тварь вырывается из ада, то захватывает первое попавшееся тело, живое или мертвое. Лучше — живое. А тут…

В дверь ударилось что-то тяжелое.

Токарев вздрогнул, оглянулся на дверь, потом посмотрел на свой пистолет. Снова удар.

Ивану показалось, что стена дрогнула. Еще удар, Иван присмотрелся и облегченно вздохнул — показалось, стена стояла неподвижно.

— Не повезло, — сказал Иван.

— Не повезло? — Токарев ударил кулаком в стену. — Не повезло? Все, Ваня, я приплыл. Все.

Токарев сел на табурет.

Удары в дверь следовали один за одним, Иван попытался представить себе, что происходит сейчас там, в коридоре, но не смог.

— Они меня достали, — пробормотал Токарев. — И теперь в Иерусалиме их сдерживать некому…

— Так уж и некому…

— Я надеюсь, что есть еще кто-то… Надеюсь, но время будет потеряно… Они получили паузу… паузу… Как же я так попался?

— Ничего, Никита, — сказал Иван. — Всем нам когда-то умирать.

Токарев поднял пистолет и прицелился Ивану в лицо.

— Хочешь умереть?

— Не хочу, — ответил Иван, не отводя взгляда от дула. — Хотя, с другой стороны, ты же сам знаешь — у меня тяга к саморазрушению. Вы же на этом меня вербовать собирались? Так что — стреляй, если нужно.

Пистолет чуть подрагивал, Токарев вытер левой рукой пот с лица. Опустил оружие.

— Тебе Фома ничего так и не сказал?

— Нет. Только попросил, чтобы я…

— Обряд пожирания грехов, — кивнул Токарев. — Классная штука. Это я выкопал его в старых книгах. Понимаешь…

В дверь снова ударили, Токарев оглянулся на нее, передернул плечами, как в ознобе.

— Если кто-то ведется, потом с ним можно работать… — сказал Токарев, сглотнув слюну. — Можно предложить вариант…

— Ты мне об этом варианте хотел сообщить?

— Нет, — покачал головой Токарев. — Был еще один, непроверенный. Мы… Я прикидывал, как его проверить и не подставиться…

— Не придумал…

— Нет. А ты откуда знаешь?

— Ты же меня убить пытался, забыл? — Иван засмеялся. — Если бы вариант придумал — убивать бы не стал. Так?

— Так, — кивнул Токарев и снова вздрогнул, когда очередной удар обрушился на дверь. — Но вышло по-другому…

— Почему? У тебя пистолет. Ты можешь меня грохнуть, отправить в ад. Хотя бы за то, что я тебя сюда заманил. Ты знал, что Ян — Охотник на демонов? — спросил Иван.

— Какой Ян? А… Этот… Не знал. Они держат в секрете своих парней. Может, из-за этого… Из-за этого появился демон? Об охотниках разное говорят… Даже врали, что иногда демона на мертвого охотника ловят. Что демон не может пройти мимо своего врага… Твою мать! — Токарев ударил кулаком по колену. — Если бы я знал… Твою… Нужно было просчитать… Можно было просчитать. Это Круль все придумал или его хозяин. Они это специально… Думаешь, они хотят галат уничтожить или отринувших?

Токарев вдруг упал с табурета на колени, лицо его оказалось перед лицом Ивана, рука сжала шею.

— Ни хрена подобного! Если бы они действительно хотели уничтожить галат, то давно нашли способ. Это просто — убивать одного за другим и допрашивать в аду. Убил, уточнил, двинулся дальше, снова убил и снова пошел дальше… Полагаешь, понадобится больше недели, чтобы вычистить Иерусалим? Только им это не нужно. Им нужно, чтобы галаты… и мы, чтобы мы взрывали и убивали, чтобы… Им хорошо в любом случае, выгода появляется всегда…

Глаза Токарева косили, говорил он торопливо, сглатывая слова.

Ивану захотелось оттолкнуть прочь своего бывшего начальника, но он сдержался.

— Если мы есть — то являемся угрозой для обычных людей, убиваем славных добрых Администраторов, взрываем клиники, убиваем ни в чем не повинных людей… Да еще именем Бога… Нас ненавидят… и идут в Службу Спасения. Если нас не будет — аду еще лучше, никто не будет мешать их делишкам. Никто…

— Вы действительно хотели спровоцировать ввод войск в Иерусалим? — тихо спросил Иван.

— Что? А, да, хотели. Готовились. Теперь, наверное, не получится. Не выйдет теперь, наверное. Но не поэтому все закрутилось вокруг тебя. Не поэтому… нет, — Токарев потряс головой, отпустил шею Ивана и сел на пол. — У них другой план, совсем другой. Они… Дьявол не врет, понятно, но и всей правды не говорит. Он мастер лжи, он ее Князь.

Токарев положил пистолет на пол, потер ладони, будто было холодно, перехватил взгляд Ивана на оружие и засмеялся:

— Не дергайся, не нужно. Можешь вообще его забрать. Ты теперь вообще сам можешь решать… Можешь все решать сам. Вот, возьми пистолет.

Токарев подтолкнул пистолет по полу к Ивану.

Удары в дверь не прекращались. Иван осторожно взял пистолет, подержал его в руке и положил в сторону, так, чтобы Токарев не дотянулся, если вдруг придет ему в голову такая мысль.

Но Токарев, похоже, думал не об этом.

— Фома… — проговорил отринувший. — Фома это затеял… Или даже нет, не затеял, первым попал в эту кашу. Через Игольное Ушко к нам приходят послы с тех Земель. Я не знаю, зачем это допустил Бог, но они приходят для того, чтобы провести переговоры. Предложить обмен…

— Какой обмен? — механически спросил Иван, прислушиваясь к ударам в дверь — они становились все сильнее.

— Простой. Взаимовыгодный. Господь не разделил Землю между иноверцами. Он сделал три Земли, для каждой веры — свою. Не знаю как. Не знаю зачем. И не уверен, что только три… Это для трех религий Иерусалим святой город, а ведь еще были буддисты, язычники, синтоисты — много всякой всячины. И боюсь, что каждая из религий получила свою Землю… Да, но не в этом дело. Мы все получили Земли одинаковые, со всем, что было на них и в них тоже… Все месторождения, все клады — все в трех экземплярах… В трех… Например, мусульмане открыли новое месторождение нефти у себя… Это значит, что нам достаточно пойти у себя в то же самое место, чтобы его заполучить. Его — точно такое же — не знаю, как это назвать правильно. Знаю, что так делали. И не один раз… Религиозные войны ведь не только у нас шли, и Смута тоже… Все люди одинаковы… С пейсами, в тюрбанах, с тонзурой — одинаковы, к сожалению… Вот и горели священные книги, исчезали иконы или свитки… Я сам видел у мусульман «Мону Лизу», а у нас ее нет, сгорела вместе с Лувром на третий год после Возвращения. Стоит Айя-София, которую мы у себя сгоряча взорвали, а вот иерусалимской церкви Святого Петра у них нет, и Ватикан не сохранился. Библиотека конгресса в Америке куда-то исчезла, зато сохранилась у нас и иудеев… Три Алмазных фонда в трех Кремлях, три храма Гроба Господня… Понимаешь, почему об этом не рассказывают людям? Ни у нас, ни у них. Иудеи пришли к нам — просить какие-то свитки, которые у них сгорели. Предложили взамен любую из икон Андрея Рублева на выбор из тех, что у нас после Возвращения были уничтожены…

Токарев поднес палец к губам:

— Можно меняться, нельзя только брать дубликат. Это может вредно сказаться на вере слабых и убогих… Только если у нас погибло, то можно брать у них… Ты ведь слышал, как сгорели два из четырех «Черных квадрата» пару лет назад? Нет? В общем, чушь, можно было обойтись и без них, но подумали, провели переговоры и вдруг среди руин нашли чудом уцелевшие полотна Малевича…

Следующий удар, обрушившийся на дверь, оказался необычно сильным, гораздо сильнее всех предыдущих. По стене с шуршанием осыпалось что-то с притолоки.

— Разогревается, — пробормотал Иван. — Ты видел когда-нибудь полностью разогретого демона?

— Нет, я ведь еще живой, — Токарев мельком глянул на дверь и снова уставился на Ивана. — Времени у нас еще меньше, чем я думал… Обидно. Ладно, я постараюсь успеть…

Интервалы между ударами в дверь стали больше, но сила их увеличилась.

— Эти послы… Они могут ходить в город. Тайно, так, что Конюшня не знает. Так договорились. Наши на это смотрят сквозь пальцы, сами пользуются такой возможностью… Мы проморгали первую встречу с Фомой. Возможно, мы проморгали сотню встреч Фомы с кем-то из мусульман, а может, они и не встречались вовсе, провернули старый трюк — передали информацию через другого человека. А потом назначили встречу в «Трех поросятах». Скорее всего не для обмена ценностями, а для того, чтобы сообщить друг другу места их расположения. Через Ушко ничего не пронесешь незаметно. Ну, может быть, что-то очень маленькое. Скорее всего, Фоме предложили информацию о месте, где нечто важное хранится. А он, в обмен, информацию о чем-то другом… Не знаю точно… Никто не знает. Мы понимали, что в тот день была последняя встреча, засекли их вместе, решили, что нужно брать посла. Фому списать, а посла — вывести и расколоть, что ему нужно и зачем. И что он предложил Фоме.

Удар — явственно лязгнул засов в петлях.

— Убить Фому, забрать мусульманина, но Фома как-то умудрился… Смог как-то… А потом вызвал тебя, мы не успели вмешаться. Нельзя было светиться… нельзя… А Фома… Фома использовал Обряд, чтобы вывести тебя из-под удара… Если бы не это, до общаги ты бы не добрался… нет, не добрался бы. Тебя бы выкрали, все выпытали бы и отправили в Рай. А так… Так с тобой нужно было вести себя осторожнее до тех пор, пока точно не станет понятно, сказал тебе что-то Свечин или нет. Включили программу с посылкой, тоже с ходу, без подготовки, Джек к тебе обратился в последний момент. Чтобы ты не стал проверять посылку, послали галат на акцию возле бара с приказом тебя и Хаммера не трогать, но ты чуть не нарвался на пулю, разозлив боевиков до полной потери дисциплины.

Ты должен был отвезти посылку, а потом неизвестный сообщил бы на выездное КПП, что ты привез взрывчатку и работаешь на галат, тебя бы взяли на совершенно законных основаниях…

— И выпотрошили бы еще и на предмет разговора с Фомой, — устало подсказал Иван.

Ему все надоело. Даже вздрагивающая под ударами дверь вызывала не ужас, а раздражение. Все суетились, все дергались, подставляли друг друга, норовили обмануть и убить, и только он, идиот-идеалист, что-то там пытался для себя оправдать, добиться, заслужить. Подставился…

Или не подставился, а благодаря Фоме выжил в безвыходной ситуации? Фома не струсил, а спасал его, пусть таким странным способом, но спасал? Спасал жизнь, угробив душу? Странный поступок. Или не странный, а совершенно логичный, если то, за чем приходил Фома в руины, было действительно важным.

Фоме было наплевать не только на душу Ивана, но и на свою собственную душу, он был готов на все, чтобы… Чтобы что? Чтобы получить нечто? Узнать нечто?

Дверь начала раскачиваться под ударами, пока еще несильно, на сантиметр-полтора, но это значило, что скоро она не сможет сдерживать демона. И тогда…

— Посольство ушло в тот же день, — сказал Токарев. — И мы стали догадываться, что они либо получили что хотели, либо Фома ничего не успел им сказать. И тебе, значит, ничего не сказал. А после твоего отъезда, просматривая записи с камер слежения, обнаружили, что тот самый мусульманин разговаривал с одним из предавшихся…

— С Крулем?

— Нет, иначе мы бы Круля и тебя не пытались мочить в пустыне, а постарались взять аккуратно и выпотрошить. Но если Дьявол все знал, то твоя информация для него ничего нового не дает.

— И я могу спокойно умирать — так, на всякий случай…

— На всякий случай, — подтвердил Токарев. — Но все пошло не так…

— Не так как хотели… Вы хоть знаете, из-за чего все разгорелось?

— Нет, — ответил Токарев. — Представляешь, как обидно? Знаем, что это важно для Дьявола…

— И для вас этого достаточно.

— И для нас этого достаточно. Совершенно достаточно. И знаем, что Фома искренне верил в Бога, был одним из тех, кто ради Него готов пойти почти на все… И который не хотел попасть в ад и рассказать, о чем с ним договаривались, и как он хотел это использовать.

Дверь явственно качнулась, что-то хрустнуло в замке, в комнату потянуло смрадом: смесью паленого и гнили.

— Они придут к тебе, Иван! — сказал Токарев. — К тебе. Обязательно придут. Мусульманин или иудей — не предавшийся, а кто-то из них. Они придут и расскажут, сделают предложение… Обязательно сделают, я чувствую. Это предложение будет выглядеть очень привлекательно, чисто, благородно и красиво…

Удар — дверь повисла на петлях и засове, разодранная в кровавое мясо рука протиснулась в образовавшуюся щель. Токарев вскочил, Иван тоже.

— Это за мной, тебя он не тронет. За мной… Я прошу тебя… Прошу, если они придут, если придут и расскажут что-то очень правильное, значимое для судеб миллионов — помни, Дьявол знает об этой сделке, Дьявол стоит за ней, а это значит, что это нужно сорвать. Не допустить…

— Они не придут, — сказал Иван и, спохватившись, поднял с пола пистолет. — Ты не расскажешь им об этом разговоре…

— Они все равно придут. Они уверены, что смогут тебя убедить… Они смогли убедить Фому… Они…

Дверь рухнула, то, что когда-то было Яном, ввалилось в комнату. Токарев оттолкнул Ивана в сторону и бросился на демона.

— Уходи! — крикнул Токарев. — Уходи…

Они упали, Токарев бил кулаком в разбитое пулями лицо, но руки мертвеца сомкнулись вокруг его шеи.

Иван вскинул пистолет.

— Уходи — прохрипел Токарев. — Ты сможешь…

Он еще что-то хотел сказать, но шея хрустнула, тело отринувшего выгнулось, ноги дернулись и ослабли.

Иван выбежал в коридор.

Они придут к тебе, билось в голове. Ты сможешь… Это нужно сорвать… Они придут… Иван прошел по коридору, спустился на первый этаж. Возникла мысль сходить за Крулем, но Иван вышел на улицу. Сел на ступени крыльца.

Посмотрел немного удивленно на пистолет в своей руке, положил его на ступеньку рядом с собой.

Они придут. Обязательно придут. Они выбрали тебя, Иван Александров. Они попытались сделать это через искренне верующего Фому Свечина, но Токарев, погрязший в гордыне Токарев смог им помешать.

Им нужен кто-то из Конюшни, понятно. Иван лучший кандидат.

Нет, они не станут ему ничего предлагать. Не станут. Сейчас душа Никиты Токарева, корчась в адском огне, рассказывает все, о последнем разговоре — тоже.

Токарев мог убить Ивана. Мог, но не убил. Он искренне верил в то, что Иван сможет остановить… остановить то, чего сейчас даже и не знает. И для этого Токарев подарил Ивану жизнь.

Но еще был Фома. Был Фома, который поверил. Фома, искренне верующий, ненавидящий Дьявола и слуг его, поверил посланцам иной веры, выходцам с другой Земли, действующим вкупе с Дьяволом. И умер Фома ради этой своей веры.

Кто из них прав? Кто?

— Здравствуй, Иван, — прозвучало рядом.

Иван поднял голову. Правая рука дернулась, но даже не попыталась схватиться за оружие.

— Здравствуй, Анджей, — сказал Иван.

Квятковский держал в руках «призрак», палец лежал на спусковом крючке, а дуло смотрело в грудь Ивану.

— Токарев погиб? — спросил Квятковский.

— Да.

— Я его предупреждал…

— Ты? — удивился Иван. — Ты знал, что он…

— Конечно, знал. У меня были свои причины стать отринувшим. В моей семье всегда верили в Бога, даже когда это было смертельно опасно. Мои прадеды шли ради веры на муки и смерть…

— Я понял, — кивнул Иван. — Я понял. А ты решил принести самую большую жертву вере. Так?

— Так. А что?

— Ничего. Это ты убил Марко?

— Я. У меня был приказ, я его выполнил. Я должен был убить всех, но вы куда-то пропали… — Квятковский переступил с ноги на ногу и посмотрел на вход в здание, не сводя с Ивана оружие. — Как ты умудрился?

— Не я, — покачал головой Иван. — Демон.

Что-то в лице Квятковского дрогнуло.

— А почему ты жив?

— Так решил Токарев.

— Он все-таки нашел возможность воплотить свой бред, — покачал головой Анджей. — Как может быть отринувший таким идеалистом?

— Только идеалистом и может. Такое совершать ради идеи… Ты бы бежал, шляхтич! — сказал Иван, продолжая прикидывать, успеет схватить пистолет или нет. — Сейчас Токарев тебя уже сдал. И даже назвал все явки и пароли. У тебя есть шанс уйти. Спрятаться. И даже отмолить свой грех.

— Не смогу, — снова покачал головой Квятковский. — И не захочу. Мы спорили с Токаревым, я доказывал, что нужно просто всех уничтожить. Всех, кто знает о деле Фомы Свечина. И взорвать, наконец, Игольное Ушко. Чтобы никогда ничего не выползло на свет…

— И тебе даже не интересно? — спросил Иван и чуть-чуть подвинул руку вправо, к оружию.

— Мне неинтересно. Я хочу, чтобы ничего не ворвалось в мой мир, чтобы никто не смел охотиться на души людей, сбивать из с пути истинного. Разве это плохая цель в жизни?

— Токарев просил меня…

— А мне плевать, что тебя просил Токарев. Только кто-то из Конюшни нужен Дьяволу. Фома был крепок в вере, но не устоял перед соблазном. Думаешь, ты сильнее? Никто не сможет перехитрить Дьявола. Нужно отсекать заболевшую ветку дерева, пока болезнь не распространится на остальные. Я тебя отсеку. И не нужно двигать руку, все равно не успеешь схватить пушку. Я выстрелю скорее.

— Я верю, — сказал Иван.

Он не мог тянуть этот разговор бесконечно. Был шанс, что из ада уже связались с дедом Круля, и сюда несется подмога. Если дед выжил во время штурма. Слишком маленький шанс.

— Ничего нельзя опирать на веру одного человека — рухнет. Человек слаб, но всегда берет на себя слишком много, слишком тяжелый крест выбирает для себя. Токарев думал, что они придут к тебе…

— Он так и сказал.

— Он ошибся. Им не к кому будет идти, — палец Квятковского начал давить на спуск.

Все замерло, стих ветер, не было слышно ни звука. Весь мир исчез. Исчезло все, кроме оружия в руках Анджея Квятковского, пальца на спусковом крючке, пуль, готовых броситься вперед и отобрать жизнь.

Иван не зажмурился, когда прогремела автоматная очередь.

С десяток пуль влетели в грудь, выбрасывая алые фонтанчики, и отбросили тело на землю.

Иван успел удивиться, что «призрак» так грохочет. Потом сообразил — не сразу, с трудом, как в бреду, что это не в его грудь ударялись пули, не его тело корчится сейчас в пыли и что не «призрак» только что отобрал у человека жизнь. У Анджея Теодора Квятковского.

Круль спустился по ступенькам с крыльца и сел рядом с Иваном.

— Задолбался я тебе жизнь спасать, — сказал Круль.

— Пошел в жопу, — ответил Иван.

— Нет, серьезно. Это сколько раз я тебя спасал? — Круль отстегнул у «калашникова» магазин, посмотрел на патроны и снова пристегнул магазин на место. — Ты хоть считаешь?

— Ты как отвязался? — спросил Иван.

— Пришел демон, разорвал скотч и отвалил.

— Куда отвалил?

— Оставил тело и вернулся в Ад. Знаешь ли, мы, слуги Дьявола, имеем некоторые преференции в отношениях с демонами и другими порождениями Ада.

— Ты мог его остановить сразу?

— Мог, а зачем? Токарев мог сбежать, мог убить тебя…

— Он и так мог меня убить.

— Но не убил?

— Не стал.

— Такой благородный мужик! — вскричал Круль и чуть не уронил с колен автомат. — Сохранил жизнь Ивану Александрову! Зачем?

— Он полагает, что я смогу помешать козням ада, — сказал Иван.

— Он был дурак, — подумав, ответил Круль. — Козням ада никто помешать не может. И если ад решил, что ты…

— Рот закрой.

— Уже, — тяжело вздохнул Круль. — Закрыл и ухожу. Мне еще нужно выяснить, как там все вышло у деда. Понятно, что нападавшие умылись кровью, но подробности! И записать количество душ, которые с моей подачи попали в Ад. Вы тут за веру бьетесь, а нам достаточно только ваших душ.

Круль встал со ступеней, отряхнулся. Что-то бросил к ногам Ивана.

Опухшее лицо его было похоже на красно-сине-черную маску какого-то языческого божества.

— Пошел я, наверное. Надеюсь, ты сможешь прожить без моей опеки минут двадцать, пока не приедут из Конюшни. А я пойду, что-то мне хреново, — Круль забросил автомат на плечо. — Отчитаюсь перед начальством, напишу отчет и свалю в отпуск. Надеюсь, ты больше мне на глаза не попадешься.

— Я тоже на это надеюсь, — сказал Иван.

Круль переступил через тело Квятковского и пошел вдоль по улице, в сторону Старого города.

Ничего нельзя опирать на веру одного человека, сказал Квятковский. Введи нас в искушение, пронеслось в голове Ивана. Они придут.

«Они не придут», — сказал Анджей Квятковский.

Они никогда не имеют дел с теми, кто убил Администратора, всплыло в голове. Замечательный способ сделать так, чтобы его минула чаша сия.

Иван посмотрел вниз и увидел, что на камне лежат те самые четки.

Иван взял пистолет, поднял его и прицелился в спину медленно идущего Круля.

Не введи нас во искушение. Не введи. Слаб человек. Выбирает крест слишком тяжелый.

Не придут.

«Я не хочу решать за всех, — подумал Иван. — Я не хочу! И у меня есть только один выход».

Иван перевел пистолет на автоматический режим стрельбы и нажал на спуск.

— Сколько раз я тебе спасал жизнь? — спросил Круль.

Пули ударились в стену дома на противоположной стороне улицы, выбивая красную крошку. Иван не отпустил спуск, пока пистолет не опустошил весь магазин.

Круль, не останавливаясь, поднял над головой правую руку с выставленным средним пальцем.

Иван хотел что-то крикнуть ему вдогонку, обидное и злое, но не смог.

Наклонился, поднял четки.

Издалека донесся звук патрульных сирен.

«Введи нас во искушение», — подумал Иван и спрятал четки в карман.

Ты сам выбрал свой крест. Ты сам его выбрал.