Описание двора герцога Карла Бургундского, по прозвищу Смелый

«Трактат о свадьбе монсеньора герцога Бургундского и Брабантского» Оливье де Ла Марша: обстоятельства создания, рукописная традиция и параллельные тексты

25 сентября 1465 г. скончалась от туберкулеза Изабелла Бурбонская, супруга Карла, графа Шароле. Поскольку она умерла, оставив дочь Марию, но так и не родив сына, проблема поиска невесты для наследника встала как нельзя более остро. Первоначально Карл не имел намерения жениться на сестре Эдуарда IV Йоркского, так как придерживался союза с Ланкастерами, с которыми его связывали узы кровного родства: по матери — Изабелле Португальской — он был внуком Филиппы Ланкастер, дочери Джона Гонта, основоположника дома Ланкастеров[356]. Маргариту, в свою очередь, прочили в супруги Педро Португальскому (1429–1466), графу Барселонскому, племяннику Изабеллы Португальской. Смерть Педро в 1466 г. освободила Маргариту от обещаний Португальскому дому. К этому моменту Эдуард IV укрепил свою власть и стал хозяином положения в Англии. Таким образом, альянс с Йорками приобретал все большую и большую привлекательность.

В январе 1467 года бургундский двор посетило английское посольство. Его возглавлял лорд Риверс, глава клана Вудвилл, семьи, из которой происходила царствовавшая королева Англии Елизавета Вудвилл. Возвышение Вудвиллей встревожило Ричарда Невилла, графа Варвика, что положило начало вражде этих семейств и сделало Варвика, и без того стоявшего за альянс с французским королем, противником союза с Бургундией[357].

Брак между Карлом Смелым и Маргаритой Йоркской таил в себе потенциальную опасность для французской короны, так как воскрешал старый англобургундский альянс. Поэтому Людовик XI отправил в Англию собственное посольство, значительно более представительное по своему составу, включавшему в себя адмирала Франции, архиепископа Нарбонны и первого президента Палаты счетов, которые представляли три главные силы: армию, церковь и финансы[358]. Целью этого посольства было добиться пролонгирования мира в Кале и запрета заключения каких-либо союзов против Франции в течение шести лет.

Для закрепления альянса Людовик XI предлагал заключить брак между Маргаритой и одним из принцев, лояльных французской короне. На выбор предлагались герцог Миланский Галеаццо Сфорца, граф Рене дю Перш, брат французской королевы Филипп де Бресс или же Филибер, герцог Пьемонта. Король Франции обязывался выступить патроном этого брака, беря на себя расходы и гарантируя вдовью долю английской принцессе. Однако все кандидаты, предложенные королем Франции, не шли ни в какое сравнение с могущественным представителем бургундского дома. Своих же наследников Людовик XI в тот момент не имел, а предложить брак со своим братом Карлом Французским опасался, ибо тот был одним из лидеров внутренней оппозиции, и усилить его женитьбой на английской принцессе было опасно.

Эдуард IV поручил переговоры графу Варвику, что вызвало одобрение у французов, ибо в нем видели того, кто в действительности управлял Англией. Варвик прибыл во Францию, и результатом его переговоров было заключение торгового соглашения между Францией и Англией и обещание Варвика приложить все усилия, чтобы воспрепятствовать браку между Карлом и Маргаритой.

Между тем, в Бургундии произошли серьезные изменения: 15 июня 1467 г. скончался герцог Филипп Добрый, и власть полностью перешла в руки его сына Карла Смелого. Его настрой против французского короля был известен: в полной мере он проявился еще во время войны Лиги общественного блага 1465 г. Это военное столкновение между королем Людовиком и французскими принцами проходило под эгидой борьбы за «общественное благо», за права знати, узурпированные, как считали принцы, короной[359].

Одним из главных военных предводителей был Карл, граф Шароле, будущий Карл Смелый. Основной целью для него являлось возвращение городов на Сомме, которые представляли собой важнейший стратегический пункт, так как защищали дорогу из Фландрии на Париж. Контроль над этими городами, в число которых входили Мортань, Арле, Кревкер, Корби, Дуллен, Сен-Рикье, Амьен, Сен-Кантен и Аббвиль, был яблоком раздора между Бургундией и Францией не одно десятилетие. Они были переданы Бургундии в 1435 г. по Аррасскому мирному договору королем Карлом VII, который, тем не менее, сохранил за собой право выкупить их в любой момент за 400 000 экю.

Этой оговоркой, придя к власти, воспользовался его сын Людовик XI. При помощи ближайших советников Филиппа Доброго — семейства де Круа — король убедил герцога Бургундского вернуть ему контроль над городами на Сомме. Карл был категорически против этого. Обвинив Круа в предательстве, он навлек на себя гнев отца и был вынужден уехать в Голландию, хотя этот отъезд более походил на бегство[360].

Однако ссора не могла продолжаться долго, так как Карл был единственным законным сыном и наследником Филиппа Доброго, который постепенно приближался к порогу смерти. Начиная с 1454 г., у него все чаще случались обострения болезни: он впадал в беспамятство, и все опасались за его жизнь[361]. 2 марта 1465 г. у Филиппа начался продолжительный кризис. Карл оказался у его постели раньше Круа и воспользовался этим: Филипп назначил его своим заместителем. Когда Круа прибыли, им удалось добиться отмены этого решения, но было уже поздно: Карл объединил два совета, свой и Филиппа, и приказал им начать работу над достижением согласия между ним и герцогом, а также разослал в наиболее крупные города Бургундского государства письма, в которых публично обвинял Круа в предательстве[362]. Поскольку приход Карла к власти в самом скором времени был очевиден, никто не решился перечить ему. Конфликт закончился примирением отца и сына и изгнанием Круа из пределов Бургундского государства.

Получивший фактически всю полноту власти Карл, правивший от имени своего больного отца[363], начал с того, что попытался вернуть города на Сомме и нанести поражение своему главному противнику — королю Франции. С этой целью Бургундия вступила в Лигу общественного блага. Война не продлилась долго и закончилась фактическим поражением Людовика, вынужденного подписать мир в Конфлане (5 октября 1465) с Карлом и мир в Сен-Море (29 октября) с прочими участниками Лиги. Карл добился возврата городов на Сомме, хотя, как и прежде, король сохранял право выкупить их. Карлу также отходили графства Булонь и Гин, города Перонн, Руа и Мондидье. Также король обязался передать ему знаменитый Венсеннский замок под Парижем. Еще одним немаловажным результатом войны было обязательство короля передать своему брату Карлу Французскому Нормандию[364]. Владение одним из самых крупных герцогств значительно усилило бы оппозицию.

Несмотря на то, что король проиграл Лиге общественного блага, он не смирился с поражением: Людовик XI не скрывал своих намерений вернуть города на Сомме и не спешил передавать Нормандию своему брату. Понимая, что бороться с альянсом принцев невозможно, ибо они превосходили его в силе, Людовик попытался разбить их поодиночке. В начале 1468 г. он послал к Карлу Смелому пышное посольство с просьбой отказаться от союза с Карлом Французским. Однако Карл Смелый выказал себя верным союзником и потребовал выполнения всех обязательств, взятых на себя королем в Конфлане и Сен-Море. Кроме того, Карл был недоволен слухами о том, что Людовик увеличивает количество своих лучников и ведет переговоры с Льежем, склонным к бунту против Бургундии. Все это указывало на то, что король Франции стал еще более грозным противником, ибо он уязвлен своим поражением и пытается взять реванш любой ценой[365]. Подобный расклад политических сил склонил чашу весов к отказу от союза с Ланкастерами и заключению альянса с Йорками.

Еще одним аргументом в пользу брака с Маргаритой Йоркской были планы, которые вынашивал Карл Смелый относительно Священной Римской империи. Поскольку принадлежавшие ему Брабант, Лимбург, Люксембург, Голландия, Зеландия, Геннегау и Франш-Конте (иначе — графство Бургундия) входили в состав Империи, а сам Карл носил титул маркграфа Священной Римской империи, то он был полноправным игроком на этой сцене. Империя давала значительный простор для его амбиций. Во-первых, во власти императора было даровать ему столь желанный королевский титул. Королевская корона поставила бы его в один ряд с его вечным противником — Людовиком XI. Во-вторых, Карла привлекали богатства имперских земель, а частности Эльзаса, который позволял контролировать торговлю по Рейну, важнейшей водной артерии Европы.

Однако, прежде чем начинать подобные предприятия, которые могли кончиться (и отметим, кончились) военным столкновением, необходимо было обезопасить свои позиции во Франции. Таким образом, у Карла возникла потребность в новом союзнике, более надежном и сильном, чем герцог Бретонский или Карл Французский, которые не имели достаточно средств, а также могли пойти на переговоры с королем при неблагоприятных для них условиях. Этим союзником вполне могли стать английские Йорки.

Граф Варвик, пообещавший королю Людовику XI разрушить брак герцога Бургундского и английской принцессы, не смог выполнить свое обещание. Причина заключалась в том, что Варвик стремительно уступал первое место при короле клану Вудвиллей, а также в том, что предложения, сделанные Эдуарду IV французским посольством, не удовлетворили его запросы[366]. В переговорах бургундцев с английской стороной участвовала мать герцога Изабелла Португальская, которой удалось быстро довести дело до заключения брачного договора. 20 февраля 1468 г. был подписан мир на тридцать лет между герцогом Бургундским и королем Англии, а 14 марта датирован брачный контракт. Уже после его подписания король Франции попытался блокировать разрешение папы римского на брак, мотивируя свою позицию тем, что, согласно Аррасскому договору, Бургундия не имела права заключать сепаратные договоры с Англией[367]. Кроме того, Людовик просил Ферранте, короля Неаполитанского, оказать влияние на папу[368]. Но все было тщетно: в июне 1468 г. Маргарита Йоркская поднялась на корабль и покинула Англию.

Поскольку брак между Карлом Смелым и Маргаритой Йоркской был не просто политическим пактом, каким являлся любой союз двух представителей правящих домов, а скорее официальной и недвусмысленной декларацией о намерениях нового герцога Бургундского, то это событие должно было на его очевидцев произвести такое впечатление, чтобы о нем узнали в самых отдаленных уголках Европы. Именно поэтому местом проведения свадебных торжеств был выбран Брюгге. Один из крупнейших городов Бургундского государства, Брюгге был одновременно одним из главных центров европейской коммерции в XV веке, местом встречи северных и южных торговых потоков: из ганзейских городов и итальянских республик[369]. Помимо купцов со всей Европы, там же расположились их непременные спутники — банкиры, которые зачастую выступали в роли неофициальных дипломатов или вполне официальных советников[370].

Чтобы произвести впечатление, Карл должен был устроить торжество, превосходившее по роскоши все виденное ранее. Между тем к 1468 г. финансы герцога оставляли желать лучшего из-за военной кампании против Льежа[371]. Карл пытался провести финансовую реформу, призванную ужесточить контроль за расходом средств[372], но ее плодов нужно было дожидаться, а деньги на свадьбу необходимо было изыскать немедленно. Карл обратился к штатам Фландрии, и те предоставили ему заем на шестнадцать лет в размере 996 000 рейдеров на организацию свадьбы и на различные военные действия[373]. Получив деньги, Карл мог себе позволить организовать подобающее торжество. Сохранились счета, которые фиксируют расходы на свадьбу[374]. Поскольку расходы нашли свое отражение в разных документах, то сегодня трудно сказать, какова была их общая сумма.

Кроме того, за два месяца до свадьбы, в конце апреля — первой половине мая, Карл Смелый организовал в Брюгге свое первое заседание ордена Золотого руна в качестве главы Ордена, поэтому подчас трудно определить, что было заказано для свадьбы, а что — для орденского праздника. Однако иногда встречаются точные указания, которые помогают восстановить картину приготовлений к свадебным торжествам.

Готовиться к свадьбе начали сразу после подписания брачного контракта, в марте 1468 г. Прежде всего, Карл послал гонца к мэтрам Палаты счетов Лилля, которая была основной финансовой инстанцией Бургундского государства, и поинтересовался, сколько ткани было роздано Филиппом Добрым во время последних свадебных торжеств[375]. Видимо, следуя традиции одаривать своих приближенных по случаю важных событий в жизни герцога и его семьи, Карл не желал уступить в щедрости своему отцу.

Затем последовали заказы на средства передвижения. Для Маргариты были заказаны две деревянные кареты на цепной рессоре[376]. Литейщик из Брюсселя Рено ван Тьеннен (Thiennen) получил заказ на отливку из латуни 54 круглых декоративных элементов, которые должны были украшать эти кареты[377]. Эти элементы были позолочены и украшены гравировкой и эмалями, изображавшими гербы Карла и Маргариты[378]. В каждую карету было запряжено по шесть лошадей, общая стоимость упряжи для которых составляла 40 ливров[379]. В каждой упряжи было использовано по 1800 позолоченных гвоздей[380]. Все эти работы выполняли брюссельские мастера. Оружейник герцога Ланселот Гиндерталь (Ghindertale) работал не покладая рук с марта, чтобы обеспечить доспехами участников турнира, устроенного по случаю свадьбы[381].

Чтобы во время свадебных торжеств герцог и его окружение выглядели соответствующим образом, для герцога было заказано три платья, на каждое из которых пошло 40 марок серебра, т. е. примерно по 10 кг, а также 12 накидок для рыцарей, которые должны были сопровождать его конными во время праздника. Вышивальщику Жану Маршану за работу над этими пятнадцатью вещами заплатили 800 ливров. Таким образом, только за отделку этих одежд, без учета ткани и пошива, было израсходовано 2969 ливров по 40 грошей[382].

Новое платье заказали также для Паске, шута герцога. На этот гардероб ушло 47 ливров и 2 су по 40 грошей. В счетах указано, что одежды были украшены вышивкой «к удовольствию монсеньора бастарда и монсеньора де Ла Марша»[383]. Исходя из этого, можно предположить, что именно Паске исполнял роль гнома на турнире Золотого древа, организованном по случаю свадьбы, так как зачинщиком турнира был Антуан Бургундский, а одним из организаторов — Оливье де Ла Марш. Симону Форе, торговцу из Брюгге, было выплачено 52 ливра 10 су по 40 грошей за 4 рулона ткани, которые вместе содержали 100 локтей. Из этой ткани надлежало сделать 44 жакета для моряков, которые находились на двух барках герцога, когда он отправился из Слейса в Брюгге[384].

Жан де Энен сообщает, что на ткани для свадебной процессии было потрачено 50 тысяч экю[385]. Согласно счетам, один только Томмазо Портинари, флорентийский торговец и управляющий отделением банка Медичи в Брюгге, получил от Карла Смелого заказ на поставку тканей более чем на 53 000 ливров. Это были главным образом шелковые ткани с золотыми или серебряными нитями итальянского производства[386]. В цветовой палитре доминировали красный, черный и фиолетовый, так как эти цвета предназначались для высших слоев общества[387].

Перед праздниками дворец герцога в Брюгге был обновлен. Везде починили крыши и перестлали полы. В винном погребе, расположенном под большим залом, переделали окна и решетки. Главную кухню заново выложили плиткой, а также пробили одну из стен, чтобы сделать вход в кухню с улицы. Поблизости устроили дровяной склад. Во дворе установили большие котлы, чтобы греть воду для мытья посуды. При кухне герцогини и Марии Бургундской сделали небольшую комнату, чтобы хранить там припасы, а также установили маленький камин, чтобы изготавливать розовую воду[388]. Везде поставили новые шкафы для посуды и скамьи. Была заказана и сама посуда из драгоценных металлов[389]. Поскольку комната, где располагался бакалейщик, была слишком мала для того, чтобы приготовить и держать там весь гипокрас, который требовался для свадебных пиров, к этому приспособили дом бочара[390]. Зала для проведения банкетов была обустроена каменщиком Микелем Гутгубером (Goetgoebeur) и плотником Антуаном Госсеном (Gossins), которые предварительно представили герцогу чертеж предполагаемого помещения[391]. Для того чтобы разместить гостей, приготовили помещения как во дворце герцога, так и в разных зданиях неподалеку[392].

Из-за спешки многие постройки не успели закончить. Например, дополнительное помещение, где располагались печи, в которых готовили еду для праздника, наскоро прикрыли досками вместо того, чтобы сделать полноценный потолок[393].

Помимо того, что Карл оплачивал собственные расходы, он также финансировал участие в свадебных торжествах своих родственников и ближайших сподвижников. Так, Адольф Клевский, кузен Карла, и Антуан, Великий бастард, его брат, получили по 1200 ливров на приготовления к свадьбе[394]. Прочие участники торжеств также не были обделены: Жану де талону, сеньору д'Аргель, досталось из герцогской казны 800 ливров[395], Антуану Люксембургу, сеньору де Русей, — 600 ливров[396], Бодуэну и Жану, бастардам Бургундским — 480[397] и 240 ливров[398] соответственно. Герольды получили «от щедрот» герцога 320 ливров[399].

Организация праздника потребовала не только значительных финансовых затрат, но и больших людских сил. Ла Марш сообщает, что на кухне работали три сотни человек, соусами занимались 80 слуг, хлебодаров и кравчих было по 60 человек, и даже для обеспечения праздника сладостями и гипокрасом требовалось 15 бакалейщиков[400].

В мае Карл Смелый лично посетил Брюгге, чтобы посмотреть, как идут дела. По-видимому, он остался доволен, так как подарил 10 ливров художникам, резчикам по дереву и прочим ремесленникам, которые готовили к свадьбе дома в Брюгге[401]. 12 июня Карл отправил гонца с письмами для Хенрика ван Борселена (Borselen)[402], в которых герцог приказал ему отправить несколько больших кораблей к «мадам будущей герцогине», чтобы сопровождать ее от берегов Англии до гавани Слейса[403].13 июня Карл выслал приглашения дамам прибыть на свадьбу в Брюгге[404].

В центре этой предпраздничной суматохи был Оливье де Ла Марш. С 21 по 26 апреля 1468 г. он отправился в Брюгге, чтобы на месте заняться подготовкой свадьбы[405]. Ему помогали придворный художник Пьер Кустен и Фатре Олле (Fatré Hollet), контролер Денежной палаты, фиксировавший расходы. Длинный счет, в котором скрупулезно перечисляется, на что израсходован каждый денье, подписан Оливье де Ла Маршем[406].

«Трактат о свадьбе» — не единственный рассказ о бракосочетании Карла Смелого и Маргариты Йоркской, оставленный нам Ла Маршем. В своих «Мемуарах» он также обращается к этому событию, но описывает его в других выражениях и иначе расставляет акценты[407]. Иными словами, это два разных текста, объединенные лишь предметом описания и автором. Почему Ла Марш дважды обращается к этой теме?

«Трактат о свадьбе» сохранился как минимум в трех экземплярах: в Национальной университетской библиотеке Турина[408], Королевской оружейной палате в Лидсе[409] и Национальном архиве Франции в Париже[410].

Туринский кодекс представляет собой собрание разных сочинений Оливье де Ла Марша, в том числе поэм. Есть предположение, что он был создан для савойского двора[411]. По-видимому, этот вывод делают из того, что рукописный фонд библиотеки Турина сформировался во многом на основе собрания герцогов Савойских[412]. С другой стороны, кодекс содержит исправления. Исходя из этого, А. Бон и Ж. д'Арбомон сомневаются, что рукопись столь невысокого качества могла предназначаться для савойского двора[413].

Экземпляр, хранящийся в Лидсе, имеет более сложную структуру и историю. Он состоит из трех частей: первые две датируются концом XV в., а третья, в которую входит «Трактат о свадьбе», концом XVI в. Манускрипт объединяет различные описания турниров, как французских, так и английских. Не совсем понятно, когда части были сплетены вместе. На крышке переплета имеется герб сэра Эдварда Уолкера (Walker), который приобрел манускрипт у предыдущего владельца в 1663 г.[414], но нельзя быть уверенным, что именно он соединил части рукописи под одной обложкой. Сэр Эдвард завещал свою библиотеку Геральдической палате (College of Armes), и через нее манускрипт перешел к Джону Энстису (Anstis), гербовому королю Подвязки (1714–1744), оставившему многочисленные пометы в рукописи.

В 1768 г. рукопись была продана на аукционе, и ее след теряется до тех пор, пока она не появляется в коллекции знаменитого библиофила сэра Томаса Филлиппса (Phillipps, 1792–1872), о чем свидетельствует его экслибрис. После распродажи собрания Филлиппса рукопись меняла владельцев. Наконец, в 1950 г. ее приобрел Филипп Фрер (Frere) и подарил Королевской оружейной палате (Tower of London Armouries — Royal Armouries), которой она принадлежит поныне[415]. Этот список трактата явно пытались сопоставлять с текстом «Мемуаров», так как на полях содержится несколько дополнений с отсылками к изданию. Судя по указаниям на страницы, неизвестный автор маргиналий мог пользоваться вторым (Гент, 1566), третьим (Брюссель, 1616) или четвертым (Лувен, 1645) изданием «Мемуаров»[416].

Парижский экземпляр представляет собой отдельный переплет, в котором нет других произведений, кроме «Трактата о свадьбе». Сегодня он хранится в одном картоне с документами Орлеанского дома, датированными 1460–1470 гг.[417] Можно предположить, что, как и многие другие, представители этой семьи интересовались самой пышной свадьбой своего времени и желали иметь ее описание. Однако на рукописи нет никаких следов, которые позволили бы определить, кто именно из герцогов Орлеанских ею владел.

Второе описание Ла Маршем свадьбы Карла Смелого и Маргариты Йоркской приведено в «Мемуарах» в виде письма самого Ла Марша, адресованного Жилю дю Ma (Mas), гофмейстеру герцога Бретонского. Это послание нарушает ход повествования. После описания встречи, состоявшейся в 1473 г. в Трире между императором Священной Римской империи Фридрихом III и Карлом Смелым, надеявшимся обрести вожделенную королевскую корону, Ла Марш говорит, что в то же самое время были окончены переговоры по поводу брака. Это очевидным образом противоречит хронологии и отсылает читателя к событиям пятилетней давности. Поскольку «Мемуары», как сказано выше, писались на протяжении почти тридцати лет, то некоторые нестыковки в повествовании вполне возможны. К. Эмерсон объясняет нарушение хронологии повествования риторическим приемом: Ла Марш переставил описания событий местами, чтобы продемонстрировать, как при бургундском дворе чередовались войны и праздники, и тем самым доказать, что величие сопутствовало Бургундии вплоть до самого поражения в 1477 г.[418]

Поскольку письмо Ла Марша не датировано, возникает простор для предположений. К. Эмерсон полагает, что письмо, равно как и «Трактат о свадьбе», были написаны по горячим следам, сразу после заключения брака, чтобы удовлетворить интерес к тому, что происходит при бургундском дворе[419]. Уже позже, при работе над «Мемуарами», Ла Марш включил письмо в основной текст своих воспоминаний. Возможно ли уточнить дату написания письма, используя данные о жизни адресата и событиях, последовавших за свадьбой Карла Смелого? Известно, что в 1466 г. Жиль дю Ma уже был гофмейстером герцога Бретонского[420], но, к сожалению, неясно, до какого момента он сохранял за собой эту должность. С другой стороны, 25 сентября 1469 г. скончалась Маргарита, супруга герцога Бретонского Франциска II. От этого союза родился только один ребенок, который умер, не прожив и двух месяцев[421]. Оставшийся без наследников Франциск II был вынужден искать себе новую партию. Возможно, поиск герцогом невесты побудил Жиля дю Ma вступить в контакт с Ла Маршем, только что организовавшим блестящее торжество. Это предположение совпадает с убежденностью К. Эмерсон, что описание свадьбы, данное Ла Маршем в «Мемуарах», отстояло от самого события на краткий период времени.

Вместе с тем нельзя исключить предположение, что письма Ла Марша к Жилю дю Ma не существовало в действительности и эта интерполяция — не более чем литературный прием, с которым Средневековье было хорошо знакомо благодаря «Героидам» римского поэта Овидия[422].

Что же касается датировки трактата, то есть деталь, которая способна несколько поколебать уверенность в том, что он составлен сразу после свадьбы. В «Трактате» Ла Марш называет Джона Говарда адмиралом Англии. Эту должность Говард получил только в 1483 г. Ранее, в 1466 г., он был назначен вице-адмиралом Норфолка и Суффолка[423], а адмиралом Англии, Ирландии и Аквитании был будущий Ричард III[424]. Мог ли Ла Марш ошибиться, «повысив» Джона Говарда в звании? Этого нельзя исключить. Между тем в «Мемуарах» Ла Марш называет его просто «мессир»[425]. Этот термин мог относиться к людям разного происхождения[426], тогда как представителей высокого ранга среди бургундских хронистов было принято именовать «seigneur» или «monseigneur»[427]. На правах гипотезы можно предположить, что Ла Марш написал сначала текст, вошедший в «Мемуары», а позднее, после 1483 г., переработал его в «Трактат».

Наконец, еще одно описание Ла Маршем свадьбы Карла Смелого и Маргариты Йоркской содержится в кодексе, хранящемся в библиотеке Валансьена. Он датируется XV в., происходит из собрания семейства Круа и был национализирован во время Великой французской революции[428]. Бон и д'Арбомон рассматривали этот фрагмент как список «Мемуаров»[429]. К. Эмерсон указывает на то, что валансьенский манускрипт хотя и похож на текст из «Мемуаров», но отличается в двух местах: содержит письмо, послужившее поводом для организации турнира Золотого древа, и латинские названия живых картин. И то и другое есть в туринском экземпляре «Трактата». Из этого Эмерсон делает вывод, что валансьенский текст представляет собой либо некую попытку соединить оба текста, получив наиболее полное описание события, либо промежуточный вариант между ними[430]. Вместе с тем, в некоторых рукописях «Мемуаров» содержится заголовок, анонсирующий письмо. Это означает, что «Мемуары» подразумевали присутствие этого текста, который был по какой-то причине исключен. Таким образом, нам кажется допустимым присоединиться к мнению Бона и д'Арбомона и считать валансьенский манускрипт одной из редакций «Мемуаров».

Как мы отмечали выше, трактат «Описание двора» был опубликован довольно поздно по сравнению с другими произведениями Ла Марша. «Трактат о свадьбе» и вовсе увидел свет лишь во второй половине XIX в. Всего этот текст издавался три раза: дважды по туринскому списку (Дюфур и Рабю[431]; Бон и д'Арбомон[432]) и один раз по лидскому списку с переводом на английский язык[433].

Кроме Оливье де Ла Марша к описанию свадьбы Карла Смелого и Маргариты Йоркской обращались многие другие хронисты. Официальный историограф бургундского двора Жорж Шатлен, по-видимому, описал это событие, но глава, посвященная ему, на сегодняшний день утрачена[434]. Таким образом, у Шатлена сохранилось лишь несколько строк, рассказывающих о прибытии Маргариты[435]. Продолжатель Шатлена, Жан Молине также вскользь упоминает о браке и посвященных ему торжествах и сосредотачивается скорее на англо-бургундских взаимоотношениях[436].

Полноценное описание свадебных торжеств дает Жан де Энен, сеньор де Лувини (1423–1495)[437]. Его «Мемуары» используются чаще всего для изучения истории бургундской армии, так как автор участвовал в значительном количестве бургундских кампаний и детально описывает снаряжение и военную тактику. «Мемуары» Энена представляют собой не связное повествование, а скорее набор различных отрывков, посвященных тому или иному событию. Исследователи предполагают, что первоначально эти записи составлялись не для собственного использования, а по просьбе Жоржа Шатлена[438], с которым Энен был, по-видимому, хорошо знаком, так как приводит на страницах своего сочинения тексты писем Филиппа де Круа и Шатлена, адресованные друг другу[439]. Впоследствии эти отчеты составили «Мемуары» самого Энена. Один из таких отрывков Энен посвятил описанию свадьбы Карла Смелого и Маргариты Йоркской.

Почти столь же подробное свидетельство оставил Жан де Ваврен в своих «Английских хрониках»[440]. До сих пор не совсем ясно, что заставило незаконнорожденного сына наследственного сенешаля Фландрии взяться за перо и тем более неясно, что заставило его обратиться к истории Англии, тогда как у него перед глазами был блестящий пример Бургундии. Есть версия, что Ваврен начал писать по просьбе своего племянника Валерана де Ваврена[441], а английскую направленность литературной деятельности Ваврена придали его англофильские убеждения[442]. А. Маршандис отмечает, что Ваврен был не просто англофилом, а сторонником Йорков. Его позиция, имевшая ярко выраженную политическую окраску, могла быть следствием тесных контактов между Энтони Вудвиллем и Антуаном Бургундским, которого Ваврен сопровождал во время его визита в Англию в 1467 г.[443]

Так или иначе, труд Ваврена появился вовремя: в Бургундии, возвращавшейся к союзу с Англией после разрыва отношений из-за Аррасского мирного договора 1435 г., отсутствовал полноценный рассказ об обстоятельствах конфликта между Ланкастерами и Йорками и, следовательно, представление о внутренних противоречиях и раскладе сил в Англии. Для самого Ваврена заключение брака между Карлом и Маргаритой было знаковым событием, так как символизировало возрождение старого англо-бургундского союза.

Разумеется, свадьба не осталась незамеченной и в самой Англии. Сэр Джон III Пастон (Paston, 1444–1504), один из авторов обширного корпуса писем Пастонов, сообщает своей матери Маргарет Моутби (Mautby) о том, что в Брюгге состоялось бракосочетание, и кратко описывает турнир[444]. Более подробный отчет оставил один из английских герольдов, сопровождавших принцессу Маргариту[445].

Рассказ о свадьбе на фламандском включен в «Хронику Фландрии», которая приписывается Антонису де Ровере (Roovere, 1430–1482), одному из самых известных поэтов XV в., писавших на нидерландском. Поскольку автор придерживался пробургундских взглядов, картина свадьбы способствует прославлению могущества и величия Бургундского дома[446].

Наконец, есть небольшое описание свадебных торжеств, составленное на латыни и входившее в библиотеку Корнелия-Франсуа де Нели (Nélis, 1736–1798), епископа Антверпена. В 1808 г. книга была куплена гентским библиофилом и ученым Карлом ван Ултемом (Hulthem, 1764–1832)[447]. Издатель этого текста Ксавье Рам утверждает, что рукопись была «скопирована с манускрипта XV века; редакция кажется выполненной очевидцем»[448]. Не совсем ясно, на чем основаны эти заключения. С одной стороны, рукопись датируется второй половиной XVIII в.[449] и вполне могла быть результатом труда некого безымянного эрудита, скомпилировавшего разные мемуары и хроники. С другой стороны, в тексте появляются некоторые сведения, которые не встречаются в других источниках[450] или противоречат им[451]. Можно допустить, что неизвестный эрудит пользовался текстом, который сегодня утрачен, но нельзя объяснить, почему он не привлек подробные и почти единогласные свидетельства Ла Марша, Энена и Ваврена. Возможно, К. Рам прав, и латинский текст действительно представляет собой свидетельство еще одного очевидца свадебных торжеств, так сильно впечатливших Европу во второй половине XV в.