ОПЫТ ПРОЗРЕНИЯ. Простое практическое руководство к буддийской медитации

Двадцать второй вечер СМЕРТЬ И ЛЮБЯЩАЯ ДОБРОТА

Натянутый канат и необходимость идти по нему, сохраняя равновесие, — вот привычный образ, к которому прибегают, когда описывают практику инсайта. При попытке пройтись по натянутому канату мы убеждаемся, что единственная вещь, требующая нашего внимания, — это равновесие, удерживание совершенного внутреннего и внешнего баланса. Когда мы идем по натянутому канату, нас атакует масса отвлекающих раздражителей, зрительные впечатления и звуки, эмоции, мысли и внезапные идеи. Если они приятны, то обусловленная реакция ума направлена на схватывание и удержание их. Если же они неприятны, то и в этом случае ум склонен выплескиваться наружу— но теперь уже для того, чтобы оттолкнуть их от себя. В обоих случаях мы «выплескиваемся из себя», вытягиваем руку — и, теряя равновесие, падаем.

Положительная и отрицательная реакция — обе одинаково опасны. И прекрасное, и ужасное — все что угодно, — если оно приводит к потере абсолютного баланса ума, вызывает падение. И тогда мы работаем снова и снова, стремясь развить такое качество ума, при котором он не реагирует ни на один из этих объектов ни хватанием, ни осуждением, ни привязанностью, ни отвращением. Мы развиваем такой ум, который ни к чему не прилепляется, оставаясь абсолютно свободным в созерцании процесса и позволяя объектам последнего всплывать и уплывать но их собственным законам.

Это качество — ни к чему не привязываться — вырастает из глубокого прозрения в преходящность и эфемерность всего сущего. Конечно, существует уровень, на котором инсайт признает смерть существ и неизбежность этой смерти, и проблему ее. В Бхагавадгите известны следующие вопрос и ответ: «Из всех чудес в мире — какое чудо самое непостижимое? — То, что каждый человек, хотя он и видит, что все вокруг него умирают, тем не менее верит в глубине души, что сам он никогда не умрет».

Часто, забывая о своей участи — участи всякого человека, мы начинаем излишне предаваться накоплению вещей, связей и званий. Мы вовлекаемся в массу деятельности «малого» ума, очень серьезно принимая вопросы честолюбия, исполнения житейских желаний, значимости своего «Я». И мы теряем чувство масштаба, свойственное «большому» уму, теряем перспективу жизни и неизбежного конца.

Дон Хуан достигает большой убедительности в этой теме учения, когда говорит о смерти как великом нашем советчике; ее, как неотвратимость, следует осознавать постоянно — без раскаяний, без грусти, без боязни, однако с полной ясностью и чувством спокойного приятия. Постоянное памятование своей смерти сообщает силу, изящество и полноту каждому моменту нашей жизни, внутренней и внешней, каждому нашему действию.

Каждый из нас несет в себе глубоко выгравированный рисунок — показатель и фарватер всего, что мы привычно делаем и чувствуем. Зачастую этот шаблон содержит такие разрушительные привычки, как гневливость или жалость к самому себе. Но ведь с таким же успехом мы можем наработать в себе другой рисунок и поддерживать в уме как ведущую мелодию осознанность смерти — лучшего судьи, свидетеля и советчика всех наших действий. Имея смерть в качестве своего советчика, мы будем проживать каждый момент жизни со всей полнотой и силой, которые мы подарили бы последнему усилию в этом мире.

Когда шлейф могучей мысли о смерти касается всех наших дел, то мы уже не с такой бездумной готовностью даем себя увлечь маленьким интересам этой жизни и не с такой обязательностью удовлетворяем желания момента. Освободившись хотя бы частично от пестрой завесы желаний и фантазий, мы уже не так склонны цепляться за вещи и более открыты любви и внутреннему голосу щедрости. Осознанность смерти дает простор особой ясности, в лучах которой понятным делается тот процесс, который порождает феномен нашего существа, — и вопрос о том, кто умирает с прекращением этого процесса, получает свой ответ.

Прозрение в факт преходящности на этом уровне имеет форму осознанности транзитивного, временного, мимолетного характера всех феноменов в их атомарном мерцании от момента к моменту. В каждый момент этот ментально-телесный процесс — то есть фактически вся наша вселенная — возникает и проходит, умирает и возрождается. Мы здесь работаем над развитием такого ума, который способен сохранять безмолвие, тишину и спокойствие перед лицом колоссального факта этого процесса изменений, способен все видеть и оставаться бестрепетным и равностным.

Вся практика развивается, или разворачивается, органически из простого состояния осознанности происходящего в настоящем моменте при полном воздержании от реагирования на это происходящее. Один учитель медитации в Индии выразился так: «Все, что вам надо делать, это сидеть и знать, что вы сидите, и тогда вся Дхарма раскроется перед вами». Именно так. Вы со всей отчетливостью увидите фундаментальную работу законов природы, и Дхарма действительно станет вашим способом бытия.

В процессе этого органического развертывания практики, происходящего при сбалансированности и самоотстраненности ума, ум начнет проявлять многие прекрасные и ведущие к свободе качества. Одним из таких качеств является любовь (метта). Это любовь, которая направлена и на самого себя (в форме доброжелательности к себе, отказа от самоосуждения, создания пространства и легкости в уме), и на других — в форме сильно выраженной любящей доброты и полного отказа от таких отношений, которые характеризуются склонностью к хватанию, прагматизму и привязанности. Это не «обусловленная» любовь, то есть не связанная с причино-полагающими атрибутами («я люблю потому-то, а если атрибуты исчезнут, то разлюблю»), и это не «любовь бизнесмена»: «Я буду любить тебя, если ты будешь отвечать мне взаимностью».

Любовь, в основе которой лежит мудрость, есть ничем не обусловленная универсальная любящая доброта — чувство дружелюбия и теплоты ко всем существам в мире. Не только к тем, которые находятся в особых с нами отношениях — но без выбора, ибо это чувство поистине безгранично. Оно не ищет других ради удовлетворения своих желаний, не ожидает для себя какой-то пользы, но просто излучает, как солнце, ничем не ограниченную любовь.

Другое начинающее сильно проявлять себя качество — сострадание. Это не жалость к самому себе, не жалость к другим. Это подлинное чувствование собственной боли и также полное признавание, взятие на себя, боли других. Палийское слово «килеса», обычно переводимое как «загрязнение», имеет более специфическое значение — «муки ума». Переживание гнева, жадности, всех прочих загрязнений есть переживание болезненное, и это становится ясно, когда мы их наблюдаем в процессе их возникновения и видим, как они воздействуют на наш ум и наше тело. С обретением все более глубокого понимания Дхармы мы, при возникновении названных «загрязнений» или «мук ума», начинаем чувствовать сострадание к самим себе в противоположность прежней реакции рассудочных суждений или самоосуждения; при возникновении же подобных мук ума у других людей мы и другим людям дарим такое же сострадание, признавая и принимая их боль. И начиная видеть паутину страдания, которой все мы оплетены, мы становимся добрыми и сострадательными друг к другу.

Как высшее проявление этих качеств приходит глубокое осознание пустотности в отношении своего эго. А там, где отсутствует «Я», там по необходимости отсутствует и «другой»; значит, исчезает чувство межиндивидуальной разделенности, и мы испытываем единение со всем сущим и нерасчленимость нашего общего бытия.

Вот как писал Альберт Эйнштейн: «Человеческое существо составляет часть целого, называемого нами вселенной, часть, ограниченную во времени и пространстве. Это существо воспринимает себя со своими мыслями и чувствами как нечто отделенное от всего остального и впадает в оптический обман своего сознания. Этот обман, иллюзия или мираж становится для нас неким видом тюрьмы, которая ограничивает наш духовный кругозор, сводя его до личных желаний и привязанности к нескольким самым близким людям. Нашей задачей должно быть освобождение из этой тюрьмы путем расширения нашей сферы сопереживания и сострадания, стремящихся объять всех живых существ и всю Природу в блеске ее интегральной красоты».

Марево алчности, ненависти и персептивного обмана заслоняет естественное излучение любви и сострадания в нашем уме. Когда мы отметаем это марево путем развития способности инсайта, все грани любящей доброты начинают излучать естественный свет.

Есть преподанные Буддой специальные методы практики, которые направлены на превращение этих состояние ума в мощную силу, действующую в нашей жизни. Этот раздел практики называется «метта бхавана», или культивирование любящей доброты. Эта практика обогащает Випассану, ибо сообщает уму освободительную легкость и просторность. Она укрепляет умение видеть вещи в обход суждений и помогает избежать очень распространенную тенденцию, прорывающуюся в духовной практике, — испытывать недовольство собой и стремиться, в каком-то хватательном жесте ума, быть кем-то другим.

На каждом шагу духовного пути мы убеждаемся, что средства и цель совпадают. Чтобы достигнуть цели, воплощенной в умиротворенности, сбалансированной осознанности и любви, мы работаем над проявлением этих качеств в каждом моменте.

Практике, специально направленной на развитие любящей доброты, мы в сеансе медитации посвящаем обычно пять — десять минут в самом начале или в самом конце сеанса (а иногда и в начале, и в конце). В самом начале медитации это создает в нас пространство приятия, которое мы вносим в констатирующее внимание, а в самом конце — наша любящая мысль, как правило, наиболее сильна, поскольку ум находится в состоянии особенной сосредоточенности.

Метод очень прост. Убедитесь, что вы сидите в удобной позе. Затем в качестве способа освободить ум от напряжений или недовольства постарайтесь внутренним обращением к себе направить мысль на расширение своей способности прощать других: «Если я кого-нибудь обидел или оскорбил мыслью, словом или действием, то я прошу у него прощения. И сам я тоже с готовностью сейчас прощаю всякого, кто, может быть, обидел или оскорбил меня». Двух- или трехкратное мысленное проговаривание подобных вещей — эффективный способ очищения ума от любого осадка злобы и обиды.

Затем в течение нескольких минут адресуйте фразы любящей мысли самому себе: «Пусть я буду счастлив, пусть я буду мирен, и да буду я свободен от страданий, пусть я буду счастлив, мирен, свободен от страданий». Сосредоточивайтесь на значении этих слов. Трудно питать искреннюю любовь к другим, если мы не приемлем и не любим самих себя. Конкретные слова, которые вы при этом употребляете, несущественны. Выберите несколько фраз, которые внутренне вам созвучны. И пусть это станет вашей мантрой любви.

Затем продолжайте эту практику перенесением этих мыслей и чувств на других: «Так же, как сам я хочу быть счастливым, так пусть и все существа будут счастливы. Как сам я хочу быть мирен, пусть мирны будут и все существа. Как сам я хочу освободиться от страданий, пусть станут свободны от них все существа». Повторяя это в уме несколько раз, одновременно как бы излучайте из себя любящую доброту, направляя ее на всех существ. Фразы можно сократить, придав им некоторый ритм, и повторять их минут пять или десять. Например: «Пусть все существа будут счастливы, мирны и от страданий свободны».

Эти мысли можно также направлять на людей конкретных — либо тех, которые вам близки и которых вы уже любите, либо на тех, которые вызывают у вас гнев и досаду; во втором случае это будет прекрасным способом раскрыть свое сердце им навстречу. Визуализируйте их в уме в процессе проговаривания этих мыслей. В конце снова вернитесь к мыслям любящей доброты, обращенным ко всем существам в мире.

Хотя в начале такой практики это может показаться чисто механическим упражнением, но по мере ее продолжения и при старании концентрироваться на смысле слов, на том, чего именно вы всем желаете, истинное чувство любви и сострадания будет постепенно расти и набирать все более ощутимую силу.

Вопрос: Не могли бы вы сказать несколько слов о том, каким образом увязаны между собой метта или любовь, с одной стороны, и инсайт — с другой?

Ответ: Развитие любящей доброты есть один из методов-концентраций, при котором объектом однонаправленности ума выбрано чувство любви. Работа идет на концептуальном уровне, а центральным концептом является «существо». Здесь концепт используется очень эффективно, ибо он создает пространство, в котором с особенно повышенной ясностью работает фактор полного-бодрствования-мысли. Достигаемая при этом концентрация помогает придать уму большую легкость и тонкость для проникновения в еще более глубокие уровни понимания.

Вопрос: Можно вас попросить остановиться еще немного на понятии «ясность»?

Ответ: Вероятно, вы испытывали во время сеансов медитации состояния особенно четкого ментального зрения, когда ум с необыкновенной легкостью отслеживает происходящее от момента к моменту. В этих случаях объекты обретают повышенную резкость — в отличие от более частых состояний, когда превалирует некоторая путаница или неполная ясность, когда вам не удается увидеть вещи отчетливо, без прикрывающей их дымки. Это похоже на комнату при тусклом свете и на тот контраст, который возникает, если включить яркое освещение: все сразу приобретает резкость и ясность. Когда поле ума освещено слабо, то объекты внутреннего зрения предстают перед ним с недостаточной четкостью, и мы схватываем лишь общие очертания, не воспринимая подробностей. При обилии внутреннего света все в уме становится очень определенным, а процесс — ясным и легко понятным. Этот свет есть свет осознанности, полного-бодрствования-мысли.

Вопрос: А нет ли здесь опасности, что именно такая ясность может превратиться в объект привязанности?

Ответ: Может. Это называется искажением (коррупцией) инсайта. Саму ясность следует тоже делать объектом осознанности, чтобы не прилепляться к ней, не идентифицироваться с нею. Ведь ясность — это только часть всего процесса. Когда на определенном этапе практики человек впервые почувствует наработанную силу таких факторов, как полное-бодрствование-мысли и концентрация, он склонен думать, что уже достиг просветленности и что ничего больше делать не надо. В этом состоянии человек себя чувствует очень хорошо, поскольку уже присутствуют благотворные качества внутреннего света, любви, радости, спокойствия и умиротворенности. Это как раз та опасная фаза, когда на помощь должен прийти учитель, чтобы сказать очень простые слова: «Продолжай. Продолжай сидеть».

Вопрос: Когда достигаешь этой ясности, то сопутствует ли она процессу через все изменения, или это просто еще одна вещь, которая приходит и уходит?

Ответ: По мере того как практика углубляется, периоды ясности становятся все чаще и продолжительнее, но, конечно, перерывы между ними неизбежны. Ясность, как и другие факторы ума, набирает силу с практикой. Практикующий проходит через стадии последовательно возрастающей ясности и тогда, когда она более не сопровождается радостью и восторгом. Фактор ясности может присутствовать и в разных состояниях страдания. Вы проходите через такие периоды, в которых испытываете одновременно и сильнейшее страдание, и большую радость. И в страдании, и в радости может присутствовать фактор ясности. Тропа мудрости, как говорил Дон Хуан, ведет к достижению тотальности, интегративного единства в самом себе. Нельзя ограничиться испытыванием лишь какой-то части целого; надо объединить в себе испытание и счастья, и горести, и ясности, и — всего. Лишь в этом случае мы действительно поймем и охватим тотальность феномена, каковым мы являемся.

Вопрос: Ограничивается ли эффект медитации на любящей доброте лишь теми явлениями, которые происходят в нашем собственном ментальном пространстве?

Ответ: Энергия любящей мысли, направляемая на другие существа высоко сконцентрированным умом, весьма велика. Есть рассказ о Будде и его родственнике Дэвадатте, пожелавшем убить Будду, чтобы самому стать главой монашеского ордена. Дэвадатта знал, что он не может убить Будду каким-нибудь обычным способом, и все подготовил к тому, чтобы натравить на Будду, который для сбора милостыни пойдет по улице, жившего в тех местах огромного злого слона. Злоумышленник полагал, что в такой ситуации Будда либо побежит, спасая свою жизнь, и тем дискредитирует себя, либо найдет свою смерть под ногами гиганта. На следующий день, когда Будда шел по узкой улице, Дэвадатта кольнул слона из-за угла острым концом длинной палки. Это возымело действие, и слон устремился в ярости на одинокую фигуру впереди. Будда не побежал. Он просто остановился и спокойно стоял, сосредоточив весь свой ум на чувстве доброты и посылая мощные мысли любви атакующему слону. И далее говорится, что слон вдруг остановился и замер в непосредственной близости от Будды, совершенно успокоенный этим могуществом любящей доброты, и, как утверждает традиция, опустился на колени в пыли у ног этого человека.

Вопрос: Как наилучшим образом выражать метту?

Ответ: Сострадание и любовь совсем не обязательно должны следовать в своем проявлении каким-то установленным предписаниям. Практика метты означает, что человек должен быть на возможной для него высоте в актах любви и сострадания, но таким образом, чтобы это соответствовало ситуации. Здесь не следует искать особых предписаний, приличествующих каждой ситуации, так как единственным критерием правильности является внутренняя честность перед самим собой и полная искренность в чувствах. В самом начале практика метты зачастую выглядит довольно механической. Метта есть фактор ума вообще, это не какая-то мистическая вещь, которая либо дана, либо отсутствует. В этом смысле она подобна таким факторам и качествам ума, как полное-бодрствование-мыс-ли, концентрация, мудрость, алчность, гнев. Благодаря практике она усиливается, вне практики ослабевает. На первых этапах соответствующее ей состояние достигается не без усилий, она не проявляется спонтанно, сама собой, однако по мере ее целенаправленного развития вам становится все легче ее реализовать, пока наконец она не станет проявляться без ваших усилий.