Фортификационные сооружения и борьба с крымскими татарами на территории Орловского края вXVI веке. Реконструкция автора.

- государственные крепости и даты их основания;

- засеки с засечными воротами;

- татарские шляхи;

- орловские сторожи;

- ливенские сторожи;

- карачевские сторожи;

- мценские сторожи;

- кромские сторожи;

- новосилъские сторожи;

- осада татарами городов;

- места боев с татарами;

- место переговоров с татарами о мире.

Примечание: на схеме отображены только те бои и стычки с татарами, о которых сохранились документальные сведения.

Русская поместная конница.

Гравюра из книги С. Герберштейна, 1560 г .

-

Многие краеведы сходятся во мнении, что во время этой поездки Иван Грозный мог побывать на месте, где впоследствии был построен Орел, и лично отдать распоряжение о постройке города. В этом же году князь Михаил Иванович Воротынский начал застраивать на казенные средства возвращенный ему после опалы Новосиль (6) (восстановлен в 1562-1563 гг.), запустевший еще «во времена его прародителей». Таким образом, строительство Орла и Новосиля преследовало цель по возможности усилить южную границу в преддверии грядущих боев в Ливонии. Этому благоприятствовала и обстановка - с Польшей было заключено перемирие, а на южной границе стояло относительное спокойствие - татары предпочитали совершать набеги, когда основные силы русской армии были скованы в Прибалтике. Можно предполагать, что вопрос о постройке нового города был решен уже весной 1566 года, и началась подготовка к его строительству: сбор служилых и посошных людей, переселение сведенцев, заготовка леса. Последнее осложнялось тем, что ее необходимо было вести летом, так как обычно лес для строительства заготавливали зимой по санному пути. Орел невозможно было построить методом сборного строительства, как Свияжск в 1551 году, или как крепости Козьян, Суша, Ситна, Туровля и Сокол около Полоцка в 1568 году, поставленные, по словам папского нунция, «с невероятной быстротой». По его же словам, «…способ их постройки кажется мне весьма примечательным, я просто расскажу о нем. После того, как его (Ивана IV. - В. Н .) инженеры предварительно осмотрели место, подлежащее укреплению, где-нибудь в далеком лесу рубят большое количество бревен, пригодных для таких сооружений, затем после пригонки и распределения их по размеру и порядку, со знаками, позволяющими разобрать и распределить их в постройке, спускают вниз по реке, а когда они дойдут до места, которое намечено укрепить, их тянут на землю, из рук в руки, разбирают знаки на каждом бревне, соединяют их вместе и в один миг строят укрепления, которые тотчас засыпают землей, в то же время являются и их гарнизоны…» (8)

Вряд ли при строительстве Орла был использован подобный принцип, для которого необходимо наличие крупной водной магистрали, значительных лесов в ее истоках и нужного направления течения. В случае с Орлом все эти признаки отсутствовали: Ока в верховьях летом достаточно мелка, в ее истоках нет крупных лесов, к тому же она течет с крымской, наиболее опасной стороны. Но полностью исключить возможность заготовки и сплава леса реками нельзя. Реки Орел и Цон берут начало в гуще Корчаковского леса и их можно использовать для сплава. Кроме того, заготавливать бревна могли и в Лавровом лесу, находящемся в 10 верстах выше Орла по течению, а сплавлять их по Оке и Рыбнице. Нет сомнения, что леса Лавров и Корабль,* известные в источниках с XVI века, сильно поредели во время строительства Орловской крепости.

-

*Необычное название этого леса объясняется довольно просто. В одном из документов он назван Кораблевым, по-видимому, по фамилии служилого человека, имевшего около него земельные угодья в концеXVI - началеXVII веков.

-

Для строительства Орла было мобилизовано не только окрестное население, по-видимому, бывшее тогда не очень многочисленным, но главную роль сыграли «прибавочные» люди и «сведенцы», присланные сюда на вечное житье из других городов. В 1635-1636 годах в восстановлении Орла задействовали служилых людей и «деловцев» из Белева, Мценска, Болхова и Новосиля. Лес для строительства крепости также заготавливался в уездах означенных городов.

Русская сторожа на степной границе,XVI век.

Гравюра Флюгеля по авторскому рисунку Н. Н. Каразина.

-


По-видимому, эти же города, а также соседний Карачев участвовали в строительстве Орла «людьми и лесом» и ранее, в 1566 году, а также держали на первых порах в городе, пока он не оброс населением «прибавочных воинских людей», особенно в летнее время. Как бы то ни было, подготовка к строительству и заготовка леса должны были занять достаточно много времени, не менее двух-трех месяцев, и город заложили только осенью. Дату закладки Орла можно попытаться определить следующим образом.

Ее обычно старались приурочивать к ближайшему церковному празднику, в честь которого освящали соборную церковь. Собор в Орле был освящен во имя Рождества Пресвятой Богородицы, празднуемого 21 сентября (8 сентября по старому стилю). Традиция закладки города в день церковного праздника и освящение в то же имя собора имела характер законодательного акта и была широко распространена, что подтверждают даты основания целого ряда русских городов, например: Козлов - 11 сентября 1636 года (Покров Богородицы), Новобогородск - 23 апреля 1687 года (Живоносный источник Пресвятой Богородицы). Соответственно и соборная церковь в Козлове была освящена во имя Покрова Богородицы, а в Новобогородске - Живоносното источника, причем в последнем случае по храму получил название и город. Нет оснований считать, что Орел являлся исключением из общего правила. Не случайно, когда Борис Колтовский восстанавливал Орел в 1636 году, ему указали освятить собор в то же имя, в которое соборная Церковь «наперед сего на Орле была» - во имя Рождества Богородицы. Этим самым подчеркивалась преемственность города, то, что восстанавливается старый, а не строится новый город. И Борис Колтовский был вынужден подчиниться этому решению, несмотря на то, что он заложил город в феврале. Таким образом, дату 21 сентября с достаточной долей уверенности можно считать днем основания Орла.

Русский воинXVI века. Царскосельский арсенал.

-

Татарский воин. Иностранная гравюраXVI века.

-


При закладке города руководствовались «чином и последованием закладки града», по которому он размерялся и закладывался в строгой последовательности. Церемония начиналась с торжественного молебна в соборной церкви, которая была либо уже построена и в этот день освящалась, либо, если ее еще не заложили, на месте ее алтаря. После окончания службы в соборе процессия, включавшая воеводу, начальных людей, стрельцов, казаков, работных людей и других, во главе со священниками и причтом, «пев молебны и воду святя и со кресты», двигалась вкруг места, «где быти стене городской». Особо освящались места городских ворот. После окончания крестного хода один из священников делал крестом знамение и возглашал молитву о будущем городе: «…утверди ограждение се… избави его от губительства, труса (землетрясения. - В. Н.) и потопа, огня и меча, нашествия иноплеменных, междоусобной брани…», а также просил о счастливой жизни для жителей города: «…супружества их в мире, единомыслии и целомудрии сохрани, здравие с долгоденствием им даруй, « домы их исполни всякого блага…» После окончания молебна он благословлял главного мастера и других плотников, которые по заранее сделанной на земле разметке начинали окладывать городские стены и башни (9).

На первом этапе строительства главное внимание уделялось собору, который некоторое время являлся единственной церковью города, и крепостным стенам. Строители в это время обычно ютились по «ямом и шелашом». После завершения, в основном, оборонительных сооружений, когда город оказывался в достаточной степени защищен, ставили казенные и административные постройки, составлявшие стандартный набор любого древнерусского города: приказную и съезжую избы, казенный погреб, амбары и житницы и др. Затем на заранее намеченных местах отводились земли под слободы, начиналась разбивка «селитебных» участков и раздел сельскохозяйственных угодий, после чего начинали рубить дома для населения и гарнизона. Иногда, когда служилые прибывали в новый город, их уже ждало готовое жилье, чаще они рубили его себе сами, предварительно получив «на дворовое строение» денежное пособие. В последнюю очередь, когда вопрос с жильем для большинства людей был решен, по слободам начинали ставить приходские церкви. Таким было начало сотен русских городов, так начинался и Орел (10).

ИванIV Грозный. Иностранная гравюра,XVI век.

-


Основание нового города являлось событием государственного значения и нашло отражение в соответствующих актах. В частности, в дополнении к Никоновской летописи за 7074-7075 гг. (1566-1567 гг.), дошедшем до нас в Синодальном и Александро-Невском списках, записано: «Лето 7075-го… того же лета повелением Государя Царя и Великого Князя Ивана Васильевича всея Русии поставлен бысть город на Поли на реке Орлее» (11). Здесь же миниатюристом был сделан рисунок с изображением строительства Орла, являющийся первым иконографическим изображением города, надо сказать, весьма условным. На нем в левом нижнем углу изображен Московский кремль с высящимися над крепостными стенами теремами и пятиглавой церковью, в которой легко угадывается Успенский собор. У палат восседает царь Иван Грозный, перед ним стоит толпа бояр и дворян, указывающих на строящийся город, изображение которого находится в верхнем правом углу рисунка, а крепостные стены и башни города дорубливают «сошные» люди с топорами.

За осень и зиму 1566-1567 годов новую крепость, по-видимому, полностью отстроили, и к весне она вступила в разряд действующих, о чем свидетельствует запись в Разрядной книге 1499-1611 гг. за апрель 1567 года. В этом месяце, в связи с опасностью набега крымского хана, на Коломне был назначен традиционный весенний сбор русских войск. «Посылал Царь и Великий Князь Иван Васильевич всеа Руси брата своего князя Володимера Ондреевича Старицкова, и бояр своих, и воевод на Коломну для приходу крымского царя…» Здесь же упомянуты и воеводы в пограничных «украинных городах»» в т. ч. и в Орле - «…на Орле воевода князь Василей Ростовский, да Володимер Безобразов» (12). Можно полагать, что эти же воеводы занимались строительством и оснащением Орла как крепости с самого начала. Данная запись интересна также тем, что в ней впервые упомянуто название новой пограничной крепости - Орел.

Рисунок и запись в Никоновской летописи об основании г. Орла. 1566 г . Прорис. автора.

-


Орел вошел в разряд польских городов, или городов от «польской украйны», т. е. от «дикого поля», среди которых были Данков, Дедилов, Новосиль, Тула, Мценск, Путивль и другие. Орловские служилые люди участвовали в отражении набегов крымских татар, несли сторожевую службу на «сторожах», ходили в походы и строили новые города.

Первое серьезное испытание городу выпало в 1571 году в связи с нашествием хана Девлет-Гирея. Вторгшиеся на русские «украйны» крымские татары перешли на левый берег Оки через брод Быстрый в 20 верстах южнее Орла (в районе современного села Спасское-Салтыки) и прошли мимо Орла, переправившись через реку Орел примерно в районе нынешнего Царева Брода. Осаждать Орел и тратить время на хорошо укрепленную крепость Девлет-Гирей не стал, он торопился пройти во внутренние густонаселенные области Московского государства. Можно полагать, что «войну», т.е. згонных отрядов для захвата добычи хан из-за спешки не распускал, и окрестности Орла не очень пострадали, хотя несомненно, что попавшиеся им на пути деревни и поля татары «пожгли и потапочили», похватав не успевших укрыться в крепости людей. Сам город также находился в серьезной опасности: значительная часть его гарнизона - «лучшие люди», была направлена в «сход» с главными силами русской рати к Серпухову. Опасность, угрожавшая Орлу, была весьма реальной, и в следующем, 1572 году царь Иван Грозный приказал укрепить города, в непосредственной близости от которых проходил Девлет-Гирей, - Орел и Болхов «более прежнего». В этом же году отряд орловских служилых людей бился в знаменитой битве при Молодях, где русское войско под началом князя Михаила Ивановича Воротынского нанесло сокрушительное поражение орде хана Девлет-Гирея. В сражении в составе полка Правой руки участвовали 350 орлян, по-видимому, в основном детей боярских, со своим воеводой Григорием Долгоруковым, а также в Сторожевом полку сотня орловских казаков «с пищальми» (13). Летом 1573 года орловские служилые вместе с ратниками из других городов выводились на Оку в районе Коломна - Серпухов для прикрытия подступов к столице. Для удобства несения службы они разделялись на две половины, меняясь ежегодно в порядке очереди. Одна половина оставалась в городе, а другая выводилась в «сход» (на соединение) с главными силами русской рати в Калугу, Тулу, Серпухов, Коломну или иной город в зависимости от обстановки. В 1574 г . орловских служилых приписали к Тульскому Большому полку под начало воеводы Бориса Васильевича Серебряного. Осенью этого же года крымские татары совершили набег на рязанскую землю, и Б. В. Серебряный с воеводами украинных городов (в походе участвовали служилые из Тулы, Дедилова, Данкова, Пронска, Михайлова и Ряжска) организовал против них поход. Воеводы Орла, Мценска и Новосиля с ратными людьми «в сход не поспели». В 1576 году небольшой отряд татар приходил на «орельские места», под Орел. Весной 1580 года на пополнение войск, действовавших на западной границе, в «сход» во Ржев были направлены ратные люди из Переяславля-Рязанского, Пронска и Орла (14). Напомним, что перед этим русские войска потерпели несколько неудач - польский король Стефан Баторий взял Полоцк, Великие Луки и Невель.

В 1596 году орляне участвуют в строительстве и заселении русского города - Курска*, а в 1599 году - Валуек. Можно не сомневаться, что и ранее, в 1595 году, при строительстве Кром, располагавшихся всего в 20 верстах южнее Орла, главную роль сыграли орляне. Вполне возможно, что большая часть «сведенцев», обосновавшихся в городе, была переселена сюда из Орла. Предположительно, орловцы и новосильцы участвовали и в строительстве Ливен в 1586 году.

В конце XVI века происходит передислокация русских войск, охранявших южные рубежи Московского государства. Если ранее они располагались на берегу Оки по линии Коломна - Серпухов, а Большой полк находился в Туле, то с 1599 года основная линия обороны перемещается южнее: Передовой полк украинного разряда стал в Новосиле, Большой - во Мценске, Сторожевой - в Орле. Эта дислокация сохранялась вплоть до 1605 года (15).

-

*Курск известен по русским летописям начиная сXI века, но вXIII-XIV веках в результате татарских набегов город прекратил свое существование и был восстановлен лишь в 1596 году.

-

Сооружение укреплений.

Миниатюра из Лицевого летописного свода,XVI век.

-

О внешнем виде Орла во второй половине XVI - начале XVII веков, до «литовского разорения» 1611 и 1615 годов, можно судить только на основании отрывочных сведений в более поздних источниках, относящихся, в основном, к 1636-1637 годам - времени фактически второго основания Орла. Воспользовавшись ими, облик города XVI столетия можно представить лишь в общих чертах. Вот каким он вырисовывается.

На низком мысу при слиянии рек Оки и Орла располагалась центральная часть Орловской крепости - ее кремль, называвшийся Рубленый город. Его окружала стена из дубовых городен с башнями и воротами протяженностью около 180 сажен, перед которой между реками был отрыт ров. Площадь кремля составляла около одного гектара. С приступной стороны стена Рубленого города стояла на высоком земляном валу, серпом выгнутым в сторону поля, - остатки вала были обнаружены во время археологических раскопок в 1987-1988 годах. В подошве он достигал до 25 метров и сохранился на высоту 1,5 м . Первоначальная же его высота была не менее 5 метров . Внутри Рубленого города, кроме соборной церкви, находились казенные и административные постройки: воеводский двор с хоромами воеводы, съезжая и губная избы, тюремный двор, казенный погреб и другие. С южной стороны в междуречье Оки и Орла к нему примыкала вторая линия укреплений - Острог, которая после завершения строительства Большого острого стала в отличие от него называться Малым острогом. Периметр оборонительных стен Малого острога, состоявших из частокола, возможно усиленного тарасами, а также рва и вала, достигал около 600 сажен. Площадь его составляла около 6 гектаров . В стенах Малого острога имелись следующие ворота: Кромские, Карачевские, Болховские, Московские (в XVII в. - Пятницкие) и, предположительно, - Отводные. От ворот Малого острога через Оку был перекинут большой мост, соединявший город с Московской дорогой.

По-видимому, несколько позднее был сооружен Большой острог, то есть третья линия укреплений, кольцом охватившая Рубленый город и Малый острог и занявшая левый берег реки Орла и правый Оки. Известно, что в 1571 году непосредственно после набега хана Девлет-Гирея города Орел и Болхов, в непосредственной близости от которых прошла его конница, были укреплены «более прежнего». Вероятно, в это время и был возведен Большой острог, защищавший уже вышедшие за пределы крепостных стен посад и слободы. Его укрепления состояли из рва, невысокого вала и частокола общей протяженностью около 2-х километров. В Большом остроге имелось не менее четырех ворот, выходивших на главные дороги: Московскую, Кромскую, Карачевскую и Болховскую. Территория Большого и Малого острогов была занята, в основном, осадными дворами орловских дворян и детей боярских.

Вид на место, где в 1566 году была заложена Орловская крепость, с колокольни Богоявленской церкви.

Фото нач.XX века.

-

Переговоры о мире между послом хана Казы-Гирея Ахмет-пашою и князем Ф. И. Хворостиным на мосту через р. Сосну близ Ливен. 1593 год.

Гравюра Шюблера по картине Н. Дмитриева-Оренбургского.

-

Обломок краснофигурного изразцаXVI в. (предположительно от печей в воеводских хоромах), найденный во время археологических раскопок на территории бывшей Орловской крепости.

-

Тип русской деревянной «клецкой» церкви. Клецкими вXVI - первой половинеXVII веков была большая часть храмов Орловской земли.

Реконструкция автора.

-

Внутри и вне крепостных стен находились слободы « разных чинов людей». В Малом острожке располагалась Пушкарская слобода; довольно далеко, в версте от города, вокруг Ильинской церкви - Стрелецкая слобода. Вверх по течению Орла за пределами стен Большого острога находилась Посадская слобода, состоявшая из 30 дворов, а еще дальше деревня, где жили шестью дворами орловские рассыльщики, со своеобразным названием - «Под Девяты Болоты». На левом берегу реки Орла на горе, при слиянии рек, находилась Ямская слобода, позднее давшая название горе. Выше по течению Оки между Стрелецкой слободой и стеной Большого острога вдоль Кромской дороги протянулись дворы Казачьей Студеной слободы. На правом берегу Оки на территории Большого острога, а также вне его, вплоть до церкви Параскевы Пятницы, стоявшей на том месте, где сейчас находится Никитская церковь, располагались дворы двух казачьих слобод - Покровской и Пятницкой. Пятницкими храмами обычно отмечали места торгов. Возможно, что у церкви Параскевы Пятницы, стоявшей рядом с большой дорогой на Ливны, находился небольшой местный Торжок. Главный же городской торг был в Малом остроге, где торговые лавки стояли от Пятницких (Окских) до Кромских ворот.

Сколько было в Орле в это время храмов, - сказать точно трудно. Из документов известно о существовании следующих церквей: Рождество-Богородичного собора в Рубленом городе, Георгиевской церкви за рекой Орлом в Большом остроге и церкви Покрова в Заочье в том же Большом остроге. Церкви были и за пределами городских стен: в Стрелецкой слободе - свв. Ильи Пророка с приделом Воскресения Христова, на левом берегу реки Орла - свв. Афанасия и Кирилла Александрийских, на правом берегу Оки в Пятницкой казачьей слободе - св. Параскевы Пятницы (16). Вне города первоначально находился и Богоявленский мужской монастырь, стоявший там, где позднее, во второй половине XVII века, был основан Успенский монастырь, - в двух верстах от города, вниз по течению Оки на Ввозной горе (17). В монастыре имелось не менее двух храмов - Богоявления Господня и, предположительно, свв. Козьмы и Дамиана. Учитывая то, что в XVI - начале XVII столетия храмы обычно ставились парами - рядом с холодной церковью - теплая, число церквей в Орле было достаточно значительно, во всяком случае не меньше десятка. К примеру, в Ливнах в 1615 году, до разорения гетманом Петром Конашевичем-Сагайдачным, насчитывалось 18 храмов (18), в Болхове в 1625-1626 годах - 24 (в т. ч. три места церковных сгоревших. - В.Н.) (19), в Мценске в эти же годы было 17 церквей (20). В это число по всем городам включены и монастырские церкви. Относительно внешнего вида орловских церквей можно с достаточной долей уверенности сказать, что все они, или почти все, были клетского* типа. В уже упоминавшихся Ливнах и Мценске все храмы были клетскими. В Болхове, кроме шатровой** Пятницкой церкви и пяти храмов, типологию которых определить затруднительно, все остальные церкви также были срублены «древены клетчет». Колоколен при храмах в XVI веке еще не строили, колокола, если они имелись, обычно вешались либо на паперти, либо на столбах рядом с церковью.

-

*Клетский хрампредставлял из себя сруб, накрытый двускатной кровлей, конек которой венчали от одной до трех главок. С востока к нему прирубали алтарь, а с запада - трапезу, иногда с папертью - см. рис. на с. 49.

**Шатровый храм - см.рис. на с. 100.

-

Новопостроенный город был быстро заселен «сведенцами» из других городов, кроме того, сюда хлынул пришлый и гулящий люд из центральных областей России, что позволило достаточно быстро укомплектовать стрелецкий и казачий гарнизон крепости. В 1577 году по боярскому приговору было велено на Орле дополнительно «учинить» 500 человек казаков. Несмотря на то, что было прибрано только 80 человек (21), указанное число говорит о том, что выбирать было из кого. Из позднейших документов известно о наличии в Орле в начале XVII века служилых людей пушкарского звания: тридцати пушкарей, двадцати рассыльщиков, четырех воротников, казенного кузнеца и бирюча (22). Не менее ста человек насчитывал и стрелецкий гарнизон крепости. Исходя из того, что на Орле было целых три казачьих слободы - Студеная, Покровская и Пятницкая, надо полагать, что общее число казаков в городе составляло не менее 300 человек.* В Ливнах, например, в 1615 году имелось шесть казачьих слобод, насчитывавших около 600 человек казаков, хотя после разорения города гетманом Петром Конашевичем-Сагайдачным в 1618 году их число не превышало двух сотен (23). Предположительно, около 100 человек составляло и посадское население Орла. Таким образом, по приблизительным подсчетам, численность мужского населения Орла в конце XVI - начале XVII веков можно определить в 700- 1000 человек. Общее же число жителей города, по-видимому, достигало 2,5-3,5 тысячи человек.


-

*В отписке воеводы Б. Колтовского ( 1636 г .) даются несколько иные данные о численности орловского гарнизона в началеXVII века: «…на Орле де преж сего (т. е. до литовского разорения. - В. Н.) было стрельцов и казаков пятьсот человек, пушкорей тридцать человек, затинщиков сорок человек, воротников шесть человек…» (24)

-

Орел в концеXVI - началеXVII веков (до 1611 года). Реконструкция автора.

I.Рубленый город.

II. Малый острог.

III. Большой острог.

A. Пушкарская слобода.

Б. Осадные дворы орловских дворян и детей боярских.

B. Посадская слобода.

Г. Студеная казачья слобода.

Д. Покровская казачья слобода.

Е. Пятницкая казачья слобода.

Ж. Ямская слобода.

З.Воротничья слобода.

Основные городские здания и сооружения:

1. Рождество-Богородичный собор.

2. Церковь сев. Козьмы и Дамиана (предположительно).

3. Церковь св. Николы Чудотворца (?)

4. Церковь св. Великомученика Георгия.

5. Церковь сев. Афанасия и Кирилла.

6. Церковь Покрова Богородицы.

7. Церковь св. Параскевы Пятницы.

8. Торговые лавки.

9. Кабацкий двор.

-

План Орла и его окрестностей. Кон.XVI - нач.XVII веков. Реконструкция автора.

Крепостные стены и башни:

I.Рубленый город.

II. Малый острог.

III. Большой острог.

Слободы:

IV. Стрелецкая.

V. Студеная казачья.

VI. Покровская казачья.

VII. Пятницкая казачья.

VIII. Посадская.

IX. Ямская.

X. Пушкарная.

XI. Воротничья.

XII. Деревня рассыльщиков «Под Девяты Болоты».

XIII. Осадные дворы орлян - дворян и детей боярских.

XIV. Деревня Деменина (три двора).

XV. Деревня Лаговчина «Под двумя болотцы» (два двора).

Церкви:

1. Рождество-Богородичный собор.

2. Николая Чудотворца.

3. Св. Великомученика Георгия.

4. Сев. Афанасия и Кирилла Александрийских.

5. Покрова Богородицы.

6. Св. Параскевы Пятницы.

7. Св. Ильи Пророка с приделом Воскресения Христова.

8. Богоявленский мужской монастырь.

- Городские торги.



-Надолбы вокруг Стрелецкой слободы (гипотетика).

ГЛАВА V

Орел в начале Смутного

времени

«Лета 7113 году при царе Борисе… приходили на Орловские места войной Околенские волости мужики и Кромчаня, и головы Григорей Микулин да Истома Михнев с Орла посылали на них посылку Самоила Лодыженскова с сотнею и мужиков побили…»,

БелокуровС. А. Разрядные записи за Смутное время (7113-7121) (1).

Начало XVII столетия ознаменовалось неурожаями, бунтами, волнениями и другими потрясениями для Русского государства. Страшный голод 1601-1602 годов затронул и Орел. В поисках пропитания многие орловские стрельцы и казаки вынуждены были бежать из Орла в южнорусские города, где многие из них остались жить навсегда. Сорванные со своей земли толпы беглых крестьян сделали дороги непроезжими, в городах вспыхивали бунты. По словам современника, «такая же бысть беда, что отцы детей своих метаху, а мужие жен своих метаху ж, и мроша людие…» В 1601-1603 годах в Орел в числе прочих городов посылались войска для «сыску про мятежи грацких люден» (2).

Одновременно осложнилась обстановка на южной границе всвязи с тем, что крымский хан Казы-Гирей разорвал мирный договор, заявив, что хочет «итти на государевы… украины». На пограничье появились небольшие татарские отряды, участились стычки со станичниками и сторожами, ждали «больших воинских людей» во главе с самим ханом. Борис Годунов назначил сбор главных сил под своим командованием в Серпухове, а в марте 1604 года послал воеводу Михаила Борисовича Шеина с тремя полками в район Мценска, Новосиля и Орла. Воеводы П. Н. Шереметев и М. Г. Салтыков со значительными силами расположились на Мураьском шляхе в Ливнах. Тревога оказалась ложной. Казы-Гирей, прослышав про значительные военные приготовления в Москве, отменил намеченный было поход.

Но опасность пришла с той стороны, откуда ее не ждали. Самозванец, выдававший себя за погибшего царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного, с немногочисленным войском, набранным на польской шляхты, казаков и своих русских сторонников, 13 октября 1604 года перешел Днепр и вторгся в московские пределы. Весть о появлении «законного царя» всколыхнула страну, и на его сторону стали переходить города и воеводы - Самозванцу открыли ворота Чернигов, Путивль, Рыльск, Севск и другие города. В конце ноября восстала Комарицкая волость, в начале зимы Лжедмитркю «поддались» Кромы. К повстанцам примкнули крестьяне Околенской волости, располагавшейся между Орлом и Карачевом, в результате чего эти города оказались под непосредственной угрозой. Несший службу в Орле осадный голова Петр Крюков едва ли смог бы удержать город в повиновении. На помощь ему перебросили голов Григория Микулина и Истому Михнева с сотнями, а также дворян и детей боярских из Козельска, Белева и Мещовска, «годовавших» в Белгороде. Положение оказалось настолько тяжелым, что А. Плещееву, посланному с небольшим отрядом жильцов в Карачев, за недостатком людей в помощь придали конюхов и псарей. Кромчане, соединившись с «околенскими мужиками», предприняли было наступление на Орел, но их без труда разгромила сотня Самоила Лодыженского, высланная «на воров» Микулиным и Михневым (3).

-

ЛжедмитрийI.

По гравюре Луки Килиана.XVII век.

«Сей муж отечеству смертельная был рана, зрим во образе сим убийцы и тирана. За варварство злодей утратил наконец безвременно и жизнь, и скипетр, и венец».

-

21 января 1605 года Лжедмитрий потерпел сокрушительное поражение от московских войск под началом воевод Ф. И. Мстиславского и Д. И. Шуйского у Добрыничей около Севска и бежал в Путивль. В московской рати на стороне Годунова сражались и дети боярские из Орла - 129 из них несли службу конную, а 287 были пищальниками. Но воеводы упустили плоды победы. Вместо того, чтобы преследовать самозванца, они занялись расправой с восставшими комаричанами и осадой городов, оставшихся верными Лжедмитрию, - Рыльска и Кром. Мятежная Комарицкая волость была жестоко опустошена, причем особенно отличились касимовские татары: «И имения их (комаричан. - В. Н.) расхищены быша, и домове до конца разорены быша, и огнем пожжены быша, вся в прах преврати». Ратники убивали «не токмо мужей, но и жен и безлобивых младенцев, ссущих млека, и поби от человек до скота» (4). Потерпев неудачу под Рыльском, воеводы все свои усилия обратили на Кромы, где вместе с кромлянами засело около 600 донских казаков во главе с отважным атаманом Корелой, который вместе с Григорием Акинфиевым возглавил оборону городка. Весь февраль 1645 года Кромы осаждал воевода Ф. И. Шереметев, но особого успеха не добился - «успел ничтоже». В марте к городу подошли главные силы годуновских войск во главе с Мстиславским и Шуйским. На первых порах им сопутствовала удача. «Бояре же, видя их (кромлян. - В. Н.) крепкостояние, и начата умышляти, как бы тот град зжечь». Посланные ночью к Рубленому городу (кремлю) ратники подожгли его, а когда он сгорел, засели на пепелище, чем учинили осажденным «тесноту великую». Но и положение осаждавших было незавидным - они несли сильные потери, так как территория кремля вдоль и поперек простреливалась с высоты стен острога. Вдобавок, кромляне делали непрерывные вылазки из острога, надеясь вернуть утраченную позицию и с царскими войсками «биющесь безпристани». Потери стрельцов росли, и воевода Михаил Салтыков, «не поговори с бояры», приказал оставить городище, чем оказал восставшим немалую услугу и вызвал подозрение в пособничестве.

Огнем тяжелых орудий были до основания разрушены укрепления острога и все постройки внутри крепости. По свидетельству очевидцев, некоторые из пушек достигали такой величины, что рослый воин, стоя на дне такого орудия, с трудом мог достать рукой до его края. Но казаки и кромляне, зная, что пощады им не будет, дрались с отчаянием обреченных. Они изрыли весь крепостной вал подземными ходами и норами, а в сторону стана московских войск прорыли траншеи, по которым совершали беспрерывные вылазки. Все попытки воевод взять крепость штурмом кончались неудачей. К тому же среди осаждающих находились доброхоты, пересылавшие в лагерь повстанцев письма на стрелах, из которых они узнавали все, что делалось в Годуновском стане и в Москве. Ободрило осажденных и то, что в крепость прорвался отряд из Путивля с крупным обозом пороха и продовольствия.

Русские костюмы началаXVII века (1600-1614).

Иностранная гравюра.

-


Смерть царя Бориса, скоропостижно последовавшая 13 апреля 1605 года, еще более ухудшила моральное состояние армии. В ней зрел заговор, к которому примкнул и второй воевода Петр Федорович Басманов, присланный незадолго до этого вместе с новым главнокомандующим М. П. Катыревым-Ростовским на смену отозванным Мстиславскому Шуйскому. Вспыхнувший 17 мая мятеж, подкрепленный большой вылазкой на крепости, увенчался успехом. Армия, деморализованная постоянными неудачами и действиями изнутри сторонников Лжедмитрия, к тому времени уже разложилась, да и оставшиеся верными Годуновым воеводы не сумели организовать сопротивления и были либо схвачены, либо бежали. Значительная часть ратников также перешла на сторону мятежников. Беспримерная, длившаяся более трех месяцев оборона Кром закончилась победой кромлян и казаков. Мятеж в армии под Кромами предопределил падение династии Годуновых, открыв самозванцу дорогу на Москву.

Лжедмитрий, прибыв под Кромы, распорядился распустить по домам большую часть из перешедших на его сторону ратников, а оставшихся отправил вперед себя в Орел и далее в Тулу, где без сопротивления открыли ему ворота. В Кромах он задержался на несколько дней, осматривая крепостные укрепления и огромный палаточный городок, дивясь на невероятные трофеи: 70 больших пушек, войсковая казна, крупные запасы пороха, ядер и другого военного имущества» много лошадей и другого добра, после чего тронулся к Орлу (б).

Когда он подъехал к городу, воевода Федор Иванович Шереметев, духовенство, народ и часть войска, тысяч до восьми или более того, встретили его с хлебом-солью, с крестами, образами, с колокольным звоном, восторженно приветствуя самозванца криками: «Буди, буди здрав, царь Димитрий Иванович!» Во время пребывания его в Орле повстанцы привезли нескольких воевод из городов, примкнувших к восстанию, и в частности, царицынского воеводу Наума Плещеева. Над теми из них, кто отказался присягнуть ему «и, кои стояху за правду, не хотяху на дьявольскую прелесть прельститися, оне же ему оклеветаны быша, тех же повеле переимати и разослати по темницам» (6).

Русский воевода. Иностранная гравюра,XVI век.

-

В числе прочих в тюрьму был брошен и боярин И. И. Годунов. Из Орла Лжедмитрий послал в Москву двух своих эмиссаров - Гаврилу Пушкина и Наума Плещеева «с грамотами» возмущать народ, а сам занялся устройством войска. Оно было разбито на несколько полков под командованием воевод: в Большом полку - Василий Васильевич Голицын и князь Борис Лыков, в полку Правой руки князья Иван Семенович Куракин и Лука Осипович Щербатов, в Передовом - Петр Федорович Басманов и князь Алексей Долгорукий. Устроив таким образом воинство, он направился к Москве - навстречу своему кратковременному царствованию и бесславной гибели.

17 мая 1606 года я результате заговора Лжедмитрий был убит. На престол взошел глава заговорщиков князь Василий Шуйский. Но уже во второй половине июня начались волнения, вызванные слухами о якобы «чудесном спасении» Лжедмитрия, переросшие в настоящее восстание, охватившее такие города, как Монастырский острог, Путивль, Новгород-Северский, Стародуб, Белгород, Оскол, Елец, Кромы, Ливны. Восставшие отказались присягать новому царю: «Крест царю Василию не целовали, воевод почали и ратных людей побивать и животы их (имущество. - В.Н.) грабить». Например, ливенскому воеводе Михаилу Борисовичу Шеину едва удалось спастись, и будущий герой обороны Смоленска с Ливен едва «утек душею и телом, а животы его и дворянские пограбили» (7). Из крупных городов на юге в руках правительства остались Брянск и Орел, главный образом потому, что туда успели подойти верные Шуйскому войска, не дав возможности волновавшемуся населению и ненадежным гарнизонам примкнуть к восставшим. Южнее этих городов все было охвачено восстанием, Брянск занял отряд правительственных войск Ефима Вахромеевича Бутурлина. Два полка - Большой и Передовой, под началом боярина князя Ивана Михайловича Воротынского и окольничего Михаила Борисовича Шеина - осадили мятежный Елец. В Орел прибыли главные силы - три полка. Большим полком командовали князь Юрий Никитич Трубецкой и Михаил Александрович Нагой, Передовым - боярин князь Борис Михайлович Лыков и князь Яков Петрович Борятинский, Сторожевым полком - окольничий Григорий Петрович Ромодановский и князь Роман Иванович Гагарин. Войска Шуйского осадили «бунташные» Кромы, но осажденные стойко держались. К тому же, в город после ожесточенных боев, шедших с переменным успехом, сумел пробиться пришедший из Путивля во главе повстанческого войска Иван Болотников, объявивший себя полководцем вчудесно спасшегося» во второй раз царя Дмитрия.

Невозможность взять восставший город, большие потери, близость осени и волнения в тылу привели к тому, что верные Шуйскому войска вынуждены были снять осаду и начать отступление, в ходе которого деморализованное воинство большей частью разбежалось.

Ратные люди «под осень в полкех быт не похотели, видячи, что во всех украинных городах учинилась измена и учали ис полков разъезжатца по домом» (8).

Польский гусар времен СигизмундаIII.

-


Неудачной оказалась и попытка правительства Василия Шуйского остановить повстанцев под Орлом, посадив в городе «в осаду» значительный гарнизон. Орловские воеводы князья Иван Андреевич Хованский и Иван Михайлович Борятинскип писали царю, что в Орле для подкрепления «городовой осады» должны были остаться новгородцы Вежетцкой и Шелонской пятин, но видя ненадежность населения и гарнизона - «в орлянех шатость», новгородцы в Орле, по сообщению воевод, «быт не хотят». Василий Шуйский послал уговаривать ратных людей князя Даниила Ивановича Мезецкого, а в помощь орловскому гарнизону были отправлены три приказа московских стрельцов под началом голов: Ивана Широносова, Данила Пузикова и Петра Мусорского. Но посланные опоздали. Не надеясь на верность орловцев, воеводы с оставшимися верными им людьми бежали, и стрельцы встретили их у Лихвинской засеки под Калугой. Орел открыл ворота Болотникову..

Видя невозможность вернуть Орел, посланные вместе с орловскими воеводами пошли к Калуге. Но калужане «заворовали и крест целовали вору»,* поэтому остатки орловско-кромского войска соединились с посланной из Москвы свежей ратью под началом братьев царя Василия Шуйского - князей Ивана и Дмитрия Шуйских, а также молодого талантливого военачальника князя Скопина-Шуйского. В сентябре 1606 года произошла встреча правительственных войск с ратью Болотникова на устье реки Угры: «И воеводы князь Иван Ивановичь с товарыщи, и Кромские и Орловские воеводы со всеми ратными людьми пошли против воров сентября в 23 день: и того же дни усть Оки реки на Угре воров многих побили». Сражение осталось нерешенным, обе стороны понесли большие потери, в Москву «ежедневно приходили толпы раненых, избитых, изуродованных», и бояре отступили к Москве, «в Калуге не сели потому, что все городы Украинные и Береговые отложились и в людях стала смута» (9).


-

*Слово «вор» в то время имело несколько иное значение, чем сейчас. Ворами царские власти называли людей, боровшихся против существующего строя, мятежников, оппозиционеров. Человека же, занимавшегося грабежом и кражами, именовали «тать», а само это занятие - «татьбой».

-

Впоследствии, в ходе восстания Болотникова Орел служил одним из складочных и сборных пунктов повстанцев, а сами орловцы принимали активное участие к боевых действиях. Рьяная же поддержка орлянами различного рода авантюристов и сомнительных кандидатов на престол привела к появлению нелицеприятных для горожан пословиц, типа: «Орел да Ливны - ворами дивны», «Орел да Кромы - первые воры», «В Орле что ни двор, то вор».

Зимой 1607 года Болотников прислал в Путивль к Шаховскому требование о направлении войск для снятия осады с Калуги, окруженной войсками Василия Шуйского. На Орле сбором ратников занимались Кохановскнй и Ю. Беззубцев. Собравшись со многими с «северскими людьми и с козаки», они присоединились к главному повстанческому войску под предводительством «царевича» Петра. В конце января или в начале февраля передовой отряд повстанцев под началом воеводы Телятевского нанес поражение правительственным войскам под Веневом, после чего часть восставших направилась в Тулу («царевич» Петр и Телятевский), а остальные под началом князя Василия Мосальского двинулись к Калуге на выручку Болотникова.

Навстречу им вышли полки бояр И. Н. Романова, М. Нагого и князя Д. И. Мезецкого, встретив повстанцев у речки Вырка в шести верстах от Белева. Видя немногочисленность царских войск, восставшие, надеясь «на свой злой совет и на многую силу» и даже не перестроясь в боевой порядок, пошли с обозом мимо их, «хотячи проитить в Колугу к вору к Ывашке Болотникову и запасы многие к нему провести». Боярин Романов и князь Мезецкий не стерпели и, видя «их невозвратную грубость и клятвопреступление к царю Василью Ивановичю всеа Руси и великий завод (скопище. - В. Н.) и призвав Бога на помощь и Пречистую Богородицу… велели на обоз их напустить всеми людми полки своими жестоким напуском» (10). Сражение длилось «день да ночь». В бою царским войскам удалось разорвать цепь обозных телег, служивших прикрытием для повстанцев. И это предрешило исход битвы. Восставшие потерпели тяжелое поражение. На месте боя легло около четырех тысяч повстанцев. «Достальные же воры многие на зелейных (пороховых. - В. Н.) бочках сами сидяху и под собой бочки з зельем зажгоша и злой смертью помроша». В плен попали лишь несколько человек (ратники Шуйского не брали пленных), в том числе и смертельно раненный В. Мосальский.

ГЛАВА VI

Орловский царик

«Той же вор (ЛжедмитрийII) поиде за ними к Карачеву и виде, что в Карачеве воеводы укрепишася, поиде мимо Карачев к городу к Орлу. Орляке же ево встретоша. Он же приде на Орел и начать на Орле зимовати, приде к нему етман Ружинской».

Новый летописец (1).

«Во всех городах и уездах, где завладели литовские люди, не поругана ли там православная вера, и не разорены ли Божий церкви? не сокрушены ли, не поруганы ли злым поруганием божественные законы и Божий образы? Все это зрят очи наши. Где наши головы, где жены, и дети, и братья, и сродники и друзья? Не осталось ли из тысячи десятый, из сотни один, и то с одной душой и телом…»

Из грамоты московских послов из-под Смоленска в Москву. 1611 г . (2).

Летом 1607 года войска царя Василия Шуйского осадили Тулу, где заперся Болотников, в то время как другие отряды правительственных войск начали «очищать» от повстанцев прочие города. Ратники под началом князя Третьяка Сеитова взяли Белев и Болхов и находились уже сравнительно недалеко от Орла, который пока оставался в руках болотниковских ставленников.

Но тут произошли события, ознаменовавшие наступление нового витка смуты. В Стародубе объявился очередной самозванец, назвавший себя чудесно спасшимся от боярского заговора царем Дмитрием. Происхождение его темно и неясно, но он быстро стал знаменем противников Василия Шуйского, к которому примкнули многие бывшие болотниковцы, в том числе атаман донских казаков Заруцкий и охотники (добровольцы) из польской шляхты. Ими были разосланы в соседние города грамоты, в которых извещалось: «С Божьею помощью, Димитрий спасся от убийц, благодарит московских людей за то, что при их пособии он достиг престола, и снова просит, чтоб его в другой раз посадили на царство».

Самозванец набрал в Стародубе «до трех тысяч не очень хорошего войска с Москвы», т.е. из людей Московского государства, к полчищу присоединились хоругви пана Меховецкого, мозырский хорунжий и несколько мелких отрядов польских шляхтичей. В сентябре он двинулся на Карачев, взял его и пошел далее к Козельску, где разбил небольшой отряд царских войск. Передовые отряды Лжедмитрия II заняли Крапивну, Дедилов и Епифань и вышли на ближние подступы к Туле, но опоздали: 10 октября, не дождавшись помощи. Болотников капитулировал. «Вор же, слыша что взял царь Василий Тулу, и побеже на Северу». Самозванец вернулся в Карачев, где между его людьми вспыхнула свара по поводу захваченной добычи. Бывшие при нем поляки и литовцы, сочтя себя обделенными, решились уйти. А русских он боялся, считая, что они его выдадут. Бывший нрава «не предпреимчивого и не храброго», Лжедмитрий решил скрыться от своего воинства. Взяв с собою некоего поляка по фамилии Кроликовский и нескольких московских людей, которые, как ему казалось, были ему верны, Лжедмитрий бежал в соседний Орел.

Прибыв в Орел, Лжедмитрий со спутниками остановился на ночлег в одной из изб. В ногах у него устроился Кроликовский, поодаль улеглись его русские приверженцы. Ночью один из них встал, зажег свечу, вынул нож и подобрался к Лжедмитрию. Но тот не спал и, будучи не в силах от испуга издать ни звука, судорожно толкнул Кроликовского, который лежал, положив голову ему на колени. Тот заворочался и проснулся. Увидев, что его покушение не удалось и боясь быть открытым, московский человек уронил свечу, поспешно лег и притворился спящим. Лжедмитрий пересел на другое место и не спал до утра, решившись на другой день ехать дальше. Но утром его нашел гонец от Меховецкого, оставшегося при войске в Карачеве, и просил вернуться: «Воротись, будешь здесь сам налицо, так войско тебя послушается и не разойдется!» С неделю Лжедмитрий пробыл в Орле, прежде чем окончательно решился вернуться обратно в Карачев, но, увидев там опять разброд, свару и шатание, снова бежал, на этот раз один, в Путивль. Но, на свое счастье или несчастье, на дороге ему повстречался некто Валавский с тысячным отрядом, посланный с Украины князем Романом Рожинским на помощь Лжедмитрию. Беглец, несмотря на свое нежелание назваться и играть дальше роль «законного царя», был опознан и вынужден сознаться, что он то лицо, за которое себя выдает. Лжедмитрия не отпустили, и он с отрядом пополнения вынужден был вернуться в Карачев. По пути к нему присоединились подошедшие с Украины польские отряды Самоила Тышкевича, Хмелевского, Хруслинского и Адама Вишневецкого. Из Карачева Лжедмитрий со своим полчищем двинулся на Брянск, но потерпел неудачу. Город оказался крепок, здесь сидел сильный московский гарнизон, который возглавляли воеводы князья М. Ф. Кашин и А. Н. Ржевский. Несмотря на нехватку продовольствия, брянцы стойко держались несколько недель, непрестанно «бьющееся, за воду и за дрова, и глад (голод. - В. Н.) бысть великой, яко начаша и лошади поедати».

На выручку брянцев царь Василий Шуйский послал из Москвы боярина князя Ивана Семеновича Куракина с войском, а из Мещовска «наперед» велел идти окольничему князю Василию Федоровичу Литвинову-Мосальскому с ратными людьми из Козельска, Мещовска, Карачева и Болхова. Первым, за девять дней до Рождества, к Брянску подошел со своим немногочисленным отрядом Литвинов-Мосальский. Но дорогу к городу преграждали еще не замерзшая Десна, по которой шел лед, и обширный вражеский табор. Помочь Брянску, казалось, не было никакой возможности. В городе тоже узнали о подходе подмоги, и там поднялся «плач великий». Жители выбегали на крепостные стены, «со слезами глаголюще: помозите нам, погибающим». Ратники Литвинова-Мосальского не стерпели и, «возопиша все единогласно: лучше всем нам погибнуть и помереть, нежели видеть свою братью в конечной погибели», стали кидаться в ледяную воду. Где. перепрыгивая с льдины на льдину, где распихивая их «аки дикие зверие», они форсировали реку, атаковав не ожидавших такой дерзости поляков и русских «воров». Завязался тяжелый бой, и неизвестно, чем бы он закончился, но тут распахнулись крепостные ворота и в спину поляков с отчаянием обреченных ударили брянцы, а на другом берегу показались знамена полков Куракина.

ЛжедмитрийII. Гравюра концаXVII века.

-


Поляки вынуждены были отступить. Куракин с Мосальским в изобилии снабдили Брянск разного рода съестными припасами, а затем, дабы не учинять осажденным «тесноту великую», разбили свой стан за Десной. Тою же ночью был «мраз велико, и река стала. Самозванец со своими людьми перешел реку и атаковал русский лагерь, «хотя их разбить», но Куракин сумел отбиться за наскоро построенными укреплениями. Тем не менее, понимая, что с их немногочисленными силами самозванца не осилить и не желая испытывать неверное воинское счастье, воеводы отступили к Карачеву и укрепились в нем. Увидев, что Брянск ему уже не взять, самозванец провел свои отряды в Орел. «Орляне же его встретоша», и город надолго стал его становищем. Столь долгое пребывание в Орле, где он провел всю зиму и большую часть весны 1606 года, имело своим последствием то, что самозванец, «царствовавший» на Орле, получил насмешливое прозвище «орловский царик».

Литовцы уводят в плен русского.

Из старопечатной Псалтыри 1633 года древнехранилища Троице-Сергиевой лавры.

-


Между тем, в Орел стекались различные удальцы из Речи Посполитой, где только что окончился бунт - «рокошь»», связанный с избранием на престол короля Сигизмунда III. Русский историк Н. Костомаров дал образную характеристику этому воинству: «…что не чувствовало себя спокойным в Польше, стремилось тогда в Московское государство. Тут были проигравшиеся и пропившиеся шляхтичи, которым, ради насущного хлеба, приходилось пристать к какому-нибудь делу, достойному шляхетского звания, а такое дело и могло быть только военное; были тут неоплатные должники… вдруг в Московской земле открылся должникам случай и от заимодавца улизнуть, и весело пожить, и шляхетской чести не замарать; тут были бандиты, осужденные за разные своевольства и опасавшиеся в отечестве казни; были тут и такие молодцы, у которых просто руки чесались: для них было все равно, что в одну, или в другую сторону света отправиться, лишь бы весело пожить; а весело жить им было не придумчиво иначе, как только грабить, разорять других и вообще делать кому-нибудь вред» (3).

Среди них выделялся князь Роман Кирикович Рожинский, богатый землевладелец с польской Украины, думавший за счет похода на Москву поправить свои пошатнувшиеся финансовые дела. Он набрал около четырех тысяч человек и перед праздником Рождества вступил в русские пределы. Из-под Чернигова он отправил гонца к Лжедмитрию с предложением своих услуг. К концу зимы Рожинский дошел до Кром, где стал станом, откуда послал в Орел к «царику» тридцать человек посланцев обговорить условия службы и заключить договор. Самозванец принял посланных холодно, сперва он разговаривал с ними через Валавского, называвшего себя царским канцлером, а после речи последнего вступил в разговор сам: «Я обрадовался, когда узнал, что Рожинский идет, но потом услышал, что он мне не доброжелательствует, и теперь хотел бы я, чтоб он вернулся назад. Меня Бог уже посадил в столице один раз без Рожинского и в другой раз посадит. Вы требуете денег? У меня много добрых поляков, таких как вы, а еще никому ничего я не давал. Я убежал из столицы от милой супруги и друзей и не только не взял с собой денег, но и платья. Я знаю, что вы говорили с посланцем в Новгороде-Северском, на льду; вы допрашивались: тот я или нет. А я с вами не игрывал в карты?»

Послам подобное обращение не понравилось, и перед тем, как уйти, они заявили: «Вот мы видим, что не прежний ты; прежний умел ценить и принимать людей рыцарских, а ты не умеешь! Жаль, что мы пришли к такому неблагодарному; мы перескажем нашей братии, что нас к тебе послали, пусть знают, как им поступать!» Лжедмитрий, не желая окончательно рвать отношения с Рожинским, послал за ними и пригласил на обед. «Не сердитесь, - говорили полякам посланцы, - царю вас обнесли». Послы, слыша подобное, решили, что это результат интриг Меховецкого, боявшегося Рожинского и видевшего в нем соперника на гетманство.

Под влиянием приезда послов Российского поляки, бывшие на службе в Орле у самозванца, собрали коло (войсковой круг. - В.Н.), но ничего конкретно не решили. Одни, не видя особой прибыли от службы у Лжедмитрия, хотели вернуться в Польшу, другие их удерживали, заявляя, что с приездом Рожинского все будет иначе.

В великий пост Рожинский в сопровождении отряда из 200 шляхтичей и 450 человек надворной пехоты прибыл в Орел. Он тайно лелеял мечту занять место Меховецкого и держать самозванца и его дело в своих руках, но был довольно прохладно принят последним, находившимся под сильным влиянием Меховецкого.

После ночлега Рожинский был позван к Лжедмитрию, но едва он со своими людьми тронулся, как прибежал другой посланный со словами: «Воротитесь! Еще царь моется в бане; у него такой обычай: он от трудов облегчается банею и здоровье свое сберегает! Подождите, когда царь окончит мытье и возсядет на свое царское седалище!» Но Рожинский был не из тех людей, которыми можно помыкать, и самовольно вошел в избу, где жил «царик». Вошедший и усевшийся на свой «трон» Лжедмитрий даже не посмотрел в ту сторону, где стоял Рожинский, и тому скрепя сердце вместе со своими людьми пришлось подойти приложиться к «царской» руке и получить холодное приглашение на обед.

Несмотря на то, что обедавшие разместились за несколькими столами, Лжедмитрию не повезло - Рожинский оказался с ним за одним столом. Испытывавший к нему неприязнь самозванец нарочно свернул разговор на недавний рокошь, лицемерно негодуя на рокошан, выступавших против короля Сигизмунда, хотя прекрасно знал, что многие из участников этого мятежа находятся на обеде. В частности, он заставил выслушать своих сотрапезников такую тираду: «Ни за что я бы не захотел быть у Вас королем. Московский государь не на то родился, чтобы им помыкал какой-нибудь арцибес, или, как он там у вас зовется - арцибискуп (архиепископ. - В.Н .), что ли?»

После пира Рожинский попросил назначить ему аудиенцию, которую ему обещали на следующий день. Но день проходил за днем, а его не звали, обещая непременно принять назавтра. Его люди взволновались и начали роптать: «Мы разъедемся!» Первой выступила пехота, за ней собирался уехать и Рожинский. Несколько поляков, служивших у Лжедмитрия! прибежали к нему и стали уговаривать: «Потерпите, ваша княжеская милость, до утра. Мы соберем коло. Если царь останется таким неблагодарным к нам, так мы все сложимся, отрешим от начальства Меховецкого и выберем гетманом тебя, князя Рожинского. Все войско будет слушаться тебя!» Рожинский обрадовался и остался до утра в предместье.

Наутро состоялось коло, на которое собрались как люди Рожинского, так и люди Меховецкого, последний на сборище не явился. Никогда не пользовавшийся большой популярностью в войске, Меховецкий без труда был низложен, а на него и на его немногочисленных сторонников наложили бандо - изгнание из войска и лишение покровительства. Новым гетманом избрали Рожинского. Коло постановило: «Коли царь (Лжедмитрий) хочет, чтоб с ним оставались поляки, пусть примет князя Рожинского, назовет своим гетманом и выдаст нам на суд тех, которые оговаривали князя царю». Лжедмитрий, когда узнал об этом, сказал: «Никого не назову и не выдам, сам приеду в коло».

Земская стража в Смутное время на Руси.

Гравюра Шюблера по авторскому рисунку Н. Н. Каразина.

-

В золототканной одежде и на богато убранном коне, в сопровождении пожалованных им «бояр» из людей сомнительного происхождения и стрелецкой охраны, самозванец приехал на собрание. Коло встретило его не очень доброжелательно, до него донеслось несколько не слишком любезных отзывов по его адресу, некоторые поляки насмешливо интересовались - а действительно ли он царь.

Лжедмитрий вышел из себя, заорав на собравшихся: «Цытьте, скурви сынове!» Коло заволновалось, поляки были готовы вступить в перепалку, но Рожинский успокоил их, поручив ответствовать одному из своих товарищей - некоему Хруслинскому. Тот сказал: «Мы для того посылали послов к твоему царскому величеству, чтобы ты нам объявил, кто тебе оговорил гетмана и все войско наше изменниками. А как твое величество сам сюда приехал, то мы хотим от тебя здесь услышать это самое»,

Лжедмитрий повелел было отвечать за себя одному из своих приближенных, но затем резко оборвал его: «Молчи, не умеешь ты по-ихнему говорить! Вот я сам буду! Вы присылали ко мне, требовали, чтоб я выдал и назвал вам верных слуг моих, которые меня в чем-нибудь предостерегают. Никогда еще московским государям не приходилось так поступать, чтоб они выдавали верных слуг своих, которые их предостерегают! Не только для вас я этого не сделаю, а хотя бы сам Господь Бог сошел с высокого неба и приказал мне так поступить!..»

Коло зашумело, раздались возмущенные выкрики шляхтичей: «Что же, ты хочешь около себя держать таких только, что тебе из-за пустяка языком прислуживают, а не таких воинов, которые бы тебе служили жизнью и саблею? Ну, если ты не поступишь так, как хотим, то все отойдем от тебя!»

«Как себе хотите! - сказал самозванец. - Идите!»

Это окончательно вывело из себя поляков, разразившихся криками: «Мошенник! Ты позвал нас, да еще кормишь неблагодарностью! Изрубить его!»

Между шляхтой и сопровождавшими Лжедмитрия стрельцами началась свалка. Самозванец вырвался было и поехал на свой двор, но поляки его догнали и окружили, заявив, что должны стеречь его, чтоб не ушел. Обида, досада на судьбу и сознание того, что им помыкают, привели к тому, что а тот день он жестоко напился и едва не умер. Перенеся тяжелое похмелье, Лжедмитрий решился покориться своему жребию - впрочем, иного ему не оставалось. Его приспешники Хруслииский и Валавский между тем сумели успокоить своих соотечественников, пообещав, что «царь»

приедет в коло и попросит прощения за вчерашнее. Вдоволь покуражившись над неудачником, поляки разрешили Лжедмитрию снова приехать на коло.

Самозванец был вынужден свалить всю вину на своих русских сторонников и охрану, объяснив, что его слова: «цытьте, скурви сыне», относились не к благородной шляхте, а к стрельцам. «Царские» извинения поляки великодушно приняли за обещание выплаты вперед жалованья. Тому ничего не оставалось, как согласиться.

Уверенный в том, что Лжедмитрий у него к руках, Рожинский со своими людьми отъехал в Кромы, где находился до просухи. В Орле, битком набитом воинскими людьми, было тесно, и там, включая окрестности, с трудом могло прокормиться прожорливое воинство, к которому присоединялись все новые и новые люди. Прибыло еще около трех тысяч запорожцев да около пяти тысяч привел с Дона Заруцкий.

Между тем после происшедших событий авторитет Лжедмитрия весьма сильно пошатнулся, по городу поползли слухи о его самозванстве, что начало вызывать шаткость и брожение среди его русских и польских сторонников. Это начало беспокоить польских начальников, которые прекрасно понимали, что «царь» не тот человек, за которого он себя выдает, но в ответ на все расспросы они заявляли: «Нужно, чтоб он был тот самый - вот и все»

А поскольку дальнейшая смута грозила крахом всей авантюре в целом, был разыгран небольшой спектакль. Некий заранее подученный поляк, Тронбчевский, стал уверять окружающих: «Хоть бы все уверяли меня, что он тот самый, который царствовал в Москве, я не дам себя уговорить! Я хорошо знаю первого. Я был с ним под Новгородом-Северским!» И когда выдался удобный момент, при большом скоплении народа, он завел разговор с самозванцем о своей службе у Лжедмитрия I, умышленно перевирая события, «Царь», видимо также заранее предупрежденный о представлении, поправлял его, рассказывая о том, как было в действительности и так, как хотел бы слышать Тронбчевский. Наконец, Тронбчевский воскликнул: «Милосердный царь! Признаюсь тебе: здесь был в войске один такой человек, что не считал тебя за того, кто царствовал в Москве. Но теперь Дух Святой осиял его, и он верит, что ты тот самый!» (4). Данное происшествие несколько укрепило авторитет самозванца и на время прекратило нежелательные разговоры.

Наступила весна. В Болхове зашевелилось бездействовавшее там всю зиму войско под командованием брата царя Дмитрия Ивановича Шуйского. На соединение к Лжедмитрию поспешно подошел из Кром со своим отрядом Рожинский. В самый день его прихода начался пожар в доме, где жил самозванец, и он вынужден был перейти в слободу, где остановился Рожинский, откуда с последним и выступил к Болхову. В десяти верстах от города в двухдневном сражении 10-11 мая московское войско потерпело сокрушительное поражение, чему виной, несмотря на многократный численный перевес, послужили трусость и бездарность главного воеводы Дмитрия Шуйского. В руки поляков попали обоз и вся тяжелая артиллерия, а трупы тысяч русских ратников все лето устилали поля около Болхова, отравляя окрестности смрадом разложения. 14 мая капитулировал Болхов, где кроме гарнизона заперлась часть войска, бежавшего с поля битвы. Ничего другого им не оставалось - тяжелые стенобитные орудия, захваченные самозванцем, разнесли бы деревянные стены крепости в несколько дней. Сдавшиеся целовали «вору» крест на верность. Включив в состав своего войска плененных в Болхове ратников, Лжедмитрий двинулся на Москву.

Панцирная польская кавалерия,XVII век.

-

Последствия более чем четырехмесячного пребывания самозванца в Орле были весьма плачевны. От пожара выгорела часть города. Судя по всему, Лжедмитрий II останавливался в бывших воеводских хоромах, стало быть от пожара сгорел Орловский кремль - Рубленый город, а также, возможно, и значительная часть примыкавшей к нему жилой застройки. Пребывание в городе разнузданной шляхты и русских «воров», зачастую не только не уступавших, но и превосходивших последних в грабежах и насилиях, привело к тому, что часть населения просто разбежалась, оставшиеся потеряли имущество, а некоторые, возможно, и жизнь. Окрестности города и уезд опустошили реквизиционные отряды, снабжавшие расположившееся в городе полчище провиантом и фуражом и не стеснявшиеся в применении оружия при попытке хозяев сохранить хоть какое-то жалкое имущество. Наверняка многие орляне прокляли тот день, когда в их городе появился «царь», не сумевший да и не желавший огородить от произвола своих подданных, полностью избавившись от каких-либо иллюзий в его отношении.

Новый виток гражданской войны в России способствовал усилению набегов татар на южнорусские границы, оборона которых полностью рухнула. Крымцы, в надежде на легкую добычу, стали совершать нападения даже зимой, чего раньше обычно не делали. В мае-июне 1609 года вторгшаяся орда татар во главе с царевичем Джанибек-Гиреем стала станом недалеко от Орла, подвергнув его окрестности страшному погрому. Свое вторжение крымский хан, пославший сына с многочисленным войском, лицемерно объяснял желанием помочь своему «царственному брату» и покарать восставших против него мятежников. Помощь, в основном, заключалась в разорении деревень и массовом уводе в полон мирных поселян, попадавших на рабовладельческие рынки Крыма. Разочарование в самозванце и набеги татар способствовали тому, что орляне и болховитяне перешли на сторону Василя Шуйского, целовали ему крест на верность, и царю пришлось обещать им помощь против незваных «союзников» (5).

После падения правительства Василия Шуйского (17 июля 1610 г .) и убийства Лжедмитрия II под Калугой (11 декабря) Орел, в числе прочих городов, присягнул на верность королевичу Владиславу, сыну короля Сигизмунда III, но это не спасло его от набега поляков и литовцев. Московские послы, находившиеся в королевской армии, осаждавшей Смоленск, жаловались Сигизмунду: «То ли Московскому Государству успокоение? Как вор был в Калуге не убит, то которые городы были за ним, Орел, Болхов, Белев, Карачев, Алексин, и иные многие, тогда Государя вашего люди к тем городам и помыслити итти не смели; а как Божиею милостью вора убили, и те города целовали крест государю нашему Королевичу… и Государя вашего люди, пришед в те городы, людей побили и в полон поймали, и городы пожгли, и все те места до конца разорили и запустошили» (6).

Орел разгромил отряд гетмана Жолкевского. В «Повести о граде Курске», составленной вскоре после Смутного времени, по еще горячим следам событий, есть неоднократные прямые указания на этот счет: «…бысть нахождение литовских гетманов Саадашного и Жолтовского (Сагайдачного и Жолкевского. - В. Н.) из града Путивля поиде на Болхов, на Белев, на Перемышль, на Калугу и много зла там сотвори». «Желтовский же из града Путивля войск своих с полками поиде на Рылск, на Орел…» (7). По-видимому, Орел был подвергнут погрому за попытку пристать к Первому ополчению Прокопия Ляпунова, пытавшегося выбить поляков из Москвы, но орляне продолжали хранить ему верность и по мере возможности старались помочь Ляпунову людьми и припасами. Так, осенью 1611 года, в преддверии наступавшей зимы, в города Болхов, Орел, Кромы и Перемышль был послан Константин Опухтин* для сбора бараньих шуб ополченцам. В городах и уездах, пострадавших от бедствий военного времени, сбор шуб проходил трудно, поэтому 3 октября из лагеря Ляпунова в Орел и соседние города были высланы повторные грамоты о их немедленной высылке (8).

-

*По-видимому, К. Опухтин являлся предком известного поэта Алексея Николаевича Апухтина. Имения Апухтиных (Опухтиных), принадлежавших к старинному дворянскому роду, вXVI-XIX веках находились в Болховском уезде.

-

После «литовского разорения» Орел в очередной раз восстановили, крепость отстроили заново, а гарнизон, насколько это было возможно, пополнили людьми и военными припасами. Новый город являлся лишь бледной тенью старого. От военных неурядиц значительно уменьшилось его население - многие погибли или разбежались, другие были на службе в полках. Сильно сократились и его размеры - отстроили заново только кремль - Рубленый город и примыкавший к нему Малый острог. Большой острог из-за его значительных размеров и нехватки людей защищать было труд, но, к тому же на восстановление потребовалось бы много средств, поэтому его укрепления восстанавливать не стали, и он был оставлен. Вся жилая застройка и осадные дворы сосредоточились на территории Малого острога - строиться за пределами крепостных стен ввиду постоянной опасности «от приходу воинских людей» - татар и литовцев было строжайше запрещено. О прежних размерах города свидетельствовали только находившиеся вне крепостной стены многочисленные ямы от погребов и полусгнившие нижние венцы срубов на месте былых посадов и слобод.

ГЛАВА VII

Набег Лисовского. 1615 год

«О бою под Арлом. В лета 7124-го в осень царя и великого князя Михаила Федоровича всей Руссии был бой под Орлом воеводам князю Дмитрею Михайловичю Пожарскому да Степану Исленьевичу и его государевым ратным людем с паном Лисовским и с польскими и с литовскими людьми, и с русскими воры, с ызменники, с казаками, которые воровали и кровь християнскую лили заодно с литовскими людми и забыв Бога и веру християнскую. И на том бою пан Лисовский с польскими и литовскими людми и с русскими воры государевых воевод побили, а князь Дмитрей Михайлович Пожарский с досталъными людми отсиделся в обозе, а Степан Исленьев с того бою, покиня обоз и ратных людей, побежал».

Бельская летопись (1).

Летом 1615 года положение на западной границе серьезно осложнилось в связи с вторжением в русские пределы отряда «знаменитого партизана» Александра Лисовского. В это время шла ожесточенная борьба с поляками за Смоленск. Правительство молодого царя Михаила Федоровича пыталось вернуть утраченный в 1611 году после геройской защиты город, и Лисовский должен был фланговым ударом ослабить натиск на Смоленск русской рати. Человек незаурядный, отличавшийся несомненным полководческим талантом, Лисовский вместе с тем был жесток до бесчеловечности. По образному выражению Н. Карамзина, он был «смелостью и мужеством витязь, ремеслом - грабитель». Еще в Польше за участие в рокоше против короля Сигизмунда III его приговорили к смертной казни.

С началом польской интервенции в Россию Лисовский набрал из шляхты отряд таких же сорвиголов, как и он сам, и, заявившись в Орел, где зимовал Лжедмитрий II, предложил ему свою саблю. Отсюда и началась его одиссея. Он метался по всей стране, оставляя за собой разграбленные города, сожженные деревни, кровь, слезы и трупы. География набегов Лисовского была весьма широка: на западе он добирался до Пскова, на севере до Ярославля, на востоке до Кинешмы. Принимал он участие вместе со своим отрядом и в осаде знаменитого Троице-Сергиева монастыря. По свидетельству немецкого наемника, активного участника Смуты Конрада Буссова, Лисовский во время своих походов не щадил никого, «убивая и истребляя все, что попадалось на пути: мужчин, женщин, детей, дворян, горожан, крестьян».

Его отряд, вторгшийся летом 1615 года на русское пограничье, первоначально насчитывал всего 600 всадников, но после первых успехов он начал быстро увеличиваться за счет «воровских» казаков и авантюристов, привлеченных его прежнею славою, разбойного элемента и, наконец, просто обездоленных людей, которым было нечего терять и безразлично против кого воевать.

3 июля Лисовский подошел к Брянску. Город был ему хорошо знаком, он пытался взять его еще в 1607 году совместно с Лжедмитрием II. В течение восьми дней литовцы и поляки неоднократно «жестокими приступами» штурмовали город, пытаясь из пушек пробить брешь, но эта осада, как и предыдущая. окончилась безрезультатно. Литовцы «ничего Брянску не сделаша». Немногочисленные брянские стрельцы, казаки, дети боярские, дворяне и другие осадные люди под руководством воеводы Петра Воейкова отбились и город «от литовских людей отсидели».

Потеряв под стенами Брянска многих своих соратников, Лисовский 11 июля снял осаду и бросился к Карачеву, где, как он узнал, стоит посланный против него воевода Юрий Шаховской. Карачев был взят внезапным штурмом, а Шаховской пленен и отослан в Литву. В Карачеве к Лисовскому подошло еще около 600 человек из Речи Посполитой.

Орловский воевода Даниил Яблочков бежал, прослышав про падение Карачева и боясь, что Орел постигнет та же участь. Вместе с воеводой покинули город стрельцы из орловского гарнизона, а также посадские люди, унося что можно из своего нехитрого имущества. Когда в город нагрянули «лисовчики», сопротивления им оказать было некому. Лисовский опустевший город «сжег и разорил до основания и наряд (пушки) поймал» (2). Часть орудий служилым удалось увезти: в 1635 году из Мценска в Орел были возвращены две пушки полковых и пять пищалей затинных, все же остальное, в том числе и тяжелая артиллерия, по-видимому, досталось в качестве трофея Лисовскому.

Весть о вторжении Лисовского и сожжении им городов вызвала беспокойство в Москве, слишком памятны были его прошлые подвиги. Против него спешно снарядили войско, во главе которого поставили освободителя Москвы князя Дмитрия Михайловича Пожарского, воевод Степана Исленьева, Ивана Пушкина и дьяка Семена Заборовского.

Оно оказалось небольшим, удалось собрать всего около 690 дворян и иноземцев и 1259 казаков. В Московском государстве после десятилетия Смуты и междоусобиц ощущалась «великая скудость ратными людми». Поэтому, согласно царскому указу, Пожарскому «со товарищи» должны были помочь людьми воеводы Болхова, Белева и других городов, через которые двигалась рать. Зная образ ведения войны Лисовским, воеводам дали наказ в походе и на станах соблюдать величайшую осторожность: «Розпрося про дорогу накрепко, послать наперед себя дворян, велеть им на станах, где им становиться, места разъездить и разсмотреть, чтоб были крепки. да поставить надолобы; а как надолобы около станов поставят и укрепят совсем накрепко, то воеводам идти на стан с великим береженьем, посылать подъезды и проведывать про литовских людей, чтоб они безвестно не пришли и дурна какова не учинили» (3).

Польский шляхтич.

Западноевропейский рисунокXVII века.

-

Герб Александра Лисовского.

-


Узнав о приближении русских, Лисовский сжег Карачев и направился к Орлу, чтобы до Пожарского успеть к Орловскому городищу. Возможно, он предполагал, что московское войско непременно остановится здесь на отдых и тогда с ним можно покончить одним ударом, как с Шаховским. Но Лисовский опоздал, Пожарский шел «наспех» и уже успел покинуть пепелище. Недалеко от Орла в «воскрестный день бо с утра» оба войска неожиданно друг для друга столкнулись- «приидоша же оба вдруг».

По преданию, столкновение произошло в урочище Царев Брод (сейчас западная окраина Орла), в летописях же оно известно под названием Орловского боя. Русский отряд по численности значительно превосходил силы Лисовского, по некоторым данным, в нем насчитывалось более трех тысяч ратных людей. К тому же часть казаков покинула Лисовского и направилась в Белев, где с повинной явилась к Пожарскому. Князь простил их и включил в свое войско. Тем не менее, у Лисовского оставалось еще около двух тысяч человек.

Русское войско в походе двигалось тремя колоннами: в артоуле - передовом полку шел воевода Иван Гаврилович Пушкин, основные силы возглавляли воевода Степан Исленьев и дьяк Семен Заборовскнй, замыкал войско отряд князя Пожарского с обозом. Столкновение для обеих сторон было неожиданным, но Лисовский, более привычный к партизанской войне, сумел сориентироваться быстрее и прежде, чем русское войско успело перестроиться в боевой порядок, обрушился на передовой отряд Пушкина. Тот не выдержал натиска и вместе со своими ратными людьми побежал. Беглецы внесли смятение в ряды Большого полка. Исленьев и Заборовский не сумели прекратить начавшуюся панику и сами обратились в бегство, вслед за ними побежали и их люди. «Людие ж ратный, видя бой. и дрогнуша и побежаху назад, яко убо и самому воеводе Степану Истленьеву и дьяку Семому с ними ж бежащу».

Пожарский, услыша грохот боя, успел обгородиться со всех сторон телегами, образовав своего рода подвижную крепость. На его отряд, насчитывавший всего около 600 человек, и обрушился опьяненный казавшейся так близко победой Лисовский. Укрывшись за возами, русские ратники в течение нескольких часов мушкетным и пищальным огнем отбивали одну за другой бешеные атаки Лисовского, время от времени делая смелые вылазки. Иногда сражение достигало такого ожесточения, что «мало не руками не имаючися билися». Летописец, позднее описавший этот бой, с восхищением восклицал: «Такую убо в тот день храбрость московские люди показаша: с такими с великими людьми малыми людьми бьющесь» (4).

Польский гусар.

По западноевропейской гравюреXVII века.

-


Усеяв все пространство перед телегами конскими и людскими трупами, Лисовский был вынужден отступить «и ста в дву верстах». Его отряд понес тяжелые потери, только в плен попало 300 человек «шляхтов». Лисовский никак не предполагал, что русский отряд так немногочислен, по силе полученного отпоpa он думал, что за возами укрылось значительное войско, «крепость и дородство велие (силу великую)», которого он только что испытал. Если бы он знал действительные силы Пожарского, он постарался бы не упустить его.

После боя ратные люди стали просить Пожарского отступить к Болхову, но он отказал им, заявив: «Помереть всем на сем месте».

Собрав за ночь растрепанное войско (ввечеру приехали и Исленьев с Заборовским*) в наказав беглецов, он приказал двигаться на Лисовского, но тот, не приняв нового боя, пошел «наскоро» к Кромам, а затем, видимо, для того, чтобы обмануть погоню, резко повернул в противоположную сторону. «Перебежаша днем да ночью полтораста поприщ», он 31 августа «яко разбойник» появился под Болховом. Нападение настолько было внезапным, что лисовчики «едва Болхова не украдоша». Положение болховского воеводы Степана Ивановича Волынского осложнялось еще и тем, что проходивший незадолго перед этим через город Пожарский забрал у него «лучших» людей в свое войско. Но болховичи в ожесточенном бою сумели отстоять свой город и «многих польских и литовских людей побили».


-

*Предположительно, на ночлег войско Пожарского остановилось на городище у д. Титова-Мотыка, при впадении реки Орлицы в Орлик под защитой древних крепостных валов. В писцовых книгах концаXVII века это городище названо «Пожарским». Лисовский же, по преданию, стал на ночлег на другом городище, у д. Гать, на устье рек Оки и Цона. Косвенным подтверждением этого, по словам краеведов конца прошлого века (Г. М. Пясецкий, А. Г. Пупарев), служили литовские нательные крестики и другие вещи, найденные на городище.

-

Бой между польско-литовским отрядом А. Лисовского и русским войском под началом воеводС. Исленьева, И. Пушкина, Д. Пожарского и дьяка С. Заборовского под Орлом 29 августа 1615 года.

Реконструкция автора.

-

Не задерживаясь под Болховом и чувствуя «воевоцкой за собою поход», Лисовский бросился к Белеву. Белевские же воеводы струсили и, «позабыв государево крестное целованье (присягу. - В. Н.) и свою природу», «побегоша в лес», бросив город на произвол судьбы. «Пожже» в Белеве «Божия церкви и город и посад», Лисовский устремился к Лихвину, но этот маленький городок, в котором были лишь «малые осадные люди», устоял благодаря мужеству воеводы Федора Стрешнева. Лисовский спалил еще Перемышль, воевода которого Семен Глебов с гарнизоном бежал в Калугу. Пожарский, узнав «про Лисовского, что стал в Перемышле», послал наскоро к Калуге голов с сотнями, которые, опередив его, вошли в Калугу, подкрепив ее гарнизон. Поняв, что с Калугой ему не справиться, Лисовский бросился на Ржеву Володимирову, где едва отсиделся от него боярин Федор Иванович Шереметев, шедший на помощь Пскову. Лисовскому благоприятствовало и то, что погоня от него отстала. Пожарский подкрепил было свои силы в Лихвине казанской ратью, в составе которой были и татары, но злая болезнь скрутила князя, и его, тяжело страдавшего, с трудом довезли до Калуги. Казанцы ушли в Казань, и воеводы, оставшись с немногими людьми, не решились продолжать преследование. Лисовский, отбитый от Ржевы Володимировой, приступал еще к Кашину и Угличу, но эти города выдержали его бешеный натиск. Отказавшись от дальнейших попыток взять какой-либо город, он стал кружить между ними, разоряя селения и волости. Прошел между Ярославлем и Костромою в суздальские места, между Коломною и Переяславлем-Рязанским, Тулою и Серпуховом, без труда ускользая от неповоротливых московских воевод. Только в Алексинском уезде у него была стычка с князем Куракиным, который, однако, не сумел причинить ему больших потерь. В начале 1616 года Лисовский с остатками своего отряда сумел уйти за рубеж. Это был его последний поход. В октябре 1616 года он умер.

Легкая польская кавалерия,XVII век.

-

Портрет князя Дмитрия Михайловича Пожарского.

Государственный исторический музей.

-


«И как будет от Стародуба двадцать верст, и Лисовскому учинилась смерть вскоре, спал с коня и издох», - с плохо скрываемым злорадством сообщалось в царской грамоте властям Троице-Сергиева монастыря. Его люди, оставшись без предводителя и без «работы», наделали много хлопот польскому правительству, а позднее, во время Тридцатилетней войны, прославились своими грабежами и насилиями, став сущим проклятием для мирного населения Чехии и Моравии, неизменно называя себя «лисовчиками» - по имени своего знаменитого предводителя.

Между тем, в сентябре-октябре 1615 года в Москве состоялось следствие и суд над воеводами, покинувшими во время набега свои города: орловским - Даниилом Яблочковым, белевскими - князем Михаилом Долгоруковым и Петром Бунаковым, а также перемышльским - Семеном Глебовым. Из Пушкарского и других приказов были срочно затребованы справки о состоянии укреплений в Орле, Белеве и Перемышле, количестве служилых людей, наличии в них пушек, хлебных и зелейных (пороховых) запасов для того, чтобы установить, «мочно ли в тех городех от литовских людей было отсидетца». После рассмотрения всех материалов вина воевод была признана непростительной.

В обвинительном приговоре им было сказано: «…а людей с вами в тех городах и наряду и зелья и свинцу было много, и сидеть было вам в тех городах мочно, и весть при Лисовского и про литовских людей у вас была, и боярин князь Дмитрий Михайлович Пожарский со всеми людьми стоял близко, и от него помочи ждать было мочно». Положение не было безнадежным, людей в городах, конечно, было не столь много, чтобы разбить такого воителя, как Лисовский, но отсидеться в осаде до подхода помощи можно было, в чем убеждал пример брянского воеводы Петра Воейкова, болховского - Степана Волынского и лихвинского - Федора Стрешнева, которые сумели отбиться и отстоять свои города и «службу и раденье свое показали, а себе государево жалованье и славу, и честь, и хвалу получили». В приговоре прямо указывалось в отношении виновных: «А только б не ваше злое воровство (преступление) и измена, и Лисовский не токмо Белева и Перемышля и Орла, и худых никоторых городов взят не имал».

Приговор боярской думы гласил: «…изменников Михаила Долгорукова, Петрушку Бунакова, Сенку Глебова, Данилка Яблочкова, за вашу измену и воровство бить кнутом на торгу и казнить смертию без всякие пощады».

7 октября осужденных привезли к месту казни, где им был зачитан приговор: «…измена их чтена и казнь сказана», после чего они были биты кнутом, затем их причастил священник, и когда оставалось только положить голову на плаху, царь Михаил Федорович, скорбя по своей матери Марфе Ивановне, «смертную казнь им отдал, казнить не велел и пожаловал государь, велел их (о)свободить» (5). Впрочем, ни проявленная трусость, ни публичная порка и стояние у плахи, по-видимому, особенно не повлияли на служебную карьеру провинившихся. В частности, Даниил Яблочков впоследствии состоял младшим воеводой в Ливнах.

После «литовского разорения» Орел надолго прекратил свое существование, после Смуты правительству досталось тяжелое наследство и было не до восстановления окраинной крепости. Орловский гарнизон был приписан ко Мценску, уцелевшие жилецкие люди расселились по разным городам, и на протяжении двадцати лет только мощные земляные валы напоминали о стоявшем на этом месте городе.

ГЛАВА VIII

Восстановление Орловской крепости в 1635-1636 гг.

-

«И как к тебе сея наша грамота придет, и ты по прежнему нашему указу и по сей грамоте сошными людьми на городовое дело лес готовил, и прося у Бога милости и у Пречистые Богородицы помощи и у всех святых, пев молебны и посветя воду, на Орловском на старом городище город обложил и делать велел, и промышлял быecu городовым строеньем по нашему указу неоплошно, чтоб на Орле город зделать и всякими крепостьми укрепить нынче по осени до большие стужи».

Из наказа воеводе Б. С. Колтовскому.

Ноябрь 1635 г . (1)

Упразднение Орловской крепости после разорений Смутного времени тяжело отразилось на уцелевшем населении Орловского уезда, лишившемся укрытия, где оно могло отсиживаться во время «татарской войны». Пользуясь тем, что Россия начала войну с Речью Посполитой за возвращение Смоленска (1632-1634), а гарнизоны степных городов, и без того немногочисленные, были сильно ослаблены посылкой людей на польский фронт, татары предприняли ряд опустошительных набегов на окраинные земли Московского государства, результат которых непосредственным образом отразился на исходе боевых действий под Смоленском. Вот их краткая хроника по Орловскому уезду.

В июне 1623 года подверглись нападению татар Орловский, Карачевский, Мценский и Болховский уезды. В Орловском уезде у деревни Саголаевой между мценскими ратными людьми и татарами произошла стычка. В августе 1632 года в пределах уезда появился отряд татар в 2500 человек. В 1634 году татары «воевали» Орловский уезд почти два месяца. 23-25 июля тысячное татарское войско действовало под Мценском и в Орловском уезде. 29 сентября отряд в 500 татар подошел к границам Орловского уезда, но, получив отпор, ушел «воевать» в Болховский уезд. При возвращении они были настигнуты мценским воеводой Дмитрием Колтовским, который у Орловского городища дал им бой. Татар разогнали, взяв в плен 20 человек и освободив 650 русских полонянников (2).

В связи с непрекращавшейся «татарской войной» в разных концах Орловского уезда стали возникать небольшие крепостцы, возводившиеся силами местных вотчинников и крестьян для своей защиты, но без санкции властей.

Мценские воеводы Степан Стрешнев и Федор Сухотин в отписке, полученной в Разряде 28 апреля 1635 года, доносили, что в Орловском уезде орляне - дворяне и дети боярские вместе с уездными людьми поставили четыре острожка, в которых собирались отсиживаться во время татарских набегов с женами, детьми и с крестьянами. Поскольку Стрешневу и Сухотину было поручено оберегать от татар три уезда - Мценский, Новосильский и Орловский, то они писали, что боятся царской опалы, в случае если татары разгромят построенные самочинно укрепления и пленят людей (3).

Татарский полон.

Из старопечатной Псалтыри 1633 года из древлехранилища Троице-Сергиевой лавры.

-


Рассматривавшие отписку бояре приговорили поискать в Орловском уезде место, где лучше поставить острог, «а поставить бы где крепче и лучше и среди людей» для того, чтобы уездным людям было куда спасаться и не бежать с пожитками в неблизкий Мценск, а построенные самовольно острожки упразднить. Сухотину и Стрешневу было велено отписать, сколь далеки те острожки от Мценска и других городов и где поставлены. В боярской думе, по-видимому, решили, что если положение одного из острогов будет удачным, то его можно расширить, дополнительно укрепить и превратить таким образом в новый центр Орловского уезда (4).

В июне 1635 года в Москву пришло сообщение от Сухотина и Стрешнева, что они, согласно царскому указу, послали в Орловский уезд болховитина Ивана Власова, мценянина Ивана Черемисинов да орлянина Онфима Некрасова, наказав им осмотреть и обмерить орловские острожки, а также присмотреть в Орловском уезде место крепкое и у воды для новой крепости. Иван Власов «со товарищи» справился со своим поручением. Он привез смету и роспись орловским острожкам, которых оказалось три: Каменский, Тойчевский (Тайчуковский) и Корчековский (Корчаковский).

Первым 18 мая служилые осмотрели Каменский острожек у деревни Башкатовой. Острожек располагался на лесной поляне «на плоском месте». В пяти саженях от него находился овраг с ручьем - «колодезь». Крепостицу окружала острожная стена с прорубленными в ней бойницами длиной 56 сажен. Вокруг острожка были поставлены надолбы. По-видимому, в отличие от других, позднее осмотренных Власовым острогов, это укрепление имело форму, близкую к овалу или кругу. Ставили его силами двух приходов - Афанасьевского и Покровского «розные помещики, которые окола тово лесу живут». По словам сына боярского Мартына Башкотова, кроме служилых людей в осадное время в острожке укрывалось около сорока пяти «и больше» крестьян с пищалями. К сожалению, никаких следов острога в современном селе Башкатово не сохранилось. Предположительно, он находился на территории бывшей помещичьей усадьбы Тиньковых.

20 мая Власов со своими людьми прибыл к Тойчевскому острожку. Из всех орловских острогов этот оказался наиболее укрепленным. Он располагался «серед лесу» между двух оврагов и был окружен дубовой острожной стеной с обламами и бойницами протяженностью в 80 сажен, образовывавшей в плане прямоугольник размером 10x30 сажен. Внутри острожка были поставлены клети «на сохах». Приступ к нему был возможен только с одной стороны, где предусмотрительно было вырублено десятин с десять леса. Власов переписал неслужилых детей боярских и крестьян с пищалями и саадаками, которые в «сполошное время бегают в тот острожек». Их, «оприч служилых и безоружных» людей, оказалось 64 человека с пищалями и 21 с саадаком. По мнению Власова, предварительно несколько расширив территорию и укрепив посредством устройства запруды в оврагах, Тойчевский острожек можно было сохранить и использовать в качестве заставы, поскольку татарская сакма (дорога. - В.Н.) проходила от него всего в трех верстах. Но в качестве города он не годился, по словам Власова, «жилецким людем и городку быть нечава в тесноте в лесу». Точное местоположение Тойчевского острожка сейчас определить сложно. Согласно росписи, он находился в пяти верстах от старого Орловского городища, а от татарской сакмы и реки Оптухи - в трех верстах. Предположительно, острог располагался на одном из ручьев, впадавших в Оптуху.

21 мая служилые «смечали и мерили» Корчаковский острожек в одноименном стане. Он находился «серед лесу Корчековского», на островке, «обтекли его два проточка небольшия». Острожек окружала стена в виде неправильной фигуры размером 30x15x7x15 сажен. По словам Гаврилы Тенетилова и Данила Бирлова «и ево сотни детей боярских», тот острожек был «без ратных людей, сидеть в нем некому». Предположительно, остатками Корчаковского острожка является городище у деревни Ледно современного Урицкого района.

Власов осмотрел и старое Орловское городище «меж дву рек Оки и Орла». Он прикинул, что периметр его валов достигает 200 сажен, «с обе стороны вода под городищем», а также отметил несомненные выгоды его местоположения - «уездным людем изо всех сторон крепостями (укрытыми местами, оврагами. - В.Н.) прибеч мочна иза всево Орловского уезду» (5).

Почти одновременно с возвращением во Мценск Ивана Власова принесли челобитную в съезжую избу к Сухотину и Стрешневу бывшие служилые и жилецкие люди города Орла, проживавшие теперь в разных городах. Прослышав о том, что в Орловском уезде будет строиться город, они просили, чтобы новая крепость была поставлена там, где прежде стоял Орел, - на старом Орловском городище, ибо, писали они, «то Орловское городище стоит на всей татарской сакме и тою сакмою приход воинских людей* в Орловские и в Болховские и в Белевские и в Карачевские и в Камаритцкие** и в Кромские места», в подкрепление своей просьбы указывая, что когда на Орловском городище появится крепость, то многие орловцы, проживающие сейчас в Болхове, Карачеве и других городах, переселятся в Орел «на старину, на свои земли» (6).


-

*Воинские люди - в данном случае татары.

**Здесь подразумевается Комарицкая волость, занимавшая территорию современного Дмитровского района Орловской области и Севского района Брянской области.

-

Фортификационные сооружения и борьба с крымскими татарами на территории Орловского края вXVII веке. Реконструкция автора.

- государственные крепости;

- острожки (крепостницы) и даты их основания;

- засеки с засечными воротами;

- татарские шляхи;

- орловские сторожи;

- карачевские сторожи;

- ливенские сторожи;

- новосильские сторожи;


- осада городов татарами;

- места боев с татарами;

- сожжение татарами крепостщ;

- место переговоров о мире с татарами.

Примечание: на схеме отображены только те бои и стычки с татарами, о которых хранились документальные сведения.

-


В сентябре 1635 года во Мценск выехал воевода Борис Савостьянович Колтовский с правительственным наказом, которому было поручено строительство крепости в Орловском уезде. Во Мценске он должен был собрать бывших орловских стрельцов, пушкарей, казаков, прочих служилых и жилецких людей, орлян - дворян и детей боярских, которые жили по разным городам, и зачитать им царский указ о строительстве крепости и о разрешении им переселяться из Мценска и других городов на новое место - строиться. Еще в Москве Колтовскому была выдана часть снаряжения для будущей крепости - десятипудовый вестовой колокол и десять пудов ружейного пороха. Кроме того, во Мценске он должен был забрать старый орловский наряд - две пушки полковых, пять пищалей затинных, десять пудов пушечного пороха, двадцать - ружейного, двадцать пудов свинцу и по пятьдесят ядер к полковым и затинным пищалям. Для помощи в строительстве и для подкрепления гарнизона в Орел должны были послать служилых людей из соседних городов: из Белева - двадцать пять человек стрельцов и казаков и двадцать человек беломестных казаков; из Болхова - двадцать человек стрельцов и казаков; из Карачева - двадцать человек стрельцов и 50 человек стародубских выходцев - стрельцов и казаков, а также беломестных казаков 10 человек; из Новосиля - двадцать пять человек стрельцов и 30 казаков, с Черни - сорок стрельцов и казаков. Всего - 220 человек. Соответствующие царские указы воеводам этих городов были заранее отосланы. Колтовскому оставалось, прибыв во Мценск, отписать в эти города, чтобы люди оттуда были высланы к веку на Орел «тотчас, безо всякого мотчанья» (без проволочек. - В. Н.) (7).

Приехав во Мценск 9 октября, Колтовский пробыл в городе семь дней, дожидаясь людей из Болхова, Белева, Карачева и других городов, куда он разослал напоминания о присылке. Но до 15 октября во Мценск никто не подошел, и в тот же день Колтовский, собрав орловских стрельцов и пушкарей, проживавших во Мценске, а также тех орлян, которые успели прибыть из других городов, выступил из города. На первом стане воевода устроил смотр своих людей, их оказалось маловато - 73 человека орловских стрельцов и 9 пушкарей и затинщиков. Со своим немногочисленным отрядом Колтовский отправился было дальше, но тут его на дороге нагнал мценский рассылыцик Сенька Кошеверов, посланный мценским воеводой Ларионом Камыниным с татарскими вестями. Он сообщил, что поблизости появились татары, и Колтовскому со своими людьми пришлось три дня сидеть в лесу в устроенной им засеке, пока опасность не прошла. 18 октября Колтовский двинулся дальше и, присоединив к своему отряду немногих орловских дворян и детей боярских, догнавших его по дороге, прибыл на Орел и стал на Орловском городище. Отсюда он немедленно послал вестовщиков в Курск, Новосиль и Кромы, а также отрядил сторожу на Луковец - в сорока верстах от Орла она должна была съезжаться с ливенской сторожею, на Руду - в 20 верстах от Орла и в урочище Корабль - в 8 верстах от города. Одновременно Колтовский разослал бывших при нем детей боярских по уезду собирать местных дворян и вотчинников на Орел. Когда дворяне и дети боярские съехались на городище, Колтовский вместе с ними, а также с орловскими пушкарями, стрельцами и казаками начал осматривать места, «где быть городу лучи» (8).

Вопрос о том, где строить город - на старом Орловском городище или «на ином месте блиско тово городища», был в компетенции Колтовского, которому предстояло самостоятельно решить, «где по ево мысли и по выпросу дворян и детей боярских пригоже быть городу». Принятое решение он должен был предварительно утвердить в Москве, для чего ему необходимо было направить туда чертежи и описания места, где он хочет заложить город.

Осмотрев многие места, Колтовский остановился на старом Орловском городище. Здесь, при впадении реки Орла в Оку, хорошо сохранились земляные валы, на которых, по словам служилых людей, живших в Орле до разорения, стояли стены Рубленого города, а на подступах к нему виднелись еще две линии валов, некогда ограждавших малый острог и посад. Кроме того, на горе за рекой Орлом и за рекой Окой также виднелись следы старых укреплений. На окончательное решение воеводы, по-видимому, повлияла и челобитная на царское имя, врученная ему орловскими служилыми людьми, в которой орловцы писали, что «окроме орловского старого городища строить негде», а также отвергали возможные места для строительства города - гору за рекой Орлом, позднее получившую название Егорьевской*, Ямскую** и Взвозную*** горы (9).


-

*Егорьевская гора - высокий берег р. Орлик. Свое название получила по церкви Егория (Георгия), стоявшей на месте современного кинотеатра «Победа».

**Ямская гора - крутой берег при впадении в Оку р.Орлик. Располагалась между двумя ныне засыпанными оврагами: один шел от здания горисполкома к гостинице «Салют», другой - от памятника И. С. Тургеневу до улицы М. Горького.

***Взвозная (Ввозная) гора - крутой берег р.Оки, ограниченный с двух сторон глубокими оврагами. В 80-е годыXVII века на Взвозной горе обосновался мужской Успенский монастырь.

-

-

Егорьевская гора находилась напротив городища и еще в XVI веке была укреплена рвом и валом, защищавшими находившийся на ней посад, но у нее был существенный недостаток - она была далеко от реки, саженях в 70-ти, кроме того, крепость, построенная на ней, была бы прикрыта только с одной стороны - со стороны реки Орла, с других сторон к ней подходили ровные поля. Не захотели строиться служилые и на Ямской горе. Взвозная гора была приспособлена к обороне гораздо лучше - с одной стороны ее обрывы спускались к реке Оке, с двух других были глубокие овраги-суходолы, но челобитчики отвергли и ее, заявив, что в суходолах нет воды, а поля и угодья служилых людей находятся от нее далеко. В заключение орловцы писали: «Милосердный царь и великий князь Михаил Федорович всея Руси, пожалуй нас, холопей своих, вели, государь, строить на старом городищи острог, агороди нас, орлян… бедных, разоренных издавна, царь государь, смилуйся» (10).

Кроме челобитной, на решение Колтовского ставить крепость внизу, на старом месте, могли повлиять и иные причины. Для того чтобы начать строительство на одной из гор, надо было определить форму крепости, наметить места, где стоять проезжим и глухим башням, где расположатся церкви и слободы, короче - для строительства нужна была определенная сумма знаний по фортификации, которой у Колтовского могло не быть или быть в небольшой степени.

Внизу же, на стрелке были целы рвы и валы старой крепости, а среди стрельцов и пушкарей было много таких, которые служили в Орле до разорения и могли рассказать и показать, где стояли проезжие и глухие башни и какие они были. Таким образом, здесь задача Колтовского существенно упрощалась, ему надо было только поставить крепость по старому образцу на хорошо сохранившихся земляных валах, которые не нужно было даже подновлять.

В то же время на любой из намеченных трех гор, кроме, пожалуй, Егорьевской, где еще оставались целы ров и вал, некогда ограждавшие посад, нужно было провести большой объем земляных работ, а также предстояли дополнительные хлопоты по разметке крепости и, как следствие, длительная переписка по поводу утверждения ее плана с Москвой. Кроме того, на новом месте предстояло заново отводить земельные участки служилым людям, в то время как на старом городище земля орлянам была ведома и многие пришедшие из других городов поселились на своих старых землях, избавив этим воеводу от довольно хлопотного занятия по отводу новых угодий, сопровождаемого, как правило, ссорами служилых.

В своих отписках царю Колтовский не дал вразумительного объяснения, почему он считает нецелесообразным строительство города на Ямской горе, высившейся прямо напротив старого городища у впадения Орла в Оку. В XVI веке на Ямской горе находилась Ямская слобода, отчего она и получила это название. Гора стояла всего в нескольких саженях от воды и была, пожалуй, более других пригодна для строительства города. С востока ее обрывы омывали воды Оки, а с юга и северо-запада прорезали глубокие овраги. Правда, и она была не без недостатка - площадка горы постепенно снижалась к обрыву, но его можно было ликвидировать, сделав крепость достаточно больших размеров и отодвинув крепостную стену на гребень горы.

По-видимому, Колтовский лукавил и пошел на поводу челобитчиков, поддержав решение, которое было ему выгодно. Строительство на одной из гор, несмотря на очевидную выгодность в военном отношении, потребовало бы большего напряжения сил и времени, между тем выбор Колтовским старого Орловского городища давал ему возможность закончить работы гораздо быстрее и не ломать голову над планировкой крепости. К тому же в наказе, который он получил, отправляясь из Москвы, требовалось, чтобы крепость была закончена уже этой осенью, до больших снегов. Как потом оказалось, срок совершенно нереальный, и воеводе следовало поторапливаться. Между тем был уже конец октября, а практически ничего сделано не было.

Решив строить крепость на старом Орловском городище, Колтовский распорядился измерить его, а также за рекой Орлом - горы Егорьевскую и Взвозную и нанести их на чертеж. Выполнил его орловский пушкарь Василий Иконник, который, судя по прозвищу, занимался иконописным делом, но с его изготовлением приключилась небольшая заминка. Оправдываясь, Колтовский писал, что Васька Иконник, отпущенный мценским воеводой вместе с ним на Орел, не взял с собой никаких красок и пришлось отправить его во Мценск. Тот особенно не торопился и погостил во Мценске семь дней: «…и как он приехал на Орел, и я, холоп твой, велел ему чертеж начертить», - доносил Колтовский. Васька Иконник «на чертеж начертил как быть городу, и острогу, и башнем, и тайнику, и из города мост и отводную башню за городовым рвом, и ров городовой, и реку Оку и Орел реку начартил на чертеж же» (11). Можно предположить, что чертеж, изготовленный богомазом, не являлся чертежом в прямом смысле этого слова, скорее, это было подобие аксонометрического рисунка, выполненного в иконописной манере и дававшего представление не только о расположении города на местности, но и о внешнем виде крепостных стен, башен и храмов будущего города. Несомненно, что, рисуя крепость по воображению, Василий Иконник, живший в Орле до разорения, мог придать ей черты города, существовавшего здесь ранее, а то, что он уже не помнил или забыл, ему могли подсказать сослуживцы. Таким образом, «проектный чертеж» Василия Иконника мог нести информацию не только о восстанавливаемом городе, но и о его облике до «литовского разорения». К сожалению, его чертеж не дошел до наших дней, в последний раз он упоминается в Описи чертежей Разрядного приказа, составленной думным дьяком и печатником Д. М. Башмаковым в 1668 году (12). По-видимому, чертеж Василия Иконника вместе со множеством чертежей других городов Московского государства погиб в огне одного из больших московских пожаров XVIII века.

Загрузка...