Дымные горы. Ущелье Костянки. Разлом.
На дальнем, северном краю Дымных гор, вдали от великих болот в сплошной стене Великого хребта есть разлом. Никто уже и не скажет, почему и когда стена дала трещину. Но ущелье Костяное — единственная брешь в ней. Вход в него большую часть года всегда закрыт из-за высоты входа, и только в редкие, снежные и холодные зимы, туда можно подняться. Все остальное время вход перекрыт водостоком одноименной с ущельем рекой Костянкой, водопадом срывающейся с высоты.
Эта зима была очень снежной и, хотя предгорий и болот снег и не коснулся, Костяное было завалено надежно и основательно. Белый склон нанесенного снега и льда скрыл под собой и водопад, и русло реки. Он спускался почти до границ редколесья. Обмелевшая Костянка лениво текла из-под белого щита.
Бураны Костяного ущелья были известны и овеяны легендами и преданиями. Достаточно мягкий и теплый климат не давал других примеров, настолько трудного и жестокого отношения ко всему живому.
Этот буран тянулся уже вторую неделю. Каменные стены привычно и невозмутимо принимали удары снежных вихрей, и также привычно ожесточенно бил в них ветер. Спор длящийся уже вечность, и какое дело спорящим до мимолетной возни живых существ у них под ногами.
Из-за каменного уступа, пробив собой кутерьму снежных вихрей, в затишье каменного кармана ввалилась облепленная снегом фигура. Устало опершись на длинный посох, постояла. Из-под низко надвинутого капюшона вырывалось тяжелое, усталое дыхание, сразу превращающееся в облако пара. Постояв несколько мгновений, путник, всем телом встряхнувшись, сбил с себя большую часть снега. Длинный, темный плащ, на спине плетеный из прутьев высокий короб, несколько сумок на широком поясе и посох в руке.
— Пожалуй, мне надо поспать.
Невнятно проворчал путник на общем языке и, еще раз встряхнувшись, неторопливо тронулся вдоль каменного гребня.
— Интересно, здесь всегда так холодно?
Обходя очередной обломок, он замер, мягким движением перехватив посох другой рукой и направив его вперед. Под нависавшим каменным козырьком, в выемке стены сидели, плотно прижавшись друг к другу, несколько фигур.
Путник, замерев на несколько секунд, медленно повел головой. Опустив посох к ноге, выпрямился и, потянувшись рукой, стянул повязку закрывавшую его лицо. Принюхавшись, он уже неторопливо стянул с головы капюшон.
— Мертвые, орки.
Сказавший это был и сам орком, или по крайней мере он себя им считал. Молодой воин, невысокого по человеческим меркам роста. Тяжелая, теплая одежда скрывала его фигуру. Лицо его не несло на себе клановых татуировок или шрамов, да и принадлежность к этому племени была не очень явна и заметна. Вытянутое лицо, прямые губы, почти незаметные верхние клыки, кожа странного, сероватого оттенка. В отличие от обычных орков нос не был приплюснут и широк, а был прямым. Длинные, темные, прямые волосы, стянутые на затылке в хвост. Остроконечные уши. Немного раскосые глаза, их цвет было трудно понять. От правой стороны рта и почти до уха по щеке тянулся большой рваный шрам.
Несколько мелких шрамов в разных местах пересекали его лицо. Рука с хорошо развитыми когтями, крепко и привычно сжимала почти двухметровый посох.
— Мертвые, потому и не почуял.
Незнакомец привычно общался сам с собой, спрашивая и отвечая. Подойдя ближе, он присел напротив крайнего мертвеца и внимательно его осмотрел.
Невысокий, обычный рабочий орк, почти голый. Вся одежда из набедренной повязки и короткого жилета, сплетенного из растительных волокон. При жизни он попытался закутаться в тростниковый плащ. Его широко открытые глаза невидяще смотрели на путника, на лице застыло выражение отчаянья и злобы. Рядом с ним сидело еще пятеро других орков, тоже, видимо, пытавшихся сохранить тепло вместе.
— Что ж вы такие тощие-то? И как вас сюда вынесло таких раздетых?
Потянувшись рукой, он дотронулся до щеки мертвеца.
— При таком холоде, дня два как мертвы. Странно все. Но потом, все потом.
Со стоном выпрямившись, он отошел на пару шагов дальше и огляделся. Рядом с крайним от него покойником валялось несколько веревок и стояли прислоненные к стене сани. Подойдя, он внимательно и с интересом их осмотрел. Два изогнутых сука сосны вместо полозьев и сплетенный из ивы кузов. Сделано без гвоздей.
— Почему не сожгли? Где еда, вода, оружие? Непонятно.
Стянув со спины короб, поставил его на камень. Открыв, стал копаться в нем.
— Я думаю, что вы не против, если я тут у вас остановлюсь?
Отвязав от короба свернутую циновку, постелил ее у стены, поставил короб к стене, вытащил из него узелок. Рядом у стены поставил посох. Из-под плаща вытащил из ножен немного изогнутый клинок из темной стали в два локтя длиной и сел на циновку, опираясь на короб спиной. Положив клинок на колени, развязал узелок.
— Пара горстей сушеного мяса. Но на сегодня хватит.
Расстегнув плащ на груди, достал кожаную фляжку, потряс ее, прислушиваясь. Одна треть. И это на сегодня. Разгрызая твердое мясо и, запивая из фляжки травяным настоем, еще раз покосился на соседей.
— Угораздило вас. Раздетыми и без огня. А я как? Я на сегодня сыт, проснусь, будем думать.
Закинув в рот последний кусочек, засунув обратно фляжку, устроился поудобнее. Потрогал посох. Накинул капюшон и, уложив поудобнее клинок на коленях, опустил голову.
— Вы тоже поспите.
Сон.
Сырые, темные коридоры подземелья, в стенах по обе стороны провалы пещер, закрытые решетками. Звуки и запахи большого количества спящих существ. Выкрики, стоны, невнятное бормотание, гулкое эхо разносит их по подземелью, искажая, усиливая и возвращая эхом. Он осторожно крадется вдоль стены. Громадная фигура стража, закрывающая почти весь проход. Смутная череда лиц, знакомых и уже забытых. И огромные черные глаза на белом, вытянутом лице, грива грязных, спутанных, когда-то белых волос. Голос зовущий, он не в силах ему противостоять. Белые, огромные руки, смыкающиеся на его горле и тянущие к этим бездонным черным провалам безумных глаз. Он извивается, пытаясь вырваться, пробует разомкнуть пальцы, сжимающие его горло, все тщетно. Его тянут к этим глазам, в глазах темнеет, он задыхается. Они все ближе и ближе. И голос.
— Умри.
Все опрокидывается, он падает в пустоту.
Дернувшись, открыл глаза. Сон, опять этот сон.
Пошевелив руками, понял, как он замерз. Стиснув зубы, заставил себя встать. За грядой все также выл ветер, также стояла непроглядная мгла. С трудом засунув окоченевшими руками в ножны свой клинок, взял посох. Утренняя разминка начиналась трудно. Шипя и порыкивая, с трудом стал отрабатывать свой ежедневный комплекс упражнений. Постепенно разогреваясь и, чем дальше, тем больше показывая свою сноровку. Зрителями были все так же неподвижно сидевшие мертвецы. Он совсем перестал на них обращать внимание, увлеченно ведя бой с тенью. Более заинтересованный, а главное живой зритель, мог бы заметить, что учили его на совесть, и навыки у него достаточно высокие. Закончив занятие и наконец согревшись, повернулся к своей ноше.
— Посмотрим, что у нас есть.
Старательно перекопав свой короб, на самом дне нашел завалявшуюся вяленую рыбку размером с его ладонь и в мешочках из-под крупы собрал горсть разномастной смеси.
— Мог и ничего не найти.
Пожав плечами, осмотрелся.
— Огонь, нужен огонь.
Осмотрев сани, решил их оставить. Покрутил веревки и тоже бросил. Вздохнув, подошел к оркам.
Растащив их окоченевшие тела, внимательно осмотрел каждого. Все найденное собрал на одну циновку, искусно сплетенную из тростника. Все остальные и накидки также собрал в кучу. Сел перед кучкой вещей и задумчиво начал копаться в них, отбрасывая ненужное и откладывая интересное. Разбор трофеев закончился быстро за малым количеством оных.
Ничего похожего на еду не нашел, не очень-то этому и удивившись. А вот найденные ножи его заинтересовали. Сначала количеством, их было всего три. Затем материалом, два костяных и один каменный. Все они были грубо выполнены и сильно поношены. Кроме них все остальное были хламом и мусором. Одна костяная иголка и моток грубых ниток, несколько палочек для розжига, немного тряпок из травы и обрывков веревок и все.
Задумчиво похмыкав, он выбрал из циновок самые рваные и, достав огниво, разжег огонь. Подтащил сани и прикрыл ими огонь от редко, но залетающих порывов ветра. Достав из короба небольшую треногу и котелок, набив его снегом, подвесил над огнем.
Посидел несколько минут, задумчиво подкладывая в огонь щепки. Поднявшись, направился к лежащим телам. Подтянув ближе, на свет, начал внимательно осматривать тела. С большим трудом разгибал закоченевшие руки и ладони, открывал и заглядывал в рот. Осматривал тело, давил на живот. Подкидывая обрывки в костер, попутно засыпал в котел крупу. Подтащил одно тело ближе к костру. Дождавшись, пока оно немного оттает, провел еще один осмотр. Задумчиво постоял над телом, достал нож и, еще раз подумав, оттащил мертвого обратно.
Сев с котелком, достав металлическую ложку, стал есть.
— Орки, несомненно орки. Обычные рабочие. Но… мелкие какие. Даже на рабочего орка не тянут ни по росту, ни тем более по весу. И главное, не дефект, просто недокормленные. Судя по всему с сосунка. Да и потом питались плохо, всякой дрянью. Зубы почти стерты. Хотя по возрасту только один зрелый, еще пара молодые самцы. И щенки. Этих-то куда потащили? По лапам не понять, чем они занимались. Боевых ранений на телах нет, но били их часто. Просто били.
Ткань на них какое-то корье. Или трава. Ни кусочка металла. Совсем. Куда же вы шли? Если мне навстречу, то с таким снаряжением ни одного шанса у вас не было. Оружие?
— Да, это оружием и назвать-то нельзя.
Покрутив в руках ножи, сунул их в короб.
— А главное, замерзали, но никому и в голову не пришло сжечь что. Глупость или бережливость. Непонятно с ними все.
Набив еще раз котелок снегом, повесил его над огнем.
— Пойти посмотреть по сторонам?
Подкинув в огонь еще кусок циновки, взяв посох, пошел вдоль гряды.
— А это у нас что?
Из-за камня торчали несколько тонких жердин, каждая толщиной с руку и длиной локтей пять.
— Дрова, и они замерзли?
Вытащив их внимательно осмотрел.
— Копья, стволы затерты. Часто пользовались. Концы обожжены. Это оружие?
Взяв все в охапку, отнес их к костру. Засыпал в кипящий котелок горсть сушеных трав из короба.
— Замерзли, но оружие не сожгли. Так кого-то боялись? Тогда зачем отнесли от себя?
Поднявшись, подошел к телу сидевшего у стены старшего орка. Посидел перед ним, вглядываясь в мертвые глаза.
— Что же у вас такое случилось-то?
Внимательно вглядываясь в его лицо, он неожиданно даже для себя произнес.
— Ты оружие отнес, дабы соблазна не было. А умирая, дал шанс вам всем стать воинами в чертогах Темного, когда Владыка позовет нас на последнюю битву. Я понял тебя.
Встав, коротко поклонился. Достал нож. И чиркнув себя по ладони протянув руку, капнул несколько раз перед лицом умершего.
— Прими ее как дар от собрата по строю. Когда нас позовут, хочу увидеть тебя рядом.
Ему показалось, что метель ненадолго утихла, и в тишине послышался вздох.
Следующее утро его разбудило тишиной. Подняв голову, он потянул из-под рукава клинок и замер, прислушиваясь. Тишина. Полная тишина. Сквозь кузов саней лучи света падали ему на колени. Поднявшись, увидел яркую белизну лежащего снега. Буран закончился.
Выйдя из-под гребня, он забрался на торчащий из снега скальный выступ и осмотрелся. Сзади и по обеим сторонам поднималась стена Дымных гор. Перед ним было ущелье Костяное. Засыпанное сверкающим под лучами солнца снегом, оно было даже красиво. Безоблачное небо, и дальше сам пролом, за ним в дымке за дальностью еле видна у горизонта уже другая земля.
Быстро спустившись, он перевернул сани и уложил свои вещи. Увязав их, встал сзади, готовясь двигаться. Повернув голову, он посмотрел на небольшой холм из обломков скалы. Во все стороны из могилы торчали деревянные копья. Вчера до вечера он собирал под грядой обломки и укладывал эту могилу. Качнув головой, толкнул сани и, встав на полозья, тронулся в сторону выхода из ущелья.
Путь занял весь день. Только ближе к вечеру он приблизился к пролому и остановился осмотреться. Прямо перед ним вниз спускался длинный язык снега. Он доходил до редколесья предгорья, сливаясь внизу с руслом реки. Ущелье чем дальше, тем больше понижалось, становясь все шире и сильнее зеленея. По нему текла извилистым руслом река, становясь все шире от стекающих в нее ручьев, блестевших через густеющий подлесок Присев на сани, он стянул капюшон, вглядываясь в даль, втягивал воздух, теплый воздух поднимавшийся снизу и несущий запахи воды и леса.
Его уши уловили приближающиеся звуки, он потянулся к посоху, еще сильнее принюхиваясь. Ухватив посох, нырнул за сани и замер. Из-за скалы на него выходили рогатые животные. По одному они осторожно спускались на снег, направляясь на другую сторону разлома. Остановившись, идущий первым крупный самец, стал принюхиваться с интересом и опаской разглядывая новое препятствие. Орк замер, даже сдерживая дыхание.
— Каменные бараны, настоящие каменные бараны! И как вовремя-то.
Не заметив опасности, вожак тронулся вперед. Остальные двинулись за ним. Подойдя ближе, вожак остановился, принюхиваясь. Орк, одним прыжком запрыгнув на сани, уже в прыжке хлопнул по посоху. С металлическим звоном, из основания посоха выскочило лезвие, длиною с локоть и орк, громко выдохнув, послал уже копье в полет. После чего головой вперед рухнул за сани. Кувыркнувшись и встав на ноги, выхватил клинок и рывком прижался к саням. Очень вовремя, сильный удар едва не опрокинул их. Навалившись, шипя от напряжения, он едва удержал их. Мимо пронеслись бараны, в несколько секунд достигнув противоположной стороны пролома. Добежав, они лихо запрыгали по скале, мастерски находя опору на камне.
Орк, выдержав еще три удара по саням, выглянул из-за них. С другой стороны, по залитому кровью снегу пятился вожак. Мотая головой, роняя капли крови на снег, он уже неуверенно отходил назад, набирая расстояние для очередного удара. Посох выпал из раны, и баран щедро залил снег своей кровью.
Орк встал и вышел ему на встречу.
— Настоящий каменный баран. А он больше, чем в книге.
Животное захрипело. И начало валиться вперед, но удержалось. Вожак постоял, пытаясь уже гаснущими глазами разглядеть врага. И уже не видя, а просто чувствуя, шатаясь, пошел на него. Орк, стоя на месте, ждал его и, подпустив ближе, сделав шаг в сторону, клинком ударил в бок. Баран рухнул на подломившиеся передние ноги, выдохнул и повалился на бок.
— Вот и все.
Наклонившись, орк с интересом посмотрел на свою добычу.
— И правда, раненый не бежит, а бьется до смерти. Что еще окажется правдой?