24 июля и без того шумный и колоритный Осака словно взрывается, пронизанный от центра и до самого отдаленного уголка грохотом хлопушек и шутих, освещенный гроздьями разноцветных фейерверков и наполненный голубым дымом, плывущим из курильниц. На улицах собираются толпы народа, грохочут барабаны и звучат флейты, слышатся мерные, рокочущие удары гонга. Возле храмов и в руках людей, гуляющих по набережным, — тысячи бумажных фонарей. Наступил один из трех самых больших в стране праздников — Тэндзин-мацури. Каждый из них связан с породившим его городом: Гийон-мацури — фестиваль гейш в Киото, Санно-мацури — праздник Санно в Токио, Тэндзин-мацури — в Осака. В храме Тэммангу, расположенном в парке Наканосима, хранятся огромные переносные храмы, поставленные на тяжелые деревянные носилки.
Один из торжественных праздников в Осака — храмовой фестиваль в Ситэннодзи. Современный Ситэннодзи расположен на огромной территории (девять с половиной гектаров) в густом зеленом парке. В эти дни комплекс преображается. Здесь разыгрываются красочные представления, впитавшие поэтичность старых легенд и сказаний и воссоздающие для потомков облик древнего сооружения. Подобные фестивали проводятся не только в этом храме. В Японии немало крупных храмовых сооружений имеют особые даты, нередко считающиеся днями национальных фестивалей. Таковы фестивали мавзолейного комплекса Токугава в Никко, храма Асакуса в Токио, нескольких храмов в Киото и множество других. Конечно, немалое значение имеет здесь и правительственная политика, содействующая вопреки конституции, отделившей церковь от государства, насаждению разнообразных культов и восстановлению традиций, культивирующих национализм, а также политика самих храмов, всемерно привлекающих молодежь. Однако следует заметить, что в последнее время религиозный смысл церемонии для огромного количества участников и зрителей явно отодвинулся на второй план перед колоритной торжественностью представления, красочной театральностью, ощущением праздничной атмосферы, дающей определенную разрядку постоянно пребывающему в состоянии деловой активности и напряжения японцу.
Доядоя — одно из ярких празднеств Ситэннодзи — связано с началом года. Вообще первый месяц года для японца полон хлопот по организации и участию в разнообразных храмовых представлениях. Но это вовсе не значит, что японец весьма религиозен. Ветви деревьев вблизи храма, сплошь увешанные узкими полосками бумаги с просьбами к богам, — всего лишь дань стародавней традиции, попытка заручиться «помощью» (а вдруг в самом деле поможет!) различных божеств, попытка, свидетельствующая скорее о внесении в такую специфическую сферу своеобразного утилитарного отношения, чем о фанатичной приверженности японца к религиозным церемониям.
Для жителей Японии наиболее посещаемыми в первые дни Нового года становятся такие храмы, как, например, осакский Имамия Эбису. Известно, что главное божество этого храма помогает в деловых начинаниях и способствует удаче. Преуспевание — вот о чем мечтает каждый член капиталистического общества, и тысячи японцев возносят молитвы и в Ситэннодзи, и в Имамия Эбису. Они участвуют в январской процессии Хоэкаго. В этот день богиню счастья и удачи в белых одеждах торжественно несут через весь город.
Новый год для Ситэннодзи начинается с того, что в течение двух недель соблюдается ритуал сюсёё для «обеспечения» плодородия и высокого урожая. Четырнадцатого января сюсёё завершается шумным торжеством в честь божества, покровительствующего жатве. В одном из помещений храма — Рокудзидо, возле центрального столба, две группы полуобнаженных юношей пытаются перетянуть противоположную шеренгу на свою сторону. Считается, что выигравшие будут обеспечены «урожаем» на ниве самых разнообразных дел.
Самая яркая церемония в Ситэннодзи — это буддийская служба, называемая «Осёрай». В этот день (22 апреля) отмечается кончина принца Сётоку Тайси, легендарного основателя храма. Из многих храмовых фестивалей Осака «Осёрай» наиболее интересна. Только 22 апреля можно увидеть настоящее представление древней синтоистской религиозной мистерии, наблюдать танцы старого императорского двора, услышать древнюю инструментальную классическую музыку гагаку, которая так редко звучит в современной Японии.
Вслед за низким, раскатистым, медлительно плывущим ударом гонга на небольшую площадь перед одним из храмов, словно отделенную от шумного, грохочущего Осака не глухой стеной деревьев, а шеренгами веков, спокойно и значительно вступает сама древняя Япония. Над голубой черепицей наискось летят по ветру привязанные к колоннам цветные фонари. На четырех высоких шестах застыли огромные, правильной формы шары, ярко-красная рыхлая поверхность которых создана головками плотно прижатых друг к другу бумажных гвоздик. Из шаров во все стороны торчат многометровые шесты с нанизанными на них соединениями цветов. Под этими четырьмя шестами — кагура бутай («квадратная площадка»), огороженная низкими красными перилами и покрытая голубым пышным ковром, в котором тонет нога танцоров. Это и есть подмостки для представления мистерии.
Первое, что предстает глазам зрителя, — древние мистерии кагура. Пышное, торжественное действо кагура относится к самым древним театральным представлениям, сложившимся у японцев на основе магического ритуала солнечного культа. В древности мистерии кагура были обязательной частью синтоистских храмовых празднеств — мацури, причем совершенно закономерным являлось органическое соединение музыки и танца, сопровождение танца голосом или инструментом.
В VII–VIII вв. гагаку была обязательным фоном многочисленных богослужений в буддийских храмах и украшением торжественных придворных церемоний. Сейчас гагаку, за исключением отдельных храмовых представлений, используется очень редко. В 1968 г. она прозвучала при торжественном открытии императорского дворца в Токио.
Красочны и самобытны мацури в Осака. К тому же они выявляют одну из характерных традиционных черт японского национального быта — умение японца ценить кратковременный отдых, скрашивать свои будни, находя в наполненной трудом жизни место для разнообразных торжеств. Эту сложившуюся в глубокой древности традицию не сумел смыть и бурный темп предельно насыщенной, рассчитанной по минутам жизни сегодняшней урбанизированной Японии.
Среди множества мацури — торжественных национальных фестивалей, в которых порой участвуют тысячи людей, приезжающих в Осака с разных концов страны, и более скромных, камерных — немало праздников, посвященных детям.
Общеизвестна огромная любовь японцев к детям. Она связана не только с традиционным культом предков, ведь в представлении японца дети — продолжение жизни родителей и память о них (они принимают от своих родителей передающееся из поколения в поколение почитание изначального, общеяпонского и своего конкретного предка). В любви, которой окружают детей в семье (особенно трудовой), настойчиво видно желание дать ребенку на пороге ожидающей его, как правило, нелегкой жизни более или менее безоблачное детство, по возможности украсить краткость этого срока радостью и всевозмежнейшими удовольствиями.
Рождение ребенка — большое событие в семье, и оно обставляется разнообразными церемониями. Во времена средневековья существовали четыре церемонии, следовавшие сразу после рождения малыша и отмечавшие его приход в мир: вечер первого, третьего, пятого и, наконец, седьмого дня. Из них до сих пор сохранилась лишь осития — церемония седьмого дня. Осития — важный день для новорожденного, когда его впервые показывают родственникам и друзьям. В этот день отец объявляет имя ребенка гостям. Если даже родители решили вопрос об имени раньше, то все равно впервые малыша называют им лишь в седьмой день. Мать ребенка на церемонии осития не присутствует.
Главное угощение на торжественном ужине — «красный рис», приготовленный с адзуки («красными бобами»). Это блюдо подается лишь в особо торжественных случаях. Гостей угощают также и рыбой (обязательно целой, с головой, что считается счастливым знаком), мясом и разнообразными овощами. Каждого гостя обносят сакэ. «Красным рисом» или сакэ угощают и соседей, и знакомых, чтобы они также порадовались появлению на свет нового человека и пожелали ему счастливой жизни.
Сто двадцатый день со дня рождения малыша отмечается церемонией табэ-дзомэ («еда первого раза»). Поскольку до этого новорожденный не пробовал твердой пищи, церемония табэ-дзомэ становится рубежом, когда ребенок впервые участвует вместе со взрослыми в трапезе, на которой подается обычная (лишь измельченная) для японского стола еда. Эта церемония — своего рода пожелание ребенку крепкого здоровья, быстрого роста и безбедной жизни.
Торжественная церемония предполагает обязательное наличие отдельного маленького столика для ребенка. Его накрывают так же, как и для взрослых: ставят блюда с рисом и супом, кладут хаси (палочки для еды). В Кансае и многих других провинциях приготавливается специально для этого дня канагасира (рыбное блюдо из триглы). Малышу не обязательно есть канагасира, но оно должно быть на столе. Если церемония проходит не во время сезона ловли триглы, то гостям подают сушеную триглу, которую всегда можно купить в рыбных лавках.
Стол для ребенка на церемонии табэ-дзомэ представляет весьма живописное зрелище. Если новорожденный — мальчик, то набор миниатюрных чашечек, хаси и сам столик должны быть из черного лака. Если «виновник» торжества — девочка, то чаши обязательно изнутри кроют красным лаком, а снаружи — черным. Тот же принцип соблюдается и в отношении столика — поверхность столешницы покрывают красным лаком, а бока — черным. Сейчас трудно точно выяснить, когда возникла столь точная дифференциация в оформлении различных атрибутов церемонии, но до сих пор она соблюдается весьма скрупулезно.
После того как гости садятся за накрытый стол, к ним выходит мать ребенка (в этот день она впервые участвует в семейном торжестве в честь малыша) и, низко кланяясь, благодарит пришедших за внимание, проявленное к ее сыну или дочери. Затем, взяв малыша на колени, она присаживается к маленькому столику и крошечными хаси прихватывает несколько зерен риса. Затем она кладет их ребенку в рот. Это не только первая твердая пища, но и своего рода действо: крупинки риса — это символ, залог твердости. Отныне она должна стать чертой его характера.
Когда младенцу исполняется год, то эта дата отмечается еще более торжественно, чем любая из предшествующих этому церемоний. Празднование тандзёби («дня рождения») в Японии весьма отличается от подобных торжеств в других странах. Для японца это не просто годовщина рождения, а радость за удачи в ушедшем году и надежды на счастье и успехи в будущем. Тандзёби обнаруживает прямую связь с культом предков. Если в Европе и Америке обычно «виновником» торжества считается тот, чей день рождения отмечается, то в Японии самое большое внимание в этом семейном празднике, дань почтения и любви отдаются родителям. В некоторых районах страны празднование тандзёби прекращается, если родители юбиляра уже умерли. Большим торжеством, в котором участвует вся семья, является тандзёби, посвященный детям. Однако и здесь имеется некоторое своеобразие. В этот день родственники никаких подарков малышу не делают. Тандзёби считается торжеством с более серьезными целями и задачами, чем просто веселое времяпрепровождение. Достигая следующего дня рождения, как бы поднимаясь еще на одну ступеньку невидимой возрастной лестницы, делая новый шаг на жизненном пути, ребенок все более серьезно осознает и проявляет свою любовь и благодарность родителям за заботу о нем.
Наряду с тандзёби в Осака, как и во всей Японии, каждый год 15 ноября широко отмечается ситигосан («семь-пять-три») — как бы общий день рождения всех детей, достигших трех-, пяти- и семилетнего возраста. Эта торжественная и необычайно популярная еще с токугавских времен, красочная церемония в наши дни превратилась в национальный фестиваль. В этот день дети, одетые в свои лучшие наряды, вместе с родителями отправляются в ближайший храм, чтобы поклониться удзигами или убусума — местному божеству, защитнику и хранителю семей, посещающих данный храм. Впервые новорожденного приносят «представить» этому божеству через месяц после его появления на свет: девочку — на тридцатый, а мальчика — на тридцать первый день. В торжественный ситигосан родители благодарят убусума за прошедший год и просят о протекции на будущий. Они молят божество, чтобы оно помогло их ребенку вырасти крепким и здоровым.
Несмотря на то что ситигосан — праздник детей, достигших трех, пяти и семи лет, внутри этой общей возрастной категории существует деление. Три года — рубеж одинаково серьезный для малышей обоего пола. Считается, что в три года у ребенка кончается раннее детство и начинается следующий период жизни. Пять лет — этап, особенно важный для мальчиков. В феодальной Японии, когда сын самурая достигал этого возраста, его официально вводили в состав высшего сословия. По этому поводу существовала даже специальная церемония надевания в первый день хакама (шаровар). В некоторых районах она сохранилась и по сей день.
Семь лет — наиболее важный этап из всех трех для девочек. И отмечается он чрезвычайно торжественно. В этот день первый раз девочке надевают оби на кимоно и, следовательно, первый раз взрослый женский костюм.
15 ноября в Японии еще тепло и продолжают цвести кику (хризантемы) — наиболее любимые во всех районах страны цветы. Поэтому в этот день особенно много хризантем — огромных белых и желтых, розовых и лиловых, с головками, словно утыканными шипами — длинными, иглообразными и в то же время удивительно нежными. Излюбленное украшение праздника — букеты из хризантем. Высаженные в грунт кусты хризантем с мелкими, карликовыми и огромными, мохнатыми, шарообразными цветами специально подстригают, придавая им удивительные, порой фантастические формы.
Родители стараются сделать ситигосан радостным и наиболее запоминающимся для ребенка. В храме малыш выглядит необыкновенно красочно и эффектно. Мальчики в шелковых ярких одеяниях, девочки в светлых и пестрых кимоно со сверкающим «кольцом» оби, охватывающим грудь и талию. Материал, из которого делается оби, похож на парчу. Твердый и слюдяно отсвечивающий бант подымается на спинке девочки, словно крылышки стрекозы. На праздник приглашают родственников, друзей и соседей. Они приходят на праздник с подарками для малышей. Как правило, это весьма недорогие маленькие вещицы, часто сделанные ими самими. Сам праздник тоже не предполагает больших затрат для родителей — даже малообеспеченные семьи могут позволить себе пригласить взрослых и детей. При этом главное — не угощение, а игры, танцы и всеобщее веселье.
Важно, что ребенок во время этих праздников получает первые уроки эстетики, понимания красоты окружающего мира — природы, одежды, праздничного угощения. Самое распространенное блюдо в этот день — амэ (сладкая пшеничная клейковина, своеобразные леденцы). Обычно у храмов, куда приходят семьи в ситигосан, продается множество амэ, завернутых в длинные белые, красиво декорированные мешки. Светящиеся огромные (до метра длиной) разноцветные сосульки-леденцы привлекают внимание и взрослых, и детей. Особенно нравятся всем полосатые красно-белые тонкие палочки, которые легко можно разломить и угощать друзей. Считается, что подаренные в этот день амэ весь год приносят детям счастье.
Однако самый красочный детский праздник, имеющий общенациональный характер и даже известность за границей, — это, пожалуй, хина-мацури («праздник кукол»). Его отмечают каждый год 3 марта.
Согласно документам, примерно тысячу лет назад уже существовала хина-асаби, или игра в куклы. Дети играли с двумя маленькими куклами, представляющими мужчину и женщину. Триста лет назад, в токугавский период, впервые для хина-мацури был выделен особый день. В доме стали собирать и демонстрировать разные куклы. Для такого торжества использовались бумажные, деревянные, глиняные и тряпичные куклы. Самыми древними были бумажные. Издавна повелось, что 3 марта мужчины, женщины и дети делали огромное количество бумажных кукол — они «передавали» им свои несчастья и болезни, а затем бросали кукол в ближайший пруд, ручей или реку. Участвующие в церемонии верили, что таким образом уничтожается и разнообразное зло, присутствующее в жизни. Для хина-мацури бумажные куклы обычно делались во весь рост, и назывались они тати-бина («стоящая кукла»). Глиняные куклы впервые появились в деревнях. И глиняные, и деревянные, красиво раскрашенные куклы имели очень широкое распространение.
Первоначально кукольный мацури считался просто сезонным событием и отмечался прежде всего в крестьянских семьях. Это было приятное времяпрепровождение на воздухе, когда наступали теплые весенние дни и выдавалось короткое свободное время до наступления полевых работ.
Когда же в стране был принят солнечный календарь, то сроки хина-мацури передвинулись почти на месяц назад. Поскольку эти дни приходятся на довольно холодное время года, то праздник переместился в дом. Так появилась ступенчатая полка, на которую на всеобщее обозрение выставляли кукол.
В токугавский период на широкие «ступеньки» полок-выставок впервые «пришли» торжественно-неприступные дайри-бина. Эти дорогие, разодетые куклы, отражающие жизнь и обычаи императорского двора, — придворные дамы и кавалеры — имелись далеко не в каждом, даже городском доме, не говоря уже о крестьянском. Только богатые семьи позволяли себе иметь такие куклы. Поскольку куклы выглядели как дорогие произведения искусства, они могли украшать интерьер не только 3 марта, но и в течение года. При этом во время хина-мацури они ставились вперемежку с древними глиняными и деревянными куклами.
Тот же принцип подбора кукол, разных по своему тематическому происхождению и времени изготовления, сохраняется и до сих пор. На полке-выставке в середине комнаты торжественно располагают самых разных кукол. Тут можно найти и дайри-бина, сверкающие парчой и ниспадающими до пола пестрыми одеждами придворные куклы, и бумажные тати-бина, яркие, выразительные глиняные, точеные, деревянные, однотонные и раскрашенные и, наконец, множество современных кукол. Последние изображают актеров и актрис, знаменитых игроков в бейсбол, киногероев и т. д. Единственное, нерушимо соблюдающееся с далекого средневековья условие: куклы должны быть обязательно представлены парой, справа стоит мужчина, слева — женщина.
Возможно и нечетное число — самый малый набор для хина-мацури должен включать не менее пятнадцати кукол — две дайри-бина, три кандзё (дама, приглашающаяся на приемы), пять музыкантов, два или три солдата. На самой нижней ступеньке помещаются миниатюрные чаши и блюда с едой для кукол. В последние десятилетия на полке-пирамиде рядом с куклами или на предпоследней ее ступеньке стали появляться ину-харико (маленькие туалетные коробочки в форме собачки). Ину-харико ведут свое происхождение с давних времен от ину-бако, когда двух собачек-коробочек дарили невесте как символы здоровья и вечной бодрости. Наряду с символическим назначением ипу-харико имели и практический смысл: туловище собачки было хранилищем для разнообразной косметики — пудры, карандаша для бровей и т. д.
В современной жизни ину-харико сохранили и то, и другое свое назначение — это нередко и произведение искусства (так безупречно и художественно оно выполнено, несмотря на очевидную утилитарность), и символ, пожелание здоровья. Когда ину-харико появляются на полке в день хина-мацури, они представляют собой наглядную иллюстрацию к известному в Японии изречению, обращенному к ребенку: «Будь, как щенок, здоровым и активным».
Хина-мацури — один из очень немногих праздников в Японии, когда маленькие девочки выступают хозяйками своего торжества. В этот день они могут пригласить своих друзей, готовить вместе с ними сладкую пищу для кукол и угощать их. Родители разрешают им по такому случаю выпить немного слабого сладкого вина — сиро-дзакэ.
Но проходит день 3 марта, и торжественная, пестрая пирамида из кукол разбирается. Кукол, миниатюрную посуду и дайри-бина аккуратно и заботливо укладывают в коробки до следующего года. В некоторых семьях имеются куклы, чей возраст насчитывает несколько столетий. Они передавались из поколения в поколение и представляют огромную ценность. Нередко невеста в день свадьбы приносит в дом будущего супруга свою любимую куклу, ту, что знакома с детства и украшала торжественную полку-выставку в день хина-мацури. Хина-мацури любим в Японии и детьми, и взрослыми.
Наряду с национальными, общегосударственными праздниками в Японии существует много местных. Они отмечаются только в определенных районах, городах и селениях страны. Если национальных праздников, отмечающихся по всей стране, двенадцать, то местных — великое множество. При этом праздники, посвященные наиболее известным богам-покровителям (моря, торговли, любви и т. д.), отмечаются во многих храмах страны. Несмотря на то что в основе своей они сходны, имеют общий «сценарий», торжественное действо праздника может иногда весьма существенно отличаться за счет изобилия деталей, отражающих специфику местных условий.
В праздниках, характерных только для данного района или даже храма, всегда налицо глубокое своеобразие и неповторимая красочность. К таким торжествам в Осака относится ежегодно проводимый 23 ноября мацури Сукуна-хикона-дзиндзя. По преданию, храм Сукуна-хикона обязан своим возникновением случаю. Однажды местный аптекарь вылечил от тяжелой болезни оказавшегося проездом в 1722 г. в Осака сёгуна Токугава Ёсимунэ. После этого благодарный и потрясенный чудодейственными средствами народной медицины сёгун стал покровительствовать фармацевтам и лекарям, особенно осакским, спасшим его от смерти.
Но для того чтобы иметь и постоянного бога-покровителя, аптекари Осака в 1780 г. основали храм в честь сына бога-творца Мусуби но ками, который в традиционной японской мифологии известен и почитается как покровитель медицины. Таким образом сын бога — Сукуна-хикона но микото стал божеством. С тех пор у осакских аптекарей появился постоянный бог-покровитель, которому поклоняются прихожане этого храма.
Наиболее торжественным и красочным Сукуна-хикона-дзиндзя становится в день храмового фестиваля — 23 ноября. К началу праздника в Осака съезжаются со всего Кинки множество людей, желающих присутствовать на этом редком, даже при обилии подобных праздников в Японии, торжестве. Кульминационный момент праздника, ритуал которого за длительный период существования претерпел значительную трансформацию, — вынос священного паланкина со статуями Сукуна-хикона и сопровождающих его божеств. Привлекают всеобщее внимание священные носилки микоси. Они покрыты красным лаком и позолотой и богато декорированы резьбой по дереву и храмовыми атрибутами.
Однако не меньшее внимание уделено устроителями мацури другому символическому защитнику прихожан — тора (тигру). Яркое, сделанное из папье-маше изображение этого животного украшает и храмовой интерьер, и микоси. В то же время тора — талисман, который здесь можно купить на счастье. Тора — символ мужества, отваги и крепкого здоровья. Согласно древнему поверью, тигр обладает магической способностью оберегать человека от злых духов и страшных снов. Поэтому шествие с торжественными позолоченными микоси, звоном колокольчиков и рассыпной дробью маленьких цуцуми (барабанов), множеством участников в ярких одеждах выглядит красочным театрализованным представлением и собирает огромное количество людей. В руках у участников торжественного шествия и многих зрителей зеленые ветки с прикрепленными к ним талисманами — изображениями тигра.