Скользнул к террасе, прыгнул, успевает
Понять, что это все октябрьский тихий вечер,
И, дом обвив, мгновенно засыпает.
16 октября 1941 года
— Так и крестили Дионисием, аккурат сегодня тезоименитство [1]. Знакомы, что ли? — спросил мужчина, подгоняя впереди себя своего пленного, стонущего от боли в выворачиваемой руке.
— Так вчера вечером, на Питерской, — сказал Андрей.
— Точно, было дело, признал. Ну вот, голубчик, ложись вот тут, — он толкнул своего пленника на асфальт возле «эмки» и тот, потеряв равновесие, въехал лицом в переднее колесо. — Мародеры, судя по всему. Сейчас, котомку их принесу, там под деревом осталась.
— Кто это? — спросил Михаил, когда незваный помощник пошел в сквер.
— Вчера вечером подвозил, Степаныч, хороший дядька, — ответил Андрей.
— Ну вот и пожитки этих охламонов, — Степаныч вернулся буквально через минуту, неся в вытянутой руке, будто не хотел испачкаться, завязанный солдатский сидор, который он бросил возле лежащего без малейшей попытки освободиться бандита. — Значит, довелось свидеться еще раз, Андрей. Добрый знак, хорошего человека вот так встретить, не гадая. А еще говорят, что Москва большая. Ну, здравствуй! — и он протянул Андрею руку.
— Здравствуйте, Степаныч. И я рад встрече. Познакомьтесь, это вот брат мой, Михаил, а это, — он повернулся в сторону вылезающего с кряхтением из машины художника, — Егор, наш товарищ.
— Здравствуйте, — пожал всем руку Степаныч. — А тут вот какое дело: застрял я на Энтузиастов, аккурат после моста. Ехали мы туда половину дня, почитай. А там намертво встали. Люди как с ума сошли, нет, чтобы проезд освободить, машинам дальше проехать дать, а они давай на землю барахло выбрасывать, самим, значит, ехать. И начальник забежал куда-то — вот только рядом сидел, а тут смотрю — нету его, только дверь открытая. Ну, тут паника, стрельба, драка, ругань, затоптали в давке народу немеряно, там и остались, никто и не убирал, я, если честно, труханул изрядно, хоть и видеть в жизни доводилось немало. И ведь милиция, военные, все пропали, как и не было. Хоть бы кто порядок наводить начал, так нет, каждый сам за себя, чисто как звери. Еле выбрался оттуда, помяли меня там изрядно, но ушел. Гори она пропадом, машина эта, будь что будет, а там под сапоги чьи-то ложиться не хотелось, да и по мертвым ехать, не для меня это. Иду вот пешочком, домой добираюсь, а тут, извините, приспичило мне, невтерпеж совсем, я и присел там под дерево. Только наладился, а тут и этот вот, — кивнул он на лежащего, — с дружками своими, втроем, ага, подбежали, меня под кустом не видно, я и сижу тихо, один говорит, машина едет, эмка, сейчас колеса раздобудем, мешок свой бросили, да на дорогу. А я и поглядываю, чем дело кончится. Потом уже вы их пугнули, так этот за барахлом своим и прибежал. Тут уж я его и скрутил, вспомнил молодость, доводилось. Вот такие, значится, дела, — закончил он свой рассказ.
— Спасибо за помощь, Степаныч. Может, и точно, мародеры, — согласился с ним Михаил. — Давайте посмотрим, что там у них, сразу понятно станет. Андрей, посвети, пожалуйста.
Андрей осветил рюкзак и Михаил кивнул Степанычу на сидор, предлагая открыть ему, как добытчику, но тот покачал головой, с брезгливым видом отказываясь. Тогда он сам распутал веревку и распахнул горловину котомки. На поверхности лежали скомканные женские вещи, торчал кусок чего-то мехового. Михаил запустил руку в мешок и почти сразу достал маленькую шкатулочку. Он открыл ее, посмотрел внутрь и, отвернувшись, плюнул на землю, затем повернул ее, чтобы и остальные увидели, что там лежит. Среди кучки брошек и колечек лежали серьги и измятый золотой зубной протез, измазанные в чем-то почти чёрном.
Маслов, заглянув внутрь шкатулки, тут же отбежал, его начало рвать.
— Говорил же, мародеры. Я эту погань нутром чую, — сказал, тоже сплюнув, Степаныч. — Ждать, значит, не стали, с ушами рвали. Позвольте, ребята, я его сам, очень уж я их не люблю. Насмотрелся в гражданскую, с ними разговор один, да и кто с ними в таком бардаке возиться будет.
Михаил кивнул одновременно с Андреем. Тот уже доставал из-за пояса наган, подобранный им возле главаря и протянул его рукоятью вперед. Степаныч взял револьвер, заглянул в барабан и слегка стукнул ногой в бок лежащего без движения бандита.
— Вставай, пойдем-ка, отойдем, а то что тут дорогу пачкать.
Тот вдруг бросился к Степанычу в ноги и, схватив его за сапог, заголосил:
— Дяденька, прости, не убивай! Прости, я не виноват, не убивай, это не я, это же Шило всё, он бабу ту завалил, дяденькаааааа!
— Иди уже, — толкнул его Степаныч, — не воняй.
От бандита и вправду сразу же сильно завоняло, но он продолжал, подвывая, умолять не убивать его. Степаныч схватил его за шиворот, оттащил к обочине и, приставив к затылку наган, выстрелил. Мародер завалился на бок и затих.
Андрей пошел посмотреть, что с главарем. Тот лежал без движения в той же позе, что и несколькими минутами раньше. Посветив фонариком ему в лицо, Андрей увидел неподвижные глаза с расширившимися зрачками. Вокруг бандита расплылась лужа крови.
— Готов, — сказал Андрей, — кровью истек. Помогите с дороги убрать.
Вдвоем с Михаилом они оттащили на обочину второго мародера.
— Далеко тебе добираться? — спросил Степаныча Михаил, когда они, стащив тело с дороги, вытирали руки ветошью.
— В Сокольники. Дойду как-нибудь потихоньку.
— Так нам по дороге почти, можно подвезти. Егор, не против? — спросил художника Михаил.
— Нет, конечно, не против? — Маслов еще не отошел от того, чему только что стал свидетелем, и говорил медленно, будто на иностранном языке, который не очень хорошо знал и потому приходилось вспоминать слова. — Сейчас только в больницу заедем и сразу отвезем.
— Садитесь, Степаныч, сзади, побудьте хоть немного пассажиром сегодня, — Андрей распахнул перед ним заднюю дверцу. — Не все же Вам за баранкой сидеть.
К больнице подъехали уже в полной темноте, без помощи художника точно заблудились бы. Машина остановилась у неприметной двери и Маслов тут же живо выбрался и подбежал к ней, бросив уже почти на бегу: «Я сейчас, пять минут!». Но дверь оказалась запертой. Егор долго стучал в нее, но никто так и не открыл. Растерянно он повернулся к машине:
— Что делать? Там есть еще вход, надо корпус объехать. А вдруг и там закрыто?
Вдруг дверь открылась и из нее вышла женщина в халате с ведрами. Маслов, воспользовавшись моментом, вбежал внутрь. Вернулся он через пару расстроенным.
— Не отпускают. Говорят, надо врача дождаться, без врача никак.
— Пойдем, Егор, сейчас и без врача попробуем справиться, показывай дорогу, — сказал Андрей и, пропустив вперед Маслова, зажег фонарик, чтобы не споткнуться на лестнице.
— Сюда, на третий этаж, — крикнул показавший неожиданную прыть взбежавший на целый лестничный пролет вперед Егор Степанович.
Поднявшись на несколько ступенек, Андрей услышал внизу хлопнувшую дверь.
— Пойду и я с вами, вдруг ты один не справишься, — услышал он голос Михаила. — Подождите меня, а то я на этой лестнице ноги поломаю.
— Не переживай, ты же в больнице, здесь сразу и помощь окажут, — успокоил его Андрей.
— Веди уже, шутник, — пробурчал Михаил, догнавший его.
Маслов ждал их на третьем этаже.
— Вот, сюда, — и открыл дверь в отделение, пропуская их.
— Куда? Посещений уже нет. Завтра приходите, товарищи, — перегородила им дорогу вставшая из-за стола, стоявшего у двери, женщина в белом халате и косынке.
— Мы хотим забрать пациентку, — начал Андрей, но медсестра его не дослушала.
— Я же сказала: завтра. Идите, идите, не до вас.
— Послушайте, — опять предпринял попытку договориться Андрей.
— Не положено. У нас тут кардиологическое отделение, а не проходной двор. Выходите, чего встали, я дверь запру, — зычно произнесла она и начала оттеснять их к выходу.
Медсестра обладала фигурой борца-тяжеловеса и гренадерским ростом, так что, наверное, считала свою задачу легко выполнимой. До двери оставался буквально шаг, когда в борьбу вступил Михаил.
— Гражданка! — он сказал это тоном, не предусматривающим отказов и уточнений. — Представьтесь.
— Медицинская сестра кардиологического отделения Морозова! — ответила та, как солдат на плацу.
— Медицинская сестра Морозова, значит. Хорошо, хорошо, — продолжил Михаил, доставая из кармана блокнот и карандаш.
Судя по побледневшему лицу медсестры, ничего хорошего она от Михаила не ждала.
— Имя и отчество, гражданка Морозова, назовите, — безразличным голосом продолжил Михаил, не отрывая взгляда от блокнота.
— Ольга... Ми... Ми... Митрофа... новна, — наконец закончила медсестра, отступив и тоже не отводя глаз от рук Михаила.
— Вы не переживайте, Ольга Митрофановна, — спокойно сказал Михаил, пряча блокнот в карман. — Всё хорошо. Пока.
Медсестра Морозова меняла цвет лица каждую секунду, ей явно не хватало воздуха.
— Так вот, гражданка, — тут Михаил опять извлек из кармана блокнот и открыл его, — ага, Морозова, конечно, как я мог забыть, Морозова, мы насчет забрать из отделения гражданку... Маслову? — спросил он Егора Степановича.
Тот утверждающе кивнул.
— В какой она палате?
Медсестра трясущимся пальцем показала направление.
— В пятой, я знаю, — Маслов пошел вперед, открывая дверь палаты. — Людочка, дорогая, я забираю тебя, собирайся.
Судя по звукам, донесшимся из палаты, жена Маслова начала собираться мгновенно. Минут через пять Егор Степанович вынес в коридор сумку, а за ним вышла его жена.
Вдруг недалеко от них открылась дверь, в коридор выбежал мужчина и крикнул:
— Сестра! Сестра Быстрее сюда! Антонову плохо!
Медсестра будто очнулась от сковавшего ее оцепенения и бросилась в палату. Андрей пошел за ней и заглянул. Морозова хлопотала возле молодого еще мужчины, который синел прямо на глазах и задыхался. На губах у него появилась розовая пена.
— Подними его срочно, что смотришь? Он же у тебя задохнется сейчас [2]! — оттеснив в сторону медсестру, Андрей поднял мужчину, прислонил его к стене. — Кресло есть?
— Есть, в коридоре стоят, — отозвался какой-то больной.
— Тащите сюда, быстрее, — скомандовал Андрей. — А ты что встала? Давление измерять кто будет? Тонометр, фонендоскоп тащи, не стой!
Секунд через двадцать Андрей уже распутывал резиновые трубки допотопного фонендоскопа, а медсестра накладывала манжетку такого же допотопного, с точки зрения Андрея, ртутного тонометра. Пока они измеряли давление, мужчины притащили кресло.
— Аккуратненько пересаживаем, простынку только подложите, а то ему долго сидеть придется. Так, давление держит, пульс сто сорок примерно, одышка около сорока. Инфаркт был? — спросил Андрей у медсестры?
— Нет, у него стенокардия, — ответила она. — Я дежурного...
— Ты пока за дежурным побежишь, лечить некого будет. Больных пошли. Морфий есть?
— Да.
— Набирай кубик морфия, физраствора до десяти, неси, быстрее. И кислород готовьте. Есть?
— Да, подушка. Но как же без врача?
— Ну хоть подушку давай. Я пока за врача буду. Быстрее, что же ты ползешь? — подогнал Андрей и без того не медлящую медсестру.
Сидя в кресле, мужчина стал дышать чуть реже, пена на губах исчезла, но лицо его оставалось бледным, а губы синими.
Морозова принесла лоток со шприцем, накрытый пеленкой.
— Вот. Только как же без врача [3]?
— Всё набрала? — не вступая в дискуссию, спросил Андрей и, увидев кивок медсестры, протянул руку. — Шприц давай. И жгут накладывай, быстрее!
Пока она накладывала жгут, Андрей успел посмотреть на шприц. Стеклянный корпус, явно не раз точеная и кривая игла [4]. Хорошо, хоть вены у больного были, как для обучения студентов: толстые и прямые и Андрей без труда попал в вену.
— Отпускай жгут, — сказал он медсестре и медленно начал вводить наркотик, время от времени останавливаясь и следя за дыханием. Минут через пять всё содержимое шприца оказалось в вене. За это время больной порозовел, успокоился, будто и не задыхался за несколько минут до этого.
— Вот и всё. Кислород сейчас давать, до утра не трогать, пусть сидя спит. Короче, занимайтесь с дежурным [5], — сказал Андрей, вставая. — Всего вам хорошего.
— А как же..., — растерянно сказала уже ему в спину медсестра, но Андрей уже вышел из палаты.
В коридоре его ждал только Михаил, художник с женой уже ушли к машине.
— Спасли? Поехали уже, а то этот день никак не закончится, похоже. А я спать хочу, зверски просто, — сказал он Андрею.
— Ты тогда за руль не садись, давай я поведу, а то заедешь еще куда.
— А я не гордый, не откажусь, — согласился с ним Михаил.
Домой, на Сокол, доехали почти без происшествий. Поток людей на улицах с наступлением темноты если и не иссяк, то стал значительно меньше. Степаныча, который за всю дорогу не проронил ни слова, высадили у его дома в Сокольниках. Выйдя из машины, он скупо всех поблагодарил и ушел, не оборачиваясь. Жена Маслова, уснувшая у мужа на плече сразу, как только села в машину, до самого дома так и не проснулась, всхрапывая время от времени,
Остановив машину у дома художника, Андрей вздохнул с облегчением, будто не верил до последнего, что эта поездка закончится.
— Ну всё, Егор, спокойной ночи. Сам машину в гараж загонишь, я надеюсь? — пожал Маслову руку на прощание Михаил.
— Да, конечно, — пробормотал сосед и вдруг плечи его затряслись от плача. — Боже, я даже не думал, что это такой ужас... Спасибо вам, я даже не знаю... Спасибо...
— Егор, иди домой, мы тут сами тогда разберемся, — сказал Михаил, понимая, что Егору сейчас не до машины.
— Не надо, я сам, попозже, — сказал Маслов, шумно сморкаясь в носовой платок.
— Забирайте его, — сказал Андрей Масловой, вспоминая, что они так и не познакомились, пока они спустились к машине, она уже спала. — Вы извините, я ведь даже не знаю Вашего имени.
— Людмила Константиновна.
— Я Андрей. Это Михаил. Что же, мы пойдем, спокойной ночи вам.
— Спасибо вам за помощь, — прощаясь, сказала она.
Дома они застали чаепитие в самом разгаре. Тамара Михайловна как раз ставила на стол розетку с вареньем. Первое, что Андрей увидел, было лицо Елены, разрумянившееся от чая. Андрея мгновенно переполнила радость от того, что он видит ее, что, наконец-то она рядом. Он вдруг осознал, что вернулся домой по-настоящему, все близкие ему люди здесь, с ним. Хотелось, чтобы так и было всегда.
Из оцепенения его вывел Михаил, толкнувший его в спину.
— Проходи, что встал? Я тоже чая хочу.
У ног уже крутился Бублик, подбежала Настя, обнимая Андрея и Михаила, Тамара Михайловна начала хлопотать, наливая им чай и спрашивая, не покормить ли их с дороги, а Андрей всё смотрел в глаза Елене, которая, также не отрывая от него взгляда, встала из-за стола и шла к нему, и секунды эти, пока она не протянула к нему руку и не дотронулась до его лица, казались ему вечностью.
— Здравствуй, — сказала она, — что же вы так долго? Уехали, я даже поговорить с тобой не успела. Вышла из ванной, а Настя говорит, что вы внезапно собрались и уехали куда-то. От тебя порохом пахнет.
_________________________________________________
[1] Дионисий Ареопагит, 16 октября и 17 января.
[2] Андрей помогает лечить отек легких, который при отсутствии помощи может привести к гибели пациента в очень короткое время.
[3] Внутривенные инъекции еще долго будут считаться врачебной манипуляцией.
[4] Ох уж эти многоразовые иглы к шприцам! Отдельной песней была их обработка, когда медсестры тратили по несколько часов на их замачивание, чистку, промывание и стерилизацию, а заодно и заточку. Не так уж и давно это счастье в нашей отчизне кончилось.
[5] Не всегда так быстро и таким минимальным набором средств, но и так бывало, что после единственной инъекции состояние при отеке легких радикально улучшалось.