Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости

Глава 20

Каждая минута — время

Для решенья и сомненья, отступленья и терзанья

24 октября 1941 года

— Стоп. Ты сказал — через четыре дня Лена и Настя уезжают? — спросил Андрей.

— Двадцать девятого утром к шести надо отвезти их на Чкаловский аэродром, в Щелково. Наверное, у Маслова машину попросить надо, это же часа в два выехать надо, на всякий случай. Да, завтра уже им надо вот в это место съездить, на документы сфотографироваться, еще там всякие формальности, — достал бумажку с адресом Михаил. — А мне завтра опять с утра с коллегами встречаться, делиться вековой мудростью, то еще развлечение...

— Погоди, Миша, со своими коллегами. Как-то всё быстро очень... Всё это казалось... будто не с нами происходит... то есть, я переживал, что с тобой фигня какая-то приключится, не получится ничего, думал о том, что придется бежать, но только вот сейчас... поверил... — немного растерянно сказал Андрей. — Ведь всё нормально, так же? Блин, это от нервов, наверное.

— От них, конечно, от нервов, ничего, пройдет. Правда, на этом хорошие новости заканчиваются. Для меня, — успокоил Михаил встрепенувшегося Андрея. — Пришлось продать душу этим засранцам. Тут я сам маху дал. Зря я ему про Лос-Аламос [1] рассказал, он после этого сразу будто точку поставил. Блин, теперь в этой сраной Америке крутись как белка в колесе. Как же, самый главный погубитель атомной бомбы, — сказал он, скорее всего, изображая начальника разведуправления. — На хрена оно мне надо?

— Знаешь, Миша, а мне кажется, ты рад такому исходу. Скажи мне, что я неправ. Ты сам себя как видишь? На ранчо где-нибудь, сидя в кресле-качалке и попивая вискарь вечером? На яхте где-нибудь на греческих островах? Да ты через неделю заскучаешь и сбежишь куда-нибудь. За месяц здесь ты только и воспрянул после Малой Грузинской, да в Арзамасе, когда чекистов развел. Ты же без работы своей скиснешь. Тебе острые ощущения как воздух нужны. Сам и рассказывал, из-за чего семья развалилась — из-за работы. Себя хоть не обманывай, «ах, зачем я согласился, ох, зачем я рассказал». Сам же, наверное, начальника подвел к решению, что, кроме тебя, никому с этим не справиться.

— Да, наверное, ты прав, Андрюха. Это я так, не всерьез. К тому же, с таким соперником не пободаться, я бы себе не простил.

— Надеюсь, что я в твои планы спасения мира не вхожу?

— Ты? Андрюха, конечно, извини, но ты для этой работы годишься меньше всего. Так что вы — в стороне. Хотя помощью твоей, надеюсь, иногда буду пользоваться.

— Нам с тобой в Тулу ехать, ты еще здесь не всё закончил, помнишь? — прервал его Андрей.

— Помню. И мы здесь всё закончим, всё у нас получится, — сказал Михаил, потирая лоб.

— Миша, ты заметил, что у тебя волосы на лбу выпадать стали? — спросил его Андрей.

— Что, правда? Да пускай выпадают, ерунда, что же мне их, назад клеить? Не в волосах красота же. В мужчине должна быть харизма.

Рассказать, в чем же заключается настоящая харизма, Михаил не успел, потому что именно в этот момент послышался звук поворачивающегося в замке ключа, открылась с легким скрипом входная дверь и они услышали голос Лены:

— Андрюша, ты здесь?

— Мы с Мишей здесь, — ответил Андрей, выходя в прихожую. — Давай пальто, — поцеловав Лену в щеку, сказал он.

— О, вы чай пьете? — обрадовалась Елена, увидев расставленные чашки и заварник. — И мне наливайте, замерзла, пока дошла.

— Присаживайся,- сказал Михаил, наливая ей чай, — разговор есть.

— Что-то случилось? — взволнованно спросила Елена, посмотрев на Андрея. — С Настей?

— Нет, не Настя, с ней всё нормально, — успокоил ее Михаил. — Тут другое. Андрей сказал, что вы обсуждали возможность отъезда. Так вот, это случится, и очень скоро. Через четыре дня, двадцать девятого, вы с Настей улетаете.

— Как? Куда? Так скоро? — растерянно спросила Елена. — А вы?

— Пока в Канаду. Мы с Андреем к вам немного позже прилетим. Не волнуйся, всё продумано, и долетите спокойно, и там вы будете ждать нас в комфортных условиях. Проблем не будет.

— Почему так, не вместе? Нет, Андрей, я без тебя не полечу никуда. Что за ерунду вы придумали? — Елену новость явно выбила из колеи и она растерянно смотрела то на Андрея, то на Михаила.

— Лена, подожди, послушай меня, — Михаил включил самый успокаивающий голос из своего арсенала. — Это не мы придумали. Таковы условия сделки. Нам пока здесь ничего не угрожает.

— Что значит «пока»? Значит, потом вам будет что-то угрожать? Нет, я так не согласна. Я сказала — вместе, значит вместе, мне эта ваша Канада сто лет не нужна! Андрюша, ну скажи хоть ты, — тут слезы ручьем полились по ее щекам и она схватила сумочку, пытаясь достать носовой платок.

Андрей налил из графина воду в стакан и дал его Лене.

— Держи. Ты пойми, это не прихоть, а необходимость. Мне это тоже не очень нравится, по другому никак не получается. Вы подождете нас там совсем немного, недели две, а мы закончим дела и прилетим, — он обнял ее за плечи и она перестала всхлипывать. — По крайней мере, там вы будете в безопасности. И войны там нет. Спокойная страна. Не то что здесь.

— Ну что ж, раз другого выхода нет, пусть так будет, вздохнув, сказала Елена и начала собирать вещи.

— Лена, берите с собой самый минимум, смену белья, на пару-тройку раз переодеться, предметы гигиены, — сказал Михаил, глядя, как она достает из шкафа здоровенный чемодан. — Самое необходимое. На месте всё купите, там всё равно ваша одежда не пригодится, они одеваются по другому. Потом еще не раз расскажем, как и что.

— А что с работой? Увольняться?

— Лена, никто ничего не должен знать и ни о чем догадываться. Ходи на работу до последнего, как ни в чем не бывало.

25 октября 1941 года

Первым из дома утром ушел Михаил. Он наскоро позавтракал, даже не допив кофе, чем вызвал осуждающий взгляд Тамары Михайловны. Столь небрежное отношение к дефицитному напитку одобрения у нее не могло получить ни при каких обстоятельствах. Впрочем, прожигающий насквозь взор эффекта не возымел, так как голова у Щербакова явно была занята чем-то другим. Пробурчав что-то вроде «Буду вечером» в ответ на её «Что ж Вы не поели ничего, Михаил Николаевич?», он ушел, даже не обратив внимания на Бублика, радостно вилявшего хвостом у двери в надежде на прогулку.

Проводив Лену на работу, Андрей погулял с псом, помог Тамаре Михайловне занести дрова, побрился, в который раз пообещав себе освоить опасную бритву, потому что тоненькие пластинки жиллета [2] критики никакой, с точки зрения Андрея, не выдерживали, и тоже начал собираться. Надо было ехать в редакцию «Красной звезды», ловить Ортенберга, так как времени оставалось всё меньше.

— Дядя Андрей, а можно, я с тобой? — спросила Настя. — Сил уже нет дома сидеть. Примерчики эти ваши я давно сделала, можешь проверить.

Примерчиками Настя называла весь тот ворох заданий, который весьма бессистемно на нее вываливали все, за исключением, разве что, Тамары Михайловны. В итоге какие-то предметы она освоила за весь шестой класс, в который она сейчас должна была ходить, а к каким-то даже не приступала.

— Можно, почему нет? — сказал Андрей. — Только там ничего интересного не ожидается. Сходим в редакцию и назад.

— Тебе неинтересно, а мне интересно. Я вот никогда в редакции не была, хоть посмотрю, как это: делать газету.

— Ладно, собирайся.

Настю, как ни странно, известие о предстоящем отъезде совсем не взволновало. С безразличным видом выслушав сообщение о том, что буквально через несколько дней они с мамой отправляются совсем в другую страну и для этого им придется пересечь океан, она только спросила, можно ли взять с собой Бублика. Как раз отрицательный ответ расстроил ее больше всего.

В редакции, как обычно, царил хаос. Кто-то куда-то бежал, не глядя по сторонам, кто-то что-то кричал, хлопали двери и стрекотали пишущие машинки.

К счастью, Ортенберг был на месте и проводил совещание. Андрей присел на стул в приемной, а Настя тут же отправилась бродить по редакции, пообещав ничего не трогать и ни к кому не приставать.

Наконец, дверь открылась и из кабинета главного редактора начали выходить люди. Андрей поднялся, готовясь войти, но увидел, как последний из выходящих остановился в дверном проеме и громко сказал, решив поставить точку в разговоре.

— Давид, если твои, как ты считаешь, умники, не знают какого-то слова, то заведи себе хоть одного, который хотя бы школу закончил! Ну что за дурь такая!

— Илья, пойми, дело даже не в том, есть такое слово или нет. Мы издаем газету для людей, которым не до греческой мифологии. Им нужны простые и понятные слова. А мифологию оставь для другого. Мы газета, Илья, не забывай [3]. Проще надо писать, проще. Всё, иди, мне работать надо, — крикнул в ответ главный редактор.

Собеседник Ортенберга хлопнул дверью, взмахнул рукой, пригладил пятерней взлохмаченные волосы и вышел из приемной. Андрей вопросительно посмотрел на секретаршу, та кивнула и он открыл дверь в кабинет.

— Ну что ты, Илья, не договорил еще? Иди уже, не мешай, — не поднимая головы, раздраженно сказал Давид Иосифович.

— Меня родители назвали Андреем, вообще-то, — сказал Андрей.

— Тьфу ты, этот Эренбург совсем замучил. Ну как можно быть таким упрямым? Постоянно забывает, что пишет не для модернистов своих, а для простых солдат. Хороший ведь писатель, но заносит его временами.

— Может, кто-то из нас останется в истории только потому, что Илья Григорьевич вспомнит, как ругался с ним, — улыбнулся Андрей, вспомнив шесть или семь томов мемуаров «Люди, годы, жизнь» Эренбурга, которые он когда-то собирался прочитать, да так и не нашел времени.

— Может, и так, — согласился с ним Ортенберг. — Что у Вас, Андрей? Мы же вроде собирались чуть позже встретиться, или я перепутал?

— Нет, Давид Иосифович, ничего Вы не перепутали. Тут такое дело. Мне нужна командировка. В Тулу. Если точнее, в Алексин. В двести тридцать восьмую дивизию. После двадцать девятого числа.

— Откуда такая точность? Вы хоть никому такого не рассказывайте, что ни слово, то военная тайна. Неприятностей не оберетесь.

— Так я же не кому угодно рассказываю, а Вам. Не буду врать, в конце месяца туда с пополнением попадет мой родственник. Кто знает, чем всё закончится, а мне его увидеть надо. Мы перед войной поссорились очень, я лишнего наговорил, обидел его, — Андрей выдумывал вдохновенно и гладко, историю эту проверить нельзя было никак. — А теперь вот узнал, что его туда распределили. Сами знаете, как оно там, может, и не придется свидеться больше. А мне потом всю жизнь мучиться, что вот так расстались по-глупому. Помириться с ним хочу. Вот такие дела. С меня пять передовиц и статья о боях под Тулой.

— Десять передовиц и две статьи, и езжай когда захочешь.

— Семь и две, — Андрей торговался «для порядка», понимая, что отдавать долг, скорее всего, не придется.

— Ладно, черт с Вами, пускай будет семь передовиц и две статьи на половину страницы. Сейчас напишу записку, оформляйте командировку.

Командировку Андрею оформили удивительно быстро, где-то через полчаса он уже забирал все нужные бумаги и шел к выходу, осматриваясь по сторонам в поисках Насти. Впрочем, нашла она его сама, выскочив откуда-то из-под лестницы.

— Ты что здесь делаешь? — строго спросил Андрей.

— Тише, не выдавайте меня, дядя Андрей, — прошептала Настя. — Скорее пойдемте отсюда, чтобы никто не видел, быстрее, а то сейчас тут такое будет...

Андрей остановился и посмотрел по сторонам. В конце коридора стоял какой-то мужчина, тряся зажатой в руке стопкой гранок и что-то рассказывал невидимому за скрывавшей его открытой дверью собеседнику.

— Твоих рук дело? Про тебя говорят? — спросил Андрей у Насти, кивнув на явно недовольного мужчину.

— Пойдем уже скорее, дядя Андрей, ну правда, влетит же, — сказала Настя. — Давай, я пойду к выходу, а ты меня закрывай сзади, только чтобы этот не увидел.

— Ну пойдем, — сказал Андрей, — что с тобой поделаешь, но не думай, что так легко отделаешься.

Когда они уже вышли на улицу и отошли от редакции в сторону Пушкинской площади, он спросил:

— Ну, и что ты там натворила, рассказывай.

— Да ничего я не натворила, дядя Андрей. Ходила я по этой редакции, все такие вежливые, всё мне рассказывали, всё показывали, очень интересно было. Ну зашла я к этому дяденьке, он сказал, что ошибки проверяет, а я сказала, что по русскому языку у меня твердая пятерка и я ему могу помочь ошибки проверять. Он смеялся сначала, а потом я взяла у него посмотреть длинный такой листочек, один всего, их же у него много, целая куча, ну, наверное, не очень ловко всё получилось и все эти листочки вдруг рассыпались, и он смеяться сразу перестал, начал топать ногами и кричать совсем не хорошие слова. Я на него не обижаюсь, он, наверное, расстроился немного, но когда он схватил такую длинную железную линейку и хотел меня поколотить ею, вот тут я на него обиделась, потому что детей бить нельзя, правда же, дядя Андрей?

29 октября 1941 года

Дни перед отъездом пролетели очень быстро. Михаил становился всё более мрачным после очередных встреч со своими коллегами, проронив как-то, что самым лучшим выходом было бы этот монастырь уничтожить, лишь бы не следовать их правилам. Лена продолжала ездить на свою работу, признавшись, что мечтает, чтобы всё уже разрешилось. Андрей занимался с Настей, пытаясь вложить в ее голову зачатки английского. Впрочем, она оказалась очень способной ученицей и уже могла если не полноценно разговаривать, то хотя бы спросить дорогу и купить в магазине продукты и одежду. С Леной он старался проводить всё свободное время, которого им всё равно было мало.

Двадцать восьмого все остались дома и после завтрака, не сговариваясь, разошлись по своим комнатам. Андрей остался и попросил Тамару Михайловну:

— Подготовьте, пожалуйста, Елене Сергеевне и Насте еды дня на два-три. Не знаю, пирожки там, мяса отварите, бутерброды, ну, Вы сами знаете, не мне советовать.

— Уезжают?

— Уезжают.

— Как же я без них? Я же привыкла к ним, уже как родные. — сказала Тамара Михайловна. — Конечно же, сейчас приготовлю всё.

Вечером Андрей пошел к Маслову забирать машину, о чем легко сговорились накануне. Художник прыгал по дому на одной ноге, опираясь на палку — сухожилие никак не хотело приходить в нормальное состояние и гараж пошла отпирать его жена Людмила.

— Знаете, Андрей, мне эта машина совсем не нравится. Она, конечно, красивая, элегантная, но просто занимает у нас в гараже место. Егор так и не научился толком на ней ездить, я не научусь никогда. Думаю вот сдать ее в армию, что ли, там от нее больше толку будет. Вы как на это смотрите?

— Хорошо смотрю, — ответил Андрей. — Каждый помогает родине как может.

— А Вы не знаете, куда обратиться с этим?

— Спросите у Никиты Борискина, он подскажет, что вам делать. Всё, я поехал, — сказал Андрей и завел двигатель. — Значит, как договорились, до завтра.

Перед выходом из дома Михаил отозвал Елену в сторону.

— Последнее напутствие. Смотри, ты девочка умная, надеюсь, повторять не придется. Вот телефон, — Михаил написал цифры на листке, который он вырвал из календаря, — в Монреале. Это адвокат, Аарон Ривкин. Он говорит по-русски. В случае чего... чего угодно, даже если тебе просто покажется что-то, привидится, неважно — звони ему. Он что-нибудь устроит. Номер сейчас запомни, нигде не записывай, никому не говори. Насте в дороге скажешь, пускай она тоже его знает. Это — ваш секретный спасательный круг.

— Миша, ты же сказал, что всё будет в порядке, — растерянно сказала Елена. — Не знаю, как мы там одни будем, чужая страна, языка не знаем...

— Говорят, там украинцев много, как-нибудь устроитесь, — с улыбкой сказал Михаил. — Украинский, конечно не русский, но разберетесь. Шучу, конечно, шучу. Хоть я и уверен, что всё будет хорошо, но никто никогда не может знать, что случится. Скорее всего, этот телефон тебе и не понадобится.

— Украинский я, кстати, знаю, — обиженно сказала Елена. — Я в Полтаве родилась и ридну мову знаю хорошо, так что этим меня не испугаешь.

— Ну и хорошо. Посидим перед дорогой и вперед.

У машины собрались все. Бублик тихо скулил, уткнувшись Насте в колени. Тамара Михайловна загрузила в багажник такое количество еды, которой точно хватило бы на пару дней, как и просил Андрей, только не Лене с Настей, а взводу солдат, и сейчас стояла возле калитки в накинутом на ночную рубашку пальто и время от времени крестила Лену и Настю.

— Ну всё, пора, — скомандовал Михаил. — Андрюха, давай, туда поведу я, а назад ты.

— Ты, Миша, как в Астрахань собрался. Тут ехать всего ничего. Садитесь, поехали, — взял он за руку Лену.

— Дядя Миша, я с тобой, на переднем сиденье поеду, — сказала Настя, усаживаясь рядом с Михаилом. — Покажешь мне, как машину водить, да и видно отсюда получше.

Андрей понимал, что Настя просто уступает ему место сзади рядом с Леной и был благодарен за эту наивную хитрость.

Заблаговременный выезд оправдал себя: дважды их останавливали патрули, так что на аэродром в Щелково они добрались всего за полчаса до назначенного срока. На въезде Михаил показал часовому бумагу, после чего они выгрузили вещи, к ним подошел военный в шинели без петлиц и молча повел их. Идти пришлось метров триста.

Самолет с уже работающим двигателем стоял возле открытого ангара.

— Это что, ДС-3 [4]? — спросил Андрей Михаила.

— Не, это Ли-2, наши же по лицензии выпускают. Всё, ждите, я сейчас

Михаил пошел к стоящим у самолета людям в летной форме, пеерговорил с ними и быстро вернулся.

— Всё, прощаемся, они только нас ждали.

Андрей обнял Лену и поцеловал ее в губы.

— Ждите, мы скоро встретимся. Люблю тебя.

— И я тебя. Ты обещал, я буду ждать, — ответила Лена и поцеловала его.

Андрей потащил в самолет вещи. Настя стояла возле самолета с Михаилом. Кто-то из членов экипажа притащил с собой два огромных тулупа.

— Вы бы облегчились, — посоветовал он, — а то лететь долго. Вон, туда, — он показал на домик в стороне от ангара.

Через несколько минут за Леной и Настей закрылась дверца, самолет медленно вырулил на взлетную полосу, разогнался, оторвался от земли и скрылся в темноте.

***

Начальнику 3-го отделения

... Государственной Безопасности...

Рапорт

... проверен круг лиц ... Малой Грузинской ... Бугаева Дарья Андреевна ... Трухачева Елена Сергеевна ... дочь, Анастасия ...

... при осмотре комнаты ... Шаболовка ... обнаружены ... отпечатки, совпадающие ... Хлебный переулок ... три комплекта ...

... меры к установлению лиц...

_________________________________

[1] Лос-Аламос, что в штате Нью-Мексико — то самое место, где американцы с 1942 года приступили к разработке своей атомной бомбы.

[2] Пластинкой тоненькой жиллета

Легко щетину спячки снять — ОЭМ, конечно же.

[3] Эренбург писал в своих мемуарах: «Пожаловаться на Ортенберга я не могу; порой он на меня сердился и все же статью печатал. Однажды он вызвал Морана (наиболее эрудированного сотрудника газеты) проверить, действительно ли существовали эринии, пожалуй, он был прав — фронтовики не обязаны были знать греческую мифологию, он протестовал также против „рептилий“, против ссылки на Тютчева, протестовал и, однако, печатал» ... В этом рассказе, уламывая Эренбурга снять из статьи «эриний», генерал вызывал, правда, не Морана (человека действительно образованного), а литературного секретаря редакции Вистенецкого, который был большим эрудитом только в глазах Давида Иосифовича, и спрашивал у него, кто такие «эринии». И с торжеством и укором говорил Эренбургу: «Видите, Илья Григорьевич, даже Вистенецкий не знает». (Л. Лазарев, «Он был на своем месте»)

[4] Дуглас DC-3 — один из самых массовых и популярных транспортных и пассажирских самолетов в истории мировой авиации.