Ошибка Белой Королевы или Кто обидел попаданку? (СИ)

Глава 9

Курапики, наш мир.

Ксюша Ковальская

Ксюша любила Курапики.

Ведь здесь были кошки… причём, в свободном доступе, честное слово, потому что не надо было тщательно проглядывать шёрстку каждой на предмет лишая или ещё какой болячки, прежде чем погладить. Здешних зверей не нужно было предварительно сканировать, вот! Это словечко она подхватила у Дикки. Он-то, кстати, и научил её особому взгляду для сканирования, магическому. Ксюша не придумывала определение наугад, просто давно поняла, что новый друг — из магического мира. Какими же ещё могут быть приёмы, которым он учит?

Об иных мирах — параллельных, альтернативных, существующих в соседнем измерении, придуманных и воплощённых в реальности могучими магами или демиургами — рассказывалось со всех сторон в книгах, фильмах, играх, даже статьях, вполне серьёзных… Конечно, Ксюша любила читать сказки для тех, кто постарше… нет, не 18+, хоть любопытства ради несколько раз заглянула в такие романы, но ничего интересного для себя в описаниях «про это» не нашла. И в дальнейшем, если уж натыкалась на сцены с приевшимися ей мурашками и плавлениями тела (вот ещё глупости-то!), непонятными «глубокими» поцелуями, во время которых героиню непременно фиксировали хватом за затылок — должно быть, чтобы не сбежала — такие страницы девочка наскоро перелистывала. Или перещёлкивала на экране, в зависимости от вида книги. Ей больше нравились моменты первого знакомства с новым миром, поведение героини, умение приспосабливаться и находить выход из безнадёжных ситуаций. Интересно же! Но самой фишкой оказалось коллекционирование способов попаданства.

Потому что — и ничего удивительного, вполне закономерно! — Ксю тоже хотелось попасть в другой мир. Правда, ненадолго. Ведь в этом оставалась мама, она без неё пропадёт. И папа, который, хоть и переменился в последнее время, и какой-то странный стал с этой чернотой в груди… но его же жалко. Навсегда застрять чёрт-те где не хотелось, даже если крутой волшебницей или ведьмой. Да, и только не принцессой! У них вечно какая-то муть завязывается с нежеланными женихами, то старыми, то властными, то старыми, властными и уродами одновременно… Зато от женихов интересно бежать, переодевшись юношей, и чтобы на какой-нибудь корабль затесаться или на войну… а ещё лучше — поступить в магическую школу. Правда, беглых принцесс всё больше заносило в Академии; но Ксю ведь не дура, соображает: какая там Академия или, скажем по-простому, ВУЗ, да без полученного заранее среднего образования? Не-е, сперва нужно школу закончить…

Но вот со среднеобразовательными магическими учреждениями в романах была просто беда. Должно быть потому, что в них не водилось ректоров, в которых полагалось влюбляться беглым героиням. Похоже, доакадемическое образование в большинстве миров проходило на домашнем уровне. Причём, можно считать, что тебе повезло, если твои родители или братья-сёстры маги и смогут взять на себя роль наставника, или хотя бы нанять преподавателя; а что делать, если ты родился с даром, но нищим простолюдином? Или крестьянином, бродягой, дикарём?

Поразмыслив над этим вопросом основательно, Ксюша сделала вывод: вот эти-то миры и не выжили. Слишком много необученных и не умеющих контролировать силу магов — это, должно быть, как бомба вроде атомной. Критическая масса неуправляемой магии накапливается — и бабах! Мира нет. А значит, и писать о нём нечего и некому.

Как-то так.

В общем, заглянуть в иной мир, полный чудес и магии, очень хотелось. Особенно туда, где развита целительская магия и по определению нет больничных коек, просто из-за ненадобности.

Поэтому, когда однажды её мобильник не просто завибрировал, а засветился…

Впрочем, не однажды, а прошлой весной, когда баба Люба увезла их с мамой сюда, в Курапики. Лечиться.

Уже на третий день бабушкиных компрессов и пития приятных, хоть и с горчинкой, травяных эликсиров Ксюше стало настолько лучше, что мама, сама ещё бледная и худющая после своей операции, наконец, успокоилась и разрешила себе поспать нормально, в кровати, а не в кресле. И поесть перед этим нормально, не на бегу. Ксюше спать не хотелось, она выспалась на год вперёд, и теперь просто с удовольствием полулежала в кресле-качалке на тёплой веранде, под вязаным пледом, под лучами весеннего солнца, так и прущими из квадратов расстекловки огромного углового окна. Бездумно наслаждалась тишиной, покоем, тем, что ничего не болит, не свербит… самим осознанием, что скоро, наконец, можно будет жить, как раньше: без уколов, перевязок, диет. Останутся в прошлом медсестры с профессионально-равнодушными глазами, лгущие, что больно не будет… неправда, живому человеку всегда больно, если иглой в него тыкать! Холод больничных коек. Страшные болячки соседей по палате. Брезгливость в глазах дежурно навещавших её одноклассников… да что там одноклассников: ей до сих пор не забыть, как классная руководительница, едва выйдя из палаты, судорожно принялась протирать руки салфетками. Стекло в дверях, хоть и матовое, с морозным узором, но если кто-то стоит прямо за ним — по движениям нетрудно угадать, чем человек занимается…

Ксюша до сих пор помнит, как от неё отшатывались. Поэтому всем сердцем полюбила учёбу на удалёнке.

…А тогда, год назад, в первый день настоящего покоя и обретения веры, что всё, наконец, будет хорошо… свершилось чудо, такое же великое, как чудо исцеления. На её коленях, покрытых пледом, завибрировал давно уже молчащий телефон. И это само по себе казалось странным, поскольку звонить по нему было некому. Папа пропал в очередном рейсе, мама заснула, наконец, а друзья…

Номера друзей и одноклассников Ксю, как-то разозлившись на весь мир, посмевший быть здоровым и жить, как ни в чём не бывало, когда ей так плохо — вычистила из адресной книги навсегда. Решив, что больше ей никто не нужен, раз уж и она им не нужна, такая страшная и «заразная». И ведь с той поры ей и впрямь никто не звонил, даже сообщения не прислал.

А сейчас телефон ожил.

Мало того: с экрана — это при затёртом-то под горячую руку Скайпе! — с любопытством глянул на Ксюшу незнакомый мальчишка. Одетый парадно, как какой-нибудь юный лорд, правда, взъерошенный и чумазый, что огородное пугало: весь в копоти или в саже. Зеленоглазый. Веснушчатый. Рыжий, как тёплый янтарь.

Он вытаращил глаза и что-то весело проорал на английском.

От изумления Ксю разинула рот. А экран мобильника вдруг пошёл рябью, как вода он брошенного камня, и с небольшой заминкой выдал:

— Привет! Откуда ты взялась?

***

Самым потрясающим в новом друге оказалось даже не дворянство и графский титул, пусть и «временно потерянный», по его невнятному пояснению, а то, что старший брат Дикки оказался магом.

Вот тут-то всё и прояснилось, кто есть кто и откуда. И Ксюша восприняла всё, как должное, особенно, когда поняла, что уже полчаса болтает с незнакомцем-теперь-уже-знакомцем-и-вообще-классным-парнем по абсолютно обесточенному телефону, у которого, как она вспомнила, аккумулятор разрядился ещё вчера, а на зарядку поставить его она забыла, с собой же в кресло-качалку сцапала лишь по привычке. Мало того: мобильник выдавал почти синхронный перевод с английского на русский; но Ксюша-то по артикуляции видела, что Дикки болтает на инглише! А сам он в её ответы, кстати, вслушивается внимательно и приумолкает, будто тоже дожидается перевода…

А ещё он вспыхнул, как маков цвет, когда Ксю убито пробормотала какую-то ерунду вроде того, что с девчонкой из немагического мира дружить не интересно, и яростно блеснул глазищами. Дескать, вот ещё глупости! Он-то сам, можно подумать, маг, он только младший брат мага! И ерунда это, что Ксюшин мир немагический, Хью говорит, что таковых вообще не бывает, просто магия в них принимает другие формы, и Одарённых меньше. В таких мирах более развивается духовная составляющая, которая, порой, перерождаясь в грубо-религиозную форму, вытесняет магию из жизни, как конкурента. Вот в его мире, например, такого нет, всё уравновешено, и вообще…

Что «вообще», Ксю в тот раз не узнала. Сеанс волшебной связи оборвался без какого-либо предупреждения. Экран мобильного погас и долго не желал включаться даже при подсоединении зарядки к сети. Но Ксюша не унывала. Из книжек она усвоила железное правило: чудеса по одному не приходят. Это раз. К ним можно готовиться и тем самым притянуть следующие. Два. Надо учить английский всерьёз. Три. И не на уровне «Моя семья», «Моё утро», а разговорный. Чтобы спокойно общаться с жителями альтернативной Великобритании. Великого Альвиона, вот! По законам жанра, она теперь просто обязана рано или поздно туда попасть!

Английский разговорный учился (Интернет-курсы Ксюше в помощь!). База по схожему историческому периоду нарабатывалась. Интереснейшие разговоры с Дикки велись, пусть и не так часто, как хотелось: когда раз в неделю, когда и через месяц… По осени, после возвращения в городскую квартиру Дикки на какое-то время пропал: потерял настройку, по его словам, но потом что-то там довёл до ума в своём Зеркале — аккуратно, чтобы брат не обнаружил усовершенствований — и нашёл Ксюшу в Зареченске.

Она даже рискнула поведать о новом друге маме. Не удержалась. Да и потом… надо же будет как-то объяснять свои грядущие путешествия в другой мир! А что у неё всё получится, причём именно так, как ей хочется, она не сомневалась.

Поэтому нисколько не удивилась, когда сегодня, почти год спустя после их первой встречи, услышала Голос, зовущий к Порталу.

«Пойдём!» — прошелестело в голове отчётливо.

Вздрогнув, Ксюша сняла наушники и оглянулась.

В небольшой уютной комнатке по-прежнему никого, кроме неё, не было. Мама, по её словам, пошла проведать бабу Любу, да так там и зависла: видимо, та проснулась, и… в общем, там свои дела. Может, просто разговоры ведутся, о папе, обо всём, что произошло… Хорошо, если так. Надо будет непременно рассказать бабушке о той странной черноте, клубящейся временами в папиной груди. Мама не поверит, ещё и напугается, а вот баба Люба поймёт.

Однако… что это было? Вот только что?

«Пойдём!» — настойчиво повторил голос. Был он тих и безлик, но отчего-то Ксюше подумалось, что это Дикки зовёт её. Должно быть, научился общаться без посредников-артефактов вроде Зеркала и мобильника, он давно хотел попробовать… Но куда он её зовёт?

«Просто выйди из дома, — продолжил голос, и впрямь обрастающий знакомыми интонациями. — Ты ведь хочешь попасть в иной, чудесный мир? Портал ждёт тебя в двух шагах от двери! Поторопись, не так-то просто держать его открытым!»

Сердце так и замерло в груди. А потом заколотилось часто-часто.

— Дикки, ты правда сумел?.. Сейчас… подожди, я сейчас!

Она заметалась по комнате в поисках давно заготовленного на подобный случай рюкзачка; спохватилась, захлопнула крышку ноута и сунула тот в рюкзак. А как же! У неё много чего подсобиралось за год на четырёх терабайтах памяти, всё пригодится… Зашарила по шкафу в поисках куртки, вспомнила, что та висит себе, где ей и положено — на вешалке в прихожей, и кроссовки там же на обувной полке… выскочила из комнаты…

…и, вздрогнув, попятилась.

Шипя, хлеща себя хвостом по бокам, как Шер-Хан из мультфильма о Маугли, на неё надвигалась злющая Таис. И клыки у неё в тот момент показались Ксюше не меньше тигриных!

— Ой! — только и сказала она. Отступив, захлопнула дверь, по наружной обшивке которой тотчас скрежетнули когти. — Кошка, ну ты что?

Гортанный мяв был ей ответом.

Да как же так?

Показалось, или голос в голове непонятно ругнулся?

«Ты что, испугалась простой кошки? Размазня, возьми себя в руки! Не пускают в дверь — иди в окно!»

И вот эта тирада Ксюше уже не понравилась. Никогда Дикки не позволял себе обзываний или даже подколок. Он ли это?

Но на окно всё же оглянулась. Машинально.

Простое двустворчатое окно в деревянной — даже не в пластиковой — раме. В одной половине которого чернела сгустившаяся ночь, а второе… сияло голубоватым светом, с каждой секундой разгораясь всё ярче. Вот его контуру дрогнул, подрос в размерах… ещё… и в образованном проходе проглянула другая комната: с камином, с фрагментом прикроватного балдахина, с несколькими креслами на гнутых ножках… Ксюше вдруг сделалось жутко. Всё её подсознании вопило: здесь что-то не так! Неправильно!

И лучше уж вернуться к сумасшедшей кошке. Она хотя бы своя. А здесь… что-то чужое.

— Ксю! — завопил вдруг кто-то знакомо, хоть и приглушённо. И это уж точно Дикки! И забарабанил изнутри в дверцу шкафа, куда она совсем недавно заглядывала. — Ты слышишь? Это я, Дик! Не слушай никого, кто тебя выманивает, это ловушка! Сюда, быстро!

«Не с-с-смей!» — злобно каркнул голос, ставший вдруг скрипучим, страшным и древним. Овал портала дрогнул вновь и… медленно продравшись сквозь оконную раму, стал надвигаться на девочку.

Вскрикнув, она сиганула в сторону, прямо к шкафу, и распахнула дверцу, не сводя глаз с зева образовавшегося портального туннеля, который словно гигантская газовая труба, объятая голубоватым свечением, выгнулся в её сторону и вот-вот нашарит, поглотит… Успела только заметить, как из зеркала с внутренней стороны дверцы высунулась рука, знакомая, в рукаве молочно-белого толстого свитера, тоже знакомого, Дикки его всю зиму носил и гордился, что умет теперь сводить с него пятна после неудачных опытов… Вцепилась в эту руку, как в спасение.

Услышала ещё:

— Держись!

И чей-то злобный вопль, уже не в голове, уже снаружи, отдаляющийся…

…рывок!

Преодолеваемое натяжение, податливое, словно кто-то протащил её сквозь желатиновую плёнку. Хлопок. Падение. Что-то мягкое… или кто-то?

И вот тут она закричала, от страха и от боли сразу. Показалось, что разом ожили и закровоточили все зажившие было язвы на руках и ногах. Опалило жаром, холодом… Но всё закончилось очень быстро.

Сильные руки бережно подняли её. Кто-то помог усесться на высокий стул.

Мужской голос произнёс:

— Всё хорошо, дорогая мисс, всё хорошо. Это просто адаптация к миру. Вы почти в порядке. Прошу прощения, минуту… Дик, деактивируй Зеркало, быстро! Иначе нас вычислят!

***

… «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку».

Зажмурившись, Даша потрясла головой. Бред. Всё бред: и выверты пространства, и преображение обычной комнатёнки в алхимическую лабораторию, и пугающая строчка от Бродского… летучие мыши под потолком, дурацкая зеленоватая луна, таращившаяся на неё в нелепое готическое окно, собственные неестественно спокойные и кажущиеся логичными рассуждения о ведьмах… Такого быть не может. Просто потому, что не может быть никогда. Есть реальность, незыблемая, единственная, временами жёсткая и обдирающая до крови, как тёрка. И есть такой плод человеческого воображения, как фэнтези-чтиво, в котором от этой самой реальности находишь отдохновение; вроде бы и мечтаешь, чтобы с тобой свершилось нечто подобное, но при этом прекрасно осознаёшь, что вот никогда… Потому что.

Не существует говорящих кошек.

Не омолаживаются старушки… хорошо, не старушки, но о-очень пожилые женщины… до такого состояния. Во всяком случае, деревенские, не сходящие трое суток с простой складной койки. Это эстрадные дивы и просто состоятельные женщины год за годом, операция за операцией снимают с себя возрастные наслоения, как шелуху с луковички, и блистают подтянутыми личиками, наращенными или ужатыми прелестями. Но чтоб вот так… и даже стать при этом выше ростом, и ни единой сединки в отросшей пышной гриве не сохранить… Не может быть. Просто с ней самой, с Дарьей Ковальской, тридцати лет от роду, что-то не в порядке. Скорее всего, шок, полученный от измены и смерти Костика что-то нарушил в её психике. Да и непреходящий даже после выздоровления дочери страх за неё. Не просто же так ей стали чудиться язвы на Ксюшином теле… Вот так и сходят с ума.

И говорящие кошки…

«Сходят», — насмешливо подтвердил в голове чей-то голос.

Ну вот. Все признаки налицо.

Она открыла глаза… и едва не закричала. От страха? От радости? Бабы Любина клетушка была на месте, в первозданном виде, без всяких фантазий. Просачивались сквозь плотную оконную портьеру сумерки. Темнели показавшиеся вдруг невероятно тесными стены. Нависал над головой потолок.

А вот солдатская койка была пуста, лишь на тюфячке оставалась вмятина от тела, да отброшен плед, да тапочки из-под кровати исчезли. Должно быть, Дашка так и заснула с чего-то, прикорнув на стуле, а баба Люба, восстав ото сна, решила её не будить, вышла… Может, элементарно в туалет, гостью при этом тревожить ни к чему.

Даша обвела взглядом комнату. Вот и не знаешь, психовать ли из-за того, что всё увиденное оказалось сном, или ужаснуться? Жалеть ли, что морок исчез? Ведь изменение реальности при здоровой психике всё же предпочтительнее, чем наоборот. Или нет?

Она опустила глаза. Никакой книги в руках не было.

«Вот так и сходят с ума-а…» — насмешливо, даже с каким-то издевательским подвыванием ожил в голове недавно слышимый голос. Женский. Молодой. Не её, не Дашин, это уж точно…

«А ведь на самом деле всё, что ты видишь, действительно сон, — продолжил он вкрадчиво. — Он длится до сих пор, ты не сразу это поняла. Просто почувствуй… И попробуй раскрыть глаза пошире. Ну же! Они ведь у тебя закрыты!..»

И голос мерзко захихикал.

С досадой, лишь бы самоё себя убедить в ирреальности происходящего, Даша приподняла веки, насколько это вообще возможно, и…

Обнаружила, что смотрит, сощурившись, сквозь сомкнутые ресницы, на Ксюшу, которая, болтая ногой, настукивала что-то на клавиатуре ноутбука, мурлыча какую-то песенку, слышимую в наушниках ей одной. Сама же Даша лежала на своём диванчике и чувствовала щекой складку от чуть великоватой для подушки наволочки, а ступни её упирались в дальний диванный валик. Так и есть, заснула в их с дочкой комнате… Вот только ни разу не помнит, с чего ей вздумалось улечься средь бела дня.

«Убедилась? — беспечно спросил голос. — Конечно, ты спишь. А во сне может привидеться всё, что хочешь, даже самое невероятное. Вот тебе и снится, что я с тобой разговариваю. Я же на самом деле нахожусь в своём мире, невероятно далеко отсюда, и, кстати, тоже сплю: так легче летать между мирами… Вот мы и встретились! Правда, здорово? Скажи, что я могу для тебя сделать?»

«С чего бы это?»

Даша хотела ответить вслух, заодно упомянуть и о пресловутом бесплатном сыре, но губы не шевелились. Пришлось просто и коротко подумать в ответ. Впрочем, незримая собеседница услышала.

«Да с того, что я не в первый раз тебя вижу… и прониклась, поверь».

В голосе незнакомки зазвучало сочувствие.

«Ты сильная. Но несчастная. Тебе пришлось одной бороться за здоровье своего ребёнка, пройти через ужасы лечений, людское равнодушие, познать отчаянье и страх…»

Душным туманом на Дашу навалилась тоска. Как наяву перед ней замелькали картинки прошлого. До жути быстро разрастающиеся трофические язвы на ногах у Ксюши, переползшие затем по всему хрупкому тельцу; запах гноящейся плоти, не заглушаемый ничем; врач, старающийся не отводить взгляда при оглашении приговора: «Возможный некроз костных тканей… только ампутация… пытаемся, но будьте готовы и к такому исходу…»

Она чуть не завыла в голос: с такой силой её скрутило. Кажется, даже в реальности ей не приходилось так худо, пусть и в нелёгкие часы. Но никогда она не была одна, нет! Всегда рядом оказывался кто-то со словом поддержки. Тот же врач, Саша Ильин, который предложил более щадящее лечение; тот же Костя. Без него бы…

Что-то шлёпнуло по щеке. Вздрогнув, Даша заозиралась… и вновь обнаружила себя на стуле в ведьминской лаборатории. У самого лица порхала давешняя летучая мышь и что-то отчаянно пищала.

«Не верь! Не слушай!» — донеслось вдруг от неё отчётливо. «Не ве…»

Вспухнув из ниоткуда, к ней метнулся огненный шарик. Миг — и на прикроватный коврик осыпались хлопья сажи. Машинально Даша подобрала ноги. Осторожно встала. Прижимая к груди… книгу! томик Бродского!.. попятилась к двери.

Опять сон? Третья серия, сезон первый?

«И чего только не случается в сновидческой реальности! — вздохнул голос. — Не пугайся, это отголоски чужих сновидений, вклиниваются иногда, мешают… Вернёмся к нашему разговору. Нет, в самом деле, мне хочется тебе помочь! Ты ведь осталась одна, — настойчив повторил, — одна, без мужа и опоры! Этот слабак сдался! Тьфу, лучше бы он с женщиной изменил, всё вернулся бы в семью; а так — просто позорно сбежал, бросив вас на произвол судьбы».

Что-то во всём этом было неправильно. Но подумать, зацепиться за какое-то логическое объяснение или хотя бы малюсенькую нестыковку мешали эмоции, захлестнувшие Дашу с головой. Стыд. Боль. Обида. Горечь преданной женщины. Страх одной оказаться лицом к лицу с новой бедой… Не сам ли этот вал внезапно нахлынувших переживаний был неестественен? С чего ему взяться? Она всегда справлялась с…

Готическое стрельчатое окошко вдруг вспыхнуло, словно экран телевизора. Не удержавшись, она шагнула к нему: окно притягивало, как магнит. И увидела…

…себя, метнувшуюся из прихожей на жалобный вскрик дочери. То самое утро…

… мужа, выскочившего из кухни и глянувшего ей вслед сперва с досадой, потом с отчаяньем и вдруг — с неудержимой злостью. «Всё. Не могу больше. Пошло оно…» Вот он дёрнулся за курткой, не глядя, сунул ноги в ботинки, схватил приготовленную для него сумку и уставился на вторую, припрятанную им в углу прихожей. Помедлил секунду-другую, будто решаясь. Махнул рукой. Подхватил поклажу — и выскочил вон, хлопнув дверью.

Сквозь слёзы, застилавшие глаза, Даша видела, как он, выруливая на своей «Скании» со стоянки автохозяйства, бормотал злые слова. Нехорошие. Несправедливые. И сердце её обливалось кровью.

Вот так просто — взял и бросил. Наплевав на…

«И что ты будешь делать?» — сочувственно спросила невидимая собеседница.

Даша вытерла щёки.

«Жить, — ответила сухо. — Не я первая, не я последняя. Ничего. Мы справимся».

Показалось, или голос пробормотал какое-то ругательство? И появились в нём этакие сварливые ноты:

«Что, если твоя девочка опять заболеет? А у тебя ни сил не осталось, ни средств… да и родственница твоя здешняя, прости, хоть и могущественна, но не всесильна, и не вечна, кстати. Что, если…»

«Нет!»

Голос помолчал. И добил:

«Я знаю этот недуг. Он всегда возвращается».

В комнате вдруг сделалось нестерпимо душно. Задыхаясь, Даша рванула створку окна и высунулась наружу, глотая воздух и не заметив, что вслед за ней соскользнули с притолоки три крылатых тени, но были безжалостно истреблены злыми огненными шариками. Грудь по-прежнему теснило. Наплевав на приличия, Даша вскарабкалась на подоконник и выпрыгнула наружу, в палисадник, такой же, как в реальности, без клумб и кустов, лишь с ровной щёткой упругого газона… Вот только мартовской прохладой здесь и не пахло, а мир наполняла знойная летняя ночь. С зеленоватой огромной луной (опять!), с поляной, в центре которой застыл старинный особняк с высокими стрельчатыми окнами, с деревьями, плотной стеной окружившими поляну…

«…Что это?» — помедлив, спросила Даша.

«Тебе легче? — участливо отозвалась собеседница. — Ничего особенного, просто… переход на другую территорию. Здесь проще будет тебя убедить… гхм… в том, что моё желание помочь искренне».

И Даша вздохнула с облегчением. Ну, конечно, искренне, ведь феи, являющиеся во сне, всегда помогают! Они читают мысли, исполняют заветные желания, дарят подарки. Они… Чем ещё занимаются феи и почему, собственно, феи — о том уже не думалось. Мысли путались-путались да и исчезли. В голове осталась кристальная чистота. И ещё — безоговорочная вера в возможности феи и её безусловную доброту.

«Ты мне веришь?» — вкрадчиво осведомился голосок.

«Да!» — выдохнула Даша. Иначе и быть не могло. Чудесная лёгкость, наполнившая тело и пьянящая не хуже шампанского, заставили её рассмеяться, забыв о совсем свежих переживаниях.

«Ты согласна принять мою помощь, добровольно, без давления с моей стороны?»

«Да, конечно!»

Послышалось, или кто-то радостно захлопал в ладоши? И в то же время…

— Эх, Дашка! — с досадой произнесли за её спиной.

Но с какой-то злостью захлопнулось окно и отсекло говорящую от душной летней ночи и от сказочной поляны. Впрочем, ни возгласа, ни сопровождавшего хлопок злорадного старческого смешка Дарья уже не слышала.

***

Если бы хоть кому-то в тот момент вздумалось поинтересоваться Дашиными ощущениями, она бы, смеясь, ответила (при условии, что смогла бы, наконец, научиться думать и вообще… вспомнить значения слов и сам факт того, что словами можно общаться): эйфория. Бездумное осознание себя, парящей в темноте ночи и внимающей голосу феи с обожанием и надеждой. Наконец-то появилась та, что избавит её от тревог и вечного страха! Поможет. Исцелит. Вернёт в нормальную жизнь. И всё, наконец, станет хорошо…

С блаженной улыбкой, прикрыв веки и окончательно впав в транс, она стояла на поляне, подставив лицо лунному свету и внимая голосу, ставшему для неё самым главным в жизни. Ничто иное больше не интересовало, а потому она не обратила внимания на реплику кого-то ещё, затесавшегося в их разговор. Надтреснутый старческий голос пробормотал:

— Всё, нинья, дальше ты справишься сама… Смотри, не подведи! А я всё же попробую перетянуть к нам девчонку. Будет отличный резерв. Материнская и дочерняя любовь — отличные рычаги…

Удаляющееся хихиканье. Шорохи. Стрекотанье кузнечиков. Долгожданный вопрос:

— Итак… Ты принимаешь мою помощь?

— Да! — радостно выдохнула Даша.

— Я помогу твоей дочери избавиться от недуга окончательно. Но это будет нелегко, сама понимаешь: болезнь очень серьёзна. Мне кое-что понадобится: в довесок к моим силам, так сказать. Чем ты готова пожертвовать ради здоровья своего ребёнка?

— Чем? Да я… Всем! Я бы жизнь за неё отдала!

Скрежет с трудом поддающейся чьему-то толчку оконной рамы за спиной она пропустила мимо ушей. Но вот донёсшийся смешок «феи» показался отчего-то неприятным. Однако в тот же момент голову заволокло пряным туманом, сбивая с мыслей, с толку.

— Жизнь — это прекрасно! — проворковала незнакомка, всё ещё невидимая. — Заметь, я всего лишь спросила, а вот ты… ты предложила, исключительно сама! Но жизнь вся, в полном объёме, будет слишком щедрой платой за разовое исцеление. Магический договор этого не допускает: воздействие и награда должны быть сопоставимы. Мне хватит и половины предназначенной тебе жизни. Согласна?

И в который раз Дашины губы ответили почти помимо её воли: «Да!»

— Отлично! Приступаем!

На поляне стало светло, как днём. Упали на чернеющую под ногами траву жёлтые прямоугольники света: это засияли окна дома, все, разом. И распахнулись.

— Проявись! — сказал за Дашиной спиной мрачный женский голос. — Н-ну? Договор-то — он глаза в глаза читаться должен!

И тут «фея» испугалась.

— Ты не можешь… — взвизгнула она. B вслед за этим и впрямь проступила в воздухе, зависнув в трёх шагах от Даши, в полуметре от земли. Полупрозрачная, златокудрая, в струящемся белом одеянии… Словно и впрямь дитя потустороннего мира. Но не фея, а злая пакостница фейри, о скверных повадках которых ходили легенды. И как Даша повелась на её вкрадчивый тон, на мороки, на…?

У неё закружилась голова. Что вообще происходит?

Тяжёлая тёплая рука легла ей на плечо.

— Она под моей защитой.

Баба Люба?

Гостья тем временем опомнилась.

— Ты не можешь отменить сделку! Она сама согласилась!

— Ты на неё надавила, — возразила Дашина заступница. — И выманила за границы моей защиты!

— Верно. Но я не ломала волю, принуждая к согласию на что-то, противное её совести и нравственным установкам, так? Это ведь её заветное желание — видеть дочь здоровой! И согласие на помощь, и предложенная плата — всё от неё, всё добровольно, так?

Даша оцепенела. Её… Ох.

Кажется, её подвели к чему-то страшному, нехорошему, масштаб которого она пока не в силах понять, лишь всеми печёнками ощутила приближение катастрофы. Такой, что…

А главное — пресловутая точка невозврата, похоже, пройдена…

Но разве…

… она не права? И здоровье Ксюши — не самое для неё главное на свете?

… а плата жизнью… да нет, ерунда, не убьют же её тут… и как это — расплатиться половиной жизни? Убьют, но не до смерти, наполовину? Как так можно? Кому это вообще нужно?

От страха и непонимания её затошнило. Кажется, никогда в жизни она не была настолько близка к обмороку, как сейчас. Но сильные пальцы бабы Любы впились в плечо, через них хлынули холодные ручейки, бодрячком разбежавшиеся по всему телу…

… и заставившие оцепенеть.

— Держись, Дашка, — шепнули ей. — Ты крепко увязла, а главное — не знаючи, подтвердила предварительный магический сговор; придётся соглашаться и на полный. Иначе откату, который на тебя с Ксюшкой падёт, не позавидуешь. Даже я не отведу. Принимай основной Договор, деваться тебе некуда.

«А уж я прослежу, чтобы всё было по таким правилам, которые в свою сторону обыграть можно».

Последняя фраза прошуршала только в голове у Даши: видать, для чужих ушей не предназначалась. А вслед ещё прилетело:

«Соберись, Дашутка, соберись! Выкинь из головы всё прочее: дай только эту пакость отсюда спровадить, и я всё тебе объясню. Просто скрепи эту сделку. Будет плохо для тебя, сразу скажу, но мы потом всё отыграем. Даю Слово».

— Ну? — нетерпеливо фыркнула воздушная красавица, растерявшая в одночасье всё своё обаяние. — Не раздумывай, Да-ри-я, твоя защитница верно заметила: откажешься после того, как сказала «Да» в предварительном договоре — и словишь магический откат, таковы уж законы таких вот сделок. Я жду!

— Говори уж! — ответила за Дашу баба Люба.

Полыхнув зелёными очами, «фея» опустилась на траву, оказавшись одного роста с Дашей

— Я, хрономаг Элизабет Роз-Анна, принимая просьбу жительницы Земли Да-ри-и и соглашаясь с оплатой в половину предназначенного ей жизненного цикла, обязуюсь за семь дней полностью исцелить её дочь Ксе-ни-ю от недуга, вызванного брожением магических сил. Плату беру авансом. Мои обязательства, мой ответ за сказанное. Да будут мне свидетелями Древние Боги!

В ясном небе громыхнуло. Без молнии. Просто раскат грома, прокатившийся над лесом и завязший в густых кронах.

«Фея» побледнела.

— Что… что это?

Похоже, спецэффекты ею предусмотрены не были.

— Принятие свидетельства, — спокойно ответила баба Люба.

— Кем? Кто мог принять? У вас нет Древних!

…И тут на поляну упала Зима.

Стремительно похолодало. Траву, деревья, сморщенную листву затягивало налётом инея.

И прошелестело насмешливое, от чего волосы стали дыбом:

— МЫ ЕСТЬ В ЛЮБОМ МИРЕ, НЕДОУЧКА.

По другую сторону от Даши выросла ещё одна женская фигура: высокая, статная… полупрозрачная, как «фея», но веяло от неё нестерпимым холодом.

Даша и без того пребывала в оцепенении, а тут у неё вообще чуть сердце не остановилось. Баба Люба же, судя по шороху одежды, поклонилась.

— Славься, Морана! Прими наши благодарность и почтение! Но… почему ты?

«Фея» же вытаращила глаза на явившуюся и схватилась за горло, словно спазм лишил её дара речи.

— А ТЫ ЖДАЛА ЛАДУ ИЛИ МАКОШЬ? ОНИ ЯВИЛИСЬ БЫ, ОКАЖИСЬ ЭТА ВЕДЬМА ОДНА И ОТВЕЧАЙ ОНА ЗА СВОИ СЛОВА ОДНА. НО СДЕЛКУ ЗАМЫСЛИЛА НЕ ОНА, А ТА, ЧТО ЕЁ НАПРАВИЛА, ЕЙ И ОТВЕТ ДЕРЖАТЬ. БЕЛАЯ КОРОЛЕВА НА САМОМ ДЕЛЕ ПЕШКА, С НЕЁ И СПРОС ДРУГОЙ. А ВОТ ТА, К КОМУ УЙДУТ ПОЧТИ ВСЕ ЧУЖИЕ НЕПРОЖИТЫЕ ГОДЫ, БУДЕТ НАКАЗАНА, ЕСЛИ НАРУШИТ ДОРОВОР. ОДНАКО СРЕДИ ЖИВЫХ ЕЁ ДАВНО НЕТ, А НЕ-ЖИВЫЕ — ЭТО МОЁ ЦАРСТВО. МНЕ И СЛЕДИТЬ.

Хмыкнула. И исчезла, втянув в себя изморозь.

Вздрогнув, «фея» глянула вокруг безумно и топнула ногой.

— Это ничего не значит! Мне — моё! Я забираю обещанное, здесь и сейчас!

На груди её вспыхнула ослепительным светом голубая звезда. Лучи её жадно устремились к Даше… и мир померк.