Ошибка «белого стрелка»

Глава сорок вторая

Створки окна были приоткрыты, через них хорошо просматривался дворик у входа в то помещение, которое Жук назвал баней.

— А почему там никакой вывески нет? — спросил Зырянов.

— Хорошие вещи в рекламе не нуждаются. А что это хорошая вещь, ты сейчас убедишься. Для нас там готовят пар.

Женька парился в бане теперь регулярно, изматывал себя на физподготовке, а потом восстанавливался на самой горячей полке и в прохладной воде бассейна. Сейчас, намерзшись на холодном ветру — он с Жуком обошел все соседние дворы, примыкающие к бане, изучал обстановку, — Зырянов с удовольствием бы повторил понравившуюся процедуру…

Он уже знал, что у Жука за спиной был факультет журналистики. В свое время он мечтал стать спортивным комментатором, и это была не просто мечта: еще студентом ездил на соревнования. Писал он неважненько, в эфир вообще боялся выходить, но зато в спорткомитете работал на высокой должности дядя. В ходе перестройки дядю «списали с корабля», Жук, лишившись поддержки, поменял профессию — пошел в бармены. Потом занялся мелкой коммерцией: открыл свой тир, где пацаны стреляли из воздушек. Отсюда и пригласил его к себе Лис…

Баня… По сути, Зырянову делают сейчас идиотское предложение: «засветиться». Хотя и до этого они с Жуком поступали неумно: хождение по дворам, где у каждого подъезда торчат женщины с острыми любопытными глазами, с точки зрения военного разведчика, тоже прокол…

«Или я стал паниковать?»

Женька еще раз прикинул: а и действительно, ну что страшного в том, что его увидит, к примеру, сегодня банщик? Этот банщик ведь не будет знать, кто в ближайшую среду займет место у окна холодного чердака.

Жук спросил:

— Ну что, остановимся на этом варианте? С чердака хороший обзор, есть шансы быстро и незаметно уйти. Мне все это нравится.

— Пожалуй, остановимся.

В операции должно быть задействовано трое: водитель, стоящий с машиной на параллельной улице, Жук и Зырянов. Первый выстрел будет за Женькой. Жук в это время занимает позицию справа: там веером расходятся старые трухлявые доски, ствол сквозь них можно просунуть и стрелять с упора.

Тихонин, конечно, негодяй и смерти заслуживает. В бою Женька, не задумываясь, загрузил бы его свинцом, но вот так, из укрытия бить по безоружному…

«Или я стал паниковать?» — опять возникла та же мыслишка.

Он взглянул на часы:

— Спускаемся и быстро топаем к машине. Засекаем время.

Металлическая лестница тоже была ветхой, но нагрузку еще выдерживает, не подведет. От земли она заканчивается сантиметрах в восьмидесяти, тут надо спрыгивать. Высота пустяковая, но под снегом оказываются разбитые тарные ящики, битые бутылки… Надо будет завтра все прибрать, потому что по закону подлости в среду можно поскользнуться на стекле или споткнуться о вмерзшую доску.

Да, уходить надо именно этим маршрутом, пусть он не самый короткий, не по прямой пролег, но зато минует «улитки»-гаражи, где всегда торчат автолюбители, и тротуар, где гуляют мамаши с колясками. Бежать не стоит, крики от бани сюда уже вряд ли донесутся, спокойненько надо вышагивать, ничем не привлекать внимания местных…

— Ну чего она тебе сделала!

Жук совершенно неожиданно снежком запустил в бегающую лохматую собаку, ризеншнауцера. Взвизгнули пес и хозяйка, все в радиусе действия крика повернули в их сторону головы.

— В намордниках надо таких сук водить.

— Тебе самому намордник надеть надо! Она никого в жизни не тронет, она умная в отличие от тебя…

Начинается обычный в таких случаях гвалт, женщина, ясное дело, не скоро успокоится, но это ее проблемы, в перепалку Женька вступать не намерен…

Машина, старый знакомец серебряный «Форд», стоит в условленном месте, мотор работает, дверца открыта, поехали…

Четыре с половиной минуты ушло на дорогу.

— Дура, — возмущается Жук. — Я псов вообще ненавижу, а эта без намордника и следом бежит, как не отогнать, а? А она лай подняла.

Жук, наверное, ожидает, что Зырянов как-то прокомментирует происшествие с собакой, но Женька решил по-другому. Пусть это просто на ум пойдет. Ризеншнауцер был в стороне от них, копался себе в снегу и дела ему не было до двоих прохожих. Жуку зачем-то понадобилось, чтоб на них все обратили внимание…

«Или он действительно без всяких мыслей запустил снежок? Или я стал паниковать?..» Одна и та же фраза все чаще лезет в голову.

— Все, приехали. Вот он, вход в баньку. — Жук посмотрел на чердачную дверь, едва видную отсюда. — Мыться с Тихониным будет один из наших, он же организует перекур, постарается, чтоб объект стоял вот здесь, на этом самом месте.

Жук стал справа от входа, у ствола небольшого тополя.

— Нет, — сказал Зырянов. — На фоне дерева не пойдет, в четыре уже начинает смеркаться, мы увидим сплошное серое пятно.

Двери бани открылись, выпустили трех краснолицых распаренных мужиков.

— Как вода? — спросил Жук, вытаскивая пачку сигарет.

— О, блин! — Один из них потянулся к предложенной сигарете. Жук словно бы случайно поскользнулся, сделал пару шагов вправо. Любитель покурить задарма таким образом тоже поменял позицию и стоял теперь на фоне белой стены. — Что надо — и вода, и сервис. Мы уже решили, теперь будем только сюда ходить.

— Мы тоже, — сказал Жук.

— Дороговато, — буркнул другой из троицы.

— Да брось, блин, тебе бы плакаться о деньгах, — презрительно бросил любитель курить чужие.

Третий тоже вмешался в разговор:

— Дешевле, конечно, из шайки на себя кипяток горстями плескать и чтоб родная жена Маша спину мочалкой терла. А тут…

Дверь снова открылась, вышел низенький абсолютно лысый человек в белом халате. Посмотрел на Женьку, Жука, сказал:

— К вашим услугам. Там уже все готово.

Своих клиентов, подумал Зырянов, он, наверное, угадывал безошибочно. А может, просто знал Жука, знал, в какое время тот придет и с кем.

Парилка была так прокалена, что поначалу у Женьки захватило дух. Через минуту пот стекал уже по нему ручьями.

— В среду в четыре дня Тихонин будет стоять точно там, где я зафиксировал краснорожего, годится? — спросил Жук.

Фиксировать курильщика было не обязательно. Если эти люди станут постоянными клиентами парилки, то они обязательно узнают, что здесь произошло в среду, им покажут даже место, где наверняка упадет Тихонин. И тогда один из них вспомнит, что стоял точно там и с кем стоял…

Женька подумал это про себя, а вслух сказал:

— Годится.

— Мальчики, к вам можно? — в парилку вошли две девицы, обнаженные, крепкие, улыбающиеся. — Тайский эротический массаж. Мы вам массируем спины. Вы нам — все остальное.

Они говорили это вместе, смеясь и перебивая друг друга. Одна была азиаточкой, смуглой, с черными глазами, другая русая, зеленоглазая.

— Что? — спросила азиатка, поймав на себе взгляд Зырянова. — Не знаешь, какую выбрать? Не переживай, мы меняться будем. Ах ты хорошенький мой…

Минут через пятнадцать девочки убежали накрывать на стол. Жук сказал:

— Ты, смотрю, растерялся немного. Если о расходах думаешь, то не переживай: за проституток заплачено, как и за все остальное.

— Хорошо, — сказал Женька.

— Конечно, хорошо. Живем так, как и надо жить, а будем — еще лучше. Неужто не заслужили?!

Зырянов вспомнил, что там, на Кавказе, приходилось днями не умываться — не хватало воды. Кровь, своя и чужая, впитывалась одеждой. Женщины даже не снились, потому что не до снов было на войне. Все это теперь — позади. Жить действительно надо вот так, и ведь опять-таки он действительно заслужил такую жизнь. А разве нет?

— Лис не говорил тебе, что нас после операции ожидает?

Женька закачал головой, ленясь даже разлеплять глаза.

— На две недели едем на Кипр. Девчонок лучше брать отсюда, там с этим не то чтоб напряженка, но опасно — подцепить что угодно можно. Можешь из сегодняшних любую выбрать, можешь пригласить Ленку, с которой мы в гости к тебе приходили.

— Тогда у меня две Ленки было.

— Бери лучшую. Хорошие «бабки» получим, на любую красавицу хватит.

Из парилки они прыгнули в холодный бассейн, потом вошли в зальчик с сервированным столом и удобными диванами. Прислуживали им две девочки, одетые только в крохотные кокетливые переднички.

О допущенных промахах Жука забылось напрочь, и Зырянов, может, и не вспомнил бы о них, но на пути к дому он остановился у киоска и купил несколько газет. Читать их стал уже лежа на кровати, при свете желтого торшера.

Криминальная хроника была обширной.

Одну заметку он перечитал несколько раз, настолько любопытной показалась она.