Ошибка Либермана

3

Либерман въехал на подъездную аллею, которая вела к «Мичиган тауэрс», между «скорой помощью» с включенными огнями и сине-белой машиной чикагской полиции. Он вышел из автомобиля, запер его и направился к внешнему вестибюлю, где полицейский, в котором он узнал Клевенджера, разговаривал с молодым швейцаром. Тот пытался выглядеть спокойным, но это ему плохо удавалось.

— Шесть-десять, — сообщил Клевенджер, увидев Либермана.

— Я знаю, — ответил Либерман по дороге к открытой теперь внутренней двери. Эйб никогда не бывал в квартире Эстральды Вальдес. Она жила там не очень долго, но Либерман знал адрес и номер квартиры, в его записной книжке был и ее телефон. Он также был уверен, что никогда не забудет эти номера.

Либерман быстро шел по ковру к лифту, двери которого открылись, хотя он еще не успел нажать кнопку вызова. Двое мужчин лет двадцати с небольшим в синих форменных рубашках с коротким рукавом вывезли из лифта каталку. Они не спешили. Двери лифта закрылись, и Либерман подошел к ним.

— Вы ее раввин? — спросил первый молодой человек, глядя на голову Либермана.

— Ее… — сказал Либерман, поднял руку к голове и обнаружил, что он еще в ермолке, которую надел на вечернюю субботнюю службу. Он снял ее и положил в карман. — Нет.

Он вынул бумажник, открыл его и показал свой жетон. Парамедики успокоились, и Либерман подошел к каталке и расстегнул молнию пластикового мешка. Показалось белое лицо Эстральды Вальдес.

Супружеская пара средних лет в вечерней одежде вышла из двери подземной стоянки рядом с лифтом. Женщина что-то сказала о Женевьеве, и мужчина засмеялся. Смех оборвался, когда сначала он, а потом и его спутница увидели эту сцену. Супруги решили не ждать лифта, а подняться по лестнице. Либерман помедлил, пока они прошли, а затем расстегнул молнию на мешке полностью. Несколько секунд он смотрел на ее раны, и слова кадиша, заупокойной молитвы, зазвучали в мозгу. На мгновение Либерман закрыл глаза, потом открыл и кивнул парамедикам, показывая, что они могут забрать тело.

Не успели те выйти, как вернулся лифт. Либерман вошел в кабину, нажал на кнопку шестого этажа и поднялся наверх.

— …еще сорок полицейских, самых разных званий, — услышал Либерман, когда шел по коридору к открытой двери квартиры Эстральды Вальдес.

Это сказал молодой полицейский по фамилии Уиттен — так сообщала табличка на его форменной рубашке. Он стоял в дверном проеме со сложенными на груди руками и непокрытой головой и разговаривал с техником из лаборатории, которого Либерман узнал, но чье имя вылетело у него из головы. Техник посыпал порошком столешницу кухонного стола, чтобы снять отпечатки пальцев.

— И, — продолжал Уиттен, — не только в Тампе, бум наблюдается и в Орландо, Флорида, действует план, предусматривающий высокие зарплаты и пенсии.

Уиттен посмотрел на Либермана, узнал его и освободил дорогу. За Уиттеном Либерман увидел спину Хэнрагана и лицо капитана Хьюза. Они стояли на балконе вплотную друг к другу. Плечи Хэнрагана были опущены.

— Хьюз снимает стружку с твоего напарника, — прошептал техник, не поднимая глаз. — Смотри под ноги. Много всякого дерьма на полу.

Либерман вошел в гостиную, где царил хаос, и осторожно двинулся к балкону, обходя обломки. За его спиной Уиттен продолжал свою речь:

— Человек должен использовать шанс, и что я потеряю, если попрошу несколько дней отпуска и попробую удачи во Флориде?

Либерман услышал голос капитана Дейла Хьюза:

— Ты сейчас достаточно трезв, чтобы заняться этим?

— Я не был пьян, — тихо ответил Хэнраган.

— Ты не был… — сказал Хьюз, засмеялся и, отвернувшись, стал смотреть в темноту.

Хьюз был чернокожий высокого роста, выше Хэнрагана, но без растущего животика. Либерман знал его почти тридцать лет. Они начинали на равных, но Хьюз оказался более честолюбивым и лучшим политиком. Либерман признавал, что он хороший полицейский. Говорили, что Хьюз каждый день до семи утра в течение часа упражняется с гирями. Либерман точно не помнил, где он это слышал, но верил, что так оно и есть. Хьюз всегда был чисто выбрит, ходил в тщательно отглаженном пиджаке и аккуратно повязанном галстуке. Дейл Хьюз был постоянно готов встретиться с любым начальником или политиком или появиться на телеэкране любого канала со второго до тридцать второго.

— Либерман, — хмуро сказал Хьюз, — что, черт возьми, здесь происходит?

— Женщина умерла, — ответил Либерман, заходя на балкон.

— Это я знаю, — сказал Хьюз. — Скажи мне лучше то, чего я не знаю. Скажи, почему мне не было известно, что вы вели наблюдение за этим зданием. Скажи, кто дал вам «добро» на защиту известной проститутки. Скажи, как ее смогли убить, а убийца сумел безнаказанно уйти под носом у твоего напарника. Скажи, как мне отвечать на вопросы Голлабера и телерепортеров? Я не знаю, что происходит, и мои люди в полном дерьме.

— Это тяжкое бремя, — серьезно произнес Либерман.

— Как ты сказал? Это такой хасидский юмор? — Хьюз поправил галстук. — Не играй со мной, Эйб. Ты знаешь, кто живет в этом доме?

— Теперь одним человеком меньше, чем час назад, — ответил Либерман, оглядывая комнату, в которой умерла Эстральда Вальдес.

— В этом доме живу я, — сообщил Хьюз. — Мы с женой живем здесь. И двое моих людей ведут наблюдение в моем доме, а я даже не знаю об этом.

Он сделал два шага, покачал головой и взглянул на Либермана.

— Мы делали это в нерабочее время, — заявил Либерман. — В свое свободное время. Эстральда Вальдес была информатором. Завтра она собиралась уехать из города и хотела, чтобы мы приглядели за ней на случай, если один буйный клиент доставит ей неприятности.

— Ага, — произнес Хьюз, глядя на своих подчиненных, — теперь я понял. Мы бесплатно обеспечиваем в нерабочее время защиту проституток. Ты знаешь, что напишут в газетах? Ты знаешь, что скажет твой маленький соплеменник Розенберг со второго канала? Он скажет, что хотел бы знать, не платила ли Эстральда Вальдес вам за защиту.

— Розенберг этого не скажет. — Либерман встал рядом с Хэнраганом и посмотрел с балкона вниз. Он увидел грузовик Сола Уорта, припаркованный среди других машин, и ему показалось, что зеленый брезент на нем шевелится.

— Он этого не скажет, — повторил Хьюз за Либерманом.

— Я знаю семью Уолтера Розенберга с тех пор, как ему стукнуло шесть лет, — признался Либерман. — Мы были на его бар-мицве, когда ему исполнилось тринадцать. Моя дочь Лайза встречалась с ним некоторое время. Он не станет думать, будто я брал деньги. Он славный парень. А вот Аллен с седьмого канала — в нем я не уверен.

Лэрри Аллен, чернокожий, был шеф-редактором седьмого канала. Ему не нравились мэр города, начальник пожарной команды, начальник полиции, любой сотрудник муниципалитета, а особенно ему не нравился капитан Дейл Хьюз, который однажды по ошибке арестовал брата Аллена по подозрению в изнасиловании.

— Мы можем представить себе, что сделает Аллен. Но что же нам делать?

— Я сообщил капитану, что женщина в одежде Вальдес уехала на такси компании «Грин энд уайт» прямо перед тем, как я поднялся наверх, — сказал Хэнраган. — Перед этим таксист вошел в дом и взял ее сумки.

Напарник Либермана выглядел неважно. Хьюз ошибся: Билл Хэнраган уже протрезвел и не страдал с перепоя. Ему было жаль себя, и он остро чувствовал свою вину. Либерман наблюдал у него такое состояние и раньше.

— Я приказал Уиттену позвонить в таксомоторную компанию, — сообщил Хьюз. — Диспетчер проверяет. В эту ночь было много заказов. Вы с Хэнраганом можете поговорить с соседями Вальдес по этажу. Клевенджер беседует со швейцаром. Что еще нам известно?

— Она жила здесь около трех месяцев, — заметил Либерман, оглядывая комнату, которая была в ужасном состоянии.

— Она здесь не жила, — возразил Хьюз, показывая правой рукой на растерзанную постель. — Она здесь работала. Все новое. Похоже, она бывала здесь по ночам, а домом называла какое-то другое место. Посмотрите еще раз — у вас не создалось такого же впечатления?

— Да, похоже, — вынужден был признать Либерман.

— И кто-то здесь что-то искал, — продолжал Хьюз, покинув балкон и расхаживая по комнате. — Но они этого не нашли, Либерман.

— Не нашли, — согласился Либерман.

Если бы убийца нашел то, что искал, эта квартира, вероятно, не оказалась бы в таком виде. Похоже, что разгром был учинен в состоянии бешенства, и тело Эстральды выглядело так, будто кто-то выпытывал у нее тайну. Кроме того, убийца рисковал, оставаясь в квартире так долго и производя такой шум. Нет, кто бы это ни был, он, по-видимому, не нашел того, что искал. Хьюз прав.

— Что они искали, Эйб? — спросил Хьюз. — Наркотики? Она говорила вам?

— Записную книжку, — ответил Хэнраган.

— Список клиентов, — сказал Либерман.

Хьюз повернулся к ним.

— Чушь собачья, — сказал он. — Никто не делает подобного из-за того только, что в записной книжке у проститутки есть его фамилия.

Хьюз смотрел на двух детективов. Лицо Либермана оставалось непроницаемым.

— Ну, — неохотно признал Хьюз, — возможно, так бывает. Хэнраган, ты в состоянии обойти соседей?

— Он в состоянии, — заверил Хьюза Либерман.

— Эйб, я спросил твоего напарника, — проговорил Хьюз. — Его спасает только то, что он был не при исполнении служебных обязанностей.

— Я могу обойти соседей Вальдес, — заверил Хэнраган. Он оторвался от перил балкона и вошел в комнату.

— Так валяй, сделай это, — сказал Хьюз. — Газеты и телевидение, возможно, и не ухватятся за это дело — по крайней мере, не будут поднимать вокруг него большой шум. Ну убили проститутку. Велика важность.

— Ничего особенного, — тихо произнес Либерман.

Хьюз пнул ногой шелковые розовые трусики, лежавшие на полу.

— Несколько раз видел ее около дома, — сказал он. — Красивая женщина. Не так много красивых женщин в округе, проститутки они или нет, чтобы позволить кому-то убивать их. Это дело — ваше, Либерман. Если понадобится лгать прессе — лгите. Только держите меня в курсе. Работайте быстро. Не поднимайте шума и поскорее покончите с этим. Все эти долбаные средства массовой информации я буду посылать, к тебе, Либерман, и к твоему напарнику. Вы это заслужили.

— Мы благодарны за доверие, — отозвался Либерман.

— Я отправляюсь домой, — сказал Хьюз. — Третий этаж, квартира триста восемь. Не подходите к моей двери. Не рассказывайте мне о своих проблемах. Жду вас завтра в десять утра в своем кабинете с отчетом о ходе работы.

— У меня завтра в девять ежегодный медосмотр для сотрудников полиции, — сообщил Либерман. — Не знаю, успею ли…

— Тогда приходи, как только освободишься. Черт побери, а мы с женой как раз подумывали о том, чтобы продать квартиру. Если поднимется шум, никто не захочет здесь даже туалет купить.

Хьюз прошел мимо Уиттена и техника и покинул квартиру.

— У этого человека есть обаяние, — сказал Либерман. — Этого у него не отнять.

— Мне на это наплевать, Ребе, — произнес Хэнраган. — Она подала мне сигнал, а я был пьян в стельку и обхаживал официантку-китаянку.

Либерман нашел чистое место на матрасе, сел и потянулся за стоявшим рядом телефоном.

— Ты прав, Отец Мэрфи, — проговорил Либерман. — Ты напортачил. Мы добавим это к списку других твоих провалов и объединим с моими провалами, включая прошлогоднее дело Мидеано, помнишь? Затем мы разделим это на возраст моей внучки и прибавим количество километров до Кэнкаки, и что мы получим?

— Мертвую женщину, — сказал Хэнраган.

— И что мы будем делать?

— Мы найдем преступника, — ответил Хэнраган, в то время как Либерман набирал номер.

— Бесс, это я, — сказал он, когда жена подошла к телефону. — Я буду дома поздно, если вообще буду. Хочешь позвонить Китти и спросить, не придет ли она переночевать у нас?

— У меня здесь большая компания, — сообщила Бесс. — Когда я пришла домой, здесь были Лайза с детьми. Она ушла от Тодда. Она хочет с тобой поговорить.

— Сейчас не очень подходящее время для этого, Бесс, — сказал Либерман.

— Разве бывает удобное время для таких вещей? — грустно заметила она. — Это твоя дочь.

— Дай ей трубку.

— Папа? — проговорила Лайза, которая подошла к телефону через несколько секунд.

— Помнишь, как твоя подруга Мэри уехала из города? — спросил Либерман.

— Моя подруга Мэ… ты имеешь в виду Мириам? Мне было тогда девять или десять. Какое отношение это имеет?..

— Я не знаю, — сказал Либерман. — Просто вспомнилось. Ты хочешь получить совет, которому не последуешь, или хочешь поговорить и чтобы я тебя выслушал?

— Думаю, что хочу поговорить, — ответила Лайза.

— Это может подождать до тех пор, когда я вернусь? Я сижу в квартире, где все перевернуто вверх дном, где жила женщина, которую убили примерно час назад. Я бы хотел схватить убийцу, а уже потом прийти домой и попытаться спасти брак моей дочери.

— Ты не сможешь спасти этот брак, папа, — решительно заявила Лайза.

— Извини — а потом прийти домой и выслушать убедительные объяснения моей дочери, почему она оставляет своего мужа после тринадцати с лишним лет брака.

— В следующую годовщину будет четырнадцать лет.

— Шестого сентября, — сказал Либерман.

— Шестнадцатого мая, папа, — поправила его Лайза, вздохнув. — Мы поженились весной. Ты оплачивал свадьбу. Ты должен помнить. Шестого сентября день рождения Мелиссы.

— Правильно, я помню, — сказал Либерман. — Близость насильственной смерти иногда влияет на мою память.

— Не шути, папа.

— Не буду, — согласился Либерман. — Поговорим, когда приду домой. Не жди меня допоздна. Дети в порядке?

— Нет, — ответила Лайза. — Как они могут быть в порядке?

— Поговорим позже, — пообещал Либерман и повесил трубку. Он посмотрел на Хэнрагана, но напарник не проявил ни малейшего интереса к этому телефонному разговору.

— Лайза ушла от Тодда, — сообщил Либерман.

— Мои сыновья могут разводиться и жениться хоть пять раз, и я ничего не буду об этом знать, — заметил Хэнраган. — Тебе повезло, твои дочь и внуки в том же городе.

— Повезло, — согласился Либерман. — На такси какой компании уехала женщина в одежде Эстральды?

— «Грин энд уайт», — ответил Хэнраган. Он смотрел на то место на полу, где до этого лежало тело Эстральды.

Либерман вынул из кармана пиджака маленькую красную записную книжку и набрал номер.

— Алло, позовите Лео Гедвиласа, — сказал он в трубку. — Лео? Эйб Либерман… Какие пять долларов? Я звоню не по поводу пяти долларов. Я не помню о пяти долларах, которые ты мне должен. В одно из твоих такси сегодня села пассажирка перед домом сорок четыре сорок пять по Лейк-Шор… Это было в… — Либерман посмотрел на Хэнрагана, который не отрывал глаз от пола.

— Двадцать три пятнадцать, — сказал Хэнраган.

— В двадцать три пятнадцать, — повторил Либерман в трубку. — Сейчас он выяснит, — сказал он Хэнрагану.

Хэнраган что-то буркнул и наконец взглянул на на Либермана. Из кухни донесся голос техника: «Не касайтесь этого», на что Уиттен ответил: «Не буду, не буду».

Лео Гедвилас вернулся к телефону через пару минут.

— Эйб? Водитель — кажун[18] Фрэнсис Дюпри. Только что разговаривал с ним по радиосвязи. Помнит эту пассажирку. Женщина с рыжими волосами. Сказала только, чтобы он отвез ее на угол Лоуренс и Бродвея. Заплатила, вышла из машины и ушла.

— Спроси, узнает ли он ее, если увидит, — сказал Либерман.

— Уже спросил, — сообщил Гедвилас. — Для чего, ты думаешь, я здесь нахожусь? Говорит, что вряд ли. На ней были шляпа с широкими опущенными полями и темные очки. Одиннадцать ночи. Он думает, что она была под кайфом. Скажу тебе не для протокола, что Фрэнсис Дюпри и сам сейчас под кайфом.

— Как он получил заказ, Лео? — спросил Либерман, глядя на Хэнрагана.

— Я как раз это выяснял, пока мы разговаривали, — ответил Гедвилас. — Нашел его в компьютере. Звонок поступил с номера 492-0999. Фамилия клиентки Вальдес. Дюпри как раз высадил пассажира в нескольких кварталах от ее дома, на Фостер.

Либерман посмотрел на телефон, с которого говорил. На нем значился номер — 492-0999.

— Можно узнать, кто звонил с этого номера — мужчина или женщина? — спросил он.

— Если диспетчер вспомнит, — ответил Гедвилас. — Но при пятидесяти звонках в час на это мало надежды.

— Спасибо, Лео. Мы хотим поговорить с Фрэнсисом Дюпри, поэтому не увольняй его несколько дней.

— Мы никого не увольняем, — сказал Гедвилас. — Нам нужны водители. Сменим тему. Я помог тебе, теперь ты помоги мне. Не хочешь сделать пожертвование в Фонд святого Антония для нуждающихся детей?

— Да, Лео. Запиши на меня пять долларов. Потом возьми пять долларов из своего кармана, положи их в надлежащий конверт и предоставь мне кредит.

— У тебя есть чувство юмора, Эйб, — заметил Гедвилас, рассмеявшись. — Дюпри живет на Норт-Кедзи, дом сорок восемь пятьдесят один.

— Передай привет своей очаровательной жене, — проговорил Либерман, записал адрес Дюпри в красную книжку и повесил трубку. — Звонок поступил из этой комнаты, — сказал он, вставая. — Водитель отвез ее на угол Лоуренс-стрит и Бродвея. В десяти кварталах отсюда.

Хэнраган посмотрел на треснувшую картину у стены — изувеченная деревянная рама лежала на ковре, напоминая змею в трупном окоченении.

— Не похоже на дело рук женщины, — заметил он.

— Хочешь, чтобы я передал дочери это сексистское замечание? — отозвался Либерман, глубоко вздохнув. — То есть женщина, в отличие от мужчины, не способна на такую бессмысленную жестокость и зверское убийство.

— Эйб, — проговорил Хэнраган. — Это сделал мужчина. Ты знаешь это. Я знаю это. Хьюз знает это.

— Что ж, — сказал Либерман, направляясь к входной двери, — давай пройдем по соседям.

Под мечтательное бормотание Уиттена о Флориде Хэнраган и Либерман вышли в холл.

Либерман взял на себя квартиры шестого этажа с четными номерами, Хэнраган — с нечетными. В первую дверь они постучали почти в полночь.

— Кто там? — спросил испуганный женский голос.

— Полиция, — ответил Либерман.

— Кто? — повторила женщина.

— Полиция. Я инспектор Либерман из полиции Чикаго. Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

— Я одна, — сообщила женщина.

— Мне жаль это слышать, — отозвался Либерман.

— Со мной в квартире никого нет, — сказала она.

— Я понимаю.

— Но у меня очень большая собака.

— Удачная мысль — сказать мне об этом. Я отниму у вас только несколько минут.

Дверь приоткрылась настолько, что Эйб смог увидеть цепочку и женщину очень маленького роста в голубом халате. Судя по выражению лица, она была в полной панике.

— Шире открывать не буду. Собака прямо здесь, рядом.

— Это, должно быть, успокаивает, — сказал Либерман. — Увы, я вынужден сообщить вам, что в соседней квартире произошел несчастный случай. С мисс Вальдес. Вы что-нибудь слышали, мисс?..

— Миссис Уорнейк, — сказала женщина. — Я много чего слышала. Шум, бросали вещи. Разбудили мою кошку.

— Вы хотите сказать, собаку.

— Да, собаку.

— Вы слышали голоса, какие-нибудь слова? — спросил Либерман.

— Музыку, шум, — ответила она. — Мне жаль, если у нее что-то случилось, но утром я пожалуюсь мистеру Сильверу.

— Она мертва.

— О, — произнесла миссис Уорнейк.

— Вы когда-либо видели людей, которые к ней приходили?

— Я ложусь спать в десять вечера. Ложусь в постель, смотрю телевизор, а потом мы с Каролиной засыпаем. Мы не очень-то интересуемся соседями.

— С Каролиной?

— Моей кошкой… собакой.

— Обманчивая кличка для крупной собаки.

— Я умышленно дала ей такое имя, — заявила миссис Уорнейк. — Ее убили?

— Да.

— Вы сказали, что это был несчастный случай. Убийство — это вовсе не несчастный случай.

— Вам ничего не угрожает, — заверил женщину Либерман. — Полицейский останется охранять квартиру до утра, но мы абсолютно уверены, что преступление было совершено по личным мотивам и убийца давно ушел.

— Это успокаивает, — сказала миссис Уорнейк. — Но я не останусь в этом доме.

И с этими словами она закрыла дверь.

Дальнейший обход Либерманом квартир с четными номерами дал следующую информацию, которой он поделился с Хэнраганом в вестибюле. Пятерых жильцов либо не было дома, либо они не захотели открыть двери. Мартин Франклин, лысоватый мужчина со страдальчески искаженным лицом, знал Эстральду внешне, но понятия не имел, как ее зовут. По его мнению, женщина, которая так одевается, заслужила то, что получила. Жена Мартина с этим согласилась. Миссис Явонович из шестьсот двадцатой квартиры, одинокая дама под шестьдесят, захотела угостить Либермана печеньем собственного приготовления. Она не помнила Эстральду Вальдес, но испытывала бесконечную благодарность Либерману и полиции в целом.

Информация Хэнрагана оказалась несколько содержательнее. Он сверился со своими записями и поделился полученными сведениями с Либерманом. Пятеро жильцов тоже не открыли двери; мужчина по фамилии Калп, владелец крупной собаки, сказал, что не желает иметь никаких дел с полицией; три женщины, каждая за шестьдесят, говорили только на языке, который Хэнраган принял за один из скандинавских. Ценная информация поступила из квартиры шестьсот девятнадцать.

— Супружеская пара, которая живет в этой квартире, вернулась домой после обеда и шоу примерно в половине десятого, — сообщил Хэнраган, потирая подбородок. На его лице быстро появлялась щетина, и Либерман подумал, что он стал походить на Эдварда Дж. Робинсона в конце «Маленького Цезаря»[19] после того, как тот провел несколько недель в ночлежке. В голосе напарника Эйба звучало волнение. — Они видели бродягу в длинном пальто, — рассказал Хэнраган. — Пьяницу, которого раньше уже встречали в этом районе. Они заметили его на лестничной клетке, когда вышли вынести мусор. Женщина сообщила, что позвонила швейцару, когда они вернулись в квартиру. Я проверил это у Клевенджера и у швейцара, Билли Тартона.

Хэнраган сделал паузу и посмотрел на Либермана. Хороший признак. Отец Мэрфи хочет произвести впечатление на аудиторию.

— Ты того и гляди завершишь это дело, — заметил Либерман.

— Пока я узнал имя. Бродяга Жюль. Ошивается возле высоток в этом квартале, проникает внутрь, когда кто-нибудь оставляет дверь открытой, находит место, чтобы устроиться, — обычно машину в подземном гараже. Парня задерживали десятки раз. Швейцар послал на его поиски ночного дежурного техника Олсона, но тот нашего Жюля не нашел.

— Давай вернемся в участок и напишем отчет, — предложил Либерман.

— А может, ты вернешься и напишешь, Эйб? — спросил Хэнраган. — Я бы еще поискал этого Жюля. Оставь отчет на моем столе. Я подпишу его к утру и положу на стол Хьюзу до его прихода.

— Ты в порядке?

— Нет, — ответил Хэнраган. — А ты?

— Мы ее должники, Отец Мэрфи, — сказал Либерман.

— Должники, — согласился Хэнраган.

Они пошли к двери внешнего вестибюля «Мичиган тауэрс». На дежурство заступил новый швейцар, а Клевенджер ушел. «Скорая» с телом Эстральды, скорее всего, уже стояла перед лабораторией патологоанатома на Полк-стрит. Возможно, они должники Эстральды Вальдес, но ей это теперь безразлично. Нет, думал Либерман, направляясь к своей машине и глядя на то, как Хэнраган идет к углу здания, мы сделаем это для самих себя. Мы сделаем это и попробуем внушить себе, что, когда найдем убийцу, счет сравняется. Да, мы попытаемся убедить себя в этом.

Было почти полвторого ночи, и Либерману предстояло написать отчет и поговорить с дочерью, если она не будет спать, когда он вернется домой.

Хэнраган завернул за угол и сел в машину. Он сидел около трех минут, размышляя, куда ехать. Сидел, глядя на стоявший перед ним грузовик, кузов которого был заполнен мешками для мусора, и вдруг вспомнил, что с шестого этажа эти мешки выглядели как красивое шелковое одеяло.

Билл достал из кармана рубашки карточку ресторана «Черная луна». Как ее звали? Она сказала свое имя… Айрис. Привлекательная женщина, подумал он. И вспомнил о другой привлекательной женщине, чье тело было… Хэнраган завел машину и выехал на улицу — на поиски Жюля Ван Бибера, Бродяги Жюля. А тот, услышав, как отъезжает машина, повернулся во сне и натянул на себя виниловый мешок с листьями — чем не одеяло?