Ошибка Нострадамуса

Из записных книжек

История — это приливы и отливы. Взлеты и падения. Свобода никогда не гарантирована от насилия, следующего за ней по пятам где бы она не возникала. Насилие любит рядиться в тогу абсолютной истины и возникает на сцене именно тогда, когда мы начинаем относиться к свободе как к нечто само собой разумеющемуся и перестаем воспринимать ее как бесценный дар. Вот тогда-то из мрачного мира человеческих страстей возникает какая-то таинственная воля, насилующая свободу в атмосфере всеобщего ликования и повального безумия. Есть какая-то странная и опасная цикличность в истории. Человечество не может продолжительное время беззаботно наслаждаться миром и благополучием, ибо ему свойственна опасная тяга к упоению силой и преступная жажда войны. На пути к своей неведомой цели история создает непостижимые для нас кризисы. Бешеная ярость толпы сменяется рабской покорностью стада. Но всякой тирании приходит конец, хиреют и подыхают «единственно верные» учения, насытившись человеческой кровью, исчезают, как призраки, тираны, и вновь воскресает и торжествует идея духовной свободы, ибо она вечна, как дух.

Еврейство не национальность, а метафизическая общность людей, ставших орудием Божественного промысла.

Черчилль сказал, что в Англии антисемитизма быть не может, потому что англичане не считают евреев умнее себя. К сожалению, сегодня считают и потому предпочитают арабов, у которых вместо интеллекта эмоциональный напор.

Для антисемитизма вовсе необязательно наличие евреев. Шекспир написал «Венецианского купца», хотя ни разу в жизни не видел ни одного еврея. Все они были изгнаны из страны за триста лет до его рождения.

Когда исламский мир обретет способность к самокритике, когда у мусульман появится собственный Лютер, наступит время перемен. Но, к сожалению, этого, по-видимому, не произойдет, потому что эволюция ислама пошла вспять, не к благодатным реформам будущего, а к кровавому изуверскому прошлому.

В человеке живет подлое чувство любопытства к убийству и вообще ко всему запретному. На этом и основан успех детективной литературы.

Раб лишен чести, и поэтому для него нет святынь.

Почему бесчестные люди иногда становятся талантливыми писателями? Это происходит, если в их гнилых душах еще осталось место, не тронутое гнилью. Этим местом они и пишут.

Подлая философия равенства. Равенство возвышает негодяя до уровня человека благородного и талантливого, и, владея искусством подлости, негодяй побеждает. Люди равны только перед лицом смерти.

Нельзя поэтически фиксировать желание смерти. Магия слова превращает такое стихотворение в вексель. Бес хватает его и докладывает своему начальству: — Вот, мол, да ведь он сам этого хочет.

Чем крупнее дар художника, тем несчастнее его носитель. Личность творческая осваивает рискованные зоны человеческого существования и в силу этого чаще других соприкасается с головокружительной бездной, попадает в вихрь противоречий, лелеет в душе идеал мадонны, а сам стремглав падает в пучину содома, его терзают кошмары и манят запретные желания. Он чаще других впадает во мрак безумия, становится наркоманом, прибегает к суициду, как к единственному выходу из невыносимой ситуации. В жизни он невыносим. Самолюбив, ненадежен, порочен, лжив. У таких людей на дне жизненного сосуда плещется безумие.

Выпивают два не страдающих комплексом неполноценности поэта. Один, приняв очередного «мерзавчика», задумчиво сказал другому:

— Тебе, Толя, хорошо. Ты живешь на улице Лесная. Вот умрешь, и ее назовут твоим именем. А у меня такого шанса нет Я ведь живу на улице имени Пушкина…

Опубликованы снимки галактики Туманность Андромеды, сделанные супертелескопом «Хаббл». Выяснилось, что она намного превосходит по размерам наш Млечный Путь. Свыше ста миллиардов заезд! И таких галактик — миллиарды. Разум не в состоянии воспринять такое.

Верующие считают, что Вселенную создал Бог. Но тогда возникает резонный вопрос: а он-то откуда взялся? Его кто создал? На это обычно отвечают, что Он существовал всегда. Но в таком случае почему же не предположить, что Вселенная существовала всегда, что она не имеет ни начала, ни конца. Разумеется, это делает концепцию о Боге бессмысленной. Лучшие умы человечества поняли это давно. Еще Лютер говорил, что стать истинно верующим можно лишь вырвав глаза у собственного разума.

Есть и такая теория: Творец всего сущего находится вне сотворенного им мира. До акта творения не было ни материи, ни пространства, ни времени. Поэтому рассуждать о том, что было до Бога — бессмысленно. Но и этот постулат не кажется мне достаточно убедительным. Для описания Бога нет подходящего языка.

Теория расширяющейся Вселенной сегодня в науке почти аксиома. Принято считать, что миллиарды галактик с безумной скоростью удаляются друг от друга. Ну, а что же там, за пределами материи и пространства, там, где все кончается?

У Айзека Азимова есть рассказ на эту тему. Азимов описывает мир далекого-далекого будущего. Человечество уже покорило космос, избавилось от своих хронических пороков и покончило с войнами. Научный прогресс стал развиваться стремительными темпами, и человеку наконец удалось одержать обеду над пространством. Были открыты так называемые кротовые норы, позволяющие космическим кораблям мгновенно перемещаться в любую точку любой галактики. Таким образом, появилась наконец возможность выяснить, что же находится там, за пределами всего сущего. Снарядили экспедицию. Звездолет вошел в «кротовую нору», мгновенно преодолел чудовищное гиперпространство и вышел опять в космос у самого края Вселенной. Все неисчислимые галактики остались позади, звездолет очутился в кромешной мгле, но приборы зафиксировали наличие впереди какого-то гигантского монолита. Звездолет медленно приблизился к нему, и космонавты увидели на экране ослепительно-черную стену без начала и конца, сделанную из неизвестного материала. На ней мерцала надпись: КОНЕЦ ВСЕЛЕННОЙ.

Вселенная бесконечна, а что не имеет конца, не имеет и смысла.

В душе я ношу траур по себе. Траур по человеку, которым мог бы стать, но не стал.

Я в своих работах старался изображать не столько историю событий, сколько историю человеческих чувств.

Серийные убийцы иногда сексуально суперактивны. У них срабатывает ложный инстинкт компенсации нанесенного жизни ущерба.

Ни один человек не может стать более чужим, чем тот, кого ты когда-то любил.

Человеку не принадлежит ничего, кроме его воспоминаний. Лишь они остаются с ним вплоть до Альцхаймера.

Даже встретив женщину только один раз, можно влюбиться в нее на всю жизнь: Данте и Беатриче.

У эгоистов есть одна очень ценная черта: они не сплетничают о других людях.

У настоящего мужчины никогда не поднимется рука на женщину. У настоящего мужчины на женщину поднимается другая часть тела.

Вопреки распространенному мнению, кошки и дрессировка вещи совместимые. Кошке нужно совсем немного времени, чтобы выдрессировать любого человека. В Древнем Египте кошки почитались, как боги, и они этого не забыли. Любая кошка — совершенство.

Менделеев о Толстом: «Он хоть и гений, но глуп». И отказался от встречи с ним. А потом дочь его Люба разбила сердце отца, выйдя замуж за человека, который, по мнению Менделеева, был еще глупее Толстого.

Классик, как презерватив, — всем подходит.

Проза, которая трудно читается, вызывает уважение. Ее редко читают, но все хвалят, боясь прослыть невеждами. Пишущие интересно не являются модернистами. Те же, кто считают себя литературным авангардом, не умеют писать интересно и прибегают ко всяческим ухищрениям, чтобы скрыть эту колоссальную ущербность.

Из записной книжки Чехова: «Если человек не курит и не пьет, поневоле задумаешься, уж не сволочь ли он».

Настоящая проза интересна не сюжетом, а языком, ибо «и лучшего вина в ночном сосуде не станут пить порядочные люди».

Орудие, карающее зло, может оказаться еще худшим злом.

Если сделать пофигизм своей жизненной философией, то исчезнут заботы и печали. Человеческая натура, однако, такова, что это невозможно.

Если бы человеку было дано по своему усмотрению сокращать свою жизнь, то она была бы гораздо короче. Он бы безжалостно удалял часы и дни, остающиеся до любовного свидания, до зарплаты, до отпуска, до весны, до праздника. Но рано или поздно ему стало бы неимоверно жаль этих вычеркнутых из жизни дней.

Счастье легко забывается, а горе — нет. Счастье не оставляет рубцов в душе.

— Вы мне очень нравитесь, но я в Вас не влюблен.

— А вы мне совсем не нравитесь, но я без Вас жить не могу.