Основы искусства святости, том 1

К читателю. О цели христианской жизни.

С чего начать?

Передо мной «неисчерпаемое чудес море», как поется в Акафисте святителю Николаю Чудотворцу... Это не то море, которое я видел плещущимся лазурными волнами у берегов его митрополии — Мир Ликийских, и не то, холодное и угрюмое, которое расстилалось подо мною свинцовой скатертью чуть не на сотни верст, когда я смотрел на него с вершины Секирной горы на Соловках...

Это даже не то житейское море, которое грешник, зря (видя) воздвизаемое бурею напастей, стремится переплыть безбедно, о чем молится Спасу умиленными словами:

Возведи от тли живот мой, Многомилостиве!¹

А может быть, и оно, когда по обильной слезной молитве сего грешника вдруг услышит страшный, всемогущий глас: Молчи, престани... и претворяется тишина велия (Мк. 4, 39). Тучи страстей тогда отходят с умного неба плачущего о грехах, и на горизонте сердца впервые появляются ослепительные лучи восходящего Солнца-Правды, Христа. Свирепое море грешной жизни обращается в благодатное море святого жития...

Но кто в силах исчерпать его бездонную глубину? И стоит перед ним человек зачарованный, смотрится в чистое зеркало его хрустальных вод (Откр. 4, 6), и

вот оно все делается пламенным, как бы из растопленного золота, и одной из

брызг его достаточно было бы, чтобы человеку любоваться ею всю свою жизнь.

Я невольно отдаюсь во власть воспоминаний.

С давних пор, со дней отрочества, занимали меня чудеса и дивности Божий. Благоговение и изумление пред тайнами природы и жизни смутно и радостно волновали мое сердце, заставляя его изнывать в сладостной любви к Создателю. Хотелось всегда у Него, а не у кого другого, почерпнуть ответ, в чем моя и чужая жизнь и как мир стоит. Но я, впрочем, везде искал разгадки.

-9-

Помню, как юным гимназистом я один — всегда один, хотя бы и среди вынужденных встреч и знакомых, — бродил по полям, по лугам, по лесам, по озерам. У каждой шелестящей травки и былинки, у певчей пташки и стрекочущего кузнечика, у рокочущего родника и тихого ветерка, не исключая людей, пыльных городов и даже скучных гостиных, спрашивал я у всех, как невеста в «Песни песней» Соломона:

Не видали ль вы Того,

Которого любит душа моя?.. (Песн. 3, 3)

Но никто из них не дал мне желанного ответа.

Однако, и когда я узнал последний — что благодатию Божиею случилось рано, — я продолжал уже студентом перелистывать бесчисленное множество пыльных книг лучших библиотек родины, отчасти и заграницы. Старинные громадные фолианты в тяжелых деревянных переплетах, трехсотлетние уникумы готической печати, отделанные в свиную кожу, окостеневшую от времени и превратившуюся как бы в пластинки целлулоида или слоновой кости, перемежались у меня современными русскими и иностранными книгами в аляповатых, разукрашенных сусальным золотом, как ярмарочный пряник, обложках и творениями церковной письменности и богослужебными книгами в желтых и пунцовых кожаных переплетах с медными застежками. Перелистывая полуистлевшие, пожелтевшие листы древних изданий (я особенно интересовался такими) с изъеденными личинками корешками, я все старался разгадать духовную природу человека, в частности их авторов и тех лиц, которые на протяжении нескольких столетий существования этих волюмов старались унести с их страниц тайну противоречивого, лживого, страстного человеческого существа и его загадочной внутренней жизни. Заметки этих лиц на полях мне громко говорили о том, как волновались когда-то сердцем их обладатели, от костей которых теперь не осталось и праха...

С течением времени предмет не пропал из моих глаз, но пределы горизонта раздвигались шире. Из тесных рамок окружающей действительности и настоящего времени

-10-

мысль часто стала уноситься вглубь давно прошедших времен и на первых страницах всемирной истории старалась отыскать Божественные следы Промысла. Подняв высоко над головой свой крохотный, но зажженный от веры и знания, основанного на Священном Писании и Священном Предании скудельный светильник, я пробирался, иногда рискуя сломать себе голову и раня себя чуть не до смерти, через груды наломанного кирпича научных построек и гипотез в истории культуры, через болота стоячей философской мысли отошедших от святого Евангелия народов, через леса непроходимого мрака общественных мнений к первоначальным истокам общечеловеческой семьи, потом снова возвращался назад по стремнинам и кручам общечеловеческих страстей к новым

временам, временам христианства, старался разглядеть все достопримечательное

— ив конце концов приходил в величайшее изумление, блаженство, восхищение от дивных путей и деяний Творческой Десницы!.. Видимы они и не видимы — видимы верою и облагодатствованным разумом и незримы для слепцов и гордых мира сего, как письмена, начертанные на воде. В отношении этих-то гордецов и пел пророк Давид:

В мори путие Твои,

И стези Твоя в водах многих,

И следы Твои не познаются.

(Пс. 76, 20)

И что же я увидел при этих хождениях по черепкам, обломкам, листкам и обрывкам всемирной истории человечества? Я видел только одно: люди во все времена и эпохи, во всяком звании и состоянии ищут опять-таки только одного — потерянного рая счастья, богатства, любви, свободы, блаженства, света, богов, Бога

— все равно, как бы ни назвать то состояние, которое, думается им (правильно или неправильно — кому как), возвращает человеку потерянную при грехопадении целостность природы и благоволение Божие, дает ему мир и покой духа...

Ах, сколько бессонных ночей провели люди, стараясь подойти своими щуплыми мыслями вплотную к граням недоступной им Высшей Действительности! Сколько было деятельных попыток проникнуть в тайны этого покоя души и разглядеть зримый как бы в тумане образ Неизобразимого!..

-11-

Сами пророки проводили бессонные ночи за молитвой и размышлениями над смыслом жизни.

Рука моя простерта ночью, — говорит Давид, — и не опускается... Ты не даешь мне сомкнуть очей моих...

Размышляю о днях древних, о летах веков минувших; припоминаю песни мои в ночи, беседую с сердцем моим, и дух мой испытывает...

(Пс. 76, 3, 5-7)

Но мало всегда было людей, обретших Дверь жизни (Лк. 12, 32; Ин. 10, 9), а больше, в тысячи, миллионы раз было больше таких, которые шли от Нее вспять, назад, в бездонную пропасть мрака и гибели.

Вот ночь или, вернее, раннее утро. Не та священная, таинственная ночь, в которую свершилось исполнение желания праотца, но другая, за несколько тысячелетий до Рождества Христова. Тогда патриарх Иаков один ночевал в поле при потоке Иавок. И приходит к нему «Некто», W'N и борется с ним до зари. И спрашивает Иаков Боровшегося, когда узнал, Кто Он: «Скажи мне имя Твое?» Ибо душа его истаевала в сладости богообщения и любви к Иегове. Но полного обладания Любимым еще не было, и Он был далек и неродствен еще человеку...

Но вот — другая ночь, и снова раннее утро. Язычник Пилат, потерявший смысл жизни и веру во все, спрашивает насмешливо-кощунственно Того же Некоего: «Что есть истина — и sonv aXrjGsia? » — и, не став дожидаться ответа, выходит. Этот уже не жил верою Иакова и не видел, что перед ним стояла сама Истина, ц оХцвет (Ин. 14, 6; 18, 38).

Видел я в зеркале времен истории еще пески Ливийской, Нитрийской и других пустынь с темно-синим над ними бархатным куполом неба, со звездами наподобие громадных, подвешенных к нему разноцветных лампад, и среди этих песков ночные хоры подвижников, славословивших Бога и духовным оком проницавших сущность окружающей твари. Но с другой стороны, мысленно зрились мне и бесчисленные толпы людей, поклонявшихся сатане, тянувших свои руки к нему в поисках счастья, бросавших в огонь, ему в жертву, своих любимых детей ради достижения этого счастья

-12-

и земного благополучия, выплывали из тумана веков многочисленные посвященные мистериальных культов, представители черной и белой магии, жрецы и астрологи Халдеи и Вавилона, со своих высоких вышек — зиггураспов — пытавшиеся проникнуть в тайны неба и тесно связывавшие их с тайнами человеческой личной и общественной жизни... И по тем табличкам с клинообразными надписями, которые теперь хранятся в музеях Европы не понимающими и не ощущающими их мистической и магической силы учеными, видно, что маги эти глубоко проникли в загадки жизни и владели такими тайными науками, ключ от которых остался теперь только у индийских йогов высших степеней и у их собратьев. Но это было знание запретное, знание, сообщенное демонами, и потому в существе своем ложное.

Помню я свои наблюдения и над окружающими людьми, над современным человечеством. И здесь — все то же, одно и то же, и как может быть иначе?!. И здесь вечная ненасытная жажда «чего-то», хотя бы оно выражалось просто в низменных удовольствиях чрева и подчревности. Но, приглядываясь, я заметил и нечто худшее. Древнее человечество в массе искало свои идеалы вне себя, имело хоть какую-то веру и чтило хоть каких-то богов. Нынешнее же человечество стремится изгнать всякую веру во все чудесное, хотя бы и бесовское. Но оно не стыдится привлекать всех к вере в самого человека и в «чудеса» науки.

В мире много сил великих,

Но сильнее человека

Нет на свете ничего,

повторяет оно с гордостью изречение Софокла. Или, как у Горького: «Человек — это звучит гордо». Не задумываясь нисколько уже над смыслом жизни, люди видят его в осуществлении идеи «сверхчеловека», великого «культуртрегера», «завоевателя и владыки вселенной», и так дойдут до антихриста, думая найти в нем разрешение всех загадок жизни.

- Но я презираю, — говорил я «цивилизованным» людям, — все ваши культурные дивности и «чудеса». Как древние мученики обличали современных им язычников за то, что они почитают тленных идолов — каменных, медных, деревянных, так и я должен указать вам на ваше безумие,

-13-

когда вы видите весь смысл своей жизни в устройстве машин и дворцов из камня, меди, железа и дерева, разрушающихся от ветра, молний, наводнения... А главное — что это за «боги», которые оглушают шумом уши, но не дают спокойствия духу, нежат глаз и тело, но не освобождают от тоски мятущейся души?.. Что мне ваша культура, когда ничто в мире, кроме таинственно подаваемой Богом благодати, не веселит мою душу? Вы мне говорите, что Бога нет, а я опытно — хотя и мала моя мера — чувствую, как выражается праведный Иов, Дух Его в ноздрех моих (Иов. 27, 3). Какая же это истина, которую вы мне предлагаете в научных книжках по естествознанию, когда от нее слепнут очи мои, затемняется (от противоречий бесчисленных гипотез) мысль моя и слабеет воля моя пред бессмысленностью человеческого труда? Когда «боги» ваши — воспользуюсь опять аргументом св. мучеников — не могут защитить от тления и гибели себя самих, как могут они помочь другим? Когда ваши «титаники» идут ко дну, как скорлупки, воздушные корабли разносятся ветром, как пушинки, дома в десятки этажей, которые вы кощунственно прозвали «небесными щетками», разрушаются в груду обломков при малейшем колебании почвы во время землетрясений, как можно говорить о каком-то «могуществе» культурного человека?!.

И говорил я себе: «Жалкий, несчастный, убогий, ничтожный человек! К чему он меня зовет? И это в то время, когда задолго еще до хваленого "расцвета" культурного гения святые люди переплывали на камне моря и океаны (преп. Антоний Римлянин), переходили, как по суху, реки (преп. Мария Египетская), воскрешали мертвых, заключали небо и землю (пророк Илия)...»

И искал я таких или подобных им людей, искал везде: в городах и деревнях, в монастырях и миру, в лесах и пустынях, — ибо везде они есть, но их надо найти. И Бог не оставил моих трудов тщетными — нашел я их.

Но в общем ведь, грустны, читатель, мои воспоминания? Да, с тех пор как люди согрешили и удалились от Бога, они впали в состояние, достойное не только грусти, но и плача; они стали мучиться вопросами о том, что видели и знали прародители и во что им приходится только верить. И эти вопросы жгли и жгут сердца и умы людей всех времен, если только человек не заглушит окончательно своей совести страстями и пороками и не потушит в себе того божественного огня (Лк. 12, 49),

-14-

о котором знали и язычники, когда создавали свой миф о Прометее. Вопросы эти стали для грешных людей, по их же собственному определению, «проклятыми». Напрасно они хотели забыть их, избавиться от них, не быть «самими собою»; душа их тяготела, влеклась туда, где всегда было и есть ее место, к Тому, Кто ее создал. Разум и плоть тянули всегда к земле, к похоти; душа же, обессиленная, измученная, истерзанная, тяготела к небесному, чистому. И человек от гордости, в лучшем случае от невежества своего, не понимал и не понимает самого себя и продолжает биться над вопросами, когда-то ясными для него, а теперь непонятными. Зрит он их чрез закопченный страстями хрусталь души своей — и не видит, силится разрешить их — и не отгадывает. И в отчаянии стонет:

Кто разрешит мне, что тайна от века,

В чем состоит существо человека?

Кто он? Откуда? Куда он идет?

Кто там вверху, над звездами живет?..

Но не всегда и не всякий получает ответ:

Головы в иероглифных кидарах,

Головы в черных беретах, чалмах,

Головы в шлемах и папских тиарах

Бились над этим вопросом в слезах.

(Гейне)

Однако так и умерли, не разрешив «загадки» жизни...⁴ Теперь перейду к вопросу в его научно-теоретической постановке.

Откровение, да и сама наука, не признающая его, согласно свидетельствуют, что вопросы о бытии мира и человека и их цели и назначении, в какой бы форме они ни выражались, исторически присущи были всякой эпохе и всякому народу. Начиная с так называемого «доисторического» человека⁵ и кончая утонченно образованным европейцем XX столетия, все так или иначе пытались разрешить вопрос о личном счастье или вообще о смысле жизни. Но с различной остротой эти вопросы ставились и переживались, и не с одинаковой определенностью они решались. Ответ на них зависел и зависит, с одной стороны, от самого человека, а с другой — от причин, вне его стоящих.

-15-

Во всяком случае, пока человечество находилось во тьме язычества, пока не видело света христианства, оно, как это ни странно, ближе было к разрешению «проклятых» вопросов, чем теперь, как-то целомудреннее, если можно так

выразиться, относилось к ним. По крайней мере, не изрыгало такой хулы на Бога,

6

как это оно делает в настоящее время .

Но древний мир и мир классический не могли прийти к прямому истинному ответу на все «недоуменные» вопросы высшего порядка, несмотря на всю остроту и глубину ума его лучших представителей. Даже ветхозаветный мудрец, обладавший совершенной мудростью, — разумею Соломона — не мог сказать и при конце своей жизни, в чем же истинный ее смысл. Он только видел, что «все —

у

суета и томление духа и нет пользы — ‘[ПГР (итрон) — под солнцем» (Еккл. 2, 11). Абсолютного, истинного, постоянно пребывающего блага («итрон») нет здесь, на земле, — вот все, к чему он пришел в конце концов. Это и понятно. В то время только лишь предугадывалась возможность решения в будущем вопроса о сущности всех сущностей.

С появлением христианства все стало ясно и понятно. Сняты были покровы со всех тайн. Христос освятил все Своим пришествием и явлением Креста Своего. Аз есмъ свет миру, — сказал Он одни и те же слова в двух разных случаях (Ин. 8, 12; 9, 5). Но, к сожалению, «люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы. Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы. А поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге со деланы» (Ин. 3, 19-21). Господни слова стали сбываться тут же, как были сказаны, и будут сбываться до общего для всех конца. Одни люди, жаждущие узреть свет истинный, несмотря ни на что, отреклись прежде всего от своего «я», от собственного суждения, мудрствования, вменили себя в ничто, в отребье, возненавидели все, чем гордится окружающий мир, и получили взамен видение своих грехов, а после этого и тайн Божиих. Другие же, думавшие, что они владеют каким-то глубоким и великим знанием, что они нечто значат в глазах своих собственных или чужих, что они в состоянии без Божественной помощи управиться,

-16-

— погибли, объюродели, погрузились во тьму и, умирая, признавали, что они так ничего и не узнали. Обращаясь к примерам и к самой жизни, видим, что вопросы, с которыми связано спасение человека и его положение в мире, решались одинаково усердно людьми обеих указанных сторон, но решены были как должно только представителями первой. Не присяжные философы и мудрецы объюродевшего мира сего познали истину и сущность христианства, а простецы и делатели настоящей «философии», высшего любомудрия — подвижники, пустынники, освятившиеся и очистившие себя от всех страстей исполнением евангельских заповедей?

Как это случилось? Но для этого надо припомнить, что такое мирская философия, которая мнит, будто занимается этими вопросами.

Как это ни удивительно на первый взгляд, но в самом начале существования этой науки представители ее определеннее разбирались в том, что она такое, тогда как в настоящее время, после двух тысяч с лишком лет существования философии, приверженцы ее поставлены историческим ходом ее развития в такое положение, что не в состоянии не только единичными силами, но и всем скопом своим дать точное определение своей науке. «Все попытки дать такое определение общеобязательного понятия философии, говорит Освальд Кюльпе оказываются неудачными при сопоставлении их с фактами исторического развития этой науки...

Ввиду этого не "остается ничего иного, как вообще отказаться от общего определения...» Вот — слово. Но если человек не знает точно и определенно ни границ того дела, которое он совершает, ни его задач и цели, ни того, куда еще заведет его «философствование» чрез несколько десятков и больше лет, то, ясное

дело, он находится не на прочном пути, но подвергается опасности потерять затраченный труд и время понапрасну. Такой мудрец — воспользуюсь грубым сравнением — находится не в лучшем положении, чем тот простак, который надеется выиграть двести тысяч рублей на билет, оставшийся от трамвайной поездки.

Конечно, вся беда здесь не в том, что философы не знают, куда посадить свою госпожу за общим столом человеческих знаний, а в том, что разговоры-то с этой дамой праздны и очень непоучительны; выработка научно обоснованного миросозерцания и исследование предпосылок любой науки,

-17-

то есть закономерных форм, определяющих наблюдение и экспериментальный анализ, — всего того, чем хочет заниматься философия, есть продукт, в сущности, падшего познающего человеческого духа, предоставленного самому себе. Душевный же человек,\|/u%iko<; (1 Кор. 2, 14), «психик», не может разуметь Истины и Цели вещей, которые могут восприниматься только духовно, nvsDfxaiiKdx;, являясь плодом длительного аскетического подвига и живого религиозного опыта⁹. Но как раз философия до последнего времени не любила догматической точки зрения, а проводила и намерена, конечно, проводить со всей прямолинейностью критическую — другими словами, выражаясь в духе святоотеческого языка, находилась всегда в потемках. Но и этого мало. Философия, всегда имеющая дело с конечными причинами, подлинную сущность которых приоткрыть в силах только богословие, вместо того чтобы идти с ними рука об руку (боюсь уже выразиться, чтобы быть ancilla, «служанкой», его), отторглась от последнего и противостала ему. Утверждаясь на одном только своем разуме, который не может без благодати перейти поставленных для него Творцом границ, человек, претендующий познать и осмыслить понятия и вещи, находящиеся как раз за чертой дозволенного ему, неминуемо впадает или в кощунственное празднословие, или в отчаяние, или в хулу, или в безумие, что, впрочем, все одно и то же в смысле погибели. Поэтому-то апостол и предупреждал колосских христиан: «Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею» — и дальше объясняет, какая это философия, про которую он говорит: «...не увлек... пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу» (Кол. 2, 8). И так, собственно, всегда было, как в древнее, так и в настоящее время. Разница только та, что в древности, как я сказал, как будто дело было правильнее, определеннее, разумнее — потому, конечно, что проще. Правильность же надо разуметь здесь в смысле плодотворности практических результатов, достигаемых «философствующим» человеком. «Быть мудрым значит быть добродетельным», — совершенно верно говорил Сократ, но ошибался, когда делал обратное заключение, что нравственный негодяй есть только невежда; потому что теория требует еще своего практически-принудительного применения в жизни.

-18-

Эта практическая основа древней философии, когда впоследствии переплелее теоретический уток христианского вероучения, дала роскошные «ковры» (oTpcofiaia¹⁰) первохристианского любомудрия. Но новая, кантианская, христианству ничего не дала и дать не может¹¹.

Итак, что же остается делать убежденному христианину, желающему научиться истине и видящему несостоятельность мирской философии и у себя дома, и в тех местах, куда она изволит показываться? Ничего другого, конечно, как бросить ее и обратиться к законно носящему это наименование учению. Это и сделали первые наши отцы и учители Церкви. Отказавшись от основ и задач «ветхой» мудрости, они вместо этого «изыскали глубины духа» новой и «уяснили естество сущих», как поется в тропарях св. Григорию Богослову и его другу св. Василию Великому.

Для этих и подобных им людей философия была совсем не тем, чем для языческих и неверующих современных мудрецов, и путь к ней тоже был совсем другой, и в силу этого, наконец, и результат тоже стал новый и неожиданный —

чудесный. Философия для христианского православного «гностика» — употреблю

12

выражение Климента Александрийского — стала заключаться в чистом житий, в очищении себя при помощи благодати Божией от страстей и приобретении добродетелей — одним словом, сделалась подвигом.

«Если ты не ожидаешь себе ничего трудного, когда думаешь приступить к

13

философии, — говорит св. Григорий , -то начало твое вовсе не философское, и я порицаю таких мечтателей. Если эта философия еще только ожидается, а не пришла на деле, то человеку бывает приятно; если же она пришла к тебе, то или терпи, страдая, или (в противном случае) будешь обманываться в ожидании».

Чрез подвиги же внутренние и внешние человек достигает" дара познания вещей, в подлинном смысле уясняет естество сущих (xrjv cpuoiv icov ovicov) Вот эти-то «философы» и открыли людям, в чем состоит смысл и цель жизни. Но, конечно, уже жизни не вообще, а христианской, и не просто христианской, а православной, хотя многие хотели бы сгладить или совсем стереть эти разграничения. Но слово Божие не вяжется (2 Тим. 2, 9).

Итак, в чем же смысл этой жизни?

Вот мы подошли, наконец, к основному и самому главному вопросу этой главы, этой книги и самого спасения. На него мы должны ответить не гадательными измышлениями людей,

-19-

мнящихся быть учеными, многознающими и мудрыми, не выводами их рассудка, затемненного страстями, а духоносными словами мужей, постническим и святым житием приведших в благоуханную ясность свои мысли и стяжавших озарение от Св. Духа. Тогда только мы будем спокойны за свое спасение.

А они говорят следующее. Приведу свидетельства двух отцов.

«Всякий человек, рожденный в мир сей, тем паче христианин, — глаголет богослов св. Церкви ее последних времен, преп. Симеон¹⁴, — пусть не думает, будто родился для того, чтобы наслаждаться сим миром и вкушать его радости, потому что если б этот был конец и эта цель его рождения, то он не умирал бы. Но пусть содержит в мысли, что родился он, во-первых, для того, чтобы быть (начать существовать) из не сущего, каким был; во-вторых, для того, чтобы, подобно постепенному возрастанию телесному, возрастать мало-помалу и возрастом духовным и добрым подвигом восходить в то священное и боголепное состояние, о котором говорит блаженный Павел: дондеже достигнем ecu... в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13); в-третьих, для того, чтобы сделаться достойным обитать в небесных селениях и быть вчинену в сонм святых ангелов и петь с ними победную песнь Пресвятой Троице, Которая как одна дает ему бытие, одна же своею благодатию дарует и благобытие, т.е. то показанное священное боголепное состояние».

Для этих целей приходил на землю и Единородный Сын Божий, Господь Иисус Христос. Вот как богословствует о сем тот же св. отец, отвечая тем, кто считает, что цели эти непостижимы для человека и невозможно их ему — по крайней мере теперь — достигнуть:

«...Перестанем с небрежностью относиться к делу спасения своего и обманывать самих себя, придумывая извинения себе в своих грехах и говоря, что никак невозможно быть сему, то есть достигнуть показанного совершенства в настоящем роде, и философствуя таким образом в ущерб спасению нашему и на пагубу наших душ. Ибо, если захотим, возможно, и так удобовозможно, что одного произволения нашего достаточно к тому, чтобы воззвать нас на такую высоту¹⁵. Где готово произволение, там нет уже никакого препятствия. — И что же говоришь ты, человече?

-20-

Бог хощет соделать нас из людей богами (произвольно, однако же, а не принудительно), а мы время выставляем в предлог — и отвергаем благодеяние. Не безумие ли это и не крайнее ли невежество? — Бог так сильно сего желает, что сошел на землю и воплотился именно для этого только. Почему, если только восхощем и мы, то совершенно ничто не может уже воспрепятствовать сему, — только прибегнем к Нему с теплым покаянием»¹⁶.

И во многих местах рассуждает подобным же образом преподобный отец, чеканно проводя ту мысль, что цель жизни человека — сделаться святым и богом на земле, хотя и не в том смысле, в каком развивают свое учение «человекобожники» в мире, вроде Канта, Фейербаха и других.

Приведу еще несколько строк из его трудов.

«Как огонь, как только найдет дрова, зажигает их естественно, так и благодать Святого и поклоняемого Духа ищет возгореться в душах наших, чтобы сиять и просвещать сущих в мире., да живут богоугодно все христиане и сияют как

17

боги...»

«Какая цель воплощенного Домостроительства Бога Слова, которая во всем Божественном Писании проповедуется, но которой мы, читая сие Писание, не знаем? Не другая какая, как та, чтобы, приобщившись тому, что наше, соделать нас причастными того, что есть Его. Сын Божий для того соделался Сыном Человеческим, чтобы нас, человеков, соделать сынами Божиими, возводя род наш по благодати в то, что Сам Он есть по естеству, рождая нас свыше благодатию Св. Духа"¹⁸

Но особенно проста, наглядна, душеспасительна, благоуханна знаменитая беседа по этому же вопросу другого не-вестоводителя¹⁹ спасающихся душ, родного нам по крови и чуть ли не современника — духоносного аввы Серафима, Саровского чудотворца.

Эти духовные Маргариты перешли к нам в наследство благодаря записи их Николаем Александровичем Мотовиловым, «служкой Серафимовым», как он сам любил называть себя. Все в них драгоценно, важно, отлично, ничего бы не хотелось опускать. Но, стесняемый краткостью места и помня слово Писания — мед обрет яждъ умеренно, да не како пресыщен изблюеши (Притч. 25, 16), — сокращаю слово и из длинной беседы приведу только ее начало.

-21-

«Это было в четверток (в конце ноября 1831 г. - Еп. Варнава), - начинает

20

Мотовилов свою чудную повесть . — День был пасмурный. Снегу было на четверть на земле, а сверху порошила довольно густая снежная крупа, когда батюшка о. Серафим начал беседу со мной на ближней пажинке своей, возле той же его ближней пустыньки, против речки Саровки, у горы, подходящей близко к берегам ее²¹.

Поместил он меня на пне только что им срубленного дерева, а сам стал против

22

меня на корточках .

23

- Господь открыл мне , — сказал великий старец, что в ребячестве вашем вы усердно желали знать, в чем состоит цель жизни нашей христианской, и у многих великих духовных особ вы о том неоднократно спрашивали...

Я должен сказать тут, что с 12-летнего возраста меня эта мысль неотступно тревожила, и я, действительно, ко многим из духовных лиц обращался с этим вопросом, но ответы их меня не удовлетворяли. Старцу это было неизвестно.

- Но никто, — продолжал о. Серафим, — не сказал вам о том определительно. Говорили вам: ходи в церковь, молись Богу, твори заповеди Божий, твори добро — вот тебе и цель жизни христианской. А некоторые даже негодовали на вас за то, что вы заняты не богоугодным любопытством, и говорили вам: высших себя не ищи (Сирах. 3, 21). Но они не так говорили, как бы следовало. Вот я, убогий Серафим, растолкую вам теперь, в чем, действительно, эта цель состоит.

Молитва, пост, бдение и всякие другие дела христианские, сколько ни хороши сами по себе, однако не в делании только их состоит цель нашей христианской жизни, хотя они и служат необходимыми средствами для достижения ее. Истинная же цель жизни пашей христианской состоит в стяжании Духа Святого Божьего. Пост же, и бдение, и молитва, и милостыня, и всякое Христа ради делаемое доброе дело суть средства для стяжания Святого Духа Божьего. Заметьте, батюшка, что лишь только Христа ради делаемое доброе дело приносит нам плоды Святого Духа. Все же не ради Христа делаемое, хотя и доброе, но мзды в жизни будущего века нам не представляет, да и в здешней жизни благодати Божией тоже не дает. Вот почему Господь Иисус Христос сказал: "Иже не собирает со Мною, расточает" (Мф. 12, 30). Доброе дело нельзя иначе назвать, как собиранием, ибо хотя оно и не ради Христа делается, однако же добро. Писание говорит: "Во всяком языце бояйся Бога и делали правду приятен Ему есть"( Деян. 10, 35).

-22-

И, как видим из последовательности священного повествования, этот "делали правду" до того приятен Богу, что Корнилию-сотнику, боявшемуся Бога и делавшему правду, явился Ангел Господень во время молитвы его и сказал: Пошли в Иоппию к Симону усмарю, тамо обрящеши Петра, и той ти речет глаголы живота вечного, "в нихже спасешися ты и весь дом твой" (Деян. 10, 5-6). Итак, Господь все Свои божественные средства употребляет, чтобы доставить такому человеку возможность за свои добрые дела не лишиться награды в жизни паки бытия. Но для этого надо начать жить правой верой в Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, пришедшего в мир грешные спасти (1 Тим. 1, 15), и приобретением себе благодати Духа Святого, вводящего в сердца наши Царствие Божие и прокладывающего нам дорогу к приобретению блаженства жизни будущего века. Но тем и ограничивается эта приятность Богу дел добрых, не ради Христа делаемых: Создатель наш дает средства на их осуществление. За человеком остается осуществить их или нет. Вот почему Господь сказал евреям: "Аще не бысте видели, греха не бысте имели. Ныне же глаголете — видим, и грех ваш пребывает на вас" (Ин. 9, 41). Воспользуется человек, подобно Корнилию, приятностью Богу дела своего, не ради Христа сделанного, и уверует в Сына Его, то и такого рода дело вменится ему, как бы ради Христа сделанное и только за веру в Него. В противном же случае человек не в праве жаловаться, что добро его не пошло в дело. Этого не бывает никогда только при делании добра Христа ради, ибо добро, ради Христа сделанное, не только в жизни будущего века венец правды ходатайствует, но и в здешней жизни преисполняет человека благодатию Духа Святого, и при том, как сказано: "Не в меру бо дает Бог Духа Святаго. Отец бо любит Сына и вся даде в руце Его" (Ин. 3, 34).

Так-то, ваше Боголюбие! Так в стяжании этого-то Духа Божьего и состоит истинная цель нашей жизни христианской, а молитва, бдение, пост, милостыня и другие ради Христа делаемые добродетели суть только средства к стяжанию Духа Божьего.

- Как же стяжание? — спросил я батюшку Серафима. — Я что-то этого не понимаю.

- Стяжание все равно что приобретение, — отвечал мне он.

-23— Ведь вы разумеете, что значит стяжание денег? Так все равно и стяжание Духа Божьего. Ведь вы, ваше Боголюбие, понимаете, что такое в мирском смысле стяжание? Цель жизни мирской обыкновенных людей есть стяжание, или наживание денег, а у дворян сверх того — получение почестей, отличий и других наград за государственные заслуги. Стяжание Духа Божьего есть тоже капитал, но только благодатный и вечный, и он, как и денежный, чиновный и временный, приобретается почти одними и теми же путями, очень сходственными друг с другом. Бог Слово, Господь наш, Богочеловек, Иисус Христос, уподобляет жизнь нашу торжищу и дело жизни нашей на земле именует куплею и говорит всем нам: "Куплю дейте, дондеже прииду" (Лк. 19, 13), "искупующе время, яко дние лукави суть" (Еф. 5, 16), то есть выгадывайте время для получения небесных благ через земные товары. Земные товары — это добродетели, делаемые Христа ради, доставляющие нам благодать Все-святого Духа. В притче о мудрых и юродивых девах, когда у юродивых не доставало елея, сказано: "Шедше, купите на торжище" (Мф. 25, 9). Но когда они купили, двери в чертог брачный уже были затворены, и они не могли войти в него. Некоторые говорят, что недостаток елея у юродивых дев знаменует недостаток у них прижизненных добрых дел. Такое разумение неправильно... Торжище — жизнь наша; двери чертога брачного, затворенные и не допустившие к Жениху, — смерть человеческая; девы мудрые и юродивые -души христианские; слей — не дела, но получаемая чрез них вовнутрь естества нашего благодать Всесвятого Духа Божьего, претворяющая оное от сего в сие (Пс. 143,

13), то есть от тления в нетление, от смерти душевной в жизнь духовную, от тьмы в свет, от вертепа существа нашего, где страсти привязаны, как скоты и звери, — в храм Божества, в пресветлый чертог вечного радования о Христе Иисусе Господе нашем, Творце и Избавителе и Вечном Женихе душ наших.

Сколь велико сострадание Божие к нашему бедствию, то есть невниманию к Его о нас попечению, когда Бог говорит: "Се, стою при дверех и толку!.." — разумея под дверями течение нашей жизни, еще не затворенной смертью (Откр. 3, 20). О, как желал бы я, ваше Боголюбие, чтобы в здешней жизни вы всегда были в Духе Божием! "В чем застану, в том и сужу" (Иез. 18, 24), — говорит Господь.

-24-

Горе, великое горе, если застанет Он нас отягощенными попечением и печалями житейскими, ибо кто стерпит гнев Его р против лица Его кто станет! (Пс. 89, 11; 147, 6). Вот почему сказано: "Бдите и молитеся, да не внидете в напасть" (Мф. 26, 41), то есть да не лишитеся Духа Божьего, ибо бдение и молитва приносят нам благодать Его. Конечно, всякая добродетель, творимая ради Христа, дает благодать Духа Святого, но более всего дает молитва, потому что она как бы всегда в руках наших, как орудие для стяжания благодати Духа. Захотели бы вы, например, в церковь сходить, да либо церкви нет, либо служба отошла; захотели бы нищему подать, да нищего нет, или нечего дать; захотели бы девство соблюсти, да по сложению вашему или по усилиям вражеских козней, которым вы по немощи человеческой противостоять не можете, сил нет этого исполнить; захотели бы и другую какую-либо добродетель ради Христа сделать, да тоже сил нет, или случая сыскать не можно. Л до молитвы это уж никак не относится: на нее всякому и всегда есть возможность — и богатому, и бедному, и знатному, и простому, и слабому, и здоровому, и больному, и праведнику, и грешнику. Как велика сила молитвы даже и грешного человека, когда она от всей души возносится, судите по следующему примеру из Священного Писания: когда по просьбе отчаявшейся матери, лишившейся единородного сына, похищенного смертью, жена-блудница, попавшаяся ей на пути и даже еще от только что бывшего греха не очистившаяся, тронутая скорбью матери, возопила ко Господу: "Не мене ради грешницы окаянной, но слез ради матери, скорбящей о сыне своем и твердо уверенной в милосердии и всемогуществе Твоем, Христе Боже, воскреси, Господи, сына ее!.." и

24

воскресил его Господь . Так-то, ваше Боголюбие, велика сила молитвы, и она более всего приносит Духа Божьего, и ее удобнее всего всякому исправлять. Блаженны будем, когда обрящет нас Господь Бог бдящими (Лк. 12, 37) в полноте даров Духа Его Святого! Тогда мы можем благо-дерзновенно надеяться быть

восхищенными на облацех в сретение Господне на воздусе (1 Фес. 4, 17), грядущеа с

25

силою и славою многою (Мф. 24, 30) судити живым и мертвым и воздати комуждо по деянием его (Мф. 16, 27).

Вот, ваше Боголюбие, за великое счастье считать изволите с убогим Серафимом беседовать, уверены будучи, что и он не лишен благодати Господней.

-25-

Что же речем о Самом Господе, Источнике приснонеоскудевающем всяким благо-стыни и небесныя и земныя?! А ведь молитвою мы с Ним Самим, Всеблагим и Животворящим Богом и Спасом нашим, беседовать удостоиваемся...

- Ну, а как же, батюшка, быть с другими добродетелями, творимыми ради Христа, для стяжания благодати Духа Святого? Ведь вы мне о молитве только говорить изволите?

- Стяжавайте благодать Духа Святого и всеми другими Христа ради добродетелями, торгуйте ими духовно, торгуйте теми из них, которые вам больший прибыток дают. Собирайте капитал благодатных избытков благости Божией, кладите их в ломбард вечный Божий из процентов невещественных и не по четыре или по шести на сто, но по сто на один рубль духовный, но даже еще того в бесчисленное число раз больше. Примерно: дает вам более благодати Божией молитва и бдение, бдите и молитесь; много дает Духа Божьего пост, поститесь; более дает милостыня, милостыню творите, и таким образом о всякой добродетели, делаемой Христа ради, рассуждайте.

Вот я вам расскажу про себя, убогого Серафима. Родом я из курских купцов. Так, когда я не был еще в монастыре, мы, бывало, торговали товаром, который нам больше барыша дает. Так и вы, батюшка, поступайте, и, как в торговом деле, не в том сила, чтобы лишь только торговать, а в том, чтобы больше барыша получить, так и в жизни христианской не в том сила, чтобы только молиться или другое какое-либо доброе дело делать. Хотя апостол и говорит: "Непрестанно молитесь" (1 Фес. 5, 17), но да ведь, как помните, и прибавляет: "Хочу лучше пять слов сказать умом, нежели тысячи языком" (1 Кор. 14,19). И Господь говорит: Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи! спасется, но творяй волю Отца Моего (Мф. 7, 21), то есть делающий дело Божие и притом с благоговением, ибо проклят всяк, творяй дело Господне с небрежением (Иерем. 48, 10). А дело Божие есть: да веруете в Бога и Егоже послал есть Иисуса Христа (Ин. 17, 3). Если рассудить правильно о заповедях Христовых и апостольских, так дело наше христианское состоит не в увеличении счета добрых дел, служащих к цели нашей христианской жизни только средствами, но в извлечении из них большей выгоды, т.е. вящем приобретении обильнейших даров Духа Святого.

-26-

Так желал бы я, ваше Боголюбие, чтобы и вы сами стяжали этот приснонеоскудевающий источник благодати Божией и всегда рассуждали себя, в Духе ли Божием вы обретаетесь или нет? И если в Духе, то благословен Бог, не о чем горевать — хоть сейчас на Страшный Суд Христов! Если же нет, то надобно разобрать, отчего и по какой причине Господь Бог Дух Святой изволил оставить нас, и снова искать и доискиваться Его и не отставать до тех пор, пока искомый Господь Бог Дух Святой не сыщется и снова будет с нами Своею благодатию. На отгоняющих же нас от Него врагов наших надобно так нападать, покуда и прах их возьмется, как сказал пророк Давид: "Пожену враги моя, и постигну я, и не возвращуся, дондеже скончаются, оскорблю их, и не возмогут стати, падут под ногамамоима" (Пс. 17, 38-39).

Так-то, батюшка! Так и извольте торговать духовно добродетелью. Раздавайте дары благодати Духа Святого требующим, по примеру свещи возжженной, которая и сама светит, горя земным огнем, и другие свещи, не умаляя своего собственного огня, зажигает во светение всем в других местах. И если это так в отношении огня земного, то что скажем об огне благодати Всесвятого Духа Божьего?! Ибо, например, богатство земное, при раздавании его, оскудевает, богатство же небесное Божией благодати чем больше раздается, тем более приумножается у того, кто его раздает. Так и Сам Господь изволил сказать самарянке: "Пияй от воды сей возжаждет вновь, а пияй от воды, юже Аз ему дам, не возжаждет вовеки, но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник приснотекущий в живот вечный" (Ин. 4, 14)»²⁶.

Итак, цель жизни нашей христианской состоит в том, чтобы прийти в такое состояние, при котором можно бы нам было получить Духа Святого. Не в том цель жизни христианина, чтобы творить добродетели, жить благочес-тиво и утешаться этим, а чтобы получить Духа Святого. А если от своих добродетелей мы не приходим в совершенство, в духоносное состояние, то к чему они?! Не и язычницы ли такожде творят? СМф. 5, 47.)

Этим отводится и не имеющий под собой никакой почвы, но всецело основанный на невежестве и непонимании духа св. Евангелия упрек тех людей, которые обвиняют монахов в изуверстве и никчемном «мучении» себя подвигами, когда Бог благ и любвеобилен и Ему чуждо всякое страдание...

-27-

Очевидно, эти люди или приписывают монахам свое лживое понимание христианства и потом начинают критиковать его же (это часто бывает, что начинают вдруг обвинять Церковь в том, чему она совсем не учит), или же учение церковное смешивают с личным мнением каких-то встретившихся им лиц, назвавших себя этим славным и почетным именем и говоривших им нечто несуразное. А истинные монахи не только сами ни во что не ставят все свои — и сверхчеловеческие даже — подвиги, но и добродетелей у себя не видят. И если мирские и неверующие люди додумались до сей простой истины, что всякое мучение не составляет блаженства, то есть цели жизни, то неужели у монахов, святых мужей и жен, видящих и тайные мысли мирян, не хватило бы на это смысла? Думать так — значит соединяться заодно с врагами "Христа, еретиками и антихристами. Нет, не ради добродетелей настоящие монахи подвизаются, и тем более не ради самого подвига «мучают» себя, а совершают эти добродетели и подвиги и «мучают» себя ради получения Святого Духа. Этим: и объясняется, что хотя всякая добродетель дает благодать Св. Духа, разумные, однако же, совершают одну -в одно время, другую — в другое, а иную — и вовсе откладывают. Несмысленный (в духовном отношении), но очень сведущий и образованный, пожалуй, упрекнет такого — как и делают, когда увидят, например, что у человека есть талант говорить, а он вдруг подвиг молчания на себя накладывает; ему бы по милостивому сердцу и богатству заниматься весь век благотворительностью, а он отказывается и, будучи единственным наследником у отца, уходит в монастырь. Иногда мы видим также в житиях святых, что они бедных отгоняли от своих келий, а богатых принимали и сидели с ними часами (не по человекоугодию, конечно, как может подумать близорукий, страстный ум), или иногда месяцами ничего не ели и не пили, а потом вдруг выходили на рынок, на паперть (как будто нарочно для соблазна!), ели, когда не следует, колбасу и т.д. и т.н. JI поступали так святые от великого разума, который для плотских людей кажется чистым безумием (1 Кор. 2,

14), наблюдая пользу и выгадывая духовные барыши, по выражению преп. Серафима Саровского.

Если вычислению земных процентов обучают в высших учебных заведениях, в которых постигают мирскую науку,

-28-

то тем более для изучения духовного делания и для извлечения из всех обстоятельств жизни духовных «барышей» должна существовать целая наука, исключительная и беспримерная по своему содержанию и опыту. Святые отцы называли таковую художеством из художеств, наукой из наук.

Несколько крупиц из содержания ее и предлагается читателю в моих книгах, а опыт он должен приложить сам.

-29-

Отдел I. О трех степенях богопознания.

Последние слова Господа нашего Иисуса Христа на земле к апостолам, последний Его завет к ним был таков: Шедше убо научите вся языки... учаще их блюсти вся, елика заповедах вам (Мф. 28, 19).

Итак, кроме добрых дел («блюсти вся»), которыми стяжается Дух Святой¹, требуется еще и знание («научите», «учаще») воли Божией (заповедей Божиих) о нас («елика заповедах»). Мало того, чтобы хорошо жить, но на-до"ещё и знать, почему и ради чего необходимо так жить. Нужно знать также, Кому и за что мы" обязаны своими добрыми делами. И понятия об этих вещах должно иметь не какие придется и не по собственному разумению, а по Божьему откровению. И в том величайшая Его милость к нам, что это знание христиане почерпывают не откуда-нибудь, не из мутного источника измышлений человеческих (от ученых, например, и разных гениев), а непосредственно от Самого Бога. От знания божественных вещей рождается и самая вера в Бога и во все домостроительство нашего спасения (Рим. 10, 14).

Поэтому, прежде чем приступить к изложению правил л законов нравственнохристианской жизни подвижнической, на исследователе и изучающих ее (читателях) лежит долг осветить свой ум светом Христовых догматов, приняв их такими, какими они преподаются св. Церковью².

Но сразу вступить в святилище нам неполезно: ошеломленные величием его и достоинством, мы не восчувствуем как следует его красот и не оценим как следует всего его богатства. Необходимо нам сперва побыть в его притворе, на дворе, «в сенях», проанализировать даже собственную мысль и желание заниматься этими вещами (откуда они?), наконец, уверить себя — уж не сон ли все это? Не мечта ли? Действительно ли мы зрим и «осязаем» (e\|/r|Xa(pr|oav — вот какое счастье! — 1 Ин. 1, 1) все эти божественные богатства из сокровищницы догматов и вообще всех верований церковных?

-30-

Может быть, наши глаза (хорошо бы, в данном случае, подошло слово «очки») кривы, неправильны? Может быть, окружающие нас (те, которые вне Церкви) лучше видят?

Все это нам нужно сперва выяснить, познакомиться с самыми основами религиозного познания. К этому я сейчас и перехожу.

Существуют три вида, или степени духовного ведения, или, что то же самое, познания Бога³: противоестественное, естественное и сверхъестественное.

Начнем с естественного⁴.

Глава 1. Естественное богопознание. § 1. Понятие о естественном богопознании

Естественным богопознание у святых отцов¹ называется потому, что оно свойственно естеству нашей души, ибо, как сказал божественный апостол Павел в своей знаменитой речи, обращенной к афинскому ареопагу:

«(Бог) сотворил весь род человеческий... дабы они искали Бога, не ощутят ли Его, и не найдут ли, хотя Он и не далеко, ои fiaicpav, от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся и существуем» (Деян. 17,26-27).

Этот текст исчерпывающе, хотя и сжато, объясняет нам происхождение и существо религиозной идеи. Во-первых, Бог так сотворил каждого, без исключения, человека, что он как только начинает самостоятельно мыслить, упорно ищет религиозную истину и предмет для поклонения и единения с ним и для благоговейного почитания его посредством внешнего выражения своих чувств через известные действия (культ). Во-вторых, мы видим из него, что готового содержания в это стремление не вложено, но предоставлено приобретать познание о Боге человеку самостоятельно, из источников, о которых я буду говорить в следующих параграфах. Вложена только способность «ощущать» Бога и «жаждать» Его (Пс. 41, 3, и вообще весь псалом, но особенно начало). В-третьих, религиозная потребность, способность, стремление, как это чувство ни назвать, находится под всегдашним непосредственным воздействием Божества.

-31-

Таким образом, здесь два действующих лица: Бог и человек. Бог воздействует на последнего неведомым (по существу) нам образом посредством благодати — человек ощущает этот «зов», дает со своей стороны «отзыв» (отклик), который тут же переходит в «позыв» или даже в настоящий религиозный «голод» (Амос. 8, 11; Мф. 5, 6). Отклик этот у человека настолько стремителен, что его не может заглушить ничто окружающее, однако бывает, что по затемненности страстями и испорченности своего духовного зрения и слуха человек откликается и устремляется не в ту сторону, откуда доносится ему Глас Божий, а даже совсем в противоположную.

Но тут, в этом тексте, не объяснено внутреннее основание для возможности восприятия человеком Божественной идеи и для влечения к ней. Слово Божие не оставляет нам без разрешения и этого вопроса.

- И вдунул (Господь) в лице его (человека) дыхание жизни, и стал человек душею живою, — говорит оно о заключительном моменте сотворения Богом человека. — Сотворил же Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его (Быт. 1, 27; 2, 7).

Подобное познается подобным . Понятно, что богоподобный дух человека стремится к своему первообразу - Богу. Чрез этот дух (это не простая, подчеркивает Библия, душа, как у всех животных, а «живая»), чрез этот, говорю, дух, являющийся источником света, красоты и разумности для всех душевных сил и способностей Бог и воздействует на человека.

Отсюда следует, что сама религия есть благодатный, ничем не заслуженный со стороны людей и в то же время совершенно свободный союз между Богом и человеком (Ос. 6,7 -завет был заключен прежде всего с Адамом; Быт. 9, 9-10; 15, 18; Мф. 26, 28).

Все вышесказанное приводит к следующим выводам, подкрепляемым примерами.

1. Религия всеобща

От лица всего древнего язычества эту мысль подтвердил и обобщил в свое время еще Цицерон в следующих словах: «Из всех родов животных нет ни одного, кроме человека, которое бы имело хоть малейшее познание о Боге,

-32-

и в среде самих людей нет ни одного народа, который был бы настолько груб и настолько дик, что хотя и не ведал бы, какого именно (по существу или качествам) свойственно иметь человеку Бога, но всячески не знал бы, что Его должно иметь».

В новое время Люкен дал людям, не доверяющим Библии, не только доказательства распространенности религии вообще, но и собрал (за 15 лет труда) множество преданий у первобытных, как принято выражаться в науке, народов о рае, грехопадении, потопе и прочем, уцелевших у них от тех счастливых времен, когда они жили единой общей семьей и не в диком состоянии . (Ср.: Деян. 17, 26.)

2. Вытравить религию из сердца и сознания человека невозможно

• Гонения на веру на протяжении тысячелетий ни к чему не привели, но усиливали ее в эти моменты еще больше.

• Обратное действие — замалчивание религиозных явлений — тоже ничего не дает. Примером может служить обращение св. великомученицы Варвары, преп. Иоасафа, царевича индийского, и других.

Приведу рассказ о замечательном обращении прославленной мученицы⁴.

Святая великомученица Варвара, как известно, обладала исключительной красотой. Отец ее, чтобы скрыть от «недостойных», как презрительно он думал о других, очей, поместил дочь в нарочно высоко устроенной башне.

И вот святая дева с ее высоты подолгу любовалась на развертывавшийся перед ней вверху и внизу Божий мир. Прекрасные зори, растопленное золото лучей вставшего и уже катящегося по небу солнца, роскошные южные ночи с темносиним, как бархатная мантия, небом и мириадами разноцветных сверкающих звезд, разбросанных по нему, задумчивая бледная луна, заливающая всю окрестность своими холодно-молочными лучами, — вся красота природы заставляла по-особому задумываться чистую и глубокую душу Варвары.

И однажды она не вытерпела и, показывая на красоты неба, спросила приставленных к ней мамок и рабынь: - Кто все это создал?

-33-

Потом посмотрела вниз, на роскошные поля, сады, виноградники, на вздымавшиеся величественно к небу горы, на зеркальную красоту и серебряную поверхность вод...

- А это все чья рука создала? — вновь спросила она.

И получила в ответ грубое, ничего не объясняющее, даже неразумное⁵: «Все это создали боги...»

- Какие боги?

Те боги, которых отец твой чтит и держит в своих комнатах — золотые, серебряные, деревянные... Те боги и создали все то, что видишь.

Как ни жаждало сердце девы объяснения, как ни просты были, конечно, ее запросы в отношении ответа, по все же она усомнилась в нем.

«Боги, которых отец мой почитает, - размышляла она, — созданы руками человеческими: золотых и серебряных сделал золотых дел мастер, каменных — скульптор, деревянных — резчик по дереву. Как же эти сделанные боги могли сотворить такую высоту пресветлого пространства и такую красоту земную, сами не будучи в силах ни ногами ходить, ни руками двигать?!»

Так задумывалась и заглядывалась Варвара на небо, таившее в себе великие тайны и самое ее спасение.

И вот, говорит житие, когда она однажды так смотрела, объятая сильным желанием узнать, кто сотворил этот прекрасный мир, внезапно воссиял в ее сердце свет Божественной благодати и отверз душевные ее очи к познанию Единого Невидимого, Неведомого и Непостижимого Бога, Создавшего премудро небо и землю.

И сказала в себе святая дева:

- Един должен быть такой Бог, Которого не творит рука человеческая, но Он Сам имеет бытие в Себе и все созидает Своею рукою. Един должен быть, Который простер небесную широту, основал земную тяжесть, свыше просветил всю вселенную солнечными лучами, лунным сиянием, блистанием звезд, а внизу украсил землю различными деревьями, цветами, напоил реками и источниками.

Един должен быть Бог, Который все содержит, все устрояет, все оживляет и о всех промышляет...

И сердце девицы разгорелось огнем Любви Божественной, и не знала она покоя ни днем, ни ночью и все только об одном думала, как бы ей узнать точно и достоверно о Боге и Создателе всего.

Но никто из людей не мог ей пока сказать об этом, потому что никто, кроме специально приставленных прислужниц, не пропускался к ней:

-34-

отец постарался сохранить ее в этом отношении несведущей всеми способами, до крепкой стражи включительно.

Однако Сам Премудрый Учитель и Наставник, Дух Святой, тайным внутренним вдохновением Своей благодати невидимо учил ее и приводил душу Варвары в познание истины...

• Утверждения атеистов ничего не доказывают, потому что атеизм не есть дело необходимости, а порождение свободной развращенной воли.

Крайнее помрачение ума, называемое в науке атеизмом, а в Свящ. Писании безумием (Пс. 13, 1), в своем чистом виде, в абстрактном философском смысле, едва ли и существует. Атеистами не родятся, а делаются ими, притом сознательно, впоследствии. Как показывает опыт, это происходит на почве гордости и похоти. Когда безбожник «слышать о Боге не хочет», то не потому волнуется, что идея о Боге органически ему неприемлема и несродна, а потому что она нарушает и тревожит его страсти. В силу этого он и отрицает Бога. Если бы четыре правила арифметики представляли не способы, как посредством сложения, вычитания, умножения и деления можно производить счисление внешних предметов, а доказывали бы наличие грехов и сколько у кого страстей и как нехорошо иметь их, то и эти правила ни для кого не были бы убедительны. И чем больше человек волнуется, когда сталкивается с религиозными проявлениями, или, наоборот, старается отвернуться, как бы не видя, замять их для себя, тем более это показывает, что он очень хорошо понимает, что эти последние не «пустое место». Ничего нет удивительного в том, что мало или много людей отрицают Бога и говорят, что без Него жить легче, — конечно, им легче, раз религия учит не потакать своим страстям, — но чтобы любой неверующий человек ни разу во всю свою жизнь не имел бы ни одного случая, в котором он мог бы заметить Промысел Божий, это было бы удивительно. Но это, конечно, невозможно. Всем известно, что таких случаев — «необъяснимых», «непонятных», «странных», «чудесных» (некоторые, хотя и с иронией, но осмеливаются употреблять эти выражения) — у каждого человека в жизни достаточно для того, чтобы возбудилась в нем вера. А что он пытается объяснить это естественным образом, «случайностью »

-35-

(как будто это понятнее!), «галлюцинацией», «самовнушением», — это уже другое дело, дело его свободной воли. Хочет (быть с Богом) человек — спасается, не хочет — погибает... Христианство тем и ценно, тем и прекрасно, что даровало человеку эту свободную волю, за которую, впрочем, после его смерти с него потребуют отчет...

И у этих людей есть если не Бог, то свои боги, и если не безобразные идолы, которым, как у дикарей, губы салом мажут, то другие, в форме изящных произведений искусства, шедевров живописи, скульптуры. Свой и рай есть в виде «волшебного» мира звуков (музыка) и «неземного» царства грез и символов поэзии... Все, как у нас, и никуда не уйти от этого, только все в извращенном, искалеченном виде. Не веруют люди только в Живого, Личного, Христианского Бога, не принимают только Его. Но другого - примут... (Ин. 5, 43-44 = 2 Фес. 2, 4.)

Вопрос об атеизме настолько остро переживается в паше время, что на нем следует остановиться подольше. Постоянно можно слышать такие сентенции доморощенных философов из деревенских парней, которые, не слыхав даже имен Фейербаха, Прудона и других новейших богохульников, однако, стараются передать (по-своему) их идеи:

«Што человек, што собака — все едино... Подохнут, одна падаль останется. Нет Бога. Какой там Бог. Его нетути... Ноньче только дураки в Бога верят... Никакого Бога, никакой Божией Матери нету. Ешь, пей, гуляй с девками всласть, вот и все, братцы...»⁶.

Нечего поэтому удивляться, что такое растление духа и распущенность тела вызывают соответствующую реакцию в виде полного отвращения к жизни и искания смерти как единственной избавительницы от окружающей зловонной, беспросветной действительности. Жизнь и литература каждый день дают нам богатые тому примеры: первая - в хронике самоубийств, а последняя - в полных отчаяния стихах современных поэтов-пессимистов.

Так жить нельзя! В разумности притворной С тоской в душе,

... без веры животворной,

Так дальше жить нельзя!..

-36- пишет один. Или:

О, помолись за меня скорей!

Я не могу... молиться, не умею...

Отрады нет ни в чем.

...Та связь незримая, которой человек Был связан с вечностью,

Увы, порвалась вдруг!

...И стала жизнь обманчивой химерой,

Отрады нет ни в чем...

Или еще:

у

Я умереть хочу! Мне душно, я устал!..

Если жизнь и литература дают нам такие отрицательные явления, то, естественно, возникают вопросы: есть ли это явление, то есть неверие, чисто случайное, кратковременное, или оно насчитывает за собою известную давность и обладает некоторою устойчивостью? И есть ли это явление необходимое, от которого разумному, сознательному человеку нет сил избавиться? К сожалению, история отвечает на первый вопрос утвердительно, но зато, к радости, богословие на второй вопрос отзывается отрицательно.

g

Но вскроем сперва самое понятие атеизм: что он такое? С первого раза, если обратиться к филологии, понятие это как будто кажется очень простым. Атеизм (от греч. а — «не» ©ео<; — «Бог») значит «безбожие». Но если мы проследим, хотя

9

кратко, историю сего термина, то увидим, что, как по своему смыслу , так и по

употреблению¹⁰, он никогда не имел постоянного и определенного значения.

Так, апостол Павел называет в Еф. 2, 12 атеистами, или безбожниками, всех

язычников. Св. Афанасий Великий, развенчивая в «Слове о воплощении Бога

Слова и о пришествии Его к нам во плоти» дуалистическое представление еретиков

о мире, говорит, что «они баснословят; божественное же учение и вера Христова

отвергает их суесловие как безбожие»¹¹. Но еще интереснее свидетельство о св.

Иустине, философе и мученике (+ 166 г.), который порицал некоторых язычников

своего времени за то, что они «всенародно лжесвидетельствовали на то, чего не

знают: что будто бы христиане — безбожники, aOscov, и нечестивцы, делая это в

угоду обманутой и нечестивой черни»¹².

-3713

На это же жалуются Афинагор, христианский апологет второго века (+ 180 г.) , и Климент Александрийский (+ 217 г.)¹⁴. Таким образом, было время, когда даже ревностнейших христиан, подтверждавших свою веру в Бога кровью и мученичеством, называли безбожниками!

В Древней Греции обвиняли в атеизме Анаксагора и Сократа. В средние века заплатили своею смертью тоже по обвинению в безбожии Джордано Бруно¹⁵ и Луцилий Ванини. В новейшее время причисляли к атеистам Вольтера, Фихте и Г егеля.

Но философия такое расплывчатое содержание, вкладываемое в понятие атеизм, значительно суживает. Атеизм, или безбожие, определяется ею как учение, которое отвергает бытие невидимого Абсолютного Существа и ограничивает все видимым, конечным миром¹⁶

Она различает несколько видов атеизма (по крайней мере, так нередко было в прежних метафизиках): атеизм положительный — когда человек отрицает истину бытия Бо-жия, о которой раньше уже имел понятие; отрицательный — когда человек не имеет никакого представления о Боге, остается в полном неведении относительно Его бытия, в каковом состоянии, думают некоторые, находятся

17

дикари, младенцы, идиоты . Первый дробится еще на атеизм теоретический (или, как его называет Мюллер, спекулятивный) и практический. Теоретическим атеизм называется тогда, когда истина бытия Божия отвергается ясно, сознательно и

открыто в учении, в словесной форме; практический атеизм есть отрицание Бога

18

если не словами, то самим образом жизни, нечестивым и развращенным . Иногда различают еще атеизм скептический и догматический¹⁹. В целях устранения различных недоразумений понятие собственно атеизма усвояют только атеизму теоретическому. В этом последнем смысле атеизм — явление чрезвычайно

редкое, и Бэкон, например, утверждает, что «атеизм бывает больше на губах, чем в

20

сердце, и совершенный атеист — это чудо» .

Обратимся теперь к истории самой этой духовной болезни. Как исторический факт, атеизм чрезвычайно древен и своими корнями уходит в допотопные времена. Люди, про которых Сам Бог сказал, что «невечно Духу Его быть пренебрегаему» ими, должны быть в высшей степени безрелигиозны (Быт. 6, 5).

Bo времена Давида были нечестивцы, которые говорили, что «Бога нет» (Пс. 13, 1)²¹.

Первые проблески чисто теоретического атеизма история датирует шестым или

22

седьмым веком до Рождества Христова и колыбелью его считает Индию . Так, здесь немного ранее возникновения буддизма существовала реалистическая философия санкхья (санскр. samkhya -«исследование», «размышление»), проповедовавшая чистый атеизм²³, и даже безнравственный²⁴.

Впрочем, в Китае Юань за пять веков до Рождества Христова уже проповедовал

25

атеизм . До некоторой степени на атеистической почве стоит и Конфуций, который почти не интересовался отвлеченными вопросами потусторонней жизни и

своих последователей оставил в полном неведении относительно того, что выходит

- 26 за пределы наличной действительности

Некоторое сходство с Конфуцием, по своей нерасположенности к вопросам

метафизического характера, представляет Будда, основатель известного восточного

27

веро-учения. Так как он не касается учения о богах , то буддизм считают религией тоже атеистической, «не признающей ни Творца, ни творения».

В Европе первым провозвестником атеизма явился, по-видимому, Диагор

Мелийский, «которому древность дала прозвище безбожника (а0ео<;)» и который

28

«не признавал никаких богов, пытаясь разрушить всякое благоговение» . Живший после него Федор Киренский тоже был атеист²⁹, также и Клитомах-академик, по словам св. Феофила Анти-охийского (+ ок. 181 г.), «усиливался отвергнуть бытие Бо-жие... О крайнем безбожии Эвемера излишне и говорить. Ибо он, решившись много наговорить о богах, под конец утверждает, что вовсе нет богов...»³⁰. Атеизм проповедовали некоторые стоики³¹, которые отрицали трансцендентного Бога и

32

душу, абсолютно отличную от тела . Но самым выдающимся атеистом того

33

времени следует признать Эпикура . Эпикурейство, пересаженное на римскую почву Титом Лукрецием Каром (99-55 гг. до P. X.), нашло в дидактической поэме последнего «De rerum natura»( «О природе вещей» (лат.)

-39-

свое выражение как материалистическое учение с чисто атеистической окраской³⁴. По нему, боги существуют только в фантазии или «еще больше во сне»

35

и представляют только опоэтизированные образы идей . Если бы блаж. Иероним (+ 419 г.) и не сообщил нам, что Лукреций написал несколько книг своей поэмы в промежутках между припадками сумасшествия (per intervalla insaniae), то об этом нетрудно было бы догадаться.

Но высшей степени своего развития атеизм достиг во второй половине XVI11 столетия в школе французских энциклопедистов. В это время единственными предметами исследования были материя и ее законы, человек же низводился в разряд «высших животных» и считался «продуктом случая, а бытие Божие -фикцией суеверного времени".³⁶

Из богохульников этого времени особенно славился Дидро. Хотя в «Principes de la philosophic morale»* «Принципы нравственной философии» (франц.). и в вышедших годом позже «Pensees philosophiques»** (Философские мысли» (франц.)) он восставал против атеизма и защищал «порядок» в природе (который после ниспровергал вместе с Гольбахом), однако уже здесь, теоретически полемизируя против атеизма, Дидро фактически дает место самому открытому

37

безбожию . К характеристике этого беспринципного философа, подготовителя Великой французской революции, должно прибавить, что это был и совершенно

38

безнравственный человек, в специальном и широком смыслах. Так, Талейран в своих Мемуарах говорит о Дидро, что «он был горячий и задорный крикун,

39

зевающии при чтении всех произведении, исключая свои» .

Другой беззастенчивый проповедник атеизма (с уклоном в антропологический материализм) этого времени Ля-Метри. Интересные сведения об этом просвещенном защитнике культурных идей сообщает в своих Мемуарах⁴⁰ Вольтер, а так как последний — тоже небезызвестный хулитель религии и Церкви и не имел причин чернить своего коллегу, то они вдвойне ценны. «В Берлине, — передает Вольтер, — был в то время врач по имени Ля-Метри, самый отъявленный атеист всех медицинских факультетов Европы; впрочем, человек веселый, забавный, легкомысленный, знавший теорию не хуже других своих собратьев и, безусловно, самый плохой врач в мире на практике; но он, слава Богу, не практиковал. В своих писаниях он самым дерзким образом оскорблял мораль...

-40-

Ля-Метри умер, съев у французского посланника, милорда Тирконеля, целый пирог, начиненный трюфелями, после большого обеда. Говорили, что он перед смертью исповедовался. Король был возмущен и расспрашивал, как было в сущности дело. Его уверили, что это ужасная клевета и что Ля-Метри умер так же, как жил, отрицая Бога и докторов. Его величество... дал пенсию в 600 ливров публичной женщине, которую Ля-Метри привез с собой из Парижа, оставив там жену и детей». От такого вождя авангарда Великой французской революции, понятно, должно ждать и определенных идей. Действительно, его знаменитая книга «L'homme-machine»* («Человек-машина» (франц.)) как уже само заглавие показывает, — смесь цинизма и богохульства. Для характеристики страшной гордости автора (кто прочтет мои «Основы», ясно увидит, что после обжорства (чревоугодия), разврата (блуда) необходимо должна быть у него и эта страсть) достаточно привести здесь заключительные слова его книги: «Это моя система, или, скорее, если я не очень заблуждаюсь, истина»⁴¹.

42

Но «Система природы» Гольбаха, эта библия атеизма, как тогда ее называли, должна была заставить побледнеть в отношении крайности аргументации и положений даже и вышеназванное сочинение Ля-Метри. Поэтому, опуская подробную ее характеристику, прибавлю кое-что из биографии ее автора, показывающее читателю, что иное дело красивые слова о любви к ближнему, а иное -сама эта любовь, исполняемая на деле. Тот же Талейран об этом просвещенном деятеле эпохи Французской революции говорит, что он, «проповедуя равенство, дюжинами сажал своих крестьян в тюрьму, мучая их до того, что многие бежали из его земель, отыскивая господина, который был бы менее "другом людей"»⁴³.

Последующая философская мысль мало прибавила нового — с отрицательной стороны — к выводам Гольбаха. Только Фейербах обрушился с беспощадной критикой на христианство, пытаясь вытравить всякую мысль о Боге. Вот замечательный образчик его логики. «Нет никакого Бога, — пишет он, — это вполне очевидно, ясно, как день, что нет никакого Бога и даже более: не может быть никакого Бога. Потому что, если бы был Бог,

-41-

то Он также должен бы быть, и таким образом, был бы необходимо; но теперь не существует никакого Бога, следовательно, также и не может быть никакого Бога, значит, и нет никакого Бога...»⁴⁴.

К его же направлению принадлежат также Бюхнер, Молешотт, Карл Фохт (собственно, ттткола панфизистов конца 30-х годов XIX столетия). Все они мыслители неглубокие, а первый их них, Бюхнер, «совсем нефилософская голова», по выражению Дюринга. Однако это не мешает ей с самоуверенностью отрицать бессмертие, свободу и прочее, объявляя их «фикциями, некритически образованными в донаучный период»⁴⁵.

Но самым ожесточенным атеистом и богохульником из богохульников не только нового времени, но и всех веков, является Прудон в своем сочинении «Система экономических противоречий, или философия несчастия»⁴⁶. Самые мягкие, можно сказать «благочестивые», из его выражений говорят, что идея Божества «существенно враждебна нашей природе», что «религия будущего есть

47

безрелигиозность», что обязанность каждого — атеизм . Выводы из этого учения очевидны: нравственность должна считаться бессмыслицей, сдерживание страстей — бесцельной глупостью, любовь — простым животным влечением, благоприобретение — только кражей⁴⁸.

Дальше этого отрицательная религиозная мысль, кажется, не пошла. Развитие вширь, и до страшных границ, конечно, можно было наблюдать, но нового по идее, мне кажется, ничего прибавлено не было и в последнее время. Если и писалось что на эти темы, то списывалось у названных господ.

Какие уроки дают нам несколько вышеприведенных страниц из истории атеизма? Чему мы можем из них поучиться? Позволительно здесь воспользоваться оружием наших противников. Последние, нападая на христианство, доказывают его якобы неправоту ссылками на порочную жизнь его представителей и проповедников. Оставляя в стороне вопрос, насколько в данном случае основательны их доводы и логика, применим то лее требование и к их вождям и учителям. Несомненно, последние проповедуют более легкое учение, подходящее, надо ожидать, к природе человеческой? И однако, мы видим, что и в малейшей степени оно ими не исполняется. Наоборот, срамною и позорною своею жизнью они всеми силами как бы стараются показать,

-42-

что те немногие крупицы «идейного», «человечного», «прекрасного», какие находятся в их учении, нужны лишь как средство для обмана народа, а собственно цель жизни — в скотских наслаждениях и полном произволе. И это исполняется. Но ведь последнее же они. порицают в недостойных представителях христианства и, не стесняясь подсовывать простецам логические ошибки (quaternio terminorum*)(* учетверение термина (лат.) — логическая ошибка, возникающая из-за двусмысленного употребления понятия.) приписывают их недостатки самому христианству. Но, конечно, и такое построение дела принять нельзя, ибо если бы вожди свободной от религиозных убеждений части человечества все до последней запятой исполнили в своем учении, мир не стал бы счастливее, но стал бы еще хуже. Добродетель без Христа не есть добродетель и не в состоянии дать покой душе, а они ведь, по апостолу, только образ имущий благочестия, силы же его отвергшиися (2 Тим. 3, 5), то есть и самой добродетели-то не творят, а только лицемерно личину ее надевают...

Перейдем теперь к выяснению причин атеизма. Сделать это, кроме пользы душевной, заставляет и самая логика вещей, потому что ими объясняется, откуда берется вся эта мерзость и гнусность в душе человека, тогда как Бог сотворил последнюю правой (Еккл. 7, 30) и любящей Его.

Причины атеизма прежде всего должно разделить на объективные, не зависящие от человека, и субъективные, зависящие единственно от него лично. Первые из причин, в свою очередь, могут быть сведены к коренным, лежащим в основе самой нынешней природы человека, и второстепенным, зависящим от случайных внешних обстоятельств.

Коренные причины находятся всегда готовыми в душе человека: это грех,

49

расстройство этим грехом умственных и нравственных сил — одним словом, следствия грехопадения Адамова, испорченная наша природа. От нее никуда и никто не может уйти (Пс. 50, 7). О них подробно будет сказано дальше⁵⁰. Второстепенные причины заключаются во внешней развращенной обстановке, в которой живет или любит пребывать человек, и в тех отрицательных учениях, которыми он интересуется и питает свою душу. Сюда особенно относится увлечение материализмом⁵¹ и естествознанием в духе дарвинизма.

-43-

Учения эти, сами по себе ничтожные, вредно, однако, действуют на слабые, неокрепшие умы, не просвещенные светом евангельских заповедей (Мф. 22, 29). Особенно страдает от них молодежь. Знаний она и никогда не имела, а теперь тем более, проверить сама «новейшие выводы науки» не может, приходится ей, следовательно, верить «авторитетам» на слово. И вот, прельщаемая мишурными блестками внешней учености, она попадает в расставленную ей петлю и — гибнет.

Но все эти причины, как бы они ни казались важны и основательны, не в силах насильно совратить человека в атеизм. Ни его слабенький ум, ни страстное сердце, ни прельщения внешнего мира сами по себе не могут отвлечь его от Христа и веры в Бога, если он сам того не захочет. И в последнем заключается основная причина атеизма, именно — в злой развращенной воле человека. А воля делается развращенной от несоблюдения евангельских заповедей. Кто борется со своими страстями, плачет о своих грехах, прибегает в каждом сомнении к Богу — одним словом, ведет себя смиренно, тот далек от атеизма. Хульные мысли и слова

52

рождаются только в сердцах гордых, говорит св. Иоанн Лествичник . Сколько людей, которым не удалось получить законченного образования, и сколько ученых, исчерпавших современные знания до дна, и однако не потерявших веры!⁵³ Сколько, с другой стороны обуреваемых страстями и немощных духом, но не отчаивающихся ни в своем спасении, ни в благом Промысле Божием, охраняющем и их!.. Сколько, наконец, юношей и девушек, горящих духом, ушедших в монастыри от родителей и родственников, насквозь пропитанных ненавистью к Церкви и ко всему религиозному! И ничто не могло отлучить их от любви Христовой (Рим. 8,35). Подобными случаями переполнены жития святых мучеников и мучениц. Конечно, нельзя отрицать, что мир и падшая природа наша сильно влияют на развитие сомнений и неверия, но благодать Божия сильнее их. Обратись с плачем к Богу, встань на деннонощную молитву перед Ним, молись к Нему не день, не неделю, не месяц, а год, два, три, прося уверить тебя в истине Его бытия, если ты в ней сомневаешься, и — получишь просимое. Может быть. Господь, призрев на твою немощь, и скорее откроет тебе Себя. Он Сам говорит: «Я открылся не вопрошавшим обо Мне. "Вот Я! Вот Я!”— говорил Я народу, не именовавшемуся именем Моим» (Ис. 65, 1).

-44-

Но живи чисто, целомудренно, не имей грязных и самолюбивых помыслов, и для тебя не потребуется никаких доказательств бытия Божия, не будет у тебя и никаких сомнений, ибо будешь зреть Самого Бога внутренними очами сердца. А если не хочешь исполнять Его заповеди, то зачем требуешь от Него же чудес для уверения тебя в истине Евангелия? В этом нет логики и последовательности не только с духовной, но и с мирской точки зрения...

Но обратимся к прерванным доводам в пользу того, что религию вытравить из сердца и сознания человека невозможно, если, повторяю, он сам того не захочет.

• Даже при конце века, когда антихрист будет гнать всякую религию и настанет всеобщее неверие, то и тогда для полного удовлетворения человеческого существа, до религиозной потребности включительно, сам антихрист сядет все же как Бог, выдавая себя за Бога (2 Фес. 2, 4, 9), и даже «чудеса» сделает (какие — это уже другой вопрос).

3. Религию нельзя заменить ни наукой (удовлетворением ума⁵⁴), ни одною нравственностью (исполнением долга, воли⁵⁵), ни искусством (стремлением насытить алчные чувства⁵⁶).

Религия, как сказано, коренится в целостном духе человека, а не в отдельных

57

сторонах его . История же и опыт показывают, что величайшие ученые, люди доброй нравственности, художники и поэты не могли удовлетвориться только предметом своих занятий и вожделений, но имели нужду еще и в религии⁵⁸.

4. Религию нельзя выдумать самому человеку, исходя ли мыслию из самого себя (теоантропизм Фейербаха,⁵⁹ анимистическая теория Спенсера⁶⁰, Тейлора и др.) или из внешних причин и обстоятельств (страх пред непонятными силами природы; «жрецы» («попы»), «законодатели» («цари, помещики») выдумали-де религию⁶¹).

Психология учит, что выдумать можно что-нибудь только из готового материала, но самая смелая фантазия ничего не может дать, чего не находилось бы заранее в мире опытном. Например, сколько ни ломай головы, но представить себе рай, построенный не по нашим трем измерениям и чувственным представлениям, невозможно. Он будет отображать земную действительность.

-45-

А если бы мы могли его постичь, то, наоборот, не смогли бы передать свои постижения на земном языке другим (2 Кор. 12, 3-4). Так же точно и религиозная идея, которая, как говорят, не была дотоле присуща душе человека, не могла сама собою прийти к нему в сознание. Тем менее можно говорить о каком-либо невежестве народной массы, которую «одурачивают». Если бы душе человека не была свойственна религиозность, то св. Владимир Равноапостольный, якобы «огнем и мечом» (по некоторым источникам⁶²) заставлявший народ креститься, конечно, не смог бы положить начало тому процессу, который сделал его народом-«богоносцем»⁶³, несмотря на все тяжкие падения на протяжении тысячелетней нашей истории.

5. Хотя религиозная идея вложена в душу, последняя не берет для нее из самой себя готовое содержание, как паук из своих недр извлекает вещество для своей паутины, но должна его приобретать собственным опытом⁶⁴ и великим трудом. Б поте лица твоего, говорит Слово Божие, снеси хлеб твой (Быт. 3, 19). Конечно, и духовный!!

Отсюда такое разнообразие религий и пониманий христианства⁶⁵.

Глава 2. Источники естественного богопознания.

Представим себе человека, не атеиста-безбожника, а верующего и всеми силами желающего спастись и познать Бога, что, впрочем, по словам Самого Господа нашего Иисуса Христа, одно и то же¹ Шн. 17, 3). Спрашивается: каким образом можно войти ему в эту благодатную стихию, как воспринять ему ее чисто,(непосредственно, неложно?

Наличие следующих трех условий необходимо для того, чтобы человек мог истинно познавать Бога: чистый, незамутненный источник, из которого почерпается религиозное знание; надежное и непогрешимое средство, благодаря которому оно получается, и правильная и неложная среда и сфера деятельности, среди которой человек живет и строит свое спасение.

-46-

Так как Бог через решительно все в мире проникает, нисколько, однако же, не смешиваясь с этим проникаемым², то очевидно, что весь окружающий нас мир и мы сами, «пронизываемые» Божеством, должны «ощущать» Его присутствие, хотя ни человеческая, ни иная какая тварная природа не могут со своей стороны ни в малейшей степени проникать в Божественную природу Его Самого.

Таким образом, ставится и требует своего выяснения первый вопрос касательно естественного богопознания: его источники. Об остальных двух условиях религиозного ведения, средствах и среде, будет сказано дальше.

§ 1. Отрицательный источник богопознания. Мир и человек, как свидетели творческого величия.

О Боге уже говорит всем и каждому весь видимый мир, начиная с последней былинки и ничтожного цветка (Мф. 6, 28, 30) в поле или при дороге и кончая стройным хороводом бесчисленных и колоссальных по величине (как дозналась наука) звездных миров, согласно ходящих по своим путям и составляющих величественную картину и украшение вселенной¹ (Пс. 8, 2, 4, 7-10; 18,2).

Даже язычники не могут не видеть этих чудес мира и не восхвалить их Творца. Поэтому-то апостол Павел и сказал о них: «...что можно знать о Боге, явно для них, потому что Бог явил им, ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира чрез рассматривание творений видимы, так что они безответны» (Рим. 1, 19, 20).

Безответны на Страшном Суде будут и современные неверующие астрономы, геологи, зоологи, этнологи, в особенности же доктора, психологи, философы и проч. Как увидим ниже, все они имеют возможность наблюдать Премудрость Божию не только в бездушном мире, но и в человеке, но не прославляют и не признают ее.

Обличителями ученых XX века, воспитанных посреди христианства, а подчас и в самом христианстве, явятся тогда язычники, не ведавшие истинной религии, жившие за две тысячи лет с лишком до нашего времени.

Так, Ксенофан, основатель элеатской философской школы (VI-V в. до P. X.), «озирая небосвод, нарек единое (и всецелое) божеством»... Правда, до личного Бога отсюда еще далеко, но его пантеизм уже превзошел веру во множество безнравственных богов, воспетых Гомером и Гесиодом.

-47-

«Лучшее, — говорит Ксенофан, — должно быть единым, никто из богов не может быть в зависимости от других. Также невероятно, чтобы боги имели начало. Существует лишь единый Бог, несравнимый со смертными ни по образу, ни по мыслям»; «весь он есть око, весь — ухо, весь — мышление» и «без усилия властвует над всем своею мыслью»².

Анаксагор (V в. до P. X.) — знаменитый тем, что первый в истории философии связал понятие духа с основой всего сущего, — утверждал ту простую и очевидную истину, что из одного только вещества, из которого состоит мир, невозможно вывести и объяснить движение. Еще более невероятно и странно допускать, чтобы из инертной, косной материи создалось само собою целесообразное, упорядоченное движение, в результате которого явился бы такой прекрасный и дивный мир, какой мы созерцаем. Отсюда Анаксагор заключал, что начало этому движению и, следовательно, всему миру положило особое Существо, всемогущее, разумное, Которое он называл Умом (Nodi;). Существо это — просто (ootaodi;), ни с чем в мире не смешивается (afiivr|<;), «чистейшая и тончайшая из всех вещей». Этому Духу присуще совершенное знание всего сущего .

После этого нет уже необходимости приводить цитаты из Сократа, Платона, Аристотеля, этих «христиан в язычестве», по выражению св. Иустина, мученика и философа (Первая апология 1,46), выше творений которых ничего не явила и вся новейшая философия, если только это не было тайно или явно заимствовано у христианства, по признанию ее же самой .

Но как же должно, по заповеди Господней, относиться к созданию Божьему? Св. Василий Великий так намечает отношение христианина к внешней природе в толковании на псалом 32, стих 4 (И вся дела Его в вере): «Что значит сказанное?.. Если, говорит псалом, видишь небо и порядок в нем, — это для тебя руководитель к вере, потому что указывает собою на Художника. Если же рассматриваешь порядок на земле — и чрез это опять возрастает вера твоя в Бога; ибо, не плотскими очами познав Бога, уверовали мы в Него, но силою ума посредством видимого усматриваем Невидимого. Посему — вся дела Его в вере.

-48-

Если рассмотришь и камень, то и он служит некоторымуказанием силы Создавшего. А то же найдешь, если рассмотришь муравья, или комара, или пчелу; часто и в самых малых вещах видна мудрость Зиждителя. Ибо, Кто распростер небо и наполнил неизмеримую величину морей, Тот и самое тонкое жало пчелы соделал пустым, как свирель, чтобы чрез него выливался яд. Посему — вся дела Его в вере.

Ничто да не приводит тебя к неверию. Не говори: это произошло случайно, а это встретилось само собою. В том, что существует, нет ничего беспорядочного, ничего неопределенного, ничего напрасного, ничего случайного. Не говори: злая случайность или недобрый час. Это слова людей невежественных. Не две ли птицы ценятся ассарием, и ни едина от них падет без воли Божией (Мф. 10, 29)? Сколько волос на голове? Ни один из них не забыт. Видишь ли Божие Око, как ничто — и самое малое — не избегает Его надзора?»⁵.

Обращаясь от мира внешнего к своим собственным ду-ше и телу, человек еще больше имеет случаев убедиться в бытии Великого Художника, создавшего его, и еще больше поводов к восхвалению Бога. К сожалению, повторяю, естественные современные науки и их творцы подобны «глухому аспиду, который затыкает уши свои и не слышит голоса заклинателя, самого искусного в заклинаниях» (Пс. 57, 56). Поэтому они не заканчивают, как должно бы было, страницы своих трудов, подобно пророку Давиду:

Славлю Тебя, потому что я дивно устроен! (Пс. 138, 14)

Однако учение церковное ясно. Св. Иоанн Златоуст⁶ говорит:

«Если взгляд на красоту неба возбуждает благомыслящего созерцателя к славословию Творца, то тем более разумное это животное, человек, размышляя о своем устройстве, о высокой чести, данной ему, о великих дарах и несказанных благодеяниях, может постоянно восхвалять Виновника и возносить посильное славословие Господу».

Впрочем, исключения везде есть. Знаменитый французский химик Луи Пастер говорит: «Чем более я занимаюсь изучением природы, тем более останавливаюсь в благоговейном изумлении перед делами Творца. Я молюсь во время работ своих в лаборатории».

Вот еще несколько мыслей не менее знаменитого нашего соотечественника, ученого, профессора, академика, археолога и археографа, поэта, полемиста, биографа, общественного деятеля, профессора Московского Университета М. П. Погодина (+1875 г.):

-49-

«...Каким образом слепые силы могут дойти до того, чтоб сочинить голод и

жажду в человеке, и подготовить средства их утоления, и устроить желудок с

беспрестанными требованиями (которых удовлетворение, прибавим кстати, и

должно составить внешнее содержание, рамку всей истории человеческого рода),

разделить род человеческий на два пола, мужской и женский, сообщить им такую-

то наружность, снабдив один пол красотою, другой — силою, со взаимными

нуждами и вожделениями, которыми

обеспечивалось бы продолжение, то есть существование человеческого рода!

* * *

Строение женщины с ее удивительными отправлениями — очищением, зарождением, плодоношением, кормлением — какое чудо! Капелька, заранее помещенная в ее тайниках, оживотворяется каким-то движением, и из этого семечка происходит Ньютон с его биномом, Рафаэль с его идеалами, Моцарт с ДонЖуаном, образуется Петрова воля, Вольтерова острота, Наполеонов ум, сердце

Карамзина!..

* * *

А совесть! Это еще что такое? Какой закон или какая сила ухитрилась поселить в

у

человеке такое странное, антима-териальное чувство?» .

Какую пользу и как человек может получить от созерцания видимых вещей, показал св. Тихон Задонский. Он целых три года трудился над большим томом, более чем в полтысячи страниц, под таким заглавием: Сокровище духовное, от мира собираемое. В нем он преследует две цели. Одна — трактуемая мною сейчас, как «от всякого случая и от всякого видимого создания к невидимым можно рас-

g

суждение обращать... и духовно пользоваться» . Другая -показать, как человек, не уходя в пустыню и прерывая в миру, может освободить себя от дурных впечатлений, ло-жащихся на душу, подобно каким-то липким и гнусным отпечаткам с окружающих вещей, лиц и событий. Осуществление этой последней цели представляет одно из важных духовных деланий, направленных на очищение души от помыслов и чрез это от страстей.

-50-

Желающий приобрести пользу да чтет эту назидательную книгу святителя сам, я же обращусь к заключению вопроса об отрицательном источнике естественного богопознания.

Особенно сильное поучение для себя в своем познании Бога человек находит не в созерцании мира и человека, взятых в отдельности, а в созерцании всего домостроительства Божьего, всех тварей, как видимых, так и невидимых, как одушевленных, так и неодушевленных; когда он представляет пред своим мысленным взором всю вселенную в совокупности, со всеми ее законами и отношением к ней всех людей, со всеми делами последних на земле, от конца до начала мироздания⁹. Пример: псалом 103.

Великие умы человечества всегда преклонялись и смирялись пред непостижимостью тайн мироздания и признавали невидимо управляющую судьбами людей и народов Десницу Всевышнего Личного Бога.

Вот духовное завещание и вместе с тем исповедь Гизо, одного из великих людей Франции, управлявшего несколько лет государством, произведшего преобразования в исторической науке и считавшегося знаменитейшим профессором и оратором своего времени.

«Я умираю в лоне реформатской христианской Церкви во Франции, — так начинает Г изо свое завещание, — в которой я, к счастью моему, родился. Находясь всегда в общении с нею, я пользовался свободой совести, предоставляемой ею своим членам в их отношениях к Богу и предъявленной ею самой для своего учреждения.

Я исследовал, я сомневался, я верил в силу человеческого ума, достаточную для разрешения проблем, представляемых вселенной и человеком; я верил в силу человеческой воли, достаточную для правильного устройства его жизни, согласно с ее законом и нравственной целью.

По долговременной жизни и деятельности, размышляя много, я пришел к убеждению, что ни вселенной, ни человека не достаточно для того, чтоб объяснить и устроить себя по естественному порядку, посредством одних только постоянных законов, которые действуют во вселенной, и человеческих воль, которые в ней исполняются. Я глубоко верую, что Бог, сотворивший вселенную и человека, правит ими, соблюдает их или изменяет, вследствие ли тех общих законов, называемых нами естественными, вследствие ли законов особливых, называемых нами сверхъестественными, проистекающих, равно как и законы общие,

-51-

из Его все совершенной воли и из Его беспредельного всемогущества, — которые дал Он нам усматривать в их следствиях и не дозволил познавать в их сущности и целях конечных.

Таким образом возвратился я снова к своей колыбели, всегда преданный с твердостию разуму и свободе, которые получил я от Бога и которые составляют мое достоинство и право на земле; таким образом возвратился я к чувствованию себя младенцем под Десницею Божией, искренно сознавая все свое невежество и слабость.

Верую в Бога и поклоняюсь Ему, не пытаясь постигнуть Его. Вижу Его присутствие и действие не только в постоянном правлении вселенною и во внутренней жизни душ человеческих, но и в истории человеческих обществ, преимущественно же в Ветхом и Новом Заветах — этих памятниках Божественного Откровения и Промысла — посредничеством и жертвою Господа нашего Иисуса Христа, принесенной для спасения рода человеческого.

Преклоняюсь пред тайнами Библии и св. Евангелия, отстраняя от себя ученые прения и решения, которыми люди покушались объяснить их.

Уповаю, что Бог дозволит мне называться христианином, и уверен, что в свете той области, куда я готовлюсь вступить, мы вполне распознаем чисто человеческое начало и тщету большей части наших здешних рассуждений о предметах божественных»¹⁰.

§ 2. Положительный источник богопознания.

Только что мною описанный источник естественного богопознания, легко заметить, несовершенен и содержит много отрицательных сторон¹. Когда человек жил в раю, посреди природы, которую Сам Бог насадил и создал для него и о которой Господь сказал, что она не просто хороша, но весьма хороша (Быт. 1, 31; 2,

8), то и тогда эта самая девственно-чистая и непорочная природа не могла всецело удовлетворить душу человека и рассказать ему совершенно, в его меру, о Боге и величии Его тайн. Требовалось для сего непосредственное живое общение первых людей с Самим Богом. По падении же человека вся природа и он сам в еще меньшей степени, если не в самой малейшей, могли служить источником богопознания. Грех исказил образ Божий в человеке и всю природу предал тлению.

-52-

Теперь уже с трудом и при некоторых только условиях люди могут замечать в ней следы былого величия, могущества и красоты, и то только там, где цивилизация не коснулась ее своею рукой. Отображение Божественной Десницы, которая когда-то (впрочем, не очень уж давно, всего семь тысяч лет с небольшим) ее создала, просвечивает и ныне, как чрез закопченное стекло. (Ср.: 1 Кор. 13, 12.)

Посему Господь, не хотя, чтобы кто-либо погиб, но желая, чтобы все пришли к покаянию и познанию истинного Бога, многократно и многообразно говорил издревле о сем сперва в пророках, а наконец в Единородном Сыне, чрез Которого

и.веки сотворил (2 Петр. 3, 9; 1 Ин. 5, 20; Евр. 1, 1-2).

Таким образом произошел второй источник естественно-го богопознания — сверхъестественное Откровение. Этот источник можно назвать положительным, в противоположность первому, отрицательному, за чистоту и неповрежденность тех сведений, которые человек почерпает в них о Боге. Откровение складывается из двух частей: Священного Писания и Священного Предания. И предметы эти настолько важны для уразумения и осуществления спасения, что требуют не только отдельного, но и подробного рассмотрения. Особенно это необходимо сказать о нашем времени, когда общество смущается нелепыми, еретическими толками о них, а здравого понятия ниоткуда почерпнуть не может, ибо научная богословская литература наша количественно очень бедна, да и занимаются специалисты больше только критикой противных учений (которые, как грибы, растут, и нет возможности потому передавить всех этих мухоморов), а не излагают положительное православное учение, узнав которое, каждый мог бы и сам после разобрать, что хорошо и что худо. И еще есть скверная привычка у богословов-профессоров, требующая своего уврачевания, это - занятие вопросами совершенно бесполезными. Не мое дело указывать им, насколько чисто «научный» интерес поможет им оправдаться на мытарствах и на Страшном Суде, но скорбеть о том, сколько могли бы сделать доброго дела эти ученые, написав каждый хотя бы по одной книжке, говорящей дельно, а главное православно, о том, что относится непосредственно к спасению, - тужить о том, сколько бы знающие люди могли спасти душ погибающих и не спасли, — никому не запрещается.

-53-

А. Священное Писание.

Если Священное Писание, или, как его очень часто еще называют, Библия, в качестве источника богопознания имеет такое непререкаемое для нас значение, то прежде всего возникает вопрос: что оно есть по своему существу? Что такое Библия? Несколько слов о наименовании. Библия — не книга, а книги, собрание нескольких священных книг. Название это есть непереведенное греческое та (Зф/аа- «книги». В самом Священном Писании, за исключением Ветхого Завета (1 Макк. 12, 9; Дан. 9, 2), это наименование не содержится. Первый же писатель новозаветного времени, у которого оно встречается, есть муж апостольский, св. Климент, папа Римский (+ 101 г.) . Во всеобщее употребление оно вошло со времени знаменитого толкователя Священного Писания и отца Церкви Вселенской св. Иоанна Златоуста. Выражения, употребляемые для обозначения всего круга священных книг в самом Слове Божием, можно видеть из следующих цитат: Мф. 21,42; Лк. 11, 28; Ин. 5,39; 10, 34; Рим. 1, 2; 3, 2; 2 Тим 3, 15; Откр. 1, 1 и другие.

1. Библия есть Слово Божие

Священное Писание не есть простое творение рук человеческих, подобное — нехорошо и сопоставлять, но что же делать, если богохульно сравнивают, — «Илиаде» Гомера, трагедиям Софокла, «Божественной Комедии» Данте и прочим творениям человеческого гения. Нет, Священное Писание есть Слово Божие.

Один из священных авторов, св. апостол Петр, говорит:

Ни бо волею бысть когда человеком пророчество, но от Святаго Духа просвещаемы глаголаша святии божий человецы{2Петр. 1,21).

Что Библия — Слово Самого Бога, а не слабого человека, доказывают:

• Глубина содержащегося в ней учения.

Истины, которые находятся в Библии, выше человеческого разумения. Догмат Св. Троицы, тайна воплощения Бога Слова, Сына Божия, искупительный Его подвиг, основание Церкви и прочее — все это навсегда для гордого разума человеческого останется соблазном и безумием (1 Кор. 1, 18-25;2,6-8).

-54-

Но для того чтобы видеть глубину, надо обладать острым зрением, в данном случае духовным, потому что в злохудож-ну душу не внидет премудрость, ниже обитает в телеси по-виннем греху, говорит Писание (Прем. 1, 4). Если погрузится парод или общество в пьянство, разврат, наживу и прочее, сейчас же это скажется дурно и на восприимчивости его к божественным вещам и, в частности, на благоговейном, разумном отношении к Библии. Не оценит тогда он по достоинству Библию.

Глубину библейского учения познавали люди, от которых этого можно ожидать всего менее. Так, в известном сочинении чрезвычайного по таланту и влиянию на своих современников энциклопедиста Жана Жака Руссо «Эмиль, или о воспитании», которое за содержащиеся в нем мысли, опасные для религии и нравственности, было запрещено французским парламентом и сделалось причиною изгнания самого философа из Франции, находятся, однако, следующие строки:

«Признаюсь, величие Писания наполняет меня изумлением. Святость Евангелия говорит моему сердцу. Посмотрите на книги философов со всем их блеском и важностью: как малы они в сравнении с этой книгой!»

И далее чрез это Руссо убеждается в божественном происхождении Того, о Ком оно повествует:

«Возможно ли, чтобы столь возвышенная и вместе столь простая Книга была словом человеческим? Возможно ли, чтобы Тот, о Котором она рассказывает, был только человек? Гораздо естественнее допустить, что существовал действительно Тот, Кто дал материал для этой Книги, чем предположить соглашение нескольких человек, чтобы сочинить эту книгу»³.

• Чистота и совершенство заповедей, данных человечеству для его спасения

Посему нет нигде таких совершенных образцов высоты нравственного поведения

человеческих обществ, как только в христианстве, и в особенности там, где учение Христа сохранилось во всей своей неповрежденности, то есть в православии.

Пример: жизнь монашеских общин в эпоху расцвета духовной жизни Церкви, в IV-V веках по Рождестве Христовом⁴, после чего она стала, расслабляемая ересями и всем прочим, спадать, тускнеть и превращаться постепенно в едва тлеющий огонек под пеплом людских страстей и неправоверий, который мы видим теперь.

-55-

«Монастыри в горах были подобны скиниям, наполненным божественными ликами псалмопевцев, — говорит св. Афанасий Великий⁵, — которые занимались рукоделиями для подаяния милостыни, имели между собою взаимную любовь и согласие. Подлинно представлялась там как бы особая некая область благочестия и правды. Не было там ни притеснителя, ни притесненного; не было укоризн от сборщика податей».

Выпишу еще цитату из писаний одного очевидца равноангельной жизни тех веков, из Руфина, пресвитера Аквилейского (конец IV-начало V в.):

«Видел я, воистину видел сокровище Христово, сокрытое в человеческих сосудах, — писал он в прологе к своей книге Жизнь пустынных отцов. — Да, я видел в Египте отцов, живущих на земле и проводящих жизнь небесную, и новых неких пророков, воодушевленных как добродетелями душевными, так и даром пророчества, о достоинстве которых свидетельствует дар знамений и чудотворений... Все они нисколько не заботятся о питие или одежде и тому подобном, ибо знают, что всех бо сих языцы ищут (Мф. 6, 32). Они же ищут правды и Царствия Божия, и все сие, по обещанию Спасителя, прилагается им.

Многие из них, если и почувствуют нужду в чем-нибудь необходимом для тела, не к людям прибегают, но, обратясь к Богу и прося от Него, как от Отца, получают просимое. Ибо такова в них вера, что могут и горы переставлять. Посему некоторые из них молитвами останавливали стремление волн реки, готовой затопить соседние селения, как по суху переходили по воде, укрощали лютых зверей и совершали многие и бесчисленные чудеса, напоминающие чудотворения

пророков и апостолов, так что нельзя сомневаться, что их добродетелями стоит

6

мир...» .

Оставляя пока в стороне вопрос о чистоте христианского учения по его существу (он будет разрешен сам собою, когда будут прочитаны вторая и третья части моей книги), сейчас приведу только краткое замечание на этот счет лица, которое никак нельзя упрекнуть в зараженности «религиозными предрассудками» или в недостаточно широком кругозоре и уме.

-56-

Гениальный Гете — «язычник» — говорит: «Сколько ни преуспевай умственная культура, сколько ни расти вширь и вглубь естественные науки и сколько ни раздвигайся дух человеческий, ему никогда не подняться над уровнем высоты и нравственной культуры христианства в том блеске, каким сияет оно в Евангелии»⁷. • Сила, заключающаяся в словах Свящ. Писания Так как в Библии заключена благодать Св. Духа, которая является естественною и необходимейшею питттею души, то последняя не может безучастно относиться к ней, но должна или ненасытно алкать ее, если органы восприятия в порядке, или отвращаться, если они расстроены болезнями (то есть страстями) и не могут переваривать даже легкую пищу (ср.: 1 Кор. 3, 2). Душа должна так или иначе выражать свое поведение вблизи источника своей жизни и смерти (и по конечному решению Бога: Ин. 12, 48); она не может, повторяю, быть равнодушной, как не может быть спокойной и оставаться на одном месте магнитная стрелка компаса при приближении к ней магнитного бруска, но или будет притягиваться и льнуть к нему, или отталкиваться и убегать от него, смотря по тому, какие полюса мы сближаем. Так добрая и порочная души относятся к Богу и диаволу соответственно.

У благочестивого человека при одном взгляде на Библию проходит вожделение и является страх Божий. В состоянии же мира душевного Писание доставляет чуть ли не физическое ощущение сладости. «Коль сладка гортани моему словеса Твоя: паче меда устом моим!» — восклицал пророк Давид при чтении Свящ. Писания (Пс. 118, 103; 18, 11). Что это не риторический или поэтический оборот речи, знают на деле испытавшие то же чувство — те, которые неленостно занимаются очищением своего сердца от страстей.

Совершенно обратное, но не менее сильное действие производит Библия на души врагов ее. Доказывать что-либо и обличать Писанием неверующего — все равно что «горящие угли» сыпать ему на голову (Притч. 25, 22; Рим. 12, 20). Нечистый человек совершенно не терпит благодати, и одержимые демонами люди обычно воспринимают ее действие, именно как огонь и горящие уголья. Вот почему бесноватые кричат при приближении святыни или когда начинают за них молиться: «Жжет, жжет!»

-57-

Словеса мудрых якоже остны воловий (та (Зоикеутра, острые палки, которыми на востоке подгоняют животных) и якоже гвоздие вонзено, - говорит еще Слово Божие (Еккл. 12, 11). Таково его действие на совесть человека.

Пусть он не верит рассудком, сердце его развращено, но дух его, хотя и забитый, но не могущий быть окончательно уничтоженным, по самому основному свойству своему (см. выше: Гл. 1. §1), все же чувствует силу Писания, боится и трепещет его. Как животное, ведомое на заклание, еще ничего не видя, упирается, хрипит и не идет дальше, так и человек, уподобившийся ему по поступкам (Пс. 48, 13), никак не хочет приблизиться к Библии и к тому месту, где она читается, потому что глубоко падший дух его чувствует, что там ему грозит заклание, там ему предложат распять плоть свою со страстъми и похотъми (Гал. 5, 24). А это тягостно и больно!

— Отсюда все нападки на Библию, и только на нее одну и с таким ожесточением, какое не применяется в отношении к Корану или к Ведам, хотя мусульман и буддистов гораздо больше на земном шаре, чем христиан.

Я не буду здесь говорить об отношении порочных и чистых душ к делам и приманкам врага рода человеческого. Читатель может поразмыслить и подыскать примеры сам.

Укажу теперь еще на одно исключительное явление в области влияния Священного Писания на души людей. Я говорю о так называемых «обращениях». Не входя в обсуждение вопроса по существу, что будет сделано после, здесь поставлю его в связь с некоторыми явлениями мирской жизни, схожими с обращениями из духовной, но не имеющими с последними ничего общего, — именно с переходом в сектантство, с уходом, выражаясь термином семидесятых годов прошлого столетия, «в народ» и т. п.

1. Как в первом, так и во втором случае старая жизнь бросается и начинается новая. Но есть разница. В первом — жизнь видоизменяется и строится изнутри, из глубины духа (Пс. 129, 1), на началах величайшей евангельской чистоты (как ее понимают наши подвижники древнего Востока); во втором же — переменяются только убеждения человеческие, но грехи остаются все те же, и страсти не умаляются, а иногда даже и увеличиваются (например, когда человек попадает в хлыстовщину, делается убийцей из корпоративных или партийных взглядов и проч.).

-58

2. В том и другом случае нередко общей сходственной чертой делается подвиг, мученичество, до темниц, пыток и казней включительно. Но — один подвиг исходит из чувства смирения, благодарности и любви к Богу, просветившему и «призвавшему из тьмы в чудный Свой свет», как пишет св. апостол Петр (1 Петр. 2,

9), другой — весь держится на гордости и тщеславии .

3. Наконец, замечается сходство по цели: там и здесь ищется истина, справедливость, добро. Но одни видят их в чувственных благах, земных (начиная от хлыстовских радений сектантов, «земного рая» социалистов и кончая мистическим экстазом йогов), другие — в бескорыстном служении одному Христу, отгоняя от себя всякую мысль о какой-либо даже небесной награде. (См.: Отдел III. Гл. 7. § 1. Добродетели естественные и сверхъестественные.) Не лишнее

привести в заключение этого отдела несколько отрывков из сочинений светских писателей, ушедших из дома Отчего на страну далече (Лк. 15, 13) и после сознавшихся в могущественном действии на них Слова Божия, когда оно вдруг живительным лучом осветило их тьму и показало, где истина.

Генрих Гейне — чья общеизвестная ненависть к христианству лишь подчеркивает ценность тех строк, которые вынудила его написать несокрушимая сила Священного Писания при помощи болезненного одра, — в предисловии ко второму изданию первой части своей книги О Германии («К истории религии и философии в Германии») делится с читателями следующим признанием относительно причины перемены своих взглядов на Божественные вещи (auf gottliche Dinge).

Но прежде всего — что, конечно, понятно в положении таких гордецов и богохульников, — Гейне никак не может заявить открыто, что видит здесь и сам чудесное воздействие, а не естественную случайность. Поэтому, чтобы прикрыть ложный стыд, он сперва, по свойственной ему язвительности, кощунствует и насмешничает по адресу некоторых «благочестивых» душ, которые с «христианской» навязчивостью (mit christlicher Zudringlichkeit) все допытываются-де у него, как это произошло, что он вдруг заговорил по-другому (в Романсеро), и хотят-де во что бы то ни стало, чтобы он «навязал им какое-нибудь чудо» (dass ich ihnen irgend ein Mirakel aufbinde)...

-59-

Потому что, действительно, только чудом можно было объяснить это «просветление» (Erleuchtung) в мозгах Гейне. Пропуская кощунственные остроты последнего, так как и сам поэт ими пользовался только для того, чтобы затушевать свое «превращение» (Umwandlung), которое произошло в его душе относительно религиозных убеждений, — подобно тому, как старается прикрыть чем-нибудь свое смущение полуверующий человек, когда его застанут за молитвой знакомые люди, — перейду прямо к словам Г ейне о чудесной силе Библии.

«Своим (душевным) просветлением я всецело обязан простому чтению одной книги, — говорит Гейне, думая, что от этих слов действительно дело станет очень «просто» (einfach) и чудо несколько умалится. — Одной книги? Да, и это старая простая книга, скромная, как природа, и естественная, как естественна природа, книга, которая деловито (werkeltagig) и просто выглядит, как солнце, которое нас греет, как хлеб, который нас питает... — и эта книга, коротко говоря, есть Библия⁹. Совершенно справедливо называют ее Священным Писанием. Кто потерял Бога в душе своей, тот может снова найти Его в этой книге, а кто никогда его не знал, на того повеет от нее дыханием Божественного Слова»¹⁰.

Нет нужды приводить в пользу Библии еще больше отзывов (которых вообще немало)¹¹. И этого, вышедшего из уст такого кощунника, как Гейне (одна его знаменитая фраза при последнем издыхании чего стоит!), достаточно разумному человеку для преклонения пред благодатной силой Слова Божьего.

-Так как человек не может освободиться от того или иного влияния Библии, хотя бы этого и желал, то естественно, что в нормальном состоянии она для него делается необходимой. Это новое качество Библии как Слова Божьего — необходимость — связано с другим — всеобщностью распространения ее, несмотря ни на какие препятствия.

Многие светские авторы, даже из еретиков, хорошо выясняют это. «Лучшие книги, — говорит Studemund, — переводятся на европейские языки: на немецкий, английский, французский, итальянский, русский, пожалуй, также и на датский, шведский и нидерландский языки. Редко случается, чтобы сочинение какого-нибудь знаменитого писателя было переведено на десять языков, между тем Библия переведена более чем на 400 языков, и с каждым годом число переводов увеличивается...

-60-

Никому бы в голову не пришло переводить Гете или Шекспира для кафров или эскимосов, и переводы эти не читались бы... Некоторые даже из культурных людей чуждой нам культуры (автор разумеет индийцев. — Еп. Варнава) не в состоянии войти в духовный мир этих великих поэтов»¹².

Другой западный автор A. Cordes обращает внимание на то, что «по своей жизнеспособности Библия представляет нечто исключительное в истории. Ни на одну книгу в мире не выпало столько оскорблений, преследований и проклятий, как на нее, — и все же она не погибла. Множество книг умирают от внутренней своей несостоятельности сами собою, а об эту книгу, как о скалу, разбиваются предрассудки и равнодушие, огненная ненависть и злоба неверия. Библии нечего бояться конкуренции на книжном рынке: много "бессмертных" произведений человеческого гения появилось после Библии, но Библия продолжает стоять между ними все на том же первом месте. Вольтер предсказывал, что в конце XIX столетия Библию забудут и что она сделается редкостью, которую можно будет найти только у старьевщиков и в музеях древностей; а на деле XIX век оказался временем чрезвычайного распространения Библии, какого мир прежде не видел, и, как говорят, в самом доме, где некогда Вольтер писал свое пророчество, помещается

13

теперь Лондонское Библейское Общество!»

• Все вышеуказанные признаки Библии как Слова Божия все же являются до некоторой степени естественными.

По крайней мере, неверующие в свое оправдание могут ссылаться на большое распространение и своих книжек среди общества, могут говорить о могущественном действии научных произведений на состояние умов человечества и на самую культуру; наконец, не только могут не находить никакой святости в учении библейском, но и видеть в нем одну только безнравственность¹⁴.

Возможность подобного отношения к предметам, его не заслуживающим, всем нам еще в детстве показал знаменитый И. А. Крылов в своих баснях «Петух и жемчужное зерно», «Мартышка и очки», «Свинья под дубом».

Но есть еще некоторые качества у Священного Писания, которые по их внутренним свойствам должны быть отнесены к сверхъестественным, а по внешним обнаружениям -быть неуязвимыми, даже если человек иногда в ослеплении и «прет против рожна», по выражению Самого Христа (Де-ян. 9, 5).

-61-

Только сознательное упорство противится им без всяких серьезных доводов и основательных возражений. Я говорю о чудесах и пророчествах.

Надо сказать, что верующая душа их ждет от Библии вполне естественно. Если последняя есть Слово Божие, если истинный Автор ее — Святой Дух, то надо же как-нибудь выявиться этому более ощутительным образом, чем все упомянутые до сих пор свойства Священного Писания. Сам человек жаждет чудесности для лучшего своего удостоверения в истине Божественных Писаний. Не желать ее и мучиться ею (чудесностью) могут только гордецы, живущие лишь грубыми построениями рассудка, а не все проницающей, непорочной верой. И Бог не оставил без утешения верующую душу и окружил тысячелетнее происхождение Библии многими чудесами и пророчествами.

Что Библия, по самому существу своему, есть боговдох-новенное слово святых пророков — чудо, произведенное Духом Святым, говорит св. апостол Петр:

«И притом мы имеем вернейшее пророческое слово, -пишет он верным в своем Втором Послании (1, 19-21), ссылаясь в доказательство истины преображения Господня на Священное Писание, — и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему как к светильнику, сияющему в темном месте, доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших, зная прежде всего то, что никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божий человека, будучи движимы Духом Святым».

О самих чудесах и пророчествах будет сообщено после.

II.. Богодухновенность Священного Писания

Если Библия есть Слово Божие, то что это значит? Все ли в ней божественно до последней буквы и запятой или есть что принадлежащее и человеку? И в какой степени?

Божественный апостол законополагает обо всем этом ясно, точно и определенно, не позволяя иметь двух мнений.

Все Писание, — говорит он,— богодухновенно, 0ео7гуеиото<; (2 Тим. 3, 16).

Здесь две мысли, на которых зиждется не только весьобраз мыслей, еретический или православный, но и весь уклад жизни, поскольку он зависит от первого.

-62-

Положения эти следующие: во-первых, все, в полном объеме, до последнего слова, Писание — богодухновенно; во-вторых, Автор его — Св. Дух. Святые отцы разобрали этот вопрос всесторонне с единодушным согласием и обычной ясностью, которая нам теперь уже не под силу, когда мы хотим сами по себе изъяснять что-либо. Начну со второго положения.

Писание, говорит св. Григорий Богослов, есть «книги, которые Дух начертал языком святых мужей»¹⁵. Легко каждому припомнить, что и пророк Давид уверяет нас в том же, когда божественною благодатию изрекает: Язык мой — трость скорописца (Пс. 44, 2).

Но тогда — как же? На долю человека ничего не остается? Воля его связывается, как в гипнозе, и он произносит слова в бессознательном состоянии, как прорицательница языческая Пифия или как «пророк» в хлыстовских радениях, на которого «накатил» дух? Прочь такое богохульство.

Веруй, если не владеешь сам даром пророчества и не знаешь на собственном опыте, как оно действует в человеке, что здесь и Святой Дух изрекал всецело Свою волю, и человек не стеснялся в своей свободе мышления, чувства и воли, но сохранял нетронутыми все характерные черты своей личности.

И дуси пророчестии пророкам повинуются, — говорит апостол Павел (1 Кор. 14, 32), а не наоборот; не надо думать так, что будто бы, например, пророк Давид в предыдущем случае был простым, механическим орудием, «тростью», пером в руках Св. Духа. «Видишь ли? — обращая, по обыкновению, внимание на каждый оттенок мысли, указывает св. Иоанн Златоуст. — Самое дарование повинуется тому, кто его получил. Духом же здесь он называет действие Его»¹⁶.

Подробнее выясняет вопрос о свободных взаимоотношениях между Духом

17

Божиим и человеческим св. Василий Великий .

«Некоторые говорят, что они (священные писатели) пророчествовали в исступлении, так что человеческий ум затмеваем был Духом, — пишет святой отец. — Но противно обетованию Божия наития — богодухновенного делать изумленным, так чтобы он, когда исполняется божественных наставлений, выходил из свойственного ему разума и, когда приносит пользу другим, сам не получал никакой пользы от собственных своих слов.

-63-

И вообще, сообразно ли сколько-нибудь с разумом, чтобы Дух премудрости делал человека подобным лишенному ума и Дух ведения уничтожал в нем разумность? Но свет не производит слепоты, а напротив того, возбуждает данную от природы силу зрения. И Дух не производит в душах омрачения, а напротив того, возбуждает ум, очищенный от греховных скверн, к созерцанию мысленного. Посему нет невероятного, что лукавая сила, злоумышляющая против человеческой природы, приводит разум в слитность; но нечестиво говорить, что то же самое действие производит присутствие Божия Духа. Притом, если святые мудры, то как им было не постигнуть того, о чем пророчествовали? Ибо сказано: сердце премудрого уразумеет, яже от своих ему уст, во устнах же носит разум (Притч. 16, 23)».

Обратимся теперь к другой мысли апостола.

18

«Все (паса) Писание, — говорит он, — богодухновенно».

Если бы божественный Павел и не добавил этого слова все, то и тогда всякий верующий в Бога как должно необходимо пришел бы к мысли, что раз Библия богодухновенна, то — в полном составе и никак иначе.

Действительно, если бы священные писатели обладали только человеческим умом, хотя бы и гениальным, то не могли бы всего предусмотреть, нигде не ошибиться, там написать более блестяще или глубоко, здесь — менее. Но сила Божия не такова: она не умаляется, все равно взвешивает, за всем надзирает, ничего, даже самого малого, не упускает.

Затем, в человеческом произведении, каково бы оно ни было по глубине и серьезности, всегда можно и должно находить важное и неважное, более духовное и более плотское, все постольку, поскольку человек тяготеет к двум полюсам — страстному и бесстрастному, к земле или к Небу. Но в Слове Божием — все важно, и оно учит только о Небе и, говоря о самых грубых пороках (Песнь Песней) или о ничтожном цветке (Евангелие от Матфея о лилии), постоянно имеет целью направить нашу мысль от тленности всего земного и от грязи к Богу и чистоте.

Поэтому-то величайшие светила Церкви относились с таким благоговением к Священному Писанию и вдумывались в каждое его слово.

«В богодухновенных словах нет ничего напрасно сказанного, даже и до единого слова», — говорит св. Василий Великий¹⁹.

-64-

«Полагаю, что заключающееся в Писании не без цели написано, — вторит ему

20

его несравненный друг, украшение Церкви Божией, св. Григорий Богослов , — и не одна куча слов и предметов, собранная для развлечения слушающих, не какая-нибудь приманка для слуха, служащая только к забаве. Такова цель баснословии и тех эллинов, которые, не много заботясь об истине, очаровывают слух и сердце изяществом вымыслов и роскошью выражений. Но мы, тщательно извлекающие духовный смысл из каждой черты и буквы, нимало не согласны думать (сие было бы и несправедливо), чтобы и самые малозначительные деяния без какой-либо цели были и писателями подробно описаны, и до сего времени сохранены на память. Напротив того, цель их — служить памятниками и уроками, как судить в подобных, если встретятся, обстоятельствах, чтобы мы, следуя сим примерам как некоторым правилам и предначертанным образцам, могли одного избегать, а другое избирать».

Для нас же, во всем колеблющихся и не выработавших в себе духовного строя мышления, апостол прибавил слово «все»: все Писание...

Из приведенных рассуждений св. Григория видно, что Слово Божие богодухновенно и по содержанию, и по форме. Но как же приписывать все в Библии внушению Св. Духа, когда многие находят в ней столько противоречий, разногласий, преувеличений, ошибок и прямо безнравственных вещей? Сколько нашли в ней несообразностей одни естественные науки в наше время?..

Что касается последнего — пресловутой науки, то нет ничего во всем мире более неустойчивого и сомнительного. Это, позволю себе выразиться языком самих законодателей ее, можно утверждать уже a priori, потому что Христос сказал: Не может древо зло плоды добры творити. Еда объемлют от терния грозды, или от репия смоквы? (Мф. 7, 15-19.) Раз ум человеческий источен сомнениями, страстями, растлен и колеблется туда-сюда, думая найти опору в ежедневно меняющихся «рабочих гипотезах» и преходящих, друг друга разрушающих «данных опыта», а не в Боге, неложном и неизменном Источнике всего сущего, то что он может дать? Ничего, кроме плода по роду своему, такого же сомнительного, неверного, лживого, как он сам.

-65-

Вот примеры из разных, не связанных ничем одна с другой, но имеющих отношение к Библии, областей.

Наука одно время настаивала на том, что евреи в Египте никогда не были, но потом, с открытием египетских памятников, с разборкой иероглифов и с изучением всего материала по египтологии, пришлось утверждать обратное.

Наука еще до недавнего времени говорила, что материя вечна, теперь же самые левые ее представители не допускают и мысли о вечности и безначальности внешнего мира или о самобытном происхождении всего сущего и движущегося²¹.

Наука до самого последнего времени не давала слова сказать никому из тех, кто осмеливался защищать возможность вращения небесного свода вокруг

неподвижной земли. Теперь же все основы старого мнения поколеблены. Вопрос

22

не так прост, как кажется .

Прав был св. Василий Великий, обладавший гениальным умом и отточивший его в тонких диалектических вопросах философии так, что «легче было выйти из лабиринта, нежели избежать сетей его слова, когда находил он сие нужным», по

23

отзыву св. Григория Богослова , — а философия, то есть высшее достояние человечества, не ушла теперь дальше философии тех времен, — прав был св. Василий Великий, когда называл науку «паутинной тканью», «многопопечительной суетой», «ученым пустословием» и «объюродевшей и чертежной мудростью»²⁴.

Гораздо серьезнее обвинение в нечистоте библейского учения. Но чтобы сделать этот упрек, надо знать, что есть чистота, надо самому показать на себе образец чистоты, надо иметь не запорошенные житейскими привязанностями глаза. Я пропущу нападки на Библию по причинам, которые уже самой светской литературой осмеяны (крыловское «Зеркало и обезьяна»), и приведу два примера, из подобных которым некоторые выводят, что виноваты не читатели, а сама Библия.

Вот одно из смущающих мест в изъяснении св. Василия Великого: «Сказанное же в сотом псалме: во утрия избивах вся грешпыя земли, как всякому видеть можно, сказано загадочно и прикровенно. Это не значит, что при начале каждого дня осквернял я руки человеческой кровью. Не то говорит пророческое слово. Это, кроме того что гнусно, было бы и неимоверно. Ибо как мог бы он каждое утро избивать своею рукою всех грешных на земле?

-66-

Невозможно было бы одному превозмочь всех, потому что, как вероятно, согрешивших было много. Если бы преодолел их на войне, то, конечно, избил бы в одно утро всех, а не в каждое утро стал избивать их. Посему что же значит: во утрия избивах вся грешныя земли, еже потребити от града Господня вся делающих беззаконие (Пс. 100, 8)? Выслушаем сказанное с лучшим разумением, чтобы не сказать чего вопреки пророческому слову, что и непозволительно. Град Господень есть совокупность человеческого состава; а грешные земли — не иные кто, но те, о которых говорит Спаситель, что извнутръ от сердца исходят помышления злая, зависти, убийства, прелюбодеяний татьбы, лжесвидетельства и тому подобное (Мф. 15, 19; Мк. 7,21). Сих-то грешных земли, происходящих от земной плоти, очищающий себя уничтожает в собственном своем составе, при каждой мысли о Боге. Посему в душе бывает утро при каждом восхождении спасительного учения; и в сие-то утро должны быть уничтожаемы все помыслы, производящие беззаконие. Ибо, если не пресечены в душе первые движения к пороку, то помышления необходимо перейдут в дело. Например, помысл, внушающий прелюбодеяние, есть грешный земли; он побуждает воззрети на жену, ко еже вожделети ея (Мф. 5, 28). Посему, если острым и уничтожающим страсти словом, как бы некоторым мечом, не будет убит он в душе и не будет это совершено утром, то есть по изведении его наружу, то после прелюбодеяния в сердце поведет он человека к большей степени сего греха, вызывая его на грехопадение телом. Думаю, что согласно с сим сказанное у Иеремии: проклят творяй дело Господне с небрежением и возбраняяй мечу своему от крове (Иер. 48,

10). Кто желает избегнуть тяжести сей клятвы, тот не должен духовному мечу давать покоя от крове подобных грешников»²⁵.

Кто сам занимается духовным деланием, тот знает, что подобные толкования пишутся святыми отцами не для тонкой забавы ума, не в целях простого оправдания рискованных выражений Библии и не выдвигаются ими в качестве остроумной защиты последней от якобы основательных выпадов со стороны неверующих. Истина не нуждается в защите с чьей-либо стороны, она сама всем является на помощь. Святые отцы излагали в подобных случаях существеннейшие делания духовной жизни,

-67-

скрытые от оскорбления презирающих и не верящих им под образом действий таких же страстных и плотских людей²⁶ (Мф. 13, 10-15).

Затем указывают еще на темноты в Библии, слишком человеческие выражения о Боге и о Его святых, преувеличения, разногласия и т. п. Подобные заявления имеются с первых дней существования Библии как законченного состава богодухновенных книг, принятых Церковью к точному и беспрекословному

27

исполнению и руководству верующими. И св. Василий Великий так отвечал на них:

«Если же кто поставит в вину Божественному Писанию, что оно не научает тому и не производит того, что может доставить пользу, то пусть рассмотрит он весь порядок дел человеческих... Тогда увидит, что всепромыслительная Сила даровала бессловесным удобные средства к жизни, готовую пищу, самородный покров, одежду из волос и перьев; человека же изведя на свет нагим, в замену всего дала ему ум, которым изобретены промышленные искусства, как-то: домостроительство, ткачество, земледелие, кузнечество, и недостающее для тела душа восполняет присутствием ума. И как в сем случае Творец наш не по зависти к нам не соизволил, чтобы так же, как у бессловесных, все удобства жизни рождались вместе с нами, но устроил так, чтобы недостаток необходимого вел к упражнению разума, так и в Писании намеренно допустил неясность, к пользе ума, чтобы возбуждать его деятельность. И, во-первых, нужно, чтобы занятый сим ум отвлекаем был от худшего, а сверх сего приобретенное с трудом почему-то более к себе привязывает, и чрез долгое время производимое бывает более прочным; а что легко приобретается, тем и наслаждаться не вожделенно, потому что находящееся под руками пренебрегается и обладающий не почитает сего достойным какого-либо охранения».

28

Прекрасно также говорит преп. Исидор Пелусиот (+ ок. 436 г.) : «Божественная и пречистая Сила, источник премудрости, начало, причина и корень всякого разумения и всякой добродетели, восхотев в древнейшие писания вложить предречения о будущем, совершила дело сие премудро, превыше всякого слова и всякой похвалы. Если когда встречалось нечто такое, что могло вместить в себе образ будущих благ, то в этом иное очертывала только, иное же уясняла красками, и черты образа делала светлыми и живыми.

-68-

Из сего-то произошли две выгоды: первая, что изрекаемое и древним не казалось странным, и не смеялись они над этим, потому что из сказанного могли извлекать нечто полезное, а вторая, что потомки постигают непреложность пророчества. При сем поклоняться и удивляться должно божественной благодати, что такое трудное дело совершила удобно. Поэтому и толкователям, если возможно объяснить все без натяжки, надлежит делать это с усердием, а если сие невозможно, не объяснять, чего не следует, с натяжками, чтобы и в местах, требующих объяснения, не породить подозрения в искажении смысла, а иудеям, эллинам и еретикам не подать повода ко Христу относить и что-либо уничижительное и низшее Его достоинства; но уничижительное проходить мимо или почитать приличествующим вочеловечению, если может принять соответствующие сему черты, о высоком же соглашаться, что сказано сие относительно к одному достоинству, если же что сказано в рассуждении совершившегося в то самое время, соглашаться, что о сем именно изречено сие, и не делать неприличных натяжек».

Не говорят об отсутствии богодухновенности и такие выражения Писания, как «прочим же аз глаголю, а не Господь», «о девах же повеления Господня не имам, совет же даю» и т. п. Святые отцы считали их, на основании слов самого же апостола, не иначе, как «законоположениями Божественными».

«Не принимай слов апостола за человеческие, ибо он говорит: мнюся бо и аз Духа Божия имети» (1 Кор. 7, 40). Так учит св. Иоанн Златоуст.

«Сие: Аз глаголю значит: Не нашел я, чтобы закон сей написан был в Свящ. Евангелии (предан был от Господа), но постановляю оный теперь, — толкует блаж. Феодорит. — А что законы апостольские суть законы Владыки Христа, сие явно для сведущих в божественном. Ибо апостолом сказано: понеже искушения ищете глаголющаго во мне Христа (2 Кор. 13, 3) и: не аз же, но благодать Божия, яже со мною (\ Кор. 15, 10); и еще: благодатию давшеюся мне (Рим. 12, 3). Так и здесь

29

дает закон, потому что вещает чрез него Святой Дух» .

Вообще сколько бы ни умножать недоуменных вопросов, ответы на них заключаются в одном: «Одежды души вашей вымойте сперва слезами покаяния и очиститесь, и после того уже входите в святая святых Писания» (Числ. 31, 24).

-69-

Тогда будет все ясно и понятно, и противоречия исчезнут, найдя себе объяснение в личном опыте подвизающегося. А больной, у которого во рту горько, может ли находить вкус в самых лучших, тонких и сладких блюдах?..

Теперь несколько слов о внешней стороне Священного Писания. Если Божественная Сила, давая людям последнее, преследовала великие цели, которые иногда благоволила даже скрыть под покровом тайн и приточных гаданий, то, очевидно, Она следила и за их внешней формой. Если Бог повелел поучаться в Библии день и ночь, дабы в точности исполнять все, что в ней написано (Нав. 1, 8), то, конечно, небезразлично для сохранения этой точности такое, например, слово, а не иное. Кто живет духовной жизнью и находится в полном послушании у старца и своего духовного отца или, по крайней мере, знаком с подвижническими писаниями, то на своем опыте, или чужом, знает очень хорошо, как диавол старается заставить нас видоизменить и хоть что-нибудь привнести от нашего собственного толкования и понимания в полученную заповедь: будто бы старец ошибся, неточно выразился и т. п. И горе бывает всегда дерзнувшему сделать хотя бы и чуть-чуть по-иному, «поправить» дело, потому что в словах старца была истина, еще не изведанная неопытным сердцем послушника (ср.: Числ. 20, 8, 11, 12; 4 Цар. 13, 18, 19; 1 Цар. 10, 8; 13, 8-14).

В Слове же Божием, тем несравнимо более, священные писатели по внушению Духа каждому понятию придали ту, а не иную форму с известною целью и намерением, которую (форму) люди считают большею частью за дело неважное, а иногда и ошибочное. Но зато Сам Бог считает это важным (хотя бы люди и относились легкомысленно к своему спасению) ради немногих избранных и потому успокоил последних в неповрежденности текста Библии от кого бы то ни было до самого конца мира.

Аминь бо, глаголю вам, — сказал Господь, — дондеже прейдет небо и земля, йота едина, или едина черта не прейдет от Закона (Мф. 5, 18).

Исходя из общей целости Писания, Церковь всегда приводила свои догматы и положения уверенно, точно, свободно и побивала еретиков, не имеющих под собою подобной устойчивой почвы. И часто, действительно, йота одна или маленький хвостик³⁰ у буквы давал иное направление всему делу.

-70-

Поэтому же столпы Церкви Христовой, ее святые отцы, утвердили такую

31

заповедь, которую передаю словами св. Афанасия Великого :

«Никто да не облекает написанного в Писании речениями внешнего красноречия, да не пытается переделывать и вовсе изменять выражения, но пусть неухищренно так читает и поет написанное, как оно сказано, чтобы послужившие нам в этом святые, узнавая свое, вместе с нами молились, лучше же сказать, чтобы Сам Дух, вещавший во святых, видя те самые слова, какие Он внушил святым, соделался нашим Помощником. Ибо в какой мере жизнь святых лучше жизни других, в такой же и об употребленных ими речениях справедливо можно сказать, что они лучше и сильнее сочиняемых нами».

Приведу примеры достодолжного отношения к тексту Библии в вышеуказанном смысле.

Величайший толкователь Священного Писания, св. Иоанн Златоуст, толкователь буквального текста Библии, а не переносного, потому и обладает проникновенностью и глубиной толкования, что почерпает и вычитывает их в каждой букве Писания. Он поворачивает, осматривает, изучает со всех сторон каждое его выражение. Пропуская самое толкование, приведу только образец его стиля в изъяснении, например, стиха из Послания к Галатам (1, 2). «Церквам Галатийским... Не сказал Апостол: "возлюбленным", не сказал также "святым", но — Церквам Галатийским... Не прибавил даже "Церквам Божиим", но просто сказал: Церквам Галатийским». Таких примеров, даже более точных и в то же время тонких, можно у него вычитывать во множестве на каждой странице.

Еще упомяну о строгом отношении к букве Писания св. Спиридона, Тримифунтского чудотворца. Но особенно яркий пример того, что никак не безразлично, употребить ли точно или неточно выражение Священного Писания, привести ли, как оно есть, или заменить другим, каждый верующий может видеть в заклинаниях над бесноватыми. Демоны боятся только подлинных священных выражений, а не наших «красно-хитро-сплетенных» с крыловского «Парнаса».

32

Приведу объяснение из св. Афанасия Великого :

«Слышал я от мужей мудрых, что в древности у израильтян чтением только Писания изгоняли демонов и обличали козни, чинимые ими людям.

-71-

А потому достойны всякого осуждения те, которые, оставив это и сами сочинив себе отвне заимствованные красивые речи, за это самое именуют себя заклинателями. Ибо они более ребяче-ствуют и отдают себя бесам на посмеяние, что и было с упоминаемыми в Деяниях иудеями, сынами Скевы, которые таким образом вознамерились заклинать демонов. Поэтому демоны, слыша о таковых заклинаниях их, издеваются над ними. А слова святых страшны бесам, и они не могут выносить их, потому что в изречениях Писания — Сам Господь, Которого не терпя, вопияли демоны: молюся Ти, не мучи мене прежде времени (Лк. 8, 28). Ибо, видя присутствие Господне, были они сжигаемы. Так и Павел повелевал нечистым духам, так и ученикам покорствовали бесы. Так и ныне тоже пусть читают над страждущими».

Но, как и выше, позволительно задать вопрос, тем более, что пытливые люди его постоянно задают: что же здесь остается на долю самого человека? — Все: язык, обучение, качество речи, ошибки и проч.

И надо сказать, как в первом случае благодатное воздействие Святого Духа на душу библейских писателей не возбранило им сохранить полную индивидуальность со всеми ее особенностями и понятиями своего времени, так и здесь грубая иногда простота речи, ошибочные выражения, не оправдываемые ни буквальным, ни иносказательным толкованием, нисколько не мешают благодати Духа сопутствовать тексту Писания и делать его священным и богодухновенным. Так же, как благодати священства ничто худое не препятствует действовать в порочных священнослужителях, пока они находятся в Церкви, и сила совершенных ими таинств остается всецелой.

«Но чтобы не продолжить письма более надлежащего, — повторю словами преп.

33

Исидора Пелусиота , — сказав то, что не только не повреждает смысла Писаний, но устанавливает оный, делает твердым и незыблемым, разрешает кажущуюся неясность, кончу этим, советуя будущим читателям взирать на сие без любопрительности, и если что сказано правильно, воздать благодарение Богу, а если неправильно, не лишать извинения написавшего, который сказал это нерешительно, но предоставил приговор будущим читателям».

-72-

Так учат нас святые относиться с благоговением и страхом Божиим к святости Библии.

Из всего вышесказанного о богодухновенности Священного Писания следует:

1. Если чрез авторов его говорил Дух Святой, следовательно, то, что Он

говорил, свято, есть Слово Божие, а не человеческое, то есть Писание все

богодухновенно.

2. Если непосредственное Откровение Божие какому-либо священному

писателю и отличается по способу передачи и силе впечатления от его восприятия слушателями или читателями этого автора, то оно нисколько не умаляется по силе своего достоинства, истины, значимости и влияния.

3. Таким образом, различие между богодухновенностью и собственно

Божественным Откровением может иметь интерес только теоретический для «книжников» XX века. С практической же точки зрения христианин должен принимать слова Писания так, как бы их слышал непосредственно от Самого Бога. К этому его обязывают вещавший в апостолах Дух Святой и поведение их самих, не различавших Писания от личных повелений Самого Господа. Сравните: Глаголет Писание фараоновы (Рим. 9, 17) и еще удивительнее: Писание провидя... благовествова Аврааму (Гал. 3, 8).

4. Навлекают на себя подозрение в пантеизме те, которые, избегая утверждения, что Божественное воздействие всецело простирается на полный объем Библии (из-за боязни поставить себя якобы в необходимость приписывания Богу тогда и всех человеческих недосмотров и ошибок), заявляют, что Библия богодухновенна в главных (только) и основных пунктах, а не в частях. Они забывают, что Бог непричастен немощам человеческим, потому что всегда премирен, трансцендентен им, как выражаются философы³⁴, и потому бояться за Бога нечего, так же как и кощунственно упрекать Его в незнании греческой или еврейской грамматики, ощибки против которой пытаются выискивать нынешние семитологи и эллинисты. Свободно поэтому можно пользоваться и любым термином — «богодухновенный» или «боговдохновенный», потому что ни тот, ни другой не в силах охватить истинный смысл понятия, но один хочет выразить его со стороны воздействия Духа Божьего, а другой — со стороны восприятия Божественного Откровения человеком.

-735. Вопрос о богодухновенности, по самому существу своему трудно

передаваемый на словах и требующий для своего выражения антиномичных понятий, однако, вполне ясен и определен для церковного самосознания и каждого, участвующего в нем. Недостаток слов возмещается здесь легко и без остатка данными религиозного опыта.

6. Всякое иное истолкование вопроса должно отвергаться верующим

христианином как еретическое, потому что идет против согласного мнения всех святых отцов, выражающих голос Церкви. Нелепо хотеть еще какого-нибудь соборного определения на сей счет.

Если человек всего этого не понимает, нужно ему желать покаяния и очищения от гордости и прочих страстей и не спорить с ним, а молиться о нем.