Основы искусства святости, том 1

Значение сердца в духовной жизни человека.

Всякого человека, желающего встать на путь подвижничества, должно предупредить о существе и значении того духовно-телесного органа, посредством коего он будет со-деевать свое спасение. Что же это за орган?

Если внимательно приглядеться к известным типам подвижнического делания не только в христианстве, но и за его пределами, то не трудно заметить, что если есть у них отличительные и коренные черты — а они, конечно, есть, — то они безусловно зависят от того, на что в телесной области устремлено внимание человека.

Это и понятно. Ведь тело имеет громадное значение в духовной жизни, я уже не говорю в обычной (плотской), при которой теперь почти все людские отношения сводятся к ублаготворению или неублаготворению тела своего и чужого . Да и вообще говоря, душа наша как-то чудно и непонятно, тесно и неразрывно связана с телом. И все, что ни случается с последним, действует так или иначе на нее, и наоборот³.

-291В подвижничестве эти свойства и качества души и плоти обостряются, и так как цель всякого (и у иноверцев) аскетического делания — подчинить тело с помощью тела же душе, то ясно, что надо прежде всего выбрать и взять себе на подмогу из первого какую-либо часть, с помощью которой и действовать против всех остальных. Эту часть потом одухотворяют (не только в сторону добра, но и в сторону зла, и это чаще всего), углубляют, на ней строят свою мистику и созерцание.

В зависимости от того, на какой части тела строится внешний фундамент для внутренней духовной жизни, различаются три главных рода подвижничества.

1. Головное подвижничество — преимущественно йога, занесенная в последнее время из Индии и к нам в Европу⁴.

2. Чревное, или, вернее сказать, подчревное подвижничество, мистика живота. Сюда относятся «созерцания» и переживания разных николаитов, хлыстов, католических святых последних времен⁵.

3. Наконец, подвижничество груди, или сердца — наше, православное, чистое, древневосточное, богоспасаемое. Христово.

Понятно и без дополнительных рассуждений, кому нужно отдать преимущество и почему.

Если переразвить мистически разум — получится «лжеименное знание» (1 Тим. 6, 20), прелесть, характеризуемая высшею степенью гордости⁶; если все внимание погрузить в отправления чрева и подчревности, то есть допустить в своем духовном делании переразвитие органической жизни, — получится тоже прелесть, но в иной форме — в виде нечистоты тела и духа, жара крови и плоти . Остается единственный правильный путь — приняться человеку за очищение сердца от страстей. Оно, как занимающее срединную часть тела⁸, дает устойчивый центр и всему духовному деланию. В этом случае голова и живот размещаются по своим подчиненным местам, причем голова приобретает «значение органа посредствующего между целостным существом души и теми влияниями, какие она испытывает совне или свыше, и при этом ей приличествует достоинство

9 ~ - 10

правительственное в целостной системе душевных действии» .

Если мы обратимся к святым отцам и их первоисточнику — Священному Писанию, то увидим, что наши выводы совершенно правильны.

-292-

Сердце — не надо только понимать его слишком узко, в смысле лишь анатомического органа¹¹, - здесь есть средоточие всех духовных и телесных сил. Оно как бы заступает их место, и все то, что мы привыкли отдельно относить к той или иной способности души, в Писании относится к сердцу.

Я кратко изложу здесь учение Свящ. Писания об этом предмете, чтобы видно было читателю, как, по взгляду Самого Бога, должен мыслить себя человек и должна складываться его духовная жизнь.

Сердце как начало жизни телесной. Сердце есть существенный орган в жизни: его «пронзают», когда хотят причинить верную смерть кому-нибудь (2 Цар. 18, 14; 4 Цар. 9, 24).

«Кроткое сердце — жизнь для тела» (Притч. 14, 30).

Между прочим, у египтян смерть называлась «человеком с неподвижным сердцем»¹².

Сердце как центр духовных и душевных состояний. В то время как у нас понятие «сердца» обычно употребляется в смысле седалища только чувств и любви, в Свящ. Писании оно есть:

1. Седалище мысли, размышления. Сердце «знает» (Пер. 24, 7), «размышляет» (Пс. 4, 5). «Мысли приходят в сердце» (Лк. 24, 38) или «на сердце» (Деян. 7, 23; 1 Кор. 2, 9). Сердце «верует» (Рим. 10,10), иногда медлительно (Лк. 24, 25). Широта сердца свидетельствует о «мудрости» и «весьма великом разуме» (3 Цар. 4, 29); наоборот — «сердце глупого не удержит в себе никакого знания» (Сир. 21, 17). Слово есть обнаружение мысли (чрез произношение ее устами), так равно бывает «в устах глупых сердце их, уста же мудрых в сердце их» (Сир. 21, 29).

Сердце, сделавшись чрез грехопадение прародителей злым, естественно источает из себя и «мысли злые» (Быт. 6,5).

2. Седалище мудрости. Соломону было дано «сердце умное и разумное» (3 Цар.

3, 12).

3. Седалище памяти, которая удерживает то, что воспринято рассудком (Втор. 4, 9; 8, 5-6; Исх. 51, 7). Заповеди должны быть написаны в сердце, как на скрижалях (Притч. 3,3). Когда открывают тайну, открывают сердце свое (Суд. 16, 18).

-293-

4. Седалище воли. Сердце «влечет» человека к действию, оно есть деятельное начало (Исх. 35,21). Хотеть - значит предоставлять сердцу свободу действий (Ис. 10, 7; 63, 4). Как воля человеческая свободна, так и сердце может противостоять внешним влияниям, в частности даже повелениям Божиим. В этом случае говорят про сердце, что оно «ожесточенное» (Втор. 15, 7), «жестокое» (Ис. 46, 12); его твердость сравнивается с «камнем» (Иов. 41, 16) и даже с «алмазом» — Taw (Зах. 7, 12). Когда сердце смягчается, и воля делается более слабой (2 Пар. 34, 27; Иов. 23, 16).

5. Седалище добродетелей и пороков, то есть различных чувствований и расположений душевных. Здесь мы наконец вступаем в собственную область сердца.

Расположения сердечные бывают добрые и злые. Среди первых священные авторы помещают «правоту» сердца (Втор. 9, 5), «простоту» (Быт. 20, 5), «разумность» (3 Цар. 3, 9), «смирение» (Дан. 3, 87), «преданность» Богу (3 Цар. 11, 4). Ко вторым относят: «суетность» (Пс. 5, 10), «легкость» (Сир. 19,4), «дерзость» (Притч. 28, 26), «ожирение» (Пс. 118, 70), «упорство» (Сир. 3, 26).

В сердце рождаются «надмение» (Втор. 17, 20), «зависть» (Притч. 23, 17), «сварливость» (Иак. 3, 14), «корыстолюбие» (Иез. 33, 31), «ненависть» и «вражда» (Лев. 19, 17), от которых оно «рвется» на части (Деян. 7, 54), но рождаются также и «любовь» (Мк. 12,30-31), мужество и дерзновение (2 Пар. 17, 6) и так далее.

13

Сердце как средоточие нравственной жизни . В сердце соединяются, наконец, все нравственные состояния человека, от высочайшей таинственной любви к Богу, которая взывает: Боже сердца моего, и часть моя, Боже, во век (Пс. 72, 26), до того высокомерия, которое, обожая себя, полагает сердце свое яко сердце Божие и говорит: Аз есмъ Бог (Иез. 28, 2). Сердце есть исходное место всего доброго и злого в словах, мыслях и поступках человека, есть доброе или злое сокровище человека; благий человек от благаго сокровища сердца своего износит благое, и злый человек от злаго сокровища сердца своего износит злое (Лк. 6, 45). Совесть имеет свое седалище «в сердце» (Евр. 10, 22); Христос вселяется верою в сердца наши (Евр. 3, 17), также дарует обручение духа в сердца наши (2 Кор. 1, 22). Благодатный свет возсия в сердцах наших (2 Кор. 4, 6).

-294-

Но с другой стороны, грешнику диавол влагает в «сердце» злые начинания (Ин. 13, 2), исполняет его сердце злыми помыслами (Деян. 5, 3). К невнимательным слушателям слова Божьего тотчас приходит сатана и отъемлет слово сеянное в сердцах их (Мк. 4, 15).

Как средоточие всей телесной и многообразной духовной жизни человека, сердце называется исходищами живота, или истоками жизни: всяцем хранением блюди твое сердце: от сих бо исходища живота (Притч. 4, 23). Оно составляет глубочайшую часть нашего существа: глубоко сердце человека паче всех... и кто познает его (Иер. 17, 9). Никогда внешние обнаружения слова, мысли и дела не исчерпывают этого источника; потаеный сердца человек (1 Петр. 3, 4) открыт только для Бога: Той бо весть тайная сердца (Пс. 43,22). Состоянием сердца выражается все душевное состояние (Пс. 50, 12; 83,3).

§ 4. Грех по его развитии в человеке. Зарождение греха.

Виды и размеры грехов. Страсть. Порочность.

Не будь греха, человек зажил бы не только доброй, духовной, но и счастливой телесной жизнью. Люди были бы ласковы, приветливы, любовны, доброжелательны. Не было бы ни ссор, ни мятежей, ни войн. Но Бог падением человека воспользовался к лучшему. Ибо чем обладал Адам до падения? Земным раем — и только. Но так как первые люди «изгнаны были из рая за нераскаянность, потом раскаялись, много плакали и бедствовали, то Владыка всяческих Бог, за труды их и поты, за бедствия, претерпенные ими, и за доброе их покаяние, благоволил паче почтить их и прославить, чтобы заставить их забыть все понесенное ими зло. И что же делает? Смотри, сколь велико человеколюбие Его! Сошедши во ад и изведши их оттуда, Он не ввел их опять в тот же рай, из которого они изгнаны, но возвел на небо небесе и, когда воссел одесную Бога и Отца Своего, спосадил их с Собою. Помысли же, какою великою почтил Он честью Адама, который был раб Ему по естеству, и сподобился быть отцем Ему по благодатному домостроительству? Видишь, на какую высоту возвел его -295-

Владыка наш Христос за его покаяние, смирение, плач и слезы! О, сила покаяния и слез! О, море человеколюбия неизъяснимого и милосердия неисследованного!»

Так любомудрствует св. Симеон Новый Богослов¹.

Велика сила греха, изгоняющая человека из рая и подвергающая землю проклятию, но и велика сила слез и покаяния! Понятно теперь, что всякому, желающему снискать себе благословение Божие и избавиться от греха, прежде всего другого необходимо знать, в чем заключается избавление от грехов. Для этого надо понять, так сказать, механизм греха, нужно знать, как он зарождается в человеке, как развивается, при каких условиях процветает и действует. Из дальнейшего мы увидим, что грех, даже глубоко заполонивший существо человека, во всем подобен великому пожару — оба они при всей своей грандиозности происходят, однако, от малой искры.

Хотя сегодня и пятница, но в этом представлении греха еще нет. Не я его вызвал. Может быть, естественная связь представлений (ассоциация) здесь действовала, может быть, демоны подсказали его.

-296-

Но иное, конечно, дело, если я сознательно вызываю образ, независимо от окружающих обстоятельств, или он у меня возникает и сам, но вследствие допущенных мною до него страстных мечтаний: чего бы, например, съесть повкуснее? Грех и вина с моей стороны здесь в том, что я нарушаю прямую заповедь Божию, повелевающую мне иметь мысли о небесном, а не пристращаться к земным вещам и всею душою погрязать в них. Горняя мудрствуйте, а не земная, говорит апостол (Кол. 3, 2; см. также: Исх. 20, 17; Рим. 13, 14).

Сочетание. Продолжаю определять по св. Иоанну Лест-вичнику: «...а сочетание есть собеседование с явившимся образом, по страсти или бесстрастно».

Появившийся у меня «прилог» (или «вкусовой образ» из предыдущего примера) я мог бы усилием воли выкинуть из головы, и всему делу был бы конец. Продолжал бы я писать, читать, молиться или что-либо спокойно делать дальше. Но я, напротив, задерживаю на нем внимание. Почему я это делаю? Иногда человек привлекается новизною предмета, любопытством, если он раньше не испытывал еще этого ощущения (особенно это бывает при помыслах блудных); иногда, если человек уже не невинен, — тайным желанием вновь испытать это; разные могут быть причины... Но я это делаю. В данном случае — в кухне уже успокоились все, а я все еще раздумываю над холодными сливками. Допустим даже, что без всякого желания, самого малейшего, их отведать. Просто привязалась мысль, летает, как муха, перед глазами ума, и я бессмысленно слежу за ней. Но все же этот мой поступок не совсем без греха. Ведь прилог - то можно было прогнать тотчас же, а я не только этого не сделал, но позволяю ему еще укрепляться. Все это показывает, что что-то есть в душе у меня вещелюбивого, что заставляет мое внимание долго останавливаться не на духовном предмете. Не все, значит, умерло во мне для мира, какие-то интересы, и притом не безгрешные, еще у меня остались.

Если человек очень чревоугодлив или если враг почему-либо хочет его во что бы то ни стало завлечь на это дело (заменим молоко коньяком или водкой и прибавим наличие женщины для блудника — понятно, что для демона появляется куча возможностей и надежд самых приятных), если, говорю, все это есть налицо, то дело, как увидим, на этом пункте не остановится и пойдет дальше. Но может и на этом оборваться.

-297Я могу с молока перейти на его дороговизну или недоброкачественность, от нее — вообще на обман, парящий в торговле, затем еще что-нибудь вспомнить и т.д. Таким образом я попадаю в область и власть помыслов.

О них я буду иметь случаи говорить специально и подробно⁴, а сейчас скажу, что это чрезвычайно важный пункт. Святые отцы-аскеты, изучавшие в течение десятков лет в пустыне природу помыслов, оставили нам подробные и тонкие исследования об этом предмете, с которыми, излишне прибавлять, не могут сравниться никакие диссертации и научные работы всемирно известных психологов. Ибо последние хотя и разрабатывают свои теории в так называемой «тиши» кабинетов, но в их собственном-то сердце не тишь, а грызня страстей или мрак духовный, если страсти не бунтуют, а спят.

Важен этот пункт потому, что если человек не допустит хозяйничать помыслам в себе, потушит искры их в самом начале, то никакого греха не будет. С прогнанием их все кончится. Ведь все страшные преступления в мире, которые заставляют содрогаться невинную душу и за которые по уголовному кодексу полагается бессрочная каторга, -все они родились от простой мысли! Пришел чудовищный помысл, нашел для себя благоприятную почву, не был отринут человеком и — погубил его в бездне мрачнейших преступлений...

Поэтому-то святые отцы всячески предупреждают спасающихся о том, как важно бороться с помыслами и не принимать их. «Как облака закрывают солнце, так и греховные помыслы помрачают и губят ум», — говорят они⁵.

Сосложение. Оно «есть согласие души с представившимся помыслом, соединенное с услаждением» (св. Иоанн Лествичник). Возьму опять старый пример. Я могу помысл чревоугодия прогнать, но могу и более дать ему свободы. «А что, правда, — думается мне, — если сейчас, пока бисквиты не остыли и молоко не согрелось, попробовать их. Вкусная вещь будет!» И вот у меня уже слюнки потекли, в гортани защекотало... И я стараюсь представить себе яснее, как это будет вкусно... Это уже положительный грех, который судится по устроению подвизающегося. С того, кто воспитан в благочестии, знает заповеди Божий или сам, может быть, принадлежит к церковному клиру и монашескому чину, Господь на Страшном Суде взыщет строго,

-298-

а кто вырос в худой среде, видел одни плохие примеры, подвергнется меньшему наказанию (Лк. 12, 47-48). По-иному, опять же, будет судиться человек, уже навыкший духовному деланию, и по-иному — погрязший в грехе или только недавно из него вышедший.

Если помыслы эти относятся к блуду, то обычно называются уже не просто помыслами, но «помыслами нечистыми». Таким образом, уже из самого названия видно, что они суть скверна. То же самое надо сказать о наслаждении, произведениями искусства эротического характера⁶, что в миру, по обольщению и внушению диавола, как раз приня-то считать за обратное, то есть за дело,

у

достойное внимания и чуть ли не благоговения .

Но насколько виновен человек, когда и помимо его воли некоторые вещи вызывают в нем приятные ощущения? Таковы, например, многие физиологические отправления: еда, сон, естественные нужды и надобности и прочее. Виновен постольку, поскольку пристращается к ним и незаконно ими распоряжается. Подробно о сем в другом месте будет объяснено.

Пленение «есть насильственное и невольное увлечение сердца, или продолжительное мысленное совокупление с предметом, разоряющее наше доброе устроение» (св. Иоанн Лествичник).

Узкая врата и тесный путь вводяй (человека посредством наблюдения и отсеяния помыслов) в живот, говорит Господь, и мало их (таких людей) есть, иже обретают его (Мф. 7, 14). Даже находят-то такой путь мысленного дела-ния не все — не исключая ученых и мудрецов мира сего, -а чтобы идти по нему, этому сподобляется один из многих тысяч людей... Посему обычно человек, раз увлекшись какою-либо мыслью, не останавливается на сем, но привязывается к ней крепко-накрепко. Большею частью это бывает из-за худого навыка, из-за того что воля, долго работавшая страстям, невольно увлекается в старое русло, когда ей приходится случайно снова с ним соприкоснуться, но это бывает — с вступившими на путь подвига — и по действию врага. Вначале еще гордости много у человека, и вместо того чтобы при нападении помыслов ему обратиться тут же с молитвенным воплем к Богу: «Господи, помоги!» (как кричат люди «караул!» при нападении на них земных разбойников), он сам хочет побороть врагов, начинает противоречить им или показывать вид, что он нисколько -299-

2не боится их и вменяет их помыслы ни во что. Но демоны хитры и многоопытны, они не думают нападать сперва сильным обольщением, но довольствуются тем пока, что поддерживают в поле сознания человека свои мечтания. От долгого беседования с ними ум и сердце искушаемого наконец омрачаются, и благодать отходит. Тогда бесам ничего не мешает подойти вплотную к человеку. И они уже начинают насильно увлекать за собою бедную душу и возбуждают в ней срамные желания в разной степени, смотря по устроению подвизающегося. В нем уже возбуждается сильное желание предмета, человек начинает искать его.

Например, в предыдущем, сравнительно невинном случае, если я буду продолжать стоять мыслью на чревоугод-ном вкушении холодных сливок с горячими бисквитами, то вскоре буду вынужден сознаться, что услаждаюсь уже не только в душе, но имею сильное желание отведать и самый предмет. Что это прямой грех, порукой в том мое собственное похотение, на которое я даю свое согласие. И этот грех «иначе судится во время молитвы, иначе в другое время, иначе в отношении предметов безразличных, то есть ни худых, ни добрых, и иначе в худых помышлениях» (св. Иоанн Лествичник).

Борьба. Это «равенство сил борющего и боримого в брани, где последний произвольно или побеждает, или бывает побеждаем» (св. Иоанн Лествичник).

Как будто дело зашло так далеко, что у меня нет совершенно выхода: враги взяли уже мою душу и повели ее в плен... Но нет, и теперь еще есть возможность не только не подчиниться им, но и победить, и получить за эту победу нетленные венцы. Не может человек сомневаться в равенстве сил якобы немощного человека, с одной стороны, и сильных бесов — с другой. Недаром святой выразился выше про «равенство сил борющего и боримого». И это действительно так. Верен же Бог, — говорит апостол, — Иже не оставит вас искуситися паче, еже можете, но сотворит со искушением и избытые, яко возмощи вам понести (1 Кор. 10, 13).

Диавол силен и несравненно превосходит нас мощью, но действовать-то ему Господь попускает против нас постольку, поскольку можем мы вынести его нападения. У кого сил духовных больше, на того попускается ему сильнее нападать.

-300-

У кого их мало, тому и искушения даются малые. И каждому как раз столько искушений, сколько у него сил — ни больше, ни меньше. Так что никто не может жаловаться на непомерность скорбей и креста, который ему приходится нести. Но как же, скажут, человек падает? - Не потому, что не может справиться, а потому что не хочет. Впрочем, надо оговориться относительно последних слов «может» и «хочет». Сам-то он, конечно, не может побороть демона, но сильна за него это сделать благодать Божественная, всегда готовая к нему прийти на помощь, а ее - то он попросить и принять не хочет. Посему и выходит, что сам человек всегда во всем виноват. Святые были смиренны, непрестанно вопияли из сердца к Богу о помощи и потому побеждали диавола.

Итак, я могу уступить, но могу и завязать борьбу с помыслами, могу быть причастником небесных венцов, но могу добровольно же сделать себя повинным в будущем адским мучениям.

Скажут, но как же узнать, что я должен именно так поступить, а не иначе? Может быть, то дело, которое мне страстно желается, — дело доброе и полезное? Если сам я, вследствие омрачения помыслов, и не могу разобраться, где истина и где ложь, тем более, что и весь окружающий мир уверяет меня, что в известном поступке худа нет, но у меня есть неложный Источник Истины, в котором я могу справиться, как мне должно поступить. Это Священное Писание, понимаемое согласно Священному Преданию Православной Церкви. Заповедь Господня светла, просвещающая очи, — говорит пророк (Пс. 18, 9). Светильник но-гама моима закон Твой, и свет стезям моим! — восклицает он же(Пс. 118, 105).

Таким образом, у меня есть почва крепкая под ногами, и я начинаю возражать помыслам: «Вы говорите, что хороши и вкусны сливки? Не отрицаю, но сегодня пятница, день постный...» Дальнейший ход борьбы определяется степенью духовного устроения человека. Иногда, в случае его благочестия, на этом дело может и кончиться. Демоны, зная его строгое отношение к заповедям, тут же отойдут. Но бывает и так, что препирательства эти могут быть долгими — иногда жаркими, иногда вялыми.

-301-

Много видов этой борьбы, но особенно интересен из них тот, когда человек всеми силами противится помыслу, невесть откуда взявшемуся и настойчивому до крайности. Мудрецы мира сего, не признающие существования бесов, не могут объяснить происхождение и действие навязчивых идей . Но христианин, сталкивающийся с темными силами непосредственно и постоянно и ведущий с ними борьбу, иногда даже видимую, может им дать ясное доказательство бытия бесов. Внезапно появившиеся помыслы, как буря, обрушиваются на спасающегося и не дают ему ни минуты покоя. Но положим, что мы имеем дело с опытным подвижником. Он вооружается сильной и крепкой Иисусовой молитвой. И начинается, и идет борьба, которой не предвидится конца. Человек ясно сознает, где его собственные мысли, а где всеваемые в него чужие. Но весь эффект впереди. Вражеские помыслы часто уверяют, что если человек не уступит и не соизволит им, то они не отстанут. Он не уступает и продолжает молить Бога о помощи. И вот в тот момент, когда человеку кажется, что действительно, может быть, борьба эта без конца, и когда он уже перестает верить, что есть же такое состояние, когда люди живут покойно и без таких мысленных мучений, в это самое время помыслы сразу пропадают, вдруг, внезапно... Это значит — пришла благодать, и бесы отступили. В душу человека проливается свет, мир, тишина, ясность, чистота (ср.: Мк. 4, 37, 40).

Особенно часто такая борьба происходит за молитвой, потому что демоны не выносят, когда христианин становится на молитву, и всячески начинают мешать и отвлекать чем-нибудь. Но этому поддаваться не следует.

«Непрестанно борись с парением твоих мыслей, — учит равноангельный игумен Синайский, — и когда ум рассеялся, собирай его к себе, ибо от новоначальных послушников Бог не ищет молитвы без парения. Потому не скорби, будучи расхищаем мыслями, но благодушествуй и непрестанно воззывай ум ко вниманию, ибо никогда не быть расхищае-му мыслями свойственно одному ангелу»⁹.

От такого опыта, если он повторяется многократно, ум делается крепким, устойчивым и демонам страшным. Святые, начав с этого состояния, достигли в дальнейшем и таких, что демоны донимали их уже не помыслами, а своим собственным явлением воочию.

Но, впрочем, неверного ничем не уверишь, как сказал однажды преп. Серафим Саровский. Ведь известны случаи, когда даже сами бесы являлись неверующим людям, и однако нисколько от этого ученые не пришли к вере.

-302-

Психиатры получили только лишнюю возможность записать в число своих пациентов и своих коллег по науке¹⁰.

Нам же нужно делать то, чему учит святая Церковь.

Решение. Уступает ли человек после борьбы или без борьбы своим похотным желаниям, он достигает предпоследнего момента во всем ходе и развитии греха, наиболее злокозненного из всех предыдущих. Из двух или нескольких решений он выбрал одно — то именно, которое удовлетворяет его страсть. Он «решил», то есть наметил уже и средства, с помощью которых можно исполнить желаемое. Если не подойдет это, подойдет другое. Это неважно, главное — надо сделать то, что решено.

В разбиравшемся выше примере моя воля, после известных обсуждений, которые я опускаю, приходит к выводу: «Надо все-таки попробовать сливок с

бисквитами...» При этом моему решению предшествовала уверенность, что этот поступок вполне осуществим, и представлялось также, как это сделать: позвать ли кого или самому пойти в кухню.

Этот момент очень греховен. И по гражданским законам он не проходит даром: лица, задумавшие, например, совершить убийство, но почему-либо не успевшие это сделать, тем не менее являются ответственными за свое пагубное намерение, как называется в подобном случае такое психическое состояние. Понятно — особенно после всех предыдущих случаев, — что этот момент решения должен строго судиться по законам духовным. И действительно, здесь он приравнивается почти самому делу (Мф. 5, 28).

Дело. Оно, однако, всего грешнее. Здесь грех закончил свой курс развития. В человеке все уже осквернено, замарано, загажено. Не осталось ни одного члена чистым, ни душевного, ни телесного. Осквернено сердце своим пристрастием к предмету («сосложение»), осквернена воля, возжелавшая его до крайности («пленение»), осквернен ум через свое изобретение средств доставить наслаждение плоти («решение»), осквернено, наконец, и тело, так как самое удовольствие получается через него («дело»)¹¹.

В предыдущем случае, хотя человек подошел уже к самому краю бездны, но все же в нее еще не упал. У него есть время одуматься в последнюю минуту. Если он поползнулся душою, то не согрешил еще телом, то есть половина существа его, хотя и худшая, еще цела.

-303-

Согрешивший делом вдвойне преступник, он несет наказание и за совершенный окончательно собственный грех, и за то, что служит соблазном для других, если грех совершается при свидетелях.

И совершенный на деле грех есть большая язва и нередко погибель. Об этом уже говорилось¹².

Перейду теперь к выяснению различных видов греха и соразмерной ответственности за них.