Глава 7 ПАТРУЛЬ

Пройдя через овраг, У Чжи поднялся на гору Красный камень. Скала действительно состояла из породы красного цвета, даже земля здесь была красной. Редкие сосны и мелкий кустарник составляли всю растительность холма. Спустившись с него, У Чжи по камням перешел через небольшую речушку и оказался среди рисовых полей. Густые посадки риса уже достигли высоты одного чи. Вскоре он заметил впереди деревушку. В стороне от дороги на рисовом поле У Чжи увидел мальчика, пропалывавшего рис, и хотел было подойти к нему, чтобы расспросить о дороге, но еще раньше навстречу ему попалась девочка, и он спросил у нее:

— Дочка, скажи, как называется вон та деревня впереди?

Девочке было лет пятнадцать, на круглом загорелом личике ее задорно блестели живые глаза. Теребя косу, она посмотрела на незнакомца и ответила вопросом на вопрос:

— А какая деревня тебе нужна?

— Лоуфанпин!

— Зачем ты туда идешь?

«Что это такое? Я спрашиваю ее, или она спрашивает меня?» И он ответил первое, что пришло ему в голову:

— Там у меня друг живет.

— Как его зовут, твоего друга? — внимательно осматривая У Чжи с головы до ног, настойчиво спросила девочка. Он уже начал сердиться: «Экая соплюха, все ей надо знать!»

— Ладно, можешь не говорить, я сам найду дорогу!

Он хотел идти дальше, но девочка преградила ему путь и, сверкнув глазами, крикнула:

— Стой! Отвечай, откуда пришел?

«Вот ведь заноза!» У Чжи, поняв, что перед ним, по-видимому, представительница местного молодежного отряда, решил не говорить правды, чтобы не навлечь на себя лишних подозрений.

— Я иду из Пайфандуна.

— Нет, ты лжешь, ты идешь не из Пайфандуна! Говори правду, я все равно знаю, откуда ты пришел!

У Чжи почувствовал, что невольно краснеет. Что за черт? Взрослый человек не может переспорить какую-то девчонку! Откуда ей знать, что он идет не из Пайфандуна? Раз уж он так сказал, то теперь надо стоять на своем. И он твердо повторил:

— Я тебе точно говорю — иду из Пайфандуна!

Девочка вытащила из кармана рожок и несколько раз протрубила в него. Тотчас на дорогу со всех сторон выбежали ребята: кто с пикой, кто с ножом, кто с палкой. Через минуту они уже окружили его плотным кольцом.

— Руки вверх! — приказала девочка, сердито нахмурив брови.

У Чжи ничего не оставалось, как выполнить ее требование.

— Оружие есть?

— В корзине лежит пистолет.

— Ого, у него и пистолет есть!

— Ну и что же? Это еще не говорит о том, что я плохой человек!

— У тебя на лбу не написано, какой ты человек.

— Из Луцзяндуна хорошие люди к нам не приходят! Он… — заговорил было мальчик лет девяти, но быстро замолчал под строгим взглядом девочки, которая уже завладела пистолетом У Чжи.

У Чжи с нескрываемым изумлением и даже с опаской слушал разговор ребят, следил за их поведением. Находчивость и смелость этих чертенят буквально ошеломили его, и он безропотно позволил связать себе руки.

«Как же они все-таки догадались, откуда я пришел?» — недоумевал он. Под их конвоем он молча вошел в деревню. Вскоре они остановились перед домом, над которым развевался красный флаг с серпом и молотом. У дверей висела табличка: «Народный совет деревни Лоуфанпин». У Чжи воспрянул духом.

Девочка, коротко бросив: «Пойду доложу!», вошла в дом.

У Чжи заглянул через окно внутрь. В комнате был один только мужчина лет пятидесяти с бритым лицом, подпоясанный военным ремнем и в фуражке с красной звездой. Он сидел на корточках и чинил мотыгу.

Девочка отсалютовала ему и сказала:

— Мы поймали шпиона. Он из Луцзяндуна!.. — Она нагнулась к его уху и что-то прошептала. Потом выглянула из двери и махнула рукой. Ребята гурьбой вошли в комнату, подтолкнув туда и У Чжи.

— Вот он, товарищ председатель, а это его пистолет! — сказала девочка и подала старику пистолет. Тот взял его, осмотрел, прищурив окруженные сетью морщин глаза, потом спросил У Чжи.

— Так ты пришел из Луцзяндуна?

— Да, из Луцзяндуна. — У Чжи решил, что сейчас уже не стоит скрывать правду.

Ребята зашумели.

— А еще не сознавался!

— Говорил, что из Пайфандуна!

— Обмануть хотел!

Тут У Чжи не сдержался и возразил:

— Из Луцзяндуна сюда могут прийти не только бандиты и шпионы! Сначала надо разобраться…

Председатель подмигнул ребятам и тепло сказал:

— Вы поступили правильно! А теперь идите по своим делам, а этого человека оставьте здесь.

Пионеры вышли, шумно обсуждая происшествие.

У Чжи назвал свое имя и должность, подробно рассказал председателю о том, как он получил партийное задание, как пробирался в советский район и попал к бандитам, как ему удалось выбраться из бандитского гнезда и как ребята, приняв его за шпиона, задержали и привели в деревню.

Председатель спокойно слушал его, не спуская с него своих внимательных глаз. Когда У Чжи окончил рассказ, он подошел к нему и крепко пожал руку:

— Извини, товарищ У, произошло недоразумение. Молодая гвардия несет у нас дозорную службу. Несколько дней назад на этой же дороге они задержали настоящего шпиона, пробиравшегося к нам из Луцзяндуна, и мы наградили их красным вымпелом. Теперь они еще больше стараются. Ты попал к своим и, я думаю, не будешь на нас в обиде за это недоразумение.

— Ничего, ничего! — обрадованно сказал У Чжи. — Я просто поражен поведением этих ребят. Они проявили настоящую бдительность и высокое чувство ответственности! — Затем он спросил председателя, где находится штаб Красной армии и можно ли найти туда проводника. Тот ответил, что штаб находится в селении Цинцаопин и ему следует встретиться там с начальником политотдела товарищем Фу.

— Сделаем так, — сказал под конец председатель, — ты сейчас пойдешь в столовую и поешь, а я пока найду для тебя проводника, — он достал маленькую книжечку, вырвал из нее талон на питание и вручил этот талон гостю.

У Чжи пошел в столовую. Там его сытно накормили и даже не взяли денег. Пообедав, У Чжи вернулся к председателю. Тот уже закончил ремонтировать мотыгу и беседовал с задержавшей У Чжи девочкой. Когда вошел У Чжи, он представил ее гостю:

— Это председатель нашего молодогвардейского отряда Су Цзинь-хуа. Она у нас замечательная девочка и рада помочь тебе — показать дорогу в Цинцаопин.

Цзинь-хуа отсалютовала У Чжи, смущенно покраснела и улыбнулась. Милая улыбка на пунцовом лице сделала ее похожей в эту минуту на нераскрывшуюся розу. У Чжи пожал ей руку и спросил:

— Ты уже пообедала?

— Да.

— Хорошо, я сейчас переоденусь, и мы пойдем.

У Чжи вышел в другую комнату, снял свою крестьянскую одежду, надел заранее приготовленные брюки навыпуск и куртку-сунятсеновку[25], сложил свои вещи и, тепло попрощавшись с председателем, вслед за девочкой вышел из комнаты.

Когда они оставили позади деревню, У Чжи не выдержал и спросил свою спутницу:

— Цзинь-хуа, очень меня интересует один вопрос: как ты узнала, что я пришел из Луцзяндуна?

— Теперь я, конечно, могу тебе сказать. — Девочка лукаво улыбнулась. — На лице у тебя действительно это не было написано, но по одежде заметно…

— Это как же? — У Чжи внимательно осмотрел свою одежду. — Ведь я переоделся!

— А посмотри на туфли!

Он нагнулся и сразу все понял.

— Красная пыль!

— Правильно! Прошлый раз, когда мы поймали шпиона, мы тоже только по этому признаку и догадались, что он пришел из Луцзяндуна.

Они разговорились. У Чжи спросил ее, как у них в деревне крестьяне расправлялись с кулаками и делили землю. Цзинь-хуа начала обстоятельно рассказывать:

— У нас в деревне Хэтаошу был один богач. Ходил он всегда, в длинном халате и цветном джемпере, а на голове носил крышку…

— Какую еще крышку?

— Ну шапку такую, все равно как из половинки выеденной тыквы. А наверху красный шарик.

— «Тыквенную шапку», значит, ха-ха!

— Так вот, когда крестьянский союз потребовал, чтобы он вернул награбленные деньги, он отказался. А у него было восемь слитков золота, которые он зарыл под дверью комнаты своей наложницы. Тогда крестьяне сорвали с него халат и джемпер, набросили ему на плечи рогожу, чтобы «не так жарко было», а на голову вместо «тыквенной шапки» надели склеенный из зеленой бумаги высокий колпак с цветной кисточкой. Окружила его толпа крестьян, вооруженных пиками, и вывела на деревенскую площадь. Там его заставили кричать: «Я тот самый Шао Тин-сюань, который драл с людей три шкуры! Я принимал зерно большой мерой, а выдавал маленькой! Когда людям было совсем туго, я давал им взаймы отруби, а осенью требовал с них первосортный рис!» Да, да, так и было! Мой отец, например, вынужден был отдать мою сестренку в возрасте семи лет в дом ее будущего мужа…

Девочка замолчала и отвернулась, на глазах у нее блеснули слезы. Некоторое время они шли молча, затем она заговорила снова:

— Крестьяне ему тоже кричат: «А теперь ты будешь требовать с нас первосортный рис?» Он уронил голову на грудь и, не смея поднять глаза на людей, повторял: «Никогда не буду, никогда не буду!» Возбужденные крестьяне долго водили его по деревне, а как радовались мы, ребятишки, и говорить нечего!

Слушая рассказ девочки, У Чжи невольно вспоминал свою родную деревню, свое детство. «Ну ничего, придет Красная армия и к нам в Хэбэй! Только когда это будет?..»

За разговорами они не заметили, как поднялись на высокую гору. Небо быстро затянуло темными тучами, налетел ветер, и вскоре на землю упали первые крупные капли дождя. А через минуту с неба хлынули целые потоки воды. Желтая глина под ногами стала расползаться, и У Чжи с трудом удавалось сохранять равновесие. Цзинь-хуа, ловко балансируя руками, быстро шла вперед. Заметив, что спутнику трудно идти, она протянула ему руку:

— Держись за меня, тебе так легче будет!

У Чжи стало не по себе. «На что это будет похоже, если меня, взрослого, не хромого и не слепого мужчину, будет поддерживать девочка, почти ребенок!»

— Нет, нет, я сам! — решительно отказался он.

— Да держись же! — настаивала Цзинь-хуа. — Ты ведь не привык ходить по таким дорогам, — она схватила его за рукав. — Клади руку мне на плечо и не упадешь!

Покрасневший У Чжи продолжал отказываться и, неосторожно повернувшись, упал, увлекая ее за собой.

— Все это из-за того, что ты меня не слушаешься! — сказала она и со смехом поднялась с земли. У Чжи не стал больше церемониться, и, крепко взявшись за руки и поддерживая друг друга, они побежали дальше. Вскоре показалась большая кумирня, в которой они решили переждать дождь.

В кумирне этой расположился взвод бойцов Красной армии. Здесь же от дождя укрылась группа девушек-санитарок. У Чжи пришлось слышать немало вздорных вымыслов о девушках из Красной армии. Конечно, он не верил этим вымыслам, но все же было интересно посмотреть на них своими глазами. Оказалось, что это простые, молодые и жизнерадостные девушки. Как и остальные бойцы, они были в обмотках и фуражках с пятиконечными звездочками, но, кроме обычного военного снаряжения, они носили санитарные сумки и повязки Красного Креста. Когда У Чжи с Цзинь-хуа вошли в кумирню, несколько девушек плясали и пели. Они сразу окружили Цзинь-хуа, называя ее сяогуем[26], и затормошили девочку.

— Сяогуй, спой нам!

— А если не умеешь петь, то станцуй!

— Разве я могу так хорошо петь, как вы! — смущенная их вниманием, отказывалась Цзинь-хуа. Но девочку уговорили, и в кумирне зазвучал ее звонкий голосок:

Вперед заре навстречу,

Товарищи в борьбе!

Штыками и картечью

Проложим путь себе!

Смелей вперед, и тверже шаг,

И выше юношеский стяг!

Мы — молодая гвардия

Рабочих и крестьян!

Мы — молодая гвардия

Рабочих и крестьян![27]

Когда она закончила песню, дождь уже стих, и девушки торопливо покинули кумирню. Направился было к выходу и У Чжи, но Цзинь-хуа остановила его. Потом подошла к одному из красноармейцев и сказала:

— Сяо Чжан, разреши тебя побеспокоить! Ты не мог бы дать этому товарищу свою доули?

Боец снял с гвоздя новую доули и подал ее У Чжи.

— А что останется тебе, если я возьму ее? — попытался отказаться У Чжи..

— Бери, бери, не стесняйся!

У Чжи наклонился к Цзинь-хуа и зашептал:

— Сколько стоит такая шляпа? Я оставлю ему деньги, чтобы он купил себе новую, а то мне как-то неловко!

— Ты забываешь, что находишься в советском районе, — также шепотом ответила ему Цзинь-хуа.

Видимо, боец догадался, о чем они шепчутся, и с улыбкой сказал:

— Товарищ, возьми эту шляпу, мы их сами плетем. В горах достаточно бамбука, и каждый из нас умеет их делать. Мы даже обувь себе делаем, и это нам не стоит ни гроша!

Цзинь-хуа попросила у бойцов еще две пары самодельных башмаков на кожаной подошве с шипами («копыт», как их здесь называли) для хождения по горам.

Спустившись с горы, У Чжи и Цзинь-хуа подошли к деревне Хэтаошу. Наступили сумерки. Путники отыскали дом для приезжих, и У Чжи предложил девочке заночевать здесь, а утром возвратиться домой, но Цзинь-хуа отказалась:

— Нельзя, у меня завтра с утра много дел!

— Но как же ты сейчас пойдешь? Уже темно, а идти далеко!

— Гм! Чего мне бояться! — Лицо девочки осветилось улыбкой.

— Ты же можешь заблудиться.

— Да я эту дорогу наизусть знаю, могу пройти даже с закрытыми глазами! — Она взяла у него «копыта» и, не оборачиваясь, нырнула в темноту.

У Чжи, конечно, не сомневался в правдивости ее слов, но они его мало успокоили. Он оставил корзину и побежал за девочкой. Проводить ее далеко он, естественно, не мог, но хотя бы немного…

Когда они подошли к горной дороге, стало совсем темно. Ветер разогнал тучи, в черной бездне неба засверкали бесчисленные звезды и повисла кривая луна, залив землю нежным бледным светом, ветви деревьев и листья под тихими порывами ветра купались в серебристой лунной реке и переливались мириадами бликов, так что казалось, будто на склоне горы дрожат тысячи мелких зеркал.

У Чжи взволнованно пожал девочке руку:

— Спасибо тебе, Цзинь-хуа. Извини, что я не могу проводить тебя дальше!

— Ничего, я дойду быстро и к первым петухам буду уже дома, ты не волнуйся! — И она стала быстро взбираться в гору. Скоро ее маленькая фигурка исчезла в таинственном мраке леса.

У Чжи медленно шел обратно и думал: «Да, советский район от гоминдановских отличается, как небо от земли!» Он был в сильном возбуждении от всего виденного за день и долго еще не мог успокоиться.

Загрузка...