Глава 11.


- Вы разрешите присесть? - зачуханго вида дамочка присела рядом со мной.

Мышиного цвета волосы собраны в хвост простой канцелярской резинкой. Волосы были приспущены на уши, но я заметила, что из-под них торчат острые кончики ушей, характерной формы. Такие мы называем "эльфийские" уши.

Глаза ее бесцветно-серые, напоминали своей формой глаза Кристофа. Узкие, миндалевидные с приподнятым к вискам уголком. Под глазами залегли вечные иссиня-черные круги и мешки. Кончик тонкого носа был уродливой картошкой, а капризный рот, давно уже не улыбался и кончики губ устало опустились вниз. От носа к ним шли две глубокие складки. Она вся была какая-то серая, одета непонятно во что, но тоже серое.

- Вы уже присели, - недовольно сказала я, - вы кто?

- Мать Кристофа. Мне стоило усилий найти вас. К тому же, я существую только в голове сына, - сказала она.

- Не поняла, - я удивленно посмотрела на нее.

В голове скользнула мысль, что лучше мне не понимать, что это сон.

- Я - образ, воспоминание, живущее в голове Кристофа. Воспоминанию проще проникнуть в чужой сон. Тем более, что вы уже поняли - это не совсем сон.

Я огляделась, наконец, вокруг. Мы сидели в какой-то забегаловке, на улице было темно. Ходили какие-то люди, каждый нес с собой какой-то свой мир, как фонарик. Проходили люди и, пока они шли, улица существовала на три шага вперед и на три шага назад. Они освещали собой тьму небытия.

- Параллель. Заграничье, - сделала вывод я, - Тогда вы здесь что делаете? Разумнее было бы встретить вас в пограничье, - сказала я и посмотрела на женщину. Она стала как будто еще более серой.

- Это все, что осталось от меня. У меня, к несчастью, очень печальная история, и я не стану утомлять вас ею. Меня зовут Лиссе Катрин фон Ойсех. Я помню все, что помнила бы настоящая Лиссе.

- То есть матери Кристофа больше нет в живых, - уточнила я.

Лиссе кивнула, и отпила кофе из стаканчика, который взялся из ниоткуда.

- Вы пробудили в сыне воспоминания обо мне. Лиссе умерла, но я живу воспоминанием в голове Кристофа, хотя бы так мы с ней все еще можем быть рядом с ним. Больше всего я хотела еще раз увидеться с сыном и попросить у него прощения за то, что выгнала его из дома.

Я была больна с рождения, но Кристоф был едва ли не единственной радостью в жизни. Что я буду рассказывать, вы же доктор и понимаете, что такое, когда любит больной душою человек? Одной рукой мы гладим детей по голове, а другой стараемся задушить - Лиссе говорила устало и монотонно, - так было всегда, и теперь Кристоф так же любит свою бабушку, целует и хочет убить.

Я не знаю, как, но может быть вы можете устроить нам встречу с Кристофом, хотя бы в том же пограничье? Я могу пробраться в любое место, кроме его снов и этой выдуманной страны, которую во многом выстроила моя мать.

Я размышляла, что к чему.

- Я одна не могу это устроить. Вы понимаете, что в пограничье может случиться что угодно. У нас, конечно, есть дверь и ключи от нее, но… Я ничего не могу гарантировать. И потом получится, что Кристоф встретится с воспоминанием о матери, а не с ней самой. Почему бы лучше не устроить вам встречу в его голове, на одном из занятий?

Лиссе задумалась. Я наблюдала, как цветными пятнами расцвечивается улица и темнеет постепенно.

- Вы наверное никогда не встречались раньше с воспоминаниями.

- Я и в пограничье-то всего несколько раз лазила. В параллели тоже не бываю. Только потому, что я - сновидец, вам удалось меня разыскать, да и то я сегодня не в форме откровенно. Сначала успокоительное, потом коньяк, адская смесь. Я по идее могу в реанимацию попасть, но ваш сынишка меня довел, простите.

- Я знаю, - тихо сказала Лиссе.

- Воспоминания обычных людей не имеют особой власти. Я получилась такой, потому что Кристоф помнит и любит добрую Лиссе, но вспоминает, только засыпая. Я - воспоминание, которое хранит не просто скорбный душой человек, а ребенок. Я воспоминание не просто о ком-то, а о матери, которую он любит. И только благодаря этой любви я могу перемещаться спокойно во всех направлениях, кроме его фантазий. Есть часть, в которую я не могу попасть. Кристоф скрывает ее от меня, как все дети скрывают свои темные тайны, когда не хотят расстраивать маму.

О том, что он довел вас. Мне есть, что вам сказать. Я знаю этого человека, от которого он понабрался этой гадости. Кристоф внушаем, мать водит его к гипнологу. Я никогда не слышала его имени, но я знаю, где находится то место, куда водят Кристофа на гипноз, уже полгода. Никаких результатов. Что внушают моему сыну, я не знаю, это находится в том самом запретном для меня месте.

Но я знаю, что часто он плачет и просыпается с криками, зовет меня. И сейчас я уже могу прийти ему на помощь, он вспоминает меня и засыпает спокойно. Что за сны он видит, я так же не знаю, я уже говорила. Бедный мой мальчик! - Лиссе печально вздохнула, - Я сама оказалась в ужасе, когда услышала, что он вам говорил. Если можете, спасите сына…

- Я узнаю у его бабушки, к кому он ходит, - сказала я, - вглядываясь во тьму улицы.

- Она не скажет. Но я могу показать вам место. Только, к сожалению, от дома, где живет Кристоф.

- Показывайте, я знаю домашний адрес Кристофа. Это не так и далеко от стационара.

Лиссе неумело улыбнулась и обняла меня. От неожиданности я зажмурилась, а когда открыла глаза Лиссе не было рядом, меня тоже не было, то есть Брижит лежала в своей теплой постели и даже ощущала шуршание одеяла и видела сон без звуков и запахов, только картинка.

Подъезд, двор с качелями и лошадкой качалкой, разваленная карусель и желтая горка пред которой темно-синий железный лабиринт. У торца дома начинается маленькая дорожка наверх, перейдя через нее попадаю на тротуар. Тротуар идет в горку, на которой стоит отделанный под дерево трактир "Дворик". У трактира т-образный перекресток и недалеко остановка трамвая. Доходим до остановки и ждем трамвай. Он приезжает, но чтобы разобрать номер приходится напрячься. Сначала перед глазами прыгают незнакомые иероглифы, которые на мгновение складываются в цифру пятнадцать, а потом снова начинают скакать иероглифами. На трамвае ехать приходится долго. По какой-то большой улице, через мост через реку, на берегу которой стоит большой жилой комплекс, светло-бежевого цвета с зелеными и бардовыми украшениями. Я начала вспоминать, что это за жилой комплекс, но перед глазами зарябила картинка, и только сконцентрировавшись, я смогла вернуть ее. Трамвай выехал в большой шумный район. Слева был торговый комплекс "Щука", справа еще один комплекс "Алые паруса", за спиной остались магазинчики и рестораны. Район кишмя кишел народом. Здесь необходимо было выйти и пересечь автобусный вокзал. В торговом центре "Щука" был вход в метро. Название его прочитать было невозможно, но это и не требовалось. Я знала, это место.

В метро мелькали метеорами станции, насколько я поняла по схеме, переходить надо на кольцо, одна станция по кольцу вниз и через одну огромный пересадочный узел, где запутаться легче легкого. Но выход в город я запомнила хорошо. Итак, центр города. Справа бульвар, слева кинотеатр. Поворачиваем направо и по бульвару вдоль до перекрестка. Мимо чьего-то памятника, оставшегося по левую руку, поворачиваем налево и оставляем огромный храм за спиной. Дальше пришлось отсчитывать повороты. На третий поворот направо, сквозь маленький дворик, заставленный машинами насквозь на другую улицу. Три поворота налево, перейти дорогу и вот она дверь. Фитнес-центр название прочитать невозможно, буквы скачут. Изображение стало рябить и раскалываться на части. Звонок в дверь. Это звонят в мою дверь. Дверь открывается. Звонок в дверь. Я открыла глаза, последнее что я видела, женщина с каштановыми волосами, неземной красоты.

- Ая, - я проснулась и резко села.

Как я могла не понять, как я могла забыть?! Как доктор это выпустил! Как мы два идиота, смогли пропустить такую очевидную связь! "Ая" - Кристоф упоминал ее!

Это в том фитнес-центре Ая инструктор по йоге, это в подвале этого фитес-центра проводятся эти пиршества из людей. Это все связано и туда водят Кристофа. Зачем? Ая его гипнотизирует? Чего-то не хватает. Аю Кристоф воспринял бы, как мать, а не как отца. Хотя чего только не может вытворяться в голове у этого мальчика!

Я набрала номер доктора и вывалила на него ушат информации. Пока доктор молчал я вышла на балкон и оперлась на ящики. Был уже вечер, почти темно.

- Я - старый идиот, - сделал вывод доктор.

- Я вас поздравляю с этим знаменательным осознанием, но, что нам делать? - растирая лицо спросонья, сказала я.

- Поговори с бабушкой.

- Она ничего не скажет.

- Откуда такая уверенность?

- Есть соображения, - уклончиво ответила я

- Давай колись, не дури меня, - требовал доктор.

- Мне снилась мать Кристофа. Точнее мы встретились с ней в параллели. Она просит устроить ей встречу с сыном в пограничье.

- А почему не в реальности.

- Она умерла, доктор. Все, что он нее осталось - воспоминания Кристофа смешанные с Ка этой Лиссе.

Доктор замолчал.

- Нам это надо серьезнейшим образом обсудить завтра. Пока сама никуда не лезь, подумаешь влезть, голову оторву! - сурово вещал доктор, - Сейчас я не могу это обсуждать, у меня тут еще один ребенок нарисовался. Лянка взяла шефство над моими детьми, и они уже готовы продать за нее душу и родину, а я позабыт-позаброшен. Учись, Бри, так проходит мирская слава!

В мою дверь позвонили.

- Все, доктор, у меня Виктор пришел.

- Иди, дитя мое. Удачи тебе!

Я полетела открывать дверь. На пороге стоял Виктор. Он улыбался, в руках его был букет белых лилий. Я повисла у него на шее, он крепко обнял меня.

"Неужели все будет хорошо", - подумала я.

- Милая, родная, - Виктор внес меня в коридор и шептал мне в волосы ласковые слова, - Это тебе.

Я взяла букет и поцеловала его.

- Прости, есть нечего. У меня был ужасный день, пришлось уйти пораньше с работы, только проснулась. Но я сейчас сготовлю, - засуетилась я.

- Я сам приготовлю, милая. Ты так из-за меня перенервничала, я очень виноват перед тобой, - Виктор направился на кухню.

Я поставила цветы в вазу. И села за стол, наблюдая, как Виктор разделывает несчастную тушку курицы. Мне стало дурно и страшно. Я подошла к нему и обняла со спины. Лилии уже дурманили ароматом, мне стало тепло и хорошо, я старалась не думать о курице и о том, что Виктор все равно кажется мне странным, даже не смотря на его ласку и внимание. В его фразах не было обыкновенных только ему присущих ноток.

- Брижит, родная, знаешь, я был очень нервным сегодня. Я не сказал тебе. Меня пригласил на обед один очень интересный человек. Большой ценитель музыки, там было столько приятных людей, - болтал Виктор, - мы посидели хорошо, жаль недолго. Они все, как один не пьют, это так приятно.

- Тебе, по-моему, раньше было все равно, пьют люди или нет, - улыбнулась я, а у самой ком в горле.

Уж не мой ли Виктор - "перспективный гость"?..

- Всегда неприятно видеть пьяных, если сам трезв, - философски заметил Виктор.

- А почему ты решил заняться Йогой, а мне не сказал?

- Это не йога, а аюрведа, - я слышала, что Виктор улыбается, - техника направленная вовнутрь, я хочу усилить свой потенциал. Мне стало труднее творить. Замыслов нет почти.

- Может, поедем, отдохнем, к морю, например?

- А у нас там много денег?

- Нет, не много… Ну, хотя бы в деревню съездим.

- На счет деревни, это интересно, - на сковородке зашкворчало что-то.

Пришлось оторваться от любимого, мне стало очень плохо с желудком.

- Ты как? - взволновался Виктор.

- Уже лучше, - бодрилась я, утирая рот.

Зазвонил телефон. Виктор ушел на кухню, я подняла трубку.

- Брижит, то чем занимается твой Виктор - аюрведа, я вспомнил… Ему нужно срочно все это прекращать, - пробасил в трубку доктор.


Загрузка...