11

«И вправду похоже на пасть», — подумал Сёдзо.

Как и в том месте, откуда они отчалили, здесь в каменной стене тоже имелась выемка, обеспечивающая доступ на территорию острова, но ничего похожего на причал не было и в помине — у кромки берега громоздились одни только скалы или какие-то цементные глыбы. Коридор шириной метра в три тянулся вглубь метров на десять, во всю толщу каменной кладки, а за ним зияла кромешная тьма.

Вход в коридор был точно сориентирован на центральную часть Токио: оттуда было хорошо видно Токийскую башню и залитые огнями здания в районе Гиндзы. «Должно быть, этот остров расположен в самой середине внутренней части Токийского залива, отделённой от остальной его акватории Прибрежной магистралью, — сообразил Сёдзо. — Кто бы мог подумать, что здесь, вблизи современного города, существует такое дикое, заколдованное место!»

— Хватит витать в облаках. Привяжите лодку, — скомандовала девушка, сбрасывая на берег поклажу.

Вдвоём с мальчиком Сёдзо привязал лодку к скале виниловой верёвкой. Подхватив сумки, путники зашагали вперёд по каменному коридору. Сёдзо с удивлением обнаружил, что ступает не по земле, — под подошвами у него постоянно что-то хрустело, ломалось, плющилось. Это были пластиковые коробочки и лотки из вспененного полистирола, в которых продают готовую к употреблению снедь. Весь этот прибитый к берегу мусор толстым слоем выстилал проход до самого конца, смутно белея во мраке. Время от времени под ноги ему попадались и какие-то мелкие предметы, — видимо, ракушки.

Пройдя коридор насквозь, они сразу очутились в лесу. Ни дорожки, ни тропинки нигде поблизости не было. Лишь деревья с раскидистыми ветвями и густыми кронами плотной стеной выступали из мрака им навстречу.

Пока они шли по проходу, мерцающие вдали огни Токио пусть слабо, но всё же освещали им путь, сюда же их свет уже не достигал. Здесь, за высокой каменной оградой, воздух был неподвижен. Вернее, даже не воздух, а тяжёлая, вязкая смесь, состоявшая из терпкого дыхания растений, аромата древесной смолы, прелого запаха опавших листьев, влажных испарений травы.

— Можно зажечь фонарь? — спросил мальчик, но девушка сказала, что ещё не время.

Отдав свою сумку Сёдзо, она первой вступила в лесную чащобу. За нею последовал мальчик, а Сёдзо, пригнув спину и подняв обе сумки на высоту лица, замыкал шествие. Спереди доносился шелест и хруст раздвигаемых девушкой веток. Ноги путников утопали в ворохах гниющей листвы, должно быть, копившейся здесь десятилетиями, — Сёдзо казалось, будто он ступает по кучам рисовых высевков. Отводимые мальчиком ветки больно хлестали его по телу.

— Теперь уже можно, — сказала девушка.

Мальчик включил фонарь, и яркое пятно света озарило спину девушки, цепляющиеся за её куртку гирлянды лиан и большие, с подсохшими краями фигурные листья каких-то тропических растений. Обвивая стволы деревьев, лианы тянулись к их корням и сползали на землю.

— Да ведь тут не просто лес, а самые настоящие джунгли!

— Так это как раз и интересно.

— Кто бы мог подумать, что под самым боком у Токио произрастают такие девственные леса…

Благодаря фонарику стало легче отыскивать проходы между стоящими вплотную друг к другу стволами деревьев, однако стоило Сёдзо чуть поднять голову, как густая листва касалась его лица и сверху сыпалось что-то — то ли древесная труха, то ли трупики насекомых. Внезапно на пути у них оказалось завалившееся вбок сухое дерево. Его сгнившая кора напоминала кожу мумии.

— Мы правильно идём? — спросила девушка, не оборачиваясь.

— Возьми немного влево, — ответил мальчик.

«Ай да молодец!» — подумал Сёдзо. Совершенно растерявшийся в этой чащобе, он не мог не восхититься спокойной уверенностью своего юного спутника. Мальчик ориентировался в лесу так, словно находился в собственном доме, где временно отключили электричество.

— Неужели ты совсем не боишься? — тихонько окликнул его Сёдзо.

— А чего мне бояться? — недоумённо спросил тот.

Впереди, по сторонам, сверху — повсюду их окружала плотная масса разнообразных по форме листьев, ветвей, вьющихся лоз. В свете фонаря медленно пролетела большая красная бабочка.

— Берегитесь змей, — спокойно, как бы мимоходом, предупредил мальчик, обернувшись к Сёдзо. — Среди них есть и ядовитые. Они попали сюда с кораблей, на которых завозили лауан[4] с Борнео.

Обоняние Сёдзо уже не реагировало на терпкие запахи леса, но зато обострились все прочие восприятия. Он чувствовал, что ветви деревьев и лианы не просто соприкасаются между собой, но, цепляясь друг за друга, растут и дышат в едином ритме. Он чувствовал, как в насыщенной перегноем почве копошится бесчисленное множество насекомых и бактерий, как жирные белые черви точат ствол сухого дерева, как где-то рядом проползает ядовитая змея… Сверху упали две спарившиеся улитки. Лес и темнота вокруг были исполнены движения и жизни.

Луч фонаря скользнул по лежавшим на земле полусгнившим доскам и бревну, не похожему на останки трухлявого дерева и явно обтёсанному человеческими руками. Тут же валялось несколько черепиц.

— Осторожно, — предостерёг мальчик, — здесь могут быть змеи.

— Что это? Похоже на какие-то руины.

— Им уже больше ста лет.

— Больше ста лет? — удивился Сёдзо.

— Разве вы не знаете? Это же Одайба,[5] — объяснил мальчик. — Когда в залив вошла чёрная эскадра Перри,[6] бакуфу распорядилось в спешном порядке соорудить здесь форт. Видимо, на этом месте была караульня.

— Надо же, сколько всего ты знаешь!

— Да уж, он не чета такому незнайке, как вы, — вступила в разговор девушка. — Сейчас любой ребёнок даст вам сто очков вперёд. Хотя они и не читают книг…

— Мы почти что у цели, — сказал мальчик, словно разглядев что-то вдали. Сёдзо же по-прежнему не видел ничего, кроме густых зарослей, обступавших их со всех сторон. Если бы ему пришлось одному возвращаться назад, он ни за что не отыскал бы дороги к морю.

Но он ни о чём не жалел. И уж тем более не испытывал отчаяния. Могучая жизненная энергия, излучаемая этим лесом, постепенно перетекала в него, он впитывал её всеми своими порами.

Удивительное чувство слитности с миром овладело им. Нечто похожее он испытал, когда они вместе с девушкой мчались на мотоцикле по тринадцатой зоне, и ему на мгновение показалось, что макрокосм и его маленькая внутренняя вселенная соединены в одно гармоническое целое. Это чувство пронизывало его до мозга костей и пьянило сильнее любого вина, вызывая не похмельную дурноту, а какую-то блаженную, цепенящую истому. Впереди в неверном свете фонаря подрагивал силуэт девушки, окружённый колышущимися тенями.

— Знаете, что самое смешное? — весело спросил мальчик. По мере того, как они продвигались в глубь острова, он становился всё более оживлённым и разговорчивым. А ведь вначале Сёдзо чуть не принял его за глухонемого. — Этот форт, возводившийся с такой помпой, так ни разу и не был использован. Но он будет единственным, что останется от Токио.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Сёдзо, всерьёз увлёкшись беседой.

Однако прежде чем мальчик успел ответить, они услышали возглас девушки:

— Похоже, мы пришли! — Как и следовало ожидать, её голос прозвучал как вздох облегчения. — Вот только, кажется, я пропорола себе щёку кончиком ветки. Видишь, сколько крови?

Мальчик поднёс фонарь к её лицу. Подхваченные белой лентой волосы девушки были полны мелкого древесного сора. Ко лбу прилипла паутина с застрявшим в ней крохотным листочком. Густо подведённые брови, ярко накрашенные веки и губы придавали её лицу сходство с размалёванной маской. Из раны на щеке струйками сбегала кровь и капала с подбородка на куртку. В резком жёлтом свете фонаря она казалась не красной, а чёрной.

Пошарив рукой в висевшей у него на плече брезентовой сумке, мальчик извлёк оттуда какой-то тюбик, подошёл к девушке и велел ей наклониться. Он попытался промокнуть кровь платком, но она не унималась, и вскоре платок насквозь пропитался ею. Тогда он передал фонарь девушке и, прильнув губами к ране, высосал из неё кровь, после чего быстро смазал рану лекарством из тюбика и заклеил её пластырем. Глаза девушки были плотно зажмурены от света, который она направляла на своё лицо. Сёдзо думал, что мальчик сплюнет кровь, но, похоже, он её проглотил.

Не отводя глаз, с непонятным ему самому внутренним трепетом Сёдзо наблюдал эту сцену. Вязкая жидкость, стекавшая по щеке девушки, представлялась ему не кровью, а густым соком, который, двигаясь по веткам, стволам, вьющимся лозам и корням окружающих деревьев, а теперь ещё и по телу мальчика, возвращается в тучную, плодородную почву. Он чувствовал, как что-то теснит ему грудь, как к горлу подкатывает горячий ком. Девушка сидела на корточках с закрытыми глазами, словно в забытьи.

Один лишь мальчик сохранял прежнюю невозмутимость. Сунув тюбик с мазью обратно в сумку, он взял у девушки фонарь и неторопливо посветил им по сторонам. Лес расступился, и впереди показалась земляная насыпь, по крутому склону которой густо стелились ползучие растения. В насыпи виднелось широкое отверстие, похожее на вход в пещеру. Мальчик направил туда луч фонарика. Как выяснилось, это была не пещера, а грот, сложенный из тех же прямоугольных булыжников, что и опоясывающая остров стена; потолком служила широкая, массивная каменная плита. Под тяжестью земляной насыпи и под напором корней растущих наверху деревьев плита треснула посередине, но в целом сооружение выглядело вполне солидно. Вход был достаточно высок, чтобы взрослый человек мог встать там в полный рост, а в глубину грот был и того просторней. На полу толстым слоем лежала сухая трава.

— Надо же, здесь ничего не изменилось с прошлого раза! — воскликнул мальчик.

— И ни следа чужого присутствия, — взволнованно отозвалась девушка.

Подбежав к гроту, мальчик остановился.

— Кажется, она там, — радостно сообщил он.

Положив сумку на землю, он с зажжённым фонарём подкрался к входу и легонько поворошил рукою траву. В тот же миг из-под вороха сухой травы в углу выползла чёрная змея. Видя, как Сёдзо напрягся, девушка рассмеялась:

— Не бойтесь, она не ядовитая. Это наша старая приятельница.

Змея оказалась довольно крупной, больше метра в длину, с блестящей, покрытой красивым сетчатым узором кожей. Нисколько не испугавшись пришельцев, она неторопливо проползла мимо стоявших перед гротом Сёдзо и девушки. Даже когда девушка наклонилась и погладила её по спине, она не отпрянула в сторону, а с прежней невозмутимостью продолжила свой путь, пока не скрылась в чаще.

— Кажется, она подросла, — заметила девушка.

— Да, видишь, у неё линька. — Мальчик извлёк из сухой травы полупрозрачный желтоватый кожаный чулок. — Умница, она стерегла наше место.

Засунув краешек чулка в щель между камнями, мальчик повесил его на стену, сел на сухую траву и, обхватив колени руками, сказал:

— До чего же хорошо! — Сёдзо вдруг вспомнил созданную женщиной-манекеном витринную композицию и фигуру мальчика, приготовившегося выпрыгнуть из окна и воспарить к ночному небу. — Эх, если б можно было остаться здесь жить… У меня тут много друзей.

Сидя рядом с мальчиком, Сёдзо мало-помалу проникался его настроением. Каменная стена выглядела вполне надёжно, да и удушливый запах леса уже не казался ему таким интенсивным. Густая воздушная масса окутывала не только деревья, но растекалась вокруг, проницая темноту и наполняя всё своим спокойным дыханием.

Сёдзо понимал, что этот остров находится где-то посередине между Токио и искусственным побережьем залива, но у него было такое ощущение, словно они оказались в каком-то глубоком подземелье, на дне воронки, закрученной невидимыми силами, циркулирующими между городом и его рукотворным продолжением. Токио производит мусор, искусственная земля даёт ему возможность истлеть, а здесь действуют стихийные силы природы, порождающие это древесное и травяное изобилие.

— Скоро Токио станет нежилым местом, — произнёс мальчик будничным тоном, словно рассуждая о погоде.

— Почему?

— Не знаю. Он опустеет.

— То есть будет разрушен? Скажем, в результате землетрясения или войны?

— Нет, не так. Высотных зданий станет ещё больше, чем сейчас, — великолепных, сверкающих. Но вокруг никого нет. Не видно никакого движения. Знаете, продают такие сувениры — стеклянные шары, а в них миниатюрная панорама морского дня или какого-то знаменитого места… Так вот, это выглядит примерно так же.

— И когда это произойдёт?

— Понятия не имею. Я только вижу картину.

— Видишь картину?

— Ну да.

— Ему постоянно мерещатся то какие-то картины, то звуки. Не обращайте внимания. Давайте-ка лучше поедим. — С этими словами девушка достала из сумки консервы и прочую снедь в целлофановых упаковках. Воспользовавшись бумажными тарелками, они наскоро перекусили. После ужина мальчик вышел из грота и, запрокинув голову, принялся махать рукой.

Лес снаружи был редким, и сквозь кроны деревьев проглядывало небо. Встав рядом с мальчиком, Сёдзо тоже посмотрел вверх, но ничего не увидел.

— Кому ты машешь? — спросил он. — Там же никого нет.

В этот миг над головами у них, точно ветер, пронеслись какие-то маленькие чёрные тени и взметнулись ввысь.

— Это летучие мыши, — объяснил мальчик. — Они почуяли, что я здесь.

Самих мышей Сёдзо не разглядел, но, судя по тому, что сияющие в ночном небе звёзды то вдруг исчезали из виду, то снова загорались, в воздухе действительно что-то порхало. Мальчик энергично размахивал обеими руками.

— Какой только живности здесь нет, — молвил Сёдзо.

— Да. И птицы, и полевые мыши, и ящерицы, и букашки. Те, кто не умеет летать, добираются сюда вплавь. Вы только вслушайтесь. В лесу всё колобродит. Там много всякой ночной живности. — Повернувшись в сторону леса, мальчик слегка наклонил голову, словно прислушиваясь к чему-то. — А мельчайших существ, которых мы не замечаем, и того больше! Это только кажется, что у нас под ногами земля, а на самом деле она сплошь усеяна бактериями и плесневыми грибами. В одной щепотке этой земли содержится сто миллионов разных микроорганизмов.

— Неужели ты и это видишь?

— Да, но нечётко.

Слова мальчика прозвучали для Сёдзо откровением.

— Меня поразило, в каком изобилии здесь растут деревья… — проговорил он.

— Деревья что — это только часть лесного мира.

Сёдзо попытался по примеру мальчика привести себя в состояние внутреннего покоя, но сумятица в мыслях мешала ему сосредоточиться. И всё же в какие-то мгновения сознание его прояснялось, и тогда он вдруг начинал слышать вокруг себя таинственные шорохи, вздохи, шебуршение, хлюпанье, и темнота казалась ему живой.

— Да и то сказать, наше тело состоит из десятков тысяч клеток, и каждая из них — живое существо.

— Не тысяч, а миллиардов, — тотчас поправил его мальчик.

Сёдзо ощущал движение жизни не только снаружи, но и внутри себя, причём не в фигуральном, а в буквальном смысле — каждой клеточкой своей плоти, каждой каплей крови. Оболочка, отделяющая его от остального мира, удивительным образом утратила свою непроницаемость, истончилась, размякла. «Этак я совсем исчезну…» — в смятении подумал он. И в то же время это новое, неизведанное ощущение физической сопричастности окружающему миру сладкой истомой наполняло его сердце.

Погасив фонарь, они втроём сидели на сухой траве в гроте и разговаривали. Время от времени в беседе возникали паузы, но это никого не смущало.

Наконец мальчик забрался в спальный мешок, и вскоре оттуда послышалось его спокойное сонное дыхание. Сёдзо с девушкой поднялись и, словно откликаясь на чей-то зов, пошли в лес. Они легли под сенью высокого дерева и сплелись телами. Прикасаясь к девушке, Сёдзо чувствовал, что прикасается к чему-то неизмеримо большему, чем она, — он сжимал в объятиях весь мир, растворяясь в нём без остатка.

Они не произнесли ни слова. Слова им были не нужны. Древесный сок, медленно текущий по стволу, по жилкам каждого листочка у них над головами, струился и в их жилах, горячее дыхание копошащихся в земле крохотных существ было и их дыханием.

Они пребывали в каком-то вневременном мире, где нет ни мыслей, ни вздохов, ни стонов. Их тела двигались в том же естественном, неторопливом ритме, что и вся природа вокруг, и зыбкий ночной мрак колыхался вместе с ними.

Только однажды Сёдзо почудилось, будто где-то рядом тихонько проползла змея.

Загрузка...