Остров мечты

3

С тех пор почти каждое воскресенье Сёдзо стал ездить в Харуми.

По мере того, как весна вступала в свои права, и на пристани, откуда отправлялись и куда прибывали пассажирские паромы, курсирующие между Токио и островом Кюсю, и в приморском парке становилось всё более многолюдно. Любители рыбной ловли, и стар и млад, располагались на причале со своими удочками. А на лужайках парка небольшими группками сидели семьи с маленькими детьми, лакомясь привезённой из дома снедью. В ясные, безветренные дни этот мирный пейзаж как-то особенно согревал сердце. Поверхность воды мерцала яркими солнечными бликами, и даже голоса чаек раз от раза становились всё более звучными. Высотные здания на противоположном берегу были окутаны туманной дымкой, отчего порой забывалось, что это — конструкции из железа и бетона.

Примкнув к наслаждающимся праздностью людям, Сёдзо мог подолгу наблюдать за покачивающимися на воде поплавками или прислушиваться к смеху малышей, бегающих по газону на своих ещё не окрепших ножках. Уже одно это действовало на него умиротворяюще, поднимало ему настроение. Но настоящий прилив энергии он испытывал ближе к вечеру, когда народ начинал понемногу расходиться, незаметно налетал ветер и силуэты зданий на том берегу вновь обретали чёткость, а проложенное по искусственному острову широкое прямое шоссе и ряды складских построек заставляли ощутить шероховатость бетона и пронзительную пустоту окружающего пейзажа. Даже тёмная поверхность моря казалась твёрдой, как асфальт, и с холодной неприступностью ускользала от взора.

Сёдзо стал приезжать сюда не потому, что надеялся вновь встретить девушку на мотоцикле. И всё же, когда в тишине надвигающихся сумерек он выходил один на шоссе, ему представлялось, что вдалеке вот-вот появится большой, серебристого цвета мотоцикл, а на нём она — вся в чёрном. При этом он почему-то не допускал, что она может приехать со стороны Цукидзи, моста Катидоки и острова Цукисима или же, скажем, из Кибы в нижней части города, переправившись через мосты Тоёсу и Харуми.

Он был уверен, что она должна внезапно возникнуть возле серого здания с куполом, где недавно с видом сомнамбул бродили токийские школьники. Пусть и старше их по возрасту, она могла оказаться одной из них — девочкой, выскочившей на улицу в карнавальном костюме…

Но с тех пор никаких подобных мероприятий там, похоже, не проводилось, и серое здание пустовало. Что же до девушки на мотоцикле, то, вопреки ожиданиям, она всё не появлялась. И хотя Сёдзо приезжал сюда не ради встречи с нею, всякий раз, когда он в одиночестве садился в автобус, пронзающий темноту жёлтым светом фар, его охватывало тяжёлое, тоскливое чувство. Как будто девушка нарушила данное ему обещание.

Изучая карту районов, прилегающих к Токийскому заливу, Сёдзо сделал ошеломляющее открытие: оказывается, он даже не представлял себе, насколько за последние годы увеличилась площадь осушенных территорий. Когда с причала Харуми смотришь на центральную часть города, кажется, будто ты находишься посреди залива, а ведь, по существу, здесь он только начинается.

Сёдзо всегда считал, что в силу своей профессии хорошо знает Токио — не только его топографию, но и особенности рельефа, свойства грунтов, ситуацию с отводом поверхностных и подземных вод. Что же касается побережья Токийского залива, то тут он был полным профаном.

Разложив перед собой карту всего мегаполиса вместе с примыкающей к нему частью акватории Токийского залива, Сёдзо обратил внимание на то, как глубоко вклинивается море в территорию города, едва ли не вплотную подступая к его центральной части. Если исходить из плотности населения, то центр Токио окажется расположенным западнее района Синдзюку, если же ограничиться только территорией старого города между реками Тамагава и Аракава с императорским дворцом посередине, получится, что она почти на четверть занята водой. И вот вдоль побережья стали появляться всё новые участки намытой земли, как будто внезапно пришла в действие некая сила, стремящаяся отвоевать у моря захваченную им часть суши. Спору нет, количество производимого Токио мусора неуклонно возрастает, и его необходимо утилизировать, но всё же Сёдзо казалось, что появление этой огромной невидимой силы трудно объяснить одной лишь практической целесообразностью.

Уж на что Сёдзо был чужд всякой мистике, но когда перед его мысленным взором проносились сорок лет, в течение которых Токио обрёл свой нынешний облик, когда он вспоминал, как на месте бараков, стоявших на обгоревшей земле, стали появляться дома, мало-мальски заслуживающие этого названия, как прямо на глазах они заполонили старый город, а затем и его окрестности, как в центре выросли первые многоэтажные здания, как по всему городу протянулись скоростные автомагистрали и линии метро, — доводы рассудка отступали в сторону, и он невольно начинал верить, что за всем этим стоит какая-то недоступная разуму сверхъестественная сила. Думая об этой силе, он представлял себе бесчисленное множество живущих в земле плазмоидов, которые, собравшись в кучу, превращаются в единое движущееся тело, и вот уже оно тянется вверх, у него появляются туловище и голова…

Это — сила самой природы, не наделённой разумной волей, даже не обязательно живой, ведь природа состоит не только из органического вещества. До сих пор Сёдзо полагал, что сознательно участвовал в преобразовании Токио, теперь же он почувствовал, что его крохотное «я» — ничто в сравнении с этой силой.

Вернее, нет, не так. Он тоже был частицей этой силы, она действовала через него, внутри него. И сейчас действует. Ощущая это всеми фибрами своего существа, Сёдзо внезапно понял, что он совсем не тот, кем привык себя считать: это был он и в то же время не он, а в каком-то смысле совершенно незнакомый, чужой человек. «Не иначе, как та же самая сила, что понуждает Токио возвращать себе отнятую заливом территорию, манит меня в те места», — подумал Сёдзо. Это было жутковатое, но совершенно новое ощущение.

Разглядывая карту, Сёдзо обнаружил маршрут автобуса, курсирующего между Синагавой и районом Кото через осушенную часть Токийского залива.

Погода в воскресенье выдалась хмурая, того и гляди мог пойти дождь, но Сёдзо был не в силах усидеть дома — ему не терпелось опробовать этот новый маршрут.

До Синагавы он добрался на такси. Не найдя остановки нужного ему автобуса, он стал расспрашивать прохожих, отчего-то смущаясь и переходя на шёпот, как будто интересовался чем-то неподобающим. Видимо, он сознавал, что действует, повинуясь внутреннему импульсу, а в его возрасте это неприлично. При этом он вряд ли смог бы объяснить, почему человеку должно быть стыдно следовать зову собственного сердца.

Остановка находилась на краю какого-то заплёванного пустыря. Там уже стояли две девушки, должно быть, старшеклассницы. Вскоре подошёл допотопного вида автобус. Перед самым отправлением в него ввалилось несколько мужчин — усевшись по обе стороны от прохода, они принялись громогласно обсуждать только что закончившиеся скачки.

Автобус тихо отъехал от остановки и вскоре очутился на какой-то заводской окраине. Вдоль дороги тянулся длинный забор того же мрачно-серого цвета, что и низкое, затянутое облаками небо, затем его сменили ряды безликих складских построек. Прислушиваясь к бесцеремонным возгласам и нарочито громкому, трескучему смеху попутчиков, Сёдзо, который привык ездить на метро, да и то лишь в пределах центральной части города, ощущал себя пришельцем из какого-то другого мира. Широкая улица была почти пуста. За окном промелькнула череда больших угрюмых складов, за ними показался канал с чёрной стоячей водой и привязанной к берегу старой, полусгнившей деревянной лодкой. Когда автобус проезжал под скоростной эстакадой, Сёдзо успел рассмотреть трещины и пятна на её цементных опорах.

За мостом начиналась осушенная территория залива. Над новым массивом недавно отстроенных высотных домов пролетел реактивный пассажирский самолёт, он шёл на снижение, готовясь приземлиться в аэропорту «Ханэда», но шума двигателей не было слышно. Сёдзо и не заметил, как возвращавшиеся со скачек мужчины вышли из автобуса, в салоне оставались только он и две девушки, молча сидевшие рядышком в уголке.

Автобус вырулил на широкое шоссе. Несмотря на выходной день, по нему двигалось довольно много грузовиков. Это была скоростная прибрежная магистраль. Проезжая по туннелю — капитальному сооружению, освещённому оранжевыми огнями, — было трудно поверить, что он пролегает по дну залива, но это было действительно так: Токио успел дотянуться своими щупальцами до морского дна. Вблизи острова Цукисима и Харуми залив уже превратился в подобие озёра или большого отводного канала.

Вынырнув из туннеля, автобус съехал со скоростной магистрали, свернул вбок и оказался на просторной дороге, по обеим сторонам обсаженной деревьями и кустарником. Почва здесь имела белёсый оттенок — сразу было видно, что это не природный грунт, — в остальном же она мало походила на искусственную и скорее напоминала какой-нибудь земельный участок за городом, появившийся на месте срытого холма.

Впереди показалось бетонное здание Морского музея в форме корабля, сбоку от него виднелся небольшой мост, а за ним простиралось ничем не заполненное пространство с уходящей вдаль довольно широкой прямой дорогой без единого деревца по обочинам. Это был огромный пустырь, поросший бурьяном и жёлто-коричневой прошлогодней травой. «Вот это и есть настоящая рукотворная земля!» — мысленно воскликнул Сёдзо в волнении.

Автобус между тем стал поворачивать к Морскому музею. Заметив указатель остановки, Сёдзо проворно нажал на кнопку выхода. Нигде вокруг не было ни души. Стоячая вода канала отливала свинцом.

Сёдзо перешёл мост. Низкие, неподвижные облака были одного цвета с его асфальтовым покрытием. Отсюда и дорога, и пустырь казались ещё более просторными, заброшенными и безлюдными, чем из окна автобуса. Вблизи не было ни единой постройки, лишь белое здание Морского музея за спиной у Сёдзо, словно призрак, маячило на всём этом голом пространстве. Контуры токийских небоскрёбов едва различались на фоне серого неба. Портальные краны на пристани Ои напоминали скелеты огромных жирафов, когда-то давным-давно явившихся из мира сновидений, да так и оставшихся стоять на линии горизонта.

Недавно, оказавшись посреди пустынного асфальтового шоссе на причале Харуми, Сёдзо испытал острое чувство одиночества, но там всё-таки ощущалась близость города — перелетая через узкую полосу залива, ветер приносил его запах, его шум. А вот здесь действительно был пустырь. Правда, в отличие от настоящего пустыря, он не обладал тем запахом, который копится в почве на протяжении тысяч, десятков тысяч лет, той массивностью и основательностью, которая свойственна земле. Интересно, когда появилась эта рукотворная территория? Лет десять назад? Или все двадцать?

Сёдзо сошёл с дороги и зашагал прямо по пустырю. Сперва он пробирался сквозь гущу рослых, выше его головы, трав с сухими, длинными и жёсткими, как у тростника, листьями, потом вдруг на его пути возник участок голой, без единой травинки, растрескавшейся земли, из которой выглядывали какие-то посторонние предметы: конец проволоки, обрывок виниловой плёнки, краешек красноватого женского кимоно. Все эти вещи, пусть и запачканные, не были тронуты тленом и даже, напротив, вызывали ощущение чего-то живого. Глядя на них, Сёдзо испытал нечто сродни сексуальному возбуждению, — это было неожиданно и странно, ведь с тех пор, как умерла жена, ему казалось, что подобные желания уже не для него.

Он довольно часто посещал клубы на Гиндзе, встречаясь там с деловыми партнёрами, но как бы молода и привлекательна ни была подсевшая к нему девушка-хостесс, как бы близко она ни придвигалась, он не ощущал особого волнения. С таким же равнодушием, проходя по какому-нибудь увеселительному кварталу, он взирал на афиши и неоновые рекламы эротических шоу. Как странно, что вожделение настигло его именно здесь, на этом безлюдном пустыре… Видимо, выглядывающий из земли маленький клочок женской одежды гораздо сильнее щекочет нервы и разжигает похоть, чем обнажённое женское тело. Тем более, когда земля такая сухая, блёклая, ненатуральная.

Сёдзо брёл наугад по жухлой траве и размышлял о прожитой жизни. Он никогда не отличался повышенным интересом к женскому полу, даже в молодости. Его студенческие годы пришлись на пору послевоенной разрухи; помимо учёбы, он вынужден был ещё и подрабатывать, а на всё остальное не хватало ни времени, ни сил. Невесту ему подыскал начальник, это был банальный брак по сговору. Проституток он избегал из опасения подхватить какую-нибудь инфекцию. Хотя он отнюдь не был карьеристом, работа всегда стояла у него на первом месте.

Когда смотришь с дороги, земля на пустыре кажется ровной, на самом же деле она была бугристой, что и понятно: в зависимости от характера используемого мусора насыпная почва даёт разную осадку. Должно быть, именно неровность грунта сбивала Сёдзо с толку, и он никак не мог выбраться к краю пустыря. Из-за высокого бурьяна ничего не было видно, — возможно, всё это время он просто кружил на одном и том же месте. Но ему было приятно от разнузданных мыслей, внезапно нахлынувших на него, едва он ступил на эту дикую искусственную землю. Это было сладкое и в то же время мучительное чувство.

Если бы сейчас светило солнышко и веял лёгкий ветерок, ему, наверное, тоже было бы приятно, но по-другому, иначе. Плотные, низкие, словно нависшие над самой головой облака и тишина, разлитая в тяжёлом, неподвижном воздухе, не давали эмоциям выплеснуться наружу. Атмосфера царящего вокруг запустения делала их более концентрированными.

За исключением деловых поездок, Сёдзо никогда не путешествовал в одиночку. Но однажды — ему было тогда лет тридцать пять или около того — на обратном пути из Киото, куда он ездил по служебным делам, ему вздумалось махнуть на западное побережье полуострова Ното. Сделав пересадку в Канадзаве, он отправился в городок Вадзима. Путешествие не оправдало его ожиданий. Разочарованный, он пустился в обратный путь, сел в поезд, идущий до Канадзавы, и вот, возле какого-то полустанка с неизвестным названием ему послышался рокот моря. Не раздумывая, Сёдзо сошёл с поезда. Дело было поздней осенью, уже стемнело. Из багажа у него была только лёгкая сумка. Он вышел со станции, пересёк тёмную улицу и, как одержимый, направился в ту сторону, откуда доносился шум волн и запах моря.

Отыскав тропинку в сосновом бору, он чуть ли не ощупью добрался до песчаного берега и увидел перед собой бушующие волны. Сильный ветер едва не сбивал его с ног, в лицо ему летели брызги и песок. Он долго стоял на пустынном берегу уже по-зимнему мрачного, разъярённого моря, пока не озяб и не почувствовал вдруг, как в недрах его продрогшего тела поднимается какая-то чуждая его природе исступлённая сила… В этой силе было что-то дикое, похожее на грубую животную страсть. Задыхаясь, он побрёл к городу по полевой тропе. Если бы сейчас ему встретилась женщина, неважно какая, — совсем ещё девочка или дряхлая старуха, — он мгновенно бросился бы на неё и повалил на землю. К счастью, в этом захолустном городке женщины не разгуливали по ночам в одиночку…

За двадцать лет Сёдзо ни разу не вспомнил про эту историю, и вот теперь она неожиданно всплыла в его памяти. Оказавшись в незнакомом месте, на пустынном берегу, наедине с чёрными волнами, ветром, мглой и летящим во все стороны песком, он внезапно перестал быть собой, как будто в него вселился кто-то посторонний… Но именно в ту минуту он как никогда ясно понял, кто он есть на самом деле — странный, горячий и мягкий копошащийся комочек, судорожно двигающий невидимыми щупальцами. «Вот это нелепое существо, — подумал Сёдзо, — которого не увидишь ни в зеркале, ни на фотографии, и есть моё подлинное „я“. А это — он посмотрел на свои руки, живот, брюки, пыльные башмаки, — всего лишь его несовершенная проекция в трёхмерном мире».

… Неожиданно где-то совсем рядом Сёдзо почудилось какое-то движение. Он поднял голову. Со всех сторон его обступали густые заросли высокого сухого тростника, и по этим зарослям медленно и совершенно бесшумно скользила огромная чёрная тень.

Что бы это могло быть? Затаив дыхание, Сёдзо долго всматривался в её очертания, пока до него наконец не дошло, что это корабль — настоящий большой корабль. Краска на его бортах облупилась, обнажив изъеденное ржавчиной железо. Ближе к корме располагались пароходная труба и рубка, скорее всего, оставленные просто так, для видимости. И всё же, каким образом здесь очутился этот корабль и почему он плывёт по траве? Ведь ещё несколько минут назад его не было и в помине.

«Не иначе как это какой-то призрак или мираж», — подумал Сёдзо и, раздвигая тростник, шагнул навстречу таинственному силуэту. Всё это было непостижимо, но не воспринималось как нечто из ряда вон выходящее. Сёдзо нисколько не сомневался, что здесь, в этом месте могут происходить любые чудеса. От радостного предчувствия у него даже закружилась голова.

Он шёл вперёд, глядя поверх высокого бурьяна, пока едва не свалился в воду. Поскольку вокруг не было ни деревца, ни строения, которые возвышались бы над зарослями травы и могли служить ему ориентиром, он не заметил, как оказался на краю пустыря. Теперь Сёдзо наконец сообразил, что этот грузовой корабль просто-напросто шёл тихим ходом вдоль намытого берега залива, но даже когда, по-прежнему не нарушая тишины, он отплыл на почтительное расстояние, Сёдзо не покидало ощущение странной реальности своего первого впечатления, будто эта чёрная глыба беззвучно скользила прямо по траве. И наоборот — движущийся по тёмной, свинцового цвета воде корабль казался ему призраком. Равно как и реактивные пассажирские лайнеры, один за другим идущие на посадку в «Ханэду».