14

По возвращении в Токио Сёдзо взял недельный отпуск, сославшись на проблемы с сердцем. «У меня разыгралась жуткая аритмия…» — принялся объяснять он, но начальник сразу же его перебил: «Ни о чём не беспокойтесь и сосредоточьте все силы на лечении».

Говоря о своём недомогании, Сёдзо отнюдь не лукавил. С ним и впрямь творилось что-то неладное, но дело было не в физической слабости и не в хандре. Наоборот: вернувшись из путешествия, он, как и следовало ожидать, проспал весь следующий день, а наутро проснулся в отличном настроении. У него пробудился аппетит, от усталости не осталось и следа.

Из всего этого, однако, не следовало, что к нему вернулась прежняя бодрость. Он ощущал внутри какую-то пустоту, как после приступа сильной диареи. И если в нём и бродили какие-то силы, то не его собственные, а словно бы пришедшие извне, — проникая в его тело, они что-то смещали, рушили в нём. В этом не было никакого сомнения. Тем не менее, соприкасаясь с мускулами, жидкостями и обрывками воспоминаний, из которых, собственно, и состояло его естество, они, казалось, излучали какую-то мерцающую энергию. Энергия лопающейся струны… Тепло, сопутствующее разложению…

Весь день Сёдзо пребывал во власти этих новых мыслей и ощущений. Сидя в своей гостиной, он рассеянно глядел в окно на тихую, опрятную улочку с множеством новых жилых зданий, которая даже в дневное время оставалась почти безлюдной. Здесь не было ни одного дома, где в лоджиях громоздился бы всякий хлам, сушилось выстиранное бельё или проветривались одеяла. Повсюду на окнах висели тюлевые занавески. Облицованные плиткой стены сверкали на солнце.

Сёдзо нравились эти дома, ему импонировала их солидность, добротная фундаментальность, элегантная простота форм, умиротворённая атмосфера, но теперь он знал, что каждый из них и вся улица в целом функционируют как живой организм, дышащий и беспрестанно выделяющий вовне отходы своей жизнедеятельности. Что, ежедневно исторгая из своего чрева груды мусора и всяческой рухляди, они и сами мало-помалу превращаются в рухлядь. Если хорошенько приглядеться, и эти облицованные плиткой стены, и замурованные в них железные балки не так уж прочны, как кажется. В среднем жилое здание рассчитано на шестьдесят лет. В действительности оно может простоять и дольше, во всяком случае, сама коробка. А внутренние коммуникации, вся эта сложная система водопроводных и газовых труб? Как долго способны они функционировать без сбоев? Приблизительно столько же, сколько и соответствующие системы человеческого организма.

«Двигаясь навстречу разрушению, эти бетонные конструкции обрели способность дышать», — подумал Сёдзо. Не только шершавое цементное покрытие или штукатурка, но даже твёрдая поверхность плитки со временем покрываются невидимыми щербинками и трещинами, — совсем как он сам. Благодаря этому здания дышат и в них происходят обменные процессы. В конце концов, бетон не является чем-то экстраординарным. А человек — и подавно.

Под вечер Сёдзо вышел из дома и направился в ресторанчик неподалёку. Его обслуживал знакомый официант. Любезное обхождение, спокойная улыбка, лёгкий, ни к чему не обязывающий разговор. А что творится в душе у этого парня — неизвестно. Где он живёт? С какой девушкой встречается? Как проводит свободное время? Даже если спросить его об этом, он, скорее всего, улыбнётся, ограничившись какой-нибудь уклончивой фразой. В свою очередь, официант ничего не знает о Сёдзо и не задаёт ему никаких вопросов.

«Мы общаемся между собой, как два на совесть сработанных манекена, — подумал Сёдзо. — Разумеется, эту форму общения мы — наполовину сознательно, наполовину неосознанно — выбрали сами применительно к данной конкретной ситуации, и ничего страшного в этом нет, если не считать, что именно она, эта форма, пусть на короткое время, но всё же становится для нас формой самой реальности». Между тем Сёдзо знал наверняка, что реальность способна принимать и другие, куда более сложные формы. Он помнил, что произошло с лесом на острове.

Сев в такси, он поехал в Сибауру. Кто-кто, а обитательница старого склада уж точно его поймёт.

Сёдзо поднялся по лестнице. Висящая на двери табличка с надписью «Людям вход воспрещён» — заставила его усмехнуться. У него было такое ощущение, словно он вернулся из какого-то дальнего странствия. «Я уже не человек, — мысленно произнёс он. — Я манекен, которому так и не удалось превратиться в человека. Я всего лишь ходячий мусор».

Хозяйка оказалась дома. Он постучал всего раз, и дверь тотчас отворилась. Помещение освещала одиноко горевшая под потолком голая лампочка. Судя по всему, он отвлёк женщину от творческого процесса: на бетонном полу лежало несколько обнажённых манекенов. В тусклом свете лампы их гладко отшлифованные тела казались чарующе-прекрасными.

— Похоже, я вам помешал.

— Ничего, я как раз сделала перерыв.

Голос женщины звучал тихо и напряжённо, но в интонации сквозило некоторое дружелюбие. Волосы у неё были забраны назад, на лице — ни следа косметики. Одета она была в мешковатый костюм из белой хлопчатобумажной ткани.

— Я побывал в одном довольно любопытном месте… — начал Сёдзо.

— С этой девицей?

— … Оно напоминает созданный вами «Остров Мечты». Кто бы мог подумать, что этот райский уголок находится в двух шагах отсюда, в Токийском заливе.

— Надо же, а я и не знала.

— Неужели? — Они стояли друг против друга. На мгновение по лицу женщины скользнула тревожная тень, но потом оно снова приняло бесстрастное выражение. — Странно, ведь этот островок как две капли воды похож на ваш «Остров Мечты».

— Не понимаю, о чём вы говорите, — раздражённо произнесла она.

— Мне там понравилось. Даже очень… Кстати, эта девушка действительно доводится вам младшей сестрой? — Глядя на свою собеседницу, Сёдзо попытался представить себе её с распущенными волосами и яркой косметикой на лице. Какое-то сходство явно улавливалось, но всё же не до конца.

Женщина отвела глаза и, сунув руки в карманы широких, похожих на шаровары брюк, принялась ходить взад-вперёд по комнате.

— Я оторвал вас от работы. А чем, если не секрет, вы занимались?

— Умерщвлением манекенов, — спокойным тоном ответила она.

— И для какой же витрины предназначается эта композиция?

— Это не связано с работой. Мы с друзьями готовим выставку.

— Зачем же их умерщвлять? Манекены ведь тоже хотят жить. Может быть, даже ещё сильнее и отчаяннее, чем люди.

— Поэтому их и надо убивать. А то повадились всюду бродить без спроса, — с жаром произнесла женщина.

— А что, они не имеют на это права?

— Они действуют мне на нервы. Как и эта девица. — Голос женщины дрожал от ненависти.

— Так, может, взять, да и повесить их вниз головой от греха подальше?..

— Хорошая мысль. — Она остановилась и посмотрела на Сёдзо, скривив губы в подобии улыбки. — Кажется, что-то такое я видела во сне. Там была какая-то фигура, висящая вниз головой… Но что именно это было, я уже не помню.

— Это была цапля, — подсказал Сёдзо, в упор глядя ей в лицо.

— Нет. Что-то более громоздкое. Вроде человеческой фигуры. Она висела в воздухе и раскачивалась.

Глаза женщины уставились в одну точку и сверкнули странным блеском. Какая-то зловещая сила проступила на её бледном лице.

Это была та самая завораживающая сила, которая так живо ощущалась в её витринных экспозициях. Сила загнанных в бетонную пещеру, насильно укрощающих, подавляющих, прессующих себя фантазий и самовоспроизводящихся миражей… А поскольку та, в чьей голове они рождаются, вынуждена постоянно держать себя в узде, наружу прорывается одна только негативная энергия.

Внезапно выйдя из ступора, женщина развила бурную деятельность. Подняв с пола манекен, она перетащила его к стене, принесла клубок виниловой верёвки и связала ему щиколотки, после чего приволокла откуда-то стремянку и электродрель, просверлила бетонную стену и ввинтила в отверстие толстый шуруп. Пока она работала дрелью, Сёдзо ощущал вибрацию пола у себя под ногами.

— Постойте, я же пошутил! Как вы могли принять мои слова всерьёз?! — воскликнул он, но женщина даже не оглянулась. Клокочущая в ней мрачная энергия толчками отдавалась в теле Сёдзо.

Набросив верёвку на шуруп, женщина стала тянуть манекен вверх за связанные щиколотки. Мало-помалу манекен принял вертикальное положение и наконец отделился от пола. Тусклый свет лампочки почти не касался стены, и в желтоватой полумгле подвешенная за ноги фигура напоминала обнажённого человека, медленно раскачивающегося вместе с собственной тенью.

Стоя возле стремянки с зажатым в руках концом верёвки, женщина вдруг принялась смеяться. Этот смех, поначалу похожий на конвульсивные вздохи, постепенно перешёл в какой-то безумный, хриплый хохот.

Подскочив к ней, Сёдзо стал отнимать у неё верёвку. Женщина попыталась увернуться, хватка её ослабла, и манекен рухнул на пол. Голова его вдвинулась в шею, одна рука сломалась, ноги гротескно изогнулись, а от груди к животу пролегла глубокая трещина.

Но обитательница склада по-прежнему смеялась. Сёдзо ударил её по щеке. До сих пор он ещё ни разу не поднимал руку на женщину.

На какое-то мгновение она замолчала, широко раскрыв глаза, затем снова разразилась хохотом, сквозь который пробивались обрывки фраз:

— Это… Это… и есть… наш подлинный образ. Мы такие же… скособоченные и треснутые… И вы тоже!.. Хотя и корчите из себя нормального… человека!.. — Звуки её голоса, повторенные эхом, исчезали в толще бетонных стен. — Мне снилось, будто ночью мы с вами лежали в лесу, сжимая друг друга в объятьях. Какой вздор!.. На самом деле я валялась здесь, на этом полу, в обнимку с манекеном. Никакого леса не существует! Два манекена катались по бетонному полу, стуча друг о друга своими телами…

Сёдзо молча вышел на лестницу и посмотрел в сторону моря, но ни искусственной земли, ни острова-форта не было видно — их поглотил мрак.

«Мальчик прав, — подумал он. — Надо было похоронить птиц».

Загрузка...