Остров неопытных физиков

НА ПЛОТУ

Казалось бы, за целый день, полный приключений, ребята могли привыкнуть к тому, что при умелом пользовании кибернетический трансформатор действует надежно и точно. Если первое время они относились к нему с недоверием, то теперь, много раз испытав его, они могли бы не сомневаться, что этот прибор в самом деле дает им власть над законами природы. И все же, несмотря на все это, когда плот, подняв целые фонтаны брызг, тяжело плюхнулся в воду, ребята испугались. В мечтах все это выглядело просто, а на деле, уже попав в Осло, ребята почувствовали, что мечты и фантазии — это одно, а действительность — другое. Никто из них не подумал раньше о том, как они смогут в чужой стране, в чужом городе обойтись без денег, без языка, вообще совсем без ничего, только с одним прибором, которым едва научились пользоваться.

Тем более сейчас, очутившись на плоту в безбрежном океане, они со всей остротой поняли, что это дело не шуточное и что теперь они могут рассчитывать только на самих себя, на свои силы и знания. Промокшие и растерянные, они все еще продолжали судорожно цепляться за ванты, когда Яшка первый нарушил молчание.

— А вода ничего… теплая… — сказал он после того, как его снова окатило волной.

Он отошел на середину плота, ближе к мачте, за которую держался Алек. Идти по плоту было трудно — он все время раскачивался, то поднимаясь на гребень волны, то проваливаясь в глубокую впадину. Ветер был слабый, и океан едва волновался, но эти тихие волны Тихого океана были так огромны, что не шли даже ни в какое сравнение с тем, что Яшка видел на Черном море.

Тяжелый брезентовый парус с изображением головы Кон-Тики слабо хлопал от каждого порыва ветра. Казалось, что старый Кон-Тики то улыбается, то хитро подмигивает — это зависело от того, как изгибался парус. Под ногами журчала вода между бревнами, и поскрипывали канаты. Воздух был теплый и влажный, гораздо теплее, чем в Норвегии или в Москве. Солнце висело низко над горизонтом, как это бывает рано утром или на закате.

— Ребята, пожалуй, надо кому-нибудь стать на руль! — не очень уверенно сказал Витька.

— Вот ты и стань! — ответил Алек. Он нагнулся и, все еще держась одной рукой за мачту, старался стянуть намокшие тапочки.

— Пойдем, Алек, — сказал Витька. — Отпусти мачту, не убежит! Пойдем на корму, расскажи, что тебе говорил Хаугланд об управлении плотом.

— А ты сам не слышал?

— Слышал, да не очень. Ты же не все переводил.

Алек нехотя оторвался от мачты и сделал несколько неуверенных шагов.

— Он говорил: «Это очень просто, в тихую погоду даже никакой силы не нужно, надо только, чтобы шверткили стояли правильно».

— А они как стоят?

— А я почем знаю!

— Что же ты не спросил?

— Так ведь их надо по ветру ставить!

— Серега!

— Чего?

— Ты под низ лазил, там кили стоят?

— Угу.

— Что — угу?

— Стоят кили. Это такие доски выдвижные. Я видел.

Витька с Алеком осторожно пробрались вдоль стены каюты на корму, где находилось рулевое весло. Оно было закреплено канатами в среднем положении.

— Может быть, так и оставить? — спросил Витька.

— Хаугланд говорил: «Весло надо держать так, чтобы парус был надут ветром, иначе плот будет вертеться на одном месте».

Витька посмотрел на парус. В общем-то, он был надут, но один угол немного полоскался.

Подошел Серега.

— Надо держать руль по ветру! — авторитетно сказал он. — Пойдем курсом фордевинд.

— Мы так и держим!

— А чего же у вас с левого борта парус хлюпает?

— А ты поправь!

— Надо отпустить растяжки.

Серега стал развязывать канат, удерживавший кормовое весло.

— Подожди, Серега! Может, не надо? — сказал Алек.

— Ничего, не боись! Отвязывай с той стороны! — сказал Яшка.

Канат развязался легко. За время стоянки в музее канаты успели хорошо просохнуть, и узлы ослабли.

Как только были отпущены удерживавшие канаты, весло вильнуло в сторону и парус заполоскался сильнее. Витька и Серега навалились на рукоятку весла изо всех сил, стараясь вернуть его в прежнее положение. Весло оказалось очень тяжелым. К счастью для ребят, ветер был слабый, и им удалось, правда ценой больших усилий, выправить плот. Парус опять наполнился ветром и перестал полоскаться.

— Ну вот, теперь так и держать! — скомандовал Серега. Ему очень хотелось чувствовать себя настоящим морским волком.

Набежавшая волна хлестнула в корму и с ног до головы обдала его солеными брызгами.

— Алек, возьми-ка трансформатор и отнеси его в каюту, а то он у меня здесь намокнет, — сказал Витька.

— Ребята, по-моему, нам нужно выбрать капитана, — возразил Алек. — На каждом корабле должен быть капитан, а то получается: мы все командуем, а дисциплины нет!

— Ладно, Алек, собрание потом устроим, а пока отнеси трансформатор. Или сам становись на руль, а я отнесу.

— Трансформатор я отнесу, а капитана выбрать надо! И надо установить дежурства. Океан — это дело нешуточное!

— Ладно. Зови Яшку.

Яшка был занят тем, что привязывал к мачте для просушки свои башмаки и рубашку. Шлепая босиком по мягким циновкам, он перебежал на корму.

Собрание было коротким, но далеко не таким спокойным, как океан в этот день. Собственно говоря, только один Яшка не претендовал на то, чтобы стать капитаном. Он легко согласился на должность матроса. Зато Витька, Серега и Алек не сразу пришли к соглашению о распределении обязанностей. Ясно было, что радистом должен быть Витька, потому что только он один умел разбираться в радиоприемниках и знал азбуку Морзе. Серега, со своей стороны, считал, что он лучше всех знает морское дело — он прочел решительно все приключенческие романы, где описывались плавания на парусных кораблях. Алек считал, что капитан дальнего плавания обязательно должен знать английский язык. Иначе, как же он будет объясняться с капитанами встречных судов? Трудный вопрос о выборе капитана разрешил Яшка. Он заявил, что сам-то согласен быть матросом, но капитаном надо сделать Витьку. Во-первых, потому, что он из них самый рассудительный, а во-вторых, потому, что Витька и так уже всем командует. Серега должен быть боцманом, потому что он лучше всех знает морские обычаи, а Алек должен быть первым помощником.

— А вообще, — сказал Яшка, — все это ерунда! Надо не капитана выбирать, а распределить дежурства у руля и поскорее заняться едой, а то с утра ничего не ели.

Первым вызвался дежурить Серега. Витька потребовал, чтобы он привязал себя веревкой. Серега согласился. У норвежцев, когда они плыли на плоту, тоже было такое правило.

Витька выбрал подходящий кусок веревки и обвязал Серегу вокруг пояса. Серега требовал, чтобы эту веревку все называли «концом» — так полагается на море.

Алек взял трансформатор и направился в каюту.

Прошло всего лишь несколько секунд, и ребята увидели бегущего обратно Алека.

— Ты чего? — спросил Яшка.

— Ребята!.. Там кто-то есть! — испуганно шепотом сказал Алек.

— Где?

— В каюте. Я как вошел, так оно сразу заворочалось, в том углу, где лежат спальные мешки.

— А что — оно? Ты-то хоть видел?

— Там темно. Я только заметил, что заворочалось, и сразу к вам побежал!

— Наверное, летучая рыба залетела, — сказал Серега.

— Тоже мне рыба! Оно большое!

— Может быть, осьминог! Мне что-то помнится, я читал в книге Тура Хейердала, что осьминоги забирались на плот, только они были маленькие.

— А этот большой!

Ребята стояли на корме в полной нерешительности. Витька как капитан плота должен был принять решение.

— Ребята, а у нас оружие есть?

— У меня ножик. Перочинный, — сказал Яшка и вытащил из кармана обычный ученический ножик.

— Я не о том. Такой и у меня есть. Я спрашиваю: у них, у норвежцев, на плоту оружие было?

Ребята молчали.

— Не помню, — сказал Серега. — По-моему, кроме гарпуна, у них никакого оружия не было.

— А где гарпун? Кто видел?

Гарпун никто не видел. Ребята слишком недолго были на плоту и еще не успели разобраться в своем хозяйстве.

— Ну что же, придется так идти. Пошли, ребята!

Первым шел Витька. За ним Яшка. Последним шел Алек. Яшка и Витька держали наготове раскрытые перочинные ножи. Ребята пробрались по правому борту вдоль стенки каюты, и Витька осторожно заглянул внутрь, Яшка и Алек держались сзади. Витька секунду молчал, вглядываясь в полумрак, потом решительно шагнул вперед и громко сказал:

— Гуд монинг! Доброе утро!

На ящике с консервами сидел торговец марками.

Он имел очень расстроенный и несчастный вид. Шляпа съехала на затылок, черные усики топорщились еще больше, галстук был на боку. Плот мерно раскачивался на волнах. И каждый раз, когда он проваливался во впадину между волнами, торговец марками судорожно хватался руками за края ящика, на котором сидел.

— Вот это осьминог! Настоящий спрут! — сказал Яшка.

— Я не спрут и не осьминог. Я Иенсен. Эллоиз Иенсен, — неожиданно по-русски сказал торговец марками.

— А как вы сюда попали?

— Просто шел гулять и зашел посмотреть плот… А что плот? Самый обыкновенный плот! Тогда я подумал: наверное, самое интересное внутри, в этой хижине. Я залез и стал смотреть. А потом… Силы небесные! Плот вдруг так встряхнуло, что я упал и ударил головой этот сундук и лежал без памяти, пока не пришел молодой джентльмен, который говорит по-английски.

— Откуда вы знаете русский язык? Вы норвежец?

— Ай, это длинная история. Во-первых, я не норвежец. Я только живу в Норвегии, и поэтому меня зовут здесь Иенсен. А во-вторых, я британский подданный, и по паспорту моя фамилия Джонсон.

— Ну, а русский-то язык вы откуда знаете?

— Как же мне не знать русский язык, если моя мама с Одессы?

— Значит, вы раньше были русским?

— Зачем — русским? Раньше, до того, как я принял британское подданство, я был румынским гражданином, и тогда меня звали Ионеску. А еще раньше, до вашей революции, мы жили в Одессе, и у моего папы было там дело.

— Какое дело?

— Дело — это есть дело, гешефт, бизнес, торговля. Мой папа имел в Одессе очень хорошее дело: «Торговля греческими губками Эллоиза Ивандопуло». Это было очень хорошее дело. И моего папу тоже звали Эллоиз, как и меня.

— Так вы грек?

— Пожалуй, мой папа был грек. Но он был турецкий подданный и всю жизнь прожил в Одессе.

Яшка не удержался и фыркнул.

— Ничего не могу понять! — сказал Витька. — То грек, то румын, а в общем турецкий подданный! Но все это к делу не имеет отношения. Сейчас я должен вам официально заявить: вы находитесь на плоту «Кон-Тики», который совершает плавание по Тихому океану под командованием капитана Виктора Лозовского — это я, — единогласно избранного командой плота. Требую от вас беспрекословного подчинения дисциплине и соблюдения порядка на борту!

— Я и не думал вовсе делать беспорядок! Зачем мне нужно делать беспорядок? Я только хотел бы знать, когда мы вернемся в Осло.

— В Осло мы должны вернуться завтра вечером, согласно договоренности со смотрителем музея «Кон-Тики»!

— Если позволено будет спросить, я хотел бы знать: каким способом уважаемый господин капитан рассчитывает за двое суток проплыть на плоту из Тихого океана к берегам Норвегии?

— Каким образом — это наш секрет. А в общем могу сказать: тем же способом, каким мы попали из Норвегии в Тихий океан.

Иенсен-Джонсон-Ионеску-Ивандопуло недовольно пожевал губами и промолчал.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться? — с полной официальностью спросил Яшка.

— Спрашивайте, матрос Букин! — ответил Витька.

— Какие будут распоряжения насчет обеда?

— Да, поесть было бы неплохо, — сказал Витька. — Давайте-ка займемся, ребята. Алек, тебе Хаугланд объяснил, где лежат продукты?

— Они в том ящике, — сказал Алек, указывая на ящик, на котором сидел Иенсен-Ивандопуло.

— Пожалуйста! — сказал Иенсен. — Если вам нужен этот ящик, то пожалуйста! — Он встал и хотел отойти в сторону, но в этот момент плот сильно качнуло, и торговец марками был вынужден снова присесть.

— Ой, господа, мне так нехорошо! Я всегда плохо переносил морские путешествия, а здесь так сильно качает… Я лучше лягу.

Иенсен с трудом добрался до расстеленного на полу спального мешка и повалился на него бесчувственной тушей.

С непривычки ребята тоже испытывали дурноту от качки, особенно Алек, но все они стойко справлялись с этим неприятным ощущением. Во всяком, случае, качка не помешала им плотно пообедать консервированными продуктами. Здесь было все, что угодно, начиная от упакованных в запаянные банки бутербродов и целых комплектов завтраков до банок с ананасами, которые оказались точно такими же, как те, которые продаются в Москве в Гастрономе № 1 на улице Горького. Ребята предложили закусить и Иенсену, но он только застонал в ответ.

Плот медленно плыл, увлекаемый экваториальным течением, тихо покачиваясь на океанских волнах. Слабый ветер едва надувал парус. Ребята сидели на палубе. Над ними было безоблачное синее небо тропиков, совсем непохожее на бледное, как будто разбавленное молоком, небо северных стран. Поднявшееся уже довольно высоко солнце стало припекать сильнее. Витька оказался прав — здесь, в Тихом океане, было раннее утро. Ребята сняли рубашки и башмаки и, оставшись в трусиках, блаженствовали, подставив спины ветру и солнцу. После обеда наступило состояние мирного покоя. Все треволнения этого суматошного дня остались позади; они осуществили первую часть своего плана, а впереди их ждали такие приключения, которые бывали только в старых книгах.

— Ребята, а который час? Не пора ли нам Серегу сменить?

— Рано еще!

— А кто будет сменять?

— Я, — сказал Витька.

— Не нравится мне этот румынский грек! — сказал Яшка. — Не может быть, чтобы он случайно к нам на плот попал, что-то у него на уме.

— Не румынский грек, а норвежский турок! — лениво сказал Алек и растянулся на животе в тени паруса, подложив руки под голову. — Ничего особенного. Торговцы, они все такие.

— Надо пойти посмотреть, что он там делает, — сказал Яшка и направился в каюту.

Витька посидел еще немного, прислушиваясь к шуму волн и поскрипыванию снастей, и пошел на корму сменить Серегу у руля.

По дороге он заглянул в каюту. Иенсен лежал на прежнем месте, а Яшка мирно похрапывал, растянувшись на спальном мешке у другой стенки. Витька прошел на корму. Серега клевал носом, облокотившись на румпель. После консервированного обеда и целой банки компота из ананасов на него напало такое же дремотное состояние, как и на остальных ребят.

— Серега, иди отдыхать! Я тебя сменю, — сказал Витька.

— Да я ничего… ещё не устал.

— Ладно, иди. Следующим будет дежурить Алек. Я его сам разбужу. А ты можешь быть свободен.

Серега побрел в каюту.

Витька уселся на деревянный ящик и облокотился на руль. Чтобы не задремать, он стал перебирать в памяти все события дня. «Конечно, — думал он, — с плотом получилось как-то не очень складно. Формально-то мы правы. Мы ведь предупреждали Хаугланда, что хотим перенестись вместе с плотом в Тихий океан. Мы честно и настойчиво несколько раз повторили, что можем это сделать на самом деле. Это его, Хаугланда, ошибка, что он нам не поверил и, очевидно, подумал, что мы просто шутим, и решил сам нас разыграть. Но все-таки получилось нехорошо. Наверное, надо было еще раз ему все толком объяснить или, еще лучше, надо было дать самому испытать действие прибора — перенестись вместе с ним куда-нибудь недалеко, только чтобы он мог убедиться, что мы не шутим, а в самом деле можем нарушать законы физики. Тогда он поверил бы и, наверное, не позволил нам забирать плот и отправляться на нем в Тихий океан. Хотя, может быть, и позволил бы. Ведь, в конце концов, мы можем вернуть плот на место в полной сохранности и даже, если пустить время обратным ходом, в тот самый момент, когда мы отправились в свое путешествие. Правда, если с обратным временем получится все, как надо. Только как-то трудно в это поверить, очень уж все нелепо получается. Во всяком случае, надо внимательно следить, чтобы на плоту все было в полном порядке. Съеденные консервы — это мелочь. В конце концов, можно будет прислать из Москвы посылку. Подумаешь, много ли съедят за два дня четверо ребят?.. Да, а теперь к нам навязался еще этот румынский турок Ивандопуло. Фамилия-то какая нелепая!..»

Витька сидел, опершись на рулевое весло, и задумчиво следил за тем, как от кормовых бревен сбегали пенистые струйки воды.

«Вообще-то странная штука — этот трансформатор… — продолжал Витька свои размышления. — Действует он исправно, но пока от перемены физических законов ничего путного не получилось… Ну, с трением — это понятно. Можно было и самому догадаться, что, если полностью отменить трение, ни одна машина не сможет работать, вообще неизвестно, как можно будет двигаться… Ну, а потом? Правда, тут пошла такая неразбериха — то пришлось включить обратное время, то этот Васька начал мудрить с трансформатором. Это все еще не настоящие опыты. Интересно попробовать еще что-нибудь переключить, только надо это делать не как попало, а серьезно и обстоятельно…»

Плот мерно покачивался на волнах вверх — вниз, вверх — вниз. Витька начал клевать носом.

«Что там еще есть? — вспоминал он, стараясь представить себе панель трансформатора. — Вот если, например, отменить закон инерции: «Всякое тело стремится сохранить состояние покоя или равномерного движения…» Предположим, я сейчас еду по пустыне на мокром верблюде. Верблюд очень большой, и идет он очень медленно. Медленно, медленно… И качается, как на качелях, вверх — вниз… вверх — вниз… Верблюды идут вереницей, один за другим, и солнце жарит, и верблюды идут и качаются вверх — вниз…»