Остров Невезения

32

Сергей, я буду звать тебя Чайковский, — заявил Барри, довольный нашим знакомством.

Всякий раз, когда нас выпускали для общения, я встречался с литовскими парнями в конце коридора на скамейке. Подальше от бильярда и настольного тенниса, где всегда было суетно и шумно.

В камере рядом с нашей скамейкой обитали два тихих индуса. Один из них — уже в возрасте, высокий и худой, как йог. Свои длинные чёрные волосы он сворачивал на голове и обматывал чалмой. Он присаживался на соседней скамейке и тихо посиживал, думая о чём-то своём. Мне нравилось, как он бесшумно держался. Вскоре, индус стал при встречах вежливо приветствовать меня кивком головы, хотя мы и не были знакомы. Я отвечал ему тем же.

Расспросив о нём у других заключённых, я узнал, что йог обвиняется в убийстве своей жены. В его деле решался спорный вопрос; совершил он это умышленно, преднамеренно или по неосторожности?

Его соседом по камере был молодой индус. Во время прогулок было очевидно, что он не говорит по-английски и не знает здесь никого, кроме своего сокамерника — спокойного йога-женоубийцу за которого и держался. Выглядел молодой индус, в отличие от старшего, — потерянно и несчастно.

Я вспомнил о другом, своём знакомом, индусе, который сейчас находился где-то в нашем крыле, на другом этаже.

Однажды, я отыскал его. Он искренне обрадовался мне, и сразу предложил объединиться в одной камере. Я обещал подумать над его предложением, и рассказал ему о двух его земляках. Номера их камеры я не знал, поэтому, сообщил свои координаты и пригласил в гости.

В следующий час открытых дверей (камер), индус-приятель, как штык, стоял у нашей камеры, готовый к встрече с земляками.

Когда я привёл его, все уже были на месте. Литовцы сидели, покуривая, наблюдали моё шествие к ним с неким экзотическим типом. Старший индус с блуждающей улыбкой одиноко восседал на скамейке у своей открытой камеры. Его молодой сосед, с хмурым видом вышагивал туда-сюда по коридору. Я подошёл к старшему. Мы обменялись тихими «хелло».

— Ваш земляк, — указал я на своего приятеля, — пожелал встретиться с вами, — рапортовал я.

Они обменялись тихими осторожными приветствиями. Старший не проявил особого энтузиазма. Я понял, что он в компании не нуждался.

Его же молодой сосед, напротив, заинтересованно приблизился к нам. Мой приятель поприветствовал его. Они заговорили и удалились в камеру. Я же, вернулся к литовцам.

— Чо за звери? — спросил Ромас.

— Индусы, — коротко объяснил я.

— Ты их знаешь?

— Одного. Которого привёл. Тоже пользовал поддельный английский паспорт. А тот, что в чалме, говорят, убил свою жену. Нечаянно, — отрекомендовал я индусов.

— Интересные у тебя приятели, — отметили литовцы.

— Иных здесь не водится.

Молодые индусы в камере быстро организовали крепкий, сладкий чай с молоком. Сначала вынесли и подали кружку старшему индусу. Тот принял чай и поблагодарил. Мой индусский приятель подошёл к нашей скамейке.

— Хотеть чай? — спросил он меня и взглянул на моих литовских приятелей.

Вид у него был довольный. Я понял, что встреча земляков удалась. Я согласно заказал три чая. Индус с радостью поспешил в камеру разливать.

Однажды, отец Джон посетил нас с Майком. Обменявшись приветствиями, капеллан заговорил с Майком. Я не прислушивался к их разговору, но заметил, что Майк, вдруг, озаботился. Он стал просить отца Джона сказать кому-то, что он его активный прихожанин. Но отец лишь обещал Майку дать свои рекомендации для кого-то.

Закончив с Майком, он оставил его расстроенным, и обратился ко мне.

— Как ты, Сергей? — начал он.

— Нормально. Нет ли сообщений для меня? — перешёл я к интересующему меня вопросу.

Я надеялся получить от Ольги номер её мобильного, и восстановить с ней прямую связь посредством СМС.

— Видимо, Ольга ещё не вернулась домой из отпуска, — предположил отец Джон. — Пока, от неё ничего нет. Я уж и сам заскучал. Расскажи мне, как она выглядит? — проявил интерес отче.

Я не стал объяснять ему, что мы знакомы с ней лишь посредством Интернета. Но я видел её фото, и она описывала себя.

— Среднего возраста, худая, косметикой не пользуется, одевается небрежно, ибо и так в хорошей форме. Летом — блондинка, зимой — не знаю… — рапортовал я.

Отец Джон довольно улыбался, слушая меня.

— Я сегодня отправлю ей сообщение. Может она уже дома, но забыла о нас? — решил отче и распрощался с нами.

Как только он закрыл за собой дверь, заговорил Майк.

— Отец Джон сообщил мне, что они собираются перевести меня в другую тюрьму, — удивил меня Майк.

— Почему!?

— Суд приговорил мне, кроме срока лишения свободы, ещё и принудительные курсы реабилитации, как человеку, устойчиво склонному к мошенничеству. Будут мне мозги промывать, — с досадой объяснял Майк.

— А для чего переводить в другую тюрьму?

— Здесь, оказывается, нет таких процедур. Поэтому, меня и решили перевести.

— Shit! Отец Джон что говорит об этом? — с надеждой спросил я.

— Он ничего не может поделать. Говорит, придётся переехать.

Я стал соображать, каким боком его отъезд трогает меня? Телефонная связь, которой я рассчитывал вскоре воспользоваться, уйдёт вместе с Майком. И снова неизвестно, кто будет моим соседом. А с Майком было вполне комфортно.

29 августа с утра нам объявили о том, что Майку следует собрать свои вещи, а мне приготовиться к походу в школу.

Мы с ним уже обо всём договорились. Наспех, в присутствии ожидающего надзирателя, пожелали друг другу удачи, и я покинул камеру. Я был уверен, что наша кратковременная дружбы не получит продолжения. Жизнь несла Майка, как лодчонку без вёсел в бурном течении реки. Всё, что он мог указать для связи с ним, был номер мобильного телефона, который, возможно, найдут и конфискуют при переезде. Его личный тюремный номер, на ближайшие четыре месяца, был более надёжным ориентиром для связи с ним. Грустно, но факт.

Я и то, мог выдать ему свой электронный адрес и два-три стабильных почтовых адреса с телефонами в Украине. Вся приходящая туда почта, рано или поздно будет передана мне.

Так же, как и в предыдущей тюрьме, «школьники» собирались после завтрака в определённом месте и их вели в отдел народного образования.

Школа здесь оказалась поскромней, но атмосфера более свободная и человечная.

Я начал с посещения класса информационных технологий, так как уже сдал несколько тестов, о чём мне обещали выдать сертификат. Там оказался всего лишь один класс, в котором заправляла женщина-преподаватель. Это было жалкое подобие в сравнении с компьютерным классом в предыдущей тюрьме; просторный оборудованный ангар, поделённый на множество классов, в каждом из которых занимались отдельные группы различных специализаций и уровней, со своими преподавателями.

Женщина записала себе моё имя и номер, и указала на свободный компьютер. Я присел и включил это.

Передо мной мутновато засветился старый выпуклый монитор-циклоп, общение с которым гарантировало скорую головную боль. Замызганные клавиатура и мышка нуждались в санитарной обработке. Я открыл Word и хотел набрать письмо, чтобы затем распечатать и сегодня же отправить почтой. Но это простое, привычное дело оказалось крайне неприятным занятием. Пялиться в мутный, залапанный пальцами монитор, с напряжением следя за заторможенным курсором… Я просто выключил это нахрен! Огляделся вокруг. Почти все учащиеся пили чай да кофе и трепались между собой. Училка сидела за своим столом, копаясь в бумагах. Для заключённых это было неплохое времяпрепровождение, за которое им приплачивали десять фунтов в неделю, на сигареты. Не обнаружив в классе никого из своих знакомых, я вышел из класса, что бы оглядеться, где здесь что.

Пройдясь по коридору, я осмотрел имевшуюся там настенную информацию и агитацию. Из всего я узнал, что каждый шестой осуждённый в Великобритании не умеет читать и писать. А система образования в тюрьмах Её Величества — это реальная возможность провести время с пользой для общего развития.

Обнаружил класс английского языка. Дверь была приоткрыта. Я заглянул. Там оказалось немало учащихся, которые расселись отдельными группками, разложили на столах какие-то книги и тетради, пили чай-кофе и шумно общались. Я заметил своих знакомых литовцев. Они заседали в группе среди поляков.

— Привет! — Приблизился я к ним.

— О! Будешь ходить в наш класс? — обрадовались парни.

— Сегодня я пошёл компьютерный класс, но мне там не понравилось…

— Так оставайся здесь, — предложил Ромас, который, явно скучал.

— Надо бы как-то согласовать это с преподавателями, меня уже там отметили, — объяснил я.

— А вон наши учителя, — указал он на двух женщин, занятых разговорами с англоязычными учениками.

Это было забавное зрелище; английские парни различных возрастов, приукрашенные татуировками, пришли изучать английский язык. Их было две, отдельно заседающие компании. Они шумновато распивали чаи и кофе. Их специфическая гнусавая речь изобиловала труднопонимаемым сленгом.

Я дождался, когда одна из преподавателей — пожилая женщина, освободилась, и подошёл к ней.

— Доброе утро! — обратился я.

— Доброе! — ответила она, ожидая объяснений; кто я и откуда.

— Я сегодня первый день в школе. Заказывал посещение компьютерных уроков и английского… Я уже отметился в компьютерном классе, но мне там не понравилось, хотел бы присоединиться к вам, — объяснил я.

— Что же тебе не понравилось в нашем компьютерном классе? — поинтересовалась она.

— Уж больно старые там компьютеры…

— Да, верно, — согласилась она, — мы ожидаем обновления всей нашей компьютерной техники. А как ваше имя?

Я назвался.

Она прошла к своему столу и отыскала меня в списках.

— Сергей, если желаешь, можешь оставаться в нашем классе, а я сообщу коллеге, что ты сегодня будешь заниматься у нас, — предложила она.

— Было бы хорошо, — согласился я.

Присев к литовским товарищам по классу, я отметил, что у них имеются и тетради с какими-то записями. Но Ромас сразу направил моё внимание на другой объект.

— Сергей, как тебе вон та училка? — он указал на мелкую невзрачную женщину, беседующую с английскими парнями.

Это была женщина неопределённого возраста с реденькими белёсыми волосиками, собранными на затылке в хвостик. Открытые ушки комично торчали в стороны, и напоминали мультипликационного героя — Чебурашку.

— Тяжёлый случай, — оценил я, вызвав этим, смех литовских товарищей. — Но, возможно, она хороший человек, — добавил я.

— Поговори с ней, — подталкивал меня Ромас.

— О чём?

— Представься ей, спроси о чём-нибудь… — искал развлечений Ромас.

Но к нам подошла другая — старшая преподаватель.

— Сергей, ты русский? — обратилась она ко мне.

— Да, — ответил я.

— У тебя хороший английский. Я рада, что ты пришёл к нам. Здесь ты сможешь совершенствовать свой язык и помогать другим иностранным учащимся. Мне сложно объяснять этим парням, и я вижу, что у нас нет должного прогресса в их обучении. Но я смотрю, вы разговариваете на своём языке, и подумала, что ты мог бы помочь нам, — изложила она мои перспективы в этом классе.

— Давайте попробуем, — согласился я. — Если их интересует это, то я мог бы обучать их английскому по своей методике.

— Очень интересно! — удивилась она моей готовности. — Для начала, пожалуйста, помоги им с упражнением, которое я дала им уже несколько дней назад, — предложила она нам занятие.

Я взглянул на их задание. Следовало вставить в предложения пропущенные глаголы «to be».

— Не парься, Серёга. Сделай себе кофе, и, лучше скажи мне, как тебе нравится та мартышка? — вернулся Ромас к интересующей его теме.

— Могла бы понравиться, если бы я не увидел её при дневном освещении, и мне не было с кем сравнивать, — отвечал я Ромасу, просматривая, как выполнил это упражнение Роландас.

Я заметил, что он проявляет некоторый интерес к языку, и был готов послушать мои объяснения о формах глагола «есть/быть».

Мне понравилась домашняя атмосфера в этом классе. Если кто-то имел какие-то вопросы по английскому языку, мог получить разъяснения у женщин-преподавателей. Кто хотел просто провести время в компании себе подобных, — болтал, попивая кофе, и без ограничений ходил на перекуры.

Когда нас вернули из школы на обеденный перерыв, моего соседа Майка уже не было. Его место было свободно.

Возвращаясь в камеру с полученной обеденной порцией, я встретил отца Джона.

— Сергей, ты знаешь, что Майка перевели в другую тюрьму. Сегодня к тебе подселят нового соседа. Он будет некурящий, как и ты. В остальном, я надеюсь, вы найдёте общий язык. Я делаю всё возможное, чтобы все были довольны, — обнадёживающе информировал меня отче.

— Спасибо, отец Джон, — ответил я, и с облегчением подумал о классе английского языка, где можно будет проводить полдня, пять дней в неделю.

После обеденного перерыва, литовские товарищи продолжили своё тюремное образование в другом классе — гончарного искусства. Но старшая учительница поручила мне помогать другим иностранцам. Это были четверо поляков и один молодой китаец. Полякам было о чём щебетать, и они не нуждались в английском языке. Их польский язык уверенно обретал в этой стране статус второго государственного языка.

Я попробовал лечить китайца…

(Чтобы описать этот особый педагогический опыт, мне потребуется немало времени, а моя история о другом).

В конце учебного дня учительница посетила мой интернациональный класс и поинтересовалась, чем мы занимаемся.

Довольный китаец по моей команде, подобно обученной собаке, продемонстрировал несколько осознанных им фраз, которые наверняка помогут ему выживать в этой стране.

Учительница высоко оценила мои способности дрессировщика. Призвала свою молодую коллегу и представила меня ей. Посовещавшись на месте, они решили ходатайствовать перед тюремной администрацией о начислении мне дополнительных пяти фунтов в неделю, за моё активное участие в распространении английского языка, как языка международного общения. Расставаясь, они выразили надежду на дальнейшее педагогическое сотрудничество со мной.

Я снова всерьёз подумал о возможном представлении меня к награде Орденом Британской Империи.

В этот же день, во время открытых дверей, к моей камере подгрёб пожилой дядька с вещами.

— Привет! Я Барри. Буду твоим соседом, — представился он мне.

— Сергей, — ответил я.

Судя по всему, он перебрался из другой камеры, где ему, вероятно, что-то не понравилось. Он стал разбирать свои вещи, а я ушёл поговорить с литовцами.

К нашей скамейке постоянных заседаний присоединились два индуса — мой старый знакомый и его новый приятель. Они дружелюбно обеспечили всех нас чаем и присоединились к нам. Второй индус не разговаривал, но с любопытством наблюдал за нами.

— Откуда твой приятель? — заговорил я, лишь бы как-то заполнить пустое неловкое чаепитие.

— Он из Шри-Ланки. Жил в Лондоне, — исправно отвечал индусский друг о своём неговорящем земляке.

— Ясно. Я буду звать его тигром Тамил, — обозначил я нового товарища, и заметил его реакцию на услышанное. Он улыбнулся, поняв, что я назвал его тигром освобождения.

— За что он здесь? Совершил террористический акт? — продолжал я шутить с серьёзным видом.

— Нет. Тоже — поддельный паспорт. Хотеть в Канаду, — выдал исчерпывающий ответ верный индусский друг.

— Понятно. Потенциальный террорист, — закрыл я тему.

Болтая с ними, я невольно думал о своём новом соседе. Судя по всему, прежде чем попросить о переселении, он расспросил отца Джона обо мне, и уже что-то знал.

Объявили о времени возвращения в камеры. Я отправился знакомиться.

Перед тем, как войти в открытую камеру, я взглянул на дверь с внешней стороны, и обнаружил там карточку с именем нового поселенца.

Barry Danber FW 6780.

Им оказался дядя лет шестидесяти, седой и коротко подстриженный. На месте проигрывателя-тайника Майка, в котором тот возил мобильный телефон, теперь стоял новый, более современный музыкальный центр. Дядя встретил меня вполне приветливо, но с явным любопытством.

— Привет! Я Барри, — начал он.

— Сергей, — ответил я.

— Как поживаешь, Сергей? — продолжал он рассматривать меня.

— Пока ещё живой, — ответил я на избитый вопрос.

— Я подыскивал себе подходящего некурящего соседа, и отец Джон рекомендовал тебя, — прокомментировал он своё явление.

— Надеюсь, отец Джон не ошибся, — пожал я плечами, гадая, за что этот пожилой парень мог угодить сюда?

— Мой прежний сосед курил, и это досаждало. А музыка, которую я слушал, раздражала соседа, — рассказывал он свою историю, надеясь услышать моё мнение.

— Понимаю, — коротко отреагировал я.

— Я подумал, что коль ты русский, то моя музыка, возможно, окажется тебе по душе, — улыбчиво предположил Барри.

— Это зависит не от моей национальности, а от «твоей музыки». Надеюсь, это не Spice Girls или Роби Вильямс, — заинтересовался я.

— Нет! — брезгливо сморщился Барри. — Я их и сам терпеть не могу, — искренне отреагировал он на имена поп-звёзд.

— Но это же ваши национальные герои, — не удержался я от сарказма.

— Только не для меня. У меня свои два героя, которым я действительно поклоняюсь. Это мои внуки, — он указал на фотографии, приклеенные у его спального места, подобно иконам.

— Так какую музыку ты намерен слушать? — вернулся я к прежней теме.

— Я взял с собой диски моей любимой музыки Петра Чайковского, — объявил Барри, и вопросительно посмотрел на меня, ожидая моей реакции. — Ведь ты русский? — нелепо заявил или спросил он.

— Надеюсь, что русский. Во всяком случае, я родился таковым. Твою любовь к Чайковскому я одобряю! Это не будет раздражать меня, — успокоил я его.

— Ты знаешь, такого композитора? — тестировал меня новый сосед.

— Конечно же, знаю, Барри! Это один из русских классиков. Многие его композиции знают все, кто жил в Советском Союзе, — сумбурно ответил я на его вопрос.

Сосед довольно кивал мне в ответ.

— Сергей, ты первый человек в этом месте, кто знает Чайковского! Отец Джон оказался прав, лучшего некурящего соседа мне здесь не найти, — сделал он вывод.

— Надеюсь, что мои тихие физические упражнение, которые я иногда делаю, тоже не покажутся тебе странными, и не будут раздражать тебя, — поинтересовался я.

— Какие упражнения? — удивился Барри.

— Мне надо два-три раза на день отжаться от пола, — пояснил я, показав движение руками.

— Пожалуйста, — пожал Барри плечами. — Тебе не нравится ходить в спортзал? Так я тоже туда не хожу. Ты можешь прямо сейчас делать свои упражнения, — предложил он мне.

— Спасибо, Барри, я сделаю это позже. А ты, если желаешь, можешь включить свою музыку. Мне любопытно, как Чайковский звучит и воспринимается в камере, — предложил я, и взобрался на свой верхний ярус.

— Сергей, я буду звать тебя Чайковский! — заявил Барри, довольный нашим знакомством.

— Пожалуйста, — ответил я, приготовившись послушать музыку.

Но Барри хотел ещё что-то рассказать.

Музыка Чайковского оказалась очень кстати. Это положительно скрасило наше времяпрепровождение в камере. О своём новом соседе я узнал лишь, что он проживал в городке Eastbourne, что было неподалёку, в этом же графстве East Sussex. А на жизнь он зарабатывал в сфере недвижимости. Якобы, они со своими сыновьями покупали подходящие объекты, производили кое-какие улучшения, затем, продавали. Сосед не касался причин своего заключения, и меня не спрашивал. Вероятно, он знал, за что я здесь. Узнав, что я посещаю школу, Барри заявил, что вскоре начнёт работать уборщиком в отделе образования.

В первый же вечер он сделал замечание о моём английском.

— Сергей, ты частенько применяешь слова, которых не существует в английском языке, — снисходительно заметил Барри. — В общем-то, я понимаю тебя, но отдельные слова, лишь звучат как английские, — пояснил он свои наблюдения.

— Указывай мне на такие слова в моей речи, — попросил я, решив, что это результат моего неправильного произношения.

Я приветствовал всякого рода замечания, корректирующие мой английский. Однако…

Вскоре Барри остановил меня и потребовал дать объяснение слову vulnerable (уязвимый, ранимый). Меня это удивило. Что могло быть непонятного для англичанина? Я применил это слово, говоря о нашем положении, в котором мы оказались. Но Барри упрямо заявлял, что это слово, выдумано мною, и лишь посмеивался, слушая мои отчаянные толкования спорного слова. Тогда я прибегнул к своему англо-русскому словарю, и указал ему на это слово. Но, перевод слова на совершенно непонятный ему язык, не убедил его, а лишь укрепил мнение о моих фантазиях. Он не воспринимал мои объяснения всерьёз, и называл меня фантазёром.

Я встречал это слово в текстах и сам не раз применял это в своей речи, и никто ещё не заявлял, что такого слова не существует.

— Барри, давай сделаем так; всякий раз, когда я применю слово, которого, по твоему мнению, нет в английском языке, и моё толкование не изменит твоего мнения, мы с этими словами будем обращаться к кому-либо, кто сможет разрешить наши языковые недоразумения.

— ОК, Сергей. Хорошая идея, — согласился сосед, — продолжай, мне интересно слушать, как ты излагаешь на своём особом английском, — подначивал меня Барри.

Следующими словами, которые мне пришлось безуспешно объяснять, были;

— notorious (пресловутый, отъявленный, пользующийся дурной славой).

— congenial (близкий по духу, родственный).

Мои толкования лишь веселили его. Я почувствовал себя бессильным в своём намерении убедить его в том, что это английские слова, содержащие определённый смысл. Он стоял на своём: ты выдумываешь забавные слова и сам придаёшь им некий смысл.

1 сентября 2001 мы смотрели прямую телетрансляцию футбольного матча между сборной Германии и Англии. Играли в Мюнхене на Олимпийском стадионе.

За всю историю встреч этих национальных футбольных команд, Англия выигрывала у Германии на выезде лишь один раз, в 1965 году. 35 лет назад!

Эта встреча была решающей в борьбе за первое место. Германию, для того, чтобы сохранить за собой первое место в группе, устраивал даже ничейный результат. Ведь в первой игре на «Уэмбли» немцы благодаря голу Дитмара Хаммана одержали победу с минимальным счетом.

Всё это давало мне повод язвительно предсказывать результат сегодняшней встречи. Барри не возражал. Но все вокруг надеялись на положительный результат, и приготовились отчаянно болеть за своих. В этой атмосфере мне следовало быть осторожным в проявлении своих анти британских настроений.

Матч начался до окончания времени, открытых дверей. Общее пространство моментально опустело. Заключённые оставили бильярд и разбежались по камерам. Все телевизоры в тюрьме были включены на одном телеканале. Слышались только теле комментарии. Надзиратели спешно пробежали от двери к двери, заперли нас досрочно и ушли к телевизору.

Барри заявил, что он верит в положительные перемены, и обещал мне победу Англии.

После неудачного выступления Англии на чемпионате Европы в 2000 году, они сменили тренера. Теперь тренером английской национальной команды был некий швед Свен-Ёран Эрикссон.

К моему удовольствию, с первых же минут, немцы демонстрировали уверенность и превосходство. И на шестой минуте они уже открыли счёт. В пространстве прокатилась звуковая волна вздохов разочарования и тихих ругательств.

— Ещё много времени, — лишь сказал Барри, не отрываясь от телевизора.

Я промолчал, с уважением отметив его тупую веру и отчаянные искренние переживания.

А спустя семь минут, его надежды оправдались. Молодой Майкл Оуэн забил ответный гол. Тюрьма сотряслась от дружного крика. Затем заключённые стали стучать в запертые металлические двери, общаясь таким способом между собой.

Старый Барри вскочил, и тоже загремел кулаками в дверь, выразив свою солидарность с согражданами.

Затем, снова наступила тишина.

На последней минуте первого тайма полузащитник Ливерпуля Джеррард, пушечным ударом вывел свою сборную вперед, забив свой первый гол за национальную команду. Реакция заключённых была пуще прежней. Пространство взорвалось от звука многоголосого вопля и грохота. Стучали не только в двери. Мне показалось, что где-то стали крушить скудную камерную мебель. Несколько минут продолжались грохот, свист, аплодисменты. Пожилой Барри участвовал в этом, как ребёнок. Во время перерыва он почти не разговаривал со мной. Лишь постукивал в дверь, да выкрикивал что-то в открытое окно.

А во втором тайме Англия действовала великолепно на контратаках, переигрывая медлительных защитников сборной Германии. На 48 минуте после передачи Бекхэма, Хески скинул мяч Оуэну и нападающий Ливерпуля забил свой второй гол. На 66 минуте — Оуэн оформил хет-трик, забив третий мяч в этом матче! Ассистировал ему Джеррард. А на 74 минуте — Хески пятым голом завершил унизительный разгром сборной Германии.

Это был самый сенсационный результат игрового дня отборочных матчей чемпионата мира. Сборная Англии разгромила Германию в Мюнхене со счётом 1: 5.

Теперь сборной Германии, скорее всего, предстояло играть в стыковых матчах, где ее почти наверняка будет ожидать сборная Украины.

Я признал, что сборная Англии в этом матче была действительно хороша. И отметил, что в этой стране не сбывается ни одно из моих желаний.

— Теперь посмотрим, как твоя украинская национальная команда сыграет с немцами, — язвительно комментировал Барри сложившееся положение в группе.

Украинская сборная пребывала в такой же форме, как сама Украина в целом.

Вероятно, в связи с общенациональным футбольным возрождением, администрация тюрьмы решила пересмотреть мой особый статус «склонного к суициду».

На следующий день, надзиратель пригласил меня пройти с ним. Привёл он меня в офис некого управляющего, у которого на столе лежало моё досье.

— Как поживаете, мистер Иванов? — сухо обратился он ко мне.

— Не жалуюсь. Надеюсь, вскоре покинуть вас, — ответил я.

— Покинуть? — переспросил тот, и стал рассматривать меня. — Что ты имеешь в виду? — поинтересовался он.

— Теперь они начнут подозревать, что я ещё и к побегу готовлюсь, — подумал я.

— Я имею в виду, что через месяц с небольшим заканчивается мой срок, — поскорей пояснил я.

— Верно, — успокоился товарищ начальник. — Это хорошо, что ты готовишься к освобождению, — рассеянно комментировал он, высматривая что-то в моём досье. — Однако, вопрос о твоём освобождении, после окончания срока, будет решать миграционное ведомство, — сказал он, и стал наблюдать, как я отреагирую на это.

— Вы хотите сказать, что даже после окончания срока, назначенного судом, меня могут удерживать здесь? — уточнил я.

— Бывает, что иностранцев задерживают сверх срока, пока решается их миграционное дело, — уверенно ответил он.

— Это законно? — спросил я.

— Держать в тюрьме — незаконно. В таких случаях иностранцев следует перемещать в специальные центры временного содержания. Но если в таких центрах нет мест, приходится подержать в тюрьме, — объяснил он. — Надеюсь, что такая перспектива не очень расстроила тебя, и это не вызовет снова желание покончить с собой? — уставился он на меня, ожидая ответа.

Я, вдруг, почувствовал неприязнь к нему. Он смотрел на меня, как на подопытного козла. Захотелось грубо послать его. Но я не мог позволить себе такого удовольствия.

— Кто сказал, что я собирался это сделать? Тот индусский доктор-эксперт из тюремного госпиталя? — резковато ответил я вопросом.

Начальник заметил мою реакцию.

— Так говорится в рапортах наших служащих. И мы обязаны принимать предупредительные меры, — спокойно пояснял он, внимательно наблюдая за мной.

— Какие меры?! Присматривать за мной, как за идиотом? — начал я заводиться.

— Послушай! А как бы реагировал ты, если бы, к примеру, увидел у ребёнка в руках лезвие? — ответил он вопросом.

— Но я же не ребёнок с лезвием. И не идиот, собравшийся повеситься на шнурке, который, кто-то оставил в камере, — уже совсем неуважительным тоном ответил я.

— Я очень надеюсь на это, мистер Иванов. Я и пригласил тебя, чтобы самому убедиться в том, что ты больше не нуждаетесь в дополнительном присмотре. Так вот, мы прекращаем наблюдение. Желаю тебе скорого освобождения, — сухо закончил он приём.

— Спасибо, — ответил я, и взглянул на стоящего рядом сопровождавшего, дав понять, что хотел бы удалиться.

Надзиратель открыл дверь офиса.

— Тебе следует связаться с миграционными служащими. Они здесь бывают. Насколько я знаю, сверх срока держат иностранцев, которых, по каким-то причинам, не могут ни депортировать, ни отпустить на свободу, — подсказал мне вдогонку тюремный начальник.

Как я выяснил у надзирателя, сопровождавшего меня, миграционные работники должны были принимать в нашем крыле, в этот же день. Я тут же записался на приём к ним.

Время приёма происходило во время открытых дверей. Как только нас выпустили из камер, я направился к ним. Когда я отыскал место, предоставленное им для приёма, дверь офиса была раскрыта. Я мог видеть двух мужчин в штатском, беседующих с чёрным парнем.

Я ожидал у открытых дверей, пока они закончат. Клиент нервничал. Служащие терпеливо пытались что-то объяснить ему. Похоже, они плохо понимали друг друга.

Одного из служащих я узнал. Мы встречались с ним в Саутхэмптоне во время ареста Лали.

Наконец, они выпроводили неспокойного чёрного клиента, и пригласили меня.

— Добрый день, — приветствовал я их.

— Добрый! — ответили они. Один из них нетерпеливо взглянул на часы. Похоже, им не терпелось сбежать отсюда.

Я назвал своё имя. Чиновник принялся перебирать папки. Судя по их количеству, заключённых здесь иностранцев с неопределённым статусом пребывания в стране, было немало.

— Слушаю вас, мистер Иванов, — начал незнакомый мне тип, отыскав моё дело и присев за стол.

— Недавно я заполнил и подал анкету для проездного документа. Хотел бы узнать, что меня ждёт по окончанию срока заключения, — объяснился я.

Чиновник просматривал мои бумаги. Я ожидал ответа. Другой, присматривался ко мне, и, кажется, начинал что-то припоминать.

— Да, анкета ваша есть, но её ещё не отправили в ваше консульство, — спокойно, словно издеваясь надо мной, сообщил чиновник.

— Почему не отправили?! — старался я держать себя спокойно. — Уже неделя прошла, как я подал анкету.

— Нужна ваша фотография, — спокойно ответил тот. — Вот сейчас мы и сфотографируем вас. Хорошо, что зашёл к нам.

Он стал доставать из портфеля фотоаппарат.

— Получается, если бы я сегодня не обратился к вам, то мне предстояло бы торчать в этой тюрьме пожизненно?! Только потому, что у вас нет моей фотографии… — начал я закипать.

— Станьте вот здесь, пожалуйста, — проигнорировал он моё недовольство, и сделал снимок.

— Ну, поздно или рано, о вас бы вспомнили. Это хорошо, что вы проявляете инициативу и сотрудничаете с нами, — вступил в разговор другой, которого я встречал на свободе.

— Мой срок заканчивается через месяц. Хотелось бы определиться, чего мне ожидать по окончанию срока — ответил я.

— Если бы вы предоставили нам свой действительный паспорт, мы бы быстро организовали вам возвращение на родину, — продолжал чиновник из Саутхэмптона. — Вы гражданин какой страны? — спросил он.

— Украина, — ответил за меня другой, что-то записывая в моём досье.

— Украинское консульство обычно не спешит с оформлением проездных документов, — продолжал знакомый мне чиновник. — Вероятно, у них очень много работы.

— Это точно! Украинское посольство очень занято, — поддержал разговор другой, который что-то писал. — Если приезжает Динамо Киев на встречу с Ливерпулем, то украинское посольство вообще не работает. Они просто закрываются и уезжают в Ливерпуль, смотреть футбол, — посмеиваясь, информировал меня чиновник. — А если Динамо удачно сыграет, то они могут загулять там на несколько дней! В закрытом посольстве Украины работают лишь телефонные автоответчики, — шутил чиновник.

Мне было не до шуток.

— Теперь, если вы отправите им всё необходимое, я полагаю, недели достаточно, чтобы выписать временное удостоверение личности? — высказал я своё мнение.

— Неделя?! — удивились они. — Ваше посольство, получив твои данные, сделает запрос в Украину по месту выдачи твоего паспорта. Там проверят, и, если всё в порядке, подтвердят им твою личность. Только тогда консульство выписывает документ, — просветил меня чиновник.

— И не забывай о праздничных и футбольных днях, по которым украинское посольство не работает, — добавил другой, и они весело рассмеялись.

От их смеха я впал тоску.

— Надеюсь, мне не придётся здесь сидеть сверх срока? — упрямо спросил я.

— Мы делаем всё, что от нас зависит. Поверь, мы заинтересованы в том, чтобы депортировать тебя поскорей. И мы ценим, что ты не противишься этому, а сотрудничаешь с нами, — ответил чиновник, закончив с писаниной. — Вот тебе номер и прочие данные твоего миграционного дела, а также, наши адреса, куда ты можешь писать и звонить, если вдруг решишь воспользоваться своим паспортом, или захочешь что-то сообщить нам по сути твоего дела.

Я принял листок, поблагодарил их и направился к выходу.

— Мистер Иванов, — обратился ко мне тот, что из Саутхэмптона.

— Да, — приостановился я.

— Мы с тобой раньше нигде не встречались? — всё же решился он спросить.

— Этой весной в Саутхэмптоне, в агентстве по трудоустройству «Райт», — ответил я. — Вы проверяли мои документы, во время задержания женщины, — добавил я.

— А… Вспомнил! — с неким облегчением, восстановил он события в памяти.

Я вышел из офиса и поспешил отыскать литовских товарищей. Мне очень хотелось поговорить с кем-то на своём языке. О вчерашней удивительной игре сборной Англии и об украинских и британских чиновниках, готовящих мне пожизненное заключение на острове.