36

Спасибо, Сергей! Ты — джентльмен. Я бы разрешил тебе остаться жить в Англии…

Во время прогулки я заметил, что мои индусские друзья нашли ещё одного земляка. Теперь их стало трое. И выглядели они вполне довольными.

Для прогулок в тюрьме Винчестера предоставлялась просторная, закрытая территория внутреннего двора. Ухоженный травяной газон посреди двора и асфальтированная дорожка вокруг газона.

Мне нравилось быстрой ходьбой, нарезать круги, думая о своём. Некоторые неспокойные заключённые переходили на бег трусцой. Многие, с кем я был знаком, догадывались, что мне хочется погулять на воздухе одному, и не отвлекали меня. Некоторые же, пытались составить мне компанию. В таких случаях, я продолжал шагать, не сбавляя темпа.

Энди, сделав попытку рассказать мне о своей стервозной супруге, вскоре отстал от меня, переключив своё внимание на выброшенный кем-то окурок.

Проходя мимо индусов, те вежливо поприветствовали и пристроились ко мне.

— Это наш друг. Он из Шри-Ланки, — представил Амрик новенького.

Новенький — молодой парень, лет двадцати пяти, дружелюбно улыбался мне. Затем, вполне понятно изъясняясь, стал благодарить меня за поддержку его земляков. Делал он это вполне искренне и производил впечатление доброго и жизнерадостного парня. Его положительное настроение совершенно не соответствовало заключенному. Многим следовало поучиться у этого паренька, как относиться к внешним обстоятельствам. Его бодрость и добродушие положительно передавалось собеседникам. Он напоминал мне положительных героев индийских фильмов, — добрых весельчаков, которых так любили советские кинозрители.

Этот был не киношный. Настоящий индус в реальной английской тюрьме. И он действительно не унывал оттого, что попал сюда.

— У тебя в России дети есть? — вдруг спросил он меня.

— Возможно. Не знаю, — рассеянно ответил я, продолжая шагать.

— Брат! Как только тебя выпустят, возвращайся домой и нарожай детей. Как можно больше! — вполне серьёзно советовал он мне.

— Хорошо. Я подумаю, — ответил я, удивившись. — Постараюсь! — добавил я.

— Добрый человек! Ты видишь, что в мире происходит… Ты не должен оставаться один. Амрик рассказывал о тебе, — кивнул он на индуса, которого стабильно переводят вместе со мной уже в третью тюрьму!

Я лишь пожал плечами. Отмечая, что этот жизнерадостный непосредственный парень явно нравится мне.

— Хорошо, друзья мои. Увидимся сегодня у Амрика на чаепитии, — распрощался я с ними, и прибавил ходу, желая продолжить свою одиночную прогулку.

Каждый раз, когда нас выпускали из камер, заключённые сортировались по интересам и национальным признакам.

Иварс обычно гулял с моим земляком Львом. Заметно выделялась группка поляков. Они частенько играли в шахматы. Явным авторитетом у них был молчаливый верзила. Звали они его — Булка.

Я вспомнил, что кто-то из поляков в Саутхэмптоне жаловался мне на польских бандитов, которые, под предводительством некого уголовника-рецидивиста пана Булки, собирали денежную подать у своих земляков — нелегальных работников.

Этот тип держался здесь достойно, как в своей среде. Английским языком он, похоже, не владел. Контактировал только со своими земляками. Любил играть в шахматы.

Ко мне кратковременно присоединялись разные неприкаянные одиночки, такие, как иранец из Амстердама.

— Хеллё, дзентльмен! — как обычно, приветствовал он меня.

— Привет! — отвечал я, не останавливаясь.

— Хорошая погода, — заметил он, пристроившись к моей быстрой ходьбе по кругу.

— Точно. На свободе я как-то не замечал, какая чудная здесь осень.

— Лучше, чем в Амстердаме. Там в это время — постоянный дождь. А здесь — солнце светит, — комментировал он.

Не услышав от меня продолжения разговора о погоде, иранец, замедлив ход, отставал от меня.

Турок, которого я встретил здесь в первый же день в приёмной, основательно прописался, сменил свой костюм на казённое трико и вполне довольный выгуливался в компании двух арабов.

— Привет, русский, — фамильярно окликнул он меня, подобно стамбульскому уличному торгашу.

— Привет, — замедлил я ход.

— Я вот рассказываю своим новым друзьям об Англии. Они недавно приехали сюда из Парижа, — представил он мне двух молодых арабов.

— И что? — поддержал я разговор.

— Я говорю, — англичане — вырожденцы. Это нация без будущего! Местная молодёжь не хочет работать, они паразитируют благодаря работающим иммигрантам и своим бывшим колониям. Постоянно потребляют всякую дурманящую отраву… Я жил с ними по соседству и видел этих животных. Пожив в Англии, я теперь не сомневаюсь в том, что мир спасут мусульмане! — разошёлся турок.

— Возможно. Ещё увидимся, — обещал я, и прибавил ходу.

Мысленно, вернулся к совету жизнерадостного индуса, призывавшего меня, срочно производить себе подобных! Иначе, вот такие турки и ему подобные, подвинут нас терпимых и милосердных.

Иногда во время открытых дверей к нам с Иварсом заходил Лев. Парень, лет до тридцати.

— Чего ты ожидаешь? Суда или депортации? — поинтересовался я о его статусе.

— Депортации. Меня и судить-то не за что. Просто задержали на стройке, как нелегала, и в чём был, закрыли.

— Закрыли в тюрьме с уголовными преступниками? — удивился я.

— Нет. Сначала меня отправили в центр временного содержания для нелегалов. Это здесь в Хэмпшире, некий городишко Haslar.

— А сюда как попал?

— В том центре в Хасларе, условия — хуже, чем в тюрьме! Здесь — по два человека в камере. А там — бараки, поделённые на секции, фанерными перегородками, никакой звуковой изоляции. И в каждой секции — по три-четыре койки. Представляешь, около ста человек разных национальностей и религий в одном бараке с общими туалетами, умывальниками и душевыми?! А у тебя голова пухнет от своих проблем! Превращаешься в человеконенавистника…

— Представляю. В армии так было.

— В армии — какая-то дисциплина и порядок. А в этом зверинце все говорят на разных языках, молятся разным Богам и претендуют на уважение к себе.

— И ты попросил перевести тебя в тюрьму?

— Нет. У меня там возник конфликт с арабами. И администрация решила удалить меня, как проблематичного. Так, я оказался здесь.

— Ты говоришь, что тебя задержали прямо на стройке, и в рабочей одежде закрыли? А как же твои документы и вещи? — интересовался я.

— Они позволяют позвонить и попросить кого-нибудь передать документы и вещи. Могут и сами привезти, если скажешь адрес. Иногда, заезжают с тобой на твой адрес, и под присмотром позволяют собраться.

— И ты предоставил им свой паспорт?

— Нет. Всё осталось там, где я жил. Кому надо, те пусть и делают мне документы. Насколько я знаю, вскоре они меня депортируют в Украину. А вот с моими сбережениями проблематично.

— Остались на банковском счету, а у тебя нет карточки? — предположил я.

— Хуже. Я хранил наличные не в банке, а в одном надёжном месте. Когда меня задержали, я не мог забрать оттуда свои деньги. Потом, когда стало ясно, что меня уже не выпустят, я позвонил одному из своих земляков-соседей, объяснил ему, где лежат деньги, и просил передать их мне вместе с вещами. Вещи он мне передал. А деньги — нет.

— Понятно. Какая-то связь с этим человеком есть?

— Только его мобильный телефон. Сначала, он отвечал, и что-то обещал, ссылался на занятость. На разговоры с ним я спустил в тюремные телефоны-автоматы немало денег, но пока ничего не изменилось. А последнее время, его телефон просто не отвечает на мои звонки. Звоню другим людям, прошу их связаться с ним. Они передают ему мои просьбы. Но всё глухо. Если честно, Сергей, мне не хотелось бы говорить об этом. С такой массой навалившихся вопросов, мне с большим трудом удаётся поддерживать относительное спокойствие. Поэтому, предлагаю сменить тему, — закончил свою историю Лев.

— Это понятно, — согласился я.

— Помнишь, я говорил тебе о специфике украинцев, которых я встречал в Англии, — вставил своё замечание Иварс.

— Иварс, вовсе не факт, что если бы латышу, литовцу или эстонцу попали в руки наличные сбережения соседа, задержанного для дальнейшей депортации, то латыш достойно удержался бы от искушения поиметь ближнего, — ответил я.

— Вы о чём? — недоумённо спросил Лев.

— Иварс, познакомившись здесь с украинцами, утверждает, что они особо отличаются низкими моральными качествами, — пояснил я.

— Ну, ты, Серёга, и сформулировал! — хмыкнул Иварс.

— А, вы об этом! — врубился Лев. — Возможно, наши люди немного лидируют в этом смысле. Но в моём случае, легко мог соблазниться и латыш, и англичанин, — прокомментировал Лев.

— Сергей, представь себе, я сейчас благодарен им за то, что они перевезли меня в эту старую викторианскую тюремную дыру! — продолжал Лев. — У меня уже крыша ехала от всего случившегося со мной и от мыслей о скором принудительном возвращении домой, без денег. Сейчас я сижу здесь в одноместной каптёрке со своим туалетом и умывальником. Меня никто не достаёт, и я, наконец, успокоился и стал нормально спать. А за хозяйственные работы мне ещё и приплачивают на текущие расходы.

— Понятно. Уж лучше так ожидать депортации. Выйдешь на свободу, пусть даже за пределами острова, возможно, и деньги свои вернёшь, — подвёл я итог.

Повадился ходить к нам с Иварсом и местный тип, из соседней камеры. David Webb, под номером DE 7673.

Его еврейское имя совсем не соответствовало его внешности, поэтому, я перекрестил его в соответствии с его английской фамилией Webb. (Web — паутина) И стал звать его Spider (паук). Ему это понравилось.

Этот хохмач, эксперт по футболу, захаживал к нам, чтобы перехватить у Иварса табака, да музыкальный центр взять на время, прослушать какие-то СД.

Со мной он регулярно обсуждал футбольные новости. Особенно ему нравилось смаковать унизительные поражения Киевского Динамо и глухое неучастие национальной сборной Украины в европейских и мировых футбольных чемпионатах.

Иварс здесь помалкивал, в силу недостаточного запаса слов и недоразвитости футбола в Латвии. Но однажды в разговоре, он выступил в качестве болельщика футбольного клуба Саутхэмптона, который успешно отыграл в 2000-ом году в премьер- лиге Англии.

Дэвид-паук презрительно отмахнулся при упоминании Саутхэмптона, нахваливая Манчестер Юнайтед.

— А ты, вообще, откуда?! Из Саутхэмптона? — поставил он Иварса на место. — Ты из страны, которую никто не знает. И о футболе там слышали только благодаря английской премьер-лиге, — смеялся над ним Паук.

— Сам ты придурок английский! — отвечал ему Иварс по-русски. — Между прочим, за клуб Саутхэмптона сейчас играет нападающий из Латвии! Переведи ему, Серёга.

— Кто такой? — фыркнул Паук.

— Marian Pahars, — назвал Иварс имя нападающего Саутхэмптонского футбольного клуба.

Паук лишь презрительно отмахнулся в ответ.

— Он гражданин Латвии? — уточнил я.

— Конечно! До этого он играл за латышский клуб Сконто, — ответил Иварс.

— По-моему, он родом из Украины, — предположил я.

— О! Ещё один супер форворд из Украины! — заржал Паук, услышав упоминание об Украине. — Ребров сидит на скамейке запасных в лондонском Тотенэме, и ещё кто-то в захолустном Саутхэмптоне нашёл себе работу и пытается удержаться в премьер-лиге, — хохмил Дэвид-Паук.

— А ты сам, откуда, Паук? — спросил я его. Ведь не из Манчестера. Ещё и не англичанин, возможно, — еврей, — перешёл я в наступление.

— Точно, жид Давид Паук! — рассмеялся Иварс. — Ещё и табак у меня сшибает. Паучина!

— Я не еврей. Я фанат футбольного клуба Манчестер Юнайтед! С кем тут разговаривать! — фыркнул паук. — Банда нелегалов и уголовников! И как только таких в Англию впускают?! — хохмил мистер Паук.

— Ты, криминальный объект Её Величества! Слышал об украинском боксёре Кличко? Он американских негров валит, скоро и вашего Льюиса достанет, — поддерживал я познавательные разговоры с соседом по крылу.

— Слышал. Если ты умеешь читать по-английски, то посмотри в спортивных газетах, какой рейтинг у Льюиса и где твой Кличко, — парировал паук.

С этим типом можно было говорить бесконечно. О чём бы ни шла речь, он унижал всё иностранное и хвастал английским. Хотя и делал это в шутливой форме и не обижался на анти британские замечания.

Из места моего первого заключения прислали сертификат, подтверждающий мои знания и навыки пользователя некоторых программ. Это подтолкнуло меня к продолжению моего тюремного образования. Компьютерным классом здесь я даже не поинтересовался. Не было настроения морочить себе голову. Просто записался в класс английского языка, чтобы убивать там часть дня и получать десять фунтов в неделю на шоколад.

Уроки английского языка исправно посещали несколько поляков под предводительством пана Булки. Они тихо пшекали о своём, постоянно пили кофе, играли в шахматы и выходили на перекуры. Вели себя вполне пристойно, хотя и не проявляли интереса к английскому языку. Учительница — приятная женщина среднего возраста ценила их стабильную посещаемость и хорошее поведение. Она не приставала к ним с заданиями по английскому языку, но всегда охотно отзывалась на их вопросы, типа «как это сказать?».

Иногда она просила меня помочь ей разъяснить что-то из грамматики какому-нибудь китайцу. Спешить мне было некуда, и я вступал в контакт с представителями иной цивилизации. Это было многократное повторение сочетаний английских звуков и жестов.

Подтверждением осознания была улыбка китайца и благодарные кивки головой.

Учительница, в разговорах со мной, никогда не спрашивала ни о моей национальности, ни о причине и сроках моего пребывания здесь. Она всегда была уважительно вежлива. Во время коротких разговоров, она обращалась ко мне — мистер Иванов, хотя её служебное положение не обязывало её этому. Она представляла качества англичан, которые мне более всего нравились в них. Но это становилось дефицитом. В её компании я переключался на иную волну, и забывал, что я в тюрьме.

В определённые дни и часы наше крыло посещали добровольцы от каких-то местных религиозных и прочих обществ. Они общались с заключёнными, желающими поговорить с ними, и, по возможности, помогали им, чем могли. В большинстве это были пожилые тётеньки, желающие применить свой богатый жизненный опыт и свободное время для спасения молодых заблудших душ.

Порою, я наблюдал со стороны, как парни в трико, ожидающие своей очереди к бильярдному столу, подходили к пожилой женщине и о чём-то мило беседовали с ней. Она внимательно слушала их. Затем, что-то отвечала-поучала. Ребята быстро утомлялись от нравоучений, и, не скрывая скуки, начинали оглядываться на бильярдный стол, дабы не пропустить свою очередь.

Особенно комично выглядел перед бабулей какой-нибудь бритоголовый верзила с татуировкой на затылке и с полуоткрытым ртом. Рассеянно слушая, едва понятную речь визитёра, он, привычно опустив руку в штаны, массировал своё застоявшееся хозяйство.

Иварса посещали и опекали его душу, некие две женщины, из соседних городков. Каждую неделю его уводили на свидание, откуда он возвращался задумчивым и с порцией почтовых марок, обязывающих его регулярно писать письма домой.

Наступил ноябрь. Погода стала дождливой. Прогулки стали не столь приятны. Камерные концерты волынки звучали продолжительней и тоскливей. Мой срок подходил к концу, и я окончательно созрел для возвращения домой.

Однажды мой земляк Лев постучал в закрытую дверь нашей камеры и сообщил нам, что ему приказали собрать свои вещи, и сейчас его уведут отсюда. Как он полагал, наконец, готовы его документы к депортации, и теперь его доставят куда-нибудь поближе к аэропорту.

Это был наш последний, торопливый разговор сквозь закрытую дверь. Он мог видеть нас в глазок. Мы лишь слышали его.

Несколько часов спустя, когда открыли камеры для общения, мы уже не нашли своего товарища в нашем крыле. Одноместную каптёрку Льва занял другой. Это был один из английских парней, с которыми я поступил в эту тюрьму в один день. Я запомнил его по цветной татуировке на затылке, изображающей герб лондонского футбольного клуба Арсенал.

Иварса известили о дате рассмотрения его дела в суде. Мой срок заключения истекал раньше, и предполагалось, что к этому времени меня здесь не будет. Иварс загрустил. Я обещал ему не пропадать, молиться за него, и поддерживать с ним почтовую связь.

Когда же наступил день моего освобождения, ничего не произошло. Мне показалось, что обо мне просто позабыли, и я решил напомнить о себе.

Стараясь держать себя спокойным, я просто обратился к дежурившему в этот день надзирателю.

— Начальник, сегодня истекает срок моего заключения. Меня выпустят когда-нибудь отсюда?

— Обязательно, приятель! Компьютер обо всех помнит, — с весёлой иронией ответил тюремный служащий. — Нам нужны места для новых гостей. Далее, миграционная служба должна позаботиться о тебе, — пояснил он.

— Понятно, — озадаченно ответил я, с тревогой вспоминая о заирском приятеле Лумумбе — узнике с неопределённым сроком.

— Тебе не нравится наша тюрьма? — отвлёк меня надзиратель-шутник, внимательно присматриваясь ко мне.

— Не очень. Не самое лучшее место, — рассеянно ответил я.

— Согласен.

В этот же день, во время обеденного перерыва, нас посетил Паук. Он принёс из школы распечатанный им рисунок, и приклеил его на стене в нашей камере. Под корявым рисунком взлетающего пассажирского самолёта он подписал крупными разноцветными буквами; Take me home!!![118]

Паук был очень доволен своим остроумным творчеством.

— Спасибо Паук! Я пришлю тебе в тюрьму рождественскую открытку, — пообещал я.

— Спасибо, Сергей! Ты — джентльмен. Я бы разрешил тебе остаться жить в Англии. Но меня беспокоят твои странные симпатии к Киевскому Динамо и некоторые шутки об Англии, англичанах и нашей Королеве.

— Паук, ты ещё не слышал моих шуток об Украине и о себе самом!

Загрузка...