Осуждённые грешники (ЛП)

Глава пятнадцатая

Закусочная Дьявольской Ямы открыта круглосуточно, это рай бургеров и горького кофе для тех, кто не спит по ночам. Прошло три дня с моей первой смены на яхте, и каждую ночь я сижу в душной кабинке под неумолимыми светодиодными лампами, держа перед собой книгу Недвижимость для чайников.

Я перечитала первую строчку первой главы больше раз, чем могу сосчитать. Я не могу вникнуть в нее — не только потому, что знаю, что никогда не стану той женщиной, которая надевает костюм на работу и будет сидеть расфуфыренная на скамейке автобусной остановки, но и потому, что, как я и предсказывала, прощальные слова Рафаэля крутятся у меня в голове.

Будь осторожнее, когда называешь меня боссом, будучи полуголой, Пенелопа. Я могу неправильно понять.

Изгиб его кулака. Разворот его плеч. Резкая линия его подбородка, когда он оглянулся на меня. Образ настолько яркий, что если я достаточно долго смотрю на темноту за окном, то могу разглядеть на ее фоне его силуэт.

Я проникла ему под кожу на кратчайший миг, но далеко не так глубоко, как он проник под мою.

Действительно, жалкая. Неужели я настолько незрелая и изголодавшаяся по сексу, что достаточно лишь сжать мою грудь, погладить ее и мягко пригрозить, чтобы бабочки в моем животе смахнули пыль со своих крыльев?

Официант наполняет мою чашку кофе, прежде чем дать ему остыть, в надежде, что жжение отвлечет меня от нервной энергии, гудящей в моей груди.

Это не отвлекает.

Позади меня звенит колокольчик над дверью, ледяной ветер обдувает мою спину, а вслед за ним доносится теплый смех. Я оборачиваюсь и вижу, как в зал врывается группа девушек. Они примерно моего возраста, и, судя по шапкам Санта-Клауса и неуместному стуку шпилек по линолеуму, они только что вернулись с рождественской вечеринки.

Та, что в блестящем платье, хлопает ладонями по стойке.

— Несите мне все, что у вас есть!

Смех разносится по закусочной, приподнимая уголки губ официантов и трех одиноких посетителей, занимающих другие столики.

— А если серьезно, — стонет девушка в красной юбке, подходя к подруге сзади и обнимая ее за талию. — Через три часа нам работу, а единственное, что сможет впитать водку — это гамбургеры и картошка фри.

Чувствуя себя сиротой, заглядывающей рождественским утром в семейную гостиную, я наблюдаю за перепалкой через спинку сиденья своего столика, пока моя улыбка не исчезает, а пустота в груди не становится больше. Словно я наблюдала, как они открывают подарки перед камином, и постепенно поняла, что тепло и счастье внутри не дойдут до меня через стекло. Реальность такова, что я остаюсь снаружи, на холоде, ни с чем.

Держу пари, они обмениваются джинсами и признаются в своих странных пристрастиях к мужчинам, которые их ненавидят.

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, я поворачиваюсь обратно к стене закусочной. Игнорируя жалостливую улыбку старика за угловым столиком напротив, я изучаю подписанные футбольные футболки за плексигласом и зернистые фотографии знаменитостей, которые на самом деле такими не являются, пожимающих руку владельцу.

— Подождите, сделайте погромче!

Я оглядываюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как девушка в красной юбке перегибается через стойку и хватает пульт дистанционного управления. Мой взгляд следует за тем, куда она указывает, и останавливается на массивном телевизоре, установленном на стене.

Срочные новости. Слова вспыхивают красно-белым цветом под мрачно выглядящей женщиной. Она закутана в кашемировый шарф и стоит перед обугленным зданием с микрофоном, прижатым к губам.

Девушка за моей спиной нажимает на кнопку регулировки громкости.

— Сегодня я стою возле бывшего казино и бара Ураган, вскоре после того, как появились новости о том, что владелец попросил пожарную службу Атлантик-Сити прекратить расследование пожара, — репортер бросает взгляд на газету в своей руке. — Мы здесь с самим владельцем, Мартином О’Хара, — камера поворачивается и показывает мужчину, стоящего рядом с ней. — Мартин, не могли бы вы рассказать нам, почему вы решили прекратить расследование?

Ледяное осознание разливается по коже, охлаждая все, что скрывается под ней. Инстинктивно хочется встать и убежать, но я словно примерзаю к сидению. Я могу только смотреть в знакомые глаза и слушать знакомый голос, когда паника подступает к горлу.

— Прежде всего, мы хотели бы выразить огромную благодарность сотрудникам пожарной службы Атлантик-Сити, которые неустанно работали над этим расследованием в течение последних нескольких дней. Однако, помня о том, что государственные службы перегружены работой, а средства на их содержание ограничены, мы решили прибегнуть к другим методам правосудия, не обременяющим налогоплательщиков.

— То есть вы хотите сказать, что берете закон в свои руки?

Мартин издает хриплый смешок.

— Вы говорите о нас как о бандитах, Клэр.

— Ну… это звучит немного зловеще, вам не кажется? Почему бы не позволить правоохранительным органам разобраться с этим вопросом? В конце концов, подозреваемый в поджоге разгуливает на свободе.

Он натянуто улыбается.

— Как я уже сказал, мы больше не хотим тратить время инспекторов или деньги налогоплательщиков. Нам повезло, что у нас есть ресурсы, чтобы нанять частных детективов, и из уважения к жителям этого замечательного города мы так и поступим.

— А когда ваш частный детектив поймает его?

Его взгляд переключается на камеру. Он проникает сквозь экран телевизора и обжигает мою влажную кожу.

— Кто сказал, что это он?

Мое зрение колеблется, как будто у него есть свой собственный пульс, но в самом центре его — всезнающий взгляд Мартина О’Хара, острый, как нож. Новости внезапно обрываются оранжевым пламенем, озаряющим ночное небо. Яростное пламя охватывает красные кирпичи, пока они не становятся черными. Вот оно: воплощение моей личности — импульсивной и озлобленной — во всей ее ослепительной красе. И вот я здесь, наблюдаю за этим из гребаной закусочной за чашкой кофе.

Господи, что со мной, блять, не так? Находясь здесь я была одержимая монстром в красивой обертке, и жалела себя, потому что у меня нет друзей, как будто я, черт возьми, не в бегах. Как будто я не запихивала свою жизнь в один чемодан и не запрыгивала на первый попавшийся Greyhound, направляющийся в противоположном направлении от того бардака, что я заварила.

Мартин О’Хара знает. Он знает, что я подожгла его казино, и все, на что я могу надеяться, это то, что он не знает, куда я пошла после того, как зажгла спичку.

— Эй, девочка, ты в порядке?

Блестки, шпильки и громкие голоса проносятся надо мной, и только когда я бросаю двадцатку на стойку и ловлю заинтересованный взгляд официанта, я осознаю, что уже на ногах и направляюсь к выходу.

— Лучше не бывает, — говорю я хриплым голосом и выскакиваю на улицу.

Ночь освещена безвкусными рождественскими украшениями. В витринах магазинов красным и белым светятся леденцы, а надувные Санты, привязанные к уличным фонарям, машут мне рукой из-под слоя инея. Когда мои ботинки скользят по обледенелой земле, я замедляю шаг, останавливаюсь и выдыхаю белое облачко на фоне неба.

Черт побери. Последнее место, где я хочу быть — это моя квартира, потому что комнаты слишком малы, а моя паника слишком велика.

Твои грехи рано или поздно настигнут тебя, Малышка Пенн. Они всегда настигают грешников.

Полагаю, я уже знала это задолго до того, как чиркнула спичкой, бросила ее в бутылку из-под водки и оставила на пороге бара Ураган.

Вот почему я в первую очередь начала свой Грандиозный Квест. Не потому, что мне действительно хотелось сделать карьеру более возвышенную, чем мошенничество, а потому, что я знала, что это было похоже на наркотик ЛСД. Если я подсяду на него, то буду только скатываться все глубже и темнее в пучину греха. И посмотрите на меня сейчас: за три года я прошла путь от того, чтобы сделать мужские кошельки немного легче до поджога зданий.

Я никогда не должна была позволять себе заходить так далеко. Мне давным-давно следовало завязать.

Треск статического электричества покалывает мою кожу, и, когда я поднимаю взгляд к небу, первая капля дождя с тяжелым шлепком падает мне на верхнюю губу. Потом еще одна, и еще. Через несколько секунд с небес обрушивается буря, словно Бог уронил свою коллекцию мрамора.

И тут вспышка молнии озаряет небо, пугая меня.

Дерьмо. Это как раз то, что мне нужно.

Затаив дыхание, я прижимаю книгу к груди, прячу подбородок в воротник промокшей шубы и бросаюсь бежать к ближайшему укрытию — огромной телефонной будке перед пекарней. Я проскальзываю внутрь и прислоняюсь спиной к двери.

Через несколько секунд раздается раскат грома, от которого вибрируют стеклянные стены будки. Я вдыхаю спертый, влажный воздух и заставляю свои ноги не подкашиваться подо мной.

Неужели из всех моментов для редкой прибрежной грозы это должно произойти именно сейчас?

Когда очередная резкая вспышка света заполняет кабинку, я отчаянно пытаюсь найти что-нибудь, чтобы отвлечься. Я отжимаю волосы, а затем под мерцающим светом лампочки проверяю книгу на предмет повреждений от воды. К счастью, она покрыта защитным пластиком, потому что это библиотечная книга. Ирония моей заботы вызывает горький смех, который растворяется в очередном раскате грома.

Черрт возьми, я схожу с ума.

Я закрываю глаза и на несколько секунд прислоняюсь головой к двери.

Внутри будки мое неровное дыхание превращается в углекислый газ, а за ее пределами ливень искажает красные и белые огни. Я зажмуриваю глаза, ожидая следующей вспышки молнии. Когда она проходит, я открываю их, и мой затуманенный взгляд падает на что-то, прикрепленное к задней стенке телефона-автомата. Что-то знакомое. Я моргаю, чтобы обострить зрение, затем бросаюсь вперед и срываю его с канцелярской кнопки.

Матово-черная карточка, буквы с золотым тиснением и номер, напечатанный шелковистыми черными цифрами. У меня вырывается еще один смешок, только на этот раз он не такой горький на вкус.

Анонимные грешники.

Ночь, когда я нашла свою первую карточку Анонимных грешников, врезалась в мою память. Мне было тринадцать, я пряталась в ванной Visconti Grand, потому что Нико не пришел в казино в тот вечер. Карточка была засунута в зеркало на фут выше моего отражения. Не знаю, что заставило меня сунуть ее в карман, но я это сделала.

В ту ночь, когда я смотрела на отблеск автомобильных фар, пробегающий по потолку моей спальни, я внезапно вспомнила, что она у меня. Итак, я спустилась вниз, села в кресло напротив отключившегося на диване отца и набрала номер.

Голос женщины звучал как у робота, но все же он был самым мягким из всех, что я когда-либо слышала. Она не обрывала меня, как это делала моя мать. Не кричала на меня, как отец. Она заставила меня захотеть открыться. Это заставило меня почувствовать, что мне наконец-то есть с кем поговорить.

В течение следующих пяти лет я пользовалась горячей линией как дневником. Это было мое анонимное убежище, место, где я могла жаловаться на пьяные драки моих родителей и обсуждать новые трюки, которым научилась у Нико.

Знаю, что она даже ненастоящая, но чувствую себя немного виноватой за то, что оставила ее, уехав в Атлантик-Сити.

Я провожу большим пальцем по текстурированному заголовку и прикусываю нижнюю губу. Это уже третья визитка, которую я вижу с момента возвращения на Побережье. Первая была в квартире, вторая спрятана на страницах Библии в моей больничной палате.

Когда она выпала на накрахмаленные простыни, у меня мелькнула мысль, и сейчас она снова закрадывается мне в голову.

Религиозные люди исповедуются в своих грехах, верно? Может быть, если бы я сделала то же самое, то не почувствовала бы, как они тянут меня за лодыжки, пытаясь утащить в адское пекло. Может быть, если я воспользуюсь горячей линией по назначению, я не услышу рев огня, эхом отдающийся в моей голове между ударами сердца, или, может быть, не почувствую запах дыма при каждом резком повороте головы.

Но я не верю в Бога. Где он был, когда моей матери снесли голову? Когда мой отец звал его в углу кухни?

Бог не спас их в ту ночь, и меня он тоже не спас. Удача помогла. Я почувствовала ее в теплом и увесистом кулоне на своей шее. Все мое тело гудело от падающих звезд, подков и цифры семь, а не от голоса большого человека в небе.

Но это не мешает мне потянуться за трубкой или прижать ее к уху, вздрагивая от очередного удара молнии. Не успев опомниться, я, прищурившись, смотрю на клавиатуру и набираю знакомый номер.

Задерживаю дыхание на все три гудка.

Щелк.

— Вы дозвонились до Анонимных грешников, — говорит мой старый друг. — Пожалуйста, оставьте свой грех после гудка.

Я делаю паузу, тяжело выдыхаю в трубку и провожу рукой по мокрым волосам. Мой грех застрял в горле, слишком интимный и разрушительный, чтобы произнести его. Он становится больше, плотнее, и мое дыхание становится затрудненным в попытке обойти его.

Почему у меня ощущение, что она меня осудит? Она ведь даже не настоящая, черт возьми.

Мой взгляд опускается на книгу в моей руке. На этикетку, приклеенную к корешку: Собственность публичной библиотеки Атлантик-Сити.

Я с трудом издаю дрожащий смешок и поднимаю взгляд на дождь, барабанящий по крыше.

— Я взяла три библиотечные книги и никогда не смогу их вернуть.