Осуждённые грешники (ЛП)

Глава двадцать четвертая

— В Атлантик-Сити есть масса вещей, по которым я скучаю, — я кладу мобильник на умывальник в ванной и дрожащей рукой провожу щеткой по волосам. — Но ничего… особенного, понимаешь? Бейгл с лососем и сливочным сыром из того маленького кафе на пирсе. Мартини с маракуйей в баре Ронни. Эм… что еще…

Я беру телефон и несу его в спальню, прижимая ко рту, пока роюсь в шкафу. Я выбираю джинсы и свитер, а затем бросаю сотовый на кровать, чтобы переодеться. Когда он отскакивает от матраса, я мельком вижу время звонка и отшатываюсь. Господи. Я уже сорок пять минут разговариваю на линии Анонимных грешников и несу полную чушь, просто чтобы заполнить свою пустую квартиру чем-то другим, кроме моей собственной нервной энергии.

Каждая косточка в моем теле гудит от последствий прошлой ночи. Призрак текстурированной шерсти все еще ласкает пространство между моими бедрами. Тихие команды сдавленным голосом все еще отдаются в голове. И каждый раз, когда я смотрю на одну из моих белоснежных стен, на их фоне вспыхивает изображение разрисованной кожи Рафаэля.

Мои нервы напряжены чем-то… странным. Что-то, что балансирует на грани между беспокойством и поражением. Я раскусила блеф Рафаэля и устроила ему приватный танец, так почему я не чувствую, что обыграла его в его же игре?

Возможно, это как-то связано с доведением себя до оргазма, словно я гребаное бешеное животное, которое прижималось к передней складке его брюк. Или, знаете, тот факт, что я заснула на его пассажирском сиденье.

Мои щеки горят уже в миллионный раз за сегодняшний день. Почему я не могу подавить вчерашнюю ночь, как это делаю со всеми остальными проблемами? Страх быть пойманной Мартином О'Хара едва не дает о себе знать. Рафаэль Висконти, от его стильного костюма до скрытых татуировок и дурацкой булавки на воротнике: он заполняет каждый квадратный метр моего сознания до такой степени, что я могу лопнуть по швам.

Подавив возглас разочарования, я пересекаю комнату и выглядываю в окно, разглядывая пустую улицу внизу.

— Ничего не делать весь день было пыткой. К тому же сегодня я не работаю, и у меня нет никаких планов, — сообщаю я на горячую линию. — Мэтт тренирует свою хоккейную команду, у Рори урок пилотирования, Тейси работает, и Рэн тоже. Что ж, полагаю, я могла бы спуститься и повидаться с Рэн в «Ржавом якоре»….

Ранее я чуть не рассказала на горячую линию о Рафаэле, но что-то меня остановило. Наверное, из-за того, что я выросла на этой линии, роботизированная женщина на другом конце провода кажется мне скорее другом детства. Я не хочу осквернять ее грязными рассказами о танцах на коленях и сухом сексе. Так что я придерживаюсь поверхностного подхода.

Бип-бип. Бип-бип.

Я хмурюсь, смотрю на телефон и понимаю, что мне звонит Лори.

Черт. Сердце замирает, и я нажимаю кнопку — переключить линию.

— Да?

В трубке раздается легкое хихиканье.

— Расслабься, милая. Я пока не собираюсь тебя увольнять. Вообще-то, я звоню, чтобы узнать, сможешь ли ты прийти сегодня? Знаю, что поздно, но у нас на борту состоится очень важная официальная встреча и…

— Да! Да, я свободна.

— Боже, это было просто. Обычно мне приходится подкупать людей двойной оплатой, чтобы они согласились выйти в свой выходной.

Проклятье. Я уже собираюсь отступить, когда мой взгляд падает на гору денег на комоде. Это больше, чем я видела за всю свою жизнь.

Она говорит, что через час меня будет ждать служебный катер, и вешает трубку.

Час спустя грубоватый Блейк вытаскивает меня из маленькой лодки. Судя по тому, как он подмигивает мне, когда его хватка соскальзывает с моего бедра, он еще не понял, что я украла его бумажник, или что есть вполне реальная вероятность того, что я спихну его за борт, если он продолжит освистывать меня каждый раз, когда я от него отхожу.

Я захожу в раздевалку, чтобы снять обувь и шубу, затем, следуя предыдущим инструкциям Лори, направляюсь в бар на верхней палубе. Сегодня здесь только я и еще один бармен, так что либо на этой встрече почти никто не пьет, либо они очень неприхотливы в обслуживании. Почему-то я сильно сомневаюсь, что и то, и другое верно.

Поднимаясь по лестнице, я не могу удержаться от того, чтобы не закатить глаза при виде Блейка. Снова. Господи, все люди Рафаэля идиоты в той или иной форме, но этот действительно самый большой болван из всех. Почему он повсюду? Он охраняет комнату отдыха с панорамными окнами вместе с лысым помощником, который почти не разговаривает, и когда я протискиваюсь мимо него без тени улыбки, меня провожают очередным освистыванием.

От этого напрягается моя спина и в кулаке вспыхивает искра ярости.

— Я не чертова собака, — шиплю я.

— Держу пари, что трахаешься ты, наверное, как она, — бормочет он в ответ, а лысый фыркает.

Уставившись на золотую ручку двери, я втягиваю воздух и жду, когда красная пелена рассеется. Ты исправляешься. Ты исправляешься. Ты исправляешься.

Ярость остывает до кипения, я расправляю плечи и протискиваюсь в комнату отдыха.

Дверь легче, чем я думала, поэтому она с грохотом ударяется о заднюю стену, и я вздрагиваю. Когда я открываю глаза, я медленно останавливаюсь.

О, черт.

Я и не подозревала, что все происходит здесь, это комната поменьше, чем скай лаундж⁴⁸. Но в этом есть смысл, потому что встреча состоит всего из трех человек, колоды карт и коробки лучших кубинских сигар.

И очень громкого ирландского акцента. Он принадлежит мужчине, похожему на херувима, с седой короткой стрижкой и пронзительными голубыми глазами. Но в его голосе нет ничего ангельского: он омерзительный, и каждое второе слово, слетающее с его губ — ругательство. Все три пары глаз устремлены на меня, но я сосредотачиваю взгляд на своих ногах и пробираюсь вдоль стены, пока не оказываюсь в безопасности бара за другой дверью. Я открываю эту гораздо осторожнее и поворачиваюсь, чтобы успеть поймать ее, прежде чем она захлопнется за мной.

В сужающемся просвете я встречаюсь с удивленным взглядом Рафаэля и смущенно улыбаюсь.

Он подмигивает.

Боже. Резко повернувшись, я закрываю дверь и прислоняюсь к ней головой, ожидая, пока моя кровь остынет до более подходящей температуры. Мне так не терпелось выбраться из квартиры, что я решила поработать сверхурочно, не думая о последствиях: увидеть Рафаэля после той ночи.

— Сюрприз! — женская трель заставляет меня широко распахнуть глаза. Рори сидит на барном стуле и улыбается. На ней расстегнутый до пояса летный костюм цвета хаки и белая футболка под ним.

Я расплываюсь в улыбке.

— Что ты здесь делаешь?

— У Анджело встреча с Рафом и каким-то стариком. Узнала, что ты работаешь, и решила сократить урок пилотирования и составить тебе компанию, — она вытягивает шею, чтобы заглянуть в кладовую, затем театрально шепчет, постукивая колодой карт по барной стойке и размахивает блокнотом. — Я тренировалась!

Я даже не заметила, что Анджело здесь, настолько меня отвлек громкий ирландский акцент и жаркое подмигивание Рафаэля. Я сдерживаю смех, проскальзывая за стойку.

— Надеюсь, ты практиковалась наедине?

— О, конечно. Анджело думает, что у меня внезапная одержимость садоводством, потому что я пряталась в сарае, — она щелкает колодой, закатывая глаза. — Серьезно, что может расти зимой? О, кстати, что ты делаешь в субботу вечером? В Лощине будет вечер игр, ты должна прийти и посмотреть, как я обыграю Рафа.

Прежде чем я успеваю ответить, из кладовки выбегает мужчина с лицом, скрытым за ящиком пива в руках. Он ставит его на пол, выпрямляется в полный рост и удивленным повторным взглядом смотрит на меня.

— Господи. Неужели я вижу привидение?

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, кто это: Дэн.

В смысле: Дэн, передай мне молоток.

— Я очень даже жива, — сухо говорю я. — А что ты здесь делаешь?

— Ну, обычно я работаю в «Ржавом якоре», но подрабатываю личным барменом Рафа, — он дёргает плечом и ухмыляется. — Он зовет, я прихожу.

Мне приходится стиснуть зубы, чтобы не закатить глаза. Наличие личного бармена только укрепляет его статус самого претенциозного мудака года.

Дэн начинает выставлять пиво в холодильник, посмеиваясь про себя.

— Не могу поверить, что Раф погнался за тобой с молотком.

Вздох Рори обжигает мои уши.

— Да, а я не могу поверить, что ты ему его вручил.

— Эй, что босс хочет, то босс и получает.

— Ладно, кто-то хочет ввести меня в курс дела, — говорит Рори, и в ее тоне слышится затаенное волнение. — О чем ты говоришь?

— Она облапошила Рафа на его часы в «Логове Блу» в Бухте Дьявола. Это было дико.

Рори переводит взгляд на меня, затем на часы на моем запястье. Честно говоря, на мне они выглядят нелепо. Они слишком велики, и даже при самом тугом застегивании циферблат постоянно перекручивается к пульсу. Не знаю, почему я продолжаю брать их с комода и надевать каждое утро. Я убираю руку с барной стойки и прячу ее за спину, чувствуя, что защищаюсь.

— Что значит — облапошила? — шепчет она.

— Не облапошила. Мы сыграли в игру, и я выиграла его часы.

— Ты выиграла его часы, — повторяет она, и всезнающее озорство наполняет ее взгляд. — И теперь ты их носишь.

— И теперь я их ношу, — я хмурюсь в ответ.

Она открывает рот и так же быстро его закрывает. Затем она возвращается к своему блокноту, и ухмылка приподнимает ее губы.

Щелк.

Звук открывающейся двери пробегает у меня по спине. Рори вскидывает голову, в панике прижимает к груди игральные карты и блокнот и соскальзывает со стула.

— Мне нужно позвонить, — бормочет она и ныряет в двери террасы.

Ошеломленный взгляд Рафаэля следует за ней, прежде чем обратиться ко мне. Я разглаживаю свое платье и изо всех сил стараюсь не выглядеть взволнованной. Дэн, напротив, спокоен, как воскресное утро.

— В чем дело, босс? Что я могу вам предложить?

Рафаэль продолжает смотреть на меня еще мгновение, прежде чем скользнуть к барной стойке и уделить Дэну все свое внимание.

— Два виски и воду, похожую на виски, — он проводит рукой по своей дергающей челюсти. — Думаю, Келли снова смешивает виски с бензодиазепинами⁴⁹.

— Будет сделано, босс.

Дэн исчезает в кладовке, оставляя меня в одиночестве терпеть пристальное внимание Рафаэля. Это безумие, что в темноте его машины, под кайфом от его тепла, я жаждала его взгляда, но при сдержанном свете дня мне хочется заползти под камень и спрятаться.

Он смотрит на мою грудь с оттенком неодобрения.

— Новой формы еще нет?

— Лори сказала, что ее привезут завтра.

Он сдержанно кивает и бросает взгляд на сообщение, которое высвечивается на экране его мобильного.

Тишина захлестывает нас, как ураган, я кончаю ему на бедро, а потом засыпаю в его машине на шесть с лишним часов. Я беру тряпку и принимаюсь вытирать воображаемые потеки на дубовой барной стойке, стараясь не обращать внимания на внезапно нахлынувшее на меня разочарование.

Не знаю… В холодном солнечном свете, льющемся через окна, Рафаэль излучает корпоративное совершенство. Свежевыбрит, костюм из ткани в тонкую полоску, туфли так блестят, что отражают мое хмурое выражение лица.

Прошлой ночью он был совершенно другим человеком. Промокшая от дождевой воды рубашка просвечивала чернила, словно это были его истинные цвета. Пребывание рядом с этим человеком вызывало у меня совсем другие ощущения. Казалось, что он посвятил меня в свой маленький грязный секрет. Но этот человек — то, что он транслирует всем остальным в мире. И по какой-то причине мне не нравится, когда меня смешивают со всеми остальными.

Его телефон блокируется, и он смотрит на меня интересующимся взглядом.

— Ты хорошо спала прошлой ночью?

Простой вопрос, но волна облегчения накатывает на меня так быстро, что я чувствую легкое головокружение. По крайней мере, я знаю, что это не был лихорадочный сон.

Конечно, я не показываю этого на своем лице.

— Эх. Могло быть и лучше.

Его губы изгибаются.

— Да? А что так?

— Подушки не было, а одеялом служил всего лишь пиджак. Если бы твоя машина была AirBnb⁵⁰, я бы дала ей оценку в четыре звезды, — я задумчиво прикусываю губу. — Нет, три с половиной.

— Почему ты сняла ползвезды?

— Там еще был жуткий мужчина, который всю ночь на меня пялился.

Он смеется красивым, грубоватым смехом, и меня охватывает возбуждение от осознания того, что я — причина этого.

Когда черты его лица снова становятся нейтральными, я беззастенчиво разглядываю его. Его глаза налиты кровью, а под ними залегли темные круги.

— Важная встреча?

— Мм.

— У тебя усталый вид. Не спал?

Он облокачивается на барную стойку, согревая меня теплом своего тела. Мое дыхание прерывается.

— Да, — тихо говорит он. — Похоже, я был слишком занят тем, что был жутким мужчиной и всю ночь пялился на красивую девушку.

Мое смущение написано на моем лице разными оттенками красного. Он смеется и подмигивает мне.

Боже, он очарователен, когда хочет. И хотя я знаю, что скрывается за этим, я понимаю, что меня немного одурачили.

Дэн выносит поднос с виски и ставит один бокал чуть в стороне от остальных. Рафаэль стучит костяшками пальцев по стойке и выпрямляется в полный рост.

— Пенелопа, принеси их мне.

И с этими словами он вылетает за дверь, оставляя за собой очередное отсутствие слова «пожалуйста».

Дэн ничего не говорит, просто наблюдает за мной, поджав губы, пока я неуклюже несу поднос в комнату отдыха.

Внутри воздух более тяжелый, чем когда я только вошла, отчасти из-за сигарного дыма, висящего над журнальным столиком, а отчасти из-за карт, разложенных на его поверхности.

Я сразу же узнаю в раскладе Блэкджек Висконти, в который они все здесь играют, и условный прилив адреналина пронзает меня до глубины души. Это прошлая жизнь, Пенелопа. Прошлая жизнь.

Моя нынешняя жизнь предполагает обслуживание тех, кто сидит за столом, вместо того, чтобы сидеть вокруг него. Я ставлю стакан рядом с Анджело. Его взгляд скользит по часам на моем запястье, затем поднимается ко мне, что-то нечитаемое мерцает в его глубине. У меня замирает сердце, но он ничего не говорит.

Я перехожу на сторону, где сидит Рафаэль. Он не обращает на меня внимания, но все же моя рука задевает рукав его костюма. Затем, не меняя стоического выражения лица, его рука скользит по задней поверхности моего бедра и добирается до подола моей юбки.

Он тянет вниз.

Я подавляю вздох, а Анджело достает карту из дека⁵¹ и кладет ее.

Королева Червей.

Рафаэль сбрасывает карты.

Он тяжело выдыхает и откидывается в кресле.

Пошатнувшись от неожиданной хватки за юбку, я опускаю бокал ирландца немного слишком сильно. Он вздрагивает, затем поворачивается ко мне с дикими глазами. В них плещется что-то теплое, и он ерзает в кресле, чтобы придвинуться ближе.

— Еще или достаточно⁵², принцесса?

У меня сводит челюсть от этого прозвища, но я все равно не могу оторвать глаз от стола. Только быстрый взгляд на сданные карты подсказывает мне, что он должен выбрать достаточно — слишком много младших карт уже разыграно, — но я закрываю рот и натягиваю улыбку.

— Откуда мне знать? Я всего лишь маленькая глупая принцесса.

Его смех растворяется в тяжёлой тишине. Даже в его расфокусированных глазах и азартных движениях есть что-то такое, что заставляет беспокойство стекать по спине, словно сироп. Я пытаюсь отодвинуться от него, но он быстрее, чем кажется. Его рука вытягивается и хватает меня за запястье.

Три пары глаз, включая мои собственные, уставились на него. Боковым зрением я вижу, как Рафаэль наклоняется вперед, упираясь предплечьями в колени.

— Как тебя зовут, милая?

Чаевые. Подумай о чаевых.

— Пенни.

Снова разражается смех. Слишком громкий для встречи трех человек.

— Это очень удачливое имя. Еще раз, что там есть за выражение? Увидел пенни — подбери и ждёт удача впереди? Хотя, рыжим не очень-то везет на яхтах, не так ли?

— Угу, — сухо отвечаю я, молча отшатываясь от старой пословицы, которая преследовала меня в детстве. Я отдергиваю руку, но его рука тянется к моему кулону. Он с любопытством поглаживает подвеску в виде четырехлистного клевера.

— Келли, — говорит Раф слишком спокойно.

— Тебе повезло, как и ирландцам, — бормочет Келли, не обращая внимания на то, как Рафаэль произносит его имя в завуалированном предупреждении. — В тебе есть хоть капля ирландского, милая?

— Нет.

— А ты бы хотела, чтобы в тебе было что-то ирландское?

Рафаэль вскакивает, но я быстрее, наклоняюсь и шиплю Келли в лицо.

— Если ты прямо сейчас не уберешь от меня руку, я её укушу.

Он смотрит на меня долгие, неловкие секунды. Где-то в комнате тикают часы. Пристальный взгляд Рафаэля обжигает мне лицо. Анджело прочищает горло.

В конце концов, с самодовольной улыбкой, расползающейся по его тонким губам, он отпускает меня.

Но не без напутственного слова. Я знаю, что оно предназначено только для моих ушей.

— Я знал, что это была ты.

Я моргаю, и тут меня охватывает ужас. Ленивый, просачивающийся в мои вены, горячий и липкий, сковывающий мои конечности. Скапливающийся в груди, замедляющий пульс, заполняющий легкие.

Я знал, что это была ты.

Оцепенев, я встаю во весь рост и смотрю на Рафаэля. Он держится спокойно, но его глаза смотрят на меня, кипя от нескрываемой ярости. Откинувшись в кресле, Анджело говорит что-то на отрывистом итальянском, и Рафаэль, медленно покачивая головой, неохотно опускается на свое место.

Я пробираюсь к бару, проплывая сквозь слова, наполненные высокомерием и весельем.

— Я пошутил, — слышу я за спиной. — Но как насчет того, чтобы мы немного повысили ставки…

Я захлопываю дверь ногой и прижимаюсь к ней спиной. Рори нигде не видно, но на другой стороне бара Дэн перестает крутить тряпку в стакане и поднимает на меня бровь.

— Келли действительно так плох?

Когда я качаю головой, в ней звучат слова: я знал, что это была ты. Я не узнаю его, но даже в его поганом состоянии мне показалось, что он узнал меня.

Если только мне это не показалось? Он сказал это так тихо, так невнятно, что мог бы сказать все, что угодно. Но есть одно неприятное наблюдение, от которого невозможно отмахнуться.

Он ирландец.

Мартин О'Хара — ирландец.

Нет. Это было бы ужасно неудачливо с моей стороны. Не так ли?

Нервы ломают тело, как товарный поезд, я киваю и соглашаюсь во всех нужных местах, пока Дэн угощает меня фирменным коктейлем недели — мартини с маракуйей — и рассказывает о закусках в корабельной столовой: бейглах с лососем и сливочным сыром.

Мне было начхать на коктейли или еду, и мои щеки болели от того, что я пыталась изобразить фальшивую улыбку.

Когда за барной стойкой звонит телефон, я выпрыгиваю из кожи.

— Да? — я дышу в трубку.

Голос Рафаэля звучит ровно и мрачно.

— Скажи Дэну, чтобы принес воды, без льда, — он делает паузу. — Пенелопа? — я крепче сжимаю трубку, мои плечи напрягаются в ожидании последствий. — Дэн. Не ты.

Он вешает трубку.

— Это был босс? — спрашивает Дэн, слишком бодрым тоном для моего измождённого состояния.

Я киваю, хватаю стакан и наполняю его водой. Почему Дэн? Почему не я? Господи, у меня слюнки текут от нетерпения.

Может быть, я действительно узнаю его, просто не разглядела как следует?

Есть только один способ выяснить это.

Я ставлю стакан с водой на поднос и топаю в панорамную комнату отдыха. Теперь в воздухе витает не дым сигар и не беззаботное соперничество, а что-то другое. Мой взгляд скользит по затылку Келли, по каменному выражению лица Анджело, затем останавливается на Рафаэле. Его глаза пылают холодной зеленой яростью, которая наводит на мысль, что я по уши в дерьме из-за неподчинения его просьбе, но прямо сейчас мне, блядь, все равно. Я ставлю стакан на стол со стороны Келли и вглядываюсь в его профиль.

Нет, я определенно не узнаю его.

Он поворачивает голову и одаривает меня самодовольной улыбкой.

— Не хочешь ли сдать карты, принцесса?

Я моргаю и перевожу взгляд на карты перед ним. Он разыгрывает последнюю раздачу в игре, на столе лежит стопка сброшенных карт, и в колоде осталась только одна карта.

Я не знаю, почему это слетает у меня с языка. Может быть, потому, что я хочу, чтобы он смотрел на меня подольше, чтобы я могла по-настоящему изучить его лицо и понять, узнаю ли я его. Или, может быть, это потому, что я чертова идиотка.

— Зависит от того, играешь ли ты тузом как старшей или младшей картой, — шепчу я.

Проходит мучительная секунда.

Рафаэль потирает переносицу. Анджело медленно выдыхает. И звонкий смешок Келли эхом отдается в моей груди.

— Сдавай.

Бросив осторожный взгляд на Рафаэля, Анджело вытаскивает последнюю карту из колоды и бросает ее на стол.

Туз пик.

Здесь так тихо, что я слышу тиканье часов Breitling Рафаэля на моем запястье. По ту сторону двери слышно жужжание блендера. Как Дэн может готовить мартини с маракуйей в такое время?

Я смотрю на Рафаэля в поисках ответа, что глупо, потому что я даже не знаю вопроса. Опустив голову, он медленно поднимает свой взгляд на меня, и мне не нравится то, что я в нем вижу.

Его взгляд мягкий. Это противоречит удушающему напряжению, давящему на четыре стены комнаты. Когда он опускается к кулону на моей шее, в нем появляется решимость.

— Пенелопа.

— Да? — шепчу я в ответ.

— Скажи мне, какая сегодня погода.

Я моргаю. Воздух был такой густой, что даже если бы у меня был обсидиановый нож, я бы не смогла разрезать его, а он беспокоится о погоде?

— Что?

Словно пытаясь передать что-то успокаивающее своим взглядом, он кивает на французские двери позади меня.

— Выгляни в окно и скажи мне, какая сейчас погода.

После секундного замешательства я делаю, как мне говорят. Неуклюжей походкой я подхожу к стеклу и прижимаю потную ладонь к его холодной поверхности.

Я сглатываю.

— Ну, э-э… Пасмурно, но я не думаю, что будет…

Мой прогноз обрывается на полуслове звуком, который я узнала бы где угодно. Этот звук я слышала раньше, дважды, когда он унес жизни обоих моих родителей-бездельников.

Бах.

Звук выстрела отражается от стен и звенит у меня в ушах. Все останавливается — мои слова, время, пульс.

— Пенелопа? — я цепляюсь за спокойствие в голосе Рафаэля, как за спасательный круг. — Не оборачивайся. Просто открой дверь и прогуляйся.

Я следую этому спокойному голосу, дрожащими пальцами открывая дверь и выходя наружу.

Затем вдыхаю ледяной воздух и запрокидываю голову к небу.

Может быть, сегодня все-таки пойдет дождь.