Освобожденный Иерусалим

1.

Влюбляет армию в себя Армида,

Страданья, чувства для нее ничто,

Пойдут с колдуньей хоть под свод Аида

Уже не десять латников, а сто!

Такое предприятье – не для вида —

Возглавить должен кто-нибудь, но кто?

От полководца рыцари удачи

Ждут разрешенья каверзной задачи!

2.

Ключ подыскало небо к тайнику

И подсказало выход суверену:

Пусть сами воины в своем полку

Найдут Дудону павшему замену.

«Беды на войско я не навлеку

И самолюбья братьев не задену», —

Так он решил, передоверив труд

Тому, кого они же изберут.

3.

Он рыцарей созвал и властным тоном

Им объявил: «Я обещал не раз

Царевне овладеть дамасским троном,

Но в должный срок, и это не отказ!

Я непоколебим в решенье оном

И, как в былом, поддержки жду от вас,

Поскольку ничего нет неизменней

В умах людей, чем перемена мнений.

4.

Однако если ваш высокий ранг

Не помешает счесть сию затею

Рискованной для рыцарских фаланг,

Я с вами препирательств не затею.

Будь предо мною самый знатный франк,

Скажу я гордецу и богатею:

„Опасна авантюрная звезда,

Но мой совет не кнут и не узда!“

5.

Не уходить я вам даю свободу

Или уйти, но прежде, чем уйти,

В своих рядах вам должно воеводу

Взамен вождю убитому найти.

Счастливцев, подготовленных к походу,

Он отрядит числом до десяти.

Другого не назначу я условья —

Не сторож я для вольного сословья».

6.

Ответил полководцу младший брат:

«Ты мудр и с глупою не дружишь спешкой!

Твой долг – вести войска в обход преград,

А в молодых клокочет кровь: „Не мешкай!“ —

Азартный вызов нам милей стократ!

Боюсь, как бы презрительной усмешкой

Не оскорбила нас Европа вся,

Тебя за трезвый ум превознося!

7.

Дамаска штурм не назовешь забавой,

Но выгоду сулит его разгром.

Так пусть же лучшие на бой кровавый

Уйдут, как ты велишь, вдесятером». —

Евстахий притворялся, что за славой

Гоняется и за чужим добром.

Был окрылен в его отряде каждый

Не жаждой подвига – любовной жаждой!

8.

Червь ревности Евстахия снедал:

Ринальда он оглядывал с обидой,

Так был негодник статен и удал!

«Не увязался б только за Армидой

И этот захудалый феодал! —

Так думал принц. – Нет, сколько ни завидуй,

В доверье к выскочке придется влезть,

А значит, хитрость применить и лесть»:

9.

«Ринальд, ты к подвигам на бранном поле

Шагаешь по родительским следам!

Вождя в Дудоне чтил я поневоле

Из уваженья к прожитым годам.

Кто лучше подойдет для этой роли?

Кому сегодня голос я отдам?

Я, полководца брат единокровный,

Отныне твой вассал беспрекословный.

10.

Дудона пост и славу заодно

Я жертвую тебе без возражений,

Бульонский герцог уступил давно

Тебе главенство на полях сражений.

Итак, ты остаешься, решено!

Блажен защитник слабых, но блаженней

Поборник чести и высоких нужд:

Он искренне путей полночных чужд!

11.

Блеснуть у нас всегда найдется повод,

Собратьев я уговорил почти,

Есть у меня для них весомый довод:

Ринальд, один ты стоишь десяти!

Меня же искусал сомнений овод,

Остаться или все-таки уйти…

Я сдержанность твою ценю, однако:

Молчи, покуда не подам я знака».

12.

Умолк Евстахий, покраснев как рак.

В душе его читая без ошибки,

Ринальд чуть не сказал: «Достойный брак!»

И рот чуть не скривил в полуулыбке.

Амур ему не друг был и не враг,

Он юношу щадил при всякой сшибке:

Герой ревнивой страстью не пылал

И за Армидой гнаться не желал.

13.

Он был сражен Дудоновой кончиной,

Убийство как бесчестье пережив.

Шептал себе сквозь слезы: «Будь мужчиной!» —

Негодовал, что беззаконник жив!

Евстахий, похвалой небеспричинной

Легко Ринальду голову вскружив,

В душе неопытной затронул струны

Тщеславные – поддался рыцарь юный.

14.

Запальчиво вскричал он: «Предпочту

Я всем чинам, регалиям и званьям

Покорное служение Христу,

Но если братья с честным упованьем

Мне славу прочат на таком посту,

Я их не оттолкну с негодованьем.

Меня за доблесть рыцарская знать

Готова главарем своим признать!

15.

И если полк согласьем мне ответит,

Тебе в Дамаск уйти я помогу!» —

Евстахий верит, что помех не встретит:

В товарищеском ищет он кругу

Поддержки, но на то же место метит

Гернанд, в чьем сердце не нашла слугу

Любовь – он за коварной чаровницей

Не побежит, вассал иных амбиций!

16.

Восславил не один норвежский скальд

Гернанда род, гордиться заповедав

Страной, где сосны, холод и базальт,

Страной-союзницей датчан и шведов.

Гордился славой собственной Ринальд,

Не похваляясь подвигами дедов,

Хотя в роду его за сто веков

Не счесть ни мудрецов, ни смельчаков.

17.

Увы, для принца северной державы

Все счастье было в землях и казне.

Любого королевства вензель ржавый

Он солнцем почитал в голубизне.

Не ветеран, не дьявол моложавый —

Мальчишка, отличившийся в резне,

Претендовал на званье капитана —

Как он возненавидел шарлатана!

18.

Проведали об этом духи зла,

И в грудь Гернанду из глубин Аверна

Змеей неслышно ярость заползла.

С тех пор в душе его гнездилась скверна,

Не ослабляя скользкого узла.

Ее одну он слушал легковерно:

«Тебя юнец безродный перешиб! —

Нашептывал ему змеиный шип. —

19.

Себя причислил к знати родовитой

Нелепый выскочка, но чем он горд?

Когортой предков, лаврами увитой?

Но где поместья у его когорт?

Как смеет он с твоей живою свитой

Умерших предков сравнивать эскорт?

Не слишком ли заносчив раб, взращенный

В своей Италии порабощенной!

20.

Молокосос – соперник твой в борьбе?

Какими побужденьями он движим?

Не промелькни наглец в твоей судьбе,

Никто б не вспомнил о юнце бесстыжем.

Дудона пост по рангу был тебе —

Каким теперь он окружен престижем?

Он тем уже унижен, что холоп

Под командирский шлем подставит лоб!

21.

И если правда, что умерших души

Читают наши мысли и слова,

Себе, зажмурясь, затыкает уши

Старик Дудон, устав от хвастовства

Раба, кричащего о жирном куше,

Безумца, предъявившего права

На жезл заслуженного полководца, —

Щенок над нами, видимо, смеется!

22.

Пусть многие считают, что он прав,

И рукоплещут, как по уговору,

Пусть, веру, совесть и закон поправ,

Ринальд прислужников скликает свору,

Запомни: ты лишен исконных прав,

И Готфрид попустительствует вору.

Ты должен показать, спасая честь,

На что способен ты и кто ты есть».

23.

Как факел, сотрясаемый во мраке,

В Гернанде вспыхнул гнев от этих слов.

От раздраженья стыд забыл он всякий,

Ругался, как последний сквернослов.

С восторгом слушали его зеваки:

Громил, клеймил, язык перемолов,

И выставил предметом посмеянья

Ринальда благородные деянья.

24.

Любой высокий, бескорыстный жест

Гордец в Ринальде объявил пороком,

Свою же зависть выдал за протест

И сдобрил ложью, будто ненароком.

Он знал, что итальянцу надоест

Издевки слушать на плацу широком,

К тому же перепетые толпой, —

Навстречу смерти шел он, как слепой.

25.

А змей шептал: «Товарищей порадуй!

Им этот мальчик что в глазу бревно.

Срази его возвышенной тирадой,

Оклевещи и высмей заодно!» —

Ристалище за лагерной оградой

Недавно было сооружено,

Там копья рыцари в мишень метали

И мышцы упражняли для баталий.

26.

Не мог предвидеть бесов ученик,

Что гибель встретит он на этом поле.

Авернским ядом брызжет клеветник,

Для ран душевных не жалеет соли.

Ринальд внезапно перед ним возник,

Он ярость сдерживать не в силах боле,

Ему противен наглый пустозвон:

«Ты лжешь, Гернанд!» – и меч из ножен вон.

27.

Раскатом грома грянул гордый вызов,

Стальная молния, пронзая твердь,

Взвилась над вязью рыцарских девизов,

Норвежец задрожал, почуя смерть,

Но на глазах у графов и маркизов

Бежать не мыслил и, прямой, как жердь,

Стоял, не делая назад ни шагу,

Изображая на лице отвагу.

28.

И в тот же миг фонтан слепящих брызг

От вынутых мечей забил повсюду,

Приспешники, презрев смертельный риск,

В тысячегрудую смешались груду.

Железных лезвий лязг, и звон, и визг

Невнятно вторили людскому гуду,

Свирепому, как гул морских валов,

Перекрывающий разгул ветров.

29.

Дорогу преградили с грозным криком

Ринальду оскорбленному враги,

А он идет навстречу острым пикам:

«Беги, обидчик! Супостат, беги!» —

Сверкающим мечом, как в танце диком,

Описывает жуткие круги

И вырастает мстителем победным

Один – лицом к лицу с Гернандом бледным.

30.

Теперь он не отступит ни на пядь,

Норвежца бьет то слева он, то справа,

Вперед ныряет, подается вспять,

Как будто даже в гневе мыслит здраво!

Врасплох Гернанда застает опять,

Еще мгновенье и близка расправа:

Теснит, то в голову, то в грудь разя, —

Куда ударит, предсказать нельзя!

31.

Вот наконец он сделал выпад ложный

И принцу дважды в грудь вонзил клинок.

Душа ушла, а следом дух вельможный —

Мертвец остался дважды одинок.

Убийца меч вложил обратно в ножны,

Взглянул на тело мертвое у ног

И ускакал, изгнав из сердца сразу

Отмщенья жёлчь и ярости заразу.

32.

В тревоге вышел Готфрид из шатра,

Заслыша необычный шум снаружи,

К ристалищу спускается с бугра:

Гернанд валяется в кровавой луже.

Власы в грязи, две раны у ребра,

Толпа рыдает об убитом муже.

Воскликнул вождь: «Кто смел надеть броню

И упражненье превратить в резню?»

33.

Арнальд, Гернанда спутник постоянный,

Ответил, умолчав про клевету:

«Бертольда сын, преступник окаянный,

Убил героя на святом посту!

На слуг Христовых, бесом обуянный,

Он поднял меч, обещанный Христу,

Недавний твой декрет нарушил грубо,

Да покарает Небо душегуба!

34.

Он жизни должен быть самой лишен,

А не добычи, званий и поместий.

Проступок богомерзкий совершен

В святом для рыцарства, сохранном месте.

Иначе, Готфрид, твой закон смешон,

И завтра каждый под предлогом мести

Начнет чинить над войском самосуд,

И нас ничьи декреты не спасут.

35.

Не будет распрям рыцарским предела

Благочестивой миссии во вред.

Гернанд, чья плоть еще не охладела,

На поединки соблюдал запрет…» —

«За честь свою стоять – святое дело! —

Досадливо прервал его Танкред, —

Ринальд иначе не пролил бы крови!»

Но Готфрид только мрачно хмурил брови.

36.

Танкред к нему: «Мой государь, нельзя

Карать по общей мерке, без разбора

Слугу и князя, пешку и ферзя.

Ринальд – племянник Гвельфа, сын сеньора,

И потому скажу я, не дерзя:

Поспешного побойся приговора! —

За равные проступки должно нам

Карать согласно рангам и чинам».

37.

Ответил вождь: «Примером для плебея

Должны служить имперские столпы!

Танкред, спасибо не скажу тебе я

За эти речи – так они глупы!

Выходит, перед принцами робея,

Я должен стать властителем толпы?

Коль о таком мечтали вы монархе,

Ни царств я не желаю, ни епархий.

38.

Хочу, чтоб власть моя была тверда,

Хочу, чтобы сплотились воедино

В почтенье к ней рабы и господа.

Девиз мой – золотая середина!

Для пользы дела нужно иногда

К барону приравнять простолюдина,

Не разбирая, кто велик, кто мал!» —

Танкред безмолвно мудрости внимал.

39.

Раймунд, поклонник древности суровой,

Искусству управлять вознес хвалу:

«Там, – объяснил он, – дух царит здоровый,

Где жизнь покорна царскому жезлу.

Ни царедворец, ни лакей дворовый

Ни в чем потворствовать не смеет злу!

Иначе княжествам лежать во прахе —

Монаршья милость держится на страхе».

40.

Дослушав речь о строгости былой,

Танкред решил: «Не миновать расплаты!»

К Ринальду конь его летит стрелой,

Не конь, а сказочный скакун крылатый!

Сидит в палатке витязь удалой,

В углу окровавлённый меч и латы.

Танкред, помочь надеясь храбрецу,

Поведал все, что слышал на плацу.

41.

«Я не ищу ключа к душевным тайнам, —

Добавил он, – и знаю, что грешно

Судить о них по признакам случайным.

Из разговоров понял я одно:

Все в гневе на тебя необычайном

И, дабы смыть позорное пятно,

Готовы славу воинства Христова

Казнить, как беззаконника простого».

42.

С кривой усмешкой рыцарю в ответ

Вскричал Ринальд: «Пускай рабам кандальным

Законы возвещает правовед,

Невольникам нужды многострадальным!

Свободным появился я на свет,

Свободным дрался в крае чужедальном,

Свободным встречу смерть под звон клинков —

Бердольда сын не вытерпит оков!

43.

И если заковать прикажет в цепи

Меня тиран в награду за труды

И в предназначенном для черни склепе

Велит сгноить без хлеба и воды,

Скажу я: нет решения нелепей,

Он гордости своей пожнет плоды:

Толпу неверных Готфрид наш упрямый

Братоубийственной потешит драмой!»

44.

Не рассуждая больше ни о чем,

Потребовал доспехи рыцарь юный,

Дамасским подпоясался мечом,

На грозный лоб надвинул шлем чугунный,

Необоримый щит подпер плечом,

В броне – как молния в ночи безлунной!

Не зря его боялись перс и парс:

Так с пятой сферы неба сходит Марс!

45.

Вскричал Танкред, смягчить надеясь гордый

Ринальда нрав: «О меченосный брат,

Легко смирял ты варварские орды,

Нет в поединках для тебя преград.

Гернанд в обиде за свои фиорды

Ошибся, клевеща у этих врат,

Но содрогнись великодушным сердцем

И зла не причиняй единоверцам!

46.

Ужель ты на своих обрушишь меч?

Ужель, в небесном усомнясь оплоте,

Десницу Божью вздумаешь отсечь

От Божьего плеча, от Божьей плоти?

Души своей бессмертной не калечь,

Ринальд, в угоду бренной позолоте!

Непрочной славы суету и ложь

Ужель ты райским благам предпочтешь?

47.

Не следуй гордецам и маловерам,

Смирение за трусость не сочти,

Смирение угодно горним сферам,

Смирясь, ты вправе благость обрести.

Быть может, юноша, тебе примером

Послужат вехи моего пути:

От дьявольских я убежал соблазнов

И выстоял, в безверье не погрязнув.

48.

Когда подмял я киликийский край,

Солдаты Балдуина в стены Тарса

Вошли за мной – Господь их покарай! —

Столь низкого не ожидал я фарса:

Вчерашний друг, забыв дорогу в рай,

Тельца златого славил вместо Марса.

Мир с мародером никому не мил,

Но я полков его не разгромил.

49.

Я знаю, ты не выдержишь острога,

Не усидишь за крепкими дверьми,

Ты кодекс чести соблюдаешь строго,

Не чтя законов, писанных людьми.

Свободна в Антиохию дорога,

У Боэмунда спрячься и пойми:

Ты под горячую попался руку,

Пойдешь на эшафот другим в науку!

50.

Когда же басурманские войска

Нас потеснят, ты снова станешь нужен,

Еще сильней ценим издалека,

Для армии дороже многих дюжин.

Ты для полка как правая рука,

А воин однорукий безоружен».

Ринальд хотел сказать: «Твой план хитер»,

Но в это время Гвельф вбежал в шатер.

51.

Вскричал старик: «Забудь про честь мундира!

Скорей беги, иначе пропадешь!» —

Не стал перечить вспыльчивый задира.

У ближней коновязи молодежь

Столпилась, поджидая командира.

Какой они устроили галдеж! —

Готовы вместе с ним к любому бою,

Но лишь двоих друзей он взял с собою.

52.

Легко вскочил в седло, взмахнул кнутом,

Коню грядущей Славы задал шпоры

В мечтах о том, как в блеске золотом

С египетских твердынь сорвет запоры,

Как, преуспев на поприще святом,

Дерзнет в имперские вмешаться споры,

К верховьям Нила тайным подойдет

И там бессмертье или смерть найдет.

53.

Казалось, путь пред ним стелился гладкий,

Товарищи ему смотрели вслед,

А Гвельф к штабной направился палатке,

Где Готфрид экстренный держал совет.

Увы, прием его там ждал несладкий.

Воскликнул вождь: «Тебя все нет и нет.

Гонцов давно я разослал повсюду,

Так сколько же тебя искать я буду?»

54.

Он попросил оставить их вдвоем

И произнес негромко и серьезно:

«Хочу я о племяннике твоем

Поговорить, пока еще не поздно.

Довольно он натешился копьем,

Булатом разыгрался слишком грозно.

Чем свой проступок оправдает он?

Один на всех у Готфрида закон!

55.

У правды должен я стоять на страже,

У благости, сошедшей в Назарет,

Не по нутру мне дух нечистый, вражий,

Когда страстями разум перегрет,

Но ежели мальчишка в буйном раже

Без умысла нарушил мой запрет,

Пусть явится на суд без промедленья,

Дабы я взвесил тяжесть преступленья.

56.

Я не хочу тащить его в тюрьму —

Раздоров и вражды с меня довольно!

Но ежели не по сердцу ему

Перед судом склониться добровольно,

Тебе, мой друг, придется самому

Его доставить, как тебе ни больно,

Иначе вздыбится, осатанев,

И в самом кротком сердце правый гнев!»

57.

Ответил Гвельф: «Хуле и срамословью

Был юноша обязан дать отпор,

Как надлежит дворянскому сословью.

Окончился кровопролитьем спор.

Увы, найти границу хладнокровью

Никто не исхитрился до сих пор.

Покуда смерть врагов не примирила,

Для правосудной мести нет мерила.

58.

Ринальда не отыщешь ты нигде:

Он лагерь войсковой покинул сразу —

Свободного не удержать в узде!

Но я готов по твоему приказу

Встать на его защиту на суде

И выкорчевать лживую заразу.

Не назовешь несправедливой месть,

Когда несправедливо топчут честь!

59.

Я докажу, что обломал по праву

Он герцогу спесивому рога.

Приказ нарушил он, чиня расправу,

За это кара менее строга!» —

Ответил вождь: «Строптивцу не по нраву

Наш подвиг против общего врага…

Тем лучше! Без Ринальда блажь и смута

Не вскружат голову еще кому-то!»

60.

Тем временем Армида поутру

Выходит вербовать себе подручных,

Пьянеют крестоносцы на пиру

Улыбок и посулов сладкозвучных.

А на закате к своему шатру

Зовет двух компаньонок неразлучных

И кавалеров двух – всю ночь они

О чем-то шепчутся и жгут огни.

61.

Попасть нетрудно к чаровнице в сети —

Пленит любого молодости цвет!

Другой такой красавицы на свете

Вовек не будет, не было и нет.

Поймались без труда на плутни эти

И юноша, и старый сердцеед,

Лишь Готфриду, чья ветреная паства

Катилась в блуд, ее претили яства.

62.

Его не привлекала сладость слов:

Так, стаю пролетающую клича,

Впустую сыплет зерна птицелов,

Не зная, что сыта его добыча.

Паря на высоте среди орлов,

Благочестивец не услышал клича

Любовного – обманный блеск померк,

Он пищу недуховную отверг.

63.

Не помышляя о земных соблазнах,

Чурался праведник ее затей.

Напрасно в обликах разнообразных

Она к нему являлась, как Протей.

Ледовый панцирь в россыпях алмазных

Разбился бы на несколько частей

От стрел любви, но, Господом хранимый,

Стоял он тверд, с пути неустранимый.

64.

Красавица привыкла, что сердца

Сдаются, стоит повести ей бровью,

А тут от гнева нет на ней лица,

Недолго эдак повод дать к злословью!

В конце концов другого храбреца

Она решает покорить любовью:

Так полководец, испытав афронт,

Бросает армию на новый фронт.

65.

Танкреда победить ей было нечем:

Вторая страсть не прижилась бы в нем,

Влюбленный не готов был к новым встречам,

Былым подогреваемый огнем.

Так новый яд мы прежним ядом лечим

И чувство нерожденное клянем.

Влюбилось в деву войско боевое,

Не подчинились только эти двое.

66.

Горюет вожделения сестра,

Что не очаровала жертвы главной.

И все же удалась ее игра,

Игра улыбками и речью плавной.

Армида чувствует: бежать пора,

Чтоб не прослыть обманщицей бесславной:

«Вдали от этих мест, в другом краю

Я вас в другие цепи закую!»

67.

Убраться прочь не терпится плутовке

И увести в неволю лучший взвод.

За робость выдав тайные уловки,

Идет она в собранье воевод:

«Нет времени у нас для подготовки,

Мой государь, боюсь я, что вот-вот

Тиран прознает о союзе нашем,

Под дудку мы его тогда запляшем!

68.

Боюсь, как бы невнятный гул молвы

И внятные шпионов донесенья

Не помутили царской головы. —

Пошли солдат для моего спасенья!

И если правду говорят волхвы,

Что, на земле оставив опасенья,

Мы, чистые, пред Богом предстоим,

Народ мой станет данником твоим!»

69.

Ответил вождь: «Не всуе дал я слово.

Ты будешь признана своей семьей,

Но, вижу, на меня ложится снова

Обязанность безумцам быть судьей».

Разбушевалось воинство Христово,

Обманутое хитрою змеей:

В отряд Армиды рыцари просились

И от упрямой ревности взбесились.

70.

Ей жаль, что предприятья сорван срок,

Сменить решила тактику красотка:

Амур стал слишком в талии широк,

Спустить жирок ему поможет плетка.

Глупцам на пользу ревности урок. —

Так жеребец бежит легко и ходко,

То сзади подгоняемый хлыстом,

То привлеченный пляшущим хвостом!

71.

Улыбки раздает она по кругу,

Искусные выделывает па,

И рыцари завидуют друг другу

И на успех надеются сглупа.

Взять под седло, надеть на них подпругу

Мечтает мудрый Готфрид, но толпа

Брыкается, как вздорная кобыла,

Ее взнуздать бы, да не тут-то было!

72.

Обидеть он не хочет никого,

Уверенный в их силе и отваге,

Но раздражается, что большинство

О наивысшем позабыло благе.

«Мое решенье, братья, таково:

Пусть добровольцы на клочках бумаги

Свои напишут четко имена

И случаю доверятся сполна».

73.

Глупцы, не видя в проволочках прока,

Бросают жребии в пустой сосуд

И, подчиняясь самовластью рока,

Его для справедливости трясут.

Сперва Артемидора из Пемброка,

Затем Герарда выбрал высший суд,

Закончив первый раунд Венцесласом,

Смеясь над фалалеем седовласым.

74.

Какая ревность вспыхнула в умах

У тех, кто не пойдет за дщерью ада!

Сосуд опять трясут, и каждый взмах

В сердца, шипя, роняет каплю яда.

Чья участь будет решена впотьмах?

Примолкло войско, не спуская взгляда

С того, кто свитки достает со дна

И новые читает имена!

75.

Вильгельм из Руссильона стал четвертым,

За ним Рудольф, и Генрих, и Гаскон,

И Ульрик с Ольдриком, рубакой тертым, —

В Баварии княжил он испокон

Веков, затем Рамбальд, друживший с чертом:

Христовой церкви он презрел закон.

Он мнил, что страсть все может перевесить. —

Так рыцари дошли до цифры десять.

76.

Отвергнутые молят: «Повзрослей,

Амур, не уступай меня Фортуне!

Как мог ты ей позволить, дуралей,

Размахивать кувшином из латуни!» —

Запретный плод других плодов милей,

Колдуньи чары не пропали втуне,

Решили рыцари: «С приходом тьмы

К Армиде присоединимся мы.

77.

Пускай в дороге мы погибель встретим,

Мы верность нашей даме сохраним!» —

То с тем она прощается, то с этим,

А дурню верится, что только с ним!

По очереди, точно малым детям,

Внушает: «Милый, кто с тобой сравним!» —

А десять избранных, надев доспехи,

Мечтают о совсем ином успехе.

78.

Напрасно слово истины простой

Несет им Готфрид по-отцовски, чутко,

Напрасно там и здесь твердит: «Постой,

Завоеванье Сирии не шутка!

Для басурманки клятва – звук пустой!» —

Сердца не слышат доводов рассудка.

«Что ж, – рассуждает вождь, – вам в путь пора,

Не ждать же, в самом деле, до утра!»

Уходят рыцари за чаровницей

По манию любовной ворожбы.

В цепях за триумфальной колесницей

Так тянутся плененные рабы.

79.

Уходят рыцари за чаровницей

По манию любовной ворожбы.

В цепях за триумфальной колесницей

Так тянутся плененные рабы.

За ними вслед безмолвной вереницей,

Оставив стан на произвол судьбы,