От Андропова к Горбачёву

Глава 1. Партия, партаппарат и Советы

В Советском Союзе существует одна закрытая наука, которая совсем неизвестна на Западе, а в самом СССР доступна для изучения только партаппаратчикам. Неуклюжая по названию, она наука всех наук по управлению государством и партией — это «партийное строительство». Ее основоположником был Ленин. Задумав захватить власть в России, он изложил пути и методы этого захвата в известной работе «Что делать?».

Главные тезисы этой работы действуют и по сегодня: не марксистское социалистическое сознание приведет к революции и к власти, а особая организация революционеров, основанная на конспирации. Центральный тезис Ленина гласил: «Дайте нам организацию революционеров — мы перевернем Россию». Ядро такой организации должна составить узкая группа профессиональных революционеров, конспиративная техника которых превосходит конспиративную технику царской полиции. Когда же Ленин пришел к власти, он заявил: «Мы Россию завоевали — теперь мы должны Россией управлять». Ядро новой власти, по Ленину, опять-таки должны были составить члены узкой партийной олигархии — члены Центрального Комитета партии, а в самом ЦК — Политбюро, Оргбюро, Секретариат и аппарат ЦК. Советы, съезды Советов, ЦИК Советов и ВЦИК, сама советская конституция — все это для Ленина — ширма, бутафория. Все дела государства должна решать партолигархия. Ленин был политический циник и вещи называл своими именами. Вот его подлинные слова: «Мы должны знать и помнить, что вся юридическая и фактическая конституция советской республики строится на том, что партия все исправляет, назначает и строит по одному принципу». (Ленин, т. 31, 4-е изд., стр. 342). Ленин признавал, что и партией, и государством руководит партийная олигархия. Вот слова Ленина: «Партией руководит… ЦК из 19 человек, причем текущие работы в Москве приходится вести еще более узким коллегиям… Оргбюро и Политбюро… Выходит, следовательно, самая настоящая "олигархия”… Ни один важный вопрос не решается ни одним государственным учреждением в нашей республике без руководящих указаний ЦК партии». (Ленин, т. 25, стр. 193–194). Когда Ленину указывали, что в таком случае в советской России не «диктатура пролетариата», а диктатура одной партии, то он хладнокровно отвечал: «Да, диктатура одной партии! Мы на ней стоим и с этой почвы сойти не можем». (Ленин, т. 24, стр. 423). Вот этой диктатуре одной партии, вернее, диктатуре партолигархии скоро 70 лет.

В чем же секрет ее долголетия? Дело, конечно, не в марксистской идеологии, не в «коммунистической сознательности» масс, не в «политико-моральном единстве партии и народа», — все это сказки для обывателей. Секрет долголетия коммунистической диктатуры в ее партийно-полицейской, тоталитарнотеррористической организации режима. Вот эта организация создана и функционирует на точных, научно-разработанных, в своих принципах незыблемых, в формах и методах гибких, нормах «партийного строительства».

Само название может ввести в заблуждение — значит, эта наука занимается делами партии, ее организацией, структурой, ее работой. Да, этим она занималась до прихода к власти, но с тех пор, как партия стала единственной правящей партией в государстве, «партийное строительство» стало универсальной наукой по управлению партией, государством и всеми его отраслями — внешней политикой, армией, политической полицией, судебно-прокурорскими органами, экономикой, культурой, народом в целом. После первого поколения большевистских кадров периода правления Ленина, все последующие поколения кадров партии со времени Сталина и после него, как правило, направлялись в высшие партийные школы или на высшие партийные курсы для изучения и овладения вот этой наукой «партийного строительства». Все нынешние руководящие кадры партии от Политбюро, Секретариата, руководителей отделов аппарата ЦК КПСС до секретарей ЦК союзных республик, крайкомов и обкомов включительно пропущены через высшую партийную школу при ЦК, Академию общественных наук при ЦК или высшие партийные курсы. Для нижестоящих кадров, работающих в аппаратах ЦК союзных республик, обкомов, горкомов и райкомов партии существует своя партийно-школьная сеть — республиканские партийные школы, межобластные партийные школы. Разумеется, все их слушатели — грядущая смена высших партийных аппаратчиков. Наиболее преуспевающие из них будут потом направлены в центральные партийные школы. Какие же критерии лежат в основе подбора партийных кадров в партийные школы?

Партийно-политический профиль кандидата и его организаторский талант являются решающими критериями. Но это общее определение требует детализации, а именно, в чем должны проявляться конкретно качества кандидата, отвечающие названным критериям? Партийно-политическое лицо кандидата раньше определялось не только его личными качествами преданного партии активиста, но и социальным его происхождением, происхождением его родителей — из какого класса и сословия они произошли, есть ли у него родственники за границей. Раньше спрашивали, сочувствовали ли вы каким-нибудь антипартийным оппозициям или участвовал ли кто-либо из ваших родителей в таких оппозициях. Диапазон требований в отношении делового и организаторского таланта кандидата со временем все больше расширялся, касаясь не только его деловых качеств, как будущего технолога власти, но и его психологического мира. В постоянном фокусе кандидата должна находиться лишь одна высшая ценность во всей истории большевизма — это власть, абсолютная, тоталитарная, вездесущая власть партии. Каждый шаг кандидата, любой его помысел, как и его личные интересы, должны быть посвящены и подчинены возвышению этой власти. Беспощадность к проявлению всякого инакомыслия в партии, готовность на любые античеловеческие действия во имя партии, — таков внутриап-паратный закон.

Партийным работником может быть не любой талантливый организатор, а человек жестокой натуры и решительных действий. Если это в интересах партии, он должен быть способен уничтожать ее врагов по примеру его учителей — Ленина и Сталина. Что же до людских страданий, то к ним партийные кадры иммунизированы не только кровавым опытом истории партии, не только человеконенавистнической философией своих вероучителей, но и своей повседневной практикой то скрытого, то явного насилия над личностью в обществе, в котором партия и ее государство — все, а личность — ничто. Такие общечеловеческие ценности, как «гуманизм», «либерализм» изгнаны из философии большевизма. Гуманизм признают только классовый, то есть коммунистический, а либерализм считается гнилым продуктом буржуазной культуры. Жестокая профессия партаппаратчика очень близка к профессии чекистского инквизитора. При Сталине обе профессии сливались, после него произошло физическое, но не духовное размежевание. Обе эти профессии являются наиболее высокооплачиваемыми профессиями в СССР, не столько прямо в зарплате, сколько разными материальными привилегиями от государства и «са-мокомпенсацией» за счет «социалистической собственности». Говорить об идейных убеждениях партаппаратчиков совершенно не приходится. Правда, они ежедневно повторяют механически стереотипы из марксистского катехизиса более чем вековой давности о политической гармонии и социальной справедливости при коммунизме, но верят в них так же мало, как и мы с вами. Однако признаться в своем неверии они не могут, ибо на ложной марксистско-ленинской идеологии основана сама их диктатура.

Мы ежедневно читаем в советской печати: «партия говорит», «партия решила», «партия ведущая и направляющая сила советского государства и общества». Вслед за советской печатью мы тоже механически повторяем эти формулы. Между тем, если внимательно присмотреться к партийному организму, то станет ясно, что все эти формулы — плод намеренной мистификации мастеров власти из Кремля. На самом деле в СССР существуют две партии — одна — открытая, в которой сейчас 18 миллионов человек и членство в которой доступно каждому советскому гражданину, если он отвечает формальным требованиям устава. Другая партия — это закрытая партийная элита, членство в которой доступно только избранным. Я ее называю «партией в партии». Эта элита от имени партии правит и государством, и самой партией. Принципы подбора и функционирования «партии в партии» разработал Ленин еще при царизме. Они суть: партия создается сверху вниз, устав партии основан на централизме, это значит, что Центральный Комитет — мозг и мотор партии, все низовые организации со своей членской массой находятся в иерархическом подчинении Центральному Комитету. Руководящие органы этой иерархии от ЦК и до низовых комитетов работают на началах строгой конспирации. Защищая эти принципы, Ленин говорил в 1903 г. на II съезде РСДРП: «Нам нужны самые разнообразные организации всех видов, рангов, оттенков, начиная от чрезвычайно узких и конспиративных, кончая весьма широкими организациями. Необходимый признак партийной организации — утверждение ее Центральным Комитетом». («II съезд РСДРП. Протоколы», стр. 265).

«Первая идея, — говорил Ленин, — идея централизма… Первая идея должна проникать собою весь устав». Делегат II съезда Акимов точно определил, чего добивается Ленин. Он сказал, что Ленин стремится «внести в наш устав чисто аракчеевский дух». («II съезд РСДРП…», стр. 296).

Но Ленин был неумолим. Да, говорил он, «наша партия должна быть иерархией, не только организацией» (Ленин. «О партийном строительстве», стр. 147), и в такой иерархической организации, по Ленину, господствует принцип, который он выразил формулой: «Централизация руководства и децентрализация ответственности». Но вот исторический парадокс: Ленин доказывал необходимость создания партии на указанных антидемократических принципах наличием в России полицейского режима. Однако после II съезда в России произошли три революции. Революция 1905 г. дала России основные политические свободы и гражданские права — свободу слова, совести, собраний, политических объединений, в том числе и право легального существования политических партий от правомонархического «Союза русского народа» до леворадикальной большевистской партии. Но Ленин не перестраивает свою партию на демократических принципах (так называемый «демократический централизм» был и остается пустой формулой). Произошла февральская демократическая революция 1917 г. Партия Ленина остается по-прежнему конспиративной партией с диктаторским центром. Наконец, победила Октябрьская революция 1917 г., приведшая самих большевиков к власти. Однако партия продолжает работать на тех же самых принципах строжайшей централизации, конспирации, иерархии с тем же неизменным «аракчеевским духом» в уставе и полицейской практикой в повседневной жизни. В самом деле, как и кто правит страной и самой партией? В статье «Удержат ли большевики государственную власть», написанной за месяц до захвата власти большевиками, Ленин говорил, что если царской Россией могли управлять 130 тысяч дворян, то новой советской Россией могут управлять 240 тысяч большевиков (столько было тогда членов партии). Другими словами, вместо царских дворян Россией будут управлять большевистские дворяне, но никак не народ. Слова эти, к несчастью, оказались пророческими. Только большевистские дворяне называют себя не губернаторами и не генерал-губернаторами, а секретарями партии и генерал-секретарями. На февральском пленуме ЦК 1937 г. Сталин сам сравнил партаппарат с военно-полицейской иерархией. Он сказал, что в партии есть «3–4 тысячи высших руководителей. Это, я бы сказал, генералитет партии. Далее идут 30–40 тысяч средних руководителей. Это наше партийное офицерство. Дальше идут 100–150 тысяч низшего партийного командного состава. Это наше партийное унтер-офицерство!». («Правда», 29.03.1937). С тех пор прошло почти 50 лет, и партаппаратная бюрократия еще более разрослась, но принципы иерархии, субординации и конспирации остались незыблемыми. Партией правят два корпуса. Один «руководящий и направляющий» корпус — это «секретарский корпус», другой, формально стоящий выше «секретарского корпуса», а на деле ему подчиненный и имеющий совещательный голос — это «комитетский корпус». Их численный состав приближенно выглядит по нисходящей линии так.

«Секретарский корпус»: во главе стоит «маршалитет» партии с его «генералиссимусом» — Секретариат ЦК с генеральным секретарем — 9-10 человек, «генералитет» партии-секретари ЦК союзных республик, крайкомов, обкомов партии — 1000 человек, «офицерство» партии — секретари окружкомов, горкомов и райкомов — около 30 000 чел., «унтер-офицерство» партии — секретари первичных организаций партии — 380 000 человек.

«Комитетский корпус» — это членский состав комитетов от райкомов до ЦК КПСС.

ЦК КПСС — около 300–400 человек вместе с кандидатами, ЦК союзных республик, крайкомы, обкомы — 20 000 человек; окружкомы, горкомы, райкомы — 250 000 человек.

Итого «комитетский корпус» составляет около 270 000 человек. Сюда надо добавить состав так называемых «ревизионных комиссий», которые в жизни партии никакой роли не играют, но их члены — будущие кандидаты в состав партийных комитетов. В этом случае «комитетский корпус» составит около 300 000 человек. В «комитетский корпус» входит весь партийный, государственный, хозяйственный, профсоюзный, комсомольский и идеологический актив партии. Комитеты партии от райкомов до Центрального Комитета КПСС — это, по уставу, руководящие органы партии между съездами и конференциями, а на деле ими манипулируют секретариаты. Свои готовые решения секретариаты (не все и не всегда] вносят на их формальное утверждение. Критиковать решения секретариатов нельзя, как нельзя критиковать отдельных секретарей. Правда, в уставе партии сказано, что член партии имеет право критиковать любого работника, какой бы высокий пост он ни занимал. Но ни одному разумному члену партии не придет в голову мысль критиковать не только секретарей ЦК КПСС, но даже и секретарей обкомов, горкомов и райкомов. Иногда встречается критика в отношении третьего или пятого секретаря райкома, но и это может иметь неприятные последствия. Партийных работников, совершивших уголовные преступления, за которые беспартийных сажают в тюрьму, не критикуют публично, а втихомолку переводят на другую должность. Есть в уставе партии и пункты о внутрипартийной демократии, о свободных выборах с тайным голосованием, но им такая же цена, как и тайным выборам в Верховный Совет СССР.

Восемнадцатимиллионная партия состоит наполовину из карьеристов и чиновников, которые никогда не решатся ссориться с партийными руководителями, ибо от них зависит их дальнейшая карьера, а другая половина состоит из «социальных статистов» — из рабочих и крестьян, которые, в свою очередь, входят в «рабоче-крестьянскую аристократию» (их на партийном жаргоне так и называют «знатными людьми»]; им тоже нет расчета гневить начальство.

Поразительно, как у господствующего класса, который называет себя все-таки «партией рабочего класса», высоко развито чувство социальной дистанции по отношению к низшим классам. Это ведь целая семейная трагедия, если дети партийной элиты вступают в брак с детьми из простого народа. Доярки и кухарки нужны и полезны в Верховных Советах, но нежелательны в семьях партийных и государственных вельмож. Дворцовый протокол ведется тоже куда строже, чем в королевских домах, кремлевские приемы куда пышнее, чем при византийском дворе. Красные командиры стали «золотопогонными и белопогонными» генералами, полковниками, майорами, капитанами, а сам командный состав советской армии сейчас называется «офицерским корпусом». (См.: «Известия», 8.08.1984 г., статья генерала армии Шкадова). Наркомы переименованы в министров, для юристов введена «табель о рангах». Господствующий класс хочет и при обращении к нему улавливать дань уважения к его господствующему положению.

В «Литературной газете» от 5 сентября 1984 г. была напечатана на этот счет любопытная статья. В одном из писем, которое цитирует автор, говорится: «Слово "товарищ” имеет узкое значение, да и вообще мужского рода. А "гражданин” и "гражданка” — слова все-таки официальные, употребляемые в казенных документах». Автор, доктор филологических наук А. Скворцов, продолжает цитирование: «Сторонники возрождения забытых слов-обращений вспоминают о том, что вернулись же в нашу речь "отвергнутые” в первые послереволюционные годы такие наименования, как "генерал”, "полковник”, "офицер”, "солдат”, "министр”»… Автор письма полагает, далее, что «ничего не было бы зазорного употреблять не только "сударь” и "сударыня”, как это предлагал ранее известный русский писатель В. Солоухин, но и "господин” и "госпожа”… К этому быстро бы привыкли». Однако, автор этого предложения не договаривает. Если на то пошло, то партийных «унтер-офицеров» надо называть «ваше благородие», партийных «офицеров» — «ваше высокое благородие», партийных «генералов» — «ваше превосходительство», партийных «маршалов» из ЦК — «ваше сиятельство», а самого генсека не меньше, как «ваше величество». К этому ведь тоже привыкли бы.

Принципиальная беспринципность в политической морали — таков «категорический императив» тоталитарной партократии.

О степени демократичности или авторитарности того или иного политического режима судят, во-первых, по тому, как участвует сам народ в лице своего законодательного органа — парламента — и представленных в нем партий в принятии законов; во-вторых, как и в какой степени имеют возможность влиять на принятие законов внепарламентские органы общественного мнения, как независимая печать и другие средства информации. Оба критерия начисто отпадают для государства, где господствует лишь одна партия. Политическая система такого государства точно воспроизводит законы и нравы, которые существуют внутри этой правящей партии. Так именно обстоит дело и в советском государстве. Здесь законодательная, исполнительная, судебная власть сосредоточена в ЦК, вернее, в его аппарате. Лишенные не только чувства юмора, но и элементарного здравого смысла, советские идеологи утверждают иное. Вот последний «перл» их творения. 9 декабря 1984 года в передовой статье «День прав человека» «Правда» пишет: «Великий Октябрь… открыл путь к подлинному народовластию, предоставил трудящимся такие широкие политические права, которых еще не знало человечество».

Кто же в рамках такого «народовластия» решает дела государства? Оказывается, согласно «Правде» их решает не партия и не ее олигархия, а депутаты разных Советов. Вот продолжение этой статьи: «2 миллиона 300 тысяч депутатов, десятки миллионов активистов — вот через кого решаются у нас дела государства». Серьезно оспаривать эти утверждения — это означало бы ломиться в открытую дверь. Только напомним обычные факты из практики советского, воистину смехотворного «народовластия». Не только результаты выборов, но и сколько процентов голосов получат кандидаты — предрешено партаппаратом. Поэтому на очередных выборах вы имеете право выбирать только одного кандидата, выдвинутого партаппаратом. Бывший английский премьер Эттли заметил однажды, что советские выборы — это все равно, что выставить на бегах одну лошадь, ибо в вашем избирательном бюллетене вы не находите несколько кандидатов, между которыми вы можете выбирать, а только одного, — которого хотите выбирайте, не хотите — тоже выбирайте. Ведь на то и «выборы». Впрочем, механизм советских выборов лучше всего иллюстрирует новейший анекдот: ночью напали на Кремль бандиты, а на утро выяснилось, что они унесли с собой только результаты выборов… на следующий год! В итоге таких выборов очутились в Советах разных рангов названные выше 2 300 000 депутатов. Причем, все они получили 99,9 % всех голосов, поданных избирателями. Почему они не получили все сто процентов — это тайна Кремля. Если верить Всесоюзной избирательной комиссии, на последних выборах в Верховный Совет СССР около 200 000 советских граждан голосовало против кандидатов «блока коммунистов и беспартийных». Правда, это меньше одного процента, но больше, чем было у Энвер-Ходжи в его последних выборах в Албании. У него «против» голосовал только один человек! Но поскольку новый лозунг партии гласит: «Совершенствовать социалистическую демократию», то скоро будет и в СССР «стопроцентная» демократия. Первый пример подала вотчина самого Алиева — Азербайджан. На выборах в Совет Союза из 3 439 765 избирателей Азербайджана голосовало против только 11 человек. Это уже всесоюзный рекорд, а на выборах в Нагорно-Карабахской автономной области и Нахичеванской АССР, того же Азербайджана, Алиев побил и мировой рекорд Энвер-Ходжи — за «блок коммунистов и беспартийных» там голосовали все 100 % (все данные взяты из «Правды» за 7.03.1984).

Хорошо сказал Черчилль, что только та статистика надежна, которую сфальсифицировали вы сами.

Но как происходят обсуждение и голосование законов в Верховном Совете СССР? В «Конституции СССР» сказано: «статья 108. Высшим органом государственной власти в СССР является Верховный Совет СССР». Всякий знает, что эта статья — чистейшая фикция. Уже в той же конституции, в статье 6, предрешается ее фиктивность. Там сказано: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза».

Но и эта статья не раскрывает лица истинного «ядра» власти — механизм принятия ею решений и законов. Партия в 18 миллионов членов, которая не в состоянии диктовать законы собственному исполнительному органу, не может быть ведущей и направляющей силой всего государства. Этой силой как раз и являются органы, которые даже не фигурируют в советской конституции — Политбюро и Секретариат ЦК КПСС, в общей сложности, около тридцати человек. Если даже считать, что они выбраны в эти органы самой партией (на самом деле они сами себя назначают туда), то и формальноюридически они не являются избранниками народа, ибо народ их не выбирал ни в Политбюро, ни в Секретариат, их выбирали туда от имени партии члены ЦК, в свою очередь тоже назначенные туда самими Политбюро и Секретариатом. Вот эта узкая партолигархия вносит от имени тоже фиктивного правительства — Совета министров СССР — законы и указы на обсуждение и принятие сверхфиктивным советским парламентом — Верховным Советом СССР. Обсуждение сводится к тому, что назначенные Центральным Комитетом ораторы, два раза в год, поют гимн мудрости этого ЦК и его очередного генсека. Этот спектакль продолжается два или три дня. В последний день председательствующий ставит на голосование то, что олигархией давным-давно принято: «Кто за, прошу поднять руки!» — Поднимается, как по команде, лес рук. Но, странным образом, председательствующий продолжает спрашивать: «Кто против?» — Таких нет. «Кто воздержался?» — Таких тоже нет.

Я сказал «странным образом», потому что председательствующий, как и мы все, знает, что почти в пятидесятилетней истории нынешнего советского лже-парламента еще не было случая, чтобы хоть один депутат голосовал бы против или воздержался. Только вот следовало бы рекомендовать Верховному Совету СССР взять пример с ООН. Там во время Генеральной Ассамблеи за столом каждой делегации стоит механизм голосования с тремя электрическими кнопками: «за», «против», «воздержался». Нажал одну из кнопок на доске — за президиумом против названия страны загорается соответствующая лампочка. В какие-нибудь секунды известны результаты голосования. Так можно было бы сэкономить труд председательствующего, да еще две кнопки — «против» и «воздержался», зачем они нужны в государстве единогласных решений? Так обстоит дело и с внутрипартийной демократией — все конференции и съезды партии, все собрания и пленумы, от первичных организаций до самого ЦК КПСС, выражаясь языком партийного жаргона, — «заорганизованы». Ведь в полном согласии с доктриной Ленина о создании партии сверху вниз, не партия выбирает свой ЦК, а сам ЦК выбирает себе свою партию. ЦК — вершина партаппаратной иерархии. Он назначает секретарей Центральных Комитетов республик и обкомов РСФСР, а эти назначают секретарей горкомов и райкомов, они, в свою очередь, назначают секретарей первичных организаций. Поскольку большевики большие демократы, то эти назначения называются «рекомендациями». Потом эти рекомендации оформляются на партконференциях и съездах компартий республик, как «выборы партийных органов».

В первые годы после октябрьского переворота съезды партии были спонтанные, поэтому они, в основном, отражали не только волю партии, но и настроение в народе. Отсюда на съездах, которые тогда происходили ежегодно, бывали свободные дискуссии, обсуждения разных платформ разных групп и фракций. На этих съездах сам Ленин часто оказывался в меньшинстве, и формально подчинялся решениям большинства, правда, чтобы потом саботировать их выполнение. Вечный оппозиционер мнению других, Ленин не терпел оппозицию против самого себя, ибо думал, как выразилась Вера Засулич, что «партия — это он, Ленин». Маяковский выразил ту же истину в стихах — «Мы говорим партия, подразумеваем — Ленин. Мы говорим Ленин, подразумеваем — партия».

Другими словами, вождь партии — это диктатор в партии и государстве. Поэтому после горького дня себя опыта с разными оппозициями внутри партии, после захвата власти, — с «левыми коммунистами», «военной оппозицией», оппозицией «демократического централизма», «рабочей оппозицией» — Ленин пришел к выводу, что довольно играть в демократию и надо перестроить партию на новых началах, при которых не только оппозиция, но и проявление малейшего инакомыслия запрещалось бы под угрозой исключения из партии. Для этой цели Ленин предложил X съезду партии резолюцию «О единстве партии». Суть резолюции — только то мнение можно выразить в партии, которое не расходится с мнением ЦК, вернее, его исполнительных органов. Это, по Ленину, гарантирует «единство партии». Лидер «рабочей оппозиции» Шляпников, в прениях съезда по докладу Ленина, по поводу его резолюции заявил: «Владимир Ильич прочел лекцию, каким образом не может быть достигнуто единство. Ничего более демагогического и клеветнического, чем эта резолюция, я не видел и не слышал в своей жизни за двадцать лет пребывания в партии». Резолюция давала ЦК неограниченное право исключать из партии не только рядовых членов, но и членов ЦК, если они выражали иные взгляды, чем партолигархия. Для соблюдения в партии этого режима «осадного положения» Ленин через год назначил генсеком человека, о котором точно знал, что он способен на крайние меры, вплоть до злоупотребления властью, — Сталина.

Вот так, опираясь на эту ленинскую резолюцию «О единстве партии», Сталин физически уничтожил не только политические оппозиции, но и тех, кого считал потенциальными оппозиционерами. Так родилась единоличная тирания Сталина. Со времени Сталина партия стала фикцией, а партаппарат — ведущей и направляющей силой, стоящей и над партией, и над государством. После смерти Сталина в стране произошли некоторые изменения, террор уже не носит массового характера, но партаппарат не изменился ни на йоту. Он, как и при Сталине, не отчитывается перед партией, а партия отчитывается перед ним. Разница лишь в том, что генсек отныне не диктатор. Партаппаратную диктатуру осуществляет не одно лицо, а маленькая группа лиц — олигархия, которая на партийном жаргоне называется «коллективным руководством».

Если бы меня попросили назвать такую часть советского государственного организма, которую можно было бы упразднить без малейшего ущерба, да еще сэкономить на этом миллионы, то я не задумываясь ответил бы: Верховный Совет СССР со всеми его местными филиалами.

Любое коммунистическое государство может вполне нормально функционировать без своего формального государственного аппарата, но оно не может функционировать без своего партийного аппарата.

Да, Советы в свое время сыграли выдающуюся роль. Это сам Ленин говорил, что большевики никогда не пришли бы к власти, если бы не имели готовой формы государственной власти именно в лице Советов, хотя Советы были и в 1905 г. и в 1917 г. изобретением не большевиков, а их заядлых врагов — меньшевиков.

Когда весной 1917 г. Ленин выдвинул лозунг «Вся власть Советам», то эти Советы на 90 % состояли из меньшевиков и эсеров. Ленин знал, что делал. Если бы он выдвинул лозунг «Вся власть большевикам», то он никогда не пришел бы к власти (на выборах в Учредительное собрание в 1918 г. Ленин получил только 25 %, за что и разогнал его), но вот через Советы можно было захватить власть, предварительно завоевав там большинство путем выдвижения радикально-демагогических лозунгов — «Немедленный мир», «Вся земля крестьянам», «Фабрики и заводы рабочим» и т. д. Так и случилось. Уже в сентябре 1917 г. большевики получили на выборах в Советы в Петрограде большинство, а 25 октября 1917 г., опираясь на это большинство, захватили власть. Состоявшийся в тот же день Второй съезд Советов объявил власть Советов и по всей России. Вот тогда только Ленин и большевики открыли свои карты: в России власть стала советской по форме, но большевистской диктатурой по существу.

Вот эта самая диктатура все еще считает удобным для себя прикрываться фиговым листком Советов, чтобы создавать у внешнего мира иллюзию, что в СССР господствует советская демократия, а не коммунистическая партократия. Для той же цели маскировки природы власти служит набор простых людей из рабочих и колхозников во время «выборов» в состав Верховного Совета СССР.

В советской печати в связи с последними «выборами» писали, что в английском парламенте рабочих всего 38 человек, в немецком бундестаге только 7 % рабочих, в Конгрессе США нет ни одного рабочего. А вот на «выборах» в Верховный Совет СССР 1984 г. рабочие и колхозные «депутаты» составили 51,3 %. Вывод напрашивается сам собой: на Западе парламенты — орудие диктатуры буржуазии, а наш советский парламент — это подлинное народовластие.

Но это советское «народовластие» — чистейший мираж, политико-пропагандный фокус, а сами «рабоче-колхозные депутаты» — статисты в самом буквальном смысле этого слова. Только никак нельзя понять, почему советские лидеры все еще играют в эту «потешную демократию», вместо того, чтобы прямо и честно заявить, как это делал Ленин: «Да, у нас диктатура одной партии, мы на ней стоим и с этой почвы сойти не можем». В этом случае партия рисковала бы только одним: потерей политической невинности сталинского ханжи.

Глава 2. Партия, интеллигенция и армия

Ленин знал, о чем говорил, когда сделал одно верное замечание. «Человек неграмотный, — сказал он, — стоит вне политики». Именно это обстоятельство и помогло ему в октябре 1917 г. захватить власть, опираясь на неграмотных или малограмотных матросов в Кронштадте и резервистов в Петрограде, которые были покорены большевистской демагогией — «Вся власть Советам рабочих, крестьян и солдат». Эти матросы и солдаты абсолютно не имели понятия ни о коммунизме, ни о «диктатуре пролетариата». Когда они кое-что узнали об этом, то подняли восстание в Кронштадте и угрожали восстанием в Петрограде под лозунгом «За Советы без коммунистов». Но было уже поздно. Ленин и большевики беспощадно подавили оба восстания. Заодно Ленин выслал из страны цвет русской интеллигенции — за границу, куда ранее, спасаясь, успели выехать наиболее выдающиеся представители русской интеллигенции после гражданской войны. Большевики приступили к созданию собственной интеллигенции — сначала коммунистической бюрократии для замены в органах управления старых чиновников, потом — технической интеллигенции для управления промышленностью.

«Культурная революция», целиком поставленная на службу индустриализации и коллективизации, сделала советскую Россию страной сплошной грамотности и новой многомиллионной интеллигенции. Если в 1926 г. в СССР было менее трех миллионов людей, занятых умственным трудом, то в 1971 году их было 30 миллионов, а в 1984 г. одних специалистов в экономике насчитывалось более 30 миллионов. Сама КПСС, былая партия «рабочего класса», превратилась в партию бюрократии и технократии. Так, в начале 1970 г. из 14 миллионов членов партии 6 миллионов было бюрократии и технократии, а в 1984 г. из 18 миллионов членов партии их было уже почта 9 миллионов. Советский народ — народ грамотный, поэтому он стоит обеими ногами в политике, но стоит пока пассивно, скептически созерцая происходящее и лишенный возможности на него повлиять.

Сколько же может продолжаться такое состояние? Если бы Сталин жил сто лет, то оно могло продолжаться все эти сто лет, но Сталина нет уже более тридцати лет, другого Сталина на горизонте тоже не видно, да такой уголовный уникум тоже рождается в тысячу лет один раз. Чем дальше от сталинского времени, тем больше трещин в сталинском монолите власти и ее идеологии, тем меньше страха в самом народе. Результатом этого и была та духовная встряска, когда на сцене появились национальное, религиозное и правозащитное движения. Этот процесс теперь загнан вовнутрь, но он необратим.

Внешне менее заметное, но по существу более основательное влияние на развитие внутренней политики Советского Союза могут оказать в будущем, на мой взгляд, ведущие группы советской интеллигенции, каждая в своей области — ученые, хозяйственники, творческая интеллигенция. Эти группы, лояльные к власти и патриотические по духу, объединяет один общий интерес — стремление к максимальной творческой свободе, чтобы, пользуясь ею, вывести советскую экономику, науку и искусство из внутренней стагнации и международной изоляции. Уход со сцены таких выдающихся мракобесов в области идеологии и политической полиции, как Суслов и Андропов, до сих пор не вызвал адекватной замены. Поэтому на высшей ступеньке пирамиды власти образовалось нечто вроде идеологического вакуума. Отсутствие признанного всеми идеологического авторитета разлагающе действует на коммунистические догмы и открывает возможности перед учеными, хозяйственниками и творческой интеллигенцией влиять на систему более уверенно, чаще предлагать прогрессивные альтернативы в решении хозяйственных, научно-технических и творческих проблем в стране. Ведь партией и государством после Сталина и Хрущева управляют не политики, а политические чиновники. Всякий чиновник по своему образу мышления как чумы боится дотрагиваться до идеологических и социальных устоев существующего режима. Он неотразим в своем консерватизме, слеп, чтобы видеть реальности, глух к подземным толчкам надвигающихся перемен. Он нуждается в интеллектуальном поводыре. Таким поводырем могут быть в нынешних условиях политического безлюдья на вершине государства только выдающиеся советские интеллектуалы, которых образование наделило критическим умом, а природа — гражданским мужеством. В споре с догматиками из партаппарата и чекистами из КГБ интеллектуалы будут иметь на своей стороне материально сильнейшего союзника — армию, если интеллектуалам удастся убедить ее, что величие и мощь современного государства зависят от нормального функционирования его экономической системы и от масштаба и глубины происходящей в ней научно-технической революции, а это, в свою очередь, зависит от наличия в стране широких творческих свобод. Советская экономическая система наращивала темпы, когда происходила экстенсивная революция, основанная на мускульной силе человека и при помощи обычных машин. Но советская экономическая система начала терять темп, когда она, в силу своей догматической природы, оказалась не в состоянии включиться в начавшуюся на Западе интенсивную революцию, основанную на изобретательности человеческого ума и на организаторском гении свободных менеджеров. То, что сейчас в СССР происходит под названием «научно-технической революции», повторяет западные зады с опозданием на два-три «поколения». Советской партбюрократии надо вдолбить в голову, что только тогда, когда она перестанет вмешиваться в дела, в которых она абсолютно некомпетентна — в науку и технику, в промышленность и сельское хозяйство, в литературу и искусство, — вот только тогда даже советская система окажется способной творить чудеса — экономические, научные и духовные, но при одном непременном условии — человек должен быть максимально заинтересован в творческой результативности своего труда, для чего надо снять с интеллектуалов партийнополицейские намордники, рабочим платить по реальной стоимости их труда, как и на Западе, крестьян же освободить от второго в истории России «крепостного права» — колхозной системы.

Я не строю никаких иллюзий. Все, что я здесь говорю, — чисто теоретические выкладки со многими неизвестными. Знаю также, что мне могут возразить: если все, что вы считаете возможным и даже вероятным, осуществится, партия потеряет свою диктаторскую власть над страной, и поэтому развития в таком направлении она никогда не допустит. Такой аргумент не кажется мне убедительным, тем более, что в истории этой партии однажды уже был такой опыт в виде ленинского НЭПа. Существовали свободный частный рынок, частная легкая промышленность, успешно конкурирующая с государственной, золотое обеспечение рубля, не было колхозной системы, было свободное и высокопроизводительное сельское хозяйство, не было «социалистического реализма» и государственных союзов писателей, художников, композиторов, зато были частные издательства и соревнующиеся между собой творческие группы. На заводах, фабриках и в сельском хозяйстве парткомов тоже не было. При всем этом существовала диктатура партии.

Политике вообще чужды такие понятия, как «не может быть» или «никогда». Политика — не только наука, как править, но и искусство самого управления. Поэтому-то даже советские лидеры, внешне прикрываясь мантией ортодоксального марксизма, в жизни часто прибегают к антимарксистским рецептам подлинной науки, если это в интересах дела. Вот почему я думаю, что интеллигенция в старом русском понимании этого слова со временем станет таким важным фактором в развитии общественно-политической мысли в советском обществе, что правители в собственных же интересах вынуждены будут считаться с ее научно-обоснованными доводами. Если такие лояльные советские ученые, как академик Аганбегян, академик Заславская или в свое время профессор Бирман, рекомендуют советскому руководству разумные экономические альтернативы, правда, пока что безуспешно, значит есть в Советском Союзе не только бюрократические тугодумы, но и граждански думающие интеллектуалы-гуманисты, какими и были старые русские интеллигенты. Ведь в русском варианте латинское слово «интеллигенция» получило со второй половины XIX столетия совершенно новое звучание — это не просто умственная элита, не просто творцы духовных ценностей, это та социальная прослойка, которая жертвенно служит идеалам гуманизма и интересам гражданина, даже рискуя столкнуться с существующей политической системой. Критическое отношение к окружающей социальной среде и борьба с ее пороками — таков был профиль старой русской интеллигенции в лице ее ученых и классиков литературы и философии. Таким рисуется он мне и в части сегодняшней советской интеллигенции. Даже студенчество считалось в старой России наиболее критической частью общества, потому что их учителя были не лакеями правительства, а свободомыслящими гражданами страны. Судя по советским источникам, сегодняшнее советское студенчество тоже значительно отличается от студенчества сталинских времен. В духовной жизни его начинает выходить наружу известная критическая струя. Из многочисленных показателей на этот счет приведу только одно свидетельство, во-первых, потому что оно напечатано в газете «Правда», во-вторых, его высказали такие авторитетные лица, как профессора МВТУ — доктор технических наук, секретарь парткома, Н. Лакота и доктор исторических наук, заведующий кафедрой истории КПСС, Е. Олесюк. Они пишут: «Достаточно побеседовать со студентами вне аудитории, побывать у них в общежитии, послушать, о чем они спорят на "пятачке” у своей многотиражки, — и легко убедиться: им неинтересна игра в поддавки. Как и во все времена, вступающая в жизнь молодежь щедра на острые суждения, порой бескомпромиссные и пристрастные. Вопрошая друзей, наставников, страницы книг, газет и учебников, зреющий человек учится вырабатывать собственные суждения. Его мысль пытлива, смела, по-юношески контрастна; она стремится к постижению тех истин, перед которыми порой отступали, спрятавшись за стереотипами готовых формул, "умудренные” методическими рекомендациями предшественники. Так и должно происходить. Потому что только так и рождаются вопросы, ответы на которые приходится искать годами и подтверждать потом всей жизнью. Движение ищущей мысли не остановить». («Правда», 20.11.1984).

Вот здесь можно отважиться на смелое и уверенное предсказание: когда это студенческое поколение будет решать судьбы страны, от советской тирании останутся только одни жуткие воспоминания. Исчезнет тогда и дух милитаризма, которым пропитан сейчас весь старый советский генералитет и его военная стратегия. Мало кому известно, что бездонный аппетит в наращивании оружия и неутолимая жажда военного превосходства над всей планетой — решающая причина не только в обострении международной обстановки, но и продолжающегося низкого уровня жизни советских граждан. Я чувствую, что такое положение уже тревожит наиболее дальновидных из советских лидеров. Они не могли не видеть, к какой социальной и политической пропасти толкает их советская «военная партия» милитаристов во главе с Огарковым, Куликовым, Толубко, Горшковым, Епишевым. Вот почему основная политическая проблема для Кремля сегодня — это взаимоотношения между партией и армией. От характера ее решения зависит дальнейшее направление как внутренней, так и внешней советской политики. Снятие Огаркова с поста начальника Генерального штаба было лишь внешним проявлением того глухого кризиса в отношениях между партией и армией, который возник и обостряется со дня смерти Брежнева.

В приоритетах Брежнева на первом месте всегда стояла армия, но, когда его наследники начали призадумываться над кризисным состоянием всей советской системы, им, вероятно, пришлось расставлять акценты иначе. Однако армия, раз уже введенная наследниками Сталина в политическую игру, начала настаивать на своей исконной доктрине: советское военное превосходство во всем и любой ценой. Даже после того, когда СССР и США договорились по договору СОЛТ-1 (ОВС-1) об установлении «стратегического паритета» или о «равновесии сил», советский Генеральный штаб все еще продолжал проповедовать советское превосходство на земле, на море, в воздухе и космосе (см. статью о военной стратегии в советской Военной энциклопедии, 1977 г.). Когда на Западе Георгию Арбатову указали на это, то он, вполне понимая западную психологию, ответил: «Пожалуйста, не делайте меня ответственным за писания какого-нибудь отставного полковника». Однако безответственные вещи, которые приходят им на ум, отставные полковники пишут только на Западе, но не в СССР.

«В мае маршал Огарков выступал за то, чтобы вкладывать больше средств в производство новых типов оружия, а в сентябре его сняли. Он был недоволен существующим положением?» Такой вопрос западногерманский журнал «Шпигель» задал члену ЦК Загладину. Тот ответил: «В конце пятидесятых годов мы опубликовали решения, согласно которым политикой обороны страны руководит партия в согласии с интересами и нуждами страны… Военные не занимаются производством оружия, этим занимаются промышленные министерства… Все координируется на политическом уровне. Наш министр обороны — человек партии». («Шпигель», 10 декабря 1984 г.)

Здесь ясно указано, что не дело военных решать и предлагать, что надо делать. Это дело партии. Что же касается решений пятидесятых годов, то здесь Загладин намеренно не был конкретным, однако, ссылка на них красноречивее всех других его аргументов. На октябрьском пленуме ЦК КПСС 1957 г. по докладу Хрущева было принято решение против «культа Жукова» и указано армии, что ею руководит партия через свою партийно-политическую сеть.

Советская доктрина «превосходства сил» действовала эффективно, пока потенциальные противники располагали оружием одинакового качества. Как только происходила революция в военной технике, — а она всегда происходила в странах технически и технологически наиболее развитых, — Советский Союз терял нажитое им годами и десятилетиями превосходство. Советское вооружение, превосходившее к концу Второй мировой войны немецкое вооружение, оказалось малоэффективным, когда американцы изобрели атомное оружие. Тогда Сталин немедленно создал атомную комиссию и поставил во главе ее верховного шефа своей политической полиции Лаврентия Берия с заданием: либо создать советскую атомную бомбу усилиями советских ученых, либо украсть через советских шпионов секреты американской атомной бомбы. И Сталин в обоих направлениях преуспел: и ученые, и шпионы с одинаковым усердием взялись за работу, и через пять лет Берия доложил Сталину, что советская атомная бомба изобретена.

Однако и после двадцати лет серийного производства атомных бомб под тем же девизом «превосходства» советская армия была все еще далека от намеченной цели. В это время, как нельзя кстати для Советов, американцы пришли на помощь советскому политическому и военному руководству в деле выполнения им своей цели — догнать Америку по атомному вооружению. Америка действовала в надежде, что Советы не станут перегонять ее, — так родилась американская инициатива о «стратегическом паритете» (СОЛТ-1 и СОЛТ-2). Для этого американцы приостановили дальнейшее наращивание запасов своего термоядерного оружия, а Советы могли увеличивать свой термоядерный арсенал, пока не догонят Америку. Идея паритета мота родиться в головах людей, которые были абсолютно невинны в понимании военно-стратегического мышления советских военных и политических вождей. «Догнать и перегнать», «выполнить и перевыполнить» — таково это мышление. Через семь-восемь лет, когда СОЛТ-2 должны были представить на ратификацию Конгресса, выяснилось, что Советы не только выполнили, но и перевыполнили свой план — не только догнали, но и перегнали Америку.

В наши дни снова создается ситуация, которая угрожает не только свести на нет советское превосходство, но и почти полностью парализовать действенность советских межконтинентальных термоядерных ракет. Американцы под влиянием советского превосходства в межконтинентальных и стратегических ракетах приступили к научно-техническим испытаниям противоракетных ракет и противоспутниковых спутников в космосе, которыми Советский Союз уже давно занимается. Американцы начали эти испытания только при Рейгане. Советская космическая технология оказалась малоэффективной, а американские испытания превзошли все ожидания, показав, что США, по мнению специалистов, опередили лет на десять советскую технологию в космосе. Так родился новый принцип космической «стратегической обороны», предусматривающий уничтожение советских термоядерных межконтинентальных ракет и спутников еще в космосе. Этот новый тип оружия, если будет налажено его серийное производство, произведет такой же радикальный переворот во всей военно-политической стратегии, какой в свое время произвело атомное оружие. Уже одни только американские испытания в космосе произвели на советское политическое и военное руководство глубокое впечатление, что вызвало, во-первых, кризис в отношениях между партией и армией по вопросу о том, как ответить на американскую стратегическую оборону, а во-вторых, Кремль в центр всех своих переговоров с Белым Домом поставил вопрос о прекращении американских испытаний в космосе, отдав этому вопросу приоритет перед всеми другими проблемами, связанными с разоружением.

«Правда» 3 декабря 1984 года писала: «Недопущение милитаризации космоса — проблема, решение которой не терпит отлагательства. В космос не должно выводиться, там не должно размещаться ударное оружие любого рода — обычное, ядерное, лазерное, пучковое… запретить и ликвидировать целый класс ударных космических вооружений, включая противоспутниковые и противоракетные средства космического базирования». Кремль внес на 39-ю сессию Генеральной Ассамблеи ООН предложение «исключить космос из сферы гонки вооружения». («Правда» от 14 декабря). «Второй генсек» М. Горбачев в своей поездке в Лондон только тем и был занят, чтобы привлечь симпатии «железной леди» Маргарет Тэтчер и вообще англичан на сторону Кремля в его новой кампании против американских испытаний в космосе, надеясь сорвать их, как Кремль в свое время сорвал испытания нейтронной бомбы. Важность политических и военно-стратегических последствий применения нового оружия требует, чтобы мы познакомились с ним в общих чертах по тем данным, которые проникли в печать из американских источников.

При заключении договоров по ограничению ядерно-ракетного стратегического оружия почему-то из поля внимания американцев выпали ракеты средней дальности и испытания антиракет в космосе. Однако то, что недосмотрели американцы, было использовано Советами. В Европе появились знаменитые советские ракеты средней дальности — «СС-20», а в космосе — советские антиракеты, противоспутники, предназначенные для уничтожения спутников и ракет противника. Стратегический замысел Советов был ясен — в случае атомной войны уничтожить еще в космосе американские атомные ракеты, направленные против СССР. Развернулось самое интенсивное испытание советских антиракет и противоспутников. Если бы эта проблема была Советами успешно разрешена, Кремль мог бы пускать свои ракеты на Америку, не опасаясь ответного удара. Мир, который держался до сих пор на равновесии ядерно-ракетного вооружения сторон, оказался бы под угрозой.

Своими новыми испытаниями в космосе Кремль глубоко озадачил американских военных стратегов. Хотя разведывательные спутники США регистрировали много безуспешных испытаний советского нового оружия в космосе, все-таки Пентагон стал бить тревогу. Но только с приходом в Белый Дом Рейгана американцы включились в военное соревнование в космосе с СССР, и американская техника показала столь явное превосходство над советской, что вожди Кремля немедля начали кампанию «против милитаризации космоса».

Как обычно, нашлись и в Америке влиятельные люди, которые решительно выступали против программы создания нового оружия. Во время телевизионной дискуссии с кандидатом в президенты от Демократической партии Рейган так обосновал свою «инициативу стратегической обороны»: «Почему мы не должны искать оборонительное оружие, которое защитит нас от вражеских ракет?» В газете «Вашингтон пост» президент заявил, что программа обороны в космосе не будет приостановлена — напротив, она будет и дальше развиваться, будет создана оборонительная система в космосе стоимостью примерно 500 миллиардов долларов.

Еще 23 марта 1983 г., в связи с советскими испытаниями в космосе, Рональд Рейган говорил, что его советники, в том числе и командующие родами войск, сообщили ему, как мрачно выглядит наше будущее. Он добавил: «Как хорошо было бы, если бы мы могли перехватывать межконтинентальные ракеты в космосе и уничтожать их еще до того, как они достигли нашей территории или территории наших союзников».

Три испытания американской антиракеты в космосе в 1983 г. закончились неудачно. Четвертое прошло в июне 1984 г. В Калифорнии на высоту 160 километров, со скоростью 25 тысяч километров в час, взлетела условная «советская» ракета. Навстречу ей из южной части Тихого океана — на расстоянии около восьми тысяч километров — поднялась антиракета-перехватчик, управляемая новейшими приборами и бортовым компьютером. В результате «вражеская» ракета была уничтожена прямым попаданием. Шеф американских антиракетных сил заметил: «Абсолютно выдающийся успех. Теперь мы знаем, что можем ловить и уничтожать вражеские ракеты».

Руководитель программы испытаний, поднимая свой бокал с шампанским, произнес тост: «За беспокойную ночь в Кремле!» Это беспокойство оказалось настолько велико, что Кремль, вопреки своим прежним ультимативным требованиям и заявлениям, что он вернется на переговоры в Женеве только при условии вывода из Западной Европы «Першингов» и крылатых ракет, решил начать диалог с Америкой по всему комплексу спорных вопросов, если на первое место будет поставлено советское требование — обе стороны должны отказаться от милитаризации космоса.

Никто не умеет так создавать головоломные проблемы самим себе, как советские политические и военные вожди. Установили в Европе ракеты средней дальности — и тем самым создали себе новые и тяжелые проблемы; начали первыми испытывать в космосе антиракеты — и создали себе еще более острые проблемы, вынудив американцев изобрести новое оружие, которое способно опрокинуть всю военно-политическую стратегию Кремля.

Как Кремль выйдет из этого стратегического тупика, в который он сам себя завел, поддаваясь давлению советских милитаристов, не имеющих иной цели, как военное превосходство не только над Америкой, но и над всем остальным миром? Наиболее легкий и безболезненный выход подсказывает эпоха Брежнева: начать новую «разрядку», чтобы получить доступ к американской технике и технологии, и одновременно добиваться нового договора с Америкой о новом «стратегическом паритете», в центре которого будет стоять вопрос о космическом оружии, то есть, об уничтожении американских антиракет. Кремль всегда готов заключить договор об уничтожении оружия, которого у него нет или слабо развито, — с тем, чтобы «догнать и перегнать» противника. Советские договоры всегда «диалектические». Кремль их соблюдает до тех пор, пока не исчерпает их выгоды для себя и не почувствует, что может безнаказанно их нарушать. Так было со всеми договорами между СССР и иностранными державами.

В свете горького опыта брежневской «разрядки», когда СССР стал военной супердержавой и вступил на путь глобальной экспансии, Америка, вероятно, стала смотреть на политику Кремля более реалистически. Во всяком случае, есть основания думать, что Кремль и советский генералитет не могут ожидать от Вашингтона помощи в выходе из стратегического тупика, и рассчитывать на то, что Америка подарит им новый «космический СОЛТ». Ведь торг есть торг — «даешь — даю». Поскольку Кремль в космосе не располагает равноценным оружием, он должен расплатиться тем, что имеет на земле. Это вплотную подводит нас к проблеме всеобщего разоружения — атомного, биологического, химического, а также сокращения обычного оружия до уровня, необходимого для обороны страны. Если Советы на это пойдут, то первым условием заключения такого договора должен быть надежный и универсальный контроль по его соблюдению на территории договаривающихся сторон — условие, на которое Кремль никогда не соглашался.

С тех пор, как Советский Союз покинул женевские конференции, Кремль раздувал вторую «холодную войну», шантажировал страны НАТО, утверждал, что не вернется в Женеву, пока американцы не уберут из Европы свои «Першинги», дислоцированные здесь в ответ на «СС-20», пугал народы мира, что Америка вот-вот развяжет атомную войну. А каков результат? Кремль решил спасти мир, которому угрожал только он один, — и ему пришлось вернуться в Женеву. На встрече Шульца и Громыко 7–8 января 1985 г. в Женеве было решено начать переговоры по трем видам ядерного оружия — космического, стратегического и среднего радиуса действия.

Единственная причина, по которой Москва решила вернуться в Женеву, — это советский проигрыш в гонке вооружений в космосе. То, что вчера казалось научно-фантастическим сценарием «звездной войны», американская космическая технология способна превратить в быль. Отсюда новая цель Кремля — сорвать американские космические испытания, чтобы удержать превосходство и эффективность своего ракетно-ядерного арсенала. Эту свою цель Кремль старается осуществить, подчинив ей все переговоры по другим видам ракетно-ядерного оружия. Одновременно развернута и новая мировая кампания против «милитаризации космоса». Кремль будет затягивать переговоры до тех пор, пока американцы не откажутся от космических испытаний или советская космическая технология не догонит американскую.

Глава 3. Партия и ее национально-колониальная политика

Представьте себе следующую картину: приезжает, скажем, делегация откуда-нибудь из Латинской Америки, Азии или из Африки в СССР, чтобы посмотреть, как большевики разрешили национальный вопрос. Делегация посещает кавказские и среднеазиатские советские республики. Что она видит на месте? Во всех национальных республиках она видит одно и то же: у них свои «парламенты», свои Советы министров, свои Центральные Комитеты национальных компартий. Во главе всех этих органов верховной власти без исключения стоят представители самой коренной национальности, хотя государственный язык у них — русский. В учреждениях восседают националы, в магазинах торгуют националы. Уличное движение тоже регулируют милиционеры из коренной национальности. Нигде делегация не встречает ни солдат советской армии, ни войск КГБ и МВД. После всего виденного и услышанного от представителей «национальных» правительств об их «великих свободах» и «суверенных правах» члены делегации берут в руки «Конституцию СССР» и конституции данных республик и приходят к выводу: советские союзные республики действительно суверенные государства, которые объединились с советской Россией в одно союзное государство. Они прочли и нечто совсем новое для них. Оказывается, согласно статье 72 «Конституции СССР», любая из этих республик имеет «право свободного выхода из СССР». Так как эти делегаты не знают, что кто хотел бы воспользоваться этим правом, тот был бы немедленно арестован, то они решают: никакого советского империализма нет, Москва здесь вообще не присутствует, судьбы своих народов вершат независимые и свободно избранные народами парламенты и назначенные ими правительства. Делегация гостей видела лишь национальный фасад советской империи, но она не видела и не могла видеть ее неоколониальное нутро.

Механизм советского империализма настолько рафинирован, замаскирован и сложен, что понять его могут только те, кто испытывает его ярмо на собственной шее. Исторические уроки эволюции этого механизма — зловещее предупреждение как раз для народов в странах третьего мира, куда направлено главное острие советской политики глобальной экспансии. Они сейчас приобрели независимость и национальную аутентичность, но если победит коммунизм во всем мире, то они потеряют и то и другое. Даже язык у них будет английский или русский. Ведь это Ленин писал, что при коммунизме «Всемирным языком, может быть, будет английский, а, может быть, плюс русский». (Ленин. ПСС, т. 24, стр. 387]. Здесь поучителен опыт СССР.

Национально-колониальный вопрос относится к тому комплексу тактико-стратегических «новшеств», что внес Ленин в учение Маркса о революции. Ленин радикально перевернул марксово понимание истоков и маршрута «мировой пролетарской революции» как раз на основе разработки концепции об использовании крестьянского и национального движения как союзников пролетариата в революции. В теории Маркса, как известно, пролетарская революция начинается в передовых индустриальных странах с большинством пролетарского населения, перебрасываясь потом в другие страны и колонии, а у Ленина наоборот — мировая революция начинается в «слабом звене империализма», каким могут быть и среднеразвитые капиталистические страны плюс колонии, и только потом она распространяется на передовые страны Запада. Что же касается взглядов Маркса на характер и природу национального освободительного движения, то они были «внеклассовые», то есть антимарксистские. Вот яркий пример. В юго-восточной Европе, зависимой от империй — Российской, Австро-Венгерской и Оттоманской — существовали, по Марксу, «реакционные народы» и «революционные народы». Поляков и венгров, которые боролись за свою независимость против России, он считал «революционными народами», а чехов и южных славян (Болгария, Югославия), которые тоже боролись за свою независимость против Оттоманской и Австрийской империй, но пользовались при этом поддержкой России, он называет «реакционными народами». (Конечно, сегодняшние советские «марксистские» историки очень хвалятся этой помощью царской России «братским славянским народам» в их борьбе за национальную независимость). Если по Марксу «пролетарская революция» есть неизбежное следствие автоматического краха высокоразвитого капитализма, то Ленин молчаливо признал и эту теорию утопической, считая, что «пролетарская революция» сама по себе никогда не случится, но ее можно и нужно организовать даже в такой стране, как Россия, в которой к 1917 г. индустриальный пролетариат составлял только 2,5 %, а крестьянство — 80 %, при условиях: 1) заключение союза пролетариата с крестьянством (по Марксу крестьянство «реакционный класс», см. «Коммунистический манифест»); 2) привлечение к этому союзу нерусских народов Российской империи («Революция в России не победила бы и Колчак с Деникиным не были бы разбиты, если бы русский пролетариат не имел сочувствия и поддержки со стороны угнетенных народов бывшей Российской империи». — И. Сталин. Вопросы ленинизма. Изд. политической литературы, Ленинград, 1952, 2-е издание, стр. 52).

Этому должно предшествовать создание такой партии, которая способна искусственно организовать революционный переворот в любой стране, как это сегодня делает Кремль. («Дайте нам организацию революционеров, — мы перевернем Россию». — В. Ленин. Что делать? Изд. Гослитиздат, Ленинград, 1950, стр. 122).

Основной пункт ленинской программы по национальному вопросу, сформулированный за несколько лет до революции, гласил: «право всех народов Российской империи на самоопределение вплоть до государственного отделения». Ма-киавеллианская рафинированность Ленина в политике в том и заключалась, что он, как никто другой до него, умел выдавать тактику за программу, пропаганду за политику, лозунги за истины, ставя все это на службу своей стратегической цели — захвату власти. Вот с этой точки зрения Ленин подходил и к национальному вопросу. Он был единственным политиком в дореволюционной России, который усмотрел ахиллесову пяту царской империи в ее многонациональности. Выдвигая лозунг «самоопределение вплоть до отделения», Ленин преследовал две цели: ближайшую цель — завоевать симпатию нерусских народов на сторону своей «пролетарской революции», и конечную цель — удержать эти народы в составе своей будущей социалистической империи, как базы и основы мировой революции и мирового господства. Первым тактическим документом, призванным удержать в составе советской России мусульманские народы, было воззвание Ленина и народного комиссара по делам национальностей Сталина от 20 ноября 1917 г. «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока».

Оно начиналось словами: «К вам, трудящимся и угнетенным мусульманам России и Востока, татарам на Волге и в Крыму, киргизам и сартам Сибири и Туркестана, туркам и татарам Закавказья, чеченцам и горцам Кавказа обращаемся мы…»

В воззвании говорилось: вы были угнетены царизмом, ваша религия преследовалась, ваши мечети разрушались, ваши обычаи не уважались, но отныне «ваше верование, ваши обычаи, ваши национальные и культурные очаги» «свободны и неприкосновенны». Создавайте свою жизнь «свободно и беспрепятственно». «Вы имеете на это право. Вы сами должны быть хозяевами своей страны». («Документы внешней политики СССР». Изд. Госполитиздат, Москва, 1957, т. 1, стр. 34).

Вот когда эти мусульманские народы, как и украинцы, белорусы, балтийские народы, в начале 1918 г. один за другим объявили о своем выходе из большевистской России и создании своих независимых государств, то Ленин их вернул в Советскую империю на штыках Красной армии. На ссылки правительств этих народов, что они только воспользовались своим правом на самоопределение, торжественно провозглашенным большевистской партией, лидеры большевиков пояснили, что признаваемое ими право на независимость относится к «трудящимся классам», а не к нациям вообще. Финляндии посчастливилось легко выскочить из новой советской империи, зато Польше и балтийским странам пришлось воевать за свою независимость, и отстояли они ее из-за того только, что Ленину не хватило силы покорить их вновь (здесь Сталин накануне и во время последней войны «перевыполнил план» Ленина, покорив не только эти страны, но включив в советскую империю еще полдюжины новых восточно-европейских стран, которые никогда не входили в Российскую империю).

Федеральный принцип в структуре государства Ленин относил к области буржуазного государственного права, поэтому категорически отвергал его для своего будущего универсального социалистического государства. Советские теоретики замалчивают высказывания Ленина на сей счет.

Вот заявления Ленина об этом накануне Первой мировой войны: «Пока и поскольку разные нации составляют единое государство, марксисты ни в коем случае не будут проповедовать ни федеративного принципа, ни децентрализации». (Указ, соч., т. 25, стр. 306).

Через четыре года Ленин захватил власть и объявил… Российскую советскую федерацию народов! Это тоже классический пример тактического цинизма Ленина: идти на жертвы для проформы, чтобы удержать, углубить и расширить захваченную власть, которая была задумана как власть «диктатуры пролетариата», то есть абсолютного централизма. Ленин знал, что он делал, — РСФСР и другими советскими республиками будут руководить не проституированные большевиками Советы, а единая большевистская партия, программа и устав которой не знают ни федерации, ни автономии. И это вполне естественно, ибо, будучи федералистом на словах и абсолютным централистом на деле, Ленин был врагом существования независимых малых народов. Он стоял за их не только политическое, но и биологическое поглощение большим народом путем ассимиляции, что в условиях России означало их русификацию. Когда Ленину указывали, что его «национальная политика» ассимиляции в русском народе нерусских народов есть по существу антинациональная русификаторская политика, то он отвечал: «Против ассимиляции могут кричать только еврейские реакционные мещане, желающие повернуть назад колесо истории». (Указ, соч., т. 24, стр. 126). Вероятно, к этим «еврейским реакционным мещанам» принадлежал и Сталин, который в своей книге «Национальный вопрос и ленинизм» писал буквально следующее: «Вам, конечно, известно, что политика ассимиляции безусловно исключается из арсенала марксизма-ленинизма, как политика антинародная, контрреволюционная, как политика пагубная». (И. Сталин. Сочинения. Изд. политической литературы. Москва, 1949, т. II, стр. 347).

Как раз эту «антинародную, контрреволюционную» «ленинскую национальную политику» наиболее последовательно и безоглядно проводил сам Сталин, став не только наследником Ленина, но и единоличным диктатором советского государства. Уже при закладывании основ нынешней псевдофедерации, предложенной Лениным в виде СССР, выяснилось, что Сталин даже не считает нужным, как Ленин, прикрываться бутафорской федерацией, если у обеих цель одна и та же: создать абсолютистское тоталитарное государство. Поэтому Сталин был вообще против создания новой федерации, а требовал просто включить существующие «суверенные советские республики» (Украина, Белоруссия, ЗСФСР, куда входили Азербайджан, Армения, Грузия) в состав РСФСР на правах «автономии» и даже провел такое решение через ЦК во время болезни Ленина. Когда некоторые советские республики (Грузия, Белоруссия) не приняли плана «автономизации» Сталина, то Ленин увидел опасность раскола, поддержал грузинских «уклонистов» и обвинил Сталина, что он слишком торопится. На что Сталин ответил контратакой: «Ленин проявляет национал-либерализм». (В. Ленин. Указ, соч., т. 45, стр. 558).

Когда Каменев сообщил Сталину, что «Ильич объявляет войну в защиту независимости» (республик), Сталин ответил: «Я думаю, что мы должны быть твердыми с Лениным». («Владимир Ильич Ленин», под редакцией П. Поспелова. Изд. Госпо-литиздат, Москва 1963, 2-е издание, стр. 611).

«Война» Ленина была «войной» не в защиту самой «независимости», а войной за такую ее форму, которая создает видимость федерации равноправных «суверенных советских республик». В самом деле, вот самое большое требование Ленина в защиту «независимости»: во главе новой федерации СССР должен стоять союзный ЦИК, а в нем должен «председательствовать по очереди русский, украинец, грузин и т. д. Абсолютно!». (В. Ленин. Указ, соч., т. 45, стр. 214).

Сталин быстро понял, что Ленин борется лишь за бутафорию «независимости», и поэтому согласился на создание СССР, но с тем чтобы сделать новое государство в полном согласии с конечной целью Ленина федеративным по форме, тоталитарным на практике.

Дата 30 декабря 1922 г. — день образования СССР — вошла в историю советских национальных республик как историческая дата потери ими своей кратковременной национальнокоммунистической независимости. Эта национально-коммунистическая независимость выглядела тогда приблизительно так, как выглядит сегодня независимость восточноевропейских сателлитов СССР. Ее характерной и важнейшей чертой было: национальными советскими республиками прямо и исключительно руководили сами национальные коммунисты, котором из Москвы давалась лишь общая коммунистическая линия.

Когда образовали СССР, этими республиками начали непосредственно руководить высшие государственные чиновники из Москвы. Если вы возьмете в руки все эти фиктивные конституции СССР: «Конституция 1924 г.», «Конституция 1936 г.» и «Конституция 1977 г.» и сравните их между собою, то даже в них вы увидите, как от конституции к конституции происходит последовательная ликвидация «советского федерализма» и «национального суверенитета» прямо пропорционально темпам и формам абсолютизации советской тоталитарной партократии. Это хорошо видно при сравнении компетенции общесоюзных и республиканских государственных органов власти. По «Конституции 1924 г.» к исключительной компетенции общесоюзного правительства отходили только такие отрасли управления, как внешняя политика, оборона, коммуникации, тогда как к компетенции союзных республик относились отрасли государственного управления, как юстиция, просвещение, земледелие, внутренние дела (кроме ГПУ), здравоохранение и социальное обеспечение. Поэтому в союзных республиках существовали соответствующие республиканские наркоматы, не подчиненные Москве. Сегодня и по этим отраслям существуют министерства СССР — так называемые союзно-республиканские министерства. Если в «Конституции 1936 г.» Сталин еще перечислял, какие наркоматы являются общесоюзными, союзнореспубликанскими и республиканскими, то в «Конституции 1977 г.» Брежнев не нашел нужным делать такое перечисление, ибо по существу все министерства союзных республик являются общесоюзными, зато Брежнев ввел в свою конституцию статью, которой не осмелился ввести не только Ленин, но даже и Сталин. Это статья шестая, которая гласит: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза». («Конституция (основной закон) Союза Советских Социалистических Республик», Москва, 1977, стр. 8). Это собственно и есть единственная статья во всей брежневской конституции, в которой реальная власть в СССР нашла свое точное юридическое закрепление — в СССР никогда не было демократии, а была и осталась партократия. Принятые вслед за брежневской конституцией союзные и автономные конституции оказались ее точными копиями. Однако в присланных из Москвы «конституциях» союзных республик отсутствовала одна важнейшая статья, которая присутствовала в ленинской и сталинской «конституциях» для них: наряду с русским языком, язык данной национальности является государственным языком этой союзной республики. Волнения среди национальной интеллигенции в Грузии и Азербайджане заставили Кремль согласиться на включение такой статьи в их конституции, но наделе государственным языком был и остается русский.

В эпоху Сталина «ленинская национальная политика» была, выражаясь по-советски, поднята на высшую ступень и соответственно называлась «ленинско-сталинской национальной политикой». «Новшества» Сталина здесь свелись к трем элементам: маневрирование искусственным голодом как методом наказания нерадивых народов, этнический геноцид как метод истребления непокорных, государственный антисемитизм под маской борьбы с сионизмом как метод отдушины. Хорошо известны жертвы первого метода на Украине, где в 1931–1932 гг. умерло от голода до шести миллионов человек, но мало кому известно, что такой же искусственный голод советское правительство организовало в Средней Азии и Казахстане в те же самые годы. Об этом писал бывший советский работник довольно высокого ранга Лев Васильев в своей книге «Советский империализм» (издательство Чехова, Нью-Йорк): «Я получил повышение по службе и, как начальник отдела наркомата финансов, переезжаю в Ташкент… По улицам бродят голодные матери с детьми и с мольбой во взоре протягивают руки за подаянием. Трупы, бесконечные груды трупов, как дрова, наваливают на грузовики и отвозят на свалку, где кое-как зарывают в общих ямах.

Голодные уцелевшие собаки разрывают ямы и дерутся за добычу. Не раз я видел эти страшные грузовики — катафалки смерти». (Л. Васильев. Пути советского империализма. Изд. им. Чехова, Нью-Йорк, 1954, стр. 77).

По советским данным, в 1923 г. в СССР было 30 миллионов мусульманского населения, а к 1959 г. оно упало до 24 миллионов. Шесть миллионов погибло от голода и террора. (См. данные XII съезда РКП (б) и переписи 1959 г.).

Наиболее жестокие формы принял выборочный этнический геноцид по отношению к малым народам Советского Союза во время Второй мировой войны. Волжские немцы, крымские татары, калмыки, чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы были поголовно депортированы в пески Туркестана и их «автономии» ликвидированы. Что это было элементом общей политики, а не произволом «культа», показывает, что первые два народа до сих пор не возвращены на свою исконную родину. (Подробно см.: А. Некрич. Наказанные народы. Изд. «Хроника», Нью-Йорк, 1978).

Сколько в общей сложности депортированные народы понесли жертв, точно неизвестно, но судя по официальному обращению лишь одного только крымско-татарского народа на имя Политбюро и Верховного Совета СССР накануне 60 летия Октября, эти жертвы должны быть очень значительными. Там сказано: «За первые полтора года в тисках "особого режима”, по данным переписи народа — списочному составу (материалы хранятся в ЦК КПСС] — от массовой смертности погибло 46,2 % от общей численности всего высланного народа. Это около 200 тыс. жизней, из них 100 тыс. детей». («Обращение крымско-татарского народа к Белградскому совещанию…». См.: А. Некрич. Указ, соч., стр. 155].

После войны Сталин, вроде «военного трофея», принял в арсенал «марксизма-ленинизма» гитлеровский антисемитизм. Однако Сталин не был антисемитом примитивным, как Гитлер, он был антисемитом рафинированным и коварным. Вы не можете человека, который держит евреев в Политбюро (Каганович], Верховном Совете (Эренбург], во главе Госконтроля (Мехлис] объявить просто-напросто антисемитом. Сталин объявил себя, как и Ленин, антисионистом, а уничтожал евреев, называя их то низкопоклонниками, то космополитами, то сионистами, хотя быть кем-либо из них не считается криминалом в любом нормальном государстве. Запланированная депортация советских евреев в гетто где-то в Сибири сорвалась из-за смерти Сталина.

Свое руководство над союзными республиками Москва осуществляет через «институт вторых секретарей». Неписаный закон высшего партаппарата: во всех союзных республиках первый секретарь ЦК союзной республики — местный национал, но фактическим правителем данной республики является второй секретарь ЦК, присланный из Москвы как уполномоченный ЦК КПСС. Он руководит не только кадрами республики, но и их «интернационализацией», то есть русификацией. Малейшее сопротивление местных коммунистов такой политике объявляется проявлением злокачественного «местного национализма» и наказывается. Когда первый секретарь ЦК Туркменистана Бабаев хотел провести у себя не «интернационализацию», а «коренизацию» аппарата, то его немедленно сняли.

Особенно уродливые формы приняла русификация в школах. Уже с первых классов начали обучать детей на русском языке, но когда первый секретарь ЦК Азербайджана Мустафаев захотел, чтобы русские дети в азербайджанских школах присутствовали на уроках по азербайджанскому языку и литературе, его тоже сняли. Сравните все это с тем, что записали Ленин и Сталин на X съезде партии в 1921 г.: «Политика царизма состояла в том, чтобы убить среди них (нерусских народов) зачатки всякой государственности, калечить их культуру, стеснять их язык, русифицировать их», а «задача партии состоит в том, чтобы помочь им: а) развить и укрепить у себя советскую государственность в формах, соответствующих национальнобытовым условиям этих народов, б) развить и укрепить у себя действующие на родном языке — суд, администрацию, органы хозяйства, органы власти, составленные из людей местных». («Десятый съезд РКП (б)», стенографический отчет. Изд. политической литературы, Москва, 1963, стр. 603).

Ни одно из этих требований не выполнено. На национальных языках пишут стихи и ставят спектакли, но на национальных языках запрещено развитие всех точных и философских наук.

Когда, после нескольких десятилетий методической и целеустремленной политики «интернационализации» по созданию единого «советского народа» с единым русским языком, Кремль решил продемонстрировать свои успехи, то они оказались далеко не утешительными. Согласно сведениям последней Всесоюзной переписи населения (1979 г.), считали русский своим родным языком (в процентах к общей численности данной национальности):

Подсчет произведен по материалам Всесоюзных переписей населения 1959 и 1979 годов американским исследователем Любомиром Гайда (Гарвардский университет).

Последние годы вряд ли внесли в эту таблицу существенные изменения. Советский опыт хотя бы языковой ассимиляции явно не удался.

Глава 4. Фантазии Маркса и реалии «развитого социализма»

Чтобы доказать на практике, что так называемая марксистская политическая экономия о законах и перспективах «развития капитализма» есть наукообразная сказка, понадобилось сто лет. Чтобы доказать на практике, что так называемый «научный социализм» Маркса есть сущая утопия, понадобились приход к власти в России большевиков и их почти семидесятилетнее строительство «социализма» по рецепту Маркса.

Вспомним основные выводы и пророчества Маркса, чтобы видеть ложность его выводов и банкротство его пророчеств. Маркс писал, что не насилие, а внутренние противоречия приводят к гибели капитализма и к торжеству социализма. Что же касается революционеров, то они играют в этом процессе роль «повивальной бабки». Между тем, ни в одной стране капитализм не погиб в силу внутренних противоречий, его гибель организовали сами «повивальные бабки». Маркс писал, что социализм побеждает сначала в наиболее развитых промышленных странах Запада. «Повивальные бабки» доказали, что он может победить только в промышленно неразвитых, крестьянских странах — в России, Китае, Индокитае, государствах Африки, Латинской Америки. Маркс писал, что в высокоразвитых капиталистических странах происходит резкая социально-экономическая поляризация, образующая маленький полюс богачей и огромный полюс обездоленного пролетариата, средние же классы начисто исчезают. На деле получилось так, что средние классы составляют на Западе большинство населения, а пролетариат в марксовом понимании существует как раз в коммунистических странах. Маркс писал, что чем больше развивается капитализм, чем выше его уровень, тем быстрее растет абсолютное обнищание пролетариата. Получилось как раз наоборот — чем выше уровень капитализма, тем выше и уровень жизни широких масс. Это свое утверждение Маркс выдавал за «всеобщий закон капиталистического накопления», который, говоря его словами, «обуславливает накопление нищеты, соответственное накоплению капитала», короче — всеобщий закон пауперизации огромного большинства населения в развитых капиталистических странах. Кому не известно сегодня, что все это оказалось наукообразным бредом и что западные «пауперы», то есть безработные, получают от капиталистического государства большие пособия, чем их занятые коллеги от социалистического государства.

Кто-то верно заметил, что Жюль Верн в своих фантастических романах оказался лучшим пророком, чем Карл Маркс в своих научных трудах. И это правильно — 95 % фантазий Жюль Верна сбылось и ни одного процента пророчеств Маркса. Маркса давно забыли бы и о его существовании знали бы только специалисты по истории общественной мысли XIX столетия, если бы Ленин от имени Маркса не захватил государственную власть в стране, которую Маркс люто ненавидел. Конечно, Маркс, как и любой писатель и философ, имеет право на фантазию. Но когда фантазию объявляют наукой и, руководствуясь этой «наукой», начинают строить на крови и костях миллионов «научный социализм», то «фантаст» несет за это моральную ответственность. Верно, что основоположники марксизма связывали победу «своего» социализма с победой демократии. Роза Люксембург, критикуя деспотический социализм большевиков, писала, что нет социализма без демократии, как нет и демократии без социализма, причем под демократией она понимала не псевдодемократию большевиков, а западную демократию, признающую право меньшинства не соглашаться с большинством.

Утопией оказалось, конечно, и учение марксизма об отмирании государства. В «Коммунистическом манифесте» говорилось, что после ликвидации старых эксплуататорских классов и старых производственных отношений рабочий класс уничтожает и свое собственное политическое господство как класса. Энгельс в «Анти-Дюринге» выражался еще яснее: первый акт пролетарского государства — национализация средств производства — будет последним актом его существования как государства. А что произошло на деле? Абсолютизация, тоталитаризация, милитаризация советского марксистского государства.

Совершенно неважно, как называется тот или иной общественный строй — капиталистическим, коммунистическим, социалистическим, теократическим, а важно, насколько высок при данном строе материальный уровень жизни народа и какими политическими и духовными свободами и правами он пользуется. Ту же мысль образно выразил нынешний лидер коммунистического Китая Дэн-Сяо-пин, когда заявил: неважно, какого цвета кошка — черного или серого, важно, любы она ловила мышей. Уничтожив своей не только античеловеческой, но и антиэкономической практикой веру в коммунизм, правители Кремля повергли советское общество в полную духовную прострацию. Никто не верит ни в коммунизм, ни в идеалы гуманизма, вообще чуждые коммунистической системе; все это, вместе взятое, превращает правителей в циников, а управляемых в их легкие жертвы. Система гниет на корню, а в ее тяжелом смраде задыхается и народ.

Я уже писал, что спасение — только в радикальном повороте. Партаппаратчикам очень легко было бы обосновать теоретически и оправдать практически такой поворот в политике ссыпками на всеспасающие цитаты из Ленина периода перехода от «военного коммунизма» к НЭПу. Партаппаратчики, однако, боятся, и боятся вполне справедливо, что удавшееся Ленину — сохранение монопартийной диктатуры при НЭПе, — не удастся им при нео-НЭПе. Нео-НЭП потребовал бы допущения не только определенных экономических свобод, но и пересмотра партийно-полицейских ограничений в духовной жизни. Советское общество, да и само государство, выиграли бы от поворота материально и морально, а партия проиграла бы и в том и в другом. Нео-НЭП был бы последним и окончательным доказательством того, что вся социалистическая система порочна, и партия, которая семь десятилетий навязывала ее силой своему народу, обречена на исчезновение. Поэтому, если это будет зависеть от воли партаппаратчиков, то не случится ничего, только на всех своих сборищах они будут повторять набившие всем оскомину пустые слова — «совершенствовать руководство», «совершенствовать экономический механизм», даже «совершенствовать развитой социализм» — хотя более совершенной в истории еще не было тиранической системы, чем советская.

В советскую систему власти входит, между тем, фактор, от которого зависит внешнеполитическая безопасность партийного государства — это армия. Военный переворот генерала Ярузельского в рамках коммунистической системы в Польше был направлен не только против антикоммунистических свободных профсоюзов в городе и деревне — против «Солидарности», но и против насквозь прогнившей диктатуры польских партаппаратчиков. Чем гарантированы твердолобые из Кремля, что со временем не появятся подражатели польского генерала из среды советского офицерского корпуса? Несомненно инспирированный самими советскими лидерами военный переворот удержал Польшу в составе советской империи. Но удержат ли советские партаппаратчики свою не менее прогнившую реакционную систему властвования, если советские военные захотят по собственной инициативе найти ей разумную прогрессивную альтернативу?

Ведь это ни для кого не секрет, что нынешний советский офицерский корпус более русский, чем коммунистический, более национальный, чем интернациональный. Ни для кого не секрет также и то, что эта русская армия черпает свою духовную пищу не из тошнотворных учебников марксизма-ленинизма, а из вечно живой для нее военно-патриотической истории старой России, которая ведь была велика не дворцовой камарильей, а основательницей Российской империи — русской армией и ее полководцами. Сталин знал, что делал, когда, чтобы выиграть войну против Германии, реабилитировал эту императорскую русскую армию и ее знаменитых полководцев, а саму войну назвал, по примеру войны 1812 г., «Великой Отечественной войной» Не партия, а армия выиграла эту великую войну. Не партия, а армия может стать инициатором и великих реформ, и тем самым прославить себя еще раз, но уже на мирном поприще по спасению великой нации от социального и этнического вырождения. Не нужно быть марксистом, чтобы видеть органическую связь между советским бытом и советским сознанием:

1. Между порочностью марксистских экономических догм и тупиком, в котором находится советская экономика.

2. Между «коммунистическим воспитанием» народа и уродливыми явлениями в советском быту.

3. Между человеконенавистнической идеологией партии и дегенерацией партии и дегенерацией людей.

4. Между насильственным навязыванием атеизма в советских школах и семьях и снижением воспроизводства этнографического русского населения, тогда как в регионах, где атеизм не проник в быт и сознание народов, там наблюдается воистину демографический взрыв (советские мусульманские республики].

Коммунизм не страшен, пока его проповедуют, коммунизм вреден, когда навязывают его идеологию, коммунизм катастрофичен, когда надо жить под его законами. Коммунизм ужасен не только физическим террором, но и универсальной ложью, которой пропитана вся его политическая система. Со времени Макиавелли мы знаем, что двуличие в политике почти легитимное средство правителей. Когда в обществе Талейрана один из его современников был назван «честным политиком», то этот великий лицемер своего времени съязвил: «если он человек честный, так знайте, что он не политик». Но и здесь большевики побили рекорды лицемеров всех времен. Шедевром политической лжи Ленина была его резолюция на апрельской конференции 1917 г. о том, что будущая советская республика будет новым «типом государства без полиции, без постоянной армии, без привилегированного чиновничества». Шедевром лжи нашего времени является утверждение Кремля, что в СССР создано самое справедливое в истории социальное общежитие «развитого социализма», при котором люди живут материально лучше и политически свободнее, чем граждане демократических стран. «Советские люди — хозяева своего государства», — твердит пропаганда. (Чтобы в этом не усомнились сами советские граждане, плотно закрыты советские границы и запрещено посещение западных стран гражданами СССР].

На деле все трудоспособные советские граждане — не хозяева, а слуги монопартийного государства, ибо это монопартийное государство единственный работодатель в стране. Хотя существуют так называемые профсоюзы и формальная процедура заключения между ними и государственными предприятиями трудовых коллективных договоров, но фактически уровень материального вознаграждения каждого трудящегося определяется односторонне — самим монопартийным государством. Роль профсоюзов сводится в данном случае к тому, чтобы подписывать «колдоговоры» от имени советских граждан. Поскольку в Советском Союзе запрещены забастовки, а индивидуальные или групповые протесты против произвола бюрократии наказываются в уголовном порядке как «антисоветские действия», то советские служащие, рабочие, колхозники должны довольствоваться той зарплатой, которую предлагает им администрация. Реальное содержание этой зарплаты в три-четыре раза ниже, чем зарплата людей соответствующей социальной категории на Западе. Но партия, руководящая «развитым социализмом», отвергает «мелкобуржуазную уравниловку», а это означает лишь одно, а именно, что даже в «развитом» социалистическом обществе уровень вознаграждения за работу прямо пропорционален тому месту, которое человек занимает в сословно-классовой структуре советского общества или на служебно-бюрократической лестнице партийно-государственной иерархии. Из двух критериев определения уровня материального вознаграждения советского человека первый — какую пользу этот человек приносит своей работой обществу, и — второй — насколько данная личность способствует укреплению власти партии, — примат принадлежит партии. Поэтому деятельность во имя укрепления власти партии оплачивается щедрее. Причем речь здесь вовсе не идет об одних коммунистах. Беспартийные писатели Максим Горький, «красный граф» Толстой, Илья Эренбург в свое время сделали для укрепления власти партии больше, чем сотни партийных функционеров, и умерли миллионерами. Беспартийный академик Сахаров своей водородной бомбой больше укрепил военную мощь советского государства, чем весь ЦК в целом, поэтому его осыпали деньгами и премиями. Когда он их отдавал на благотворительные цели, то это вызвало отрицательную реакцию со стороны высшей власти. Партократия не любит неподкупных людей.

Сталин в основу своей доктрины управления положил два негласных принципа. Первый: человек — крайне эгоистическое существо, если хочешь сделать его орудием своей политики, надо его систематически подкупать как материально, так и лестью; принцип второй: народ — безмозглое быдло, подверженное панике и восприимчивое к любому влиянию. Если хочешь им успешно править, надо действовать террором — для устрашения, и ложью — для одурманивания. Террор — не только орудие уничтожения неисправимых, но и психологический фактор коммунистического покорения массы. Ложь, повторяемая систематически, станет такой привычкой массы, что управлять ею уже не будет проблемы. Но у Сталина был определенный «лимит» подкупа и определенное правило в решении проблемы, кто кого подкупает — подкупает власть, но ее никто не смеет подкупать. Кто покушается на это, лишается жизни вместе с подкупленным представителем власти. Столь же решительно карались и те представители монопартийного государства, которые «самоподкупались» (расхитители социалистической собственности).

С Брежнева началась буквально вакханалия коррупции по всей линии партийно-государственной иерархии. Коррупция свойственна любой тиранической системе, где чиновник плохо оплачивается и режим не подконтролен обществу, как в советском государстве. Это только одна причина. Другая, специфически советская, причина восходит к XX съезду партии, когда разоблачили Сталина как лжебога коммунизма. Этот кризис власти оказался одновременно и кризисом коммунистической веры. Если сам коммунистический бог — преступник, то и вера его преступна. Отныне все дозволено: живи, как хочешь, хватай все, что можешь, «обогащайся»! Словом, «хочешь жить — умей вертеться» — так гласит новая советская поговорка, приведенная на страницах газеты «Правда» (31.01.1985). Когда одного руководящего коммуниста на заводе им. Дегтярева, по фамилии Амбаров, обвинили, что у него нет никакой совести, ибо присваивает казенное добро, то он изрек всю философию нынешнего господствующего класса лапидарно и выразительно — «совести у меня много, но я ею пользуюсь редко». («Правда», 3.11.1984).

Прямым результатом кризиса партии и партийной идеологии явился уже чисто брежневский «трудовой» феномен — всеобщее падение государственной и трудовой дисциплины. Чтобы выразить специфические атрибуты этого явления, оказалось необходимым изобрести новые слова в русском языке или придать старым словам новое значение — «показуха», «очковтирательство», «шабашничать», «сработать налево» и т. д. Совокупность всех этих явлений в партии привела к глубочайшему моральному кризису общества, во многом напоминающему кризис Римской империи, приведший к ее разложению — одичание нравов, массовые попойки, оргии, наркомания, проституция. Пьянство было и раньше, но то, что происходит сейчас, абсолютно, ново — это эпидемия пьянства — пьют женщины, пьют супружеские пары вместе на глазах своих малолетних детей. Хуже — нередко пьют сами подростки. А чтобы вести разгульную жизнь, люди крадут все, что попадется под руку. Режим тщательно скрывает статистику уголовных преступлений в стране, а средства информации хранят о них гробовое молчание, ибо по официальной доктрине социализму не свойственны уголовные преступления.

Что говорить о преступлениях рядовых граждан или средних функционеров партии, когда сам министр внутренних дел СССР, генерал армии и член ЦК КПСС Щелоков сам со всем своим ближайшим окружением оказался уголовным преступником. «Назначили козла огородником» — говорят немцы в таких случаях. Вот такова общая картина в партии и стране в момент, когда смена власти на вершине Кремля становится фактом. Новые люди в Кремле должны понять, что все негативные явления в обществе, в том числе экономическая стагнация, падение дисциплины, коррупция, эпидемия пьянства, объясняются не порочной природой людей, а порочной системой власти. Чтобы избавиться от них, надо менять систему.

Но как ее менять? Возможна ли ее эволюция? Когда бывший американский президент Никсон спросил у тогдашнего советского премьера Косыгина: «Народ ваш талантливый, изобретательный, но почему вы не даете ему свободы?» — Косыгин, не задумываясь, ответил: «Дать русским свободу? Так они же передерутся между собой!» Цинизм этого ответа превзойден оскорблением по адресу собственного народа. Разумеется, Косыгин выразил тут не свое личное мнение, а философию всей правящей партолигархии. Выходит, что русские, в отличие от свободных западных народов, такие отчаянные разбойники, которыми надо править не убеждением, а чекистской дубинкой. Однако глубинная причина, почему партия не продолжала хотя бы политику «оттепели», заключается совсем в другом. Советский тоталитарный режим может существовать только в условиях тотальной несвободы. Первый же день обнародования политических свобод и гражданских прав в СССР был бы последним днем господства партии. Морально-политическое единство между партией и народом существует только на страницах «Правды».

Но встает вопрос: как долго может существовать режим, основанный на насилии? Еще Наполеон знал, что народы можно завоевывать штыками, но править ими, вечно сидя на штыках, невозможно. Пессимисты ссылаются на исторический опыт — России не привыкать к насилию и деспотизму: татаро-монгольское иго существовало 240 лет, абсолютизм Романовых 300 лет, тирания большевизма существует вот уже скоро 70 лет. Словом, русский народ «вынесет все, что Господь ни пошлет»; как говорил в свое время поэт Некрасов.

К сожалению, тут много правды, но едва ли вся правда, ибо пессимисты забывают глубочайшую разницу между прошлыми эпохами и нашим временем, между далекими предками и их нынешними потомками, между патриархально-консервативным бытом тех времен и сказочным разворотом экономики, материальной культуры, техники и технологии нашего века. Сегодня судьбы народов и государств решают экономика, наука и техника, не зажатые в тиски партийных догм и политической полицейщины. Скоро самые закоренелые из догматиков станут перед выбором: либо и дальше отметать посягательства на чистоту догм и монополию власти партаппаратчиков и тогда пребывать в нынешнем состоянии «быть бы живу — не до жиру», либо допустить экономические свободы в стране путем коренных реформ промышленности и ликвидации окончательно обанкротившейся колхозной системы, и тогда идти в ногу с передовыми индустриальными странами Запада. Не человеколюбие и не свободолюбие, чуждые психологии и идеологии большевизма, а с каждым днем обостряющаяся необходимость решить эту экономическую альтернативу, может заставить Кремль пожертвовать догмой, помня пророчество Ленина, что судьба коммунизма, в конечном счете, решится в соревновании на международном экономическом поприще. Тем более, что Ленин сам подал в свое время пример, провозгласив в России НЭП, допускающий не только свободный рынок, но еще и международные экономические концессии в советской России. На путь ленинского НЭПа стал ныне и коммунистический Китай, объявив реформы в городе и деревне и широко кооперируя с Западом. Этот путь — путь экономической эволюции в рамках существующей системы — теоретически вполне возможен.

Тут же встает и другой вопрос: возможна ли в этой связи и политическая эволюция самого советского режима? Я, конечно, даже теоретического ответа на этот вопрос не знаю. Можно говорить лишь о попытке прогноза, исходя из исторического опыта и политико-психологической ментальности правящей ныне партии. Конечно, бывали случаи, когда на наших глазах менялись режимы авторитарные, как в Испании, Португалии, Турции, на режимы правовые. Однако Россию надо мерить русским аршином, ибо у нее своя «особенная стать», да и советский режим не просто деспотический, он тиранический режим совершенно небывалого типа. История не знает случаев, чтобы тираны уступили добровольно свою власть суверену, у которого они ее узурпировали, — народу. Что же касается коммунистических тиранов, то они просто одержимы мыслью о власти, ибо власть для них не только орудие безраздельного господства над народом, но и единственный источник их материального благополучия. Жажда власти коммунистических партаппаратчиков со временем переросла прямо-таки в патологическую манию власти. Этим собственно и объясняется тот неписаный статут, который установила для своих членов партолигархия — статут пожизненности занимаемых постов, не признающий ни пенсионного возраста, ни старческой немощи, ни смертельной болезни даже для глав партии и государства, как это мы знаем на примерах Сталина, Брежнева, Андропова, Черненко. Абсолютно то же самое будет происходить и с новым поколением Горбачева. Этим я объясняю, что Горбачев не восстановил в новом уставе КПСС хрущевского параграфа о ротации партаппаратчиков. Партийные олигархи — реалисты и циники. Если для укрепления и расширения своей власти им потребуется пожертвовать той или иной ведущей догмой марксизма-ленинизма, то они на это пойдут без малейших угрызений своей «марксистско-ленинской» совести, ибо святее всех святых для них — не идея давно обанкротившейся утопической теории, а комфортабельная идея реальной власти. Если этой власти угрожает серьезная опасность гибели, то коммунистические лидеры готовы на любые жертвы в интересах ее спасения, вплоть до расчленения России (например, сепаратный мир с Германией в 1918 г.) или отступления, хоть и временного, от своей марксистской идеологии (например, НЭП Ленина в 1921 году), или на открытый союз с фашизмом (пакт Риббентроп-Молотов в 1939 году). Отсюда следует, что возможны тактические зигзаги и дальше, особенно в случае, если нынешний кризис советской экономической и социальной системы окажется хроническим.

Эволюционное изменение политической системы властвования кажется невероятным в силу уже сказанного. Советская тоталитарная система, выражаясь образно, — это некий концентрический круг с окружностями разного радиуса действия. В эпицентре — перманентное чекистское чистилище, в котором уже погибло, по оценке ряда специалистов, около 50–60 миллионов человек. Это одна треть населения СССР до войны. Чем дальше человек стоит от этого эпицентра, тем легче ему дышать. Но удаляться от него советские люди могут только на определенное расстояние внутри круга, а выскочить из круга никому не дано — ни правителям, ни народу. При Сталине эпицентр означал просто пекло, при Хрущеве люди начали чувствовать себя в зоне терпимой «оттепели», при его преемниках началось обратное движение к эпицентру сталинщины.

Круг гарантирует правителям тотальный контроль над народом. Поэтому они никому, даже из своей среды, не разрешают экспериментировать в этом кругу, резонно боясь, что неосторожные эксперименты могут взорвать весь круг, дав народу выйти из-под их контроля. Когда Хрущев нарушил этот закон круга и начал широко экспериментировать, то его быстро убрали. Природа круга власти такова, что его нельзя согнуть, его можно только сломать. Это возможно либо на путях новой революции, либо через бонапартистский переворот. Все три варианта о будущей судьбе советского режима — эволюция, революция и бонапартистский переворот — встречаются в обсуждениях как в западной, так и в эмигрантской печати.

Говоря о революционном варианте, нельзя думать категориями старых классических революций с их кровавыми вооруженными восстаниями, массовым террором, уличными баррикадами. Цивилизованные народы мира такие насильственные революции отвергают. Польская августовская «мирная революция» 1980 года, в которой интеллигенция объединилась с рабочими и крестьянами, открыла новую эпоху «мирных революций». Поляки показали, как мирным путем изнутри можно взорвать «концентрический круг». Временное поражение поляков, которым угрожала вооруженной интервенцией супердержава, не говорит о порочности польского опыта, а наоборот, подтверждает аксиому всех аксиом — если бы такая «мирная революция» произошла в центре советской империи — в самом СССР, то дни всей коммунистической тирании на Востоке были бы сочтены.

Ничего так смертельно не боятся властители советской империи, как цепной реакции начавшейся на ее окраине «мирной и немирной революции». Этим и объяснялась беспощадность Кремля, когда он душил Берлинское рабочее восстание 1953 года, Венгерскую революцию 1956 года, чехословацкую «весну» 1968 года, польскую «мирную революцию» 1980–1983 годов путем военно-политического переворота в Польше.

Однако, это только у Гегеля исторические события и герои повторяются дважды, а на деле история хаотична и богата на выдумки.

Поэтому даже в наш компьютерный век бессмысленно претендовать на безошибочный прогноз в отношении будущих событий, хотя бы потому, что человеческий мозг слишком субъективен, а электронному мозгу неподсудны сложнейшие движения человеческой души.