От революционного восторга к…

Глава 13

Глава тринадцатая.

Май одна тысяча девятьсот семнадцатого года.

Ожидаемо, к князю Львову я не попал, у Председателя правительства Российской империи были более важные дела, чем наведение порядка в столице и прекращение вооруженного противостояния. Переверзев, занявший новый кабинет с табличкой «Министр юстиции», развел руками, ссылаясь, что в его подчинении никаких войск нет, и мне следует обращаться непосредственно к военному министру — товарищу Керенскому.

Телефонировав в великокняжеский дворец, что совещание переносится на вечер, я ринулся в погоню за Александром Федоровичем, который, будучи уверенным, что его политическая звезда по-настоящему засияет после успешного летнего наступления Русской армии, как челнок мотался по полкам столичного гарнизона, призывая, убеждая, моля, льстя и превознося возомнивших себя политической силой, опухших от безделья, нижних чинов запасных батальонов.

Солдаты кричали «Ура!», подбрасывали вверх фуражки, но явственного желания идти на фронт на их лицах написано не было. С чего военный министр решил, что его зажигательных речей будет достаточно, чтобы солдаты поднялись из окопов, пробежали пару верст, простреливаемой на каждом вершке, поля между окопами, прорвались через десяток рядов колючей проволоки и прочих спиралей, если самыми популярными словами в стране стали «Мир» и «Конец войне»? Но Керенский, пытаясь «завести» публику, больше всего заводился сам, принимая приветственные крики изменчивой толпы за чистую монету.

— Господин военный министр, разрешите обратится? — вчерашнее нападение «спасителя России» ничему не научило — десяток офицеров и других, странных типов в полувоенной одежде, толпящихся вокруг открытого автомобиля, с заднего дивана которого и выступал «неистовый трибун», пропустили меня к телу министра практически беспрепятственно.

— Что вы хотели… Котов, если я не ошибаюсь?

— Точно так, господин министра, Котов. У меня к вам отношение. — я подал бумагу, надиктованную Переверзевым, о выделении мне батальона юнкеров или слушателей школы прапорщиков для операции по установлению контроля над Васильевским островом.

— Извините, господин Котов, но я не могу выделить воинскую часть под командование гражданскому лицу… — гордо заявила мне гражданская штафирка, со вчерашнего дня ставшая звездой военной тактики и стратегии.

— Я не прошу передавать мне кого-то под командование, мне своих дуболомов хватает. Я хотел бы, чтобы верные правительству воинские части принимали под свой контроль стратегические объекты, после того, как мои милиционеры их освободят.

Министр задумчиво пожевал узкими губами, ища повод мне отказать.

— Господин Котов, вы можете дать гарантию, что переданным вам силам не придется стрелять в обывателей?

— Нет, господин министр, таких гарантий я дать не могу. Безусловно, приверженцы самых экстремистских групп левых партий, пользуясь наличием оружия и многократным численным превосходством, попытаются, силой оружия, вернуть контроль над утраченными объектами.

— В таком случае, вынужден вам отказать — после падения царского режима русские воины стрелять в свой народ никогда не будут.

Напыщенный щеголь уже уселся на диван фаэтона и держа в поднятой руке фуражку, ехал вдоль орущего «Ура» многотысячного батальона очередного полка, что через несколько месяцев перестанет существовать, несмотря на свою вековую историю, серебряные трубы или алые сапоги, а я судорожно сжимал за спиной кулаки, борясь с сильнейшим желанием разрядить в этого, безусловно, самого популярного российского политика, всю обойму своего «маузера». Люди, рвущиеся сейчас к вершине власти — они такие, надеются взобраться на вершину пищевой цепочки не снимая белых перчаток, под хлопки пробок шампанского и восхищенные крики женщин, не понимая, что без государство таким образом не построить и не удержать от соскальзывания в пропасть.

Я закрутил головой, нашел взглядом свою пролетку и быстрым шагом двинулся к ней — необходимо было пересматривать всю стратегию действий на ближайшее время.

Вечер того же дня.

— Итак, господа, никакой поддержки от властей не будет. Нам с вами поставили невыполнимое задание. Какой при этом был умысел у председателя правительства и был ли он вообще — я не знаю. — я обвел взглядом присутствующих на совещании милицейских командиров: — Если мы завтра нанесем визит по отделам милиции и заводским дружинам, скорее всего мы будем иметь кратковременный успех, который в ближайшее время превратится в поражение. Максимум, чего мы сможем добиться — конфискуем несколько сотен стволов оружия, которое, скорее всего, правительство попытается у нас изъять и вернуть обратно рабочим дружинам. Но после этого о мирном сосуществовании с рабочей гвардией не может быть и речи. Максимум, через месяц, рабочие отряды восстановят свое положение и начнут давить нас, после чего, скорее всего в июле, мы повторим печальную судьбу царской полиции. На основании изложенного, жду ваших предложений.

В течении часа я слушал пламенные речи своих подчиненных, но, к сожалению, все они были уровня — встретить и отпинать всех, догнать и победить, найти и поделить. Дав всем выговорится, я отправил своих помощников «ужинать и думать», оставив только узкий круг тех, кто был со мной с самого начала.

— Господа, с большой печалью вынужден отметить, что как бы мы не пыжились, главной политической силой в столице, в настоящий момент, является армия. Причем армия не организованная, а армия нижних чинов, которые уже хлебнули русской кровушки и осознали свою мощь. И мы, как милиция, противопоставить этой силе ничего не можем. Даже если я дам каждому нашему сотруднику по пулеметы, это нам не поможет — этих ребят просто очень много. Они выдержат наш первый удар, после чего просто затопчут нас, особо не вспотев.

И второй момент, который я хотел бы обсудить с вами — под какими лозунгами мы бы не выступали, какие бы нарукавные повязки мы бы не носили, тень перебитой в феврале царской полиции будет постоянно довлеть над нами — нас не любят все слои населения России, и все прекрасно знают — если с нами соберутся расправится, нас прихлопнут в течении пары дней.

Усилится нам тоже не дадут — как только мы начнем представлять более-менее серьезную силу, с нами расправятся немедленно, а повод для этого найдут. Поэтому у меня к вам будет предложение — давайте сформируем свою, «карманную» воинскую часть, например, запасную бригаду…

Я обвел взглядом ошарашенных соратников:

— А что вы на меня так смотрите? Ночью посетим канцелярию запасного батальона, к примеру, Павловского полка, выкрадем всю документацию и использовав ее, как пример, сформируем, скажем, запасной батальон семьсот шестьдесят пятого, Васюганского, полка. Людей набрать по рекомендациям, вплоть до того, что переводить из других полков. Обещать полуторный оклад содержания и кучу плюшек после войны.

Сейчас необходимо подобрать командный состав, человек десять для начала, чтобы морды лица и речь были поблагороднее, на офицерские похожи и надо начинать.

Не знаю, какое наказание понес караул Третьего, его величества, стрелкового полка, когда в ночное время неизвестные злоумышленники проникли в помещение канцелярии запасного батальона, но не надо пить на посту, тем более, что денежный ящик мы не тронули. Занималась ли делом о хищении хозяйственных документов контрразведка или все закончилось тем, что нестроевые писарчуки восстановили бумаги, мне также доподлинно не известно, но к нам никто не пришел и вопросов не задавал. Мы же усиленно формировали две роты Васюганского полка, делали печати и прочие бумаги, необходимые для полноценного существования воинской части. Много выздоравливающих пришли к нам официально, из госпиталя, расположенного в соседнем, от великокняжеского дворца, здании. Людей подкупало полуторное содержание и то, что им было твердо обещано, что в ближайшее время на фронт, под немецкие снаряды, они не попадут.

Через десять дней в кабинет комиссара временного правительства по управлению учреждений бывшего императорского двора Федора Александровича Голикова вошел подтянутый подпоручик и предъявил приказ командира запасного батальона Васюганского полка о взятии под охрану подведомственных комиссару объектов — собственно резиденции комиссара по адресу Набережная реки Фонтанка, дом двадцать и Кабинета Его императорского величества по адресу Набережная реки Фонтанки, дом тридцать один.

— Замечательно, просто замечательно, господин… — обрадованный комиссар тряс руку офицера.

— Подпоручик Чертанов Антон Павлович, честь имею!

— Вы просто камень с моей души сняли, дорогой Антон Павлович. А то сокровища, принадлежащие молодой республики находятся бес всякой охраны. И еще два вопроса — а про остальные объекты, что к моему ведомству относятся — дворцы, в том числе и загородные, вы что-то можете мне сказать?

— Сожалею, Федор Александрович, но пока ничем вас обрадовать не могу. Наш полк седьмой очереди, формируется из выздоравливающих что из госпиталей выписывают, ратники, сами понимаете, от службы всячески уклоняются, так что, на все дворцы сил у нас точно не хватит.

— И еще один, весьма деликатный вопрос. В Гатчине, в парке, солдаты местного гарнизона статуям головы и руки отрывали…

— Уверяю вас, Федор Александрович, в нашем батальоне дисциплина поддерживается на высоком уровне, с солдатами специально проведены беседы, и никто картины и статуи портить не будет.

Не скажу, что все с набором бойцов запасного батальона было в порядке, в первый же день их начинали муштровать так, как будто никакой революции в феврале не было. Обычно, одного дня было достаточно — любители свободы и демократии в армии следующим утром направлялись на медицинскую комиссию, для дальнейшего прохождения службы, а тот, кто воспринимал элементы муштры спокойно, включались в списки семьсот шестьдесят пятого пехотного полка.

На довольствие батальон был принят тыловыми службами Петроградского гарнизона тоже без особых проблем, тем более, что квартирмейстер батальона был человек понимающий, оформленные в полном соответствии с требованиями военной канцелярщины, бумагами сопровождались маленькими, но приятными презентами для местных интендантов, а количество полков в армии, тем более, вновь формируемых, достигло поистине космического масштаба, что никто лишних вопросов не задавал.

В тот день, когда Васюганский полк брал под охрану имущество бывшего Императора, я «исполнил» гражданина Троцкого. В штабе «межрайонцев», впрочем, как и в штабах других, значимых партий, с момента приезда господина Бронштейна, на «общественных началах» работало несколько беспризорников, тем более, что денег или усиленного пайка за свою работу ребята не просили, на что и где жили молодые оборванцы, целыми днями бегавшие с мелкими поручениями, никого не интересовало. Максимум, на что могли расщедрится партийцы — угостить шустрого курьера папироской. Три десятка беспризорников кормились утром и вечером при кухне народной милиции, на задах великокняжеского дворца, а то, что пацаны наперебой рассказывали о прошедшем дне, курирующим это направление, доброму дядьке фельдшеру Загибову Семену Васильевичу — ну что-же тут такого.

Троцкого я встретил на девятой линии Васильевского острова — Лев Давыдович сотоварищи двигался с митинга на гильзовом отделении Патронного завода, где местный отряд рабочей гвардии запер на складе руководство завода за отказ оплачивать членам заводской «боевки» время проведения учений, как рабочее. По данному поводу, как водится, собрался митинг, где Гражданин нескольких держав Троцкий «поторговал лицом», призвав рабочих оборонного завода бороться за все хорошее против всего плохого. Так как будущий «лев революции» еще не знал, к какой политической силе примкнуть, речь его была достаточно осторожной, без острого политического задора. После митинга господин Бронштейн, одетый в светлый макинтош и соломенную шляпу, двинулся в сторону Центра, так как поймать извозчика возле проходной завода было затруднительно.

Не доходя пересечения с Малым проспектом, я намотал на лицо серое кашне, натянул на глаза солдатскую фуражку и ускорил шаг. Тип, уже несколько дней таскавшийся за Троцким и изображавший охрану, даже не повернулся, за что получил пулю из браунинга в обтянутую серым галифе ляжку. Обернувшимся ко мне, в полном изумлении, Троцкому и Свердлову я выпустил по две пули в грудь, после чего, осторожно, чтобы не испачкаться кровью, достал у каждого бумажник. Охранник, скрипя зубами от боли, прикидывался ветошью, не оказывая никакой попытки к сопротивлению. Он был важным свидетелем, что видных революционеров убил какой-то солдат с замотанным лицом с целью банального ограбления. Под женские крики «Убили!» я пробежал мимо двух рабочих казарм, где скинул оба кошелька, избавив их от наличности, после чего резко сменил направление своего движения. Через пять минут я избавился от солдатской шинели без погон, фуражку с ломанным козырьком, которые я забросил на чей-то дровяной сарай и, оставшись в темном пиджаке и черном картузе, которые извлек из кармана, на ходу вскочил в задний вагон трамвая двадцать четвертого маршрута, который, дребезжа на рельсах, бодро катил в сторону Николаевского моста. При повороте на девятую линию я заметил толпу, собравшуюся на месте недавно произошедшей трагедии. Испытывал ли я сожаление? Наверное, нет. Слишком кровавым был след, оставленный этим, безусловно одаренным и неординарным, человеком в истории Русской революции. Очень надеюсь, что после моего сегодняшнего душегубства не будет ни попыток перманентной революции, ни массовых расстрелов, ни трудовых армий, ни похабного Брестского мира ни прочих убийственных социальных экспериментов над населением многострадальной России.

В министерство юстиции меня вызвали на следующий день.

Формально являющийся моим начальником, князь Львов, уцепившийся, кроме должности Председателя правительства, еще и портфель Министра внутренних дел, вновь не нашел времени устроить мне даже выволочку, принимал меня господин Переверзев.

— Милостивый государь, извольте объяснится! — бывший столичный прокурор в гневе раскраснелся, постоянно снимая и протирая маленькое пенсне: — Я поручился за вас перед Правительством, что вы тот человек, что наведет порядок с преступностью в столице, а вы! У вас на Васильевском острове, среди беда дня, убивают видного общественного деятеля с помощником, а вы не изволили ни выехать на место происшествия, ни организовать расследование. Как это понимать? Я жду от вас подробных объяснений!

— Господин министр! — я встал из-за стола и вытянулся: — Как я неоднократно письменно докладывал, вверенная мне милиция не контролирует примерно половину территории города, более того, отряды милиции Васильевского острова, Выборгской стороны и ряда иных мест, совместно с рабочими дружинами местных промышленных предприятий, препятствуют появлению в тех районах наших патрулей. Дважды по этому поводу возникала перестрелка, после чего я дал команду подчиненным мне сотрудникам на той территории не появляться. Если вы поставили мне на вид убийство господина Троцкого со спутником, то место происшествия находится под контролем рабочих дружин местных заводов, что хорошо вооружены и явно вчера были настроены неприветливо. Вы, как опытный юрист, как представляете проведение осмотра места происшествия и расследования под винтовочным огнем разозленных рабочих?

— Ну уж, прямо под огнем? — ухмыльнулся главный законник столицы.