«На светящейся Высокой Харе нет ни ночи, ни тьмы, ни холодного ветра, ни знойного, ни губительных болезней, ни созданной дайвами[11] скверны, и не поднимается туман от Высокой Хары» — так рассказывается в авестийских гимнах богам Митре и Рашну, так рисует великие горы иранская традиция. В этой сказочной обители, где находятся дворцы богов, куда прибывают небожители и величайшие из героев, на поднебесной высоте живут чудесные птицы и растут священные растения. Как и в стране счастья у Меру, здесь также нет ни болезней, ни холодных и знойных ветров, ни туманов. Как и Меру, вечно сияет Высокая Хара.
По представлениям авторов индийского эпоса, именно в областях у Меру полгода продолжается день, а полгода — ночь. Вместе с тем Меру рисуется как обитель постоянного света (то же самое «наблюдалось» и у Рипейских гор, но и там шестимесячный день сменялся такой же длинной ночью). Авторы индийских сказаний, быть может имея в виду как раз это «противоречие», утверждали, что на самой Меру всегда светло из-за исходящего от нее постоянного сияния, «из-за собственной огненной силы самой превосходнейшей горы». Не связана ли с подобными представлениями и иранская традиция, в которой Хара описывается как сияющая и светящаяся?
В индийском эпосе говорится, что у Меру находится Великий океан (о нем упоминалось и в рассказах о Рипейских горах). Сходные сообщения сохранила и авестийская традиция: у подножий Высокой Хары лежит огромное водное пространство — «море» («зрайа») по имени Воурукаша, т. е. «имеющее широкие заливы». Оно больше всех вод мира, «могучее, прекрасных очертаний, глубокое, с далеко простирающимися водами»; волнуются его берега и вздымается море Воурукаша от стремительно несущихся в него вод могучего потока Ардви, ниспадающих с великих золотых вершин Хары. Посреди «моря» Воурукаша — чудесный остров, где живут священные животные и растут необыкновенно удивительные растения (такие же, как и на вершинах Хары), с великих гор слетают на остров чудесные птицы.
Из отрывочных сведений древнеиранской религиозной традиции неизвестно, были ли на этом острове священные жители (индийский эпос рассказывал о божественных обитателях Белого острова на Северном океане). Но с Харой, как и с Меру, определенно связывалось понятие о райской обители. Вход в нее лежал у склонов Высокой Хары, и добраться в «обитель Вознаграждения» удавалось лишь душам подлинных праведников. Судьями умерших, определявшими их дальнейшую судьбу, были Митра, Сраоша и Рашну — боги, обитавшие на Высокой Харе.
На Харе, как и на Меру, помещали благую страну небожителей. Туда могли попасть живыми лишь самые выдающиеся и справедливые герои. Лишь с помощью божественной силы достигали Меру земные герои индийского эпоса. На этом, однако, не завершаются индоиранские совпадения о «стране блаженных».
В иранской, как и в индийской, традиции сохранились рассказы об особом «блаженном народе». Древним иранцам были известны предания о его происхождении и о происхождении страны, где он обитал.
Давным-давно это было — на заре легендарной истории человечества, когда всей землей правили праведные повелители из династии первоцарей Парадата.[12] К ним принадлежал и Йима, сын солнечного героя, подобный солнцу, разделявший с ним его постоянное прозвище «хшайта» — «сияющий», «властвующий».
Когда Йима приносил жертвы на высочайшей вершине Хары Березайти — золотой Хукайрье, он просил богов не только о высшей власти над всеми странами, людьми и богами — дайвами, но и о счастливой жизни для людей. Йима молил о том, чтобы не было в его царстве «ни холода, ни зноя», «ни жаркого ветра, ни холодного», «ни холода, ни жажды», чтобы не иссякала пища, не умирали растения и люди, чтобы не было «ни старости, ни смерти», чтобы всегда «пятнадцатилетними по облику ходили отец и сын, каждый из обоих», чтобы не было «созданной дайвами зависти».
Тысячу лет правил на земле блистающий Йима. Незадолго перед смертью по повелению и с помощью бога-творца Ахурамазды создал Йима прекрасную обитель, «огороженную» от остального мира. Находилась она недалеко от Высокой Хары и «моря» Воурукаша. Прекрасную жизнь ведут там люди, там «много собак и птиц и прекрасных пламенеющих огней», там текут чистые воды и произрастают золотистые луга. Там «мужчины и женщины самые лучшие и прекраснейшие… животные самые большие и прекраснейшие… растения самые высокие и самые благоухающие…».
У жителей «благой обители» не бывает ни телесных уродств, ни безумия и проказы, ни иных болезней, которые наслал на людей глава злых богов Анхра-Майнью. Особый срок жизни определен обитателям этой страны. «И живут эти люди прекраснейшей жизнью» — так заканчивается рассказ о «блаженной обители» во второй главе «Видевдата», единственной целиком сохранившейся (из двадцати одной) книги старой «Авесты».
Сведения дошедших авестийских текстов о конкретной «географии» стран у Высокой Хары крайне скудны. Древние иранцы считали, что эти горы находились на севере и протянулись по всей земле, с востока на запад. Вместе с тем Высокая Хара и «море» Воурукаша «располагались» далеко от областей, действительно известных авторам авестийских гимнов, и даже далеко за пределами всех семи частей мира, на которые, согласно традиции, делилась обитаемая земля. Примечательно, что авестийские тексты упоминают о Большой Медведице, стоящей над Харой и «морем» Воурукаша (так и над великой северной горой Меру восходят «Семеро Риши» — Большая Медведица).
С Высокой Хары берут начало многие земные реки, и в том числе великая Раха — полумифическая река, о местонахождении которой составители гимнов «Авесты» уже не имели реального представления. Но они передавали традицию о суровых зимах у ее истоков.
Судя по поэме Фирдоуси, следовавшего древней традиции иранского эпоса, некогда у иранцев бытовало представление о недоступности великих северных гор и о снежной преграде на подступах к ним. О том же говорят и более древние свидетельства «Авесты»: именно в той стране, где Йима создал обитель «блаженного народа», властвует «суровая, гибельная зимняя стужа», а от высочайших гор Хары идут облака снега, несущие зло и гибель людям и всему живому. В той же стране, как повествует другой текст «Авесты», господствует зима, там десять зимних месяцев и лишь два летних, но также «холодных для воды, холодных для земли, холодных для растений». «Эта страна — сердце зимы». Но в той же суровой стране — священная обитель, где постоянно текут прекрасные воды, цветут вечнозеленые луга и благоухают высокие растения. И наконец, еще одно интереснейшее свидетельство — удивительная параллель индийской традиции: в «блаженной обители» люди лишь раз в год видят «заходящее и восходящее» солнце, и у них «один день — это то, что является годом». По существу здесь прямое соответствие сообщениям индийских источников: «Законов Ману» («у богов день и ночь — год, разделенный надвое: день — период движения солнца к северу, ночь — период движения к югу»), «Махабхараты» (для героев на Меру «были день и ночь равны году») и еще более ранней «Тайтирии Брахманы» («одни сутки богов являются годом»).
В несколько иной форме те же представления о «полярных» дне и ночи выражены в рассказах античных авторов о «стране блаженных» за Скифией: за далекими северными горами живут «люди, которые спят по шесть месяцев» (Геродот), «они по утрам сеют, в полдень жнут, вечером собирают древесные плоды» (Плиний).