Еще одно любопытное отождествление сомы — конопля. Некоторые ученые полагают, что получаемые из конопли наркотические средства по своему эффекту более всего соответствуют тому действию, которое часто приписывается соме в «Ригведе». Во многих древнеиндийских сочинениях начиная с «Атхарваведы» упоминается «бханга» — конопля и получаемый из нее возбуждающий напиток. То же слово в современных индийских языках — «бханг», или «банг», — означает сильно действующий наркотик, примешиваемый к возбуждающему снадобью или вдыхаемый при курении (бханг также связан с культом ряда индуистских богов — Шивы, богини Дурги и др.).
Об этих свойствах конопли в глубокой древности было известно и иранским племенам, в том числе скифам, которые использовали коноплю в культовых обрядах. Интересное свидетельство об этом сохранил Геродот: скифы «ставят три шеста, наклоненные один к другому, натягивают на них шерстяные войлоки и как можно плотнее стягивают их между собой, затем бросают раскаленные докрасна камни в сосуд, стоящий между этими шестами и войлоками. В их земле растет конопля — растение, весьма похожее на лен, но гораздо толще и выше его; она там растет и в диком состоянии и засевается… Скифы берут семена конопли, подлезают под войлоки и там бросают семена на раскаленные камни; от этих семян поднимается такой дым и пар, что никакая эллинская паровая баня не превзойдет этой. Скифы наслаждаются ею и громко воют…»
Геродот толковал этот скифский обычай как особый ритуал очищения после похорон. Но его описание отражает, видимо, обряд шаманского типа (такое мнение на основе большого этнографического и исторического материала было высказано в 1935 г. К. Мёйли). В этом случае «вой» находящегося в войлочной «юрте» — это пение «шамана», пребывающего в состоянии экстаза, которое достигнуто под воздействием одурманивающего дыма курящихся семян конопли. Сообщение Геродота и принадлежность описанного обычая к скифскому религиозному ритуалу подтверждаются материалами археологии — находками в скифских курганах Алтая V–IV вв. до н. э. (раскопки С. И. Руденко). В слое вечной мерзлоты сохранились состоящие из связанных поверху шестов небольшие шалаши (два с покрывалами, войлочным и кожаным). В одном из курганов под таким сооружением нашли медные сосуды и в них побывавшие в огне камни и обуглившиеся семена конопли; к шесту одного из «шалашей» была привязана кожаная сумка с семенами конопли. Схожий шаманский обряд, совершаемый в юрте или чуме, описан в этнографической литературе. Тувинский шаман, например, устанавливал в полнолуние на маленький столик сосуд с дымящимся можжевельником, брызгал в него молоком и начинал камлание, сопровождаемое шаманскими песнями.
Геродот сохранил и такое свидетельство — на этот раз о родственных скифам племенах запада Средней Азии: «Нашли деревья, приносящие такие плоды, которые они, собравшись группами в одном месте, разжегши костер и усевшись вокруг него, бросают в огонь; вдыхая запах брошенных в огонь и горящих плодов, они пьянеют от этого так же, как эллины от вина, пьянеют все сильнее и сильнее, по мере того как бросают все больше плодов, и наконец пускаются в пляску и начинают петь». Можно полагать, что и в данном случае описано радение шаманского типа.
Греческий лексикограф Гезихий сообщал, что конопля — это «скифское курение», обладающее такой силой, что бросает в пот всякого, кто совершает этот ритуал. А соседи скифов — фракийцы изготовляли из конопли священный напиток.
Приведенные материалы о культовой роли конопли в религиозных обрядах древних индийцев, древних иранцев и скифов позволяют предполагать, что предки индоиранцев также знали о наркотических свойствах конопли и изготовляли из нее священный ритуальный напиток. Показательно, что древнеиндийское название конопли и экстракта из нее — «бханга» — также арийского происхождения и восходит к общеарийскому периоду; то же слово известно и в «Авесте» («бангха», «банха» — название растения и получаемого из него продукта). Возможно, однако, что в «Авесте» это не обязательно конопля, но и белена — позже слово «банг» в Иране, в том числе в зороастрийской традиции, означало именно белену и изготовляемые из нее наркотические средства. Белена обладает сильными свойствами наркотического воздействия, может привести к галлюцинациям, бессознательному состоянию. То же слово «банг» и заимствованное из иранского арабское «бандж» наряду со значением «белена» является названием применяемого в медицине средства («хлороформ») для наркоза. Имеются также различные данные об употреблении в древности и раннем средневековье белены как экстатического средства.
В «Авесте» бангха непосредственно связывается с культом божества экстаза, магии и прорицания; вместе с тем авестийское «бангха» означает не только растение и его продукт, но и вызываемое им состояние культового экстаза. Как и в случае с сомой-хаумой, трудно определить первоначальное значение слова «бханга». В исторический период так называли различные растения, обладающие наркотическими свойствами.
Имеется интереснейшее свидетельство о знакомстве с «бангхом» и предков финно-угорских народов — факт, указывающий на связи религиозных верований индоиранцев с племенами северной зоны. В угорских языках — хантском и манси — слово «пангх», «панх», связанное по происхождению с «бангха», — означает «мухомор», настой из мухоморов, и «хмель» (опьянение). В мордовском и марийском языках «панга» значит просто «гриб». Путешественники и этнографы XIX в. обращали внимание на особую роль мухоморов в культе шаманов у угров Зауралья. Перед камланием шаманы ели мухоморы или пили настои из них, приводя себя тем самым в состояние сильнейшего возбуждения. Считалось, что шаманы опьянялись мухоморами, чтобы общаться с богами, понимать язык духов, узнавать от них о сокровенном (как считали шаманы, от пангха находят удовольствие и боги). Сходные данные можно почерпнуть и из фольклора хантов и манси. В их преданиях шаман назывался «мухомороедящим человеком»: «Где бы шамана найти, мухомороедяшего человека найти?» В одном из эпических сказаний манси, записанном известным советским этнографом и археологом В. Н. Чернецовым, повествуется о том, как искали шамана: «Бог пошел, шамана привел. Большой котел с мухоморами на огонь повесили. Шаман ворожить стал, мухоморы ест, в бубен бьет, ворожит».
По мнению американского ученого Г. Уоссона, сома «Ригведы» не что иное, как мухомор. Г. Уоссон исходил прежде всего из описаний сомы в гимнах «Ригведы», но учитывал и данные о наркотических свойствах мухомора и его применении в культовой практике. Эта точка зрения пока не нашла широкого признания в индологической литературе, но многие ведийские гимны действительно нередко наделяют сому эпитетами, сходными с «обликом» мухомора: сома описывается как растение без листьев, цветов, плодов и корней, но имеющее стебель и «шапку» (дословно — «голову»). Сома рисуется красной и солнцеподобной, блистающей днем в лучах солнца и становящейся ночью серебристой и луноподобной; выжатые соки сомы называются золотистыми.
В религиозной практике не только угорских, но и других народов Севера сохранились представления о связи шаманского культа с мухомором и другими наркотическими средствами. Чтобы привести себя в экстаз, шаманы применяли стимуляторы. Так, лапландские шаманы, по данным этнографов XIX в., пили особый напиток, приготовленный из золы березы.
Приведенные материалы о культе сомы в традициях Индии, Ирана, Скифии существенно дополняют общую картину «шаманских черт» в древних религиозных системах племен и народов этих стран. Указанные черты шаманизма можно, конечно, рассматривать как отражение архаичной формы религиозного сознания, зафиксированной у многих народов мира на определенной стадии их развития. В религии ариев периода индоиранского единства и в ближайшую за ним эпоху имелись, по-видимому, элементы шаманизма. Они могли затем дополняться в результате контактов индоарийцев и иранцев с неарийскими племенами Индии и Ирана, в религии которых также могли существовать черты шаманизма. Однако изучение религиозных и мифологических представлений древних индийцев, иранцев и скифов в сравнении с религиозными воззрениями, засвидетельствованными этнографами XVIII — начала XX в. у ряда народов Сибири и севера Европы, позволяет говорить о другом — сохранении в религиозной традиции индоиранских народов не только отдельных шаманских верований, но и совокупности целого ряда существенных особенностей именно северного шаманизма. Конечно, религии авестийских и ведийских племен ни в коей мере не сводились к шаманизму и представляли собой более развитые религиозные системы, но весьма показательно, что даже в более поздние эпохи в мифологических представлениях и религиозной практике индоариев и иранцев продолжали бытовать элементы северного шаманизма.