От военпрома к ВПК: советская военная промышленность. 1917 – июнь 1941 гг.

Первые шаги советского военного производства

В октябре 1917 г. в результате вооруженного восстания в Петрограде в России была провозглашена советская власть и создано новое большевистское правительство — Совет народных комиссаров (СНК). Установление новой власти в стране происходило в условиях продолжавшейся мировой войны, и большая роль в развернувшихся событиях принадлежала армии. Революционно настроенные солдаты, а также состоявшие из рабочих отряды Красной Гвардии (по большевистской идее — «вооруженный народ») составляли вооруженную опору свержения Временного правительства.

Придя к власти, большевики немедленно провозгласили Декрет о мире, предложив всем воюющим странам прекратить боевые действия и начать мирные переговоры. На предложения СНК откликнулись только Германия и ее союзники, которые к тому времени, как и Россия, испытывали огромные трудности и начали опасаться за исход войны. В ноябре 1917 г. было заключено перемирие на Восточном фронте. В Брест-Литовске начались мирные переговоры.

Тем временем большевистское правительство приступило к созданию нового государственного аппарата и революционным преобразованиям во всех сферах общественной жизни. Пожалуй, быстрее всего был развенчан миф о возможности обойтись без регулярной армии, опираясь в случае войны на всеобщее вооружение народа (всевобуч). Уже в декабре 1917 г. СНК обсуждает первые идеи о том, какой должна быть новая социалистическая армия, в чем должно состоять ее отличие от армий империалистических государств. Тогда же встал вопрос о судьбе старой армии, и не только ее, но и всего военно-регулирующего механизма старой России в лице Военного министерства, штабов, военно-учебных заведений и т. п. Вставал также вопрос о перестройке экономики, почти целиком подчиненной нуждам войны, и органов управления в виде особых совещаний, военно-промышленных комитетов, военных отделов земских и городских учреждений[4]. Был сделан вывод, что использование старой армии, находившейся в стадии распада и разрушения (не без влияния самих большевиков), для защиты Советской республики невозможно.

15 января 1918 г. СНК принимает Декрет о создании Рабоче-крестьянской Красной Армии (РККА). Обсуждаются проблемы ее организации, комплектования, вооружения, снабжения.

Процесс строительства новой армии был ускорен срывом мирных переговоров в Бресте. Германия предложила тяжелые условия для заключения мира. Л.Д. Троцкий, глава советской делегации, прервал переговоры, выдвинув лозунг «Ни мира, ни войны». Одержимый идеей мировой революции, он считал, что события в России лишь сигнал для революционных выступлений на Западе и что солдаты иностранных армий не будут воевать против Советской России. Хотя действительность быстро опровергла эту доктринерскую идею, тем не менее она была весьма живучей и оказала воздействие на оборонное строительство в Советской республике, главной фигурой которого был Троцкий.

Более трезвым и реальным политиком в эти дни показал себя В.И. Ленин. Хотя и провозгласив лозунг «Мы оборонцы с октября 1917 года», он, оценивая ситуацию в армии, положение на фронте и в тылу, пришел к выводу о невозможности «вести революционную войну против германского империализма». Немаловажную роль в его стремлении любой ценой заключить мир было состояние экономики страны.

Народное хозяйство России в момент прихода к власти большевиков было подорвано многолетним военным напряжением, находилось в крайней степени истощения. Еще до Октября в стране начался распад хозяйственных связей, натурализация экономики, продовольственные реквизиции, стремительная инфляция. Военная промышленность работала наиболее интенсивно. К 1917 г. отмечается физическая и моральная изношенность оборудования, станков и людей. Мало того что Россия намного отставала от главных воюющих стран в области производства вооружений и боеприпасов, развертывание военной промышленности с 1914 г. заняло около двух лет. Плохая вооруженность армии вела к повышенным жертвам ее личного состава, несмотря на стойкость, выносливость и храбрость солдат и офицеров.

Рассчитывая на заключение мира, большевистское руководство начало сворачивать военное производство и переводить заводы на выпуск гражданской продукции, однако срыв мирных переговоров в Бресте привел к возобновлению военных действий. Развернулось наступление германских, австрийских и турецких войск. Возникла непосредственная угроза «красной столице» — Петрограду, где было сосредоточено большинство крупных заводов, связанных с производством вооружений. Это вызвало известную панику, срочный переезд правительства в Москву, привело к развертыванию нового беспорядочного витка эвакуации предприятий, происходившей теперь в гораздо более худших условиях, чем прежде, нараставшей дезорганизации хозяйства и транспорта. Эвакуация неизбежно влекла за собой остановки производства, утрату оборудования, рассеивание подготовленных кадров рабочих и специалистов.

В феврале 1918 г. под Нарвой и Псковом первый раз вступили в бой части РККА. Германское наступление было остановлено, и 23 февраля не случайно считается днем фактического рождения Красной Армии. В результате возобновления переговоров 3 марта был заключен мир с Германией и ее союзниками, правда, теперь на гораздо более унизительных для Советской России условиях, вызвавших острое недовольство разных слоев общества, в том числе и военных.

После заключения Брестского мира процесс демобилизации промышленности протекал наиболее интенсивно, что, кстати, было предусмотрено рядом статей мирного договора. Например, полностью прекратились строительные работы для нужд армии. Военные заводы ставились на консервацию или переводились на выпуск гражданской продукции.

Тем временем мысль о необходимости профессиональной армии все больше закреплялась в сознании большевистского руководства. К весне 1918 г. оформляются идеи, которые легли в основу советской военной доктрины, в том числе и в области производства вооружения.

Новая власть делала ставку на выработку единой экономической политики, которая якобы автоматически даст перевес над противниками. Суть этой политики состояла в следующем. Оставить в народном хозяйстве только те военные заводы, которые опираются на мирную промышленность, поглощают ее материальные ценности, тесно с ней переплетаются и существование которых не будет служить непреодолимым препятствием для выполнения общих хозяйственных задач. Управление этими заводами должно производиться из главного «экономического штаба» Советской республики — Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ)[5], созданного еще в начале декабря 1917 г.

Военное производство тесно увязывалось с процессом национализации и с включением в производственные программы задач по демобилизации промышленности, ее перехода на выпуск мирной продукции. Было оговорено, что национализированные заводы не могут составлять собственные программы. Военная промышленность должна быть такой же, как другие отрасли, например, производство стали, а специальное выделение военной промышленности, как это случилось в годы войны, ведет к дроблению сил без особой пользы для самой военной промышленности. Указывалось на опасность существования двух типов технической и экономической организации. Отсюда следовал тезис о том, что военная промышленность может быть успешной, если она представляет органическую, а не обособленную часть народно-хозяйственного комплекса. Разработчики новых идей говорили также о единой организации труда. Если за военными предприятиями обеспечивать преимущества, то такая политика будет гибельной для развития всей промышленности. В то же время производство боевого снаряжения нельзя смешивать с общими вопросами планомерного регулирования экономики. За планы в области вооружений отвечают военные ведомства, которые на их основе делают военные заказы (заказы Военведа). Каждая производственная единица в области вооружений должна представлять собой соединение научных и практических сил. Некоторые большевистские лидеры рассуждали о внедрении на военных заводах современной организации труда по системе Тейлора[6]. Витали утопические идеи о том, что новый строй за счет пробуждения творческой активности масс даст такие виды и образцы вооружений, которые обеспечат победу революционных сил над их врагами.

Жизнь, однако, распорядилась не так, как задумывалось. Документы того времени показывают, что поначалу реорганизация военной промышленности следовала в русле общих мероприятий, проводимых советским правительством. Аппарат созданных до революции военно-промышленных комитетов передавался в ведение Комитета по демобилизации ВСНХ. На военных заводах на основе выборности создавались народно-промышленные комитеты, подобные ФЗК на других предприятиях, которые активно вмешивались в дела управления[7].

Создание единой системы производства вооружений сразу же натолкнулось на ряд препятствий, прежде всего на сложившиеся ранее многовластие и ведомственность. Объединение производства под крышей ВСНХ представляло собой механическое соединение главков, каждый из которых проводил старую ведомственную политику. Кроме того, оставались ведомственные органы, непосредственно не подчиненные ВСНХ, не национализированные заводы. Управление военным ведомством было сосредоточено в руках коллегии Народного комиссариата по военным и морским делам (Наркомвоенмора — НКВМ), которому подчинялась часть предприятий. Отсюда — необходимость проведения координации, преодоления организационной путаницы и неразберихи.

Производство вооружений предусматривалось только в объемах, минимально необходимых для РККА. Созданные в годы войны запасы намечалось утилизировать, за исключением тех, которые имеют только боевое применение. Военно-морскую программу, намеченную в старой России[8], — прекратить, а заказы ВМФ — ликвидировать. Кораблестроение в основном передать гражданским ведомствам. Авиационное производство остановить, кроме учебно-опытного. Существенно сокращалось военно-химическое производство (например, ликвидация Сергиевского завода в Самаре). Не сокращалось лишь производство «мелкого» оружия. «Урезанию» подвергалось также производство автомобилей на нужды армии.

В этой обстановке происходило наступление на частный сектор в промышленности, конфискация предприятий у прежних владельцев рабочими коллективами, местными и центральными органами. В советской литературе утверждалось, что процесс национализации носил главным образом карательный характер и был ответом на саботаж капиталистов. Но процесс национализации «снизу», иллюзии насчет того, что сами рабочие коллективы сумеют наладить производство, были быстро развеяны, особенно на военных заводах, находившихся в подчинении военных ведомств: ни организовать производственный процесс, ни снабдить предприятия сырьем, топливом, заготовками рабочие коллективы, не знающие ни технологии, ни организации дела, не могли. Там, где рабочие брали предприятия в свои руки, наблюдалось падение производства и разложение трудовой дисциплины. Чтобы не допустить окончательного развала промышленности, государственные органы вынуждены были вмешиваться в управление национализированными предприятиями, стремясь придать ему организованный характер.

Вплоть до принятия Декрета от 28 июня 1918 г. процесс национализации оставался неорганизованным и неупорядоченным. Декрет как бы закреплял сложившееся положение на производстве, но после его принятия национализация стала приобретать более планомерный, централизованный и ускоренный характер. К осени 1918 г. большинство крупных предприятий было национализировано, хотя разнобой и хаос в этом деле не были до конца преодолены. Национализированные предприятия передавались в ведение ВСНХ и его местных органов. В системе ВСНХ образовались отраслевые центры и главные управления (главки), в ведении которых находились национализированные предприятия[9].

Военное производство в условиях Гражданской войны

Попытки осуществить демобилизацию промышленности совпали с началом Гражданской войны. Летом 1918 г. Советская республика оказалась в кольце фронтов, ее территория существенно сжалась. Хотя основные промышленные районы и центры оставались под контролем Москвы, важные в экономическом отношении Юг, Урал, Поволжье были отторгнуты от Советской России.

Снова вставала необходимость переводить промышленность на военные рельсы. Подобное «пересаживание с одного коня на другого» способствовало дезорганизации и развалу хозяйства, усугубленных революционными импровизациями и снизу, и сверху. Гражданская война и наступление белых армий заявляли о себе все более грозно. Со всех фронтов, созданных Советской республикой, шли телеграммы о срочной поставке оружия. Троцкий, например, телеграфировал с Восточного фронта, что армии необходимо в 2–3 раза больше патронов. Развертывание боевых действий немедленно потребовало решения многих вопросов, связанных с производством огнестрельного оружия.

В сентябре 1918 г. тот же Троцкий констатирует, что факт длительной и большой войны налицо, поэтому вопрос о снабжении армии необходимо рассматривать в полном объеме. Ставится вопрос о срочной необходимости введения в строй всех военных заводов, а также мобилизации всего народного хозяйства на нужды войны[10].

Между тем разрастание боевых действий застало экономику в состоянии полной разрухи и хаоса. Именно с военной промышленности в Советской республике началось учреждение различных чрезвычайных органов, рассылка на предприятия комиссаров с чрезвычайными полномочиями, дабы как-то наладить производство. Большевистское руководство обращается к опыту мировой войны, но рассматривает его как преимущественно отрицательный, как бюрократическую механическую связь различных производств. Упор делается на создание системы органов, отвечающих за единство политики в области вооружения и снабжения Красной Армии, численность которой после принятия закона о всеобщей воинской обязанности в июле 1918 г. начинает быстро расти. Если в начале Гражданской войны в рядах РККА насчитывалось едва 300 тыс бойцов, то через год ее численность превысила 3 млн, а еще через год перевалила цифру 5 млн человек. Дополнительно было сформировано 16 армий, воюющих на различных фронтах, каждая из которых требовала вооружения, снабжения, продовольствия.

Производство вооружений наталкивалось на неисчислимые трудности, видные на примере ряда ведущих оборонных заводов. Например, в результате эвакуации и реэвакуации Петроградского трубочного завода и вмешательства рабочих в дела управления производство на нем совершенно разладилось. Большие трудности испытывали Петроградский орудийный завод, Патронный и Путиловский — наиболее технически развитые предприятия[11]. На Владимирском пороховом заводе — полная разруха. Оптический завод, эвакуированный в свое время из Риги в Петроград, проделал путь в Воронеж, из Воронежа — в Пермь, из Перми — в Подольск. В результате многократных перемещений растерял оборудование и квалифицированных рабочих, пришел в такое состояние, что его, как говорилось, вряд ли удастся восстановить[12].

Продовольственные трудности в городах, голод, неудовлетворительное снабжение вызывали недовольство рабочих и увольнения. Участились случаи рабочих возмущений. Говорилось, что на Ижевском заводе рабочие захватили власть в свои руки. На Тамбовском заводе в результате восстания сильно пострадала администрация. Отовсюду шли требования посылки комиссаров с чрезвычайными полномочиями. Назначенному в августе 1918 г. на Казанские заводы комиссару ставилась задача усмирить недовольство рабочих. Направленный с диктаторскими полномочиями в Симбирск для организации работы патронного завода К.Н. Орлов докладывал Ленину, что самый больной вопрос в городе — рабочая сила и жилье. Мобилизованные на завод рабочие жили где попало, в ужасном положении. Отмечались случаи массового дезертирства и воровства. Торговля находилась в полном развале. На 18 тыс жителей — всего 1 кооперативная лавка[13]. Город находился в прифронтовой полосе, где было сосредоточено много воинских частей. В первую голову, писал Орлов, «следует разместить рабочих-патронников, а затем воинские части, ибо армия без патронов драться не будет».

На состояние военного производства оказывал переход территорий из рук в руки, который был связан с разрушениями и утратой оборудования. Так, значительная часть рабочих Ижевского и Воткинского заводов на Урале ушла вместе с белыми, опытная мастерская Ижевского завода была вывезена. Проблему рабочей силы на заводе пришлось решать срочной мобилизацией рабочих из Петрограда и других районов. Неоднократно проводились обследования заводов по поводу того, как выйти из кризиса. Повсеместно отмечались нехватка топлива, сырья, запасных частей, голод и бегство рабочих. Большой урон производству наносили мобилизации в Красную Армию и в продотряды. Везде происходило падение производительности и дисциплины труда, указывалось на низкую квалификацию остающихся на заводах рабочих.

Выход из ситуации большевистское руководство видело в дальнейшей централизации всего военного дела. Еще в июне 1918 г. при СНК была образована комиссия по снабжению РККА. В августе 1918 г. для координирования деятельности военных и морских заводов с национализированными предприятиями в деле работ на оборону комиссия создала Главный комитет военной промышленности (ГКВП), придав этому органу междуведомственный характер. ГКВП должен был объединить весь аппарат управления, вырабатывать планы военного производства и проводить их в жизнь при соглашении с другими ведомствами. Основой для выработки производственной программы рассматривались задания Главного штаба РККА. Процесс централизации наталкивался на сопротивление старых структур морского и артиллерийского ведомств, которое необходимо было преодолевать. Поскольку в центре производства вооружений находилась металлопромышленность, было образовано особое Бюро военной промышленности при отделе металла ВСНХ. В августе на базе заводов ГАУ было создано единое Центральное правление артиллерийских заводов (ЦЕПАЗ, ЦПАЗ), формально переданное в подчинение ВСНХ, но на практике проводившее собственную политику, настаивая на прямом подчинении Военведу. 22 ноября 1918 г. ВСНХ были подчинены военные заводы бывшего морского ведомства, но, кажется, что в управлении ими возникли те же проблемы. Одновременно было создано Центральное управление снабжения (ЦУС), объединившее в себе ГАУ, Главное военно-техническое управление (ГВТУ) и Главное военно-инженерное управление (ГВИУ), в ведение которого также отошли некоторые военные заводы. Для организации вещевого и обозного производства в ВСНХ 31 октября 1918 г. был создан Центральный отдел военных заготовлений (Центрвоензаг). К концу 1918 г. управление военной промышленностью представляло собой следующую картину: часть заводов подчинялась ЦУС, основная масса — ВСНХ. Ряд специальных военных заводов — Тульский, Симбирский, Ижевский подчинялись непосредственно ГАУ, другие — ЦПАЗ ГАУ. Вновь создаваемые главки в условиях переобремененности производственных программ военными заказами также проводили разную политику. Организационный хаос преодолеть не удавалось[14]. Ведомственный принцип, как говорилось в одном из документов, противоречит идеям объединения военной промышленности и самой идее ВСНХ в противовес отжившему ведомственному строю. Вопрос пришлось решать срочными мерами, созданием чрезвычайных органов и комиссий.

2 сентября 1918 г. был создан Революционный военный совет (Реввоенсовет — РВС ). 30 сентября при СНК образован Совет рабочей и крестьянской обороны — СО (с весны 1920 г. — Совет труда и обороны — СТО). В ноябре 1918 г. место ГКВП занял Чрезвычайный комитет по снабжению Красной Армии (Чрезкомснаб) во главе с Л.Б. Красиным. В декабре 1918 г. были национализированы заводы авиационной промышленности («Дукс», «Моска», «Мотор», «Гном и Рон»). Управление ими передавалось в отдел военной промышленности Главметалла ВСНХ. Было образовано Главное правление объединенных заводов авиационной промышленности (Главкоавиа), куда входили представители от ВСНХ и ЦК Союза металлистов. В марте 1919 г. в ведение ВСНХ были переданы артиллерийские заводы ЦПАЗ. При этом утверждалось, что разделение их производства по отраслям — неприемлемо. Высказывалось мнение, что нужно создавать комплекс заводов, учитывая что «один выстрел обеспечивают 6 предприятий, связанных общим административным и техническим управлением, подготовкой кадров и научными исследованиями». Говорилось, что нужен «единый блок, единый прочно организованный кадр артиллерийских заводов… гибкий, стройный, слаженный, находящийся в одних руках»[15].

К весне 1919 г. предприятия военной промышленности были буквально засыпаны заказами на вооружение. С их стороны шли к центральным органам встречные требования указать, чьи заказы должны удовлетворяться в первую очередь. Как показывает документ от 31 мая 1919 г., только переписка ВСНХ с Центрвоензагом заняла 2,5 месяца[16].

Дальнейший процесс централизации военного производства связан с введением в июле 1919 г. при Совете обороны института Чрезвычайного уполномоченного по снабжению Красной Армии (Чусоснабарма — ЧУСО) и его аппаратов в центре и на местах. Чрезвычайным уполномоченным СО был назначен председатель ВСНХ А.И. Рыков. Все ведомства и главки должны были исполнять указания ЧУСО.

В сентябре 1919 г. при ЧУСО был образован Совет военной промышленности (СВП — Промвоенсовет), руководителем которого был назначен П.А. Богданов. Создание СВП оправдывалось необходимостью возрождения военной промышленности из состояния дезорганизации, в котором она находилась в 1918–1919 гг., преодолеть разбросанность управления, собрать его в единое целое, составить целенаправленные программы производства вооружений. Промвоенсовет состоял из 6 отделов и 4 главков: ЦПАЗ, Главкоавиа, Цепвморз (Центральное правление военно-морских заводов). Цупвоз (Центральное правление по производству военного обоза). Перед СВП была поставлена задача создания центров военной промышленности, изъятие из ведения ВСНХ, перераспределение и переподчинение заводов. Всего Промвоенсовет объединил работу 59 военных заводов, но под его контролем находился ряд других предприятий (всего около 130 заводов), в частности Государственного объединения машиностроительных заводов (ГОМЗы).

Целью всех проводимых мер провозглашалось образование единого оборонно-производственного фронта Советской республики. Уполномоченные ЧУСО пользовались неограниченными правами: мобилизациями, реквизициями, изъятием любого продукта промышленного производства под предлогом оборонных нужд и военной спешности. Промвоенсовету, помимо установления связи с заводами, пришлось детально обследовать их, чтобы узнать возможности в деле производства вооружений. Это привело к огромным трудностям и вызвало сопротивление заводов, работающих в условиях частой смены заданий под давлением сверху. Заводы стремились выполнять только то, что они считали нужным, и, как отмечал позднее П.А. Богданов, в годы Гражданской войны развитие военной промышленности шло хаотически. Заводы вышли из центрального повиновения[17]. Разнобой и несогласованность производства, унаследованные от прошлого, сохранились.

Деятельность ЧУСО и Промвоенсовета, их роль в снабжении Красной Армии вооружениями и обеспечении победы в Гражданской войне всегда привлекали большое внимание историков. Советские авторы придерживались позиций, близких официальной точке зрения ЧУСО[18].

В отчете этого органа перед ЦК РКП (б) от 16 июля 1920 г. за год работы отмечалось, что до начала деятельности ЧУСО Красная Армия в какой-то мере удовлетворялась старыми запасами вооружения, но к весне 1919 г. они были практически исчерпаны и «…только благодаря диктатуре Чусоснабарма наша армия продолжала снабжаться и развиваться, на местах строились здоровые и крепкие аппараты и твердой рукой проводилась экономическая политика советской власти, дающая максимум возможного для Красной Армии». ЧУСО рассматривал себя как выражение «единой воли» советского правительства. Успехами своей деятельности ЧУСО был обязан, как говорилось, тесным контактом с ВСНХ, совмещением постов и должностей. Главными препятствиями в деятельности ЧУСО считались споры о статусе уполномоченных ЧУСО и Промвоенсовета, стеснение их прав со стороны командования, РВС и ревкомов. Вопрос ставился ребром — двоевластия в снабжении, компромисса быть не может: либо военные, либо ЧУСО.

Военные заводы были поставлены в особое привилегированное положение. 21 завод, подчиненные Промвоенсовету, в 1920 г. были включены в число ударных. На всех военных заводах вводились премии для рабочих из расчета до 200 % на тариф, а на 7 ударных заводах — до 300 %. Но этого было недостаточно, чтобы привлечь рабочих. Недостаток квалифицированных рабочих становился острейшей проблемой военных заводов. Проводились вербовки, мобилизации, откомандирование из Красной Армии. На требование прислать 38 006 рабочих было послано лишь 10 026[19]. Острейшей оставалась проблема связи между заводами. Отмечалась слабая работа управления военных сообщений (ЦУП ВОСО) и неэффективность предпринимаемых мер.

В современной литературе деятельность ЧУСО подвергается резкой критике как деятельность органа, распространявшего «бациллы военного коммунизма»[20]. Однако главным критерием оценки деятельности чрезвычайных органов является вопрос о том, насколько им удалось обеспечить снабжение Красной Армии в самый опасный для советской власти период. Для выяснения возможностей предприятий в эти годы проводилось немало обследований, причем не только военных заводов. Данные эти — несистематические, отрывочные, зачастую противоречивые. Но все же в сопоставлении со сведениями о военном производстве на отдельных заводах в прежние годы они позволяют составить приблизительное представление о состоянии производства вооружений и снабжения Красной Армии. При их анализе следует заметить, что далеко не все в обеспечении Красной Армии решалось ЧУСО. Значительное место в интендантском и продовольственном снабжении принадлежало чрезвычайным органам Наркомпрода. Деятельность «продовольственной армии», подчиненной Цекопродарму (Главснабпродарму), в годы Гражданской войны — предмет отдельного исследования. То же самое касается деятельности разного рода чрезвычайных комиссий и подкомиссий РВС и других органов: по снабжению Красной Армии патронами, винтовками и пулеметами, по продовольствию, по обработке земли при заводах, по снабжению рабочей силой, по определению реальной мощности и степени изношенности оборудования.

Положение военной промышленности было освещено в докладе Чусоснабарма в ЦК РКП (б) и, подробнее, в приложенной к нему справке председателя СВП П.А. Богданова[21]. В производстве стрелкового оружия (винтовок) главное место в стране принадлежало Тульскому, Сестрорецкому и Ижевскому заводам. В годы Первой мировой войны строились новые заводы в Екатеринославе и Туле, но они остались незавершенными. Тульский завод тогда освоил производство пулеметов «Максим» по лицензии бельгийской фирмы «Виккерс», но большинство пулеметов поступало из-за границы. Красная Армия, таким образом, пользовалась в основном старыми запасами. Предпринимались меры к достройке пулеметного завода в Коврове, но за годы Гражданской войны запустить его так и не удалось. Основным поставщиком винтовок и пулеметов оставался Тульский завод. Ижевский завод в 1916 г. выпускал 53 200 винтовок в месяц, а в 1919 г. их выпуск лишь в отдельные месяцы достигал 19–20 тыс.[22] Завод дважды подвергался оккупации белыми. После первой оккупации с ними с Ижевского и находившегося с ним в производственной связи Воткинского сталелитейного завода ушли около 10 тыс человек, после второй — еще 8 тыс, в том числе все мастера, квалифицированные рабочие и конторские служащие. Путем лихорадочных усилий удалось довести число работников до 17 тыс человек, но их состав далеко не отвечал производственным задачам. Рабочие завода были переведены на красноармейский паек (1 фунт хлеба и 60 золотников — 250 г. овощей). Но, как сообщалось в справке отдела труда Совета военной промышленности от 10 февраля 1920 г., на Ижевском заводе при потребности в 10 тыс квалифицированных рабочих имеется всего 517, на Воткинском вместо 4033 — 949 человек[23].

Патроны в стране производились на Петроградском, Тульском и Луганском заводах. Последний оказался в сфере активных военных действий. Чрезвычайными усилиями удалось запустить Патронный завод в Симбирске. Но ситуация в городе на всем протяжении Гражданской войны оставалась тяжелой. Как сообщалось, в Симбирске свирепствуют эпидемии: до 5 тыс тяжелых больных. Особенно высокой была смертность среди рабочих. Отмечалось также, что военному производству мешают забастовки. Невыходы на работу в отдельные дни доходят до 60 % работников[24].

Следствием неудовлетворительного состояния дисциплины, падения квалификации, недостатков в снабжении заводов стало снижение качества, рост бракованной продукции, отмечаемые в справке П.А. Богданова.

Артиллерия всегда была наиболее сильным местом российской военной промышленности, а заводы хорошо оборудованными, с вековыми традициями производства, включающими весь производственный цикл (Путиловский, Обуховский, Пермский, Ижорский, Невский, «Новый Лесснер», Петроградский трубочный, выпускавший дистационные взрыватели, и т. п.). Гранаты тоже производились на Петроградском трубочном, а также Самарском, Тульском, Сестрорецком заводах. К производству орудий были подключены Сормовский, Коломенский заводы и ряд других крупных предприятий. Большую роль в годы Гражданской войны играл Московский орудийный завод. Однако по документам вырисовывается плачевное состояние, в котором они оказались в эти годы. Дивизии на фронтах Гражданской войны имели до 40 % необходимого артиллерийского вооружения, причем качество его снизилось настолько, что, как говорилось в одном из документов, «выпущенные изделия вряд ли можно считать пригодными для боевой службы при самых снисходительных требованиях».

Военно-морской флот страны после революции оказался в заброшенном состоянии. В Гражданской войне упор делался на речные флотилии, состоявшие из самых разномастных судов. Между тем раньше в военном судостроении было задействовано более 100 казенных и частных заводов, в том числе Балтийский, Ижорский, Обуховский, Кронштадтский, Невский судостроительный, Русско-Балтийский, верфи Путиловская, Николаевская, Севастопольская. В период демобилизации промышленности военно-морская программа была свернута и заводы переводились на производство мирной продукции. В годы Гражданской войны они «перепрофилировались» на производство орудий и бронетехники. Но общее положение в стране сказывалось и на этих заводах. Особенно остро стояла проблема нехватки топлива, отсутствия необходимых частей, электрооборудования. По сути, только один крупный завод («Сименс-Шуккерт» в Петрограде) и несколько мелких занимались его поставками для армии.

Расширение масштабов военных действий делало актуальным возобновление программы ремонта и строительства кораблей, усилилось внимание к подводному флоту[25]. Однако и перед ВМС вставали те же проблемы. Особенно ощущался острый недостаток угля. Донецкий уголь для флота не годился, использовался заграничный. Последние выемки со складов его запасов относятся к 1920 г.

Не следует думать, что советское руководство не учитывало опыта современной войны, опираясь только на «штыки и сабли», не уделяло внимания производству современных видов вооружений. К их числу относится использование бронетехники. Дореволюционная Россия не производила подобных вооружений, за исключением броневиков. В стране было несколько автомобильных заводов, производивших машины в основном заграничных марок. Началось строительство завода АМО, но оно продвигалось с трудом, а после революции было законсервировано. К 1917 г. в стране было около 40 тыс автомобилей более 100 моделей, а заводы занимались в основном их ремонтом и обслуживанием. Только с развертыванием военных действий часть из них была обращена на нужды армии. Броневики оборудовались на Сормовском, Петроградском, Днепровском, Брянском и Харьковском заводах. Был создан также Бронеавтомобильный завод в Москве, при нем — школа по подготовке кадров. Основной ударной силой на фронтах Гражданской войны были бронепоезда, воспетые в литературе и искусстве. К концу боевых действий на фронтах находилось 68 бронепоездов, 12 числились в ремонте, 13 — в процессе формирования[26].

Опираясь на опыт мировой войны, власти обратили внимание на танковое вооружение. В основном на фронтах использовались трофейные танки, но были попытки наладить их производство в Советской России на Путиловском, Ижорском и Сормовском заводах. О трудностях налаживания нового дела ярко свидетельствует записка в правление ГОМЗы от 13 декабря 1919 г., поступившая с Сормовского завода. Завод соглашался наладить производство 15 малых и 30 средних танков, если оно будет обозначено в качестве твердой производственной программы, обеспеченной техническим персоналом, специалистами и вспомогательными рабочими, станками, топливом, причем при отсутствии других спешных заказов. В связи с этим излагался список требований об обеспечении завода продовольствием, красноармейском пайком, фуражом, об освобождении работников от всякого рода других трудовых повинностей, сверхурочных работ, о прекращении мобилизаций, возвращении рабочих и специалистов, прекращении арестов, производимых ЧК[27].

С учетом развития бронетехники в Красной Армии формировались бронеотряды. В годы Гражданской войны они наиболее активно использовались на Восточном фронте, в основном броневики. Бронеотряды рассматривались как сильные боевые единицы, но их применение носило бессистемный характер. В 1920 г. на фронтах действовало 32 бронеотряда, 11 находилось в тылу, 5 — в стадии формирования. Отмечался некомплект отрядов, насчитывавший 51 машину. Тем не менее, опыт их применения оправдался, и не случайно сразу после войны был объявлен конкурс на производство новых танков, причем по типам — истребительный, средний танк, большой танк[28].

Особенности современных военных действий диктовали развитие авиации. Взятие Казани в 1918 г. было во многом обеспечено, как говорилось в одном из документов, «успешными действиями красных летчиков». Дореволюционная Россия имела около 20 небольших авиационных заводов, большинство которых было основано в годы войны и занималось преимущественно изготовлением самолетов зарубежных конструкций из импортных деталей. В этом смысле заводы сильно зависели от поставок из-за границы. Специалистами зачастую были иностранцы. Опытные заводы и подготовка кадров отсутствовали. Новый большой авиационный завод в Херсоне не был достроен.

После революции производственные задания авиационным заводам носили случайный характер, а их снабжение расстроилось. Рабочие и специалисты были растеряны. Заводы в Самаре, в Одессе, Таганроге какое-то время находились вне пределов Советской республики. Завод «Дукс» в Москве выпускал в месяц 20–25 самолетов, но, как сообщалось, из-за голода производство на них вот-вот должно было прекратиться. К февралю 1919 г. на авиазаводах работали всего 1 тыс рабочих и 400 служащих[29].

С 1920 г. на авиационную промышленность стало обращаться больше внимания. 24 декабря 1919 г. Главкоавиа из ВСНХ был передан в подчинение СВП, и был разработан ряд мер для восстановления производства самолетов и моторов. Как и везде, прежде всего решался рабочий вопрос. С этой целью из армии на заводы возвращали не только отдельных специалистов, но целые авиаотряды. Был поставлен вопрос об организации профессиональной школы. В марте 1920 г. авиазаводы были переведены на военное положение, летом объявлены ударными. Вводилась премиальная оплата труда. Ставятся задачи создания опытных заводов, соединяющих в себе массовое производство с функциональным расчленением работ с целью унификации основных частей и деталей (ранее довольно пестрых). Однако большинство трудностей оставалось. До начала 1920 г. Главкоавиа жило в основном старыми запасами. Если в 1916 г. авиазаводы России произвели 1764 единиц авиатехники, из них 666 моторов, 1917 г. — 1116 (602 мотора), то в 1918 г. авиазаводы собрали 368 самолетов, причем в запасе на складах в разной степени неготовности находилось 665 аппаратов. За 1919 г. было введено в строй 334 самолета, причем запасы на складах сократились до 150 аппаратов. На требования увеличить программу на 1920 г. до 628 самолетов Главкоавиа отвечал, что может произвести не более трети потребного, да и то обговаривает это целым рядом условий. Приводились сведения о катастрофическом положении на отдельных заводах, где производственная программа выполнялась едва ли на четверть из-за отсутствия рабочих, топлива и материалов, электроэнергии. Главкоавиа пишет также о невозможности в короткий срок организовать в стране производство авиационных моторов[30].

Военно-химическое производство в годы Гражданской войны также переживало тяжелые времена. Основными заводами, производившими порох, были Охтенский, Казанский, Шостенский, Тамбовский, Владимирский, Шлиссельбургский. Однако пороха в стране производилось меньше, чем, например, в Италии, не говоря уже о главных воюющих странах. Производством взрывчатых веществ занимались Охтенский и Сергиевский завод в Самаре. В годы мировой войны в России разворачивалось строительство более 150 новых заводов, производящих химические вещества. После германской газовой атаки под Ипром было основано около 40 заводов для производства ОВ.

За производство военно-химической продукции в годы Гражданской войны отвечал «Чрезкомвзрыв». Производимые химические вещества были плохого качества, зачастую негодные к употреблению, которые постепенно накапливались на складах, представляя собой грозную опасность как «эхо войны». Об этом подробно рассказывается в записке инженера М. Сухаревского, докладывавшего о кризисном состоянии хранения взрывчатых веществ, «объем которых за предшествующие годы возрос в 50 раз, причем большей частью низкого качества, сомнительной стойкости и безопасности». Образовалось кольцо складов вокруг Москвы, причем склады нередко представляли собой «одни крыши». Взрывы в Томилино, Растяпино, Вязьме, Кашире, Коломне и т. п., заражение местности ОВ нанесли ущерб в несколько десятков миллионов руб. золотом[31].

Оценивая ситуацию с производством вооружений и боеприпасов в целом, можно сказать, что чрезвычайным органам удалось обеспечить их поступление в Красную Армию, но далеко от потребного количества и качества. Уделялось внимание и новым, соответствующим времени вооружениям. В документах отмечаются проекты разработки «огнестрельного оружия будущего», новых пушек и гаубиц. Шел разговор о строительстве пробного завода извлечения радия. Степень боеготовности Красной Армии по вооружениям была все же, по всей видимости, выше, чем у ее противников, питавшихся в основном старыми запасами и иностранными поставками. (Здесь не идет речь о вооружении войск интервентов, принимавших участие в Гражданской войне в России). Вместе с тем столкновение с Польшей в 1920 г. обнаружило явные слабости в снабжении и вооружении Красной Армии.

Краткая объяснительная записка о развитии военной промышленности, составленная СВП в августе 1920 г., показывает крайнее истощение военных заводов, отмечает падение производительности, утрату квалифицированных кадров, изношенность оборудования, отсутствие топлива, необходимых станков и оборудования, и так до бесконечности. Не случайно мирная передышка зимой — весной 1920 г. немедленно была использована для сокращения военных заказов, провозглашению программы «оздоровления заводов»[32].

Длительный период военных действий показал также нерациональность размещения военного производства в стране. Докладная записка СВП в СТО от 17 декабря 1920 г. говорит о необходимости переноса центра военного производства из Петрограда. В качестве наиболее благоприятного района его размещения указывался Урал[33].

Военная промышленность в условиях перехода к нэпу

Окончание Гражданской войны в России означало, что страна вступает в мирную полосу развития. Система военного коммунизма, одним из элементов которой была практически полная мобилизация хозяйства на военные нужды, не отвечала этой задаче. Всеобщий кризис, охвативший страну в начале 1921 г., обусловил переход к новой экономической политике, основанной на внедрении экономических стимулов в народное хозяйство, которое началось с весны 1921 г. и вытекало из практических нужд. Первая проблема, которую срочно надо было решать, как выйти из разрухи, восстановить промышленность и ее нормальный рабочий ритм — «оздоровить заводы и фабрики». Необходимо было заинтересовать работников в подъеме производительности — важнейшем условии расширения производства. Понадобилось введение рынка и товарно-денежных отношений с постепенным наращиванием их оборотов. В этом русле проводилась хозяйственная реформа 1921–1923 гг. в промышленности. В государственном секторе была выделена группа наиболее крупных и эффективных предприятий, более или менее обеспеченных топливом, сырьем и т. п. Они подчинялись непосредственно ВСНХ. Остальные подлежали сдаче в аренду или в концессии. Предприятия, подчиненные ВСНХ, сводились в «кусты», объединялись в тресты, деятельность которых должна была строиться на строго хозрасчетных принципах, самофинансировании и самоокупаемости. Убыточные и нерентабельные предприятия подлежали закрытию или консервации. Действующие предприятия доукомплектовывались квалифицированной рабочей силой за счет направления демобилизованных из армии и возвращения тех рабочих, которые разбежались по деревням в годы Гражданской войны. Для подготовки новых кадров вводилась система профессионально-технического обучения, не имевшая, правда, систематического характера.

Для регулирования отношений между трестами, снабжения предприятий сырьем, материалами, для сбыта их продукции на рынке учреждались объединения-синдикаты, которые должны были действовать строго на договорной основе. Была перестроена система управления промышленностью в сторону децентрализации. Вместо более полусотни прежних отраслевых главков и центров ВСНХ осталось только 16. Аппарат ведомства подвергся существенному сокращению. Для упорядочения и оздоровления финансов в конце 1921 г. был образован Государственный банк. Ему с 1922 г. было предоставлено право выпуска банковских билетов-червонцев с твердым покрытием. Денежное хозяйство велось на основе жесткого недопущения бюджетного дефицита. Баланс доходов и расходов в госбюджете строился исходя из их равновесия. В 1924 г. финансовая реформа была завершена. Рубль как денежная единица укрепился и внутри страны, и на мировом рынке. Для предприятий, пришедших в упадок в предшествующие годы, выделялись из бюджета специальные кредиты и дотации, устанавливались льготные (восстановительные) цены на производимую продукцию.

К середине 1920-х годов предприятия легкой промышленности, наиболее приспособленные к рынку, в основном восстановили довоенные объемы производства. С 1924 г. стало «рассасываться» положение и в тяжелой промышленности, началась расконсервация крупных заводов. Однако восстановление здесь шло медленнее, и в силу ряда причин в самом затруднительном положении оказалась военная промышленность, которую сложнее всего было переводить на мирные рельсы и которая меньше всего была приспособлена к рыночным отношениям.

С окончанием Гражданской войны при Главном экономическом управлении (ГЭУ) ВСНХ создавался Комитет по демобилизации и мобилизации промышленности (КДМ). В задачи комитета входило детальное изучение заводов, связанных с оборонным производством, оставление за ними военных заказов или перевод на выпуск гражданской продукции.

Военные заводы в июне 1921 г. из ведения чрезвычайных органов советской власти, которым они подчинялись в годы Гражданской войны, были переданы в подчинение Главного управления военной промышленности (ГУВП) при ВСНХ (примерно 60 заводов и 100 тыс рабочих). Главой ГУВП был назначен П.А. Богданов. Часть предприятий выходило из подчинения ГУВП и передавалось гражданским трестам. Ряд трестов, связанных с военным производством, не входили в ГУВП. В ноябре 1921 г. часть самолетостроительных заводов передавалась в состав Правления фабрично-заводских предприятий ВВС «Промвоздух». Количество заводов, входивших в ГУВП, постоянно менялось в зависимости от организационных перестроек и переподчинений в экономике.

Перед военными заводами вставали две задачи. Во-первых, обеспечивать Красную Армию военным снаряжением и, во-вторых, одновременно приспосабливаться к новым экономическим условиям. Далеко не всегда и не во всем эти задачи совпадали, а в ряде случаев явно противоречили друг другу.

Положение военной промышленности в 1920-е годы находилось в сильной зависимости от проводимой политики в области обороны страны. Вопросы выработки общей стратегии в этом деле определяло Политбюро ЦК РКП (б). Те же функции с уклоном в область военную и политическую выполнял РВС. Они утверждали численность вооруженных сил, их структуру, перспективы развития военной промышленности, размеры военных заказов, назначение главных руководителей. Все практические вопросы оборонного строительства направлялись в СНК. Наркомвоенмор и Штаб РККА определяли потребности в конкретных видах вооружений. СТО при СНК выполнял функции специальной комиссии по решению практических вопросов, связанных с мирным и военным производством. Госплан при СТО отвечал за составление текущих и перспективных планов, в том числе в области вооружений. Фактическое производство вооружений сосредотачивалось в ВСНХ, размещавшем военные заказы (Комитет военных заказов — КВЗ ВСНХ) по предприятиям, в том числе по военным заводам, подчиненных ГУВП.

В документах того времени часто упоминалось о пацифистских и демобилизационных настроениях в руководстве страны, с которыми приходилось бороться военным ведомствам, заботясь о производстве вооружений. Однако о пацифизме как идеологии среди большевиков вряд ли стоит говорить. Скорее подобные настроения отражали крайнюю степень усталости страны от бесконечной череды военных испытаний, начиная с 1914 г. Отсюда — нежелание части руководителей заниматься практическими проблемами обороны в свете «грядущей империалистической войны против Советской республики». Неприятный вопрос о возможном нападении на СССР заменялся энергичной борьбой за мир и признание советского государства на мировой арене. Необходимо учитывать, что на очереди стояло огромные число задач по выходу страны из необъятного и всеохватного кризиса, в котором она очутилась в начале 1921 г. Исходя из этого, определялись приоритеты в области экономики, и военное дело не включалось в число наиболее важных.

В этой обстановке вся практическая работа, забота об армии и ее снабжении становились уделом самих военных. Их требования подчас отходили на второй, третий и т. д. план, и от них отмахивались как от назойливой мухи.

На закрытом заседании Х съезда РКП (б) в марте 1921 г., посвященном вопросам военного строительства, С.И. Гусев и М.В. Фрунзе впервые предложили тезисы о реорганизации Красной Армии в свете своего рода новой концепции «национальной оборонительной войны», встретившей решительное возражение Троцкого, сторонника «экспорта революции». Авторы тезисов не стали настаивать на рассмотрении их в качестве проекта для резолюции, распространив их в качестве рабочего документа[34]. Но ход дальнейших событий показывает, что подготовка военной реформы проходила в этом духе, а Троцкий в конечном счете вынужден был уйти со своих постов.

В июне 1921 г. РВС объявил о сокращении военных заказов. С окончанием военных действий началась демобилизация Красной Армии. К концу 1921 г. ее численность сократилась до 1,6 млн человек, 1922 г. — до 800 тыс, 1923 г. — до 610 тыс человек. С 1924 г. комиссия РВС по председательством Фрунзе приступила к практической реализации военной реформы. Реформа провозглашала реорганизацию громоздкого центрального аппарата управления Вооруженных Сил, внедрение плановости в оборонные мероприятия, формирование нового командного состава за счет выдвиженцев Гражданской войны. В деле снабжения армии упразднялись лишние звенья, а хозяйственные функции были децентрализованы. На Штаб РККА были возложены разработки оперативных, мобилизационных и организационных вопросов и составление плана обороны страны в целом.

Вводилась территориально-милиционная система прохождения военной службы. Кадровый состав Красной Армии был ограничен численностью 562 тыс человек, размещенных в 10 военных округах. Они-то и должны были служить базой для подготовки резервов (без отрыва или с частичным отрывом от производства). При проведении военной реформы ожили отголоски споров в большевистском руководстве[35] о том, нужна ли Советской республике кадровая армия и нельзя ли будет обойтись резервно-милиционной системой через проведение Всевобуча. Но на практике советское государство просто не могло позволить себе содержание большой кадровой армии, не говоря уже о производстве вооружений. С 1921 по 1926 гг. расходы на оборону страны непрерывно сокращались, и были доведены до 12 % госбюджета.

20 ноября 1921 г. глава ГУВП П.А. Богданов писал Ленину, что военная промышленность страны на грани краха. Старые запасы, которыми она питалась, полностью истощены. Вставали задачи вывести ее из кризиса и поставить хотя бы вровень с другими отраслями, но, как писал Богданов, «государственные органы глухи к нуждам военной промышленности», и одновременно он подчеркивал, что сама по себе военная промышленность не может выйти из кризиса[36] (выделено нами — А.С.).

В докладе ГУВП о задачах военной промышленности в мирное время от 7 февраля 1922 г. в качестве главной из них выдвигались сокращение до минимума затрат на военную промышленность в общем экономическом балансе страны, обеспечение сохранности оборудования, рабочих, производственных навыков, технические усовершенствования, повышение производительности труда, снижение себестоимости военных изделий, переход на хозрасчет, уменьшение «холостого» хода предприятий за счет расширения невоенных заказов, которые должны были составить примерно четверть от общего объема производства[37].

С 1922 г. военные заводы стали финансироваться исходя не из действительных потребностей предприятия, а в зависимости от производственных заданий, установленных на основании рыночных цен путем выдачи авансов и кредитов и расчетов с Военведом. В случае острой необходимости допускались дотации из доходов бюджета. На бюджете должны были остаться центральный аппарат, расходы на консервацию заводов. Финансировалась работа по их оздоровлению. На 100 % финансировались предприятия, полностью работающие по военным заказам и опытные заводы, остальным выделение государственных средств существенно уменьшалось. Так, если военные заказы составляли 75 % выпускаемой продукции, то финансирование уменьшилось наполовину и т. д. Одновременно предусматривалось уплотнение рабочих мест, введение дополнительного вознаграждения рабочим за счет экономии производственных расходов. Цены на военные изделия устанавливались по фактической их себестоимости, но без предъявления заказчику сметных калькуляций, т. е. ориентировочно.

Однако финансовые расчеты между заказчиком (Военведом) и поставщиком (Военпромом) фактически не сработали. Сложился полугосбюджетный порядок финансирования военных заводов, но в условиях нэпа они оказались в состоянии постоянного недофинансирования, а отпускаемые в виде авансов средства были недостаточными. Часть продукции военного назначения (моторы, лампы, радиостанции и пр.) шли мимо военной промышленности. Обнаружились трудности выполнения военных заказов. Всероссийский кожевенный синдикат, например, получая наличные авансы для этой цели, необходимую продукцию обращал на рынок[38].

Как указывал позднее Богданов, в течение 1921–1923 гг. военная промышленность пережила все виды кризисов, какие только возможно: топливный, сырьевой, продовольственный, финансовый и т. п.[39] Сокращение военных заказов, а вместе с ними — материального, технического снабжения вынуждало предприятия, там, где это было возможно, срочно налаживать производство гражданской продукции, распродавать остатки сырьевых запасов и часть оборудования, чтобы обеспечить хотя бы минимальный оборотный капитал. Это называлось «разбазариванием», за которое администрацию заводов корили, но чаще смотрели на это сквозь пальцы. Тяжелое положение заводов, наличие большого количества неликвидных оборотных средств также не способствовали благоприятным условиям кредитования. Руководители настаивали на сохранении централизованного снабжения по основным видам военной и мирной продукции, их переброске в случае необходимости для нужд военной промышленности. Перевод предприятий на трестовский хозрасчет, как было предусмотрено нэповскими реформами, был затруднителен в силу состояния заводов и их неприспособленности для обслуживания интересов рынка. 10 января 1923 г. зам. председателя коллегии ГУВП И.Н. Смирнов писал в Политбюро ЦК РКП (б) и в СНК о необходимости внесения изменений в порядок финансирования военной промышленности[40].

Не сложилась и кредитно-финансовая система расчетов по военным заказам между ВСНХ и Военведом. У правительства не хватало средств на мероприятия по консервации и оздоровлению заводов, не говоря уже о реконструкции производственных мощностей. Производство вооружений продолжало сокращаться. Как говорилось в докладной записке об оздоровлении заводов ГУВП от 28 февраля 1923 г., «в настоящее время они не способны снабдить вооружением одну армию на Западном фронте в случае войны вследствие своей экономической и финансовой слабости… Запасы военного снаряжения ничтожны»[41]. Выход из кризисного состояния военной промышленности становился особенно затяжным.

Военные программы не соответствовали отпускаемым средствам. По всем отраслям и предприятиям Военпрома образовывалась значительная задолженность. Только на зарплату уходило 88 % отпускаемых сумм вместо положенных 33 %. И тем не менее задолженность по зарплате была огромная. Между тем повышение зарплаты было первым и непременным условием оздоровления заводов ввиду полного развала денежной оплаты труда в предшествующие годы. Поэтому продолжалась выдача ее суррогатами, пайками и денежными обязательствами — облигациями и бонами. Военная промышленность, в отличие от других отраслей, не могла расплачиваться продуктами производства. На заводах, как сообщалось, образовалось затоваривание облигациями. В 1923 г. по обязательствам НКФ заводы имели только на онкольном счету (по первому требованию) на 300 тыс руб. золотых обязательств[42].

Руководство стремится связать размеры оплаты труда с ростом производительности и повышением норм выработки, но в условиях разваленного производства сделать это было затруднительно. Выработка на одного рабочего и зарплата в военной промышленности в 1920-е годы были ниже, чем в других отраслях. Повышение норм выработки, несвоевременная выдача зарплаты были главной причиной роста рабочего недовольства, в том числе и на военных заводах, как показывают сводки ВЧК/ОГПУ[43].

14 января 1924 г. Богданов снова докладывал о неудовлетворительном кредитовании военной промышленности, о том, что недостаток средств на зарплату грозит забастовками[44]. Столь острое положение вынуждало предприятия использовать малейшие доходы на оплату труда. Рост зарплаты, в свою очередь, вел к резкому возрастанию себестоимости военных изделий, цены на которые возросли примерно втрое по сравнению с довоенными.

Постоянно отмечалось несвоевременное перечисление средств вследствие задержек в финансовой системе, постоянные удержания (за перерасход топлива и др.), недоучет изменения цен. Только в ноябре 1923 г. СТО упорядочил, наконец, систему расчетов между НКВМ и Военпромом[45].

При подготовке финансовой реформы не раз вставал вопрос, как сохранить необходимые расходы на оборону, но по ее завершении для обеспечения устойчивости валюты пришлось урезать все кредиты и дотации, в том числе на развитие военной промышленности. В связи с этим проводился ряд мероприятий по снижению расценок, сокращению, увольнениям, вызвавших рост забастовок.

Ссылаясь на опыт других стран, военные деятели говорили о необходимости концентрации военного производства. Были попытки возложить эту задачу на Комитет военных заказов ВСНХ, отвечавший за размещение заказов между синдикатами, трестами, другими организациями и предприятиями. 16 ноября 1923 г. по постановлению СТО его функции были расширены: входить во все учреждения для выполнения военных заказов и создания мобилизационных запасов (мобзапасов). П.А. Богданов в феврале 1924 г. говорил о необходимости развертывания КВЗ в орган, аналогичный ЧУСО периода Гражданской войны и решавший две задачи — составление планов снабжения и использования ресурсов, хотя, по его мнению, лучше было бы возложить эти задачи на Госплан, но его структура этим задачам не соответствовала. Поэтому для их решения надо создать специальный вневедомственный орган при СНК или СТО.

В июне 1924 г. КВЗ ВСНХ просил у СТО установить цены на военную продукцию ниже рыночных, оправдывая это обширностью номенклатуры продукции по военным заказам и сложностью калькуляции, ввести льготы, исключить пошлины, акцизы и налоги, подчеркивая убыточность рыночных цен для военной промышленности[46], однако 17 декабря 1924 г. СТО принял постановление о переходе от исключительного порядка установления цен на военные заказы к обычному порядку определения стоимости промышленной продукции, т. е. с включением пошлин, акцизов и 3 % налога на прибыль[47]. В течение 1925 г. Комиссия по ценам ВСНХ установила твердые цены по 314 наименованиям военных изделий, по остальным цены по-прежнему определялись ориентировочно.

7 января 1925 г. ВСНХ было принято новое положение о трестах, в результате которого военная промышленность лишалась ряда льгот и преимуществ. 16 июня 1925 г. ВСНХ обратился с просьбой в СТО упорядочить взимание пошлин и налогов с производства военной продукции, по возможности освободить, списать частично образовавшуюся задолженность и снова упорядочить финансирование[48].

Сокращение средств на оборону вызывало протесты у военных. В докладной записке члена Военбюро Госплана А. Горева председателю Госплана А.Д. Цюрупе о бюджете на оборону 1924/1925 г. от 20 июня 1924 г. говорилось, что в случае сокращения бюджета останется возможность обеспечить армию винтовками в случае развертывания военных действий, пулеметов не хватит, а патронами можно будет обеспечить всего на 2–3 месяца. Нехватку средств на военное производство следует компенсировать увеличением ассигнований на гражданскую оборону[49]. 30 июня 1924 г. инспектор РККА С.С. Каменев писал о том, что военные расходы сокращать нельзя, и не только по причине военной опасности. Вопрос о классовой войне и поддержке мировой революции, отмечал он, — это вопрос к правительству. Каменев же исходил из проблемы сохранения армии, кадров, специалистов[50].

Формирование советской политики в области военного производства

Несмотря на тяжелое экономико-финансовое положение военной промышленности, в 1920-е постепенно складываются идеи, положенные в основу советского военного производства. Они излагались командованием Красной Армии, руководителями Военпрома. 30 марта 1923 г. была создана комиссия ЦК РКП (б) по обороне под председательством Троцкого. 5 июня 1923 г., обращаясь к Ф.Э. Дзержинскому как члену комиссии, зам. председателя ГУВП И.Н. Смирнов докладывал, что Красная Армия низведена до минимума. Система Всевобуча, конечно, может дать людей, но с их технической подготовкой и вооружением дело обстоит плохо. На зарубежную помощь в случае войны рассчитывать не следует, более того, в случае рабочих восстаний за рубежом на нас, писал он, ложится задача помочь им оружием. Собственная военная промышленность страны располагает 62 заводами. Этого явно недостаточно. В отличие от других стран Россия нуждается в развитом военном производстве, способном быстро развернуться, но, как указывалось, до сих пор на предприятиях нет настоящих мобилизационных планов[51].

Как отмечалось в докладе П.А. Богданова в РВС, СНК и СТО 2 марта 1924 г., после Гражданской войны возникли разговоры о раскассировании военной промышленности и не раз обсуждался вопрос: рационально ли существование военной промышленности в качестве обособленной отрасли индустрии? Не выгоднее ли было военно-промышленные предприятия распределить по производственному признаку между гражданскими промышленными объединениями. Дескать, военно-промышленные объединения дорого обходятся государству, и интересы обороны могут в надлежащей мере обслуживаться гражданской промышленностью, имеющей заводы, приспособленные для выработки военных изделий[52].

Большинство руководителей, непосредственно связанных с военным производством, выступило, однако, сторонниками военной промышленности как «обособленной» организации. Богданов, в частности, считал, что это диктуется причинами стратегического и производственно-технологического характера. Стратегическая причина лежит в том, что в условиях внешней изоляции все предметы вооружения и снабжения должны изготовляться внутри СССР и базироваться на отечественном сырье. Советский Союз, в отличие от царской России, в случае войны не может рассчитывать на иностранную помощь.

В военной среде возникает и последовательно реализуется идея о том, что стране необходимо не просто быть в состоянии постоянно разрабатывать и ставить у себя новые образцы вооружений, но и приводить их стоимость и качество на высоту достижений других государств.

С точки зрения производственно-технологической, говорилось в докладе Богданова, военные изделия по степени их родственности продукции гражданской промышленности делятся на три группы. К первой группе относилось производство ручного огнестрельного оружия, патронов, пороха, взрывчатых и отравляющих веществ, мин, дистанционных трубок. Их изготовление резко выделяется на фоне мирной продукции тем, что это изделия массовые, сложные по конструкции, трудоемкие и опасные. Их изготовление требует высокой точности и длительного освоения, как показал опыт Первой мировой войны. Следовательно, они должны находиться в постоянной отработке и концентрироваться на военных заводах. Ко второй группе относились производство орудий для армии и флота, кораблестроение, авиация, танкостроение, военная оптика и радиосвязь. Эта группа изделий ближе к гражданской промышленности, но производство артиллерийских орудий и снарядов имеет свои особенности, названные «спецификой готового орудийного выстрела». Конечно, говорилось в докладе, применяясь к мирной промышленности, можно считать «готовыми изделиями» порох, гильзу, корпус снаряда, капсюль, взрыватель, дистанционную трубку, тротиловый заряд… Точно так же «готовыми изделиями» считались составные части орудий: лафет, передок, оптические приборы и пр. Но каждая из составных частей производства Военведу не нужна, и его заказы определяются числом «готовых выстрелов». Поэтому надо стремиться к тому, чтобы «собрать более или менее замкнутый цикл военных производств, дающих “готовое изделие”». Таким образом, производство вооружений первой и второй группы целесообразно размещать на специальных военных заводах.

К третьей группе относились электротехника, средства подвоза и связи, инструменты, военно-интендантское имущество и пр. Эта группа производств в большинстве случаев аналогична мирным и без ущерба для интересов обороны может оставаться в составе гражданских промышленных объединений.

Мы видим, что постепенно складывается представление, согласно которому в мирное время заводы разделяются на предприятия военно-промышленного кадра и заводы резерва. На первых лежит задача выполнения военных заказов, совершенствование техники, разработка новых моделей и типов вооружений, постановка массового производства, содействие мобилизационным мероприятиям на заводах резерва и их развертыванию в случае войны. В мирное время на заводах резерва военное производство остается в стадии консервации. Заводы должны составлять мобилизационные программы, которые обеспечиваются в плановом порядке материалами и сырьем желательно отечественного, а не иностранного производства.

Опираясь на опыт Первой мировой войны, руководство страны делало вывод, что в результате роста продолжительности военных действий, развития военной техники в количественном и качественном отношении основой обороны является не только армия, как считалось ранее, но и все ресурсы страны, к мобилизации которых на случай войны нужно тщательно готовиться. В связи с этим предусматривалась мобилизация не только всех наличных ресурсов (промышленность, транспорт, сельское хозяйство), но и развитие тех элементов народного хозяйства, которые в военном деле имеют решающее значение. К их числу относилось развитие тех отраслей, которые обслуживают военную промышленность.

Мобилизационные планы должны были составляться подробно в соответствии с ролью и местом предприятия в военном развертывании промышленности, предусматривать порядок перехода на военную работу. Коль скоро военные производства отличаются особой сложностью, требуют высокой точности и качества, они нуждаются в наиболее квалифицированной рабочей силе, план подготовки которой должен заблаговременно разрабатываться. Важнейшую роль играет инженерно-технический персонал, но поскольку в случае развертывания его будет недостаточно, необходимо предусмотреть военно-техническую подготовку гражданских инженеров и прохождение практики на военных заводах. Крупные предприятия должны быть тесно связанными с научно-исследовательскими работами, а НИИ связаны с военно-техническими разработками.

Кадровые военные заводы насыщаются лабораторным, опытно-производственным, испытательным оборудованием и стендами. НИИ и КБ также заводят у себя опытные производства, устанавливают прямые контакты с предприятиями Военпрома.

На предприятиях военной промышленности необходима более высокая дисциплина и организация труда, чем в других отраслях. Это отчасти обуславливается секретностью и режимным характером работы.

В 1920-е годы много говорилось о рационализации и внедрении научной организации труда (НОТ) в военной промышленности. Введение технического и коммерческого контроля рассматривалось в качестве замены административного, ведущего лишь к раздуванию штатов. На предприятиях Военпрома, в силу ряда причин, сосредотачивалось большое число служащих, бывших военных, не имеющих отношения к производству, охранников, сапожников, банщиков, прислуги. С 1925 г. началась работа по уплотнению рабочих мест, снижению накладных расходов, установлению рациональных трудовых норм. В качестве основы для рационализации производства были взяты три «кита»: система — план — учет, основанные на функциональной организации производства, независимом контроле качества, регламентации прав и обязанностей отдельных работников и непрерывном анализе производства. С этой целью при заводоуправлениях и завкомах создавались комиссии по рациональной организации производства (РОП) и бюро по рациональной организации производства (БОП).

В общественно-политической работе и пропаганде упор делался на то, что мировая буржуазия ведет подготовку к войне против СССР, на внушение населению уверенности в мощи и непобедимости Красной Армии, проведение по линии общественности различных оборонных кампаний, на организацию добровольных обществ содействия обороне (ОСО), таких как «Доброхим», «Добролет», «Доброфлот», «Авиахим» и др., способствующих «военизации населения».

Состояние производства и борьба за приоритеты военной промышленности

Как уже говорилось, в условиях нэпа военная промышленность оказалась в тяжелом положении. Резко обозначились регрессивные процессы. Обследования заводов, проводимые после Гражданской войны, показывали удручающее их состояние. Отмечалось, например, что для оружейных и орудийных заводов требуется 7 лет оздоровления. Оборудование и станки износились и устарели («больные станки»). Предприятия представляли собой хаотичное собрание устаревшего и разнотипного оборудования, захламляющего цеха, создающего скученность и тесноту, нерациональную организацию производства. Ремонтная база развалилась. Сооружения обветшали, условия труда на заводах ухудшились. Квалификация рабочих оставалась низкой, низкой была трудовая дисциплина, велико количество прогулов. На заводах осталось мало специалистов, а молодые инженеры в предшествующие годы совсем не поступали на производство. Резко снизилось качество военной продукции, много производилось брака. Снабжение военных заводов распалось, а экономические службы заводов практически не работали в условиях расстройства денежного обращения. Учет в силу этого — отсутствовал. Обследование Мехартзавода в Москве (Бачмановского) показало, что завод восстановлению не подлежит. Обсуждалась возможность переналадить его на производство сельскохозяйственных орудий[53].

Приведение военной промышленности в порядок требовало длительного времени. Между тем, как показывает обсуждение пятилетнего плана РВС по военному строительству в мае 1923 г., в области военной промышленности ставились весьма скромные задачи: хотя бы привести заводы к довоенному уровню. Для этого, как указывалось, требуется 2 900 млн товарных рублей с постепенным, год от года наращиванием вложений. В первый год необходимо обеспечить сносные условия жизни военнослужащих, улучшить оплату комсостава, обеспечить его семейными пайками. На это требуется 620 млн руб. В качестве второго приоритета указывалось на развитие авиации. Говорилось о том, что артиллерия снабжается более или менее — до 60 % от потребного, кавалерия — на 75 %. В связи с недостатком средств от развития бронесил было решено временно отказаться. Флоту отпускать средства только на денежное содержание. Говорилось о том, что только на то, чтобы привести армию в соответствие с армиями соседних государств, требуются десятки миллиардов рублей[54]. (Для сравнения: общий бюджет страны выражался следующими цифрами. 1922/23 хозяйственный год — 1 463 млн, 1923/24 — 2 298 млн, 1924/25 — 2 956 млн, 1925/26 — 3 959 млн, 1926/27 — 5 155 млн золотых рублей). Ставится вопрос о необходимости не случайного, а планомерного, последовательного и спокойного наращивания военной промышленности, устранения сбоев и перерывов в производстве. Говорилось о том, что внутренний рынок в стране очень слаб и не создает уверенности в снабжении военной промышленности по договорам через государственные органы, поэтому целесообразно разделить поставки на две группы: внутренний рынок и закупки за границей. Многие виды продукции, необходимые для военного производства, в стране практически отсутствуют (никель, олово, цинк, алюминий, свинец). Единственный завод «Кавцинк» в Алагире (Осетия) — маломощный. Попытки наладить производство ленточной стали на заводе «Серп и молот» не удаются и требуют реконструкции завода. Очень слаба в стране химическая промышленность. Топливо необходимо закупать за рубежом. Необходима твердая программа развития топливной промышленности и создания запасов топлива. Кредитов на развитие военной промышленности требуется на текущий (1923/1924) год 401,8 млн руб., а с учетом товарного индекса — 614, 8 млн рублей[55].

На совещании подкомиссии Президиума ВСНХ о производственных возможностях заводов ГУВП 31 августа 1923 г. говорилось, что по орудиям они способны произвести 65 % нужного количества, по материальной части к ним — 55 %, по самолетам — 47 %. Как совершенно неудовлетворительное оценивалось состояние по огнестрельной части, осветительным приборам, по моторам (27 %). Угрожающее положение складывалось в производстве пулеметов (16,5 %), винтовок (15 %), патронов (9,5 %), автомобилей (1,5 %). В качестве первой меры в оздоровлении заводов указывалась необходимость увеличения закупок за границей[56]. Однако 1 марта 1924 г. Комиссия по валютным кредитам под председательством Л.Б. Каменева под предлогом улучшения международной обстановки сокращает валютные кредиты на нужды военной промышленности[57].

Реализация программы оздоровления заводов, первоочередное предоставление на это льгот и кредитов началось с оружейных, патронных и орудийных заводов. Примечательно, например, положение на Тульских (оружейном и патронном) заводах в начале нэпа. Переход от натуральной зарплаты к денежной позволил быстро поднять здесь производительность труда. Размер зарплаты повысился в среднем на 50–65 %, но в отчете, представленном в ЦКК/РКИ в 1923 г., указывалось, что следовало бы поднять ее на 100 %. Вместо этого произошло урезание кредитов вследствие финансового кризиса. Сразу же обнаружился недостаток денежных средств, поэтому оплата компенсировалась мукой. Образовалась огромная задолженность по зарплате, по страховым выплатам. В результате пересмотра норм и расценок они были снижены в 2 раза. В работе заводов отмечались постоянные перебои и “перегулы”, на оплату которых тоже уходило много средств. 1 апреля 1923 г. заводы были сняты с госбюджета и переведены на заказную форму, т. е. поставлены в зависимость от выполнения производственной программы[58].

13 июня 1924 г. Оргбюро ЦК РКП (б) принимает постановление об оздоровлении Тульского оружейного завода. На первое место выдвигается задача повышения производительности труда и состояния трудовой дисциплины. Как главный способ достижения этого рассматривается рационализация (НОТ, уменьшение брака, ликвидация простоев, уменьшение накладных расходов). Отмечается повышение себестоимости изделий. Указывается на необходимость уделять внимание мирной продукции наряду с выполнением военных заказов, улучшать положение рабочих, развивать жилищно-кооперативное строительство[59]. Подобные меры в то время проводились и на других заводах.

Вместе с тем вставал и вопрос об отставании стрелкового оружия от современных образцов. 16 марта 1925 г. организационно-мобилизационное управление пишет Начштабу РККА С.С. Каменеву о необходимости дополнительных ассигнований на производство военного снаряжения в размере 15 млн руб. Отмечается узкое место — ручные пулеметы. Состояние артиллерийской промышленности в целом отмечалось как удовлетворительное, но слабой оставалась материальная часть[60]. В марте же Начштаба РККА обращается к М.В. Фрунзе, указывая на необходимость модернизации орудийных и оружейных заводов, отмечает несоответствие огнестрельного оружия современным требованиям по дальности и скорострельности. В справке Комитета военных заказов от 6 июня 1925 г. говорилось, что процент их выполнения по ручному огнестрельному оружию — 52 % от потребности, по патронам — 15 %, по ручным гранатам — 9 %[61]. 13 августа 1925 г. военный инспектор на коллегии РКИ обращал внимание на отсталость артиллерии и требовал четкой организации артиллерийского вооружения, создания батальонной, полковой, дивизионной, корпусной, зенитной артиллерии, говорил о необходимости механической тяги и связывал этот вопрос с развитием тракторостроения. Вопрос о развитии артиллерии, писал он, должен увязываться с созданием научно-технических кадров и системы учебных заведений, готовящих кадры[62]. 26 сентября 1925 г. в записке начальника отдела снабжения Штаба РККА М.Н. Тухачевскому было обращено внимание на недостатки в производстве автоматического оружия и на то, что необходима разработка новых образцов автоматов, ручных легких, тяжелых пулеметов, поступающих на вооружение батальонов и полков[63].

Время требовало постоянного совершенствования бронетанковых сил, но заводы в это время занимались только ремонтом старых машин. Отвечая на новые требования, Броневая подкомиссия РВС поставила вопрос о необходимости развертывания танковых сил на период 1923–1928 гг., исходя из опыта зарубежных армий. Но подсчитанные расходы на производство 1,5 тыс единиц бронетехники составляли 62 785 200 руб. золотом. В качестве основных заводов для развертывания указывались Путиловский и Обуховский заводы («Красный Путиловец» и «Большевик»)[64]. Однако 8 мая 1924 г. старший инженер ГУВП Шукалов, докладывая руководству о состоянии танкового производства, сообщал, что ни один проект не был принят к осуществлению ввиду полной неприспособленности заводов для этого дела. В связи с этим он указывал на необходимость создания особого Танкбюро при ГУВП[65].

Особенный пессимизм в начале 1920-х годов существовал в отношении авиационной промышленности. Говорилось о том, что для перелома в этой области надо строить в Москве новый большой авиамоторный завод. В ноябре 1922 г. НКФ и НКВоенмор обращаются в СТО по поводу принятия мер по развитию авиастроения, целью которого является создание собственной авиационной промышленности и придание авиачастям современного вида. Предлагалось разделить заводы по принципу готовности, значимости, специализации: завод № 1 (б. «Дукс»), № 2 («Гном и Рон»), № 4 («Мотор»), № 5 («Моска»), № 6 («Сальмсон»), № 8 («Аэротехника»), № 16 («Аэролак»). Пришедшие в развал заводы в Александровске (Запорожье) и Таганроге было решено поставить на консервацию. Общая потребность на строительные работы по номерным заводам определялась в 1 219 тыс рублей золотом, на техническое перевооружение — 1 183 тыс рублей. Хозяйственным органам и РКИ предлагается принять меры по розыску и изъятию оборудования с других заводов. Для закупок за границей необходимого оборудования предполагалось выделить еще 590 тыс золотых рублей[66].

В отчете правления «Промвоздуха» от 1 апреля 1923 г. в связи с переходом треста на коммерческий расчет указывалось на то, что не нужно брать посторонние производственные единицы в объединение, но следует расширить производство за счет внутренних возможностей, готовить кадры, способные работать в условиях коммерчески-хозяйственного расчета, децентрализации хозяйственной деятельности. Отмечалось, что нового производства почти нет, предприятия заняты разборкой и ремонтом старых самолетов. Указывалось на низкое качество сборки. На заводах много военнослужащих, получающих красноармейское содержание и паек, поэтому нужно заменить военнослужащих рабочими, отменить пайки, функции контроля над производством обеспечить за счет НОТ, построенной по образцу французских авиационных заводов. Рабочих же переводить на индивидуальную сдельщину. Военные заказы проводить через управления, а не через предприятия, так как производство частей порою не терпит отлагательства и требует согласования с правлениями трестов. Отмечалась также необходимость укрепления договорной практики с другими предприятиями. В то же время программа намеченных работ была больше, чем предусмотрено размерами финансирования. Указывалось, что необходимо, во-первых, увеличить финансирование, во-вторых, увеличить размеры оборотных капиталов предприятий[67]. 6 марта 1923 г. Политбюро ЦК РКП(б) принимает постановление о необходимости увеличения закупок за рубежом, которое, однако, встречает возражение Наркома финансов Г.Я. Сокольникова[68].

Острее встает вопрос о необходимости налаживания планомерной научно-исследовательской работы в стране в области авиастроения. 24 марта 1923 г. было издано постановление о создании аэродинамической лаборатории. При этом технически устаревшая лаборатория МВТУ передавалась ЦАГИ. В центр внимания также ставятся вопросы укрепления трудовой дисциплины и культурно-массовой политической работы. В докладной записке Особого технического бюро по военным изобретениям специального назначения (Остехбюро) от 11 июня 1923 г. о мерах по созданию Воздушного Флота указывалось, что стране, исходя из опыта прошлой войны, нужно 2,5 тыс аппаратов[69]. 10 мая 1924 г. член РВС А.П. Розенгольц, настаивая на развитии ВВФ, указывал на необходимость налаживания собственного производства моторов, закупки лицензий, привлечения германских специалистов. По его мнению, следует организовать новый авиационный трест, усилить в нем партийное руководство, привлечь профессуру, организовать должное преподавание технических дисциплин. Нужно, отмечал он, составить трехлетний план на развитие авиационной промышленности и бронировать кредиты на нее, а центральным органам печати — «Правде» и «Известиям» — развернуть в прессе «воздушную кампанию»[70]. В докладной записке ГУВП в РВС о состоянии авиационных заводов от 2 сентября 1924 г. говорилось, что 10 авиазаводов нужно разбить на три группы, подлежащие трестированию: самолетостроение, моторостроение, вспомогательные[71]. 11 сентября 1924 г. на совещании при Военбюро Госплана говорится об организации авиапроизводственного объединения и составлении твердого плана работы на 3 года[72]. В январе 1925 г. авиапредприятия Главкоавиа были выделены в государственный трест авиапромышленности — Авиатрест Главного управления металлургической промышленности ВСНХ.

Вместе с тем 1920-е годы были временем революционных изменений в мировом авиастроении. В этой связи привлекает внимание вопрос о взаимоотношениях советского руководства с фирмой «Юнкерс». Юнкерс положил начало созданию цельнометаллических самолетов, преимущество которых заключалось в возможности хранения на открытом воздухе, меньшей зависимости от атмосферных осадков за счет применения особых сплавов, стандартизации производства, основанного на клепке конструкций, легкости конструкции. Но одновременно новое авиастроение характеризовалось высокой стоимостью производства отдельных деталей и трудностью ремонта вне заводских условий.

Совершенно очевидно, что советская авиапромышленность в малой степени была приспособлена к удовлетворению этих требований. На заводах было мало инженеров, высококвалифицированных рабочих. Отсутствовала необходимая техническая документация, материалы для современного производства. Закупать же их за границей было дорого. Высказывалось мнение, что необходимо на каждый завод направлять по 2–3 заграничных специалиста, хотя силы для собственных конструкторских разработок есть. Начальник ВВС РККА П.И. Баранов в письме Дзержинскому указывает на необходимость любыми способами привлекать иностранных специалистов, так как опытные отечественные машины сыры и незрелы.

Состояние авиапромышленности вызывало большую тревогу у военных. Тот же Баранов, составляя справку о состоянии авиапромышленности в мае 1925 г., указывал, что в 1921/22 г. хозяйственном году было собрано всего 43 самолета и произведено 8 моторов, в 1922/23 г. — 143 (50), 1923/24 г. — 173 (70). В первой половине 1924/25 г. — 79 (48). В связи с этим он настаивал на резком увеличении производства. Уже на 2-ю половину хозяйственного года намечалось собрать 348 самолетов и произвести 228 моторов. (Для сравнения: в 1916 г. авиазаводы России произвели 1764 единиц авиатехники, из них 666 моторов). Однако, как отмечал Баранов, увеличение числа машин не решит проблемы. Самолеты производятся устаревших конструкций, зависят от поставок деталей из-за границы. Со всей определенностью Баранов указывал на необходимость индустриализации страны для развития авиастроения[73].

Армия нуждалась в автомобилизации, однако снабжение автомобилями РККА находилось в самом худшем состоянии, в то время как на Западе на вооружении уже находились сотни тысяч машин. Первым делом военные органы поставили вопрос о централизации автодела. В докладе транспортного управления ГУВП руководству от 29 сентября 1923 г. говорилось о необходимости объединения производств автомобильных средств. Завод АМО, находившийся на консервации, — единственный в стране, рассчитанный на производство 1,5–2 тыс автомобилей в год, и в нем авторы доклада видели будущее автостроения. К этому времени в республике осталось всего 10–12 тыс автомобилей, тогда как потребности составляли десятки и сотни тысяч машин. В распоряжении ГВИУ (Главного военно-инженерного управления ВСНХ) находилось, по разным оценкам, от 1,5 до 3 тыс устарелых автомобилей[74], в то время как РВС ставил еще перед Госпланом задачу обеспечить повышенные требования к автомобилям РККА — надежность, проходимость[75]. В письме Автотреста от 16 июня 1925 г. в Комитет по де- и мобилизации говорилось о перестройке автостроения, о том, что «хватит ремонтировать», необходимы новые машины и что надо перейти в связи с этим к системе крупных заказов. С автомобилями увязывалось производство тракторов как средства развития механической тяги, с одной стороны, и как производства, наиболее близкого танкостроению — с другой. По данным Госплана, в ближайшее время необходимо 200 тыс. тракторов, в том числе 20 тыс — для военных нужд[76].

Одной из болезненных проблем 1920-х годов было восстановление Военно-морского флота. В кораблестроении остался единственный серьезный завод — Балтийский, на котором сохранилось оборудование. Между тем все острее заявляют о себе проблемы военно-морского флота на фоне дальнейшего сокращения корабельного состава. В декабре 1923 г. командующий флотом Э.Р. Панцержанский и его заместитель В.И. Зоф указывают Богданову на невыполнение даже весьма скромных заказов военно-морского ведомства[77]. В письме члена Президиума ЦКК С.И. Гусева о военно-морском строительстве от 12 апреля 1924 г. в адрес нового командующего ВМФ Зофа отмечается отсутствие единой политики и неопределенность положения флота. В нем указывалось, что содержание наследия старой России «дорого и не по карману». В определении дальнейших перспектив флота автор ссылался на мнение зарубежных авторитетов Митчелла и Першинга, которые выступали против создания на флоте крупных боевых единиц. Создание только Балтийского и Черноморского флотов, указывал Гусев, требует 3 млрд золотых рублей. Но и этой суммы недостаточно. Поэтому, по его мнению, никаких широких проектов. Главное в военной промышленности — создать мобзапасы и наладить производство авиамоторов, развивать химическую промышленность. На флоте же главная задача — запереть Финский залив и создать береговую охрану на Черном море[78]. В мае 1924 г. совещание в ВСНХ о ленинградской морской военной промышленности под председательством Дзержинского нацеливало на то, что в ее развитии нужно исходить не из пятилетних планов, а из реальных заказов[79].

Тем не менее жизнь на флоте начала оживать. В докладной записке РВС и ВСНХ от 11 июня 1924 г. о достройке военных судов[80] говорилось, что, если сократить ранее намеченные проекты, то это грозит безработицей и потерей подготовленных кадров. Ставится вопрос о дополнительном ассигновании 31 млн рублей[81]. Началась достройка ранее намеченных кораблей —2 крейсеров и 6 эсминцев. Было уделено внимание подводному флоту, который с 1915 г. практически не развивался. В апреле 1924 г. Морской штаб составил список иностранных заказов на сумму 9 млн руб. для развития подводного флота (аккумуляторы, перископы, спецкраски, стальные тросы, линолеум, кабель, тонкая проволока, электроизмерительные приборы, прочее военно-техническое снаряжение, не производимое в Советской России)[82]. Рассматривая в июне 1924 г. план РВС по морскому строительству «в свете охраны республики и задач мировой революции», военное руководство тем не менее обращает внимание на наиболее неотложные нужды, не включающие крупных боевых единиц. Однако и подобные планы встречали сопротивление. Помначштаба РККА М.Н. Тухачевский призывал к сокращению морской программы за счет усиления сухопутных сил и Воздушного Флота. Только в начале 1925 г. новый нарком НКВМ и председатель РВС М.В. Фрунзе заявил о возобновлении подводного судостроения, рассчитанного на 8-летний период.

В марте 1925 г. РВС был составлен пятилетний план усиления ВМФ. Однако в апреле комиссией Рыкова при доработке военно-морской программы. план был скорректирован в рамках более скромного 3-летнего плана достройки кораблей и капитального ремонта. Балтийский Флот должен был состоять из 6 линкоров, 4 мониторов, 8 крейсеров, 2 авиаматок (авианосцев), 28 эсминцев, 17 подводных лодок и т. п. Черноморский Флот — из 4 линкоров, 4 крейсеров, 1 авианосца, 12 эсминцев, 17 подводных лодок. На заседании РВС по пятилетнему плану развития ВМС 9 июня 1925 г. план рассматривался в двух вариантах: ориентировочном и максимальном. Была принята сокращенная (на 50 %) программа нового судостроения и модернизации флота, в которую включалась задача обеспечить флот подводными лодками[83]. Однако комиссия ЦК РКП (б) по обороне под председательством Рыкова (созданная в феврале 1925 г. взамен «комиссии Троцкого») при доработке военно-морской программы скорректировала намеченные работы в рамках более скромного 3-летнего плана достройки кораблей и капитального ремонта.

Упор на строительство сухопутных сил вел к тому, что для ВМФ ставилась лишь скромная задача иметь перевес в морских силах над «лимитрофами» (Польшей, Румынией, Литвой, Латвией, Эстонией, Финляндией). Говорилось также о необходимости иметь на Балтике и на Черном море подвижные и маневренные крейсеры. Этот план был утвержден в ноябре 1926 г. К этому времени Балтийский флот представляли 3 линкора, 2 крейсера, 8 эсминцев, 9 подводных лодок, 12 сторожевых катеров. На Черном море находились 2 крейсера, 4 эсминца, 6 подводных лодок и 20 сторожевых катеров[84].

Опыт мировой войны указывал на возрастание значения в современной войне военно-химического производства, и в 1920-е годы в ведущих странах мира уделяется пристальное внимание этой области. В мае 1924 г. Госплан представляет руководству справку о производстве на Западе химических веществ и указывает на необходимость организации химической обороны в стране, проведения подготовительных мероприятий среди населения. В этой связи указывается на необходимость организации «Доброхима»[85].

Академик В.Н. Ипатьев в своих письмах руководству сообщал об отсталости отечественной химической промышленности, на отсутствие в стране производства азота, селитры, мышьяка, брома и т. п. Одно из писем с резолюцией И.С. Уншлихта, члена РВС, нач. снабжения РККА было принято к рассмотрению[86]. В апреле 1925 г. Технический совет при КДМ рассматривает вопрос о производстве в стране отравляющих веществ[87].

Главэлектро ВСНХ в декабре 1924 г. докладывал по инстанции о плачевном состоянии радиотелеграфного и прожекторного производств в стране[88]. ВСНХ неоднократно обращался в СТО с просьбой рассмотреть вопрос об унификации электроизделий для военного ведомства, так как сигналы о недостатках в электрооборудовании и радиотелеграфной связи для армии следовали непрерывно. В ноябре 1926 г., например, обсуждался доклад о неудовлетворительном состоянии радиопромышленности в связи с мобилизационной готовностью, тогда же — об отсутствии в стране заводов слабого тока[89] и т. д.

Несмотря на разговоры о развертывании мобилизационной готовности промышленности, дело обстояло из рук вон плохо. Не лучше было с составлением эвакуационных планов. На конец 1924 г. был представлен план эвакуации только 66 заводов[90]. В ноябре 1923 г. И.Н. Смирнов, выступая в качестве главы Наркомпочтеля, докладывал в Комиссию Троцкого о необходимости развития средств связи с учетом составления мобилизационных планов, указывал на необходимость прокладывания новых линий, производства радиостанций, налаживания почтовой и телефонной связи и для этой цели настаивал перед СТО о выделении 2 970 674 червонных рублей[91].

В январе 1925 г. ГУВП в связи с разработкой пятилетнего плана военного строительства докладывало Фрунзе о необходимости мобилизационного развертывания промышленности[92]. В свою очередь, докладывая в ЦК РКП (б), Фрунзе постоянно подчеркивал, что одна из самых главных задач страны и армии — быстрое мобилизационное развертывание.

В связи с составлением мобпланов Комитет по де- и мобилизации промышленности провел обследование 17 заводов: «Электросила» («Сименс-Шуккерт»), Ленинградский трубочный, «Торпеда» («Новый Лесснер»), «Красный выборжец» («Розенкранц»), «Русский дизель» («Вулкан»), «Парвиайнен» и др. и пришел к неутешительным выводам относительно их мобилизационной готовности. Констатировалось, что ряд заводов запущен и не восстановим. На некоторых утрачено и расхищено до 50 % оборудования, остальное изношено до предела. Ремонтная база практически отсутствует[93]. С оздоровлением заводов дело обстояло крайне неблагополучно. Как указывал член правления ГУВП Р.И. Берзин, для этой цели недостает 18 млн рублей[94].

Кто виноват?

К середине 1920-х годов заметно усиливается напряжение в области производства вооружений. Острее звучат вопросы об отставании не только военной промышленности, но и всех производств, связанных с обороной страны. Вооруженные силы СССР и в количестве, и в качестве уступали упомянутым «лимитрофам», которые рассматривались в качестве наиболее вероятных противников, причем, в случае военного конфликта, они рассматривались лишь в качестве сил «первого эшелона», за которыми неизбежно встанут вооруженные силы более мощных в экономическом отношении стран. Возникает вопрос о том, кто виноват за плачевное состояние в этой области? Первая и естественная реакция — те, кто отвечает за военную промышленность. Критический вал в адрес руководства ГУВП нарастает. И, как обычно, на то, где плохо, обращается внимание политических и контрольных органов.

В справке особого отдела ОГПУ о работе военной промышленности, составленной в декабре 1924 г., указывалось, что аппарат ГУВП никуда не годен, в результате чего для обороноспособности страны создалось угрожающее положение. Указывалось, что необходимо сокращение, коммунизация аппарата. Отмечалась пропажа изобретений на пути взаимодействия Военведа с Военпромом. Особенно плохо обстоит дело с мобилизационной подготовкой гражданских отраслей. Из 4,2 тыс заводов в мобилизационном плане учтены только 75, а мобпланы имеют только 42.

Обследование военных заводов, говорилось в справке, показывает убытки, брак, некондицию в производстве, что старые специалисты на заводах держатся обособленно, заботятся только о своих выгодах, не участвуют в работе производственных совещаний. Указывалось на случаи пьянства в администрации, взятки, растраты, грязь и загромождение территории, халатное хранение продукции. Фирма «Юнкерс» не выполняет заказов и поставляет негодные самолеты. Научные кадры на предприятиях засорены. Из-за рубежа приглашают ненужных специалистов, в том числе бывших полицейских[95].

В январе 1925 г. в докладной записке, поступившей в ЦКК, также говорилось о недостатках в работе ГУВП. Из мирной продукции, выпускаемой заводами на 10 млн руб., реализуется на рынке на 500–900 тыс, причем продукция дорогая и много брака. Убытки приходится покрывать за счет средств, отпускаемых на производство военной продукции. Указывается на нерациональную организацию труда, огромное число служащих и вспомогательных рабочих на военных заводах, высокую себестоимость изделий. Главная причина, по мнению автора, состояла в том, что аппарат ГУВП сохранился без особых изменений со времен Гражданской войны, причем чрезвычайно дорогостоящий. Отмечалось засилие «спецов», «неправильный» социальный состав: 227 человек — из дворян (35 %), почетных граждан — 13 %, мещан — 20 %, крестьян (с высшим и средним образованием) — 20 %. В то время как рабочих всего — 0,5 %. Таким образом, представителей бывших привилегированных классов — половина. В аппарате также «12 бывших генералов, 29 штаб-офицеров и 40 старших офицеров. Членов партии и комсомольцев — всего 10»[96].

Таким образом, явно прослеживается тенденция к «спецеедству», стремлению свалить вину на старых специалистов, заменить их людьми, отвечающими не столько профессиональным, сколько политическим задачам. Между тем, как свидетельствует анализ документов Военпрома, роль специалистов в эти годы была заметной, особенно в разработке артиллерии. Руководство же старается скрыть собственные ошибки и упущения. Об этом, например, прямо писал помощник Богданова профессор В.С. Михайлов 1 июня 1925 г. в докладе НТС ВСНХ, отмечая отставание в области производства вооружений. В этом было виновато, по его мнению, высшее командование. Была полоса увлечения стрелковым вооружением, авиацией и газами[97], т. е. зависимость военного производства от политических кампаний.

Выступая с докладом на конференции заводов ГУВП 1 октября 1924 г., председатель правления ГУВП П.А. Богданов не отрицал неудовлетворительного состояния военной промышленности: постоянный «недодел», низкую выработку, недостаточное снижение себестоимости, недостатки планирования, бухгалтерии и отчетности, плохую дисциплину на заводах. Военное производство, постоянно расширявшееся в годы войны, говорил он, не соответствует современным требованиям. Богданов указывал на неувязку военных и гражданских программ, противоречия между политикой НКФ и ГУВП. Госплан также урезает необходимые расходы для поддержания военной промышленности в нормальном состоянии. Говорил об острой нехватке квалифицированных кадров, отмечал огромное количество общественных нагрузок и расходов по ним, постоянное дергание предприятий.

Богданов настаивал на создании единого органа, ответственного за развитие военной промышленности. Необходимы, указывал он, твердые планы для военной промышленности на 3–5 лет, при этом необходимо новые заводы строить в безопасных районах. В производстве мирной продукции — избавляться от мелких частных заказов. Снижать долю вспомогательных производств. Трудовое вознаграждение рабочих надо привести в соответствие с нормами, одновременно принимая меры для решения жилищного вопроса[98].

В апреле 1925 г. в постановлении РВС по докладу о состоянии военной промышленности, представленному Богдановым, хотя и были отмечены определенные положительные шаги, но больше указывалось на недостатки. Цели производства, говорилось в нем, преимущественно довоенные. Отмечались низкое качество и дороговизна военной продукции, постоянный недодел, недостаточные мощности военных заводов, плохая связь и координация между ними. Отмечалась плохая постановка плановой работы и недостаточное накопление мобзапасов[99].

В июне 1925 г. Богданов направляет доклад Председателю ВСНХ Ф.Э. Дзержинскому о положении в ГУВП. В нем упоминается о том, что 6 заводов уже оздоровлены и переведены на хозрасчет. Но это, пишет он, только первый шаг. Внешняя изоляция страны требует развития собственного производства. Необходима мобилизационная программа на случай войны. Жалуется на непрерывные заседания по поводу улучшения структуры ГУВП и настаивает на его сохранении по типу треста. Необходимо, писал он, обеспечить финансирование на следующий год и закрепить тенденцию к его повышению, обеспечить долгосрочное кредитование. Надо обратить внимание на подготовку кадров, используя для этого все возможные формы, в том числе приглашение иностранных специалистов, конфиденциальные поездки за границу, промышленный шпионаж и другие секретные меры[100]. Вслед за докладом Богданов подает заявление Дзержинскому об уходе.

В опубликованном для служебного пользования обзоре о работе ГУВП в 1924/25 г. хозяйственном году отмечались некоторые достижения в производстве оружия и боеприпасов: по бездымному пороху, по зенитным орудиям (на базе пушки образца 1915 г.), по оптико-механическим устройствам, в производстве противогазов, взрывчатых веществ. Как успех рассматривалось создание в начале 1925 г. научно-конструкторского бюро ГУВП и научно-технического совета[101]. Однако указывалось, что нормальный производственный цикл не был восстановлен, оздоровление заводов не закончилось. Все острее вставал вопрос о реконструкции предприятий, а вместе с ним — проблема индустриализации страны.

Прежде всего руководство пыталось решать проблемы организационными мерами. В ноябре 1925 г. при президиуме ВСНХ для общего руководства военной промышленностью на базе КДМ и КВЗ ВСНХ было образовано Главное военно-промышленное управление (ГВПУ) и Производственное объединение военной промышленности (ВПУ) ВСНХ, или Военпром. Таким образом, переход к индустриализации и создание отраслевых объединений в промышленности раньше всего обозначилось в военном производстве. Впрочем, Военпром уже 15 декабря того же года постановлением СТО был разделен на 4 треста: Оружейно-арсенальный, Патронно-трубочный, Военно-химический и Ружейно-пулеметный. Заметим, однако, что понятие «трест» было здесь весьма условным, так как они представляли собой своеобразные подотрасли военного производства. С осени 1926 г. продукция Военпрома включается в единый хозяйственный план, который выражается в принятии контрольных цифр на следующий год. 5 октября 1926 г. СТО принимает постановление, которое обязывает ВСНХ в части военной промышленности составлять единый план по военной и мирной продукции, согласованный с НКВМ , представляет его на экспертизу в Госплан, а затем на утверждение СТО[102].

В феврале 1926 г. подводились итоги очередного хозяйственного года в военной промышленности. Отмечалось, что выпуск товарной продукции достиг 126,7 млн червонных рублей, в том числе по военной — 83, 2 млн, по мирной — 43,5 млн рублей (91,4 % и 90,6 % по отношению к плану). Количество рабочих (служащих особенно) за отчетный год повысилось, выработка снизилась, в то время как средняя зарплата поднялась почти на 3 %. Однако она отставала от оплаты труда в других отраслях, и выработка на одного рабочего в стоимостном отношении была ниже. Снизилось также состояние трудовой дисциплины. Поскольку на 1925/26 год программа Военведом была увеличена на 11 млн. руб., то фактическое выполнение плана составило 81,3 %, т. е. Военпром с дополнительными заданиями не справился, хотя по отношению к предыдущему году рост военного производства составил 29 %. Отмечается возрастание недодела по производственным программам: 19 млн по сравнению с 6 млн руб. в предыдущем году. Недодел был связан и с возрастанием недопоставок военных изделий на сумму 29 млн рублей. Причинами недодела назывались недостатки планирования, позднее поступление заказов, отсутствие технической документации. Твердые цены оказались ниже себестоимости. Убыток военной промышленности составил 9,3 млн руб. Но на следующий хозяйственный год задания еще более увеличивались и должны были составить 171,5 млн руб. (рост — 35 %). В области капитальных работ давалась четкая установка на переход от ремонта к реконструкции. На это из 37 млн отпускался 31 млн и лишь 6 млн рублей «на оздоровление». Заметно включение в план финансирования Военпрома новых разработок[103].

На эту проблему постепенно стало обращаться гораздо больше внимания. В частности, принимаются меры для расширения работы Конструкторского бюро ВСНХ в плане разработки общих проектов новых вооружений и их последующего внедрения на заводах, исходя из рационального использования всех конструкторских сил. Основной штат бюро должен был формироваться из числа конструкторов с многолетней заводской практикой, по соглашениям должны привлекаться специалисты из Москвы и Ленинграда, прикомандированные с заводов Военпрома, работники конструкторских бюро военных заводов, выполняющие наряды по проектам Центрального бюро[104].

В этой связи, например, цикл разработки новых образцов артиллерии должен был проходить следующий путь: Штаб РККА дает тактическое задание. Артком АУ формулирует технические требования, Центральное конструкторское бюро Военпрома составляет общий конструктивный проект и основные детали, на заводские бюро переносится вся детальная разработка и рабочие чертежи.

Новое руководство Военведа и Военпрома приступает к разработке новых программ реорганизации военной промышленности, где упор делается на мобилизационную готовность предприятий. В марте 1926 г. член РВС И.С. Уншлихт пишет новому наркому НКВМ и председателю РВС К.Е. Ворошилову об установлении новых принципов взаимоотношений Военведа с ВСНХ. Он указывает, что недоброкачественность продукции, несвоевременное выполнение заказов, рост цен на продукцию, а также систематические недоделы требуют серьезных и решительных мер, среди которых предлагаются следующие. Договоры, заключенные с военной промышленностью, должны гарантировать реальное выполнение заказов и ответственность за все недочеты — как уголовную, так и материальную. Распределение дотаций, проходящих по смете Наркомвоенмора, согласуется президиумом ВСНХ с РВС. РВС предоставляется право контролировать и проверять ход заказов, научно-исследовательскую работу военно-промышленного управления, запасы сырья, калькуляцию, реальные производственные возможности как в мирное, так и в военное время. Переоборудование, консервирование, перенесение производства на другой завод, постройка новых заводов производится только с ведома и согласия РВС. РВС получает от Президиума ВСНХ точный учет всех заводов, работавших в свое время на нужды войны, а теперь перешедших в ведение гражданской промышленности, и согласует с ВСНХ, какие из этих заводов должны сохранить ячейки военной промышленности. Уншлихт настаивает на усилении административного, технического аппарата военными работниками. Назначение как на ответственные руководящие посты, так и специального технического аппарата ВСНХ согласовывает с РВС[105]. Хотя предложение Уншлихта не прошло, оно показывает тенденцию — усиление роли и влияния военных в развитии военного производства.

В официальной пропаганде 1920-х годов говорилось, что в эти годы Красная Армия получила новое оружие, улучшилась материальная часть артиллерии, значительные успехи сделала авиация — как количественно, так и качественно. Появились современные средства химической обороны, военно-санитарное оборудование. Утверждалось, что Красная Армия постепенно приближается к уровню первоклассных армий. Однако вопреки официальным утверждениям, восстановления и оздоровления военной промышленности достигнуто не было. Производственные возможности военной промышленности были ниже уровня 1916 г. Ее восстановление не было завершено и наполовину, а на фоне прогресса военной техники на Западе, положение с военным производством в СССР выглядело особенно удручающим. Поэтому особая секретность военной промышленности была связана не только с новыми разработками, но и нежеланием обнаружить перед населением и перед потенциальными противниками слабости в обороне.

Военпром настаивал на расширении ассигнований, на твердых планах, на централизации управления, на подчинении своим нуждам гражданских отраслей, на концентрации производства на кадровых (номерных) заводах. Все больше вставала на повестку дня необходимость индустриализации как фактора роста военной мощи. Усиливается давление военных, которое до поры до времени сдерживалось. Объективно эти обстоятельства сыграли свою роль в свертывании нэпа, переходе к планово-директивной системе управления.

26 декабря 1926 г. зам. наркома НКВМ М.Н. Тухачевский представил в СТО доклад, в котором излагались принципы обороны СССР и, в частности, отмечалось, что в случае войны «наших скудных боевых мобилизационных запасов едва хватит на первый период войны. В дальнейшем наше положение будет ухудшаться (особенно в условиях блокады)… Задачи обороны РККА выполнит лишь при условии высокой мобилизационной готовности вооруженных сил, железнодорожного транспорта и промышленности». В настоящее время, писал он, ни Красная Армия, ни страна к войне не готовы[106].