От военпрома к ВПК: советская военная промышленность. 1917 – июнь 1941 гг.

Осложнение международной обстановки

С 1938 г. события в мире приобретали все более опасный поворот и оказывали влияние на жизнь советского общества. Ощущение надвигающейся войны, которая все ближе и ближе подкатывалась к границам Советского Союза, проникало в сознание людей, вызывало чувство смутной тревоги и беспокойства, охватившие различные слои населения. Заключение «Антикоминтерновского пакта» между Германией и Японией и присоединение к нему Италии сопровождались усилением агрессивности установленных в этих странах режимов и нарастанием антисоветской риторики. На Востоке СССР вынужден был предпринимать практические шаги для сдерживания экспансии Японии. В этом русле следует рассматривать помощь, которую оказывал СССР правительству Чан Кайши. Более того, советское руководство убедило китайских коммунистов присоединиться к единому фронту борьбы против японской агрессии. Летом 1938 г. произошло прямое столкновение между японскими и советскими войсками в районе озера Хасан на Дальнем Востоке, а затем в 1939 г. в Монголии на реке Халхин-Гол. Вполне реальной была угроза создания, как тогда говорили в Советском Союзе, «единого империалистического фронта против СССР».

Выводы, которые сделало сталинское руководство из новой ситуации, были следующие. Во-первых, была сделана ставка на всемерное укрепление военного потенциала СССР, что не могло не сказаться на развитии народного хозяйства. Во-вторых, на поддержание среди населения чувства боеготовности, патриотизма, уверенности в победе, причем в этой области наблюдался явный «перебор». Внушались мысли о мощи и непобедимости Красной Армии, достижении победы «малой кровью», превентивных ударах, разрабатываемых в штабных документах, быстром разгроме врага на его же собственной территории, поддержке, которую немедленно окажут СССР трудящиеся других стран. В таком духе был снят, например, фильм «Если завтра война» (1938 г.), шедший во всех кинотеатрах страны.

На XVIII съезде ВКП (б) в марте 1939 г. Сталин заявил, что СССР не даст себя одурачить и не собирается «таскать каштаны из огня для поджигателей войны». Страны Запада, между тем, стремились отвести от себя угрозу и направить германскую активность на Восток. На это указывали «Мюнхенский сговор» в сентябре 1938 г. между Гитлером, Чемберленом и Даладье и договор о ненападении, заключенный между Францией и Германией в декабре 1938 г. В этой обстановке началось сближение СССР со странами «оси».

Не прерывая вялотекущих переговоров с Великобританией и Францией о противодействии экспансии Гитлера в Европе, сталинское руководство предпринимает ряд шагов в противоположном направлении. В мае был смещен руководитель НКИД М. Литвинов — главный конструктор «системы коллективной безопасности». На его место был назначен В.М. Молотов. Лето 1939 г. проходило под флагом секретной дипломатической игры, уточнения позиций, выяснения дальнейших намерений. Не видя конкретной пользы для себя из англо-французских предложений и недовольное ходом и уровнем переговоров, руководство в Кремле сочло более выгодным сближение с нацистским режимом. 23 августа в Москву прибыл посланец Гитлера Риббентроп, наделенный чрезвычайными полномочиями, и в тот же день был подписан заранее подготовленный пакт о ненападении между СССР и Германией. Действие его было рассчитано на 10 лет и вступало в силу немедленно.

Подписание пакта вызвало настоящий фурор и имело в мире огромные последствия. Их отголоски до сих пор будоражат общественное мнение и лежат в основе различных версий об истоках и причинах развязывания Второй мировой войны. Между тем заключение подобных соглашений — обычное явление в международной практике. Стремление любой страны обезопасить свои границы вполне понятно. Но предметом критического запала является не столько сам договор, сколько секретный протокол, составленный в качестве приложения к нему. В нем шла речь о разграничении сфер влияния в Восточной Европе. В зоне советских интересов оказывались Финляндия, Бессарабия и Прибалтика до северной границы Литвы. В протоколе ничего не говорилось о судьбе Польши, но, видимо, такое «умолчание» не было случайным. Договаривающиеся стороны условились о невмешательстве в случае конфликта одной из них с «третьей державой», а 1 сентября 1939 г. германские войска вторглись в Польшу.

Англия и Франция немедленно объявили войну Германии. Началась Вторая мировая война, в которую вовлекалось все большее число государств и территорий. Между тем сопротивление Польши было сломлено буквально в течение одной — двух недель. 17 сентября на ее восточные земли вступили войска Красной Армии под предлогом оказания помощи населению Западной Украины и Западной Белоруссии, которые «оказались в опасности ввиду распада польского государства». В какой-то мере этот шаг был неожиданным для Германии, но она была вынуждена до поры до времени идти на уступки сталинскому руководству. В соответствии с соглашением от 28 сентября 1939 г., известным как договор о дружбе и границах, произошел раздел польского государства. Советско-германская граница была установлена примерно по линии Керзона. В зону советского влияния переходила также Литва. Сразу за этим последовало заключение «договоров о взаимопомощи» с прибалтийскими государствами, по которым на их территорию вводились советские войска и предоставлялись базы для размещения ВМФ.

Через некоторое время Советский Союз предъявил ряд претензий к Финляндии. В них содержалось требование о демилитаризации приграничной зоны, отодвижении границы на 70 км от Ленинграда, ликвидации финских военно-морских баз. Взамен финнам предлагались территории на востоке. После того как Финляндия отвергла эти требования, в ноябре 1939 г. СССР развязал против нее военные действия, рассчитанные на быструю победу.

Война, однако, протекала с большими трудностями. Красная Армия в течение многих недель непрерывно штурмовала линию Маннергейма — систему мощных укреплений, созданных финнами на Карельском перешейке. Лишь в феврале 1940 г. она наконец была прорвана и советские войска заняли Выборг. Финляндия запросила мира. По договору, заключенному в марте 1940 г., ей пришлось уступить СССР значительную часть своей территории. Была образована новая союзная республика — Карело-Финская ССР, включающая советскую Карелию и некоторые отвоеванные у Финляндии земли.

Советско-финляндская война имела ряд важных следствий. Советский Союз был осужден как агрессор и исключен из Лиги Наций. Англия и Франция всерьез рассматривали вопрос о вооруженной помощи Финляндии. Германия также косо посматривала на действия СССР. После этой войны Финляндия, мечтая о реванше, склонялась уже к полному военному союзу с Гитлером. Война, по-видимому, сыграла свою роль и в сроках принятия решения германского руководства напасть на Советский Союз, так как в ходе ее обнаружились очевидные слабости в боевой подготовке Красной Армии и ее вооружении.

В июне 1940 г. советское правительство обвинило прибалтийские республики в нарушении «договоров о взаимопомощи» и потребовало создания в Литве, Латвии и Эстонии коалиционных правительств, подконтрольных специально назначенным эмиссарам из Москвы. Затем в этих странах были проведены выборы за кандидатов, подобранных местными коммунистами. Избранные таким способом парламенты обратились в Верховный Совет СССР с просьбами о принятии этих республик в состав союзного государства. В августе 1940 г. эти просьбы были удовлетворены.

В то же время было реализовано расширение «сферы советских интересов на границах с Румынией». Советское правительство предъявило ей ультиматум о немедленном возвращении «незаконно отторгнутой Бессарабии» и передаче в состав СССР Северной Буковины. Румыния вынуждена была согласиться. Часть Бессарабии и ранее входившая в состав УССР Молдавская автономия на левом берегу Днестра в августе 1940 г. были включены во вновь образованную Молдавскую ССР, остальные приобретения — в состав УССР.

Таким образом, в течение года со времени заключения советско-германского пакта территория СССР значительно увеличилась (приблизительно на 300 тыс. кв. км), а его население выросло примерно на 23 млн. человек. Западная граница СССР приобрела новые контуры. Встала проблема ее обустройства и защиты.

Тем временем началось поистине победное шествие армий вермахта по странам Европы. Занятый своими делами гитлеровский режим «сквозь пальцы» смотрел на действия Советского Союза, приобретая в результате верных военных союзников в лице «обиженных» стран, как в случае с Финляндией и Румынией. Советское руководство, взяв курс на сближение с Германией, оказалось в двусмысленном положении. Оно слало приветственные телеграммы по случаю «блистательных побед германского оружия», словно не замечая, что вместе с ними увеличивается экономическая и военная мощь Германии. Более того, Советский Союз, заключив в феврале 1940 г. соглашение с Германией об экономическом сотрудничестве, внес свою лепту в возрастание этой мощи. СССР соглашался поставлять в Германию сельскохозяйственные продукты и сырье, в том числе 2,5 млн т. зерна, 970 тыс. т. нефти, 200 тыс. т. марганцевой руды и т. д. Помощь же Германии промышленности СССР отсутствовала. После разгрома Франции в мае — июне 1940 г., оккупации Бельгии, Голландии, Дании, Норвегии, Югославии, Албании, Греции основная часть европейского континента оказалась или под пятой режимов Гитлера и Муссолини, или в числе их союзников.

Вставал вопрос о том, куда теперь обрушится следующий виток агрессии. В руководстве СССР были уверены, что активность держав «оси» будет направлена против Британской империи. На это вроде бы указывали некоторые признаки, а именно: налеты на Англию, военные действия в Африке, в Атлантике. Советская пресса подыгрывала этим агрессивным поползновениям, представляя Германию и ее союзников миролюбивыми державами, а в качестве агрессоров — ее противников. В апреле 1941 г. был заключен договор о нейтралитете между СССР и Японией, с которой, впрочем, оставались весьма напряженные отношения в связи с развязыванием ею военных действий в Азиатском регионе. Тем временем, начиная уже с 1940 г., Германия полным ходом вела подготовку к войне против СССР. В результате страна очутилась перед лицом самой страшной опасности из тех, что выпали на ее долю в истории.

Ситуация в СССР накануне войны и оборонные мероприятия

События на международной арене самым непосредственным образом влияли на обстановку в СССР, гораздо больше, чем в предшествующие годы, но все же главное, что должно быть принято во внимание, это положение внутри страны, в ее экономике, социальной сфере, ее готовность отразить внезапное нападение.

Провозглашение Сталиным построения экономической основы социализма в СССР имело свою оборотную сторону, о которой руководство едва ли полностью отдавало себе отчет. Пока перед обществом ставились великие цели, легче было «зажигать» его энтузиазмом, поднимать людей на свершения и трудовые подвиги, нагнетать страсти. Теперь же было заявлено, что в основном эти цели достигнуты. Настало время оглянуться вокруг, подвести итоги. Волны энтузиазма пошли на убыль. Внешне формы активности оставались те же: поощрение стахановского движения, лозунги, призывы, бесчисленные активы, митинги и собрания, эффект от которых становился заметно меньше. У людей наблюдалось возрастание политической апатии, уклонение от общественной активности. Начался процесс «окостенения» системы.

Эти явления немедленно сказались на развитии экономики. По плану третьей пятилетки, который рассматривался на XVIII съезде ВКП (б), национальный доход страны должен был возрасти на 100 %, уровень потребления на душу населения — на 75 %. Объем промышленного производства намечалось удвоить, а сельскохозяйственного — увеличить в 1,5 раза. Это предусматривало соответственно 20 и 10 % ежегодного прироста. На самом же деле за три года до начала войны прирост промышленности составлял в среднем не выше 3–4 % в год, а сельское хозяйство вообще топталось на месте. Симптомом замедления экономического роста стало относительное уменьшение доли новых капиталовложений в экономику. Если в 1934–1935 гг. они составляли более половины госбюджета, то в 1940 г. — всего лишь треть, а накануне войны сократились и в абсолютном выражении.

Трудности конца 1930-х гг. были названы в литературе «экономической лихорадкой». Основные причины их проистекали из органических пороков созданной централизованной бюрократической планово-распределительной системы, которая к этому времени приобрела более или менее завершенные контуры и инерционный характер. Если последовательно, день за днем, прослеживать работу любого наркомата-ведомства, выраженную в приказах, распоряжениях, инструкциях и т. п., то можно увидеть срывы планов, неправильное использование оборудования и техники, задержки в ее установке, нехватку и распыление средств, диспропорции на различных производственных участках и другие факты, которые указывали на надрывный ход хозяйственных процессов, не гарантирующий от провалов и сбоев и требующий постоянного вмешательства сверху для «развязывания узлов и прорывов».

Народное хозяйство все больше распадалось на ведомства, которые теперь чаще возглавляли новые выдвиженцы, пришедшие к руководству на смену репрессированным. Главной их задачей было выбить средства для выполнения плановых заданий, убедить Сталина, СНК, Госплан, Политбюро ЦК в первоочередности своих нужд, уберечь свой наркомат от наскоков и поползновений со стороны других ведомств.

Борьба за приоритеты велась и на региональном уровне. Руководители предприятий старались получить больше ресурсов, создавать сверхнормативные запасы, чтобы иметь возможность маневрировать, нарушая принцип планового распределения. В результате происходило нарастание дефицитов в народном хозяйстве. Хозяйственная система пребывала в состоянии постоянной напряженности, а одним из способов разрешения трудностей продолжала оставаться «дисциплина страха», которая способствовала складыванию и выдвижению особого типа людей, ориентированных на безусловное выполнение заданий, умеющих «держать нос по ветру», «устроить разнос», «втереть очки», «пустить пыль в глаза» и т. п.

Назначение разного рода комиссий, создание «штабов» с большими полномочиями, проведение «активов», комплексных проверок со стороны партийных и советских контрольных органов, НКВД с весьма неприятными для проверяемых последствиями — тоже типичная черта того времени. «Кадры», пребывая в постоянном напряжении и страхе, утрачивали напористость, инициативность и открытость. При этом появилась возможность списывать все недостатки и упущения на деятельность прежних руководителей — «врагов народа».

Проблема планового обеспечения кадрами народного хозяйства не оправдывала себя. Организованный набор рабочей силы (оргнабор) не обеспечивал и половины необходимых потребностей. Не лучше было с государственным распределением специалистов. Накануне войны усилилась тенденция к мобилизациям и ужесточению кадровой политики. Правовые отношения на производстве стали выстраиваться по линии строгой регламентации и принуждения. Сами по себе эти меры были понятны, когда нужно было миллионам бывших сельских жителей, непривычных к индустриальному производству, привить навыки дисциплины и порядка, необходимые для его нормального функционирования. Но принимаемые меры выходили за правовые рамки недавно принятой Конституции.

В декабре 1938 г. на всех предприятиях и учреждениях были введены обязательные трудовые книжки, в которых отмечались все перемещения работников. Затем начался поворот к ужесточению наказаний за нарушения дисциплины. После того как руководство попыталось с помощью репрессий и «дисциплины страха» навести порядок среди администраторов предприятий, оно решило взяться и за рабочих. Бытовало мнение, что «гегемон подраспустился и надо бы подтянуть гайки». По постановлению, принятому СНК в январе 1939 г., любое опоздание на работу на 20 минут приравнивалось к прогулу, а повторное опоздание вело к увольнению работника. По указу Президиума Верховного Совета от 26 июня 1940 г. был запрещен «самовольный уход с предприятий» и «одностороннее расторжение трудового договора». В случае неоправданного отсутствия на работе указ предусматривал судебный приговор либо к исправительным работам на рабочем месте сроком до 6 месяцев с удержанием 25 % заработка, либо тюремное заключение на срок до 4 месяцев. Последующими указами назначались уголовные наказания за брак в работе, были увеличены сроки наказаний за экономические преступления, мелкие хищения, пьянство и хулиганство. Особенно круто руководство взялось за оборонные заводы, на которых еще до принятия указов существовал порядок изъятия паспортов у рабочих, служащих и ИТР и хранение их при отделах найма и увольнения[553].

В октябре 1940 г. на мобилизационной основе была перестроена и подготовка кадров молодых рабочих, названная системой государственных трудовых резервов. 2 октября 1940 г. было образовано Главное управление трудовых резервов при СНК. Был объявлен массовый призыв рабоче-крестьянской молодежи в ремесленные училища и школы фабрично-заводского обучения (ФЗО), носивший добровольно-принудительный характер. До войны в систему трудовых резервов было мобилизовано до 1 млн юношей и девушек. В январе 1941 г. из 439 тыс выпускников системы трудовых резервов 50 тыс были направлены на военные заводы.

Попытки «подтянуть гайки» в хозяйственной системе наблюдались повсеместно. Кроме того, по указу 26 июня вместо 7-часового вводился 8-часовой рабочий день и семидневная рабочая неделя. Все перечисленные меры объявлялись чрезвычайными и объяснялись оборонными интересами, однако в немалой степени были связаны и с возникшими производственными трудностями.

Ведомственная экспансия выразилась в быстром увеличении числа наркоматов. Если по Конституции 1936 г. было установлено 18 союзных и союзно-республиканских наркоматов, то накануне войны их было около 40, не считая главных управлений и комитетов. Так, Наркомтяжпром разделился на 17 отдельных наркоматов. Приоритет в экономической политике оставался за ведомствами, тесно связанными с обороной, и сюда направлялась львиная доля капиталовложений в ущерб отраслям легкой промышленности (группа «Б»), усиливая однобокий характер народного хозяйства.

Отставание производства товаров широкого потребления приводило к нарастанию товарного голода и постоянным дефицитам в продуктах даже самой первой необходимости. Повсеместно были введены нормы отпуска товаров в одни руки, заставлявшие людей обегать десятки магазинов, чтобы запастись продуктами и не стоять в бесчисленных очередях. Возникал своего рода порочный круг: чем больше товарных резервов выбрасывалось в торговлю, тем больше были очереди. Плановые цифры роста торгового оборота, даже в малой степени не могли обеспечить потребности населения. Расхватывание товаров усугублялось постоянно циркулирующими слухами о войне, которая все ближе продвигалась к границам Союза.

Борьба с дефицитами велась главным образом административными и карательными мерами. Указ 26 июня 1940 г. был направлен и против тех, кто стоит в очередях вместо работы на предприятиях и в учреждениях. Накануне войны руководство пошло даже на запрещение очередей, борьбу с ними с помощью милиции. В условиях кризиса снабжения по решению Политбюро ЦК ВКП (б) была создана система закрытой торговли и общественного питания для военнослужащих, сотрудников НКВД, работников военно-промышленных предприятий, железнодорожного транспорта и некоторых других. То есть были выделены привилегированные профессиональные группы, о снабжении которых государство заботилось в первую очередь.

Военные расходы ложились тяжелым бременем на все народное хозяйство. Курс на «укрепление обороноспособности советского государства» складывался из многих факторов, где не последнюю роль играло нарастание военной угрозы. Анализируя документы того времени, трудно избавиться от впечатления, что все они проникнуты предчувствием надвигающейся войны. Между тем Сталин старался строго следовать заключенному советско-германскому пакту и закрывать глаза на военные приготовления Германии, которые не заметить было нельзя. Противовесом мог быть только курс на дальнейшее наращивание военной мощи и скорейшее военное развертывание экономики и вооруженных сил. Но в этой области далеко не все было ладно, и руководству нужно было выгадать время для дальнейшего перевооружения Красной Армии. При этом Сталин надеялся, что нападения Германии в ближайшее время все-таки не произойдет.

Прежде было показано, как шло техническое перевооружение, «моторизация» Красной Армии в период первой и второй пятилеток. Были созданы и развернуты новые типы самолетов, танков, артиллерийских систем. То, что делалось в третьей, намного превосходило предшествующие оборонные мероприятия. В сентябре 1939 г. в стране была введена всеобщая воинская обязанность. Численность вооруженных сил за один год увеличилась более чем вдвое и достигла 4,2 млн человек за счет дополнительных призывов среди молодежи. Расходы на военные нужды возросли с 11 % бюджета в 1935 г. до 32,5 % в 1940 г. Совершенно очевидно, что в условиях сокращения прироста нового производства «оборонка» стала «пожирать» другие отрасли. Так, нефтяная промышленность разворачивалась в сторону военных потребностей и сказывалась на потреблении нефтепродуктов в мирной жизни. Развертывание военного производства отражалось на сельском хозяйстве. На село, в МТС, стало меньше поступать тракторов, автомобилей, топлива, горюче-смазочных материалов.

Количественный и качественный рост вооруженных сил требовал подготовки соответствующего командного и технического состава, за которой не поспевали курсы, школы, училища, военные академии. Потребовался ряд экстраординарных мер, едва ли не принудительный (по разнарядке) набор курсантов в военно-учебные заведения.

Окончательно сложилась система управления экономикой и государством, которую называют административно-командной. В основных чертах она утвердилась на достаточно длительное время. В чем-то обнаруживалось сходство с дореволюционным государственным устройством. Управление промышленностью, например, напоминало управление казенными заводами до революции. Наркоматы стали походить на прежние министерства. Окончательно оформилась номенклатура — штатное расписание огромного государственного хозяйства. Но главным способом управления стало директивное планирование, представлявшее собой систему приоритетов в снабжении и распределении средств, тоже достаточно четко определившуюся уже накануне войны. При этом возникло новое противоречие между основами планирования, которое централизованно осуществлялось по ведомствам и экономическим районам, и общими принципами территориально-административного устройства. Выработать оптимальную модель совмещения хозяйственной деятельности и административного руководства не удавалось. В конце 1930-е гг. страна фактически вернулась к прежнему губернскому делению под названием краев и областей.

Изменения в руководстве военной промышленностью

Как было сказано ранее, еще в 1937 г. вместо СТО при СНК были образованы Комитет обороны (председатель — В.М. Молотов, с мая 1940 г. — К.Е. Ворошилов) и Экономсовет (председатель — А.И. Микоян), которые, по идее, должны были заседать ежедневно. Изучение материалов этих органов показывает, что на самом деле заседали они реже. По-прежнему была велика роль Госплана СССР, а председатель Госплана Н.А. Вознесенский стал заместителем председателя Комитета обороны. В июне 1938 г. была образована Военно-промышленная комиссия (ВПК, аббревиатура примечательна в плане формирования в стране военно-промышленного комплекса). Председателем ВПК первоначально был В. Чубарь, а после его ареста им стал Л.М. Каганович. Целью создания ВПК ставилась мобилизация и подготовка промышленности как оборонной, так и не оборонной для обеспечения выполнения планов по поставкам средств вооружения по предложениям НКО, НК ВМФ, НКВД. В апреле 1940 г. она была переименована в Совет оборонной промышленности, который возглавил Вознесенский.

Комитет обороны решал преимущественно вопросы развития военного производства, Экономсовет обращался к ним по мере необходимости, например, для решения обеспечения нефтепродуктами оборонных нужд. Нельзя не обратить внимания на то, что вопросами обороны гораздо чаще стало заниматься Политбюро ЦК ВКП (б). В условиях растущей ведомственности оно вынуждено было заниматься общими вопросами межведомственного регулирования распределения средств, производства военной продукции, закупок необходимого импортного оборудования, сотрудничества с иностранными фирмами, согласованием научных разработок для военной промышленности, отпускных и заказных цен на военную продукцию. В связи с растущими дефицитами в народном хозяйстве именно Политбюро не раз принимало постановления о заимствовании мобзапасов для нужд оборонного строительства.

До начала 1939 г. главными вопросами производства военной продукции занимался Наркомат оборонной промышленности (НКОП). В январе 1939 г. нарком М.М. Каганович обратился в адрес ЦК ВКП (б) и СНК с обоснованием необходимости создать специализированный наркомат «по выстрелу», который объединил бы работу 400 предприятий различных ведомств. Создание такого наркомата позволило бы, по его мнению, осуществить переход на более совершенные их виды и облегчить техническое руководство в производстве различных типов орудий, стрелкового вооружения. Как видим, концепция «единого выстрела» среди военного руководства страны была довольно живучей. Но в условиях формирования единого военно-промышленного комплекса следовало бы уже говорить об увеличении ударной (поражающей) и оборонной мощи вооруженных сил и о системных мероприятиях в этом направлении.

Были образованы, однако, два наркомата «по выстрелу»: Наркомат вооружений (НКВ) и Наркомат боеприпасов (НКБ). Наряду с ними созданы Наркомат судостроительной промышленности (НКСП) и Наркомат авиационной промышленности (НКАП). Их создание аргументировалось тем, что эти ведомства уже представляют законченные производственные комплексы. При разделении Каганович, возглавивший НКАП, «утянул» себе значительную часть административных зданий и ресурсов бывшего НКОП.

При реорганизации военной промышленности в НКАП вошли 86 заводов, 9 НИИ и КБ. Общее число работников составило 273 тыс.; в НКВ вошли 38 заводов, 8 НИИ КБ, 223 тыс. человек работников; в НКБ — 53 завода, 12 НИИ и КБ и 337 тыс. работников; НКСП — 41 завод, 10 НИИ и КБ, 173 тыс. работников[554]. М.М. Каганович возглавлял НКАП до января 1940 г., когда был снят и отправлен директором завода № 124 в Казань. Новым наркомом авиационной промышленности стал А.И. Шахурин. Наркомат вооружений до своего ареста в июне 1941 г. возглавлял Б.Л. Ванников. На его место был назначен директор завода «Большевик» Д.Ф. Устинов (с началом войны Ванников был освобожден и назначен заместителем Устинова). Наркомат боеприпасов до войны возглавлял И.П. Сергеев, в марте 1941 г. его сменил П.Н. Горемыкин. Наркомом судостроительной промышленности был назначен бывший руководитель объединения «Спецсталь» НКТМ И.Ф. Тевосян, который в 1940 г. был переведен на пост наркома черной металлургии, а на его место пришел директор Балтийского завода И.И. Носенко.

В образовании новых военных наркоматов сразу обозначились известные противоречия. Всю военную промышленность объединить под их эгидой было уже невозможно. Ведомственный характер производства вооружений усилился. Проблема заключалась в том, что потребности в создании отдельных их видов далеко выходили за рамки отдельных специализированных наркоматов. Необходимо было налаживать кооперационные связи, преодолевать ведомственные барьеры. В предвоенный период эта проблема решалась преимущественно включением в состав военно-промышленных наркоматов все большего числа заводов других отраслей и их переоборудования для оборонных нужд. Однако созданные специализированные наркоматы не полностью объединяли военные заводы. Более того, в них не вошли многие предприятия, ранее входившие в НКОП. Заказы военных ведомств размещались по ряду других отраслей промышленности, созданных на базе разукрупнения Наркомтяжпрома.

Первым из него выделился Наркомат машиностроения (НКМ), которым до ареста в 1938 г. руководил А.Д. Брускин. Противоречивость ситуации выразилась и в случае с образованием на базе этого наркомата «гражданского» Наркомата среднего машиностроения (НКСМ), отвечающего за производство танков, тракторов, автомобилей. В условиях растущей милитаризации он превращался в ведомство, занимающееся военными поставками. В НКСМ отошли танковые заводы бывшего НКОП (№ 183, 174, 37) и тракторные заводы. При этом не раз ставился вопрос об образовании специализированного танко-тракторного наркомата. НКСМ возглавил И.А. Лихачёв, снятый с должности в 1940 г. «за неисполнение решений правительства и недопустимую практику нарушений по части технологической дисциплины в процессе производства». (Переведен на пост директора своего родного автозавода ЗИС). На его место был назначен В.А. Малышев, который поначалу по совместительству возглавлял Наркомат тяжелой промышленности — НКТП (затем А.И. Ефремов и Н.К. Казаков), и Наркомат общего машиностроения (НКОМ), также производившие отдельные виды вооружений. Наркоматом общего машиностроения руководил П.И. Паршин. В феврале 1939 г. был создан Наркомат химической промышленности (нарком М.А. Денисов) и в него были переданы все предприятия бывшего 6-го Главного управления НКОП. Тесно связанным с оборонными нуждами был Наркомат нефтяной промышленности (НКНП), образованный в конце 1939 г. (наркомы сначала Л.М. Каганович, затем И.К. Седин), а при нем, как и в других наркоматах, существовал военный отдел. На должность заместителя наркома НКНП был назначен «быстро идущий в гору» Н.К. Байбаков. Большинство выдвиженцев этого периода составили «плеяду сталинских наркомов», которые руководили промышленностью в годы войны и в послевоенный период.

Общие показатели военного производства в 1938–1940 гг

В период 1938–1940 гг. общие расходы НКО, НК ВМФ, НКВД на оборону, в том числе на закупку вооружений, составили в 1938 г. 32 млрд руб., в 1939 г. — 45 млрд руб., в 1940 г. — 63 млрд руб. Ведущим заказчиком был Наркомат обороны. На 1940 г. его оборонный заказ выглядел следующим образом:

НКБ — 10 003 млн руб. в текущих ценах (32,3 %),

НКАП — 7 285 млн руб. (23,5 %),

НКВ — 5 031 млн руб. (16,2 %),

НКСМ — 2 373 млн руб. (7,6 %),

НКТМ — 1 167 млн руб. (3,7 %),

предприятия собственно НКО — 903 млн руб. (2, 9 %),

НКХП — 850 млн руб (2,7 %),

НКОМ — 719 млн руб. (2,3 %),

НКСП (без учета заказов НК ВМФ) — 491 млн руб. (1,5 %)[555]

и т. д.

Заказы нового НК ВМФ, образованного в конце 1937 г., на строительство флота тоже были значительными. Расходы на флот в 1939 г. составили 18,5 % оборонных расходов. В дальнейшем доля средств, выделяемых на строительство ВМФ, должна была составить в 1940 г. 2 538, в 1941 г. — 3 962, в 1942 г. — 5 184 млн руб. Удельный вес расходов на флот в общей сумме ассигнований несколько уменьшался, так как требовалось увеличить затраты на модернизацию авиации, бронетанковых войск, строительство оборонительных сооружений.

Постоянно росли заказы НКВД. Уже в июне 1938 г. в его подчинение был передан завод в Павшино. В декабре 1938 г. вместо Н.И. Ежова НКВД возглавил Л.П. Берия. При нем наркомат непрерывно увеличивает свою роль в укреплении обороноспособности страны. Помимо непосредственных задач по охране сухопутных и морских границ, ведомство принимало участие в строительстве заводов, железных дорог, шоссе, аэродромов, добыче полезных ископаемых. В 1940 г. в его состав были переданы комбинат «Североникель», трест «Кольстрой» и другие предприятия. В августе 1940 г. при НКВД было образовано Управление особого строительства, которое отвечало за возведение в районе Куйбышева двух самолетных (№ 122 и 295) и одного моторного (№ 377) заводов. Всего к концу года на объектах авиаиндустрии работало 13 тыс. заключенных. Их силами были построены корпуса, позволившие размещать на их территории эвакуированные заводы в годы войны. В состав НКВД входили ряд особых технических и конструкторских бюро.

По новым военно-промышленным наркоматам Мобилизационный отдел Госплана на третью пятилетку планировал рост объема производства валовой продукции промышленности в 3,3 раза. Объем валовой продукции по наркоматам должен был выразиться в следующих цифрах:

Таблица 1

Планируемый рост валовой продукции по военно-промышленным наркоматам в 1938–1940 гг. (млн руб.)[556]

* За 1938 г. — сведения по главным управлениям НКОП.

Как уже говорилось, накануне войны несколько замедлились темпы (но не объемы) роста капиталовложений в промышленность, которые затронули и оборонные расходы. Основные средства шли не столько на строительство новых заводов, сколько на их реконструкцию и переоборудование под оборонные нужды. По третьему пятилетнему плану было намечено построить 84 новых военных завода, общей стоимостью 3,2 млрд руб., но при этом 8 млрд руб. капиталовложений было намечено на реконструкцию. В июле 1939 г. программа оборонного строительства была снова пересмотрена. Общий объем капиталовложений по четырем военно-промышленным наркоматам возрастал до 20,3 млрд руб.[557]

НКАПу были увеличены капитальные вложения на строительство ряда новых подсобных заводов и заводов по производству алюминиевого и дюралюминиевого проката для того чтобы ликвидировать диспропорцию, вызванную строительством новых авиазаводов. Выполнение плана по капработам в НКБ за эти годы было неудовлетворительным: на 60–70 %. Так, из 57 объектов, подлежащих вводу в первом полугодии 1940 г., было введено только 17. Для выполнения третьего пятилетнего плана в оставшиеся два года необходимо было сосредоточить внимание на пусковых стройках (заводы № 56, 64, 113, 114, 144, 253, 320, 255, 100, 101, 392, 316, 98, 61, 187, 257, 179). В НКСП вследствие значительного роста объема производства как по валовой продукции, так и по закладке и сдаче кораблей образовались диспропорции, для устранения которых была необходима постройка заводов и цехов, не предусмотренных планом третьей пятилетки для производства брони и специального оборудования кораблей. Кроме того, необходимо было предусмотреть строительство заводов, обеспечивающих военно-морской флот теми типами судов, потребность в которых не удовлетворялась (заводы вспомогательного флота, производящие буксиры, баржи, транспорты, десантные суда и т. д., а также заводы технического флота, производящие плавмастерские, плавкраны, коллекторы, спасательные и гидрографические суда), строительство которых НКСП не было предусмотрено на пятилетку. По НКВ план по снижению себестоимости строительств не выполнялся, и вместо снижения за 1938–1939 гг. произошло удорожание продукции на 13,5 %. Для окончания строительства объектов, намеченных к вводу в действие в 1941–1942 гг., были необходимы дополнительные капиталовложения в размере 235 млн руб., а всего сверх лимита требовались дополнительные ассигнования в размере 650–700 млн руб., в том числе на расширение завода № 92, реконструкцию заводов № 69 и 367, строительство новых предприятий и цехов на заводах № 232, 8, 2, 371, 314, 66, 74, 38, 60, а также в связи с общим удорожанием строительства на 900 млн руб. Наблюдались недопоставки материалов и оборудования для строек. Так, в 1939 г. наркомат получил цемента — 58 % от потребности, катанки — 70 %, листового железа — 50 % и т. д. В результате неправильного распределения фондов по заводам в 1939 г. на складах заводов скопилось ненужного оборудования на сумму 16,8 млн руб. Для выполнения третьего пятилетнего плана по капстроительству необходимо было увеличить лимиты на пятилетие до 4 400 млн руб., а план на ближайшие годы составить с учетом концентрации всех средств на пусковые и особо важные объекты. Запрещалась самовольная переброска средств по сверхлимитным стройкам, намечено провести проверку и анализ причин удорожания стоимости строительства.

На предприятиях собственно НКО было освоено капитальных вложений: в 1938 г. — 1 329 млн руб., в 1939 г. — 1 894 млн руб. и запланировано на 1940 г. — 2 510,3 млн руб. По НК ВМФ объем капработ по третьему пятилетнему плану установлен в размере 3 700 млн руб. Поскольку выполнение плана третьей пятилетки по морским вооружениям шло крайне неудовлетворительно, предполагалось в 1941–1942 гг. резко увеличить капиталовложения на работы НК ВМФ с подрядными организациями (Наркомстрой, Главвоенстрой, Стройуправление и др.), так как отсутствие единой мощной стройорганизации приводило к распылению основных средств, кадров и механизмов.

План третьей пятилетки предусматривал выделение средств в размере 800 млн руб. на капитальные работы по линии Управления государственных резервов (УГР СНК), имеющего прямое отношение к обороне. Но выполнение плана проходило неудовлетворительно, учитывая возросшие потребности в накоплении мобрезервов[558].

В 1940 г. в связи с расширением территории на Западе цифры капитальных вложений снова подверглись корректировке, связанной с оборонительным строительством в этом регионе[559]. Отмечалось, что здесь строительные работы требовали особого внимания и непосредственного участия всех отраслей производственной и хозяйственной деятельности. К особенностям, с которыми встретились строительные организации: необходимость начать оборонительные работы в ускоренных темпах, создавать складское, подсобное хозяйство и базы горючего, проводить постройку жилья, налаживать общественное питание и медицинское обслуживание. На этой территории не было обращения советских денег, и строительные организации никаких расчетов с промышленностью вести не могли. При имевшем место противодействии правительств прибалтийских государств заключение договоров на строительные работы затянулось фактически до полного включения прибалтийских республик в состав СССР. Чинились препятствия по завозу вольнонаемных рабочих, ИТР и служащих, инженерно-строительных батальонов. Каждый въезд должен был быть предварительно согласован. Оборонительному строительству на островах Балтийского моря мешала война с финнами. После перехода полуострова Ханко в аренду СССР в мае 1940 г. была создана новая строительная организация. Дело пошло быстрее летом 1940 г. Произведено перемещение в новые районы кадров, сформированы и приняты от НКО для строек на западе строительные и инженерные батальоны и призваны из запаса инженеры различных специальностей. На западные строительства из Москвы, Ленинграда, Калининской и Воронежской областей по оргнабору направлялись квалифицированные рабочие.

В целом реальное производство основных видов вооружений и боеприпасов в 1938–1940 гг. выражалось следующими показателями:

Таблица 2

Производство основных видов вооружений в 1938–1940 гг.[560]

Анализируя приведенные цифры, следует отметить в целом существенный рост вооружений, хотя, как и раньше, намеченные планы большей частью не были выполнены, а по ряду отраслей наблюдалось отставание. В ходе войны в Испании, но особенно в советско-финляндской войне они обнаружились наглядно, и на ближайшие годы ставилась задача их устранения. Но к июню 1941 г., несмотря на ускорение темпов военного развертывания, в этом отношении было сделано явно недостаточно. Серьезные препятствия коренились в самой организации и характере деятельности военной промышленности.

Изменения в организации и технологии военно-промышленного производства

Существенной чертой предвоенных лет стало ослабление массовых репрессий, в том числе в военной промышленности. Так, в марте 1938 г. появился приказ наркома НКОП М.М. Кагановича о преодолении последствий вредительства. В нем отмечалось, что вредительство в оборонной промышленности задержало техническое развитие и наращивание мощностей на оборонных заводах. В результате технология и организация производства на большинстве заводов НКОП отстала от со- временного уровня развития техники.

Приказ, однако, акцентировал внимание не на дальнейшем выявлении врагов народа, а на «выкорчевывании остатков вредительства» и на комплексе организационно-технических мероприятий. В их числе: совершенствование технологических процессов, организация технического нормирования и технического контроля, подготовка производства и его агрегатов, улучшение технического снабжения и межзаводского кооперирования, соблюдение режима экономии и финансовой дисциплины, ускорение внедрения на предприятиях оборонной промышленности ценных изобретений и технических усовершенствований, подготовка и выдвижение новых кадров. Ставилась задача по превращению мелкосерийного производства в крупносерийное, массовое, по организации поточного производства и конвейерной сборки. В приказе отмечалось, что на заводах и главках НКОП, наряду с выполнением производственных программ, еще крайне велик выпуск некондиционной и некомплектной продукции, омертвляющей средства, значителен брак, ведущий к перерасходу сырья, рабочей силы и зарплаты. Указывалось на неправильные нормы выработки, которые ведут к уравниловке, низкой производительности, незаинтересованности в сокращении брака, отсутствие поощрительной системы оплаты труда для технологов и конструкторов. В приказе были четко прописаны обязанности начальников главных управлений, директоров, главных технологов по реализации указанных мероприятий[561].

По-прежнему отмечалась недостаточная кооперация заводов. В постановлении Военно-промышленной комиссии от 25 апреля 1939 г. отмечалось, что производственная кооперация не продумана, построена бессистемно. Наркоматы и главки этому вопросу внимания не уделяют. Заводы по своей инициативе ищут предприятия, уговаривают принять заказ. Те, в свою очередь, назначают ничем не обоснованные расценки, пытаясь за счет таких заказов улучшить свое финансовое положение. В этой ситуации основной завод вынужден не прекращать производство деталей, которые можно было бы получить по кооперации[562]. Как и раньше, отмечались недостаточная стандартизация и взаимозаменяемость деталей по сравнению с германской промышленностью. По-прежнему острой была проблема качества продукции. В августе 1938 г. была образована Инспекция по качеству, которая позже была преобразована в систему Главного контроля за выполнением решений Комитета обороны. Количество военпредов НКО на предприятиях, НИИ и КБ с 1938 по 1940 гг. увеличилось в полтора раза и достигло 20 831 человек[563]. Список военпредов стал утверждаться на заседаниях Политбюро.

Недостатки на заводах часто списывали на прежние действия врагов народа. В июле 1938 г. секретарь ЦК КП (б) Украины Н.С. Хрущев, докладывая Сталину о положении на заводе № 29 в Запорожье, изготовлявшем авиационные моторы М-87, отмечал, что завод работает очень плохо ввиду того, что шестерня, одна из основных деталей мотора, ломается, не выдерживает испытаний, моторы не принимаются военной приемкой. «Я, — писал Хрущев, — выяснил, что на заводе было крупное вредительство. Мотор М-87 является французским мотором с некоторыми изменениями. Вредители произвольно изменили шаблон одной шестерни, что привело к тому, что шестерни при испытании стали ломаться и выводить моторы из строя. Это стало возможным в результате расхлябанности и отсутствия технической дисциплины на заводе»[564].

О сохранении нездоровой обстановки на производстве докладывал Сталину в ноябре 1938 г. парторг завода самого крупного авиационного завода № 1 в Москве В.Г. Одиноков. Результатом вредительской деятельности врагов народа, писал он, стало умышленное насаждение организационной расхлябанности, отсутствие четкой организационной структуры завода. Существовали четыре самостоятельных конструкторских отдела, два опытных цеха и т. д. Были характерны чрезмерная раздробленность и разбросанность цехов, непрерывная реконструкция и диспропорция мощностей и переводы цехов с места на место. Все это еще осложнялось большой номенклатурой различных изделий, которая составляла десятки тысяч наименований. Это, по мнению автора, «служило хорошей ширмой, за которой враги народа творили свои гнусные дела, держали один из громаднейших оборонных заводов, имеющий первостепенное значение в укреплении обороноспособности страны в таком положении, когда, несмотря на все условия, которые партия и правительство создавали заводу, завод систематически не выполнял программы».

За последние месяцы органы НКВД, писал автор, «разгромили основные осиные гнезда замаскировавшихся врагов народа. На заводе был арестован целый ряд шпионов, диверсантов, вредителей, в том числе из руководящего состава завода. В августе месяце 1938 г. был снят с работы директор завода Сидора [А.Ф. Сидора]. Были выдвинуты новые молодые, достаточно проверенные, большевистские кадры: директором завода назначен парторг завода П.А. Воронин, главным инженером — начальник цеха П.В. Дементьев, а также выдвинут целый ряд новых работников на должности начальников цехов и отделов». В результате упорной трехмесячной работы всего производственного коллектива, свидетельствовал автор, завод добился резкой перестройки своей работы, перевыполнил значительно скорректированную в сторону увеличения программу производства. Однако вредительство, по мнению автора, видимо, не закончилось, намекая на работу 1-го Главного управления НКОП и перечисляя трудности, возникшие на заводе с переходом на серийное производство новых моделей самолетов[565].

В марте 1938 г. в Комитет обороны было доложено о срыве освоения трех типов новых моторов «Рено» на Воронежском заводе № 16. Отмечалось, что загрузка завода тремя опытными моделями срывает довольно напряженную программу серийного производства. Отмечалась плохая работа на заводе и на предприятиях-смежниках, большой брак. Для расширения производства и освоения новых моторов, размещения оборудования по новой технологии строительство завода по различным объектам не было завершено. Рабочая сила и материалы распылены. Основные цеха площадями не обеспечены, помещений не хватает. Оконные стекла потрескались и частично выпали. Освещение цехов недостаточное, преимущественно временное, царит полумрак. Более 60 % рабочих и служащих крайне нуждаются в квартирах. В связи с необеспеченностью жильем значительна текучесть рабочей силы.

Но отмечались и достижения, в частности в области подготовки кадров, несмотря на затруднения с помещениями. Около 30 % рабочих были охвачены техучебой. Учебные аудитории были оборудованы вполне прилично. В результате хорошей подготовки кадров завод был полностью обеспечен квалифицированной рабочей силой и поставлял ее на другие заводы.

В руководящем же составе завода по-прежнему серьезные недостатки. «Главный конструктор с работой не справляется, начальник литейного цеха — не литейщик. Главный инженер бывший участник Промпартии, политическим доверием дирекции и парткома не пользуется, к секретным работам не допускается, хотя по характеру работы неизбежно осведомлен о секретных приказах и программе. Оказываемым недоверием явно обижен, работает с холодком». Предлагалось перевести его на другой завод необоронного значения[566].

Примером того, как борьба с вредителями облегчала положение новых руководителей, показывает история со строительством нового ЦАГИ на Раменском участке под Москвой с передачей в его подчинение завода № 82. Решение об этом было принято СТО в 1935 г., а в 1936 г. под руководством Харламова и Туполева была составлена смета на строительство, определенная в 180 млн руб. В 1938 г. оно должно было завершиться. Докладывая в СНК о ходе строительства, нарком НКОП Каганович сообщал, что из этой суммы уже освоено 153 млн руб. и подробно перечислял, что было сделано, включая составление генерального плана, технических проектов и смет, лабораторий, подсобных предприятий, аэродрома, высоковольтной линии, водопровода и канализации, дорог, жилых помещений, бытовых и культурных учреждений и т. д. Однако, как отмечал автор, задания полностью не были выполнены вследствие «неправильной оценки стоимости строительства нового ЦАГИ, представленного правительству вредителями Туполевым и Харламовым». Вся стоимость строительства ЦАГИ была определена теперь в 434 млн руб., а завершение его переносилось на 1940 г.[567]

О сохранении «дисциплины страха» красноречиво свидетельствует телеграмма Сталина Б.Л. Ванникову от 28 января 1940 г.: правительству, дескать, «стало известно, что какие-то подозрительные лица на заводе № 2, купленные врагами народа, тормозят дело производства автомата Дегтярева с диском в 73 заряда, который, как воздух и вода, нужен Красной армии, ведущей войну с финнами. Даю вам срок два — три дня для наладки массового производства диска. Дело это простое, немудреное, нужно только скопировать финский диск. Если в этот срок производство не будет налажено, правительство возьмет под особый контроль ваш завод и будет расстреливать всех мерзавцев, засевших на заводе»[568].

Труд на военных заводах

На основании документов накануне войны четко прослеживается усиление внимания к вопросам организации труда и трудовым отношениям на военных заводах. В отчетах, которые представляли наркоматы и их главные управления, они занимают все больше места, особенно после принятия чрезвычайных указов о труде.

В 1938 г. распределение работников по отраслям оборонного производства было следующим: производство боеприпасов — 25,8 %, артиллерийское и стрелковое вооружение — 21,9 %, авиастроение — 21 %, танки и броня — 9 %, радио, приборы, оптика — 9 %, судостроение — 8,2 %, порох — 3,5 % и т. д.[569] В 1938 г. на заводах НКОП была установлена единая 8-разрядная тарифная сетка. При этом разница в оплате труда между низшим и высшим разрядами составила 1/3,6. Были установлены надбавки к должностному окладу специалистов в размере 25–30 %.

Самое большое число рабочих числилось за НКБ. Отчет наркомата о выполнении плана за 1939 г.[570] указывал, что оно — крайне неудовлетворительное. Из семи главных управлений план выполнило только 2-е Главное управление. Это объяснялось плохой работой заводов-новостроек, а также новых заводов, перешедших в НКБ из других гражданских наркоматов, которые не выполнили установленный план выработки. Однако, в качестве главной причиной невыполнения плана назывались большое число простоев, слабая организация труда, недостаточная работа с новыми рабочими по повышению их производственной квалификации, слабое использование сдельщины. Проведенный в 1939 г. пересмотр норм выработки и расценок недостаточно способствовал росту производительности труда.

Обеспеченность НКБ в рабсиле составила 77,4 %, хотя за год она увеличилась на 30 319 чел. При этом текучесть составила 70,2 %: было вновь принято 194 тыс. рабочих и уволено за этот же период 162 тыс. чел., из которых 105 тыс. уволено за прогулы, а остальные уволились по собственному желанию. Количество уволенных рабочих в 1939 г. превысило уровень 1938 г. в два с лишним раза. Говорилось, что на заводах нет никакой борьбы с нарушителями трудовой дисциплины. Причинами большой текучести рабочих кадров были названы: недостаточное обслуживание детей рабочих детскими яслями и детсадами ввиду задержки строительства; необеспеченность рабочих жилой площадью; отсутствие политической массово-воспитательной работы.

Одновременно значительно увеличилось пополнение заводов инженерно-техническими работниками (на 34,7 %). Особое внимание было проявлено к заводам-новостройкам, которые первыми получали молодых специалистов. Прирост специалистов на предприятиях НКБ шел в основном за счет подготовки кадров по линии подведомственных втузов и техникумов, которые в 1939 г. дали около 2 тыс. чел. молодых специалистов. Но обеспеченность НКБ в ИТР составила только 90,4 % к плану.

Отделом труда и зарплаты НКБ были разработаны и проведены в жизнь типовые положения о премировании рабочих и ИТР, что в значительной степени упорядочило выплату премий: согласно новому положению премия выплачивалась лишь при выполнении плана по номенклатуре и качественным показателям. До этого времени не существовало единого метода премирования для заводов НКБ. В целях борьбы с браком рабочим-сдельщикам не выплачивалась прогрессивка в случае обнаружения брака. Для браковщиков была введена премиальная система за предупреждение брака, до 30 % от тарифной ставки. Для рабочих-повременщиков вспомогательных цехов была разработана вновь и введена премиальная система за выполнение количественных и качественных показателей по каждому конкретному участку, обслуживаемому данным рабочим. Проведена по всем заводам прогрессивно-сдельная система оплаты труда.

Как и прежде, повысить производительность труда предназначалось социалистическому соревнованию. Количество стахановцев в НКБ в декабре 1939 г. составило 105 262 (40 % работников), ударников 42 219 (16,3 %). Было организовано 4910 стахановских школ, через которые прошли 20 тыс рабочих. Увеличилось число многостаночников, которое на 1 января 1940 г. составило 4048 человек. Однако процент рабочих, не выполняющих нормы, оставался значительным, хотя и уменьшился в течение года с 11 % до 8,8 %.

Системой рабочего образования в НКБ было охвачено до 156 тыс. чел. (67,5 %). Установленный план набора по всем видам обучения в 137,3 тыс. чел. был перевыполнен на 13,4 %. Через ФЗУ было подготовлено 5,6 тыс. чел. квалифицированных рабочих и на краткосрочных курсах 27,5 тыс. чел. Но план подготовки новых рабочих кадров через школы ФЗУ, бригадно-индивидуальное ученичество и курсовые мероприятия был выполнен только на 77,1 %. При этом наблюдался высокий процент отсева (до 50 %), связанный с текучестью кадров и переходом их на другую работу. В связи с тем, что значительный контингент обучающихся выбывал до срока окончания курса, установленный план подготовки кадров по выпуску не был выполнен. Отмечалось, что в системе обучения имели место серьезные недостатки. Развитие материально-учебной базы значительно отставало от общего роста контингента обучающихся во втузах, техникумах, школах ФЗУ и курсах массового обучения рабочих. Учебная сеть не располагала еще необходимыми помещениями для занятий и общежитий. На курсах подготовки и повышения квалификации ИТР и рабочих имели место срывы занятий, переброски ИТР и рабочих и текучесть, что вызывало большой отсев слушателей.

По линии высшего и среднего образования были вновь организованы ряд институтов и техникумов. Контингент обучающихся во втузах НКБ к концу 1939 г. возрос с 5351 чел. до 5924 чел., а в техникумах НКБ — с 4563 чел. до 6351 чел. В целях приближения втузов к промышленности в 1939 г. были введены новые оборонные специальности по технологии боеприпасов. Учебная сеть ГУУЗ НКБ в 1939 г. получила значительное развитие. О росте контингентов обучающихся в системе наркомата дает представление таблица 3.

Аналогичная картина складывалась в Наркомате вооружений. В 1939 г. на имя Сталина поступила докладная записка секретаря оргбюро ЦК ВКП(б) по Пермской области Н.И. Гусарова о причинах невыполнения заводом № 172 программы 1938 г. Говорилось о том, что завод работает исключительно плохо, и назывался ряд причин этого. Первая причина — неудовлетворительное руководство со стороны директора завода В.И. Баринова, который «дело, конечно, знает, но… чувствует себя как-то пришибленно… В политическом отношении у него не все в порядке, он ведет себя замкнуто, обособленно, не проявляет достаточно активности». Вторая причина — штурмовщина. Рабочие говорят, что с 1 по 15 каждого месяца у нас тишина, а с 15 по 1-ое начинаем штурмовать, по 2 смены работаем». Третьей причиной была нехватка ИТР и мастеров. При этом роль мастера на производстве оценивалась как низкая. «Мастер часто занимается второстепенными делами (подносит детали, разыскивает инструмент, бегает в поисках администрации цеха для согласования того или иного вопроса), у многих мастеров на это уходит до 50 % рабочего времени». Все мастера жаловались на низкую оплату труда. Один из них говорил: «Когда был рабочим-стахановцем, зарабатывал 1–1,2 тыс. руб., выдвинули на работу мастера — стал зарабатывать 500–600 руб.» Четвертая причина заключалась в слабой трудовой дисциплине. «На заводе нет решительной борьбы с прогульщиками. Массы рабочих не подняты на борьбу с нарушителями трудовой дисциплины. В этом повинны и партийная организация, и администрация. Из одного цеха уволят прогульщика, в другом принимают его на работу». К пятой причине относились недостатки в жилищно-бытовых вопросах. «Около 5 тыс. рабочих завода живут за 7–8 км от завода в Левшино, а сообщение только на поезде, который ходит лишь 3 раза в сутки. Значительная часть рабочих живет на другом берегу Камы. И завод не имеет ни одного автобуса и совершенно плохую переправу через реку. Много случаев опоздания рабочих на работу по причине сообщения. На этой почве среди рабочих большое недовольство. Большая нужда в жилье, строительство идет медленно, тормозится недостатком стройматериалов и, особенно, кирпича. Надо построить 40–50 деревянных 8-квартирных домов». Ну и, конечно, как низкий, оценивался уровень массовой политической работы среди рабочих завода[571].

Таблица 3

Охват обучением работников НКБ в 1938–1939 гг.

* Курсы мастеров стахановского труда.

Официальные отчеты по всем семи ГУ НКВ рисуют, однако, более благополучную картину. В 1939 г. НКВ вышел в 1939 г. на 250 тыс. рабочих (86,7 % плана). Но по-прежнему отмечалась большая текучесть рабочей силы. Тем не менее план по производительности труда наркоматом был перевыполнен на 17,5 %. Перевыполнение плана по производительности в значительной части объяснялось не реальными достижениями по выполнению норм, а применением сверхурочных работ, которые по наркомату в последнем квартале достигали 9 %, а по отдельным главкам — 13 %. Хотя на 16 % снизились потери от брака, но резко снизить брак не удалось вследствие того, что во всех отраслях производства имела место установка на серийное производство значительного количества новых изделий[572].

О том, как повлияли чрезвычайные законы о труде на ситуацию на заводах, говорят материалы хозяйственного актива работников НКВ в январе 1941 г. С докладом выступал один из руководителей наркомата В. М. Рябиков. «Белофинны, — говорил он, — на своей шкуре неплохо проверили качество продукции НКВ. Но вокруг нас уже второй год свирепствует война. Нужно не ослаблять, а еще больше, еще настойчивее крепить мощь и оборону нашего государства» (выд. нами — А.С.) Был принят целый ряд серьезных мер, отмечал докладчик, имеющих исключительно важное значение для укрепления обороны нашей страны. Это указ о 8-часовом рабочем дне при 7-дневной рабочей неделе, о государственных трудовых резервах, о качестве продукции, технологической дисциплине и т. д. Эти законы, по его мнению, создали исключительно благоприятную обстановку для наведения порядка и дисциплины. «Текучесть, прогулы, опоздания сократились. Тем не менее, обстановку нельзя признать благополучной. До выхода Указа 26 июня 1940 г. прогулов было — 7734 в месяц, а в октябре 1940 г. — 2599. Сокращение, конечно, очень резкое, но уровень еще очень большой. Повторные прогулы составили 453 случая, а самовольный уход с предприятий — 207».

Много внимания на предприятиях уделялось вопросам упорядочения заработной платы. В начале 1940 г. была проведена унификация тарифных ставок и ликвидирована их множественность. Вместо действовавших в 1939 г. 20 различных ставок установлены 3 ставки: 1) для повременщиков на холодных работах, 2) для повременщиков на горячих и вредных работах и сдельщиков на холодных работах, 3) для сдельщиков на горячих и вредных работах и станочных работах с расчетными нормами. 50,4 % от экономии, полученной в результате пересмотра норм, были направлены на повышение тарифных ставок рабочих.

Так, среднемесячная заработная плата рабочих по предприятиям НКВ росла следующими темпами: 1937 г. — 296 руб., 1938 г. — 379 руб., 1939 г. — 449 руб., 1940 г. — 465 руб. Рост, как видим, весьма заметный. На 1941 г. было намечено увеличение среднемесячной зарплаты рабочих еще на 6,2 %. Помимо разработки и внедрения в жизнь типовых премиальных систем оплаты труда, для поощрения более высокой производительности труда внедрялись специальные премиальные системы. Но, как отмечалось, наряду с правильным применением этих мер, директора некоторых заводов допускали применение такого премирования, которое ни в какой мере не способствовало дальнейшему росту выработки и лишь вело к ничем не оправдываемому перерасходу фондов заработной платы. Директора некоторых заводов, несмотря на неоднократные указания наркомата, имели на 1 декабря 1940 г. превышение численности рабочих, ИТР и служащих сверх плана.

Исключительно важное значение во всей работе наших заводов, говорил В.М. Рябиков, имеет вопрос о технологической дисциплине. Нарушения здесь влекут за собой брак, срыв программы, ухудшение качества и т. д. Он также подчеркнул значение указа Президиума Верховного Совета, предусматривающего, что выпуск недоброкачественной продукции и продукции с нарушением обязательных стандартов является противогосударственным преступлением, равносильным вредительству. «Ведь мы, говорил он, выпускаем не спички, не мыло, хотя и спички, и мыло должны быть тоже доброкачественными. Мы выпускаем боевую технику для нашей Красной армии и Военно-морского флота. И будет худшим видом предательства, если в боевой обстановке наша продукция будет работать неисправно. Поэтому на всех стадиях производства мы должны установить самый строгий, беспощадный контроль. Мы должны быть более требовательны к нашей продукции, чем даже наш заказчик».

Правильный подбор, расстановка и изучение кадров, заявлял Рябиков, являются решающим условием в борьбе за выполнение заданий партии и правительства, поэтому, указывал он, был назначен специальный заместитель народного комиссара по кадрам. Теперь все вопросы выдвижения на должности по номенклатуре народного комиссара рассматривались на коллегии наркомата. «Мы, — говорил он, — стараемся выполнить указания т. Сталина о сочетании старых и молодых кадров. Мы стараемся при выдвижении новых товарищей руководствоваться в первую очередь деловыми и политическими качествами, как учит нас партия и т. Сталин. Но надо прямо признать, что изучение кадров, создание резерва для выдвижения у нас поставлено еще очень слабо»[573].

О влиянии чрезвычайных трудовых законов на состояние дисциплины на предприятиях ярко свидетельствует также объяснительная записка к годовому отчету, составленная в марте 1941 г. в 1-м (судостроительном) главке НКСП. В ней указывалось, что указ от 26 июня способствовал уменьшению текучести, увеличению бюджета времени и росту производительности труда. Так, если в первом полугодии на заводы управления было принято 7340 чел. и уволено 8350 чел., то во втором полугодии (после указа 26 июня) было принято 3201 и уволено 3312 чел. Текучесть уменьшилась более чем в два раза. «Увольняются теперь по уважительным причинам — 55,6 %, (уход в РККА, на учебу, болезнь, инвалидность, сокращение). Тем не менее, процент уволенных по «прочим» причинам оставался большой. Количество прогулов и опозданий свыше 20 мин снизились наполовину, прочие нарушения, приравненные к прогулу, то есть сон, приход на работу в нетрезвом виде, отказ от работы, дали снижение на 27 %. Самовольные уходы с работы снизились на 63,5 %. Указ также оказал влияние на снижение отпусков без сохранения содержания. Они уменьшились на 60 %».

В то же время отмечалось, что в составе ИТР на заводах преобладают практики и лица со средним образованием, а в специалистах с высшим образованием был острый дефицит. Так, например, по заводу № 112 и по заводу № 340 ИТР с высшим образованием имелось всего около 15 % от общего количества ИТР; по заводам № 341, 342 и 343 удельный вес ИТР с высшим образованием еще ниже. На первом месте среди заводов главка по насыщенности ИТР с высшим образованием стоял завод № 300, где удельный вес ИТР с высшим образованием достигал 40 %[574].

Большое внимание уделялось кадровой проблеме в авиационной промышленности, которая была столь же острой, как и в других отраслях. Высокой была текучесть кадров, причины которой были те же, что и на других оборонных заводах. Так, на заводе № 26 в Рыбинске работники жаловались, что месяцами в городе не бывало колбасы, копченых продуктов, неделями — масла и жиров и т. д. Значительная часть продуктов по централизованному снабжению оседала в г. Иваново[575]. Чем дальше на Восток, тем положение становилось хуже. Тяжелым было положение в Перми. Местные трудовые ресурсы считались исчерпанными. Силами НКО в 1938 г. развернулась вербовка красноармейцев, с тем чтобы привлечь на оборонные заводы города не менее 10 тыс. человек. Наркомторг обязывался обеспечить преимущественный завоз продовольственных и промышленных товаров. Работники освобождались от сборов в РККА и от призыва в армию.

Жилищная проблема сильно мешала производственному процессу, усиливала текучесть кадров. В апреле 1938 г. на почти 20 тыс. работников завода № 22 в Москве, проживающих на заводской площади, имели в среднем 3,78 кв. м на человека при санитарной норме 8 кв. м. При этом почти половина проживала в деревянных бараках и времянках. За пять лет на заводе не было построено ни одного дома. Но в том же году производственная программа завода была увеличена вдвое, что потребовало принять еще 7 тыс человек. При таком положении с жильем выполнить программу завод был не в состоянии. В сентябре 1938 г. Комитет обороны перевел завод на мобилизационное положение. Все военнообязанные считались состоящими на действительной военной службе. На них распространялись подсудность военным трибуналам и дисциплинарный устав РККА. Кроме того, в ноябре 1938 г. на завод направлялись 2,5 тыс. квалифицированных рабочих из числа призванных в Красную Армию. В июле 1939 г. директор просил прислать по мобилизации еще рабочих. Однако «мобилизованные» не проявляли большого усердия в работе. Через год подобный эксперимент был прекращен. Все рабочие получили «гражданский статус»[576].

Ситуацию с кадрами не спасало введение дополнительных коэффициентов на оплату труда, расширение сверхурочных. При выполнении и перевыполнении норм ударниками и стахановцами отмечалось общее невыполнение плана. Штурмовщина вела к тому, что рабочие специально откладывали работу на более позднее время, чтобы провести ее по ведомости как сверхурочную.

Текучесть была главной причиной невысокого стажа и производственного опыта. На конец 1939 г. в авиационной промышленности рабочие со стажем до 1 года составляли 38 %, ИТР — 22 %. Со стажем от 1 года до 3 лет рабочие — 31 %, ИТР — 30 %, от 3 до 5 лет рабочие — 14 %, ИТР — 17 %, свыше 5 лет рабочие —15 %, ИТР — 31 %. В 1940 г. положение еще более ухудшилось. На заводах НКАП оказалось около 30 тыс. необученных рабочих. Приказ наркома А.И. Шахурина «О порядке найма и увольнения рабочей силы на особо режимных оборонных предприятиях» от 1 апреля 1940 г. еще более усугублял положение с кадрами. В нем говорилось, что помощники директоров должны систематически изучать кадровый состав заводов и не допускать на заводы социально чуждый антисоветский элемент. Прием на завод рабочих, служащих и ИТР должен производиться в организованном порядке: из школ ФЗУ, курсов, заводов, техникумов и высших учебных заведений, из числа близких родственников, проверенных кадровых рабочих данного завода, при условии отсутствия на них компрометирующего материала, путем перевода квалифицированных рабочих, служащих и ИТР с заводов гражданской промышленности по нарядам соответствующих наркоматов и по соглашению с руководством отдельных предприятий, из числа демобилизуемых красноармейцев, краснофлотцев, командиров и военных инженеров, из колхозников по договорам с колхозами, выделенных для каждого завода районов, при условии положительной характеристики и отпуска их из колхозов для работы вне колхоза.

Категорически запрещалось принимать на работу без соответствующей проверки лиц, являющихся на режимные заводы с личным предложением труда. Вовсе запрещалось принимать иностранно-подданных (за исключением специалистов, приглашенных в порядке технической помощи), всех, имеющих родственников и иные связи за границей, лиц, возвратившихся из эмиграции, бывших военнопленных, бывших дворян, помещиков, промышленников, кулаков и торговцев, полицейских, жандармов и чиновников этих учреждений, офицеров белой и старой армии, белогвардейцев и чиновников военного ведомства, за исключением членов ВКП (б), имеющих особые заслуги перед родиной или служивших в Красной армии. Не допускался прием бывших меньшевиков, троцкистов, правых, эсеров, анархистов, служителей религиозных культов и активных сектантов, бывших уголовников, а также их детей при наличии на них компрометирующих данных производственного, уголовного или политического характера. Лиц, судившихся за вредительство, шпионаж, диверсию, террор и другую контрреволюционную деятельность; административно высланных, за исключением специалистов, допускаемых с согласия правительственных органов; судившихся за разглашение государственной тайны, незаконную передачу изобретений и секретных документов на сторону, за хищение секретных и особо важных документов; лиц, замеченных в связи с антисоветскими элементами. Лиц, имеющих неоднократные приводы в органы милиции и привлекавшихся к судебной ответственности за хулиганство; всех уволенных с заводов в период чисток, всех сознательно давших о себе при поступлении на завод неверные биографические данные. Всего было указано 27 запретительных пунктов[577].

Научно-исследовательская и конструкторская работа

Канун войны — время бурного создания в оборонных ведомствах и на крупных заводах новых конструкторских бюро для разработки образцов военной техники. В июле 1940 г. было принято постановление Политбюро о проведении научных исследований в области обороны во всех наркоматах, не только оборонных, но НКТМ, НКЭП, НКОМ, НКЦветмет, НКНефть, НКТекстиль, НКЛегпром, НКЛеспром, Комитете по делам кинематографии и др. Естественной чертой времени стало появление многих новых имен конструкторов — из числа тех, которые были подготовлены в советских вузах. Некоторые советские конструкторы в воспоминаниях писали о своей работе в довоенный период. К сожалению, для данного вида литературы, как, впрочем, и биографий, имеются свойственные им особенности. Например, преувеличение заслуг, подчеркивание особой роли данного конструктора, замалчивание других имен, умышленные и неумышленные искажения, ошибки памяти и т. д.[578] Документы, однако, свидетельствуют, что в то время никто среди других особенно не выделялся.

Напротив, постоянно отмечались достижения отдельных КБ и лабораторий. Так, на артиллерийском заводе № 8 под Москвой были сданы опытные образцы морского и зенитного вооружения, со значительно повышенными боевыми свойствами. На заводе № 13 был создан рабочий проект платформы ЗУ-10 для модернизованной 85-мм зенитной пушки образца 1939 г., разработан технический проект 160-мм дивизионного миномета, хотя работы по изготовлению опытного образца в 1940 г. не были выполнены. Технические новинки артиллерийского завода № 92 в Нижнем Сормово были связаны с достижениями многих конструкторов, не только В.Г. Грабина. В 1940 г. на заводе был создан ряд новых образцов по дивизионной, танковой и противотанковой артиллерии, а также установки в дотах. В том числе 76-мм противотанковая пушка, 76-мм, 85-мм, 107-мм танковые пушки и образцы другой техники. Дивизионная пушка «УСВ» была значительно усовершенствована по сравнению с 76-мм пушкой Ф-22. По дальности, скорострельности, маневренности и углам наведения она превосходила заграничные образцы. В 1940 г. был изготовлен новый опытный образец 95-мм полуавтоматической дивизионной пушки в целях увеличения мощности танкового вооружения и сдан на полигонные испытания.

Упомянутый выше В.М. Рябиков, говоря о работе КБ на предприятиях НКВ, указывал, что 1941 г. должен стать для них значительным сдвигом вперед, особенно по части проектирования новых типов вооружений. Надо, говорил он, окончательно развенчать «теорию», что конструкторские работы — это особые работы, не поддающиеся строгому учету и планированию. «Это неправильно, вредно, мешает делу. Надо шире применять параллельность в проектной работе, практиковать совместную работу конструкторов и технологов, конструирование с макетированием, экспериментальную проверку узлов конструкций. Больше внимания уделять вопросам типизации узлов, механизмов и конструкции, преодолеть многообразие конструкций и образцов, решающих одни и те же задачи, особенно по линии морского вооружения»[579].

На заводах «Большевик», ЛМЗ им. Сталина велись большие проектные работы по созданию новых башенных установок для морских орудий, зенитной артиллерии. Эти установки разрабатывались в различных видах, в зависимости от их назначения и типа корабля. Создание удачной конструкции в ряде случаев было связано с разрешением чисто проблемных вопросов, требующих большого опыта, изобретательности и риска.

Новые задания по конструированию были возложены на заводы № 221 и им. Ворошилова, и требовали экстренных мер по формированию на этих заводах сильных конструкторских бюро, которые могли бы справиться с поставленными задачами по освоению новых видов вооружений. Для разрешения этих вопросов приходилось прибегать к частичной переброске конструкторских кадров с других заводов, с определенным ущербом для последних. На ряде заводов создавались отдельные конструкторские бригады. В ноябре 1938 г. секретарь Бауманского РК ВКП (б) докладывал Сталину по поводу партийного поручения разобраться с работой конструкторского бюро Н.Н. Поликарпова (№ 67) на заводе № 156. Как выяснилось, работе бюро противостояли другие конструкторские бригады завода, рассредоточенные в семи КБ. «Наличие такого количества конструкторских бюро на этом заводе, занимающихся различными проблемами, было, по мнению автора, следствием еще не ликвидированного вредительства в авиационной промышленности врагов Туполева и Петлякова, которые старались сосредоточить дела авиации в своих руках, сознательно затягивали выпуск этими бригадами своих объектов, которые спускались на завод без учета его производственной мощности, вследствие чего находились в работе несколько лет и теряли свою актуальность, а если выпускались, то с большими недоделками». Поэтому ведущая бригада Поликарпова была недоукомплектована (не хватало 60 чел. конструкторов), а между бригадами складывались, как говорилось в документе, нездоровые взаимоотношения[580].

Особенное внимание уделялось конструкторским работам в авиапромышленности. С целью обновления модельного ряда число отраслевых НИИ и КБ в 1938 г. увеличивалось с 9 до 20. КБ С.В. Ильюшина разрабатывало бронированный штурмовик Ил-2, КБ В.М. Петлякова — скоростной пикирующий бомбардировщик Пе-2, КБ С.А. Лавочкина — истребитель ЛаГГ-3, А.И. Микояна — истребитель МиГ-3, А.С. Яковлева — истребитель Як-1.

Для руководства научно-исследовательскими работами в области авиации и координации работ исследовательских институтов НКАП и учреждений других наркоматов (ВВС, Академия наук, высшие учебные заведения и др.) при Комитете обороны создавался научно-технический комитет по авиации. В него входили назначаемые по представительству от главнейших учреждений ВВС и НКАП. По персональному признаку — научные работники, конструкторы, командиры и летчики. Задачей комитета было определение перспектив и направление работы исследовательских институтов, утверждение их планов-работ, годовых отчетов и планов технического оснащения.

В целях повышения ответственности по научно-исследовательским работам и поднятию авторитета научных лабораторий решено было накануне войны разукрупнить ЦАГИ, ЦИАМ и ВИАМ с выделением институтов по специальностям: аэродинамика; прочность; радионавигация и оборудование самолетов; конструкция авиадвигателей; термодинамика двигателя; исследование горючих и смазочных материалов. Обеспечение опытного самолето- и моторостроения должно было обязательно доводиться до практического применения в заводских КБ[581].

По обеспечению опытного самолетостроения предшествующая работа НИИ и КБ признавалась неудовлетворительной. Как говорилось в документах, «они не решили ни одной из проблем, стоящих перед современным самолетостроением в области больших скоростей. В области аэродинамики не были решены вопросы о наивыгоднейшем скоростном профиле, о рациональной форме радиатора и капота, об изыскании лучшего места расположения радиатора на самолете и ряд других вопросов. Не был разрешен вопрос о разработке новой лопасти винта для скоростного самолета. Прочность машин конструкторами рассчитывалась по нормам 1937 г. Работы по динамической прочности не удовлетворяли возросшим требованиям. Ни одна из задач, связанных с созданием двигателя нового типа, не была разрешена. Не были разработаны вопросы, связанные с технологией и применением легких металлов (листовой электрон), пластмасс и легких фанер и шпона. Трудности, стоящие перед конструкторами, вынуждали их в решении новых вопросов идти на ощупь и кустарным путем. Ввиду отсутствия на наших заводах аэродинамических труб, лабораторий стратегических испытаний и других лабораторий научно-исследовательские институты несли большую нагрузку по испытаниям для заводов в ущерб научно-исследовательской работе. Качество испытаний для заводов оценивалось как низкое, так как работал малоквалифицированный персонал. Состояние лабораторного оборудования НИИ явно не соответствовало требованиям, предъявляемым скоростной авиацией».

Отмечалось, что научно-исследовательская работа в области авиации единого руководства не имеет. Институты были подчинены разным главкам наркомата. Никакого контроля работ со стороны главков, по существу, не было. Разобщенность была внутри самих институтов: между отделами и между отдельными работниками. Работы институтов — либо сводки голых экспериментальных материалов, лишенных научных обобщений и методов, либо сугубо теоретические работы, оторванные от практических задач и изложенные настолько отвлеченно математически, что они были недоступными инженерам заводов. Отсутствовали работы по систематическому анализу мирового опыта и тенденциям самолетостроения[582].

При создании новых НИИ и КБ наблюдались определенные трудности житейского характера, как, например, при строительстве нового ЦАГИ. Построив испытательные стенды, лаборатории, мастерские, на строительство жилья обращали недостаточно внимания. Из-за этого и плохого продовольственного снабжения Подмосковья сотрудники неохотно переезжали на новое место. Лишь после того как снабжение было приравнено к столичному и форсировано жилищное строительство, началось переселение за город. На Воронежском заводе № 18 было решено запустить самолет Ил-2 и перевести туда КБ С.В. Ильюшина. Однако столичные конструкторы не хотели ехать на периферию и терять московскую прописку. Из КБ стали уходить люди. Чтобы направить в Воронеж конструктора П.О. Сухого, понадобилось личное вмешательство М.М. Кагановича. Подобные случаи были частыми. В 1938 г. на завод № 124 в Казань для налаживания серийного производства бомбардировщика ТБ-7 была направлена в командировку на год группа инженеров из КБ И.Ф. Незваля. Руководство НКАП намеревалось закрепить их за заводом навсегда, но инженеры шли на любые ухищрения вплоть до увольнения, дабы не оставаться на Казанском заводе. Чтобы как-то ослабить подобные явления, за конструкторами и инженерами, выезжавшими в провинцию, стали оставлять столичную квартиру и прописку.

О непростом положении изобретателей и конструкторов писал Сталину в июне 1941 г. начальник специального технического бюро НКТМ Н.А. Рудаков. В декабре 1940 г. он уже писал Сталину о необходимости сосредоточения производства танков и танковой брони в одном наркомате и организации для этих целей наркомата танко-тракторной промышленности, жаловался на техническую отсталость отечественного танкостроения. Если по направленности, размаху и результатам опытных работ по литой броне мы опередили заграницу, писал он, то по внедрению этих результатов в массовое производство значительно отстали. Несмотря на максимум инициативы, энергии и настойчивости, которую якобы проявляло возглавляемое им СТБ, «литая двухслойная танковая броня до сих пор остается предметом бесконечных разговоров, вынужденно держится в стадии экспериментирования»[583].

В другом письме Сталину в начале 1941 г. автору захотелось поделиться с вождем своими мыслями и рассказать о наболевших вопросах в работе конструкторов. «Казалось бы, — писал Рудаков, — преимущества нашего строя дают возможность государству быстро подхватывать и по-серьезному ставить решение новых вопросов, нужных для народного хозяйства или обороны страны. Однако на практике реализация каждого нового дела встречает такое отношение, сопряжена с большим количеством таких несуразных препятствий, что иной раз, отмечал он, опускаются руки, жалеешь, что взялся за него».

Когда автор работал секретарем РК ВКП (б) в Ленинграде, для чего, по его мнению, не требовалось особых дарований, то видел к себе внимание окружающих, чувствовал, что занимается нужным делом. Иное получилось, когда он перешел на творческую техническую работу, связанную с разработкой своего изобретения. Многими товарищами, писал он, переход был понят как освобождение от партийной работы человека, в чем-то проштрафившегося, не оправдавшего доверия партии, не справившегося с руководством районной партийной организацией. Его перестали приглашать на районные и городские собрания партийного актива, торжественные заседания, посвященные революционным праздникам и другим датам, полностью отстранили от партийной работы, Причина этого, по мнению автора, была в том, что партийная работа, особенно руководящая, считается в глазах общественности наиболее почетной работой, а техническая работа — не заслуживающей ни почета, ни уважения. НКТяжмаш, которому бюро подчинили, отнесся к нему как к пасынку, как к искусственному придатку Кировского завода и все время искал удобного случая от него избавиться. Нарком и его заместители, будучи на Кировском заводе, ни разу не заглянули в бюро, никогда серьезно не интересовались состоянием работы. Единственной своей задачей они, видимо, считали ассигнование средств на ведение работ. Положение было таково, что можно было ничего не делать или заниматься чем угодно и тем не менее получать зарплату, и никто никогда не потребовал бы от тебя отчета.

«Если же ты не терпишь этого, проявляешь инициативу, ставишь и добиваешься решения вопросов, то попадаешь в глазах наркома и его помощников в число нетерпимых и надоедливых людей, от которых лучше вовремя отвязаться. НКТяжмаш и его руководители всячески сторонятся новой техники, как беспокойного и хлопотливого дела, и готовы ею заниматься только в том случае, если ожидается получение исключительного эффекта, пусть даже он окажется фейерверком, забывая, что теперь, когда техника достигла такого высокого уровня, крупные открытия и изобретения становятся все более редкими и даже небольшие технические преимущества и улучшения достигаются упорным трудом, требуют затраты много времени и энергии». При этом военные организации: ГАУ и ГАБТУ КА, УК ВМФ и другие также на редкость косно и недоверчиво относятся к новой технике. Их девиз — как бы чего не вышло. Доказать им целесообразность той или иной новой работы, получить согласие на технический риск, сколь угодно обоснованный, — безнадежное дело.

Военные инженеры всяких рангов, сидящие в этих организациях, будут с тобой разговаривать только тогда, когда об этом есть бумажка от Комитета обороны или наркомата. «Комитет обороны, который, казалось бы, должен наиболее чутко относиться ко всякой свежей технической мысли, полезной для обороны страны, и своим авторитетным вмешательством обеспечить ее немедленную реализацию, в действительности представляет громоздкий, неповоротливый аппарат, пережевывающий поток идущих ему нужных и ненужных бумаг, укомплектованный сплошь и рядом чиновниками, не способными за этими бумагами видеть живое дело, или же людьми с недостаточной технической эрудицией, не способными в силу этого самостоятельно разобраться и подготовить правильное решение вопроса, который любой делец из наркомата может ориентировать как ему угодно». Постановления Комитета обороны, отмечал автор, нередко очень путано составленные, превратились в клочки бумаги и на местах выполняются не в установленные сроки, не так, как надо, или даже вовсе не выполняются, и не было случая, чтобы кто-нибудь за это был привлечен к ответственности.

«За время работы я узнал, какое большое влияние на работу имеет взаимоотношение людей. Раньше я идеализировал, не допускал мысли, что личные интересы, мелкие страсти, самолюбие и даже настроения отдельного работника могут повлиять на решение делового вопроса, а теперь убедился, что если такой человек, как, например, т. Зальцман, занимающий пост директора Кировского завода, не захочет что-либо сделать, так это сделано и не будет, несмотря ни на какие постановления Комитета обороны». Автор на практике убедился, как трудно быть принципиальным, требовательным и настойчивым в достижении цели, и что «чем больше ты проявляешь эти качества, тем хуже к тебе становится отношение людей, по своей природе склонных к спокойному существованию, в результате чего остаешься один, без помощи и поддержки. Получается какой-то заколдованный круг, тупик, из которого подчас не видишь выхода. Хорошо еще, что у меня неплохое здоровье, достаточно силы воли и выдержки, сильна вера в лучшее будущее, другой человек на моем месте давно бы спился. Я не боюсь ни технических, ни организационных трудностей работы. Партийная работа научила меня бороться с ними. Наличие этих трудностей вызывает во мне желание их преодолеть… Но я больше не могу и не хочу прошибать лбом стену равнодушия, тратить время на преодоление людской неприязни, растрачивать попусту приобретенный ранее опыт нормальной работы. Поэтому обращаюсь к Вам с просьбой: или чтобы мне были созданы надлежащие условия для продолжения работы в целом по литой броне, или же, если в том нет надобности, оказать мне содействие в возвращении меня вновь на партийную работу, которой интересуюсь, на которой вырос и от которой отрываться считаю для себя невозможным»[584].

Значительная часть конструкторских работ осуществлялась заключенными в особых и специальных конструкторских и технических бюро в системе НКВД. В августе — сентябре 1938 г. на базе 7-го отделения по использованию арестованных специалистов был создан 4-й спецотдел НКВД. В него вошли бюро самолетостроения и авиационных винтов; бюро авиационных моторов и дизелей; бюро военно-морского судостроения; бюро порохов; бюро артиллерии, снарядов-взрывателей и приборов управления огнем; бюро броневых сталей; бюро боевых отравляющих веществ и противохимической защиты; бюро по доводке и внедрению в серию самолета ТБ-7 на заводе № 124. Кроме этого, имелось в виду подчинить отделу работающее в Ленинграде бюро по артиллерии управления НКВД по Ленинградской области. Отделу был подчинен завод № 82, переданный к тому времени для производства авиационных дизелей, согласно решению Комитета обороны.

К моменту организации отдела было собрано около 40 различных предложений и составлены списки на 300–350 чел. арестованных специалистов и утверждены к использованию 347 чел. Из этого числа работали в организованных тюрьмах: в Болшево — 98 чел., на заводе № 82–61 чел., в НИИ-6 (пороховой институт) — 34 чел., а всего — 193 чел. Из остального количества в московских тюрьмах находилось 87 чел., в тюрьмах на периферии — 55 чел. и в лагерях — 7 чел., причем отмечалось, что на 5 чел., осужденных по 1-й категории, приговор приведен в исполнение. Отмечалось, что находящиеся в тюрьмах арестованные специалисты не могут быть в данный момент использованными ввиду отсутствия помещения для их размещения[585].

В тюрьме дачного поселка Болшево в 1939–40 гг. оказались такие видные оборонщики, как Е.А. Беркалов, Р. Бартини, А.В. Недашкевич, С.П. Королев, В.П. Глушко и др. В ЦКБ-29 НКВД работал А.Н. Туполев. В январе 1938 г. он подал прошение на имя Ежова. В нем автор писал, что «полностью осознал всю свою вину перед советской страной, партией и правительством, чистосердечно раскаивается во всех своих преступлениях», и просил предоставить ему возможность конструирования и постройки самолетов для Красной армии. Он предлагал спроектировать и построить для ВВС, во-первых, так называемый самолет «атаки», двухмоторный, двухместную скоростную машину с мощным, концентрированным в фюзеляже вооружением для борьбы с бомбардировщиками противника и атаки особо важных земных целей. Этот самолет, по мнению Туполева, с небольшими изменениями можно было бы использовать в качестве пикирующего бомбардировщика. Во-вторых, на базе американской техники (лицензии Северского) предлагал построить самолет сопровождения средней дальности, который с незначительными изменениями мог бы быть использован как легкий быстроходный штурмовик. В третьих, на базе мотора «Райт Циклон» разработать мощный мотор воздушного охлаждения мощностью 1,3–1,5 тыс. л. с. и запустить его в серию на заводе № 24. Для скорейшего и правильного решения этих задач он предлагал подчинить НКВД опытный завод № 156 (бывший опытный завод ЦАГИ), создать при нем особое конструкторское бюро с переводом в него необходимых специалистов, находящихся в распоряжении НКВД. К работе в ОКБ привлекать специалистов «с воли», в том числе с завода № 24[586]. Накануне войны ЦКБ-29 НКВД, которое называли «шарагой Туполева», занималось совершенствованием бомбардировщиков Ту-2, Пе-2 и других машин. Крупные работы по морскому вооружению выполняло ОКБ УНКВД Ленинградской области. Подобное ОКБ было решено создать при заводе № 221 в Сталинграде. По объектам вооружения укрепленных районов по заданию Генерального штаба РККА работало ОКБ № 43 под руководством Н.Н. Кондакова.

Но, видимо, работа особых бюро не совсем удовлетворяла руководство. В этой связи обращает внимание письмо наркома внутренних дел СССР Л. П. Берии секретарю ЦК ВКП (б) И.В. Сталину от 24 июля 1940 г. с ходатайством об амнистировании и снятии судимости, занятых в производстве самолета «100» 25 конструкторов и инженерно-технических работников. Всем освобождаемым возвращались ранее занимаемые ими квартиры и выдавалось единовременное пособие в размере от 3 до 5 тыс. руб. каждому. В списке о помиловании были имена конструкторов В.М. Петлякова, А.М. Изаксона, В.М. Мясищева, Е.И. Погосского, Б.С. Вахмистрова. Однако все освобождаемые специалисты оставались в штате ОТБ[587].

Сотрудничество с иностранцами в области вооружений

Несмотря на свертывание международных контактов, сотрудничество с иностранными фирмами в области оборонного строительства продолжалось. В 1937 г. закончился договор, заключенный в 1934 г. с французской фирмой «Гном и Рон». В марте 1938 г. нарком НКОП М.М. Каганович обратился к Молотову с предложением продолжить техническое сотрудничество с фирмой и заключить новый договор. Он обосновывал это тем, что фирма располагает новыми конструкциями двухрядных звездообразных моторов воздушного охлаждения, представляющих большой интерес, так как у фирмы покупают лицензии моторостроительные заводы Англии, Италии и Японии. Фирма «Гном и Рон» дала свое согласие[588]. Вопросы сотрудничества с иностранными фирмами не раз обсуждались на заседаниях Политбюро: с чехословацкими («Шкода», «Синтезия»), американскими («Вестингауз», «Гиббс», «Гулд» и др.) и английскими. Комиссия И.С. Исакова выезжала в США для изучения американского опыта в кораблестроении.

В марте 1938 г. Комитет обороны, заслушав доклады комиссий о поездке в Чехословакию, принял постановление о заключении нового договора с чехословацкой фирмой «Шкода» на проектирование и изготовление 305-мм гаубицы и 210-мм пушки и боеприпасов к ним. Договор предусматривал приобретение чертежей, лицензий на серийное производство, оказание технической помощи при изготовлении опытных образцов. При этом намечено было исходить из суммы в 2,25–2,4 млн американских долларов. Комиссии Г.И. Кулика было также поручено ознакомиться с 75-мм зенитной пушкой, произвести испытания на месте и, в случае соответствия советским тактико-техническим требованиям, заключить со «Шкодой» отдельный договор. В случае пожелания фирмы «Шкода» получить в счет платежей по заключенным договорам советский чугун, железную руду, марганец и нефть — разрешить комиссии Кулика согласиться на оплату заказов вышеуказанным сырьем в размере 50 % сумм от заключенных договоров. Намечено было произвести в Чехословакии переговоры на приобретение технической помощи в производстве нитроглицеринового холодного пороха[589].

В ходе дальнейших переговоров фирма сделала встречное предложение — заключить соглашение общей стоимостью на сумму 3 776 620 американских долларов. Советская сторона сочла целесообразным принять предложение фирмы на поставку артиллерийских материалов для испытания на территории СССР, после чего решить вопросы о приобретении системы лицензий и договориться о цене в зависимости от ценности приобретаемого артиллерийского имущества. Ввиду того что металлургия «Шкоды» занимала одно из первых мест в европейской металлургии и что артиллерийской металлургии СССР необходимо широкое внедрение всех лучших технических достижений металлургии других стран, было решено считать целесообразным принять предложение фирмы на заключение договора по металлургии. Техническая помощь должна была заключаться в представлении для изучения всех материалов по металлургии (архивов, зафиксированных технологических процессов, термических режимов, рецептур, шихты, методов испытаний, процессов, плавки и т. д.). Техническая помощь должна была распространяться на производство по следующим цехам: сталеплавильные цехи (мартены и электрические печи), прессовые, термические, сварочные и другие цехи. Фирма должна была предоставить возможность обучения неограниченного количества работников СССР путем изучения материалов на месте и практического участия во всех металлургических процессах на заводах фирмы. Кроме того, — предоставить в распоряжение заводов СССР специалистов по организации и рационализации металлургических цехов и процессов. Техническая помощь по металлургии оценивалась в 1,4 млн американских долларов. Принималось предложение «Шкоды» об отправке 4 танков в СССР для испытания для сравнения с танками СССР[590]. Однако захват Гитлером Чехословакии изменил ситуацию и остановил действие договоров.

После советско-германского пакта предусматривалось оживление экономического сотрудничества с Германией. В Германию одна за другой отправлялись делегации (И.Ф. Тевосяна, А.С. Яковлева и др.), чтобы изучить состояние германской промышленности. Они делали наблюдения о существенном отставании в ряде отраслей, в том числе в отечественной авиапромышленности и делали попытки наладить сотрудничество[591]. Но Гитлер, готовя войну против СССР, не рвался усиливать советскую экономику. К тому же, разрешая редкие поставки техники и оборудования в СССР, он считал, что «славяне все равно не в состоянии освоить передовые технологии». Некоторые надежды в СССР возлагались на германскую помощь в строительстве ВМФ. Германия соглашалась, например, продать и обеспечить достройку в Ленинграде тяжелого крейсера «Лютцов». Корабль был закуплен комиссией Тевосяна, получил название «Петропавловск», но к июню 1941 г. так и не был достроен, а германские специалисты к этому времени предусмотрительно выехали из Советского Союза.

В период советско-финской войны страны Запада заявили о прекращении экономического сотрудничества с СССР. Так, правительство США приостановило поставки техники и оборудования в СССР американскими фирмами. Методическая помощь по освоению ранее поставленной техники зачастую не оказывалась. Тем не менее в 1940 г. СССР осуществлял платежи фирме Райт за помощь в освоении моторов G-100 и G-200.

После нападения Японии на Китай СССР оказывал ему систематические военные поставки. В частности, Китай до 1941 г. получил 1250 самолетов. Трудности их доставки пытались преодолеть строительством самолетосборочного завода в Урумчи по выпуску машин И-16.

Отслеживать технические новинки отдельных наркоматов было призвано учреждение своих технических бюро за границей. Так, в январе 1940 г. было принято постановление Комитета обороны о создании Авиатехбюро НКАП в США, Италии и Германии.

Производство стрелкового, артиллерийского вооружения и боеприпасов

Годовая программа 1938 г. по стрелковому вооружению была почти полностью выполнена. Частичное недовыполнение по винтовкам и пулеметам было вызвано не совсем удовлетворительной работой заводов № 180 и № 173, где происходил переход на конвейерную систему сборки винтовок. Особое отставание отмечалось по автоматическому оружию, специально снаряженным патронам. Был сорван план по винтовочным и ручным гранатам. Срыв объяснялся отсутствием основных материалов и длительным освоением процессов производства по ряду предприятий, втянутых в изготовление деталей, в частности на Первомайском заводе, который систематически поставлял недоброкачественную продукцию. В октябре 1938 г. было принято решение о массовом производстве оптических прицелов для винтовок. В 1939 г. НКО аннулировал заказ на пулемет Дегтярева (ППД) как малоэффективное оружие, но война с Финляндией показала его необходимость. Производство пришлось возобновлять. Задача изготовления пистолета-пулемета была решена конструктором Шпагиным. Однако специального завода для изготовления ППШ построено не было.

В том же 1938 г. в 2 раза был увеличен план заказов НКО на артиллерию. На заводах вводилась частичная конвейерная система сборки. Это завод № 8 — по 45-мм танковой пушке, завод № 92 — по 76-мм пушке Ф-22 (в 1940 г. ставилась задача перейти на полную конвейерную сборку), завод № 172 по — 152-мм гаубице. Уралмашзавод, Уралвагонзавод, Новочеркасский, Новокраматорский и Воткинский машиностроительные заводы создавали цеха по производству стволов и лейнеров для артиллерии. Были практически втянуты в производство артвооружения 7 новых заводов, создана производственная база для массового изготовления в 1939 г. 76-мм горной пушки, 76-мм танковой пушки (Л-10); модернизированы 45-мм танковая и противотанковая пушки; устранены конструктивные недостатки в системе Ф-22 и 122-мм корпусной пушки А-19; испытаны и подготовлены для серийного производства новая 152-мм дивизионная гаубица М-10 и 50-мм ротный миномет. Заканчивалась отработкой новая 122-мм дивизионная гаубица и другие орудия, в том числе реактивная артиллерия.

Вместе с тем, как и раньше, поставки артиллерийского вооружения, шли неравномерно. В документах часто подчеркивались неправильное планирование производства и «вредная установка промышленности при определении договорных сроков — оттянуть поставку на последний квартал». Из-за этого систематически повторялась штурмовщина, чему способствовало также позднее утверждение плана, затягивание подписи договоров, стремление снизить программу. В 1938 г. произошло резкое отставание в изготовлении передков и зарядных ящиков для артиллерийских систем на заводе № 7, № 13, «Красный Профинтерн», «Ростсельмаш», Уралмашзавод, а в результате допущена некомплектная поставка 76-мм полковых пушек, 122-мм гаубиц и 45-мм противотанковых пушек. Не была разрешена проблема колес для артиллерии. По-прежнему оставалось много кустарной, «на глазок», работы, снижающей качество изготовляемых изделий, ведущей к потере взаимозаменяемости, браку[592]. Причинами брака на артиллерийских заводах признавалась недостаточная оснащенность технологических процессов чертежами и точными инструментами, в том числе на заводах № 92, «Баррикады» и «Большевик». Но главное — вовлечение в производство нового необученного контингента рабочих, которое росло еще за счет большой текучести, слабого инструктажа молодых рабочих и отсутствия материального стимула к сокращению брака по вине работающего[593].

По линии боеприпасов более или менее успешно шло изготовление 45-мм и 76-мм снарядов. Но по выпуску снарядов свыше 107-мм были проблемы, и программа выполнялась только на 47 %. Причиной срыва признавалось слабое руководство заводами со стороны наркоматов и главков, прежде всего Наркоммаша (Златоустовский завод, Харьковский завод «Серп и молот», завод «Коммунар»).

По оптико-механическим приборам для артиллерии план 1938 г. был выполнен на 89 %, а из успешно работающих отмечался только Особый завод НКВД. Основной завод № 205 по этим приборам работал не на полную мощность. Завод им. Кагановича, являясь единственным заводом по прожекторостроению в стране, был перегружен другими заданиями и план не выполнял.

Выполнение заказа по боеприпасам задерживалось также слабо развернутой работой снаряжательных заводов, на которых к концу года скопилось значительное количество неснаряженных корпусов.

В следующем году упор был сделан на рост сухопутной артиллерии за счет реконструкции переданных в систему 1-го Главного управления НКВ заводов: им. Ворошилова, № 235 и № 352 и расширения производства на заводах № 8, № 92, № 172, № 221. Уделялось внимание и морской артиллерии, намечался значительный рост в 1940–1941 гг. башенного производства на заводе им. Сталина и на заводе № 232. Основные работы по линии тяжелой артиллерии АРГК концентрировались на заводе № 172 и № 352. Большой сдвиг произошел в изготовлении авиационных автоматических пушек, конструированием которых занималось КБ № 16. В 1939 г. спроектированы и изготовлены опытные образцы 37-мм и 23-мм автоматических пушек для авиации[594].

Продолжалась специализация заводов. Так, 122-мм корпусную пушку должны были производить заводы № 221 и № 352, Завод № 221 намечался также к производству 203-мм гаубицы Б-4. С 1939 г. завод № 235 должен был выпускать гаубицу М-10, а с 1940 г. — завод № 172. Производство 76-мм зенитной пушки, помимо завода № 8 с 1939 г. намечалось на заводе им. Ворошилова. Специализация по тяжелой и морской артиллерии намечалась на заводах № 221 и № 232. Укрепление кооперации происходило по принципу территориальной близости. Так, завод № 92 при производстве системы Ф-22 входил в кооперацию по щитам с Горьковским заводом им. Кагановича, по передкам и зарядным ящикам — с заводами № 7 и № 13 и с 1941 г. — с заводами Наркомсредмаша, имевшимися на данной территории. Планировалось широкое внедрение специализированных и агрегатных станков и автоматов, проработка на всех заводах технологических процессов с внедрением таких станков и с применением горячей и холодной штамповки, литья по металлическим моделям[595].

Состояние дел на отдельных заводах было далеко не одинаковым. Передовым в системе НКВ считался завод № 8. Значительно лучше стал работать завод № 7. Коллектив завода № 92 неоднократно награждался орденами и медалями Союза ССР. Заводы № 172 и № 232 в полном объеме выполнили и даже перевыполнили программу 1940 г., освоили в производстве целый ряд новых изделий и опытных образцов орудий. Значительные трудности переживали заводы, недавно переданные в состав НКВ (№ 460, 507, 509, 367). Их перестройка на новое производство шла медленно[596].

Отстающим участком артиллерии было минометное вооружение. На протяжении предвоенного времени наблюдается усиление внимания к этому вопросу. При ГАУ было образовано управление минометного вооружения (УМВ ГАУ). Особые трудности касались производства мин — вследствие отсутствия производства взрывателей. Завод № 260 НКВ годовой план 1938 г. выполнил всего лишь на 1,5 %. Заводы НКОМ, НКСМ и НКТМ план изготовления корпусов мин для ротных минометов выполнили лишь на 42,6 %. Не лучше обстояло изготовление осколочных мин к батальонному миномету. Заводы НКСМ при плане в 2 млн шт. не сдали ни одной. Заводы НКОМ сорвали поставку корпусов, выполнив план всего лишь на 2,7 %.

Заводы НКПС, НКЭП, НКСМ, НКСП, НКБ, а также Наркомат местной промышленности РСФСР не смогли наладить производство минных корпусов. Заводы НКОМ также не поставили ни одной партии взрывателей[597].

Развертывание производства минометов и мин приходится на 1940 гг., главным образом калибра 82 и 120-мм. Разработка проектов крупнокалиберных минометов возлагалась на завод № 7. На 1941 г. намечалось создание мортир, стреляющих минами и заряжающихся с казны. Кроме указанных работ по минометному вооружению, было изготовлено большое количество опытных партий мин различных калибров, которые были сданы заказчику. Завод № 393 по договору с УМВ ГАУ в 1941 г. должен был разработать опытный образец 160-мм дивизионного миномета типа мортиры.

В предвоенные годы в РНИИ продолжалась работа по созданию реактивных снарядов. Первое их боевое применение имело место в 1939 г. в боях с японцами на реке Халхин-Гол. Был доработан реактивный снаряд, получивший наименование М-13, и в 1940 г. было изготовлено 6 опытных пусковых установок БМ-13. 17 июня 1941 г. на Софринском полигоне были произведены залпы из первых двух установок БМ-13. Одновременно была одобрена и принята на вооружение легкая подвижная установка массированного огня БМ-8, на направляющих которой размещались 48 82-мм реактивных снарядов с дальностью стрельбы 5500 м. Она размещалась на специальном грузовике ЗИС-6, созданном на Московском автозаводе. 21 июня 1941 г. было принято решение о развертывании серийного производства таких установок и начале формирования частей реактивной артиллерии.

Имелись трудности в вопросе вооружения зенитной артиллерии современными приборами управления. Минимальная потребность на 1941 г. исчислялась в 1 тыс. приборов, из них: для комплектации изготовляемых в 1941 г. пушек — 600 приборов и для замены устаревших приборов управления артиллерийским зенитным огнем — 400 приборов. Но ни Наркомат судостроительной промышленности, ни Наркомат общего машиностроения, на которые были возложены эти задачи, не вели никаких работ в этой области. Вопрос специально рассматривался высшим руководством и Комитетом обороны[598].

В производстве вооружения и боеприпасов НКВ должен был работать в тесной связке с НКБ. Связь осуществлялась, прежде всего через Бюро (затем Управление) комплектации НКБ «с целью обеспечения комплектного выстрела». На 1 января 1939 г. в его ведении для испытания стрельбой боеприпасов и материальной части сухопутной артиллерии состояло три действующих артполигона (Софринский, Павлоградский, Чапаевский) и один строящийся (Уральский), срок пуска в эксплуатацию которого был установлен 1 июля 1939 г. Заодно полигонные испытания проверяли качество продукции заводов НКВ и НКБ. Так, в процессе испытаний 1939 г. выявились конструктивные недостатки материальной части артиллерии. Проверялось качество боеприпасов: снарядов, мин, авиабомб, фугасов, взрывчатых веществ и т. д.

Вместе с тем отмечалось недостаточное руководство работой этих полигонов со стороны НКБ, недостаток квалифицированных кадров, отсутствие четкой организации работ и дисциплины. По этим причинам имели место случаи искажения результатов испытаний. В декабре 1940 г. по результатам испытаний Павлоградского полигона было забраковано из 15 испытанных 13 партий 203-мм снарядов, изготовленных различными заводами. Летом 1940 г. проводились испытания снарядов на меткость с испорченными панорамами.

Качество боеприпасов вызывало беспокойство военного руководства. Вопрос не раз ставился на обсуждение Политбюро ЦК ВКП (б). Намечалось расширить права в этой области Совета оборонной промышленности, распространив их на все наркоматы в части, касающейся изготовления боеприпасов и авиабомб. При этом Управление комплектации из Наркомата боеприпасов предлагалось изъять. Руководителем Народного комиссариата боеприпасов вместо И.П. Сергеева назначить человека с большим производственным и организационным опытом. Срочно пополнить НКБ кадрами технологов и инженерно-технических работников, имеющих производственный стаж, поставив лучших инженеров во главе главных управлений наркомата.

Совет оборонной промышленности сам должен был возглавить мероприятия по развитию производства вооружения и боеприпасов, обеспечивать его станочным и прессовым оборудованием, в первую очередь для тяжелых калибров снарядов; форсировать ввод в строй строящихся снаряжательных заводов № 114, 113, 144, пороховых заводов № 98, 100, 392 и 101.

Все строительные работы по расширению и реконструкции заводов, «изготовляющих элементы артвыстрелов», решено было отнести к работам особого государственного значения, с соответствующим обеспечением этих работ средствами, фондами, рабочей силой и пр., переработать всю систему кооперирования отдельных заводов. Артиллерийские полигоны (Софринский, Чапаевский, Павлоградский и Уральский) из руководства Наркомата боеприпасов изъять и передать в распоряжение ГАУ РККА. Расширить сеть контрольных полигонов на базе окружных и корпусных полигонов, обеспечив их штатами и кадрами. В существующих научных институтах НКБ оставить только научно-исследовательскую работу. Для конструкторской же работы по проектированию элементов боеприпасов создать на главнейших заводах мощные конструкторские бюро[599].

Испытательные полигоны вели испытания авиатехники, авиабомб и взрывателей к ним. Летное обслуживание обеспечивало на договорных началах КБ-29. На 1940 г. ставились задачи снижения продолжительности авиаиспытаний до 4 дней. В Софрино было намечено ввести в эксплуатацию аэродром «Петровская новь», дающий возможность снизить себестоимость испытаний и увеличить число дней работы и приспособить его к зимним условиям работы. Намечался пуск Крымского полигона, который позволил бы в хороших летных условиях Крыма ускорить испытания авиационной техники[600].

Плохо обстояло дело в 1939 г. с производством снарядов для морской артиллерии, особенно крупных калибров, бронебойных снарядов. Заводы «Красный Профинтерн» и № 78 не подали металла для изготовления корпусов снарядов. Сдачу бронебойных снарядов сорвали заводы № 172 и 232 НКВ. Сданные корпуса снарядов не удовлетворяли требованиям технических условий и были приняты НК ВМФ лишь в декабре 1939 г. План по 180-мм фугасным выстрелам был сорван по вине завода № 72 НКБ[601].

На конец 1940 г. явно неудовлетворительным было состояние производства фугасных авиационных бомб и особенно крупных калибров (от 250 кг и выше). Что же касается производства фугасных мин всех калибров и, в частности, мин большой емкости из цельнокатаных труб, то оно находилось в зачаточном состоянии, велись лишь опытные работы. На трубопрокатных заводах изготовлялись только заготовки корпусов, окончательная обработка которых должна была производиться на других механических заводах, чему препятствовала перегрузка транспорта. Было решено предусмотреть организацию специальных цехов при трубопрокатных заводах для окончательной механической обработки фугасных авиабомб и мин к минометам[602].

За производство капсюлей, взрывателей и средств воспламенения, винтовочных и ручных гранат, пиротехники, дымовых шашек и минно-трального имущества отвечало 1-е ГУ НКБ. В 1940 г. его валовая продукция должна была вырасти более чем втрое по сравнению с 1937 г. (с 262 млн руб. до 1 110 млн руб.) за счет строительства новых заводов в Донбассе, Челябинской и Свердловской областях. В 1939 г. намечалось запустить заводы № 56, 64, 113, 114, 144, 532, 401, в 1941 г. — № 253, 254, 255, обеспечить двойной рост производительности труда, снизить потери от брака, ужесточить нормы расхода на единицу основных и вспомогательных материалов путем внедрения суррогатов и снижения накладных расходов. Количество ИТР в управлении к 1942 г. довести до 7940 чел. (13 % по отношению к составу рабочих)[603].

Решением коллегии НКБ от 23 апреля 1940 г. было намечено довести мощности по производству основных и мощных взрывчатых веществ (тротил, тетрил, пикриновая кислота, ксилол, ТЭН и гексоген и др.) до объема, обеспечивающего снаряжение основных боеприпасов и изготовление суррогатных ВВ путем реконструкции действующих заводов на базе внедрения непрерывных техпроцессов, сокращения расхода кислоты, олеума и улавливания нитрозных газов и строительства заводов на базе передовой технологии с расположением их в районах производства кислоты[604].

Накануне своего снятия в 1941 г. нарком НКБ И.П. Сергеев в обход материалов о проверке работы наркомата сам доложил Сталину («лучше доложу сам, чем другие») о положении дел в производстве боеприпасов. Доклад интересен тем, что весьма наглядно характеризует положение в отрасли и ведомственные несостыковки. Сергеев писал, что наркомат с заданиями на 1939–1940 гг. систематически не справлялся, хотя в его работе имелись большие достижения. Главные недостатки в работе НКБ, отмеченные им: запущенность технологического процесса, излишнее разнообразие технологий на разных заводах одного и того же производства, плохое состояние дисциплины. К тому же реконструкция заводов постоянно затруднялась и затягивалась из-за нерешительности и разбросанности средств по заводам и по объектам, а производство ВВ и порохов оставалось самым отсталым участком. Основное взрывчатое вещество, тротил, в 1938 г. производилось всего на двух заводах НКБ — № 15 и 80. Лишь в 1939 г. в систему НКБ был переведен из НКХ завод № 64, запроектированный и выстроенный по тому же отсталому прерывному методу производства, тогда как в конце 1939 г. был уже отработан и испытан на заводе № 15 метод непрерывного производства тротила — высокопроизводительный, более безопасный и культурный, дающий лучшее качество вещества. Благодаря этому методу производительность возросла более чем в два раза. В 1940 г. было произведено тротила 81 646 т. против 36 820 т. в 1938 г., а при освоении производства и расшивки узких мест оно, по мнению Сергеева, могло быть доведено до 180 тыс. т. По новому методу производства НКБ в 1941 г. было намечено построить новый завод ВВ в Кемерово с мощностью 20 тыс. т тротила в год. Одновременно в 1939 г. была закончена отработка на полузаводской установке завода № 80 производства мощного взрывчатого вещества — гексогена, а в 1940 г. впервые в Советском Союзе освоено на лабораторной установке производство еще более мощного ВВ — тэна.

Для быстрого наращивания мощностей по ВВ нарком настаивал на строительстве и расширении специальных цехов на Рубежанском, Сталиногорском и Красноуральском химкомбинатах НКХП с целью в течение двух лет создать на этих комбинатах мощности до 100 тыс. т. ВВ — тротила, пикриновой кислоты и динитронафталина.

В 1939 г. в систему НКБ было передано четыре действующих заводов пироксилиновых и один действующий завод нитроглицериновых порохов. При этом в строительстве находились три завода пироксилиновых порохов и один — нитроглицеринового. До 1939 г. производство пироксилиновых порохов осуществлялось из хлопкового линтера. С 1935 г. велась отработка производства пороха из нового вида сырья — древесной целлюлозы. В 1938 г. эта отработка была закончена. Этот вид сырья давал гарантированное качество пороха, поднимал производительность и расширял сырьевую базу порохового производства. В 1939 г. НКБ решительно перевел все пороховые заводы на этот вид сырья. В том же году в НКБ был отработан ускоренный метод фабрикации порохов, рационализирующий и ускоряющий их производство. Благодаря этим мероприятиям производительность значительно возросла, и в 1939 г. было произведено 45 964 т. пироксилинового пороха вместо 23 986 т. в 1938 г. Промышленность боеприпасов вышла из положения порохового кризиса.

На заводе № 9 была окончательно отработана установка по производству пороха методом Ниссенмана из гранулированной целлюлозы. Всего за 1939–1940 гг. на этой установке было произведено 8996 т. пороха. Порох, как показал опыт систематического наблюдения, оказался вполне кондиционным, а установка давала исключительно высокую производительность и совершенно другую культуру производства. По мнению Сергеева, Артиллерийское управление совершенно неправильно шельмует этот порох и в декабре 1940 г. прекратило его приемку. Считаю, писал Сергеев, действия АУ неправильными. Необходимо назначить правительственную комиссию дня решения вопроса о пригодности пороха и возможности строительства третьих очередей комбинатов № 100, 101 и 392 по методу Ниссенмана. Это даст увеличение проектной мощности каждой очереди минимум в 2,5 раза, то есть вместо запроектированных 15 тыс. т. — 40 тыс. т. по каждому заводу. С окончанием строительства пороховых комбинатов № 100, 101 и 392 и реконструкции старых заводов мощность по пироксилиновым порохам будет доведена до 268,5 тыс. т. в год, а с принятием решения о проектировании последующих очередей по методу Ниссенмана возрастет до 300 тыс. т. в год.

Нарком ставил также вопрос о производстве нитроглицериновых порохов. Мощность одного 59-го завода по нитроглицериновым порохам до 8 тыс. т. была слишком низкой. В 1939 г., когда наркоматом была отработана рецептура холодного нитроглицеринового пороха, требования на нитроглицериновые пороха в связи с отработкой холодной рецептуры для дальнобойных зенитных, сухопутных и морских систем стали огромными. Строительство завода № 98 мощностью на 14 тыс. т., отмечал Сергеев, безобразно задержалось, но и с окончанием его все же нитроглицериновых порохов будет очень мало. За 1940 г. наркоматом были спроектированы маленькие типовые заводы по производству нитроглицериновых порохов. Потребность в них, писал нарком, будет возрастать с каждым годом, потому что отработанная холодная рецептура в 1939 г. даст вполне хорошее качество пороха. Большое преимущество нитроглицеринового пороха в том, что технологический цикл его короче в 4–5 раз против пироксилинового пороха, а производство не требует летучего растворителя — спирта и эфира. Необходимо, указывал он, приступить к строительству в 1941 г. как минимум 5–8 заводов, с тем чтобы 3 завода обязательно закончить в 1942 г. и остальные в 1943 г.

За 1940 г., докладывал Сергеев, была проделана еще одна большая работа по пороховому производству. На валовом производстве завода № 40 было проверено производство пороха из бумаги — резаной папки. Метод давал возможность расширить сырьевую базу — любая бумажная фабрика без строительства спеццехов могла обеспечить пороховую промышленность сырьем. Увеличивалась производительность пироксилинового производства, и получалась большая экономия расхода кислоты. В 1940 г. была проведена еще одна большая работа по пороховому производству — это процесс производства пороха из низко-азотистого пироксилина. Метод был проверен на заводе № 204, но АУ не распространяло его на другие заводы.

В 1940 г. в НКБ были спроектированы железобетонные авиабомбы. Полигонные испытания 100- 250-, 500- и 1000-кг железобетонных бомб в 1940 г. по мерзлому грунту дали хорошие результаты. Предлагалось в 1941 г. передать завод строительных деталей в систему НКБ для производства железобетонных авиабомб.

Сергеев докладывал о невыполнении планов 1939 и 1940 гг. по заводам снаряжательным, корпусным и взрывательным, хотя главками и была проделана большая работа по отработке и совершенствованию технологических процессов и росту производительности труда, которая увеличилась в 1,5 раза по сравнению с 1938 г. Однако по вине Наркомстроя план по капиталовложениям в отрасль план был выполнен только на 43,8 %. В связи с этим Сергеев настаивал на создании в системе Наркомстроя специального главка, так как тресты, ведущие строительство, были слабы и плохо вооружены в техническом отношении. В самом НКБ аппарат ОКС не мог быть полноценным руководящим органом капитального строительства. Предлагались меры по усилению строительных трестов, выделению им рабочей силы, механизмов и специального первоочередного снабжения материалами и перевозками. В системе НКБ, кроме ОКС, предлагалось создание Главного управления по строительству, так как около 50 % строительно-монтажных работ на сумму около 500 млн руб. велось хозяйственным способом (за счет собственных средств предприятий).

Наращивание мощностей по выстрелу, констатировал Сергеев, отстает со значительным разрывом от наращивания мощностей по вооружению. Для того чтобы обеспечить соразмерное наращивание мощностей необходимо одновременно с вводом в действие одного орудийного завода вводить в действие 7–10 заводов по выстрелу. В первую очередь нужно создать мобилизационный план наращивания мощностей по ВВ, используя площадки химкомбинатов НКХимпрома до 100 тыс. т. ВВ, — к 1 января 1940 г.; к окончанию строительства снаряжательных заводов № 56, 113, 114 и 144 и 318 и форсированного строительства снаряжательного завода при комбинате № 179 в Новосибирске.

Необходимо, указывал он, форсировать строительство завода № 98 нитроглицериновых порохов и строить не менее пяти новых заводов для производства по типовому проекту, созданному в НКБ, общей мощностью 50–70 тыс. т. и завершить их к 1 января 1943 г.; по пироксилиновым порохам — форсировать строительство комбинатов № 100, 101 и 392 с пуском на полную мощность к 1 января 1943 г.

С целью ускорения производства артиллерийских и морских снарядов крупных калибров, кроме начатых строительством заводов № 322 и 324, нужны еще два завода для снарядов калибра 152-мм и выше. Сергеев предлагал также передать в систему НКБ гражданские заводы для производства 37-мм зенитных и 45-мм трассирующих и 85-мм зенитных снарядов. На заводах НКЧМ форсировать строительство баз штамповки, мощностей по прокату и обжиму баллонов, на заводах НКОМ по механическим трубкам, в частности создание спеццехов по механическим трубкам на часовых заводах к 1 января 1942 г. Передать в систему НКБ два гражданских завода по механической обработке и оперению снарядов. Ускорить строительство Миасского авиабомбового завода, Орского гильзового завода и определить строительство гильзового завода в районе Западной Сибири.

Управление комплектации НКБ, писал Сергеев, не может координировать работу гражданских заводов по производству элементов выстрела и планирование производства элементов выстрела производит формально. Поэтому элементы, которые имелись в большом избытке, планировались в большом количестве по наличию мощностей, что приводило к затовариванию (корпуса мелких артснарядов и ручных гранат). Элементы, которых недоставало, планировались на несуществующие мощности и тем ставили план под угрозу срыва. На 1 января 1941 г. нескомплектованных элементов выстрела скопилось на сумму 598 млн руб.

Необходимо, указывал Сергеев, Управление комплектации перевести в подчинение Комитета обороны с правами контроля и оперативно-планового руководства над всеми элементами выстрела. Находясь в системе НКБ, Управление комплектации не может осуществлять этих функций ни по отношению к гражданским наркоматам, тем более ни по отношению к НКБ.

Наибольшим недостатком в работе НКБ Сергеев считал отсутствие правильного технического руководства отработкой опытных изделий, отсутствие увязки в работе между Наркоматами вооружения и авиации и отсутствие правильного установленного порядка принятия на вооружение и на валовое производство новых образцов[605].

Несмотря на старания Сергеева, нарком обороны С.К. Тимошенко и начальник АУ Г.И. Кулик доложили Сталину в январе 1941 г., что, хотя в течение последних 3,5 лет правительством принимались меры к расширению производства боеприпасов, достигнутые масштабы развертывания не могут удовлетворить потребности вооруженных сил. Особенное отставание отмечалось по крупнокалиберным снарядам и минам. Плохо и медленно осваивалось производство выстрелов к артсистемам новых образцов. В 1940 г. сдано выстрелов для новых систем орудий: к 37-мм зенитной пушке образца 1939 г. — 21,5 % от годового заказа; к 85-мм зенитной пушке — 34,8 % от годового заказа; к 122-мм гаубице образца 1938 г. — 6,5 % от годового заказа; к 152-мм гаубице образца 1938 г. — 25,4 % от годового заказа. Для обеспечения выстрелов к 152-мм пушке образца 1935 г., 280-мм мортире, 210-мм пушке и 305-мм гаубице не было сдано ничего.

Мощности промышленности и сырьевые ресурсы, указывали авторы записки, должны быть решительным образом увеличены для выполнения заданий военного времени, особенно по снарядам крупных калибров. Фактически НКБ не организует их производство, с трудом справляясь с подчиненными ему предприятиями. Комитет обороны и Совет оборонной промышленности тоже не ведут повседневного руководства организацией производства элементов артвыстрелов, ограничиваясь только периодическим распределением между предприятиями и наркоматами годовых и квартальных заданий.

Совершенно невозможно рассчитывать, говорилось в записке, на то, что эту задачу разрешит Наркомат боеприпасов и другие существующие органы теми методами руководства, которые применялись до настоящего времени. Сложность организации этого дела заключается прежде всего в том, что в производстве боеприпасов участвует вся страна, все промышленные и частично даже непромышленные наркоматы, что в развитии этого дела возникают столкновения и противоречия между многими важнейшими отраслями военного и мирного производства (Выделено нами — А.С. ). Руководство этим делом и разрешение всех этих противоречий возможно только в едином высшем правительственном органе, которому все наркоматы должны быть подчинены в области организации производства элементов выстрелов.

Указывалось, что новостройки — заводы № 113, 114 и 144 строятся уже 4–5 лет и до сих пор не закончены. При выполнении программы 1940 г. пороховые заводы испытывали перебои в обеспечении сырьем, в то время как пороховое производство является решающим для программы военного времени. Строительство новых пороховых заводов № 98, 100, 392 и 101 длится около пяти лет, и эти заводы так и не дают еще пороха. Освоение производства новых образцов идет очень медленно. По установленному в НКБ порядку все работы по проектированию и изготовлению опытных образцов и партий ведутся в институтах и конструкторских бюро. Изготовленные в этих организациях опытные партии изделий носят на себе отпечаток кустарного производства и ручной доделки и во многом не соответствуют изготовленным для их производства чертежам. Сами же чертежи опытных образцов разрабатываются неряшливо, не проверяются в процессе производства опытных партий и, попадая на заводы для настройки валового производства, подвергаются весьма существенным переделкам для приспособления их к валовому производству и исправления попадающихся в них ошибок. Оторванность институтов и конструкторских бюро от производства и низкая квалификация их личного состава почти исключают возможность повышения качества их продукции. Необходимо конструирование новых образцов проводить исключительно на заводах[606].

Весной 1941 г. нарком обороны С.К. Тимошенко и начальник Генерального штаба Г.К. Жуков представили Сталину справку об обеспеченности Красной армии боеприпасами на одно орудие по состоянию на 1 апреля 1941 г.:

Таблица 5

Таким образом, к июню 1941 г. положение с обеспеченностью артиллерии боеприпасами выглядело неудовлетворительно. Основными причинами этого авторы записки считали отставание поставки выстрелов от изготовления орудий. Особенно недостаточным было обеспечение новых образцов орудий. При этом промышленность принятые планы заказов осуществляла с большими недоделами. Процент выполнения заказов составил за 1940 г. по крупным калибрам — 42 %, по средним — 62 %, по мелким — 81 %. В результате ощущается острый недостаток выстрелов, который, как говорилось, будет ощущаться на протяжении всего 1941 г.

Перед председателем Комитета обороны был поставлен вопрос о пересмотре проекта мобплана на 1941 г. с целью доведения запаса выстрелов до трехмесячных размеров, обеспечивающих проведение боевых операций в первый период войны. Учитывая, указывали авторы, что в настоящее время большинство промышленных предприятий не имеет мобилизационных заданий, следует обязать планирующие органы ускорить разработку мобилизационного плана по боеприпасам и выдать промышленности мобзадания с доведением их до каждого завода и с максимальным увеличением мобилизационных поставок в 1941 г.[607]

Авиационная промышленность

Авиационная промышленность, как и раньше, накануне войны продолжала привлекать первоочередное внимание советского руководства. После выхода в нашей литературе ряда книг, специально посвященных авиации[608], наши представления о положении в Авиапроме в 1938–1941 гг. стали более полными. Остается обобщить и уточнить некоторые детали, связанные с публикацией новых документов, рассказывающих о руководстве отраслью, серийным и опытным производством самолетов, моторов и агрегатов.

До 1938 г. серийными в выпуске были самолет-разведчик Р-5 (он же легкий бомбардировщик) с различными модификациями, истребители И-16, а также И-15, И-15 бис, И-153. КБ Н.Н. Поликарпова разрабатывало модель нового истребителя И-180. Но машину преследовали неудачи (при испытании ее в конце 1938 г. погиб Валерий Чкалов), и разработка новой модели прекратилась. Основу бомбардировочной авиации составляли фронтовые бомбардировщики СБ — скоростные бомбардировщики, прозванные «быстроходными бомбовозами» конструкции А.Н. Туполева. Тяжелые бомбардировщики ТБ-1 и ТБ-3 были сняты с производства. С середины 1930-х гг. в серийном выпуске находился также дальний тяжелый бомбардировщик ДБ-3 конструкции КБ С.В. Ильюшина. В 1938 г. в США на фирму Глен-Мартин было направлено 14 инженеров для изучения плазово-шаблонного метода соединения конструкций для этой модели. На основе этого появилась модель ДБ-3М, а серийное производство было намечено запустить на заводе № 18 в Воронеже.

В начале 1938 г. начальник ВВС РККА А.Д. Локтионов и член Военного совета ВВС РККА В.Г. Кольцов представили в Комитет обороны соображения по развитию авиации, исходя из опыта военных действий в Испании, Китае и новейших тенденций в передовых странах. По их мнению, упор должен быть перенесен на производство двух групп самолетов — истребителей и бомбардировщиков из расчета: 30 % истребителей, 60 % бомбардировщиков и только 10 % разведчиков, корректировщиков и войсковой авиации. Необходимо отказаться от универсальных типов самолетов и идти по линии специализации, а специализация предполагала развитие опытного самолетостроения.

В качестве ближнего бомбардировщика намечался модифицированный СБ, двухмоторный самолет Поликарпова. В качестве дальнего бомбардировщика — модифицированный ДБ-3 либо новый образец, в частности четырехмоторный тяжелый стратосферный бомбардировщик ТБ-7. Штурмовую авиацию намечалось пополнить модифицированным самолетом «Иванов» или какой-то новой машиной. Было намечено построить несколько опытных образцов бронированного штурмовика конструкции Ильюшина.

Группу истребителей должно было дополнить маневренным бипланом с мотором воздушного охлаждения. В качестве такого самолета рассматривался самолет № 7 Боровкова и Флорова, намеченный к производству на заводе № 21, либо модернизированный И-15. Необходимость скоростного моноплана с мотором воздушного либо жидкостного охлаждения намечено было получить модификацией истребителя И-16 либо постройкой нового самолета.

Планировалось создание многоместного двухмоторного истребителя с мощным вооружением, который должен быть создан на основе двухмоторного дальнего разведчика. Кроме боевых самолетов, указывалось на необходимость иметь в большом количестве транспортные самолеты, желательно типа двухмоторного пассажирского Дугласа. Указывалось, что опыт войны в Испании доказал, что без транспортных самолетов мобильное и полное использование авиации невозможно, особенно при перегруппировках и перебросках войск[609].

Тогда же конструктор С.В. Ильюшин доложил военному руководству о недостатках отечественной штурмовой авиации и о необходимости создания бронированного штурмовика. Он отмечал, что запущенные в серию «иностранец» ВУЛТИ, ХАИ-5 конструктора Неймана, опытные — «Иванов» конструктора Сухого и «Иванов» конструктора Неймана — имеют большую уязвимость, так как ни одна жизненно важная часть этих самолетов — экипаж, мотор, маслосистема, бензосистема и бомбы — не защищена. Поэтому назрела необходимость создания бронированного штурмовика, или, иначе говоря, летающего танка, у которого все жизненные части забронированы. Сознавая потребность в таком самолете, писал автор, мною в течение нескольких месяцев велась работа над разрешением этой трудной проблемы, результатом которой явился проект бронированного самолета-штурмовика, способного неизмеримо повысить наступательные способности отечественной штурмовой авиации. В связи с этой работой Ильюшин просил освободить от должности начальника главка, поручив ему уже в ноябре выпустить самолет на государственные испытания[610].

В сентябре 1938 г. Ворошилов представил в Комитет обороны записку об опытном модифицированном самолете СБ, выпускаемом заводами № 22 и 125, летно-тактические данные которых устарели. Совершенствование машины возлагалось на КБ Архангельского, а с июля 1939 г. его намечено было запустить в серию[611]. Одновременно шли массовые сообщения о дефектах самолетов И-16 с мотором М-25, которые показывали недопустимые в эксплуатации технические качества. В 1938 г. на них произошло 86 аварий и 38 катастроф. Из 38 катастроф свыше 50 % произошли в результате разрушения самолета в воздухе вследствие непрочности крыла. Погибло более 20 летчиков; снизилось качество боевой подготовки личного состава истребительной авиации. Отмечалось недоверие летчиков к этому самолету. В результате 2,4 тыс самолетов этого типа, имеющихся в частях и школах ВВС, не могли использоваться полностью. Для приведения самолета И-16 в должное техническое состояние, обеспечивающее нормальную и безопасную подготовку истребительной авиации, ставилась задача к 1 марта 1939 г. заменить крылья старой конструкции на всех самолетах И-16[612].

В сентябрьской 1938 г. докладной записке Управления морской авиации ВМФ говорилось, что обещание НКОП дать в 1939 г. 10 самолетов МТБ-2 на базе строящегося завода № 30 в Иваньково нереально, поскольку состояние строительства завода этого сделать не позволяет. Для выполнения постройки опытных гидросамолетов в 1939 г. и для обеспечения выполнения плана необходимо перенести задания на завод тяжелых гидросамолетов № 81 или какой-либо другой из существующих (завод № 31 в Таганроге, № 23 в Ленинграде). Наряду с этим указывалось, что необходимо сохранить имеющееся на заводе № 156 опытное конструкторское бюро гидросамолетостроения, поскольку на него возложены такие серьезные задачи, как подготовка МТБ-2 к серийному производству и его модификация, а также проектирование и постройка нового сверхдальнего разведчика. Предъявление на испытания разведчиков МДР-5 и МДР-6 задерживалось по вине заводов, поскольку заводские испытания и приемка выявили массу дефектов. В частности, 11 сентября 1938 г. разбился самолет МДР-5[613].

В июле 1938 г. было принято постановление Комитета обороны об обеспечении потребностей военной авиации в специальном самолетном и аэродромном оборудовании, определяемое как общая задача для НКО, НКОП, НКМаша и НКТП. Оно предусматривало заявки на приобретение заграничных образцов и импортное оборудование для приборостроительных заводов. На всех опытных самолетах плана 1938–1939 гг. предписывалось уменьшить влияние вибрации на приборы с применением амортизаторов при установке авиамоторов и приборных досок; обеспечить быстрое и удобное обращение с приборами при их установке, проверке и замене; обеспечить обогрев приборов в закрытых кабинах летчика, штурмана и радиста, с тем чтобы приборы в них работали при температуре не ниже 100 °C; снизить шумы, мешающие радиоприему на самолете. На самолетах, модернизируемых в 1939 г., конструктивно обеспечить возможность применения наземных агрегатов для проверки исправности всего электро- и радиооборудования и зарядки кислородных баллонов. На базе НИИ № 11 НКОП было решено организовать специальный институт с летной базой для отработки научно-исследовательских вопросов в области авиационной радиотехники, организовать в ремонтных базах установку специальной радиоаппаратуры. Подробно расписывались задания отдельным НИИ и заводам по производству приборов, средств аэронавигации и т. д.[614]

В сентябре 1939 г. по линии НКАП было принято решение о реконструкции и строительстве новых самолетных заводов: построить 9 новых и реконструировать 9 заводов. Кроме того, НКАПу передавалось в подчинение 60 предприятий гражданского машиностроения. Линия на подчинение НКАП все большего числа заводов продолжалась вплоть до войны. Одновременно происходила специализация заводов.

Завод № 1 в Москве должен был специализироваться на модели И-153, № 18 в Воронеже — на ДБ-3, № 21 в Горьком — на И-180, № 22 в Москве — СБ, № 39 в Москве — ДБ-3, № 23 в Ленинграде — У-2, завод № 31 в Таганроге — на одномоторном разведчике и морском ближнем бомбардировщике. Новые авиационные заводы № 124 в Казани и № 125 в Иркутске — СБ, № 126 в Комсомольске — ДБ-3, № 135 в Харькове — одномоторном бомбардировщике, № 153 в Новосибирске — СБ и И-180.

В 1939 г. произошла задержка с запуском в серию первого пикирующего бомбардировщика ВИТ (воздушного истребителя танков) или СПБ (скоростного пикирующего бомбардировщика) конструкции Поликарпова, который также преследовали неудачи. Взамен его накануне войны началось производство Пе-2 («самолет «100») конструкции В.М. Петлякова. С 1940 г. началось производство легкого бомбардировщика Су-2 (ББ-21, в источниках часто фигурирует как «Иванов») в КБ П.О. Сухого. Упор на увеличение доли истребителей привел к тому, что с 1940 г. началось серийное производство истребителя Як-1. С весны 1941 г. намечался запуск в серию его усовершенствованной модели Як-3, но он не состоялся. В конце 1940 г. началось серийное производство штурмовика Ил-2, разработанного КБ С.В. Ильюшина, ставшего самым массовым самолетом советской авиации, но уже в годы войны. С 1940 г. начался серийный выпуск нового высотного истребителя МиГ-3 конструкции А.И. Микояна и М.Г. Гуревича. На вооружение был принят также истребитель И-301 или ЛаГГ (от фамилий конструкторов С.А. Лавочкина, М.И. Горбунова, М.И. Гудкова), основными элементами которого были деревянные, пропитанные специальными составами, и композитные конструкции, что снижало защищенность и боевые параметры самолета. Высокими боевыми качествами отличался четырехмоторный бомбардировщик ТБ-7 конструкции В.М. Петлякова (известный также как П-8 или АНТ-42), но серийного производства машины до войны налажено не было. Основу бомбардировочной авиации по-прежнему составляли СБ.

К июню 1941 г. фактически 80 % производства приходилось на заводы № 1, 21, 22 и 23. Крупнейшим производителем, как и прежде, оставался завод № 1 в Москве. Он выпускал истребители МиГ-3, легкие бомбардировщики Як-4 (ББ-2), но наряду с ними продолжал производство И-15 бис и И-153. Вторым по масштабам выпуска был завод № 21 в Горьком, задуманный как дублер завода № 1. Он выпускал в основном истребители И-16 и назначался к производству истребителя ЛаГГ-3. Третьим крупным заводом был Московский завод № 22 в Филях, выпускавший СБ и Пе-2, почти половину производимых в СССР цельнометаллических самолетов. Завод № 124 в Казани, пущенный в 1932 г. но так и недостроенный, должен был выступать в качестве дублера завода № 22. Завод постоянно лихорадило. На нем не смогли организовать выпуск новых типов цельнометаллических самолетов ТБ-4 и ТБ-5, приходилось заниматься в основном ремонтом бомбардировщиков ТБ-3, которые оставались на вооружении. В 1938 г. заводу была поставлена задача производить тяжелый бомбардировщик ТБ-А и пассажирский ПС-124. Но с конца того же года последовало новое задание — все силы бросить на СПБ и «машины-42» (ТБ-7). Ни СПБ, ни ТБ-7 к серийному выпуску оказались не готовы. Задание снова отменили и наметили к выпуску транспортный Ли-2 (ПС-84). В сентябре 1940 г. снова вернулись к проекту ТБ-7. Наконец было определено, что завод будет выпускать фронтовой пикирующий бомбардировщик Пе-2, который и стал основной продукцией предприятия.

Важное место в производстве самолетов принадлежало Воронежскому заводу № 18. Он должен был наладить производство штурмовика Ил-2. Завод № 23 в Ленинграде традиционно выпускал учебно-тренировочные машины (У-2, УТ-1, УТ-2). Заводами, ориентированными на выпуск новых моделей, были завод № 39 в Москве, выпускавший ДБ-3 и Пе-2, № 301 в Химках — Як-1, Як-7, № 135 в Харькове — Р-10 (ХАИ-51) и Су-2, № 125 в Иркутске (СБ, Пе-2), № 126 в Комсомольске (ДБ-3), но удельный вес этих заводов в авиавыпуске был небольшим. Завод № 31 в Таганроге, как и прежде, ориентировался на выпуск гидросамолетов (МБР-2, МДР-6), но их выпуск накануне войны уменьшился. Завод № 292 (бывший Саратовский комбайн) должен был осваивать массовый выпуск Су-2 и Р-10. Новые авиазаводы планировалось строить в Миллерово, Комсомольске-на-Амуре, в Улан-Удэ (истребители), в Ульяновске (бомбардировщики), в Кутаиси (транспортники).

К июню 1941 г. в серийном производстве по-прежнему находились истребители И-16 (14 % выпуска), бипланы И-15-бис и И-153 (13,5 %). Высотные истребители МиГ-3 составляли 9 % выпуска. Основу бомбардировочной авиации составляли СБ (12 % выпуска), ДБ-3 — 8 %. Учебные самолеты У-2, УТ-1 и УТ-2 составляли 16 % авиавыпуска. Новых моделей в составе ВВС было только 17 %, однако многие из них находились в стадии проектирования, внедрения в серийное производство, проходили испытания на полигонах, заводах и КБ.

Еще в августе 1939 г. Политбюро приняло постановление о развитии авиамоторных заводов. Выпуск авиамоторов намечалось увеличить в 2 раза. Заводы продолжали выпуск мотора М-17, который устанавливался на танках БТ, Т-28 и М-34. Последний с 1936 г. стал называться АМ-34 (от имени главного конструктора А. Микулина — «микулинские моторы»). Производился мотор М-100, который представлял собой лицензионное воспроизводство мотора Испано-Сюиза. Продолжением этой серии стали моторы М-103, М-105, ВК-107 конструкции КБ Климова («климовские моторы»). Мотор М-105 должен был устанавливаться на новые модели самолетов Як-1, Як-3, ЛаГГ-1, Пе-2, а в перспективе моторы М-106 и М-107 должны были стать основными для советских истребителей. Очередной модификацией мотора Гном и Рон стал мотор М-85. На его базе выпускались моторы М-86, М-87 и М-88. Но из-за возрастающих требований к сборке и поставке комплектующих развитие серии остановилось. Пермский завод № 19 выпускал моторы М-25 и М-25В. На их основе КБ Швецова разработало мотор М-63. В 1939 г. на Кировском заводе на базе авиадизеля АН-1 был сконструирован новый мотор АЧ-30. Вместе с тем отмечалось отставание накануне войны по мощности от зарубежных передовых аналогов (моторов Пратт и Уитни, Даймлер-бенц, Кёртис-Райт). Истребитель Поликарпова И-180 во многом не был запущен из-за отсутствия соответствующей мощности мотора.

Основными производителями моторов в стране были Рыбинский завод № 26 (М-103, М-104, М-105) — 32,5 % в 1940–41 гг., Московский № 24 (М-62, АМ-34, АМ-35, АМ-38), Пермский № 19 (М-62, М-63 и М-25) — 18 %, Запорожский № 29 (М-87, М-88) — 12,5 %, Воронежский № 16 (М-11, МВ-4, МВ-6, М-105Р) — 9,4 %. К ним добавлялся завод № 154, выпускающий маломощные моторы М-11 для учебных самолетов (4,7 %). Ряд других заводов находились в стадии запуска. В июне 1939 г. Политбюро приняло решение о строительстве 6 новых авиамоторных заводов (№ 333–338), в том числе Уфимского, который намечался к выпуску моторов М-88. По намеченному плану новые заводы в Саратове, Уфе, Комсомольске на Амуре, Куйбышеве, Иркутске, Новосибирске должны были выпускать от 3 до 6 тыс моторов каждый типа М-88/90 и М-105/120.

Постоянно росло число входящих в НКАП вспомогательных заводов. Руководство наркомата приходило к выводу, что строительство новых самолетных и моторных заводов без развития агрегатных производств бессмысленно. Поэтому в числе вспомогательных планировалось 9 самолетоагрегатных, 11 — мотороагрегатных, 9 — радиооборудования, 3 — приборных.

Третья пятилетка планировала создать на востоке ряд авиазаводов-дублеров. В случае осуществления программы 1939 г. на Москву и область пришлось бы 55 % авиавыпуска, Поволжье — 16 %, Ленинград — 7, 2 %, Украину — 6,7 %, Воронеж — 5,9 %, Сибирь и Дальний Восток — 4 %. Дальнейшие планы, в частности на 1941 г., предполагали изменить эти пропорции в пользу Сибири и Дальнего Востока (их доля должна была увеличиться почти втрое), Поволжья (более чем вдвое), Урала (в 1,5 раза), при снижении удельного веса Ленинграда (втрое), Украины и Москвы (вдвое)[615].

Однако в общем русле сокращения капиталовложений аппетиты НКАП в 1940 г. были урезаны почти на треть. Страна испытывала острый недостаток средств для широкомасштабного строительства новых предприятий. Вместо планируемых 4 млрд руб. наркомат получил 2,8 млрд руб. Было решено сосредоточить усилия на завершении строительств и модернизации заводов. На ряде строек было решено ограничиться подготовительными работами. Только завод № 153 в Новосибирске оставался на особом положении. Здесь срочно надо было пустить линию по выпуску бомбардировщиков. Программа моторного производства оставалась без изменений.

На протяжении 1939–1940 гг. постоянно нарастал вал критических материалов в адрес отечественной авиапромышленности. Так, в акте о состоянии самолетостроения и научно-исследовательской работы в этой области на 1 января 1940 г. говорилось, что «по количеству выпускаемых самолетов при двухсменной напряженной работе мы значительно уступаем германской авиационной промышленности, оцениваемой нашей хозяйственной делегацией в Германии около 12 тыс. боевых самолетов в год при односменной 10-часовой работе. То есть выпуск германской промышленности более чем на 70 % выше нашего. При условии введения двухсменной работы выпуск германской авиационной промышленности может быть увеличен примерно вдвое, то есть Германия в этом случае сможет построить около 20–24 тыс. боевых самолетов в год, что может превысить советский выпуск 1939 г. более чем в 3 раза».

Сравнение летных и боевых качеств отечественных самолетов с однотипными заграничными показывало, что по скоростям и дальности полета они отставали по истребителям (на 70–100 км/час по скорости и 200 км по дальности). Скорость бомбардировщиков уступала на 65–80 км/ч. Если истребители имели примерно одинаковые данные по вооружениям; то бомбардировщики СБ несли на 400 кг бомб меньше, чем, например, немецкий До-215. Только самолет ДБ-3 имел примерно такую же нагрузку. По-прежнему отмечалось отсутствие в серийном выпуске пикирующего бомбардировщика, способного точно сбрасывать бомбы и поражать цели малого размера, тогда как у немцев уже состоял на вооружении одномоторный Ю-87 и двухмоторный Ю-88, у англичан — одномоторный «Блекборн Скай». Не было тяжелого истребителя для сопровождения бомбардировщиков и обеспечения их боевых действий, а также для ведения воздушного боя тяжелым калибром, а в Германии имелся двухмоторный «Мессершмитт БФ-110» в США — двухмоторный ХФМ. В Германии выпускался транспортный самолет, он же ночной бомбардировщик Ю-52. Серийных гидросамолетов в СССР выпускалось крайне мало — 196 шт., и их летные качества были чрезвычайно низкими.

При общем состоянии советской авиапромышленности главная трудность состояла в том, чтобы запустить в серию новые типы самолетов и обеспечить их надлежащее качество. Как следствие слабой кооперации, существующие серийные заводы были загружены изготовлением всех агрегатов и деталей. Качество продукции, выпускаемой серийными заводами НКАП, тоже оказывалось невысоким. До первого ремонта полет составлял не более 100–150 часов в условиях нормальной эксплуатации, в то время как в Германии и Америке — не менее 250–300 часов. Не было твердой системы контроля материалов и производства, позволяющей определить и повышать сроки их службы. Летный контроль на летных испытательных станциях был недостаточен и разнотипен. Ремонтных заводов было всего 5, тогда как в Германии, например, было 35 ремонтных заводов по отношению к 30 основным серийным. Отмечалось, что главные конструкторы серийных заводов не занимались выполнением своих непосредственных задач по производству серии. Конструкторские бюро разрабатывали новые конструкции самолетов, не увязанные с технологическим профилем завода. Одновременно с этим конструкторы-авторы самолетов, находящихся в серийной постройке, не занимались и фактически не могли заниматься производственными вопросами, связанными с изготовлением их самолетов в серии. Таким образом, самолет в процессе его изготовления на серийном заводе оставался без надлежащего технического надзора и руководства. Вследствие этого качество серийной продукции стояло невысоко, а при внедрении новых типов самолетов на заводах и вовсе воцарялся хаос.

В акте отмечалось, что с 1935 по 1939 год включительно затраты на опытное самолето- и моторостроение составили более 1 млрд руб., но на вооружении ВВС по-прежнему состояли самолеты, созданные в 1934–1935 гг. За истекшие 4–5 лет на вооружение ВВС, за исключением некоторых модификаций, не поступило ни одного нового типа самолета.

Вина возлагалась на работу конструкторских бюро, которые решали вопросы бессистемно. Конструкторские кадры были распылены по многочисленным КБ, в большинстве своем маломощным и существующим вне всякой связи с серийными заводами. Главные конструкторы КБ не были одновременно главными конструкторами заводов. Мелкие КБ, не имея ни производственной, ни конструкторской базы, получали задания и средства наравне с крупными КБ, что приводило к нерациональному использованию и трате отпущенных средств. Существующие базы опытного самолетостроения оказались совершенно недостаточными. Отсутствовали лаборатории статических и динамических испытаний, за исключением единичных заводов (№ 115 и № 39), и то недостаточно оборудованных. Аэродинамических труб при конструкторских бюро не было. Конструкторские бюро размещались в тесных и необорудованных помещениях, вследствие чего и условия работы в них были неудовлетворительными. Исключением являлся лишь один завод № 115, где условия и организация работы ставились в пример для других заводов. Кроме того, КБ испытывали постоянный недостаток в кадрах, особенно в специалистах по вооружению, моторам, оборудованию и т. п. Отсутствие научно-обоснованных и экспериментально проверенных данных в вопросах элементов конструкции, прочности, устойчивости, аэродинамики и отставания в области моторо- и агрегатостроения заставляло конструкторов при создании нового самолета проектировать и изготовлять самому большинство агрегатов и оборудования, что приводило к ненормальному прохождению летных испытаний и авариям и катастрофам при испытаниях (например, самолетов И-180, И-28, «100»). Опытные самолеты испытывались, доводились и осваивались в серии в течение длительного времени и общий срок с момента дачи задания достигал до 3 лет. Самолет терял за это время свое боевое значение, на которое рассчитывали первоначально.

Всего в опытном производстве в 1939 г. находилось 27 самолетов основных типов и 6 экспериментальных, в том числе истребителей — 15 типов, бомбардировщиков — 10 типов, штурмовиков — 2 типа; из 6 экспериментальных — 2 бомбардировщика, 4 — истребителя. На 1 января 1940 г. в проектировании находилось 5 самолетов, из них: 4 истребителя и 1 пикирующий бомбардировщик. В достройке находилось 9 самолетов, из них: 5 истребителей, 4 бомбардировщика. Произведено и вышло на аэродром, но еще не испытывалось 6 самолетов, из них 4 истребителя и 2 бомбардировщика. Испытывались на заводах или в НИИ ВВС 7 самолетов, из них 4 истребителя, 1 бомбардировщик и 2 штурмовика. Находилось в производстве войсковых серий 6 самолетов, из них: 2 истребителя и 4 бомбардировщика. Таким образом, в стадии внедрения в серии из 33 запланированных самолетов находилось только 6 моделей, испытывалось 7 самолетов, 14 моделей самолетов, то есть 42 %, пребывали в стадии проектирования и создания.

Делался вывод, что как серийный выпуск, так и опытное строительство боевых самолетов резко отстают от требований обороны страны и требуют принятия срочных мер, чтобы в ближайшее время добиться выпуска не менее 25–30 тыс. машин в год, с одновременным развитием моторных заводов и заводов-смежников. Одновременно необходимо было расширить металлургическую базу, обеспечивающую полностью потребность в материалах указанного выше размера годового выпуска самолетов, особенно в части выплавки алюминия и проката дюраля и электрона. Запретить вести дальнейшее расширение серийных заводов-гигантов, а вновь строящиеся заводы должны проектироваться под производственную мощность не более 1–1,5 тыс. самолетов в год. Указывалось, что необходимо приспособить и оборудовать, а также построить ряд новых ремонтных самолетных и моторных заводов и по производству запасных частей. Количество этих заводов должно было определяться количеством самолетов, состоящих на вооружении ВВС, а также мощностью серийного производства и мобилизационными соображениями. При ремонтных заводах необходимо было создавать цехи для ремонта винтов, авиационного вооружения и спецоборудования. В вопросах организации производства на существующих заводах и на вновь строящихся необходимо учитывать положительный организационно-технический опыт германской авиапромышленности и всемерно развивать практику широчайшей кооперации как в рамках НКАП, так и с промышленностью других наркоматов. Одновременно обеспечить соответствующей организацией скорейший переход на новые типы самолетов. Пересмотреть в кратчайший срок систему и методику контроля продукции и материалов на самолетных заводах, обратив особое внимание на летные испытания и на постановку испытаний на износ и на срок службы как отдельных частей, так и всего самолета в целом применительно к условиям его эксплуатации. Учитывая угрожающее состояние с обеспеченностью материалами даже крупных авиационных заводов, обязать НКАП и наркоматы-поставщики обеспечить в кратчайший срок нормальный (не менее трехмесячного) запас материалов на авиационных заводах и установить за выполнением этого особое наблюдение. Учитывая совершенную недостаточность в специалистах и квалифицированных рабочих на существующих заводах и имея в виду крупное расширение производственной базы за счет постройки новых заводов, необходимо стремиться к такой организации производственного процесса, который бы позволил применение в производстве женского труда и рабочих низкой квалификации; создать учебно-производственные комбинаты при авиационных заводах, хорошо оборудованные, с твердым государственным планом и программами, обеспечивающими получение требуемых специальностей в кратчайшие сроки; расширить подготовку среднего технического и инженерного персонала. Для ликвидации отставания в области современного опытного самолетостроения ВВС разработать целеустремленный план выпуска, необходимого для перевооружения, а руководству НКАП представить перспективный план комплексного развития опытного самолетостроения на ближайшие 4–5 лет[616].

Тогда же, в январе 1940 г., Г.М. Маленков представил справку, в которой говорилось об отставании отечественного моторостроения от заграничных заводов, в частности германских. Причиной этого отставания, как и всей авиапромышленности, было, по его мнению, неумелое и неудовлетворительное руководство наркомата работой по созданию новых типов самолетов, моторов, винтов и т. д. Он писал, что однобокое, безграмотное с точки зрения развития авиации, сосредоточение основных сил авиационной промышленности исключительно на вопросах внедрения массового поточного и конвейерного производства и невнимание к опытным работам привели к провалу самолетов по скоростям. Наркомат держался за хорошо освоенные в производстве, но устаревшие по летно-тактическим данным образцы самолетов. Наркомат не имел целеустремленной линии развития авиационной техники, не проявлял инициативы в выборе типа самолетов для боевой авиации, не имел своего мнения в определении типов и развитии авиационных двигателей, никак не ориентировал конструкторов в отношении путей развития современной боевой авиации. Развитие самолето- и моторостроения, не говоря уже о таких специальных отраслях, как вооружение, оборудование, агрегаты, не опиралось на опытную и научно-исследовательскую работу. Наркомат не создал условий для нормальной и творческой работы конструкторов, проявил безразличное отношение ко всем конструкторским бюро, предоставляя их самим себе, что при отсутствии направляющей, руководящей научно-исследовательской линии привело в недопустимой кустарщине. Стиль работы наркомата, и в первую очередь самого наркома М.М. Кагановича — бюрократический, основан на внешнем эффекте, погоне за количественными показателями. В наркомате была обычной практика непроверенной, недоброкачественной информации. Главки были обезличенны. «Нарком т. Каганович М.М. не сплотил в наркомате лучших людей нашей авиационной промышленности, людей, способных двигать вперед авиацию, не выдвигал знающих свое дело авиационных специалистов. Тов. Каганович окружил себя людьми слабыми, часто несведущими в авиационном деле, лишь бы они не противоречили ему в работе. Основными методами работы наркомата были как в области серийного, так и в области опытного производства расшивка узких мест и штурмовщина, а также погоня за количеством в ущерб качеству»[617].

Критика в адрес авиации дополнялась сигналами «снизу». Вот, например, письмо Героя Советского Союза И.П. Селиванова в ЦК ВКП (б) от 11 марта 1940 г.: «Почему я пишу в ЦК партии? Все знают недочеты наших бомбардировщиков, все согласны, но положение не изменяется уже несколько лет. Работая в частях, докладывали приезжающим большим начальникам, комиссиям и инспекциям. Все со мной согласны, что эти недочеты давно могли бы устранить, чем повышается качество наших воздушных сил, но никто не знает, почему же все идет по-старому. Во время войны в Испании и советско-финской войны особенно наглядно… У нас же знают годами недочеты, и все идет по-прежнему. Почему это? Потому что мы — богатая страна, у нас замечательные, преданные Родине, партии, правительству летчики, которые будут летать на чем угодно и сколько угодно, лишь бы «оно» летало. А это ведет к тому, что бомбим подчас плохо: например, бомбим, бомбим станцию, а она работает. Это ведет к лишним потерям. А все это, в свою очередь, унижает нашу Родину, нашу страну социализма»[618].

Провоцирующую роль в нарастании критики сыграл и так называемый «доклад Петрова» (генерал И.Ф. Петров входил в состав делегации А.С. Яковлева), сделанный на совещании работников авиапромышленности в присутствии Сталина. В докладе значительно преувеличивалось число выпускаемых германской авиапромышленностью самолетов и моторов[619]. По свидетельству А.И. Шахурина, доклад вызвал ярость вождя, и летом 1940 г. последовала целая серия постановлений, направленных на форсирование задач развития авиаиндустрии и резкое увеличение производственных мощностей. В структуре НКАП были образованы специальные главки, ведавшие капитальным строительством. Кроме того, на 9-е Управление НКАП (мобилизационное) народным комиссаром было возложено дополнение к перспективному плану наращивания мощностей авиапромышленности по мобилизационному плану МП-1. Наркомам и партийным секретарям обкомов была вменена обязанность взять под личное наблюдение выполнение заказов НКАП. Заводы НКАП переводились на военное положение.

В противовес прежней линии в августе 1940 г. было принято решение о налаживании производства самолетов и моторов на юге и западе страны. НКАПу передавались заводы № 449, 452, 462 в Днепропетровске, № 450 в Харькове, № 454, 455 в Киеве, № 458 в Ростове-на-Дону, № 457 — в Запорожье. В октябре 1940 г. было принято решение о строительстве новых авиазаводов в Минске и Могилеве. В прибалтийских союзных республиках организованы самолетные и приборные заводы: самолетостроительный завод № 464 в Риге на базе производственных корпусов быв. акционерного общества «Проводник» и нового рижского городского автобусного гаража, самолетостроительный завод № 463 в Таллине, рассчитанный на производство истребителей типа ЛАГГ-3 на базе фанерно-мебельной фабрики «Лютер», законсервированного завода «Двигатель», авторемонтного, механического и литейного цехов предприятия «Иль-Мартине» и авиационных мастерских с аэродромом. В НКАП переводился самолетостроительный завод № 465 в г. Каунасе Литовской ССР, организованный на базе авиационных мастерских в Каунасе с аэродромом и метизного завода «Тильманс». Завод был рассчитан на производство самолетов УТИ-26. Для проектирования новых самолетных заводов в Ригу, Таллин и Каунас были командированы работники из центра[620].

Усилился процесс перевода в подчинения главкам НКАП заводов других отраслей, выполнявших заказы Авиапрома. За 1940 г. их было передано до полусотни. На начало 1941 г. в подчинении НКАП было 135 заводов, на которых работало 450 тыс. человек. (Для сравнения: германская промышленность с учетом Польши и Чехословакии располагала 112 самолетными и 58 моторными заводами, на которых занято более 500 тыс человек). Все эти мероприятия по преодолению отставания носили следы поспешности и аврала. Авральные темпы вызывали срывы. Так, план строительства завода № 135 в Харькове в 1940 г. был выполнен только на 40 %. Сорван план строительства моторных заводов. Вновь пущенные заводы имели менее половины необходимого станочного парка, не получали средств на строительство и переоборудование, так как оно не было заранее запланировано. Почему-то не приходило в голову, что эти заводы в случае войны окажутся в угрожаемой зоне. В угрожаемой зоне продолжали оставаться Волховский и Днепровский алюминиевые заводы, поставляющие 60 % алюминия для авиапромышленности.

Комитет обороны брал под свой контроль поставки сырья, топлива, комплектующих. По его представлению, постановление ЦК ВКП (б) в ноябре 1940 г. обязывало директоров авиазаводов ежедневно отчитываться о количестве принятой военприемкой продукции. Однако до войны в 1940–1941 гг. НКАП в условиях наращивания производства сумел выпустить только 15 379 самолетов. Ни размеры выпуска, ни рост производительности труда, ни стандартизация технологических процессов, ни кооперация заводов не отвечали возросшим требованиям. То там, то здесь обнаруживались нехватка деталей, инструментов, и на организацию поставок требовалось время. Авиапром напряженно искал пути совершенствования производства и осуществления намеченного развертывания в ближайшие 2–3 года. В этом состоянии война и застала авиапромышленность.

Танки, броня и транспортные средства[621]

В декабре 1938 г. Автобронетанковое управление РККА определило задачи на третью пятилетку, следуя «указаниям т. Сталина», о том, что машины «должны быть простыми, по-настоящему проверенными до поступления в строевые части, прочно и безотказно действующими». Они не должны требовать виртуозности и высокого искусства вождения. Конструкция и качество их должны быть рассчитаны на уровень средний и ниже среднего. Таким образом, принимался в расчет уровень подготовки тех, кто должен был составлять танковые экипажи.

Основные направления работы на пятилетку определялись как модернизация всех типов танков, как в части улучшения конструкции, так и улучшения качества; конструктивное усовершенствование, создание новых образцов боевых специальных и вспомогательных типов машин, улучшение автобронетанкового вооружения. При этом ориентироваться на создание в РККА механизированных соединений вплоть до организации танковых армий, способных самостоятельно решать все задачи как на поле боя, так и по всей оперативной глубине, обеспечение тыла и надежной службы восстановления и ремонта. Ставилась задача сокращения числа типов боевых машин, имеющихся на вооружении РККА. При этом все типы вспомогательных и специальных машин должны были быть переведены на гусеничный ход при сохранении колесного, чтобы обеспечивать лучшие оперативные возможности механизированных соединений.

Эти положения распространялись и на разработку новых образцов танковой техники. В ее вооружении ставилась задача всемерного повышения огневой мощи за счет крупнокалиберных сверхскорострельных пулеметов и автоматических артиллерийских систем. Оснащение боевых машин приборами для автоматической стрельбы, управления огнем и наблюдения; усиление броневой защиты, как путем увеличения стойкости брони, так и путем изменения конструкции корпусов (применение наклонных листов, конусных башен и т. п.). Установка была на внедрение дизельных моторов при уменьшении их веса и габаритов; сокращение расхода топлива; увеличение большего радиуса действия и дальнобойности; разработку и оснащение приспособлениями для движения под водой всех типов боевых машин; увеличение их прочности, обеспечивающей надежное преодоление противотанковых препятствий, горно-лесистых районов и болот, продвижение на больших скоростях движения и надежную эксплуатацию на 5–6 тыс. км; возможность эксплуатации техники при низких температурах до -50°.

Ставилась задача создания единого типа разведывательного танка (быстроходный, колесно-гусеничный, плавающий); оперативно-общевойскового танка (гусеничный на базе агрегатов оперативного танка с утолщенной броней корпуса); танка прорыва с мощной броней, с сильным вооружением на гусеничном ходу[622].

В декабре 1939 г. было принято постановление Комитета обороны о принятии на вооружение танков Т-34 и «КВ». На 1940 г. было намечено изготовить 600 танков Т-34 на Харьковском заводе № 183. Постановление ЦК ВКП (б) и СНК Союза ССР от 28 мая 1940 г. и от 7 июня 1940 г. обязали промышленность обеспечить выпуск танков «КВ» и Т-34 в большем количестве, нежели это было предусмотрено, но средств на оплату этих заказов Автобронетанковому управлению не было выделено, о чем докладывал в НКО начальник АБТУ РККА. Пришлось предпринимать экстренные меры.

В январе 1941 г. Ворошилов направил доклад Сталину о состоянии танкостроения в стране. В нем указывалось, что по указанию вождя в декабре 1940 г. для детального изучения вопроса работники аппарата Комитета обороны были направлены на заводы, производящие танки и броню для них: Кировский, Ижорский, № 174 (Ленинград), № 183 и № 75 (Харьков), Мариупольский, СТЗ и № 264 (Сталинград) и № 37 (Москва). Было установлено, что было освоено производство танка «КВ» на заводе № 185 им. Кирова. Танк по своим ходовым качествам, мощному бронированию и вооружению превосходил старые типы танков, был лучшей машиной из всех созданных за последние 2–3 года новых образцов тяжелых танков. На начало 1941 г. изготовлено и сдано военной приемке 243 танка. Отгружено в части 238 танков, из них: в Ковно — 51, Белосток — 52, Стрый — 41, Львов — 48, Киевский округ — 22, Саратов — 10, ВАММ, автобронетанковые школы и полигон — 11, на ЧТЗ и завод № 92 — 3. Еще 5 танков осталось на заводе.

Однако отмечалось, что этот танк имеет ряд конструктивных недостатков, устранение которых на заводе № 185 происходит медленно вследствие перегруженности конструкторского бюро работами по проектированию новых образцов танков (танки с 90-мм и со 100-мм броней, танк Т-50). По своим мощностям завод был в состоянии выпускать по 55–60 танков ежемесячно. Сборочный и сдаточный цеха, а также сборка узлов могли обеспечить выпуск 60–70 комплектов в месяц, Однако механические цеха еще недостаточны по площадям и оборудованию. Второй базой для производства танков «КВ» был намечен Челябинский тракторный завод, но подготовка производства на ЧТЗ задерживалась.

Завод № 183 НКСМ (Харьков) в 1940 г. сдал Красной армии 115 шт. танков «Т-34» при годовом плане в 500 шт. Задержка в производстве была вызвана неналаженностью технологического процесса и недостаточным оснащением производства приспособлениями, инструментом и оборудованием. Войсковые испытания, проведенные в октябре — декабре 1940 г. по маршруту Харьков — Кубинка — Смоленск — Киев — Харьков, общим протяжением около 3 тыс. км, в том числе 1 тыс. км по шоссе и 2 тыс. км по различным грунтам с преодолением естественных препятствий, показали, что заводской гарантийный километраж до капитального ремонта в 2 тыс. км не выдерживался. Отдельные агрегаты танка были недостаточно прочными и выходили из строя после 800–1200 км пробега из-за многих дефектов: «коробятся и срабатываются диски главного фрикциона; быстро изнашиваются и ломаются литые траки гусеницы; ломаются лопасти вентилятора; коробка перемены передач недостаточно прочна и конструктивно не доработана; трудно переключаются передачи, быстро срабатываются зубья шестерен». Обзорность из танка была неудовлетворительной. Вентиляция боевого отделения — недостаточной. В башне танка было тесно, боеукладка не отработана, что затрудняло работу экипажа и не обеспечивало необходимого темпа стрельбы. Постановлением Комитета обороны от 13 ноября 1940 г. завод обязывался к 1 февраля устранить недостатки танка, в том числе довести межремонтный пробег танка до 7 тыс. км, а ходовой части танка до 3 тыс. км, однако установленный срок был нереальным.

Второй базой по производству Т-34 намечался СТЗ НКСМ. По плану 1940 г. завод должен был изготовить 100 танков, но к 1941 г. ни одной машины не сдал, собрав только 11 танков. Хотя производственных площадей было достаточно, но механические цеха не были укомплектованы требующимся оборудованием.

На заводе № 37 НКСМ в Москве прошли всесторонние войсковые и полигонные испытания танка Т-40-«амфибия». В октябре 1940 г. танки этой модели совершили рейд по маршруту Москва — Смоленск — Минск — Житомир — Киев — Брянск — Москва, общим протяжением около 3 тыс. км, с преодолением ряда рек (Днепр, Десна, Припять) и озера Князь шириной 7 км. В процессе испытаний был выявлен ряд серьезных недостатков. Основным производственным затруднением для завода № 37 была неудовлетворительная поставка по кооперации основных агрегатов, и особенно бронекорпусов и двигателей. Постановление Комитета обороны обязывало НКСМ и НКТМ изготовить два опытных образца танка Т-50, которые проходили заводские испытания.

Большое значение уделялось совершенствованию брони для танков, которое находилось в тесной связи с производством корабельной брони, поэтому значительная часть заводов находилась в подчинении НКСП (Ижорский, Мариупольский и Кулебакский). Кроме того, за производство брони отвечали Выксунский и Таганрогский заводы НКЧМ. В связи с расширением производства танков, намеченным на 1941 г., для производства танковой брони привлекались заводы: «Красный Октябрь» Спецстали НКЧМ (Сталинград) по прокату брони до 45 мм; завод «Запорожсталь» НКЧМ по прокату брони до 75 мм; Кировский завод НКТМ в Ленинграде по прокату брони до 75 мм. К производству бронекорпусов и башен к танкам и бронемашинам привлекались: Ижорский и Мариупольский заводы НКСП, Подольский завод НКНП, № 183 НКСМ (Харьков), Выксунский НКЧМ, завод № 78 НКБ (Челябинск). Тормозом по производству бронекорпусов для Т-34 был завод № 264 НКСП (Сталинград). Строительство, обеспечение оборудованием и подготовка производства бронекорпусов на этом заводе шло исключительно медленными темпами, от чего задерживался выпуск танков на СТЗ.

Современные танки требовали дизельных моторов. Бензиновый М-17-Т, устанавливаемый на танках БТ-7, был снят с производства. Часть БТ-7, остающихся на вооружении, переоборудовалась под дизель-моторы. Дизель-моторы производились на заводе № 75 НКСМ в Харькове. Дизель «В-2К» мощностью 600 л. с. устанавливался на танк «КВ»; дизель «В-2» 500 л. с. — на танк Т-34; дизель «В-2-В» в 350 л. с. — на трактор «Ворошиловец» и, кроме того, дизель «В-3» в 300 л. с. предназначался к установке на танк Т-50. Однако дизели были сложны в производстве и не обеспечивали достаточного срока службы до капитального ремонта, а производственная возможность завода № 75 составляла только 5,5–6 тыс. дизель-моторов в год. Потребности же танковых заводов к 1 января 1942 г. оценивались: по «КВ» (Кировский завод) — 800–1000 шт., по «КВ» (Челябинский завод) — 500–600 шт., по Т-34 (завод № 183, Харьков) — 2,3–2,6 тыс шт., по Т-34 (Сталинградский завод) — 2,4–2,8 тыс. шт., по Т-50 (завод № 174, Ленинград) — 2–2,4 тыс. шт., по трактору «Ворошиловец» (завод № 183) — 1–1,1 тыс шт. Всего — от 9 до 10,5 тыс дизель-моторов. Ввиду того, что срок их службы до капитального ремонта был слишком мал, Комитет обороны постановил изготавливать дизели с расчетом: на каждые два вновь выпущенных танка один запасный мотор, следовательно, потребность в них еще более возрастала. Плюс переоборудование на новые моторы старых танков, остающихся на вооружении. Таким образом, общая потребность в танковых дизелях на 1 января 1942 г. оценивалась в 16–18 тыс. единиц в год. Ясно, что для обеспечения танкостроения моторами и запчастями к ним требовалось быстрейшее расширение существующих мощностей по производству дизель-моторов[623].

В марте 1941 г. была проведена ревизия танковой промышленности и смежных предприятий недавно образованным Наркоматом Госконтроля СССР, о результатах которой Сталину и Молотову лично докладывал нарком Л.З. Мехлис. Учитывая личность главного контролера, ревизия не могла не быть предвзятой, и в ней наряду с констатацией реального положения дел были и голословные обвинения. Проверке были подвергнуты танкостроительные заводы НКСМ № 183, № 174, № 37, № 75, а также СТЗ, ЧТЗ, ГАЗ им. Молотова, Кировский завод НКТМ, заводы НКСП — Ижорский, Мариупольский и № 264, завод НКБ № 78, Подольский завод Наркомнефти. Ревизия делала упор на невыполнение плановых заданий. Указывалось, что срывы произошли вследствие затяжки подготовки производства, а также нарушений технологического процесса. Отмечались конструктивные недостатки новых танков по ходовой части, по сварке корпусов, большой процент брака на производстве. Указывалось на факты бесхозяйственности в расходовании материальных ценностей и денежных средств, их разбазаривание (продажа на сторону бензина, гвоздей, олова, пиломатериалов), приписки и другие безобразия на заводах. Были обнаружены большие сверхнормативные запасы по ряду остродефицитных материалов. План капитального строительства по заводам НКСМ не выполнялся. Пусковые объекты, обеспечивающие производство танков, своевременно в эксплуатацию не вводились.

Был также сделан вывод, что научно-исследовательские и экспериментальные работы в области танкостроения явно недостаточны и не обеспечивают должного развития танкостроения. К решению Комитета обороны от 16 апреля 1940 г. об организации танкового отдела при НАТИ в НКСМ подошли крайне несерьезно. До декабря 1940 г. этот танковый отдел не имел утвержденной тематики, не были утверждены положение и штаты отдела. На 1 марта 1941 г. в штате было всего 43 инженерно-технических работника. Дальнейшая комплектация танкового отдела НАТИ танкистами с заводов Ленинграда и Харькова задерживалась вследствие отсутствия жилья. Материальной частью отдел не был обеспечен. Кроме старого танка БТ-7 ни одного другого, как отечественного, так и иностранного, танка институт не имел. Отсутствовали помещения для лабораторий. Несколько лучше было положение с опытно-экспериментальной базой по танковому моторостроению. При заводе № 75 в г. Харькове был создан научно-исследовательский институт по опытным дизель-моторам, который имел собственную, хотя и небольшую, производственную базу. Однако над иностранными образцами моторов этот НИИ также не работал.

Единого научно-исследовательского центра по танкостроению в стране нет, констатировала ревизия. При конструировании новых машин конструкторы-танкисты основывались только на опыте отечественного танкостроения и, главным образом, на опыте своих заводов, что было неправильно, равно как и то, что над использованием опыта иностранных фирм, даже по имеющимся в СССР образцам, почти никто не работал. Даже отстрел бронекорпусов, говорилось в документе, ведется исключительно отечественными боеприпасами. Снаряды иностранных армий, которые в СССР имелись в достаточном количестве, совершенно не используются.

Был сделан вывод, что невыполнение плана производства новых образцов танков в 1940 г. явилось следствием неудовлетворительного руководства танковой промышленностью со стороны НКСМ. Работая над выпуском новых танков, заводы наркомата не могли в достаточном количестве обеспечить выпуск запчастей к старым типам танков. Но, зная об этом, НКСМ не принял мер к тому, чтобы разместить производство этих запчастей на других заводах. На основании ревизий и проверок на лиц, виновных в срыве выпуска танков и срыве строительства танковых объектов, а также в бесхозяйственном ведении дела, были наложены взыскания.

«Считаю, — указывал далее Мехлис, — необходимым в ближайшее время обсудить в ЦК ВКП (б) и СНК СССР и принять решения по целому ряду вопросов, в том числе об увеличении выпуска как в 1941 г., так и в 1942 г. новых типов танков, обязав НКСМ в минимальные сроки полностью развернуть производство танков на Челябинском и Сталинградском тракторных заводах, увеличить выпуск запасных частей для всего танкового парка, расширить базу танкового моторостроения, производства качественной брони для танков, создать специальный научно-исследовательский институт, ускорить строительство на заводах, обеспечивающих потребности танковой промышленности»[624].

Впрочем, критические материалы этим не ограничивались. В октябре 1940 г. начальник Управления госрезервов при СНК СССР М. Данченко обращался к Сталину с предложениями о реорганизации танковой промышленности СССР.

Война на Западе, писал он, польско-финляндские события подтвердили громадное боевое значение танков как боевых машин современного боя. Наши танки оказались слабы как по своей броневой защите, так и по огневой мощи, а также несовершенны по техническому состоянию. Германия же, путем сочетания среднетяжелого и легкого типа танков, имела колоссальное преимущество перед французскими танками, хотя и более мощными по броневой защите, но с малой маневренностью и подвижностью. Красная армия обладает неплохими легкими танками типа Т-26 и БТ, но на сегодня, с учетом последних военных событий, они должны быть модернизированы. Легкие танки типа БТ при соответствующей модернизации, писал автор, должны получить дальнейшее развитие и быть массовыми как механическая тяжелая кавалерия современного боя. Но тяжелые и средние танки уже слабо отвечают своему назначению и должны быть немедленно модернизированы. Танки «КВ» по своей идее, вооружению, весу, боевой защите, подвижности в основном отвечают боевым требованиям, но техническая сторона — трансмиссия, ходовая часть — далеко не совершенны. Трансмиссия в таком виде, как мы ее до сих пор применяем и применяли в «КВ», себя изжила и необходима принципиально новая. Двигатель этого танка, при устранении отмеченных недостатков, будет вполне отвечать требованиям. Конструктивное же и техническое состояние таково, что танк не может быть принят на массовое вооружение Красной армии. Поэтому, до разработки более совершенного образца, на ближайшее время можно допустить применение на вооружение этого танка, постепенно устраняя недостатки в серийном выпуске.

Не прекращая работы по выпуску этих танков, необходимо, указывал автор, срочно приступить к проектированию танка на принципиально новой технической основе. «Мною и преподавателем Академии механизации и моторизации Красной армии т. Благонравовым разработана новая схема танковой трансмиссии, которая исключает целый ряд недостатков, присущих современным трансмиссиям, и, в частности, трансмиссии танка «КВ». Предлагаемая трансмиссия устраняет недостатки существующего механизма управления и дает совершенно новое конструктивное решение коробки перемены передач и др. Эта трансмиссия дает возможность танку совершать поворот вокруг своей оси путем перекатывания гусениц в разные стороны, а это дает танку чрезвычайную гибкость при маневрировании. Предлагаемая схема трансмиссии была обсуждена в Комитете обороны на совещании представителей НКСМ, НКТМ и НКО, признана вполне целесообразной и необходимой для применения в новых танках «КВ» и Т-34. Но КБ Кировского завода и завода № 185, давая высокую оценку предложенному механизму и считая необходимым применение его для существующих танков, тем не менее ничего не сделали по причинам большого недостатка конструкторских сил». Автор предлагал как выход из создавшегося положения передать изготовление технического проекта ВАММ.

Современная организация отечественного танкового производства, писал автор, не вполне отвечает оборонным требованиям. Оно рассредоточено по нескольким наркоматам, в основном НКСМ, НКТМ, НКСП и др. Работа их заводов и КБ изолирована друг от друга, и нет органа, обобщающего опыт танкового производства и конструирования. КБ на заводах имеют в основном молодых конструкторов, правда способных, но еще слабо усвоивших танковое дело, но главное — недостаточное их количество. КБ варятся в собственном соку, заняты по горло текущей производственной работой и не имеют перспективы. Отсутствие единого органа привело к тому, что на предъявленные требования со стороны армии по созданию мощных танков с сильным вооружением и защитой промышленность ответила образцом танка «КВ», своей идеей отвечающего этим требованиям, но по своему техническому состоянию этот танк без ввода принципиально новой схемы трансмиссии полностью боевым требованиям отвечать не будет.

В связи с этим автор настаивал на создании специального наркомата танко-тракторной промышленности, то есть по танкам и гусеничным тракторам, отвечающим военным требованиям. При нем, кроме заводов и заводских КБ, иметь центральный танково-проектный и опытно-производственный институт, обобщающий опыт танкостроения. Этот наркомат должен иметь и учебный танко-тракторный институт, готовящий инженеров — производственников и конструкторов танкового дела. Успехи немцев в танкостроении, указывал он, можно отчасти объяснить и тем, что три основные фирмы по танкостроению — «Даймлер», «Рейн-металл» и «Крупп» — обобщали свой опыт, совместно испытывая и совершенствуя свои танки. (Это было в СССР, в Казани, в 1929–32 гг.). Необходимо собрать вместе, писал автор, всех лучших конструкторов промышленных наркоматов и НКО. Это необходимо сделать в кратчайший срок. Нам нужны десятки тысяч современных танков. Создание специального Наркомата танко-тракторной промышленности разрешило бы, по мнению автора, целый ряд производственно-организационных вопросов[625].

По существу письма Данченко Ворошилов как председатель Комитета обороны и нарком НКСМ Малышев докладывали Сталину, что автор, справедливо критикуя недостатки старых типов танков Т-26, БТ, Т-28 и Т-35, сделал неправильный вывод, предлагая после модернизации этих танков продолжать вооружать ими армию. Вместо модернизации, указывали они, решениями ЦК, СНК и Комитета обороны старые танки, имеющие основной недостаток — тонкую броню, сняты с производства и взамен их созданы танки Т-40, Т-34 и «КВ». Ведутся проектные работы по танку Т-50. Указание на недостатки трансмиссии танка «КВ», вернее фрикционного механизма поворота, вследствие чего танк якобы не может быть принят на массовое вооружение, противоречит опыту длительных испытаний танка «КВ», подтвердивших удовлетворительную маневренность этого танка во всех отношениях. Однако автор прав в той части, что при существующем фрикционном механизме поворот танка осуществляется путем движения одной из гусениц вокруг намертво заторможенной второй гусеницы. Вследствие этого заторможенная гусеница во время поворота танка врезается в грунт, и благодаря этому ходовая часть танка претерпевает значительное напряжение, а сам поворот проходит на малой скорости с большим радиусом. По предположению Данченко, его механизм устранит недостаток фрикционов и тем самым повысит маневренность танка, осуществляя поворот не путем торможения одной из гусениц, а движением обеих гусениц в противоположные стороны. После рассмотрения этой схемы представителями НКО, НКТМ и НКСМ было решено для проверки правильности расчета конструкций разработать в ВАММ технические проекты трансмиссий к танкам Т-34 и «КВ». ГАБТУ обратилось с ходатайством в Комитет обороны об изготовлении на Харьковском танковом заводе № 183 опытного образца танка Т-34 с новой трансмиссией. В отношении трансмиссии к танку «КВ» ГАБТУ, отметив недостатки проекта, предложило Академии моторизации и механизации доработать его к 1 января 1941 г.

Далее говорилось, что предложение Данченко о создании специального танко-тракторного наркомата нецелесообразно ввиду того, что, во-первых, танковое и тракторное производство в основном сосредоточено в НКСМ, то есть уже объединено в одном наркомате, только танки «КВ» выпускаются Кировским заводом НКТМ. Во-вторых, танковые заводы НКСМ широко кооперируют свое производство с заводами других наркоматов, чего вообще нельзя избежать при всех условиях. В-третьих, важнейшим элементом танкостроения является обеспечение броней, но объединение в танко-тракторном наркомате броневого производства нецелесообразно, так как броневых заводов с танковым профилем нет. Производство танковой брони на основных заводах Ижорском и Мариупольском составляет около 40 %, а остальная продукция идет для судостроения. Наконец, в создании специального танкового научно-исследовательского института нет необходимости, поскольку при НАТИ организуется специальный танковый отдел с экспериментально-производственной базой. Количество работников отдела определено в 250–300 чел. Отдел обеспечен производственной базой: литейным, механическим и сборочным цехами; имеется площадь для создания лабораторной базы.

Тем не менее, писали авторы, в целях улучшения руководства авто-танко-тракторным производством, дальнейшей специализации машиностроительных наркоматов и более равномерного распределения производства машиностроительной продукции между НКТМ, НКСМ и НКОМ надо освободить НКСМ от заводов, производящих продукцию, несвойственную его основному профилю (вагоностроение, сельскохозяйственное машиностроение и др.). В то же время мотоциклетные и велосипедные заводы, находящиеся в системе НКОМ как имеющие общее с авто-тракторным производством, напротив, передать в НКСМ. Кировский завод НКТМ передать в систему НКОМ, поскольку удельный вес танковой продукции в программе этого завода на 1941 г. будет равен 50–55 %, 20 % займет выпуск авиадизелей и только 20–25 % продукции завода — артиллерия, турбины и металлургия. Таким образом, Кировский завод по характеру своего основного производства родственен заводам НКСМ.

В результате этих мероприятий и учитывая организацию производства авиадизелей на Горьковском автомобильном и Харьковском тракторном заводах и предложение о переоборудовании СТЗ под выпуск танков Т-34 и танковых дизелей, производство НКСМ будет специализировано на выпуске танков, авиационных и танковых дизелей, тракторов, автомашин, прицепов, мотоциклов и запасных частей к ним[626].

В качестве опытной базы танкостроения выступал с 1934 г. завод № 185 имени Кирова. Он фактически начал свое существование с основания танковой промышленности в Советском Союзе, сначала в виде отдельного цеха еще при заводе «Большевик», а затем отдела завода № 174 им. Ворошилова. В начале 1940 г. возникла идея снова объединить эти заводы. Как свидетельствует докладная записка начальника КБ завода № 185 И.С. Бушнева секретарю Ленинградского обкома ВКП (б) А. А. Жданову в апреле 1940 г., на заводе в связи с этим сложилась неблагополучная обстановка, и Бушнев настаивал на том, чтобы сохранить завод как самостоятельную производственную единицу. Завод, по существу, писал автор, создал все объекты, находящиеся на вооружении Красной армии, а в последние несколько лет на нем были разработаны опытные образцы по заказам АБТУ и АУ, которые, правда, в серийное производство не пошли. Машины Т-29, СУ-14, СУ-5, СУ-6 и ряд специальных машин, созданных на базе танка Т-26 были сняты с производства. Но военные действия в Финляндии показали, что такие машины, как СУ-6 (самоходная установка, предназначенная для 76-мм пушки, 122-мм гаубицы и 152-мм мортиры), которые принимали участие в боевых операциях с финнами, показали себя надежным и необходимым вооружением Красной армии. Кроме того, две машины СУ-14, на которых установлены тяжелые пушки Б-30 и БР-2 152-мм калибра и с высокой начальной скоростью, решали задачи борьбы с дотами. Отлично показал себя новый объект «100-У» с установкой морской системы Б-13 (130-мм пушка). Заводом была приведена в боевую готовность машина «111» с дизелем и броней в 60-мм. Прекращение военных действий не дало возможности показать всю продукцию завода в действии, но этой войной, писал автор, «не закончены провокации капиталистического мира против нас». Однако, несмотря на эти аргументы, в мае 1940 г. завод был передан в состав танкового завода № 174 в качестве опытно-экспериментальной базы танкостроения[627].

В 1941 г. к производству Т-34 были подключены все тракторные и броневые заводы. К началу войны на вооружении Красной армии было 1225 Т-34. Тяжелых танков «КВ» было выпущено 635 единиц. Вместе «КВ» и Т-34 составили около 10 % танкового вооружения. Остальные танки представляли собой старые или слегка модернизированные модели, выпущенные до 1938 г.

Повышение броневой защиты было общей задачей для танкостроения, судостроения и строительства оборонительных сооружений. В сборнике представлено довольно много документов, посвященных этому вопросу. В мае 1939 г. при НКТМ было образовано специальное техническое бюро для руководства опытными работами по получению изделий из литой многослойной брони, начальником которого стал уже упоминавшийся Н.А. Рудаков. Основной производственной базой был определен завод № 185 с филиалом на Ижорском заводе. В январе 1940 г. отмечалось невыполнение намеченного плана работ по танковой и корабельной броне. Было установлено, что СТБ не может справиться с задачами, поставленными Комитетом обороны. Лабораторная и производственная базы завода не обеспечивали освоение литой двухслойной брони для танков «КВ» и Т-34, а филиал на Ижорском заводе так и не был создан, хотя лабораторная база Броневого института (НИИ-48) и производственная база Ижорского завода вполне могли бы обеспечить выполнение всех работ. Делового контакта между различными организациями налажено не было. Возникли трения и споры об объеме работ и приоритетах: то ли метод Рудакова, то ли Кировского завода или метод, ранее уже известный в металлургии. Для форсирования работ по освоению броневого литья предлагалось все техническое руководство работами по получению как литой двухслойной, так и гомогенной брони сконцентрировать в НИИ-48, куда включить лучших работников обоих заводов. Производство брони для танка «КВ» сконцентрировать на заводе № 185, главным предприятием по отливке судовой брони и башен танка «КВ» считать Ижорский завод. Работы по отливке деталей корпуса танка Т-34 поручить Мариупольскому заводу и филиалу НИИ-48 в г. Мариуполе[628].

Учитывая растущие потребности в броневом литье, нарком НКСП И.Ф. Тевосян предлагал создать при одном из заводов специализированный цех, рассчитанный на покрытие потребности оборонительных пограничных сооружений, или же построить для этой цели новый завод[629].

О наличии неиспользованных резервов в производстве брони писал Сталину в августе 1940 г. директор Броневого института (НИИ-48) А.С. Завьялов: «Производство корабельной и тяжелой танковой брони у нас в Союзе пока резко отстает от потребностей в ней ВМФ и тяжелых танков. Вследствие этого приходится даже заказывать корабельную броню в Германии, несмотря на то, что качество немецкой брони и условия приемки ее нас не удовлетворяют. Наши работы и опыт последних лет, а также практика немецкого бронепроизводства, в настоящее время неплохо известная нам, настойчиво диктуют необходимость серьезных изменений в ряде принципиальных положений». Необходимо, конечно, использовать германскую практику, указывал автор, отметая из нее то, что «привито ей капиталистическими условиями производства и монопольным положением Круппа».

В настоящее время, писал автор, проведены большие работы по разработке марок стали, требующих меньшее количество импортных ферросплавов, и способов закаливания. Но самое радикальное средство, в успешность которого многие даже мало верили, — разработанные Броневым институтом новые марки стали с резко сниженным содержанием никеля, броню из которых можно и нужно закаливать не в масле, а в воде. Но это средство реализуется крайне медленно и в весьма ограниченном объеме. Другое радикальное средство — переход, где это возможно, с катаной брони на литую. Проведенные работы позволили Броневому институту делать наиболее сложные узлы, в первую очередь башни тяжелых танков, литыми. К настоящему времени эта задача, естественно, с некоторым утолщением брони, весьма успешно решена Институтом совместно с Мариупольским заводом им. Ильича в части башен и носа танка Т-34 и удовлетворительно решена в части башни «КВ» в совместной работе с Ижорским заводом. Эти результаты необходимо срочно реализовать в производстве, так как башня танка — это самый сложный, с точки зрения производства, броневой узел в танке, требующий затраты основной массы гибочных средств при производстве танков. Переход на литые башни — это большая разгрузка дефицитных производственных мощностей, возможность резких увеличений, выпуска и снижения стоимости. Этим не ограничивается применение броневого литья в танкостроении: его можно расширить путем изготовления литыми и других сложных узлов танков. Необходимо создавать в стране производственные мощности для разворота изготовления литья.

В Германии, например, в Бохуме в 1936 г. был построен специальный громадный завод «Бохумер ферайн» для производства броневого литья любой сложности и любых габаритов. Хотя завод почти полностью был занят производством башен для дотов, но в случае нужды легко мог поставлять и любые другие окончательно обработанные отливки. Броневое литье в Германии делалось на двух заводах — «Круппа» и «Шкоде». У нас в стране нет таких заводов, отмечал Завьялов. Обязательное требование к таким заводам: они должны состоять из комплекса цехов, могущих давать литье в окончательно термически и механически обработанном виде. Необходимо изыскать производственные мощности на уже существующих заводах. В связи с увеличением программы по тяжелым танкам и некоторым отставанием строительства на броневых заводах механических цехов механическая обработка брони превратилась в одно из наиболее узких мест. В плане расширения возможностей автор предлагал, во-первых, заменить сваркой клепку и другие виды механического соединения брони. Броневой институт провел очень большие работы по разработке сварных соединений брони танков «КВ» и корабельной стали. Широкие испытания сварных соединений показали их высокое качество и сопротивляемость пробитию снарядами. Необходимо танки «КВ» полностью перевести на сварку, за исключением лишь некоторых узлов, которые сваривать нецелесообразно. Во-вторых, когда мы убедились, писал автор, что немцы таких соединений брони для нас не возьмутся делать, то нашли возможность для них ряд соединений сильно упростить — без видимой какой-либо потери на качестве. «Так почему же то, что мы нашли возможным сделать для немецкой промышленности, не делаем для своей?» — задавал вопрос автор. Необходимо обязать НКСП и НК ВМФ совместно пересмотреть стыковые соединения брони в сторону их упрощения. В-третьих, на наших судостроительных заводах есть станочное оборудование, не всегда загруженное. Необходимо специально проверить возможности завода № 264. В-четвертых, необходимо пересмотреть производственные площади судостроительных заводов и использовать их для установки бронеобрабатывающих станков. Станки же закупить по импорту. В-пятых, сократить потери в бронепроизводстве. На контрольные плиты для полигонных испытаний брони мы расходуем до 10 % брони, в то время как немцы на это расходуют всего около 3 %. В 1940 г. для испытания брони было израсходовано около 4 тыс. крупнокалиберных снарядов, больше, чем немцы и англичане вместе в Ютландском бою[630].

Отстающим участком танкостроения было оснащение машин оборудованием. Проверка в апреле 1941 г. состояния дел выявила значительное отставание от заграницы и современных тактико-технических требований, предъявляемых к новым танкам. Оснащение танков приборами, повышающими действенность артиллерийского огня при стрельбе с хода, приборами вождения в условиях плохой видимости, современными радиостанциями и переговорными устройствами, приборами электрооборудования и зажигания признавались неудовлетворительными[631].

До Великой Отечественной войны автомобильная промышленность СССР произвела свыше 1 млн автомобилей, самая значительная их часть, впрочем, как и в других, особенно в воюющих странах, поступала на военные нужды. Вместе с тем нельзя не обратить внимания на обращение к руководству страны молодого инженера М.А. Дресслера, написанное в декабре 1940 г. Автор писал, что германская армия располагает колоссальным парком грузовых и легковых автомашин. Но моторизация армии, писал он, не значит только танки, тракторы и автомашины, но и маленький и неуважаемый во многих армиях (французской и английской в том числе) мотоцикл, значение которого хорошо поняли немцы. «Вена и Прага были заняты отрядами немецких мотоциклистов, после которых лишь последовали воздушные десанты и бронемашины. В боях на севере Франции германская армия направила против французов целую мотоармию в составе 60 тыс мотоциклов». Печать писала, как была взята в плен французская рота тремя мотоциклистами германской армии. По приведенным автором данным на 1 января 1940 г., количество мотоциклов в Германии почти сравнялось с количеством автомашин (1 860 722 мотоцикла и 1 942 487 автомашин), тогда как в Англии их доля по отношению к автомобилям составила только 16,5 % (411 593 к 2 521 792), во Франции 23 % (526 713 мотоциклов и 2 268 985 автомашин). В связи с этим автор призывал во много раз увеличить производство мотоциклов, которое в СССР развертывалось явно недостаточными темпами. «Если Германия располагает парком в 2 млн мотоциклов, то Союз, я считаю, должен иметь 10 миллионов», — и выразил желание содействовать этому путем организации общества «Сталинских мотоциклистов». При этом программу нужно направить не на то, чтобы «производить не роскошные машины, которыми будут щеголять папенькины сынки, а хорошие, прочные и верные машины для мирного и военного времени». Нужно иметь, писал он, не десятки систем и моделей, а соблюдать полную стандартизацию. Предлагалось три типа: легкий мотоцикл, средний и тяжелый с коляской[632].

Военное судостроение

После образования в конце 1937 г. Наркомата ВМФ он стал главным заказчиком военного судостроения. В начале 1938 г. начал действовать Главный морской штаб (ГМШ). ГМШ через систему подчиненных учреждений и специальных наркоматских комиссий разрабатывал задания по новому кораблестроению, на основании которых НК ВМФ представлял свои заявки.

В сентябре 1938 г. на пост Наркома ВМФ был назначен печально известный М.П. Фриновский, ранее заместитель Ежова и начальник ГУГБ НКВД. Новый нарком ВМФ, видимо памятуя о своем недавнем прошлом, начал с «выяснения отношений» и «разоблачений». На эту тему им на имя Сталина был представлен доклад о неудовлетворительном состоянии судостроительной промышленности по итогам 1938 г., где указывалось, что судостроительный главк НКОП в лице Тевосяна, Редькина [А.М. Редькин] и директоров заводов не справились с поставленными перед ними задачами. Вместо действительной борьбы за преодоление последствий вредительства, за искоренение недостатков производства, налаживание организации, поднятие качества работ, повышение дисциплины и ответственности, снижение стоимости постройки кораблей, они внедряли в практику работы штурмовщину, показывали успехи на одном участке, скрывая завалы на других, замазывали истинные причины срыва постройки кораблей. Эти срывы, по мнению Фриновского, сигнализировали о наличии вредительства, а действия руководителей объективно прикрывали вредителей и создавали благоприятные условия для их маскировки. Таким образом, основные причины срыва плана строительства флота упирались, по его мнению, не в объективные обстоятельства, а в субъективные: неудовлетворительное руководство, вопрос о котором необходимо было, по его мнению, пересмотреть.

Среди причин невыполнения программы кораблестроения автор доклада называл огромный вред, нанесенный вредителями, диверсантами, плохое руководство со стороны НКОП планированием и организацией производства, неудовлетворительное кооперирование заводов, приводящее к некомплектной сдаче кораблей, низкую трудовую дисциплину и, как следствие, снижение качества, большой процент производственных аварий и брака, систематическое невыполнение контрагентских поставок как по линии заводов НКОП, так и по линии НКМаша. Заводы НКОП в отношении своих контрагентов, отмечал нарком, выступают не столько заказчиками, сколько посредниками, так как заказ на изготовление одного агрегата дробится между многими заводами, вносит безответственность, позволяет сваливать вину на другого, в результате чего срываются сроки постройки. Заводы НКОП не играют ведущей роли в отношении своих контрагентов, сами оказываются в полной зависимости от них.

Станки, оборудование и силовое хозяйство загружены неравномерно из-за слабого руководства, выполнение программы идет главным образом за счет увеличения рабочей силы, а не рационализации производства и использования внутренних технических ресурсов, хотя заводы имеют огромные возможности для выполнения программы судостроения, а их полезная отдача едва достигает 65–70 %. Однако тут же отмечалось, что отдельные заводы судостроения маломощны и явно не могут справиться с возложенными на них задачами, требуют реконструкции. Назывался Владивостокский завод № 202, который, будучи единственной производственной базой ТОФа, не выходил из прорыва, а влезал в него все глубже и глубже. Завод № 199 в Комсомольске, кроме двух подлодок, фактически ничего не дал стране.

По всем судостроительным заводам, отмечал автор, литейные, механические и монтажные цеха не соответствуют мощностям корпусных цехов. Как следствие низкого качества работ, низкой трудовой и кадровой дисциплины — колоссальная аварийность кораблей по вине заводов. На устранение их последствий затрачивалось три четверти времени заводских и сдаточных испытаний. В главке и на заводах эти аварии квалифицируются как «неполадки», вследствие чего массы рабочих и ИТР на борьбу с этими авариями не мобилизованы, а руководители отдельных заводов (завод № 190) занимаются поиском объективных причин для самооправдания. Например, после многократного сжигания подшипников Митчелла, на требование приемщиков РККФ заменить подушки подшипников более толстыми по разработанным ЦКБ-17 чертежам заводы упорно и настойчиво отвечали отказом. Изготовленные подушки лежали без применения на заводе в течение двух с половиной месяцев.

Следствием плохого руководства и планирования, обилия аварий и безответственности, отмечал нарком, является низкий уровень трудовой дисциплины, характерный почти для всех заводов НКОП. Из семи часов рабочего дня на производственную работу затрачивается максимум 4,5 часа. На заводе № 189 летучей проверкой было обнаружено, что 1471 чел. ушли на обед раньше положенного времени и вернулись на работу с опозданием. Закрепление рабочей силы и передача опыта отсутствуют. Строители в процессе постройки кораблей часто меняются, что дезорганизует работу и требует большой потери времени на освоение корабля.

Рабочие и ИТР, приезжающие на дальневосточные заводы, как правило, на них не остаются. Оседанию этих людей препятствует необеспеченность жилищно-бытовыми условиями и отсутствие надлежащей заботы о людях. Если к концу отчетных периодов происходит, как правило, штурмовой нажим, чтобы показать количественные сдвиги, то обычно это делается за счет качества работ, недоделок и некомплектности. Брак по линии проектирующих и производственных организаций очень велик, причем основными причинами его являются: брак чертежей, выпускаемых КБ (выпускаемые чертежи исправляются по несколько раз); неправильный технологический процесс; некачественность сырья и полуфабрикатов; плохая квалификация литейщиков и отсутствие борьбы с литейным браком; отсутствие обмена опытом между заводами и отдельными цехами внутри завода; недостаточное руководство и отсутствие проверки производства работ; слабая финансовая дисциплина.

По этим причинам строительство линкора «Советский Союз» не вышло из стадии проектной разработки. Постоянно происходит удорожание стоимости кораблей при постройке. Так, на строительство лидера «Минск» вместо запланированных 20 млн руб. было затрачено 29, причем три с половиной миллиона ушло на переделки брака.

Работа контрольно-приемного аппарата НК ВМФ — недостаточно четкая и не всегда последовательная, поэтому корабли продолжают принимать в состав флота с большими недоделками под нажимом НКОП. Обстановка для работы военприемщиков, созданная руководством НКОП и директорами заводов, препятствует нормальному осуществлению приемки продукции и контроля за качественным ее изготовлением. Тевосян якобы лично в неоднократных своих выступлениях, в присутствии рабочих и ИТР заводов делал прямые выпады против военпредов, указывая, что их требования направлены на срыв сдачи кораблей. Исключительно нездоровая обстановка сложилась на заводе № 190 им. Жданова, где требования военприемщиков не принимались к исполнению и квалифицировались как вредительские, а все военпреды как саботажники. Кроме того, относительная молодость большинства военпредов, недостаточность опыта и обостренные отношения с руководством НКОП приводили к случаям, когда некоторые из военпредов уклонялись от ответственных решений и не ставили остро вопросы там, где это требовалось обстановкой[633].

В отличие от прежнего разгрома руководства военно-морского судостроения, в данном случае никаких репрессий не последовало. Напротив, созданный в январе 1939 г. Наркомат судостроительной промышленности (НКСП) возглавил, несмотря на критические стрелы в его адрес, И.Ф. Тевосян. Наркомат почти полностью занимался военным судостроением в лице 4 главных управлений: судостроительного, минно-торпедного, броневого, приборов управления огнем и гидроакустики. К наркомату фактически перешла и роль главного разработчика новых проектов в этой области. Этим занимался Центральный научно-исследовательский институт (ЦНИИ-45), образованный в 1938 г. на базе НИВК. Вместо репрессий против руководства военно-судостроительной отраслью, сам нарком ВМФ оказался в числе врагов народа и был арестован.

Новым наркомом ВМФ стал Н.Г. Кузнецов. Между тем с 1938 г. должна была вступить в действие принятая программа строительства боевых и вспомогательных кораблей на 1938–1945 гг. Первоначально программа предполагала усиление ВМФ СССР в 10 раз с целью к 1945 г. либо выйти на уровень ведущих морских держав (Великобритании, США, Японии, Италии и Германии), либо превзойти их, причем главное внимание уделялось строительству крупных надводных кораблей. Так, ТОФ должен был получить 6 линкоров, Балтийский флот — 4, Черноморский — 3, Северный — 2. Линкор «Советский Союз», заложенный в июле 1938 г. на Балтийском заводе, должен был превосходить все показатели кораблей подобного класса иностранных флотов. Линкор «Советская Украина» в октябре того же года был заложен на Николаевском заводе им. Марти.

В июле 1939 г. новый нарком ВМФ представил еще более масштабный 10-летний план строительства военно-морских сил. В декабре 1939 г. новый завод № 402 в Молотовске (ныне Северодвинск) начал строительство линкора «Советская Белоруссия». В июле 1940 г. на Балтийском заводе состоялась закладка линкора «Советская Россия». Планировалось также строительство двух тяжелых крейсеров, в частности «Кронштадта», заложенного в начале 1941 г., и «Севастополя».

Однако программы военного судостроения необходимо было увязывать с пятилетним планом. На третью пятилетку планировалось заложить 8 линкоров, 5 тяжелых и 16 легких крейсеров, 16 лидеров и 41 эсминец, а всего — 320 кораблей. Часть кораблей планировалась к сдаче только в следующей пятилетке. При определении заданий на пятилетку НКСП вынужден был урезать число крупных боевых единиц. В сентябре 1939 г. было принято решение замедлить строительство линкоров и тяжелых крейсеров с целью ускорить ввод в действие легких надводных кораблей и подводных лодок. Возведение завода № 402 в Молотовске, где намечалось построить 2 линкора, задерживалось.

Согласование контрольных цифр плана привело в 1940 г. к новым значительным корректировкам. Количество боевых кораблей сокращалось до 210, линкоров — до 6, тяжелых крейсеров до 4. Зато увеличены были задания: по легким крейсерам — до 21, по эсминцам — до 86 и подводным лодкам. Выделяемых средств было явно недостаточно для создания «большого флота», исключительно сложного и дорогостоящего. Да и мощности судостроительной промышленности не позволяли выполнять намеченные задания. Поэтому военное судостроение значительно отставало от намечаемых сроков. Не хватало металла, брони, многих механизмов, вооружений и т. д. На смену грандиозным планам приходила более трезвая оценка реального состояния заводов судостроительной промышленности.

В апреле 1940 г. руководство НКСП доложило Сталину об изменениях в плане строительства боевых кораблей и вспомогательных судов на 1940–1942 гг. Была установлена специализация заводов по типам кораблей. Завод № 189 (Балтийский) — линкоры и легкие крейсеры. Завод № 190 (Ленинградский им. Жданова) — лидеры, эсминцы, сторожевые корабли. Завод № 194 (Ленинградский) — тяжелые и легкие крейсеры, подлодки типа «Щ». Завод № 196 (Ленинградский) — большие подлодки типа «КУ», средние подлодки типа «С», малые подлодки XV серии, минные заградители. Завод № 198 (Николаевский) — линкоры, легкие крейсеры, лидеры, эсминцы, подлодки IX серии. Комсомольский завод № 199 — легкие крейсеры, лидеры, эсминцы, сторожевые корабли. Николаевский завод № 200 — тяжелые и легкие крейсеры, канонерские лодки, эсминцы. Завод № 201 в Севастополе — тральщики, сторожевые корабли и ремонт судов. Завод № 202 во Владивостоке и завод № 264 — бронекатера. Завод № 300 — охотники за подлодками, речные мониторы. Завод № 341 — торпедные катера. Завод № 112 — тяжелые речные мониторы, морские канонерские лодки, подлодки IX и XV серий. Строящийся завод № 402 в Молотовске предназначался для строительства линкоров и эсминцев. Старые Петрозавод и Усть-Ижорская верфь должны были выпускать быстроходные и прочие тральщики.

В связи с намечающейся заменой ряда проектов боевых кораблей новыми проектами (линкоры, тяжелые крейсеры, лидеры, эсминцы, большие подлодки и др.) НКСП просило утвердить тактико-технические задания проектирования новых кораблей и пересмотреть сроки их закладки и осуществить мероприятия по развитию смежных отраслей промышленности[634]. Летом 1940 г. нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов докладывал Сталину, что отсутствие утвержденной программы строительства флота на перспективу затрудняет решение комплекса вопросов обеспечения флота: подготовки кадров, планирования и строительства военно-морских баз, центральных складов, планирования производства вооружения и боеприпасов. Для ориентировочных расчетов по всем видам обеспечения флота в перспективе НК ВМФ, указывал Кузнецов, пользовался сначала десятилетней программой, разработанной и представленной в правительство в 1938 г., затем пятилетней программой, откорректированной в 1939 г. Но эти программы так и не были утверждены правительством, устаревали через сравнительно короткий срок из-за недовыполнения промышленностью программы очередного года, приводили к беспрерывным пересчетам потребностей флота, создавали исключительное напряжение в работе аппарата. В то же время программа, которая исходит из реальных возможностей промышленности, далеко не отвечает даже минимальным потребностям морских театров в корабельном составе. Линейный флот в пятилетке остается в прежнем составе: 1 линкор на Черноморском и 2 на Балтийском театре. Из крупных кораблей вступят в строй 11 крейсеров, что составит вместе с существующими в среднем по 3 новых крейсера на театр. Из легких сил (лидеры, эсминцы) вступят в строй 42 ед., что вместе с существующими составит в среднем по 16 новых единиц на каждый театр. На это основное боевое ядро надводного флота ляжет вся тяжесть таких боевых действий, как обеспечение выхода подводных лодок, защита коммуникаций, содействие армии, проведение разведывательных операций, обеспечение минных постановок, не говоря уже об операциях против баз и побережья противника. Тяжелое положение будет со сторожевыми кораблями и тральщиками. По программе должно вступить всего лишь 9 эскадренных сторожевых кораблей. Они должны будут нести сторожевую службу, противолодочную оборону и конвоирование судов. Из тральщиков вступят в строй 34 ед., что вместе с имеющимися 28 составит 62, или по 15 на флот. Это количество недостаточно для обеспечения всего объема тральных работ. Не размещено строительство морских канонерских лодок для Балтийского флота, в то время как по условиям театра (шхеры) такой тип корабля совершенно необходим. Во время боевых действий с Финляндией для содействия флангу армии приходилось вооружать шаланды. Дислокация производства такова, что такой важнейший театр, как Тихоокеанский, может рассчитывать на пополнение основных боевых единиц только за счет перевода с других флотов. В мирное время переводы затруднительны, в военное же время — или невозможны, или связаны с большим риском[635]. В мае 1940 г. Кузнецов докладывал Сталину о недостатках в конструкции боевых кораблей и в оборудовании баз, выявленных в ходе советско-финляндской войны. В боевых действиях в той или иной мере принимали участие все классы кораблей: линкоры, лидеры, миноносцы, сторожевые корабли, тральщики, подлодки и вспомогательные суда. Ряд дефектов и повреждений, писал он, явились следствием конструкционных недоработок и недостаточного освоения новой техники личным составом кораблей[636]. Одновременно Кузнецов доложил, что сдачу новых кораблей тормозила главным образом несвоевременная поставка приборов управления огнем вследствие недостатка производственных мощностей заводов, изготовляющих приборы. Все новые эсминцы и лидеры не имеют приборов управления зенитным и торпедным огнем. Это делало корабли совершенно беззащитными от атак самолетов, а отсутствие приборов управления торпедной стрельбой заставляет выходить корабли в атаку по способам времен первой империалистической войны. На 1941 г. затруднения с изготовлением приборов управления стрельбой принимают катастрофический характер, докладывал нарком[637].

В октябре 1940 г. НКСП представил откорректированный план военного судостроения на 1941 г. В результате внесенных изменений, снималась закладка 1 линкора, 4 лидеров-эсминцев и ледокола-сторожевика. Дополнительно включалась в план закладка 4 эсминцев, 2 сторожевиков, 11 подлодок типа «С» и 2 подлодок XV серии. Это давало возможность к 1942 г. увеличить боевой состав флота на 15 единиц. Кроме перечисленных кораблей, строящихся для НК ВМФ и НКВД, планом 1941 г. была предусмотрена также постройка переходящих и вновь закладываемых по решениям Экономсовета гражданских судов для НКВМФ, НКРФ и ГУСМП. Всего в 1941 г. будут находиться в постройке, кроме заказов НКВМФ и НКВД, 2 ледокола типа «И. Сталин», 10 наливных судов, 3 рефрижератора, 18 буксиров, 4 землечерпалки, 30 шаланд и барж.

Учитывая значительное увеличение загрузки судостроительных заводов военными кораблями, НКСП просил пересмотреть ряд решений Экономсовета о закладке в 1941 г. на заводах НКСП новых гражданских судов. Указывалось, что вносимые коррективы вызывают необходимость одновременного решения следующих наиболее важных вопросов комплектации кораблей оборудованием и вооружением, в том числе по турбинам, по дизелям, башенным установкам, вспомогательным механизмам, судовой броне, производимых по линии других наркоматов.

В НКСП считали, что для форсирования строительства легких крейсеров, эсминцев, сторожевиков, тральщиков и подлодок, а также для более эффективного использования судовой брони необходимо установить определенную очередность в постройке больших кораблей, обеспечивая в первую очередь линкор «Советский Союз» и тяжелый крейсер «Севастополь». Сталин, однако, потребовал, чтобы НКСП и НК ВМФ представили согласованный между собой проект развития военно-морских сил[638].

В декабре 1940 г. Н.Г. Кузнецов в докладной записке в Комитет обороны снова указывал на то, что производственные возможности НКСП не обеспечивают удовлетворения даже минимальных потребностей ВМФ в боевых кораблях в случае начала военных действий. На флоте в основном старые линкоры. Автор приводил данные ГМШ, составленные на основе опыта Первой мировой войны и современных технических достижений об ожидаемых потерях флота. Указывалось, что эти потери приведут к резкому уменьшению (более чем на треть) флотского состава. Поэтому вариант мобплана, предлагаемый промышленностью, ни в коей мере не может удовлетворить НК ВМФ. Предлагались срочные меры подготовки к войне (как видно из расчетов, вероятные противники были Германия и Япония), чтобы восполнить нехватку кораблей наиболее нужных классов. С начала войны следует совершенно прекратить постройку линкоров и тяжелых крейсеров на всех театрах, кроме Белого моря, где оставить достройку одного линкора для освоения постройки тяжелых кораблей для будущего. Всю освободившуюся мощность заводов направить на строительство легких сил и подлодок. Сократить сроки постройки кораблей за счет введения твердого технологического процесса и утвержденных Комитетом обороны графиков постройки типовых кораблей, введения трех смен на заводах, накопления мобзапасов. За счет уплотнения сроков строящихся кораблей и ликвидации строительства больших кораблей произвести максимальное число новых закладок миноносцев, подлодок и тральщиков. Расширить базу военного кораблестроения за счет привлечения гражданских заводов для строительства вспомогательного флота (плавмастерские, десантные лихтера и т. д.) и малых боевых кораблей (подлодок, тральщиков, охотников и торпедных катеров). Особо уделить внимание Дальнему Востоку, где диспропорция боевого флота с тральщиками и сторожевыми кораблями особенно велика. Помимо учета перебросок по Севморпути (подлодки типа «К») и по железной дороге (торпедные катера) необходимо в Хабаровске теперь же, в Советской Гавани, с момента подвода железной дороги расширить базу для строительства тральщиков и охотников[639]. Постановлением Комитета обороны о плане военного судостроения на 1941 г. было решено отказаться от закладок новых линкоров и тяжелых крейсеров. Заложенный в 1939 г. линкор «Советская Белоруссия» подлежал разборке на стапелях. Предполагалось сконцентрировать усилия на достройке линкора «Советская Россия» в Молотовске и двух тяжелых крейсеров в Ленинграде и Николаеве. Спуск на воду этих боевых единиц переносился на 1942–1943 гг. Постановление обязывало НКСП форсировать строительство лидеров, эсминцев и других кораблей с тем, чтобы уже в 1941 г. вывести их на испытания. Одновременно другим ведомствам предписывалось ужесточить необходимые поставки для флота, усилить кооперацию заводов, изготовляющих начинку и вооружение кораблей, ускорить научно-исследовательские работы в этой области. В конце 1930-х гг. только в производстве вооружения для кораблей было задействовано 47 крупных заводов, в том числе Ленинградский механический (ЛМЗ), «Большевик», «Баррикады», Новокраматорский, 13 НИИ и КБ, которые входили последовательно в НКОП, затем в НКВ. Научным обеспечением разработок занимался в основном артиллерийский научно-исследовательский морской институт — АНИМИ (АрНИМИ). Крупные КБ были на ЛМЗ и «Большевике». Как и в других ведомствах, в военном судостроении существовали ОТБ и ОКБ НКВД. В систему входило большое число судоремонтных заводов и баз.

Параллельно в НКВД составлялась своя программа военно-морского судостроения на 1938–1942 гг. Она предусматривала строительство 4 сторожевых ледоколов, 14 сторожевых кораблей и 20 сторожевых катеров и т. д. НКВД увеличил свою роль в качестве заказчика для промышленности[640].

Если подвести итог военному судостроению за предвоенный период в целом, то выходит, что к наследству от старой России флоту, изрядно устаревшему, в том числе линкорам «Марат», «Парижская коммуна» и «Октябрьская революция» (линкор «Полтава» в 1940 г. пошел на слом)., добавилось 312 крупных и средних новых боевых единиц, включая 3 легких крейсера («Киров», «Максим Горький», «Молотов»). Два крейсера — «Лазарь Каганович», и «Калинин» — находились в стадии пуска. Реконструкции подверглись крейсеры «Червона Украина», «Аврора», «Красный Крым» (б. «Светлана», «Профинтерн»). На вооружении состояли 7 лидеров эсминцев (в Италии был построен лидер «Ташкент»), 30 эсминцев, 18 сторожевых кораблей, 1 минный заградитель, 8 мониторов, 38 тральщиков. Было введено в строй 206 подводных лодок: 34 больших, 94 средних, 78 малых. С 1939 г. на них устанавливались однотипные двигатели. Кроме того, выпущено 477 морских и речных катеров различных типов. В постройке находилось 3 линкора, 2 тяжелых и 10 легких крейсеров, 2 лидера, 45 эсминцев, 15 сторожевых кораблей, 25 тральщиков, 6 мониторов, 10 сетевых заградителей, 10 больших охотников и 91 подводная лодка. Части пограничной охраны НКВД получили 4 сторожевых корабля, еще 2 были куплены в Италии и около 200 сторожевых катеров.

Таким образом, в начавшейся 22 июня войне пришлось сражаться с врагом в основном на новых кораблях «малого флота» и подводных лодках. Современных линкоров, авианосцев, тяжелых крейсеров в составе советского ВМФ не было. Значительная доля военной нагрузки пришлась на переоборудование гражданских судов, а по гражданской линии в 1936–1941 гг. было спущено на воду 9 крупных морских судов, 4 мощных ледокола, 2 ледокольных транспорта, 2 лесовоза и один большой танкер «Узбекистан». Всего на суда советской постройки приходилась примерно четверть транспортного и торгового флота СССР[641].

Состояние мобилизационной подготовки и мобилизационного планирования накануне войны

В деле с мобилизационной подготовкой и разработкой нового мобилизационного плана на случай возможного военного нападения мало что изменилось. 17 июня 1938 г. Комитет обороны принял постановление о введении в действие МП-1 по тяжелой промышленности на период до 1940 г. По МП-1 предусматривалась подача в расчетный период 51 818 артсистем, 27 760 самолетов, 19 290 танков, 5 700 бронемашин, 82 300 тракторов, 2 740 800 винтовок. Снарядов — 233 353, патронов — 16 640 тыс. Пороха на первый год войны 285 тыс. т., 616 тыс. т. взрывчатых веществ, 228 тыс. т. ОВ[642]. Расчет МП-1 по поставкам металлов составлял: стали — 9,5 млн т., проката — 5,8 млн т., меди — 305 тыс. т., свинца —154 тыс. т., алюминия — 131 тыс. т., цинка — 88 тыс. т., никеля — 12 тыс. т., олова — 11 тыс. т. Поставка цветных металлов рассматривалась особенно недостаточной из-за слабых мощностей предприятий цветной металлургии. Напротив, бурное развитие химической промышленности в предшествующие годы позволяло обеспечивать МП-1 по азотной кислоте, олеуму, хлору, сере, анилину и толуолу. Общая стоимость МП-1 в ценах 1938 г. определялась в 60 млрд руб.[643]

В августе 1938 г. вопрос о мобплане и мобилизационных мощностях промышленности «по выстрелу» рассматривался Военно-промышленной комиссией, где отмечалось, что решающим фактором, определяющим развитие операций в военное время, особенно в первый его период, будет служить обеспечение потребности армии в винтовках, орудиях (особенно гаубицах, тяжелых и зенитных), патронах и снарядах. Отмечалось, что развитие производственных мощностей по их производству на то время таково, что в случае войны, если она начнется, промышленность в состоянии будет удовлетворить на первый год войны не больше 30 % действительной потребности армии. В результате может повториться история начала Первой мировой войны.

Указывалось, что создание новых мощностей требует обычно длительного срока. Строительство новых заводов занимает, как правило, 1–2 года, а на освоение производства на новом заводе и укомплектование его кадрами требуется значительно большее время. В ближайшее время можно было рассчитывать только на те новостройки, которые уже выполнены хотя бы на 30–50 %, но их строительство нужно всемерно форсировать и осуществить немедленный перевод наиболее ответственных и напряженных участков производства на мобилизационное состояние. Принять специальный закон, создающий условия, необходимые в отношении снабжения, кадров и распорядка рабочего времени, а именно: переход на три смены с полным использованием мощности оборудования и аппаратуры; закрепление всего рабочего, служащего и инженерно-технического состава мобилизуемых заводов за этими заводами до особого распоряжения правительства, без права ухода ила перевода на другие предприятия; мобилизация рабочих до полной потребности на три смены; введение на заводах внутреннего распорядка воинской дисциплины и ответственности; закрепление за заводами призывных возрастов и организация вневойсковой подготовки при заводах без отрыва от производства; прекращение отпусков с выдачей компенсации в размере месячного оклада; выделение мобилизуемых заводов в особые условия первоочередного снабжения; распространение этих же правил в отношении личного состава военных отделов наркоматов и главков.

В число мобилизуемых предприятий предлагалось включить пороховые заводы НКОП: № 40 (Казань), № 9 (Шостка), № 204 (Тамбов), № 14 (Черусти), № 89 (Петровеньки). При этом расширить производство на комбинатах № 101 и 392. Достроить завод № 98. По производству тротила включить в число мобилизуемых заводы НКОП № 15 (Чапаевск), № 80 (Горький) и Горловский. По производству гильз завод № 176 (Тула), № 187 (Тула), № 184 (Зеленодольск), капсюлей — завод № 5 (Ленинград), № 11 (Загорск), № 15 (Чапаевск) и завод № 53 (Шостка). Взрывателей — завод № 10 (Пермь), № 65 (Таганрог), № 4 (Ленинград) и № 50 (Пенза). Снарядных корпусов: заводы № 78 (Челябинск), № 79 (Днепропетровск), № 73 (Сталино), № 72 (Верхняя Тура), № 63 (Нижний Тагил), № 76 (Надеждинск) и Златоустовский завод НКМ. Всего по производству боеприпасов 25 заводов перевести на мобилизационное положение.

В число мобилизуемых должны были войти артиллерийские заводы НКОП № 172 (Пермь) — 152-мм орудия, № 221 (Сталинград) — 203-мм Б-4, 122-мм А19, 152-мм БР-2, № 8 (Мытищи) — 76-мм зенитные орудия и 45-мм пушки, а также завод «Большевик» — 203-мм Б-4, Уралмаш — 122-мм гаубицы. По стрелковому вооружению: заводы № 173 (Тула), № 180 (Ижевск), № 2 (Ковров) — с заданием 100 тыс пулеметов ДП и ДТ. Пиротехнические патроны: завод № 46 (Кунцево), № 188 (Подольск) и № 3 (Ульяновск). По оптическому производству завод № 69 НКВД в Павшино.

Предлагалось в ударном порядке организовать выпуск специального оборудования для орудийного, патронного и взрывательного производства. Для этой цели послать за границу комиссию для заказа 3–5 тыс специальных станков. Приступить к созданию мобзапасов цветных металлов и ферросплавов и к ввозу дефицитных металлов и сплавов из-за границы[644].

К июню 1941 г. практически все предприятия военно-промышленных наркоматов и многие военизированные заводы других наркоматов были переведены на мобилизационное положение. 29 июля 1939 г. было заявлено о введении с 1 августа отдельного МП-8 по гражданским отраслям[645]. Как справедливо отмечал Симонов, выполнение ими мобилизационных заданий было под большим вопросом, так как поглотило бы львиную долю госбюджета. Остальные отрасли народного хозяйства остались бы в очень тяжелом положении и непременно сказались бы на развитии самой военной промышленности[646].

Задачи военно-мобилизационной подготовки должны были решать Комитет обороны, Военно-промышленная комиссия, Совет оборонной промышленности, Мобилизационное управление Госплана. В апреле 1941 г. в записке в адрес Политбюро Госплан сигнализировал, что задания по натуральным показателям оборонного производства доводятся с большими опозданиями по всем наркоматам. Это приводит к существенным изъянам в области мобилизационного планирования[647].

Накануне войны один из ответственных работников ГАУ М.В. Бушелев обратился к Сталину с докладной запиской по этому вопросу, касаясь, в частности, производства вооружения и боеприпасов. Современная война, писал он, предусматривает, во-первых, краткий период мобилизационного развертывания вооруженных сил; во-вторых, что на обеспечение армии должна работать вся промышленность; в-третьих, что эта война будет рассчитана не столько на разгром вооруженных сил, сколько на экономическое истощение хозяйства противника и упадок морального духа населения, его воли к сопротивлению.

«Максимальная армия, которую может выставить страна, — это тот максимум, который страна может полностью вооружить и снабжать». Обеспечить его на длительный срок за счет запасов, накапливаемых в мирный период, невозможно. Ни одна страна не может заготовить и хранить продолжительный срок запасы, хотя бы на год войны. Количество боеприпасов, хранящихся в мирное время, определяется способностью промышленности переключиться с мирной работы на изготовление боеприпасов в условиях войны, иначе страна теряет в качестве в первый период войны: хорошо обученные людские кадры выступают с устаревшей техникой. Сегодня каждая из мировых держав, отмечал он, старается максимально сократить сроки мобилизационного развертывания промышленности. Эта работа ведется по двум линиям. Во-первых, строительство специальных кадровых заводов и разработка детальных строительных проектов для новых заводов, постройка которых в мирное время нецелесообразна. Однако уже в мирное время для них выбираются площадки, создаются подсобные предприятия, энергетическая база и т. п., которые могут быть загружены в мирное время. (Трудно сказать, какие мировые державы имел в виду автор. Если Германию и Японию, то эти страны уже вели военные действия и мобилизовали свои экономики на нужды войны. Если другие, то их быстрый разгром с началом военных действий вряд ли свидетельствует об удовлетворительном состоянии мобилизационной подготовки).

Во-вторых, изучение заводов мирной промышленности с целью определения номенклатур военных изделий, которые способны выпускать заводы с максимальным эффектом. Разрабатываются вопросы ассимиляции и кооперирования промышленных предприятий для нужд войны. Кадровые военные заводы имеют своим назначением пополнять и освежать боевые запасы в мирное время; обучать и сохранять основной костяк кадров инженеров, техников и мастеров, владеющих искусством изготовления боеприпасов. Опираясь на опыт этих кадров, мирная промышленность должна быстро разворачивать производство боеприпасов в военное время.

Например, автор задавал вопрос, как будет определяться потребность в порохах во время войны. Исходя из уровня современной военной техники, для наших вооруженных сил эта потребность равна 550–600 тыс. т. в год. В настоящее время мощности пороховых заводов составляют на 80–90 тыс. т. в год. Положение со строящимися снаряжательными заводами аналогично с положением пороховых заводов. Их тоже строят мало, долго, плохо, и неизвестно, когда построят.

Особое внимание следует обратить на вопросы обеспечения взрывчатыми веществами. Для германской армии месячная потребность в ВВ равна 38 тыс. т. Годовая потребность наших вооруженных сил во ВВ составит во время войны не менее 750–800 тыс. т. без учета потребностей горной промышленности и сельского хозяйства. Но вопросами изучения наших возможностей по ВВ во время войны никто не занимается.

Потребность в будущей войне в трубках и взрывателях различной конструкции будет равна около 500 млн шт. в год. Этот вид изделий благодаря своей сложности требует длительного времени для освоения. Опыт перевода заводов мирной промышленности на изготовление взрывателей в 1939–1940 гг. показал, что для развертывания валового производства требуется около двух лет. Надо полагать, указывал автор, что трудности развертывания во время войны в связи с большим количеством вводимых заводов будут еще больше и сроки освоения до нормального выпуска продукции значительно увеличатся.

Не хватает кадровых заводов, специализирующихся на изготовлении снарядных корпусов. Во время войны их придется готовить на заводах мирной промышленности. В 1939 г. к выполнению программы и накоплению опыта по мобилизации промышленности приступили 11 заводов. Но такие темпы развертывания не могут удовлетворить требованиям, которые предъявит война.

Эти примеры, заключал автор, приводят к выводу о неблагополучии в области работы по подготовке народного хозяйства к войне. Советский Союз по сравнению с дореволюционной Россией увеличил промышленность почти в 10 раз. За последние 3 года правительством принимаются все меры к развитию оборонной промышленности. Но по вопросу артиллерийского вооружения и боеприпасов, сравнивая производство в России 1916 г. и в настоящее время, ясно видно, что сравнение идет не в пользу современной промышленности. Анализируя причины слабых темпов развития, автор выделял особо вопросы организационные, так как правильная организация в вопросах подготовки народного хозяйства к войне в мирное время определяет как темпы развертывания в предвоенный и в начальный период войны, так и эффективность затраченных средств и усилий в мирный период.

Проверка мобилизационной готовности промышленности, проведенная в последнем квартале 1939 г., указывал автор, не вскрыла всех недостатков в деле подготовки промышленности к войне, так как была проведена крайне куце и однобоко. Нельзя было мобилизовать только промышленность, изготовляющую боеприпасы, без урезывания материальных ресурсов в других отраслях народного хозяйства и соответствующей корректировки программы выпуска продукции этих отраслей. Это создало объективные трудности, за которыми спрятались основные недостатки мобилизационной работы. Работа промышленности по мобилизационному плану в 1939 г. показывала, что реальной подготовки промышленности к войне не проводилось и мобилизационного плана, в сущности, не было. Была в Комитете обороны толстая книга, где было записано, какой завод сколько и какие элементы боеприпасов или вооружения делает. Из этой книги были посланы выписки наркоматам, а последние послали заводам. На этом вся мобилизационная подготовка страны и заканчивалась. (Выделено нами — А.С. )

При попытке ввести мобилизационный план выяснилось, что заводы, ранее не изготовлявшие элементов боеприпасов, не имеют представления о том, как они будут их изготовлять, не имеют оборудования, не знают технологии, не имеют проектов перестройки производства на выпуск элементов боеприпасов, не имели представления, какое им сырье и материалы нужны и кто их будет поставлять. Когда были поставлены эти и подобные им вопросы, в том числе о средствах на строительство и переоборудование, на расширение жилищного фонда и др., оказалось, что в большой книге Комитета обороны ничего об этом не сказано, а без этого такой документ назвать мобилизационным планом страны нельзя. Опыт работы по МП-1 показал, что моборганы наркоматов, а также и аппарат Комитета обороны все внимание сосредотачивали на том, как бы «втиснуть» на завод новые задания, и совершенно не работали над тем, чтобы обеспечить заводам их выполнение организационно и материально.

Сам срок, устанавливаемый мобзаданиями для развертывания специальных кадровых заводов во время войны (6 месяцев), таит в себе, указывал автор, реальную угрозу оставить армию без боеприпасов в самый острый период войны. На деле же даже значительно меньшие задания осваиваются и не могут освоены в течение многих лет. Причина этого в том, что при разработке мобилизационных планов на заводах не уделялось даже минимального внимания этому вопросу как со стороны руководящих работников заводов, так и главков.

На каждом заводе есть узкие места. Проекты их расшивки должны учитываться в мобплане и составлять его неотъемлемую часть. Мобпланы определяют, например, потребность в рабочей силе, но не разрабатывают мероприятия по жилищно-бытовому обеспечению. Уже сегодня коренная причина большой текучести рабочей силы на заводах заключается именно в необеспеченности жильем. Мобпланы не предусматривают и не разрабатывают и такие вопросы, как организация производства, контроля, снабжения, внутризаводского транспорта и т. п.

В мобпланировании в связи с этим встают труднопреодолимые проблемы, о которые спотыкается кадровая военная промышленность уже на протяжении трех с половиной лет. Если даже в кадровой военной промышленности существует такое отношение к вопросам мобилизационной подготовки, то в мирной промышленности дальше распределения мобзаданий по заводам дело вообще не идет. Оно производится без всякого учета оборудования, возможностей, в чем нетрудно убедиться, если проанализировать распределение мобзаданий в любом наркомате. «Мирная промышленность у нас не изучена с точки зрения максимального использования каждого завода в соответствии с его оборудованием при минимальных затратах средств и времени. Не разработан оперативный план перевода промышленности с мирных изделий на военные, который содержал бы в себе: а) очередность перевода заводов; б) кооперирование (кустование) заводов по многодетальным изделиям; в) снабжение и распределение оборудования между заводами; г) заготовку и накопление рабочего и контрольно-мерительного инструмента; д) распределение существующих опытных инженерно-технических кадров по вновь вводимым заводам».

Такая неподготовленная, импровизированная мобилизация промышленности даже в условиях социалистической экономики потребует значительных сроков в случае войны. Мы много потеряем, указывал автор, если сейчас же не возьмемся за планомерную методическую подготовку к ней. К сожалению, общее планирование народного хозяйства слабо увязано с конкретными задачами усиления обороноспособности страны. План развития народного хозяйства и мобилизационный план, то есть план работы народного хозяйства в военное время взаимно не увязаны.

Мобилизационный план страны, указывал автор, нужно сделать экономической программой всего народного хозяйства страны, подчинив пути развития народного хозяйства в предвоенный период основным интересам этой программы. Необходимо реорганизовать наши моборганы. Заново создать такой рабочий орган, который мог бы разработать конкретный план мобилизационных мероприятий.

Надо повседневно, по-деловому готовиться к войне, работая над тем, чтобы рост оборонной мощи страны был в реальном наращивании мощностей, способных развернуться в 2–3 месяца. Для этого нужна программа конкретных практических мероприятий, направленных к тому, чтобы в ближайшее время, во-первых, довести существующие спецзаводы и цехи до полного развертывания мобмощностей. Во-вторых, выделить группу заводов мирной промышленности, близкой по оборудованию к изготовлению боеприпасов. В-третьих, выделить общий резерв мобразвертывания, то есть такие заводы, которые потребуют реконструкции и замены оборудования. В-четвертых, определить группу новостроек — цехов и заводов с вводом в эксплуатацию через три квартала — год с момента перехода страны на военное положение[648].

Между тем мобилизационное развертывание во многом зависело от средств, выделяемых на эти цели. Отдел финансирования обороны НКФ предупреждал, что финансовое планирование на случай войны не полностью отвечало требованиям мобилизации всего народного хозяйства, не охватывает всех тех изменений, которые могут произойти в период мобилизационного развертывания. В мобилизационных планах расходы на военное время обычно предусматривались на один месяц. Только в НКО, НК ВМФ планирование предусматривало большие сроки. Другие бюджетные наркоматы (НКВД, Наркомсвязь, Наркомзем и др.) в смету чрезвычайных расходов включали только расходы, связанные с осуществлением первых мобилизационных мероприятий, а в остальном — по установленному порядку мирного времени.

В то же время потребность промышленных наркоматов в денежных средствах в связи с приспособлением к нуждам войны, мобразвертыванием, увеличением мощностей, изменением ассортимента продукции, увеличением контингентов рабочей силы, вовсе не предусматривались. Союзные республики в смету своих чрезвычайных расходов на месяц войны включали лишь расходы, связанные с выполнением заданий Генштаба РККА, эвакуацией населения и учреждений из районов угрожаемой зоны. Отмечалось, что подобная ситуация в случае войны приведет к тому, что бюджет окажется не в состоянии удовлетворить военные потребности, так как предварительно они не планировались, исходя из того что в течение первого месяца войны будет составлен новый бюджет, который учтет все те изменения, которые произойдут в народном хозяйстве в связи с мобилизацией и установит источники их покрытия.

Задавался вопрос, правильно ли это. Неправильно, заключали в НКФ. Ориентировочный бюджет на год военных действий должен составляться заблаговременно еще в мирное время и должен быть органической частью общего мобилизационного плана страны. Игнорирование бюджетных возможностей поставит под угрозу срыва ряд важнейших мобилизационных мероприятий. Уже сейчас необходимо планировать расходы на максимальную мобилизацию всех ресурсов страны, их перераспределение и т. д. В прежних мобилизационных планах были такого рода попытки, в частности в 1930 г. В последующие годы никаких попыток в этом направлении не делалось. Опыт этой работы никем не был учтен, и попытка не была доведена до конца. В мобплане по линии капстроительства надо учесть необходимость форсированного строительства объектов, имеющих оборонное значение, и сокращение капвложений, а в некоторых случаях и консервации объектов строительства, не имеющих непосредственного значения для нужд обороны. По линии вложений в сельское хозяйство следует предусмотреть увеличение ассигнований на производство сельскохозяйственных продуктов в связи с увеличением потребления их Красной армией и значительным сокращением рабочей силы, занятой в нем, с одновременным сокращением ассигнований по тем мероприятиям, отсрочка осуществления которых не окажет отрицательного влияния на состояние обороноспособности страны. Социально-культурные мероприятия в связи с общим положением страны должны подвергнуться пересмотру в сторону их снижения и перераспределения на цели обороны страны. Расходы административно-хозяйственные и управленческие должны быть резко сокращены. В значительной степени должны измениться в сторону уменьшения расходы по жилищно-коммунальному строительству с одновременным обеспечением выполнения строительства оборонного значения. Учесть, что фонд зарплаты по всем ведомствам значительно сократится в связи с призывом в армию значительного количества работников без возможности их замены. Увеличение потребности в рабочей силе в известной мере будет разрешено за счет ряда мероприятий: уплотнения рабочего дня, поднятия трудовой дисциплины и производительности труда. Принять во внимание, что в доходной части бюджета произойдут значительные сокращения в силу выпадения ряда поступлений в бюджет по отдельным его статьям. Например: поступления от продажи спиртных напитков, налоговые поступления (подоходный налог и др.) в связи с призывом в армию значительного количества плательщиков, доходы по госзаймам и т. д. Возникнет необходимость, помимо перераспределения статей бюджета, изыскания новых источников покрытия расходов, исходя из недопущения эмиссии. Такими источниками могут стать уменьшение расходов в отраслях, не связанных непосредственно с ведением войны; некоторое увеличение налогов, выпуск новых займов, изъятие в бюджет до половины амортизационных отчислений в промышленности и т. д. Каждый год СНК СССР должен рассматривать ориентировочный бюджет мобилизационных мероприятий и вносить коррективы в мобплан[649].

Подводя итог мобилизационным мероприятиям, можно сказать, что к 22 июня 1941 г. работа по составлению единого сводного мобилизационного плана не была завершена и осталась на уровне подготовительных разработок. Поэтому вопрос о том, как будет работать экономика в случае войны, не был разрешен. Позднее работники Госплана писали: «мы слишком поздно начали проводить военно-мобилизационную подготовку нашей промышленности. Наша страна, по существу, не имела комплексного мобилизационного плана подготовки всего народного хозяйства к нуждам войны»[650]. Но проблемы заключались, видимо, в другом. На протяжении почти всего довоенного времени велась постоянная работа по мобилизационному планированию. Но предприятия, получая напряженные плановые задания, обычно с ними не справлялись. Текущие поставки вооружений для Красной Армии тоже шли с отставанием. В этих условиях для выполнения мобилизационных заданий на случай возможной войны просто не хватало ни сил, ни средств.

Последние месяцы перед войной

Ввиду «сгущения грозовых туч на горизонте» темпы военного развертывания в 1941 г. ускорились. В докладе наркома обороны СССР С.К. Тимошенко и начальника Генерального Штаба Красной армии Г.К. Жукова И.В. Сталину в мае 1941 г., указывалось, что в первом квартале был отмечен рост темпов выполнения заказов НКО. Это для начала года был экстраординарный случай. Но все же задания не были выполнены полностью. Отмечалось, что по артиллерии и стрелковому вооружению причинами недовыполнения плана заказов стали неверные методы снаряжения, отсутствие необходимого оборудования, рабочей силы и сталей. Не был полностью оборудован новый завод по производству ППШ. По боеприпасам недовыполнение было связано с недостатками в работе и в руководстве со стороны работников 1-го Главного управления НКБ и завода № 80. Медленно осваивалась технология производства корпусов и патронов на заводах № 508, 510, 512, 513. На снаряжательных заводах отсутствовали площади для снаряжения бомб, обнаруживались недостатки в прессовом хозяйстве. Не был выполнен план-заказ в авиации из-за слабого освоения производства новых типов самолетов (Ил-2, ЛАГГ-3 и т. д.). Поставки новых моделей самолетов осуществлялись в недоведенном виде. Перебои в снабжении приводили к срыву графика и большому количеству простоев на военных заводах. Заметные сдвиги произошли в поставках авто-бронетанкового вооружения, что видно из следующей таблицы:

Таблица 6

Не выполнены были заказы по танку Т-40 на заводе № 37 НКСМ из-за непоставки бронекорпусов Подольским заводом. Не выполнен план поставки легковых машин. Неудовлетворительно обстояло дело с налаживанием выпуска тракторов СТ-2 на Челябинском заводе.

Наиболее плохо обстояло дело с инженерным вооружением, противотанковыми минами, с переправочными средствами, электростанциями, моторными пилами, грейдерами, катками и т. д. Наркоматом электропромышленности поставка для НКО электростанций АС-1, АС-3-4 и поражающих АЭ-1 была сорвана из-за необеспеченности прожекторного завода генераторами, регуляторами напряжений и кабелем для монтажа этих станций. Происходило быстрое наращивание средств связи, но план текущих заказов НКО был резко недовыполнен по телефонным аппаратам, коммутаторам и полевым кабелям. Неважно обстояло дело с поставками бензина и бензозаправщиками. Вместе с тем заметно усилилось внимание к химическому вооружению и средствам химзащиты[651].

Несомненно, что во втором квартале 1941 г. темпы выполнения военных заказов еще более ускорились. Например, в мае было принято постановление Политбюро и решение Комитета обороны о скорейшем развертывании производства танков Т-34. Но данных о поставках уже нет. 22 июня Германия напала на Советский Союз, и тут уже было не до отчетности.